***
Боль — первое, что вернулось. Сердце подобно электрическому заряду ударило в груди. Острый свет резанул по глазам, отдавая в виски, когда девушка открыла глаза и вдохнула колючий воздух. Картинка прошла рябью из синих узоров. Пальцы беспомощно едва сжимали банку из-под таблеток. Вокруг совершенно незнакомое место, и это бы вызвало привычное беспокойство и стремление обезопасить себя, будь в её теле хоть один работоспособный нерв. Ви была пуста как банка с подношениями у порога давно забытого храма. Голова отказывалась работать. Тело болело так, будто по нему ездили как по трассе всю ночь. Слабым, почти мысленным голосом она позвала его. Родной голос показался ей таким неуместным — неправильным. Уставшим. Расписанные маркерами и баллончиками оранжевые стены просматривались сквозь голубую сетку, пока девушка медленно с тяжёлым дыханием переворачивалась на спину, потом на другой бок. Окружающие звуки восстанавливались, и Ви услышала мягкую песню ветра и волн, бьющихся о причал. Прохладный вечерний воздух окутывал горячую кожу. С каждым вдохом жизнь возвращалась в неё: в её жилы, нервы, кровь, – наполняя руки, ноги, голову и сердце. Его удары отдавались болью, но Ви уже начала привыкать к её новому извечному спутнику. — Так пахнет морской бриз. Он здесь. Игнорируя помехи перед глазами, наёмница приподняла голову. Знакомые сапоги с железными застежками. В груди защемило. Вдруг она почувствовала необъяснимое облегчение. Лёгкая дрожь пощекотала кожу при очередной синей волне перед глазами. — Вставай. В Пасифике в это время красиво. Собравшись с едва наполнившими её силами, девушка поднялась, хватаясь за ограждение лоджии. Движения угрожающе отдавались пульсацией в голову. — Этот приступ меня чуть не обнулил. — Почти, — невесело согласился он, не отрываясь от горизонта. Ви замерла. Джонни был прав: вид был просто невероятным. Несмотря на то, что девушку сложно было назвать эстетом и тем более романтиком, она была поражена до глубины души. Возможно, так действуют припадки – они с концами вышибают часть мозга, и ты начинаешь улыбаться как идиот от того, как чарующе лучи заходящего солнца плескаются в океане. Изображение снова и снова будто сминали как бумагу, но Ви не замечала. Она дышала. Смотрела. Чувствовала под кожей мурашки — столь безобидное, невинное ощущение, что оно кажется неуместным в теле жестокой наёмнице, уложившей в братскую могилу людей больше, чем любой обычный солдат. Тем не менее, вид перед ней произвёл неизгладимое впечатление в её памяти и чувствах. Голос прозвучал непривычно мягко, с каким-то очарованием, что рокер перевел на неё взгляд: — Ты прав. Просто глаз не оторвать. Мы, — она вздохнула, будто ей всё ещё не хватало воздуха, словно лёгкие ещё не могли работать на всю мощность, а может уже никогда не смогут, — ...в Пасифике? Что это за здание? — Бывший отель «Пистис София». Сейчас мы — единственные гости. Не будь она так отвлечена, заметила бы, как изменился он в лице. Нечто странное, не свойственное его грубым, суровым чертам, теперь проглядывалось в прищуре, в наклоне головы... Прошедшие сутки напомнили ему время, давно забытое всем окружающим миром. Жизнь, которая у него некогда была: существование в надрыве под невидящие истины взгляды окружающих в полном одиночестве. На какое-то недолгое мгновение Джонни и правда решил, что Ви исчезла — возникла несравнимая ни с чем до этого свобода. Тело действительно стало его — целиком и полностью. Каждая клеточка, каждый механизмик. Но, несмотря на это, стало пусто. В голове было так просторно и холодно, как бывает, если пара снимает номер в мотеле с двухспальной кроватью, но один из партнеров погибает в автокатастрофе. Вместо страстных объятий выжившего будут ждать промозглые, колючие шелковые простыни. — Хочу тебе кое-что показать. Идем. Ви нехотя вернулась к реальности и медленно перевела взгляд на рокера, окидывая его своим привычным цепким взглядом. В руках всё ещё была зажата банка с таблетками — нужно спросить, но не хочется знать ответ, портить установившуюся здесь идиллию, даже если она была ложной. Но правда – это всё, что имеет ценность. И тем она дороже, чем больше боли приносит. — Ты забрал тело... — в горле першило. — Ну, не мог же я тебя там бросить. Она сделала пробный шаг от каменного преграждения — шаткий, но всё же шаг. — Ты хотел принять таблетку. Я поймала тебя с поличным, так что не отрицай. Второй шаг увенчался провалом. Ноги подкосились, и она почти упала — левая рука удержалась за что-то, торчащее из стены. — Сделаю вид, что ничего не слышал. Джонни стоял прям перед ней, одной рукой опираясь о стену. Закат окрашивал всё в приятные тёплые оттенки, пронзал лучами силуэт мужчины, разбавляя холодный свет от искажений. Медленно стены пропитывались насыщенно алым, но он не напоминал Ви кровь. Почему-то сейчас, едва стоя на ослабших ногах как ребёнок, который только начал учится ходить самостоятельно, держась левой рукой с мерцающими стальными контурами за грязную стену и слыша шум трассы и прибой перед человеком, которого не должно было здесь быть, Ви показалось, что мир пылает, или же дело было в ней самой? И только эта мысль коснулась её разума, как девушка оттолкнулась от стены, развеивая проекцию железной руки, стараясь делать уверенные шаги по балкону. — Ой, да пошёл ты, — споткнувшись, она упала, сильно приложившись коленом и расцарапав локоть. Упрямо поднялась. — Не строй из себя невинную овечку. — Эй! Я тебя спас, привёл в безопасное место, а ты до сих пор ищешь в моих поступках умысел? В одно мгновение пространство съёжилось. Джонни оказался рядом, снимая очки и смотря Ви в глаза. Она плотно сжала губы, что те превратились в тонкую нить. Сердце болело, с каждым ударом в него будто бы вонзали иглу как в игольницу. Воздух нагревался быстрее, чем достигал лёгких. — Я.. — в горле совершенно пересохло, слова резали. Всё было бы куда проще, если бы за её спиной не стояли несколько месяцев жизни бок о бок с жестоким, грубым, эгоистичным, эксцентричным, горделивым парнем, на счету которого было слишком много того, с чем непросто смириться. Но нет, дело даже не в этом. Ви никогда не чувствовала себя по истине загнанной в угол: даже когда она с Джеки застряла за колонной, став свидетелям убийства Сабуро Арасаки, когда Вектор сообщил о тикающей бомбе в голове или когда прошлой ночью её жизнь чуть не оборвалась. Она никогда не бежала от битвы, даже если та была обречена на провал. Избитая, поломанная, залитая своей и чужой кровью она поднималась и снова шла в бой. А теперь совершенно без оружия и угроз, насилия и манипуляций Сильверхенд загнал её в угол. Правда, может Ви сама себя туда загнала, отнекиваясь и распаляя давно тлеющие угли в груди, натравляя бешеных псов на человека напротив. Чего ты хочешь на самом деле, Ви? Услышать, что единственный человек, оставшейся в твоей бессмысленной жизни (и то даже не совсем человек) сказал, что ждёт не дождётся, когда ты откинешь копыта, потому что жаждет забрать твоё тело, стереть личность, уничтожить тебя? При одной только этой мысли кровь стыла в жилах. Солнце обращалось льдом, неприятно скользившим по напряженной спине. Она ещё сильнее сжала зубы, не отрывая взгляда. Снова молчание установилось между ними. Джонни правда ждал её ответа, не спешил, наблюдал. Ви это знала, чувствовала его взгляд на себе и покрывалась мурашками. «Блядство!» Ви раздраженно выдохнула, разбивая заслон молчания: — Ладно, я тебе верю! — Спасибо.***
В комнате пахло затхлостью. Старьём и нестираными носками. Ви поморщилась, держась за ушибленный бок — она не очень грациозно ввалилась через окно. «Место, где впору умирать», — пришла догадка. Джонни облокотился о стену у тайника и особо ни на что не смотрел, будто совсем забыл, где они и зачем. Скрипя, Ви опустилась и отодвинула дверцу. Пальцы сомкнулись на чем-то прохладном, и она сразу поняла. Жетоны. В её руках были те самые жетоны, которые рокер всегда и везде носил — символ, напоминание, прошлое. Кончики пальцев кольнуло, когда она выводила ими надписи и даты на темной поверхности. — Они твои, — садясь на пол, произнесла она. — Были раньше, — Джонни сел на стул, стоящей спинкой к ней и сложил руки. — Теперь уже твои. Нос защекотало, и наёмница как-то неловко провела ладонью по лицу, пытаясь снять маску чувств, не к месту вылезшую на поверхность. Подтянув колени, девушка ощупывала предмет, словно стараясь запомнить каждую борозду, выемку и узор. Укол в груди снова заставил её слегка прищуриться. — Что это за место? — она вздохнула и подняла взгляд. — После того, как я свалил из армии, закрылся здесь и месяц тупо смотрел на вентилятор. Хриплый смешок слетел с пересохших губ. — Очень хотелось бы сейчас лечь и смотреть на вентилятор до бесконечности. — Вот я и привел тебя сюда. Я не хочу, чтобы ты проводила недели и месяцы в бесполезном ожидании смерти, — синие искры как-то по особенному избегали его лица. – Бой ещё не кончен, и ты должна бороться до конца. Не смотря ни на что. В какой момент это произошло? Ви не могла вспомнить день, месяц или час, когда вдруг она стала наслаждаться этими странными разговорами. Разговорами, когда не нужно хорохориться и строить из себя гончую на привязи, скалится и рычать, держать палец на спусковом крючке; когда можно побыть собой: уставшей, разбитой, никчемной и жалкой. Никто не узнает, ведь он в её голове и не сможет никому рассказать, что не так страшен чёрт, как его малюют. Однако и она поступит так же. Даже если, проходя мимо «Посмертия», она станет свидетелем слухов, что кто-то лепечет небылицы про бесстрашного и безумного музыканта-анархиста, с её губ никогда не сорвется ни фразы опровержения. Ви чувствовала, хоть и отказывалась это принимать, что знала больше многих о нём — и это ей чертовски нравилось. — Зачем ты отдаёшь их мне? Он был настроен серьёзно, его голос звучал уверенно, однако ощущалось в нём нечто такое, что услышать от террориста просто никак не было возможным — искренность. — Мы на войне, сражаемся вместе, плечом к плечу, — полумрак скрывал его взгляд. — Скажи, ты закроешь меня от пули? Брови столкнулись на переносице, каша в голове мешала думать. Но Ви давно знала ответ на этот глупый вопрос. — Да, закрою. — Это жетоны человека, который в Мексике пожертвовал жизнью ради меня. Я долго думал о нашей истории... Понимание. Слова уже прозвучали в её голове до того, как он произнёс их вслух. Реальность окатила холодной водой, заставив, очнутся ото сна, хотя Ви уже давно забыла, что это такое. Краткое время покоя прошло, а теперь настало время вспомнить, почему она будила ненависть, распаляла и поддерживала потухающее пламя. Обжигаясь о его жестокие языки, наёмница напоминала себе о том, что неизбежно. Теперь отрезвление как после хорошей попойки прояснило разум. Оглядевшись, она бы давно заметила, что все их построенные стены лежат в руинах. Ненависть обратилась в тлеющие угли, рассыпающиеся в обожженных руках. Неосознанно она сжала в ладони жетоны — единственное, чего она могла коснуться по-настоящему. Джонни наклонился, опираясь железной рукой о колено. — Ты спрашивала, убил бы я тебя, будь у меня возможность. Вот мой ответ: да, — Ви чувствовала костлявые руки на своих плечах, до боли их сжавшие, — будь ты корпораткой до мозга костей. Ту Ви я бы без сожаления пристрелил. Но не ту девчонку, что сейчас передо мной. Он окинул комнату взглядом. — Не отрицаю, в тебе много из черт, которые меня бесили. Ты никогда не думаешь ни о ком, кроме себя. Ищешь выгоду во всём. Хочешь славы, силы... Всё это гнилые Адамовы яблоки Арасаки... Синие искры упали на пол от появившейся сигареты. Ви почувствовала дым, хоть его и не было. — Так я решил, когда впервые очнулся в твоей голове, увидел часть твоих воспоминаний и прожив недели бок о бок. Но я ошибся. Он всегда курил, когда говорил о чем-то важном, о том, что тревожило или что искренне хотелось сказать, но так, чтобы никто не понял этого. А Ви понимала. — Ты никогда не думаешь ни о ком, кто не заслужил твоего доверия, кто не был твоей семьёй. Ищешь выгоду не потому, что хочешь наживиться, а потому что таковы законы. Тебе нужна сила, чтобы защищаться, и слава — чтобы никто и не подумал усомниться с тебе. Безопасность себе и своим близким — хорошая мечта да только пропащая здесь, в Найт-Сити. — Справедливость — мечта, не менее пропащая, — слабо усмехнулась она. Джонни угрюмо кивнул, соглашаясь с её колкостью. Сигарета исчезла, когда он снова взглянул на неё. — Я на твоей стороне, Ви. Когда придёт время, я отдам за тебя жизнь, а сам исчезну. Вот они — эти слова. Всего несколько дней назад — такие желанные, а теперь — пугающие, холодные и окрашенные в отчаяние. Чьё же? Уже совсем не разберёшь, где чьи мысли и чувства. — Жетоны напомнят о моём обещании. — Я бы поступила так же, — треснувшим голосом произнесла Ви. Вес железок в руке оттягивал руку. — Да? — она могла поклясться, что тень улыбки прошлась по его лицу. — Спасибо. Медленно цепочка коснулась ключиц, жетоны легли на грудь так, будто всегда были там, словно недостающий пазл только что лёг на своё место. Вместе с этим тяжесть предстоящего решения легла на сердце. — Ты точно в порядке? У меня ещё покалывает там, где у тебя сердце. Взгляд её был сухим, но внутри всё сжалось. — Это уже вряд ли пройдёт, Джонни.