Молодой господин проливает кровь

До террасы, увитой благоухающим жасмином, доносится плеск волн. Вода разбивается о камни, и, осыпаясь белой пеной, набегает на берег. В другом мире, в другой жизни в этих местах хозяйничали Черные воды: случайно заплывшие корабли не возвращались на берег, в темных глубинах обитали жуткие чудовища, и люди опасались селиться у опасного моря. Но здесь Черновода нет и никогда не было, и вместо него на скалистых берегах обосновался другой демон. Теперь над Южным морем гуляет свежий ветер, надувает паруса и гонит лодки; осыпает ароматные лепестки и приносит прохладу в летнюю жару. Ши Цинсюань откидывается на резную спинку стула, жмурится, подставляет лицо заходящему солнцу, и смеется, обмахиваясь веером: — Ты снова победил! Хэ-сюн, наверное, тебе совсем неинтересно со мной играть. Подхваченные порывом воздуха, лепестки жасмина срываются с куста и оседают на его распущенные волосы, мягкими локонами лежащие поверх темно-зеленого ханьфу из легкого шелка. — Интересно. Но сегодня ты быстро сдался, — замечает бог литературы. С тех пор, как Ши Цинсюань покинул небеса и поселился на Южном море, Хэ Сюань стал частым гостем в его небольшом поместье, стоящем на уединенном утесе. “Чтобы составить компанию в партию вэйци”, — смеется Цинсюань и после игры будто случайно касается прохладными губами щеки своего учителя в знак благодарности. Играть он научился только ради своего гостя. Они сидят на террасе с видом на бурное море, в другом мире принадлежавшее Демону черных вод, и здесь, в тени раскидистых деревьев, под мягким взглядом темных и сияющих, как яркие драгоценности, глаз, Хэ Сюаню комфортнее и уютнее, чем в Небесных чертогах. Но сегодня Цинсюань кажется чем-то взволнованным. Он как всегда улыбается, много смеется и шутит, подливает себе и гостю чай и кокетливо накручивает волосы на палец, но Хэ Сюань знает его слишком хорошо, чтобы заметить, как улыбка слишком быстро исчезает, а между бровями залегает легкая тень. Как он смотрит на Хэ Сюаня, когда думает, что тот увлечен игрой и не обращает внимания, как почти решается что-то сказать, но быстро закусывает бледную губу. И, конечно же, видит, как черные камни на доске вэйци слишком быстро сдаются и позволяют себя захватить, как почти бездумно уступают территорию, даже не пытаясь атаковать. Ши Цинсюань мог быть сильным соперником, его ходы было сложно предугадать, но сегодня его мысли блуждают где-то далеко от доски вэйци. — Что тебя беспокоит? — Хэ Сюань подходит сзади и кладет руки на его плечи поверх шелковой ткани. Цинсюань тут же прижимается щекой к тыльной стороне его ладони. Здесь жарко, хоть ветра и никогда не затихают, и прикосновение демона приятно холодит кожу. — Ничего, все прекрасно! — мурлычет он. Хэ Сюань недоверчиво хмыкает. — Хэ-сюн, прогуляемся? Они идут по цветущему яблоневому саду мимо пруда с карпами-кои — почти такого же, как на Небесах. “Тебе ведь нравятся сады в Небесной столице? Ты там часто гуляешь. Я подумал, что ты будешь навещать меня чаще, если я разобью такой же”, — как-то признался ему Цинсюань, кидая крошки золотистым рыбкам. Как будто бы бог литературы и без того не приходил!.. Особняк Демона ледяных бурь совсем не похож на пристанище темных сил. Он, по мнению Хэ Сюаня, вообще не подходит демону — со всеми этими цветущими деревьями, яркими красками, одуряющими ароматами тропических цветов, просторными светлыми комнатами и гуляющим по ним свежим ветрам. А вот Ши Цинсюань чувствует себя здесь свободнее и счастливее, чем на Небесах — греется на теплом южном солнце, гонит облака над морем и не прячется от строгих глаз богов, пытаясь угодить брату. Уйти с Небес было непросто, покинуть брата — еще сложнее. Ши Уду наотрез отказался отпускать непутевого младшего и запер его в своем дворце, запечатав блокирующими силы талисманами. Раньше бы это сработало, и Цинсюань первым бы попросил прощения и пообещал, что будет слушаться гэ. На этот раз Демон ледяных бурь — не без помощи одного незаметного небожителя — порвал оковы, раскидал слуг и развалил половину дворца Вод, чем вызывал особую гордость у Хэ Сюаня. Поднял ураган в Небесной столице, который выкорчевал с корнем тысячелетние магнолии и обронил золотой колокол, и, воспользовавшись воцарившимся хаосом, исчез в вихре. Потом, конечно, очень извинялся и восстанавливал разрушенное под строгим надзором Водяного Самодура, но эпичный побег младшего Ши Небеса еще долго будут помнить. Как и его возвращение. Прежде, чем осесть на Южном море, он поселился в Призрачном городе, и Хуа Чэну, не желавшему терять столь ценного шпиона, пришла в голову гениальная идея: официально объявить Демона ледяных бурь своим посланником в Небесной столице для разрешения конфликтов между демонами и богами. Так, не успев со скандалом покинуть Небеса, Ши Цинсюань вернулся в новой должности. “Но жить я все равно буду отдельно”, — твердо заявил он Хэ Сюаню и потащил показывать место, затерянное между поросшими соснами горами и Южным морем, которое уже давно присмотрел. За прошедший десяток лет Цинсюань здесь хорошо обжился. А соседние рыбацкие деревни получили в его лице неожиданного покровителя, с которым их улов стал обильнее, а количество несчастных случаев на море уменьшилось. — Знаешь, Хэ-сюн, — серьезно начинает Цинсюань, от волнения размахивая веером, пока они идут по гравийной дорожке в сторону более дикой части сада. Даже в сложенном виде веер вызывает поток ветра, который приводит аккуратную прическу бога литературы в беспорядок. — Прости-прости! Так вот, мне кажется, я создал одну небольшую проблему. — Насколько небольшую? — уточняет Хэ Сюань, поправляя упавшую на глаза челку и безуспешно пытаясь загладить выбившуюся прядь. — Не меньше двух чжанов в высоту, — тяжело вздыхает демон. — Ты сейчас о чем? Цинсюань останавливается, разворачивается и хватает Хэ Сюаня за руки. В его глазах — страх, растерянность и малая толика восторга. — Хэ-сюн, мне кажется, местные жители строят мне храм! С алтарем и статуей! Я не знаю, что делать! — Ничего не делай, — фыркает бог литературы и чувствует, как его губы сами собой растягиваются в улыбке. — Наслаждайся. Цинсюань пихает его в бок и обиженно надувает губы: — Отнесись серьезно! Я в ужасе! Это ты небожитель, конечно, ты к такому привык. А я… Нельзя строить храмы демонам! Это неправильно! — выпаливает он то, что было у него все это время на душе. — Они делают это по неведению! Что будет, когда люди узнают, кому молятся?! Они считают меня небожителем, верят в меня, а я… — Они верят в тебя, потому что ты им помогаешь. И будут верить дальше, и строить больше храмов. Людям все равно, в кого верить. — Но я… — Ты знаешь, сколько храмов у Собирателя цветов под кровавым дождем? Цинсюань замолкает и медленно кивает. Но тут же возражает вновь: — Он непревзойденный, он такой один, это не считается. А я… я… Я боюсь, — тихо шепчет он, опуская голову. Хэ Сюань бережно обнимает его, чувствуя, как холодный нос привычно утыкается в шею, а руки крепко сжимаются на спине. Как быстро это стало нормальным — будто Цинсюань только и ждал, чтобы бог литературы разрешил ему к себе приблизиться, чтобы в одночасье стереть границы. — Ты справишься. Неважно, демон ты или небожитель, неважно, какой была твоя судьба и предназначение. Не думай об этом, иди вперед, А-Сюань. Я помогу тебе. Ши Цинсюань едва заметно кивает, но не спешит расцеплять руки. Хэ Сюань, в общем-то, и не против. — Я правда хочу помогать людям, у меня неплохо получается и безо всяких дурацких храмов! Зачем мне они? Пусть лучше молятся брату! Или тебе! — Молитвы этих людей сделают тебя сильнее. Ты отвечаешь на просьбы, которые не долетают до небес — позволь смертным тебя отблагодарить. — Брат говорит, что сильнее меня сделали бы победы над другими демонами и их энергия. Если бы я прошел гору Тунлу и вышел непревзойденным, как Хуа Чэнджу… — Тебе это не нужно. Тунлу — не место для тебя. Ты найдешь свой путь. — Хэ-сюн, — шепчет младший Ши у самого его уха. Нежно и мягко, так, что Хэ Сюань теряет волю, но на этот раз в его голосе сквозит почти незаметная новая нотка. Сладкая, как жасмин в его волосах, и горькая, как миндаль. Хэ Сюань нехотя отстраняется. Ши Цинсюань, наконец, расцепляет руки и смеется, склонив голову к плечу и разглядывая небожителя. Тот неловко поправляет растрепавшиеся волосы, но еще один взмах веером — и от прически не остается и следа. Длинные волосы, краснеющие в лучах заката, разлетаются по плечам, и Цинсюань радостно хохочет над своей маленькой шалостью. — Ши Цинсюань, прекрати, это не смешно! — он должен бы злиться, но почему-то тоже тихо усмехается в ответ. — Ты такой милый. И очень красивый, особенно когда улыбаешься, — Цинсюань замирает и смотрит на него, будто видит впервые. Это влюбленное любование в глазах — как хорошо Хэ Сюань его знает. И, наконец, может себе позволить перестать делать вид, что не замечает. Теперь улыбка дается ему проще и появляется на его губах чаще. — Хэ-сюн, мы ведь знакомы уже больше шестидесяти лет. Целая человеческая жизнь, — неловко кусает губу демон. И собирается с духом, решаясь что-то сказать. Даже если он признается в своих чувствах… Хэ Сюань, наконец, к этому готов. — Хэ-сюн… — два бездонных колодца агатовых глаз смотрят прямо в душу. — Скажи мне, кто ты? Улыбка сползает с лица Хэ Сюаня. — О чем ты? Ты прекрасно знаешь, кто я. — Конечно, ты второй бог литературы Сюань из семьи Хэ. Я знал твоих родных и знаком с тобой с первого дня твоего вознесения. Я рассказывал тебе все, что знал о дворце Линвэнь, знакомил с небожителями и помогал с молитвами. Я был рядом с тобой все это время и думал, что должен был узнать тебя лучше себя самого. Но… скажи мне, я ошибаюсь? Ты и правда Хэ-сюн? Хэ Сюань стоит, замерев, смотрит на растерянного и смущенного Цинсюаня перед собой и понимает, что не знает, как на это ответить. Вся его натура кричит: обмани, притворись, ты делал это много столетий, ты умеешь. Что еще ты можешь сказать? Правду? Кому нужна твоя правда? Что ты будешь с ней делать! Только потеряешь того, кто стал тебе близок. Ши Цинсюань, ненавидящий тишину, нервно смеется. — Я сказал глупость? Почему ты молчишь? — Я тот, кого ты знаешь с моего первого дня на Небесах, — Хэ Сюань говорит тихо и четко, взвешивая каждое слово. — Значит, я ошибся? Хэ Сюань знает: стоит ему согласиться и перевести тему, Цинсюань к ней больше не вернется. Будет вести себя как раньше и перестанет задавать вопросы. Может быть, даже поверит. Почему-то Цинсюань всегда ему верит: и этот, и тот, другой. Обманывать его несложно, только внутри все переворачивается и делается тошно. “Мин-сюн, не могу поверить, что ты шпионил у Собирателя цветов под кровавым дождем! Ты же такой честный, как тебе удавалось так долго его обводить вокруг пальца?!” — Повелитель Ветров аккуратно обрабатывает раны на его ненастоящем теле после того, как спас его из логова князя демонов. “Мин-сюн, ты можешь сколько угодно говорить, что мы не друзья, но я же вижу, что это неправда! Ты совсем не умеешь обманывать”. “Мин-сюн, ты единственный, кто не боится сказать мне правду в лицо, даже если это меня обижает. Я очень это ценю!” — нежные, как персиковые лепестки, губы невесомо касаются его щеки. — Хэ-сюн? Я ошибся? — тихо повторяет Ши Цинсюань. — Я не все тебе рассказал, — бывший демон зажмуривается, но слова признания даются ему неожиданно легко. — Хочешь рассказать? — Хочешь услышать? Бледные губы Цинсюаня расплываются в лукавой улыбке: — Хочу! — Ты можешь пожалеть. Ши Цинсюань замирает, а потом по-хозяйски хватает Хэ Сюаня за рукав и тащит за собой в особняк. Дом, в котором обосновался младший Ши, совсем небольшой: несколько комнат, насквозь продуваемых теплыми ветрами, но он, уставший от чрезмерной роскоши дворца Вод, чувствует себя здесь вольготно. Ему, демону, не нужны ни сон, ни еда, и все же его дом выглядит совсем по-человечески, обычным — как что-то, чего он был лишен с самого детства. Если бы только не темная демоническая энергия, пропитавшая его насквозь и заглушающая аромат жасминовых благовоний, но Хэ Сюаню так даже привычнее. Он ловит ее кончиками пальцев и жалеет только о том, что в этом мире Ши Цинсюаню пришлось умереть. “Дворец Ветров” — нахально извещает табличка на входе, и Цинсюань очень гордится своей находкой. Сквозь тонкие стены из рисовой бумаги, обрамленной изящным деревянным каркасом, сочатся последние лучи солнца, садящегося за горами, и Ши Цинсюань взмахивает рукой, зажигая свечи по всему дому. Пламя танцует на ветру, отбрасывает тени на окна и пол, тянется языками к хозяину дома и его гостю. Цинсюань раздвигает полог из полупрозрачных тканей и проводит Хэ Сюаня к низкому столику, вокруг которого яркими лоскутами разбросаны разноцветные шелковые подушки. Сколько вечеров за последние несколько лет они провели здесь, у распахнутого окна, слушая пение птиц и успокаивающий прибой Южного моря. Здесь Ши Цинсюань читал ему свои стихи и играл на цине, а Хэ Сюань приносил сюда свои бумаги из Небесной столицы, и они вместе до поздней ночи сидели за скучными отчетами или сортировали молитвы Второму богу литературы. Эти годы, пролетевшие в один миг, стали для Хэ Сюаня чем-то невозможным — не с ним, не для него. Разве может он быть… счастлив? Ши Цинсюань грациозно откидывает полупрозрачный рукав верхнего одеяния, расшитый золотой нитью, и опускается на подушки. Хэ Сюань опускается напротив, не отводя взгляд, будто хочет навсегда запомнить, как отблески огня свечи играют на распущенных локонах, как тонкое и бледное, точно фарфоровое, запястье выглядывает из-под широкого рукава, когда тот разливает по пиалам ароматное вино из плодов личи, как мягко падает тень от длинных ресниц на нетронутые румянцем щеки… — Попробуй сладости из Чунчуна, — Ши Цинсюань пододвигает ему поближе блюдо со сладкими рисовыми шариками, ягодными кексами и даже мороженым из бобовой пасты, не тающим благодаря чарам Демона ледяных бурь. И тут же добавляет: — Ты можешь не рассказывать, если не хочешь. Просто поужинай со мной. Хэ Сюань молча смотрит на сидящего перед ним демона, достойного Небес, и начинает свой рассказ. О том, как пытался сдать государственные экзамены, раз за разом встречаясь с противодействием и обманом. Как к нему пришел божок-пустослов, и как его и его близких начала преследовать череда неудач. Как он несколько лет сидел в тюрьме, умирая от постоянного голода, и как мучительной смертью погибли самые близкие ему люди. Как, несмотря ни на что, он не шел на поводу у проклятого пустослова. Как, наконец, доведенный до отчаяния, он взялся за нож и отомстил своим обидчикам. И как сам погиб, но не обрел право на перерождение, а возродился демоном с единственной целью — отомстить тем, кто так с ним поступил. Как прошел через жерло горы Тунлу, уничтожив всех, кто подвернулся под руку, и вышел непревзойденным демоном — и как познакомился с другим таким же, который помог ему проникнуть на Небеса под чужой личиной. Как, уже оказавшись в Небесной столице, он, наконец, узнал, что случилось. Пристально глядя на притихшего Цинсюаня, Хэ Сюань продолжает свой рассказ о том, как увидел и вспомнил Ши Уду и как узнал весь его план с подменой судеб. Каждое слово дается все труднее — с каждым словом тени на лице его демона становятся все гуще, он опускает голову и замирает, только пиала в руке подрагивает и капли вина падают на стол. — Значит, это была правда… — шепчет Цинсюань одними губами. Хэ Сюань, кажется, никогда прежде не видел его таким притихшим. — То, что предсказал божок-пустослов в ту ночь? — Да. Что из-за меня погибнет много невинных людей. Теперь я понимаю, о чем он говорил. Если бы… если бы он не пришел тогда, это бы действительно случилось. А я бы так и не узнал. Ши Цинсюань медленно поднимает голову и смотрит на Хэ Сюаня своими невозможными глазами. Где-то на их дне блестят алмазными крупинками невыплаканные слезы, но демон не дает им скатиться. Он улыбается через силу и старается, чтобы его голос звучал легко и беззаботно. — Знаешь, Хэ-сюн, я ведь до конца не был уверен, что поступил правильно. Думал, что просто испугался и что моя смерть была бессмысленной. Получается… Я все сделал правильно? Это была не ошибка? Я предотвратил твои страдания? — в его голосе расцветает надежда. Хэ Сюань не знает, что на это сказать. Когда-то давно он был уверен, что умереть следовало только одному человеку. Тому, кого преследовал божок-пустослов c самого начала. Потом его мнение изменилось — Ши Уду, хладнокровно сделавший выбор в пользу брата, уничтожив неизвестного ему смертного, заслужил смерти куда больше. Сейчас он смотрит на демона, застывшего, словно каменное изваяние, с идеально прямой спиной и растерянным выражением лица, и не знает правильного ответа. — Шанс, который дал тебе — ему, тому Ши Цинсюаню — Повелитель Вод… Он его не упустил. Он стал достойнейшим из богов, лучшим из тех, кого я знал, — Хэ Сюань впервые произносит подобные слова, и они даются на удивление легко. Будто все это время рвались наружу, но не находили выхода. Ши Цинсюань только ниже опускает голову, вжимая ее в плечи. Это не он занял чужое место, а тот, другой, но как легко было представить, что еще немного — и он бы так же жил долгие годы в неведении, наслаждаясь украденным. — Теперь я понимаю, почему ты всегда так плохо относился к гэ. Я думал, он тебе просто не нравится, — горько усмехается Цинсюань. — Он мало кому нравится, я уже привык… А вот как все оказалось. Хэ Сюань… Ты отомстил? — Отомстил. Он помнит, как смотрел на свои руки — и на застывший взгляд на обезумевшем лице Ши Уду. Как кричал Цинсюань, звал его чужим именем и просил о смерти. И как — столетия до этого — вынашивал и предвкушал месть, такую сладкую и желанную… Так что же пошло не так? В какой момент? — Что ты сделал с ними? — осторожно спрашивает Цинсюань. — Ты уверен, что хочешь это услышать? — Уверен. Мне кажется… я тебя совсем не знаю, Хэ Сюань. Хэ Сюань смачивает губы в вине, которое налил для него Ши Цинсюань, и не сводит глаз с сидящего напротив. Кажется, что теперь их разделяет не стол, а разверзшаяся пропасть, которая растет все шире и глубже с каждым словом. Рассказ о мести дается бывшему Демону черных вод сложнее истории злоключений студента Хэ. Потому что теперь он уже и сам не знает, мог ли он поступить по-другому, и если да, то как. Думает об этом уже шесть десятилетий подряд каждую ночь — и все равно не может найти правильного решения. Когда он говорит о том, как ждал третьей кары Ши Уду и как Цинсюань отдал свои силы на Башне Пролитого Вина, его голос обманчиво спокоен. Даже когда рассказ подходит к побегу из Дворца Вод и Ветров в земли Повелителя Дождя, он еще может держать себя в руках. Но потом все смешивается в одно сплошное красное пятно перед глазами, из которого всплывает лицо его падшего бога. — Я давал ему шансы. Давал шансы! — Хэ Сюань сжимает кулак, и осколки пиалы врезаются в кожу, окрашивая ее в красный. — Он всегда выбирал брата. Ты бы тоже выбрал его?.. Цинсюань боится смотреть на него и отводит взгляд. Хэ Сюань и без того знает ответ. — Это невозможный выбор, — почти неслышно произносит демон. — Если тот Ши Цинсюань хоть немного похож на меня… он не смог бы поступить иначе. — Я убил его, — голос Хэ Сюаня звучит непривычно хрипло и глухо, будто доносится с глубины морского дна. — Ши Уду. И убил бы снова. Я ни о чем не сожалею. Он был подонком и заслужил даже больше страданий, чем быстрая смерть. Прости, Цинсюань, но это правда. Младший Ши вскидывает подбородок, хочет что-то сказать, но тут же закусывает губу и потухает, как погашенная свеча. Хэ Сюань тоже молчит. Вспоминает. Теплая кровь течет по пальцам, совсем как в тот день, только на этот раз — его собственная. — Я оторвал его проклятую голову на глазах у Цинсюаня. Он видел смерть брата и не мог ничего с этим сделать. Он узнал всю правду о подмене судьбы и о том, кем на самом деле является его друг. Он... — Он тоже захотел умереть? — догадывается демон. Несмотря на различия их судеб, они слишком похожи. Хэ Сюань кивает. — Ты позволил ему?.. — Нет. Я никогда не хотел его смерти. Он… он ни в чем не виноват. Если бы он не вмешивался!.. Все могло быть иначе! “Ты веришь мне?” — он скользит взглядом по изящной высокой фигуре в темных одеждах. Обычно Цинсюань расслабленно откидывается на подушки, похожий на грациозного черного кота, сейчас же сидит прямо и ровно, не шелохнется, даже к вину и сладостям не притронулся, только пальцы беспокойно теребят ленту на шее. Вечно царящий в поместье ветер притих, только слабо шевелит шелковые занавеси у распахнутого окна. — Что ты с ним сделал? — осторожно спрашивает Цинсюань. — Отпустил. Оставил в императорской столице. Он потерял сознание, и я… я посчитал, что так будет лучше. Он часто там бывал, будучи небожителем, и все знает, так что и смертным выживет. Цинсюань… он сильный и умный, как и ты, он сможет начать жизнь заново. Демон неуверенно кивает. Ничего не говорит. Почему он молчит? Хэ Сюаню хочется встряхнуть его за плечи как следует и закричать: “Правда же? Скажи мне, я прав? С ним все будет в порядке?!”. Ши Цинсюань отводит взгляд к окну. На улице, в его великолепном саду надрываются цикады, запах соли и водорослей с моря щекочет нос, а на безоблачном небе сияет целая россыпь звезд. В одну из таких ночей они лежали на обрыве скалы, слушали прибой и выискивали созвездия — кто назовет больше? И были бесконечно счастливы. — Он справится, — повторяет Хэ Сюань, и его голос дрожит. — Ты беспокоишься о нем? После всего случившегося тебе не все равно? — Я… — бывший Демон черных вод не знает, что ответить. Смотрит на Цинсюаня в немой мольбе, и тот без слов все понимает. Встает со своего места, чтобы уже через мгновение оказаться рядом и крепко обнять его со спины, прижимаясь всем телом. Так, будто боится потерять и не хочет выпускать. — Ты его любил? — и Хэ Сюань чувствует, как вся его многовековая броня рушится, а к горлу подкатывают слезы. Он никогда не плакал — после смерти уж точно. Руки Цинсюаня, обнимающие его, теплеют — он научился притворяться почти живым, хотя бог литературы много раз говорил, что ему совершенно все равно, какая у того кожа, — и он успокаивающе шепчет в ухо: — Ты можешь ничего не говорить. Ты и так слишком много пережил. Хэ Сюань ловит его длинные пальцы и прижимает к своим губам. Он этого не заслужил. Не заслужил такого Цинсюаня, не заслужил хороших слов, не заслужил быть счастливым. Но счастье это хрупко и эфемерно: каждый раз, видя, как сияют глаза Цинсюаня, как радостно он улыбается, Хэ Сюань не может не думать о том, другом. Смертном. Он убеждает себя, что с ним все будет в порядке, но в ушах стоит только мольба о смерти. — Я хотел отомстить, — глухо бормочет он. — И должен был освободиться, когда все закончилось. Больше не было цели и смысла жить, но почему тогда я здесь?.. — Когда-то один хороший человек сказал мне найти другую цель. Может быть, демоны и правда так могут? Ты не успокоился после мести. Что-то тебя держит. И ты знаешь, что. — Цинсюань, — Хэ Сюань сам не знает, кого именно зовет. Он кладет голову ему на колени, и демон успокаивающе гладит его по волосам, как расстроенного ребенка. — Я чудовище? — Ты очень много страдал. Я демон, я знаю, что такое зов, который не дает душе успокоиться. Твой был в сто крат сильнее. Мне тяжело слышать, что в том мире ты убил гэ, но я хорошо знаю брата и догадываюсь, на что он способен. Только он все равно мой брат. — Ты бы тоже его выбрал? — пальцы, перебирающие его волосы, замирают. — Я не знаю, Хэ-сюн, не знаю. Я люблю вас обоих, и он — моя единственная семья. — Я убил Уду у него на глазах. Он меня ненавидит, — Хэ Сюань резко выпрямляется и теперь сидит прямо напротив Цинсюаня. Почему и в этом мире он обратил внимание на скромного и незаметного бога литературы? Почему, как и в прошлой жизни, не дал уйти, не отпустил? Откуда в нем, мертвом, столько света? — Ты бы тоже ненавидел? Цинсюань мягко улыбается: — Я бы ненавидел себя. — Он… Он просил прощения. Говорил, что во всем только его вина. Он все понимал, конечно, понимал, он был самым добрым и справедливым на всех Небесах. И он ничего не знал… Почему он ничего не знал?! Все было бы намного проще! Он замирает, склонив голову перед сидящим демоном, и между ними на долгое время повисает тишина, в которой слышится только отрывистое дыхание Хэ Сюаня. — Ты простил его? — голос Цинсюаня звучит нежно и тихо, как трепет шелка на ночном ветру. — Давно уже. Только он об этом не знает. Я злился на него все столетия, что он был рядом, но в какой-то момент уже перестал понимать, на что именно злюсь. Что он живет моей судьбой? Что он больше всего на свете любит своего брата? Что его оказалось невозможно ненавидеть? Он все испортил! Весь мой план, месть и надежду на обретение покоя. — Мой бедный, бедный Хэ-сюн, ты запутался, — демон бережно берет его трясущиеся руки и гладит нервно сжатые пальцы. — Вы даже не поговорили? — Нет. Он… был не в себе. Он бы не стал слушать. Я не знал… Я… Я все испортил? Что теперь с ним будет? У Цинсюаня, конечно, нет ответа. — Ты должен вернуться, — говорит он и отводит взгляд, кусая губу. — Разве это возможно? — Ты же как-то попал сюда. У всего есть своя цель и свой смысл. Я ничего в этом не понимаю, Хэ-сюн, но если ты готов, то должно получиться… Ты хочешь вернуться и поговорить с ним? — Я даже не знаю, жив ли он. — И не хочешь узнать? — Цинсюань не желает выпускать его руки, будто боится, что он исчезнет прямо сейчас, растворится в ночном воздухе, будто и не было. Хэ Сюань смотрит прямо на него, пытаясь вспомнить, каким был его Повелитель Ветров. Образ расплывается, смешивается с обликом Демона ледяных бурь, идет зыбью и тает. Вспоминаются глаза цвета моря, в которых отражается солнце — и как он влюбленно и радостно смотрел на своего Мин-сюна. Но больше — как они в безумии смотрели на оторванную голову Ши Уду, пока огонь в них не погас. Вспоминаются серебряные шпильки в волосах и белая метелочка “конский хвост” в руках. Железные кандалы на тонких запястьях… Хэ Сюань трясет головой, прогоняя воспоминания. — Я не хочу бросать тебя, — говорит он, наконец. Ши Цинсюань неожиданно вскидывает голову и широко улыбается. — У нас было столько прекрасных лет вместе, Хэ-сюн! Разве я мог когда-нибудь представить, что встречу такого замечательного человека, как ты? И что ты ответишь мне взаимностью? Я очень счастлив, мой дорогой бог литературы… или лучше говорить Демон черных вод? — Я и сам уже не знаю. — Тогда я буду называть, как привык. Ха-ха-ха, а я все время думал, откуда мой умный бог знает столько всего про демонов. Учит меня менять личины и контролировать свои силы, рассказывает про Тунлу… Теперь все становится на свои места. — Цинсюань… — Хэ Сюаню кажется, что только что произошло что-то очень важное — то ли рухнуло, то ли построилось, — но он не может понять, что. — Давай прогуляемся? Сегодня небо особенно чистое, можно сосчитать все звезды. Они идут рука об руку по каменистому пляжу, и морская пена лижет полы их длинных одеяний. Цинсюань взмахивает веером, призывая ветер, и им в лицо летят свежие брызги, и демон смеется, смахивая капли со лба своего любимого бога. — Хэ-сюн, — Цинсюань льнет к нему всем телом, случайно заглядывает в глаза. — Скажи, я… ты… Хэ Сюань прижимает его к себе, утыкается носом в острое ухо, торчащее из-под пушистых локонов, взлохмаченных ветром. — Ты мне дорог. Я… полюбил тебя. — Как его? Мы правда так похожи? — Очень. Слишком. — Сохрани это, пожалуйста. Запомни. Найди своего Повелителя Ветров и скажи ему. — Цинсюань… — он нехотя отстраняется. — Тсс, не перебивай! Смотри, как забавно получилось: и тут, и там мы сошлись. Может быть, нас связывает красная нить судьбы? Или божок-пустослов нас свел, ха-ха-ха? Ведь не случайно все случилось так, как случилось. Но ты не можешь остаться тут. У тебя есть тот, кому еще надо многое сказать, даже если будет больно и сложно. — А как же ты? — Я справлюсь, я уже взрослый мальчик. Ты дал мне цель и научил, как быть богом и как быть демоном. Показал, что демоны тоже могут любить. К тому же… Где-то застряла невознесшаяся душа молодого чиновника Хэ Сюаня, в чьем теле ты находился эти годы. Пора вернуть его на небеса, как думаешь? — Если его душа еще не рассеялась. — Давай дадим ей шанс? Хэ Сюань медленно кивает. Ему слишком повезло с этим странным, нелепым демоном, который, сам будучи мертвым, буквально возродил его, забрал боль и наполнил жизнь светом. И все же — слишком многое тянет его назад, не дает стать по-настоящему счастливым, отравляет память воспоминаниями. Всю ночь они бродят по берегу моря, поднимаются на утес и, как и прежде, считают звезды и угадывают созвездия. Будто ничего не случилось, и завтра Хэ Сюань вернется в Небесную столицу, а позднее туда ворвется ледяной ураган, принесший вести из Призрачного города, и Цинсюань, серьезный и гордый своим новым статусом, зачтет послание от Хуа Чэна прямо в императорском дворце, куда прежде ему путь был заказан. Только сегодня Хэ Сюаню хочется смотреть не на звезды, а на Цинсюаня, да и тот не сводит с него ласкового взгляда. Богам и демонам не нужен сон, но этой ночью, ближе к рассвету, они укладываются спать вместе. Цинсюань долго расчесывает Хэ Сюаня перед медным зеркалом, пока волосы не превращаются в идеально гладкий шелк, и помогает избавиться от верхних одежд. Накрывает легким одеялом, и сам ложится рядом, не сводя глаз — точно боится упустить даже на мгновение. — Спи, Хэ-сюн. Когда ты откроешь глаза, ты вернешься в свой мир. Нужно только очень-очень захотеть. — А если нет? Если это невозможно, и я останусь здесь навсегда? — Тогда ты сделаешь меня самым счастливым демоном на свете. Но если ты уже готов... — Я должен вернуться и все исправить. — Тебе страшно? — Очень. Цинсюань приподнимается на локте и невесомо целует Хэ Сюаня в лоб. Хэ Сюаню хочется схватить его и больше не отпускать — и чтобы эта ночь длилась вечно. Он тянется к его губам — таким маняще теплым, почти человеческим — он хорошо имитирует живое тепло, — но демон его останавливает. — Не надо, Хэ-сюн. Иначе будет слишком тяжело расстаться. Я не смогу тебя отпустить. — Я не хочу с тобой прощаться. Но… я думаю о том, другом Ши Цинсюане. Сможет ли он меня простить? Захочет ли говорить со мной? — Ты никогда не узнаешь, пока не попробуешь. Дай еще один шанс себе и ему. И позаботься о нем. А я позабочусь о молодом боге литературы Хэ Сюане, когда тот наконец-то вознесется. — Он неопытный и глупый, и совсем не знает жизни. Этот чиновник Хэ… — Хэ Сюань усмехается, — хотел бы я на него взглянуть. Наверное, тот еще зануда. — Как думаешь, я ему понравлюсь? — Конечно, разве ты можешь кому-то не понравиться? — Хэ-сюн!.. — Пообещай, что будешь осторожен и осмотрителен. У тебя теперь появились свои верующие — поверь в себя, у тебя достаточно сил, чтобы помочь всем. И приглядывай за Кровавым дождем: ему еще долго ждать его ненаглядного принца. — Они встретятся? — Обязательно. Через много-много столетий. Тебе понравится Его Высочество. Только никогда, ни при каких условиях не пробуй его стряпню! — Обещаю, — смеется Цинсюань. Он лежит, подперев щеку костяшками пальцев, и смотрит, как Хэ Сюань медленно, будто нехотя смежает веки. — Спи, мой любимый бог, — шепчет он, взмахом руки гася все свечи в комнате. — Спи спокойно. У тебя еще очень много дел в твоем мире. Ты сказал мне, что демон может жить дальше, если найдет новую цель. Найди ее в своем Повелителе Ветров, сделай его счастливым. — А-Сюань… — Я люблю тебя. Хэ Сюань хочет сказать что-то еще — много, много слов, которые он не успел произнести раньше; не знал, как выразить, считал пустыми и ненужными, — но вместо этого, словно в водоворот, проваливается в глубокую черную пропасть. Он цепляется за образы и воспоминания, как за спасительные соломинки, но те ускользают из-под пальцев, пока, наконец, его с головой не накрывает большой волной, заполняющей легкие и не дающей больше сделать ни вдоха. Кажется, он снова умер.