Ад пуст

      Смутное ощущение нереальности происходящего затопило разум. Прежде, чем сознание взяло бразды правления над телом, проснулось, выбралось из хватки неизвестного вещества, возникло чувство, что всё изменилось. Место, в которое оно вернулось, — не то, из которого уходило. Замешательство, дезориентация, а потом — в миг — принятие. Кусочек встал на место.       Свет режущей болью рассеял тьму. Реальность вырисовывалась как изображение на пленке, опущенной в проявитель. Медленно контуры возвращали резкость и четкость, фигуры обретали объем, цвет принимал привычные оттенки. Дрожь под кожей прошлась холодом, мешаясь с теплом окружающего воздуха. Он неприятными потоками наполнял легкие, колючками возвращая ощущение пальцам, рукам, ногам — всему телу.       Блеск цвета лезвия — идеально вычищенного, смертельно острого. Брянк о соприкосновения стали — родной звук коснулся просыпающегося слуха. Контур чернеющих символов на белесом фоне размыленных силуэтов. Буквы, символы, вереницей плелись по коже. Словно при настройке глубины резкости на фотокамере изображение детализировалось. В затёкших мышцах разливалась жизнь. Кости стонали, но напитывались силой. Знакомое, пугающе привычное ощущение уместности накрыло с головой — правильности.       Он дернулся, поднимая руку, когда реальность, наконец, обратилась в нечто существующее. Стальные пальцы, кисть, плечо — рука. Другое движение — правое предплечье расписано тату, уходящими к локтю.       Невозможно. Это сон.       — Ты очнулся, — мягкий с колкостью голос прозвучал совсем рядом. — Это хорошо. Всё идет по запланированному графику.       — Что это, блядь, за фокусы, Альт?!       Джонни снова и снова дергал руками, сжимал пальцы в кулак, испытывая злость вперемешку с неожиданным облегчением. Бросив взгляд на окружающее пространство, он не узнал комнату, где очутился: сказать можно было лишь, что это типичные апартаменты, находящиеся в собственности какой-нибудь высокопоставленной шишки. Полная безвкусица современности. Но его взгляд замер на отражении в зеркале, небольшой рамкой висевшем напротив убогой кровати — перед ним был Джонни Сильверхенд. Его собственное тело.       Из воздуха проявилась фигура в красных сполохах, враз принявшая облик девушки, оставшейся, как казалось рокеру, далеко в прошлом его мыслей. Альт села на кровать, поджав ногу, и улыбнулась с привычным непроницаемым взглядом, рассматривая мужчину. В ней ничего не изменилось — муза его песен, его идеалов, его гибели.       Но шок сменился более насущным чувством — тревогой и раздражением. Джонни дернулся к ней, хватая за горло. Едва сдерживая злобную усмешку, прорычал он:       — Стоило поработать усерднее, милая, если хотела провести меня своей фальшивкой.       В её лице не дрогнул ни один мускул, улыбка всё так же растягивала тонкие алые губы.       — Не веришь? Разве не чувствуешь, как бьётся твоё сердце? Закипает кровь в жилах? — её тонкие пальцы коснулись сжавшихся на горле железных пальцев, прошлись по руке легко, не оставляя следа. — Это всё — ты, Джонни.       — Моё тело сгнило на свалке лет так сорок назад, если не больше. Не делай мне мозги.       Искажение — почти такое же, что столько месяцев окружало самого Джонни, разбило фигуру светловолосой девушки, и она возникла сидящая на подлокотнике кресла, закинув ногу на ногу. Рокер медленно повернулся к ней. Где-то за всей стеной чувств было странное безразличие к холодным голубым глазам.       — А ты и поверил, — усмешка её была ледяной. — Стоило прихвостню Смэшера заявить, что они избавились от твоего тела, так ты и спорить не стал? Да... ты и правда размяк, Джонни, а всё из-за этой девчонки.       Вот оно. Отрезвление — долгожданное. Ступор рассеялся, полное владение внезапно свалившемся как снег в июле тело стало оружием, которым нельзя было не воспользоваться. Даже если всё это — ложь. Ощущение реальности столь не постоянно, что никогда нельзя в полной мере знать, за какой ширмой скрыт шкаф со скелетами.       Тяжесть — почти настоящая — ощутилась во всей полноте, когда рокер поднялся с не по его вкусу роскошной кровати. Шаблон, созданный Альт, всё больше искажался. А вдруг это всё-таки, правда?       — Так весь этот концерт из-за меня, Альт? Из-за ревности? — его волчья улыбка стерла усмешку с лица нетраннерши. — Мне казалось, ты меня бросила шестьдесят лет назад.       Она подорвалась, загоревшись как спичка.       — Кто кого бросил — это спорное утверждение.       — Я пошёл за тобой, Альт. Перевернул всю корпу ради тебя...       — И всё равно дал им убить меня, — вдруг теряя весь запал, обрезала она. Альт вздохнула, возвращая своему лицу не читаемое выражение, и улыбнулась как картинка с обложки журнала. — Тем не менее, это в прошлом и не имеет никакого отношения к сегодняшнему вечеру.       Перед ним была голограмма, способная становится осязаемой, когда ей было это нужно, или же дело было в том, что её руки уже забрались в его систему также, как некогда биочип — в голову Ви. Однако Альт выглядела, говорила и вела себя почти так же, как девушка, которую он любил. Да, почти. Да, любил.       Полвека не проходят даром.       Каннингем развернулась и прошла вглубь комнаты, мерно рассуждая, словно в помещении никого больше не было:       — Я знаю, что ты пытался сделать: как по-мальчишечьи устроить бунт, возглавленный рокерами-анархистами. Но пусть себе играют, собираю толпу забияк и лицедеев — это не изменит того, что должно произойти.       — Решила «изменить мир», Альт? Твой вызов — не меньший бунт, чем мой.       Тонкие руки скрестились на груди. Волосы покрывались светло-алой рябью.       — Они извратили мою работу, превратив её в способ для контроля людей, — несмотря на владевшее ею внешнее спокойствие, рокер чувствовал ярость, сжигающую её изнутри. — И каково им теперь ощутить «Душегуб» на собственной шкуре? Можешь считать, что это моя маленькая плата за твою провальную попытку в 13 году. Вся «Арасака» теперь подключена к моей нейронной сети и пляшет под мою дудку, если так ещё говорят, конечно.       — И это не всё, — сухо ответил рокер, ища взглядом хоть что-то напоминающее оружие.       Альт вздохнула. Её лицо сочетало сожаление и ликование – невозможную смесь.       — Понимаешь, Джонни, за время, проведённое в Сети, я провела миллиарды всевозможных вычислений, и все они приводили меня к одному единственному ответу. Ты не виноват в моей смерти. Ты просто не смог бы ничего сделать.       Эти слова так просто слетели с её губ, что рокер на мгновение уставился на ней. Несколько ударов сердца назад он мог поклясться, что девушка его ненавидит всей душой за её ужасную смерть, но теперь... Её мысли казались хаотичными, словно Альт давно забыла, как складывают речь смертные, будто передать мысль последовательностью кодов было бы куда проще, но находясь здесь и притворяясь человеком, ей нужно было использовать слова.       — Тогда зачем всё это? Пятое августа — это не может быть совпадение.       Страх жестокого заблуждения завыл в подсознании: что если всё было напрасно?       Нетраннерша молчала — манекен в ряду престижного магазина, ждущего, когда на него наденут новое платье. И вдруг она взглянула на аккуратные часы на запястье.       — Твоя вина не в моей смерти, Джонни, — взгляд медленно поднялся на рокера. Чужой, безразличный. — Твоя вина в том, что ты забыл.       Её шепот пробирал до костей:       — Время напомнить, что для таких как мы не прописан хороший финал. Тик-так.       — Альт!..       Джонни, было, дернулся к ней, но её проекция растаяла в воздухе. Свет от электронных часов на тумбе отображал: 23:00. Гонка со временем началась. И хоть, поверить в это было не так просто, а куда хуже, если всё-таки это правда, но Альт сделала ему подарок, отыскав и вернув хозяину его бренные кости. Имея на то свои извращенные мотивы: она забрала тело Ви. События пугающе разворачивались подобно искривленному отражению прошлого.       И прежде, чем воплотить свой план в жизнь, Джонни нашёл в старых как мир брюках помятую пачку сигарет с последней палочкой и зажегшееся лишь с чертового пятого раза огниво и закурил. Вдохнув знакомый запах дыма своими сожженными легкими, рокер улыбнулся. Он чувствовал, как часть него вернулась, хотя значительная — отдавалась гулкой тишиной. Та, где поселилась она.       — Легенды тоже восстают из пепла и сжигают мир нахер...       Оказалось, что забросили мужчину в какие-то апартаменты в Центре недалеко от места, где планируется концерт — Городской Площади. Перехватив первого попавшегося прохожего, Джонни легко получил телефон. Гудки были короткими и не продолжительным — взгляды людей устремлялись к знакомой фигуре на тротуаре. Не обращая внимания, рокер наслаждался последней сигаретой.       — Стив у аппарата.       — Привет, малой. Как там Евродин?       Секунду молчание, а потом полный восторга возглас.       — Я, честно признать, до последнего не верил, но... Ебать! Это реально ты был? Всё это время... Боже...       — Так меня ещё никто не называл, — сигарета истлела. — Ладно, хватит разговоров, забери меня у... шестой улицы, вроде. Планы слегка меняются, Керри придется подвинуться на сцене.       — Это будет нереальное безумие! Уже выезжаю!       Звонок прекратился, и рокер повернулся к парню, у которого одолжил сотовый, и тот с открытым ртом принял его обратно. Джонни похлопал его по плечу, приводя в чувство.       — Вот так вот. Молодца. Не забудь забросить инфу в Сеть, что Джонни Сильверхенд вернулся и сегодня в Центре будет настоящий ад. Самураи возвращаются.

***

      Хаос. В городе поднялась буря. Банды вышли на улицы. Воспалились старые раны и припомнились обиды. То тут, то там слышалась стрельба, крики и смех. Полыхали пожары, движение автострад нарушилось, жители закрывались в своих квартирах, но больше — выходили из своих нор, привлеченные песней. Голос. Уставшие от гнета, от лжи, боли и нищеты они бросали вызов корпорациям. Полицейские участки «Милитеха» отправляли подразделения в очаги бунтов и непорядков, встревая в бой и тем самым распаляя ярость, цветшую и ждавшую своего часа в сердцах жителей. Джуди поработала на славу. Её девочки-куклы, имеющие пути в души представителей всех слоев общества от малого до великого как сойки-пересмешницы разнесли шепот: «Скоро все изменится..» А люди веря в то, что давно хотели услышать. Надежда — то, что не искоренить, её можно затоптать, можно сжечь, погасить, вырвать, но корни её куда глубже простираются в сознание.       Приходилось делать петлю по Центру, чтобы добраться до установленной точки. «Животные» перекрыли дорогу, имея на то юридическое разрешение, предоставленное никем иным, как «Милитехом» — так считали люди, так считала «Арасака», а более уже и не нужно было. На их рев сбежались кровожадные «Мальстремовцы», получившие разрешение на бойню. Две группировки, живущие под лозунгом: «Убей или будешь убит», «Выживет сильнейший!», — столкнулись в Центральном район — совсем недалеко от Башни, что вызвало массу недовольства корпоратов. На их территорию посягнули. И кто? «Милитех» и грязные уличные банды! Джонни улыбался своему отражению в стекле: не бомбы и террор уничтожит корпорации, а их гордыня разрушит их же империю.       Как осы из потревоженного улья, арасковцы рассеивались по Найт-Сити дальше в Пустошь, где свою операцию начали кочевники, использующие — неужели? — технику «Милитеха». Да, Джуди верно заметила, что Сильверхэнд любит наступать на те же грабли и обламываться. И сегодня он решил воспользоваться этим закостенелым мнением, чтобы то сыграло на его стороне. Две крупнейшие корпы: «Арасака» и «Милитех». Одна из которых уже не раз спонсировала подрывы другой. Так разве хоть кто-нибудь усомнится в том, что и сегодня ночью безумие на улицах — её рук дела?       Стив завернул руль, машину занесло на резком повороте, избегая столкновения с вылетевшим грузовиком, из кузова которого кричали шакалы, напичканные имплантами — члены «Мальстрема». Они распаляли по воздуху пули.       — Жесть!       — Не отвлекайся, — Джонни достал из бардачка свой родной пистолет, наслаждаясь тем, как приклад ложится в ладонь. — Время играет против нас. Против Ви.       И парень втопил газ. Ещё несколько десяткой ударов сердца, и они влетели на Площадь корпораций — самую защищенную часть Городского центра, а теперь погрузившуюся в океан безумия: люди облеченные в бесформенные плащи и маски толпились, сливались со мраком, виднелись в окнах, а среди всего этого возвышалась ави с огромным плоским бортом, где даже отсюда заметно было блеск залакированной стрижки Евродина в окружении пестрых девчонок. И инструменты.       Люди расступались, не желая быть задавленными мчащейся дешевой тачкой. Керри горел негодованием, когда жук остановился у самого ави, и рокер его понимал — они опоздали. Отвлекающий маневр всегда эффективен лишь первые минут десять, в лучшем случае тридцать, но во главе Альт — всего пять. Предчувствие подсказывало, что девушка уже затянула поводья и скоро поймет в чем просчиталась: они-то соберут толпу лицедеев и забияк как выразилась нетраннерша, но все эти люди ещё и жаждущие, наконец, сказать то, о чем они думают. И теперь у них есть голос. Альт сама вручила им этот золотой билет.       Стив быстро дышал, пораженный до глубины души обстоятельствами, свалившимися на него. Он вдруг подпрыгнул и остановил рокера прежде, чем тот вышел из машины.       — Стой! Вот, — он покопался в карманах безрукавки и протянул ему очки и жетоны. — Это должно быть у тебя.       Мужчина хмыкнул, взяв очки и надев, всё больше узнавая себя в отражении зеркал, но жетоны завернул цепочкой и убрал в карман штанов.       — Не наденешь?       — Они уже не принадлежат мне, — из бардачка он вытащил цепочку с пулей и надел. — Можешь считать меня стариком, но символы всегда имеют силу.       — Я верю, — парень улыбнулся, беря с заднего сиденья гитару, купленную рокером, и маску со знакомой формой и надел. — Погнали!.. Э, чересчур?       Джонни улыбнулся, кивая и выбираясь из машины. В окружении вмиг затаившей дыхание толпы, он ощутил себя одновременно на нужном месте, но в то же время предчувствие чего-то стальной хваткой сжала легкие. Так бывает, когда само подсознание подсказывает, что близится финал битвы.       Движения его были размеренными, где-то наигранно ленивыми, касание ладони черных спутанных волос — вызывающее и, возможно, чуть раздраженное, ни один лишний взгляд в массы в то время, как буквально каждый был устремлен на звезду — игра одного актера на сцене спектакля, отыгранного много лет назад, но с новыми декорациями. В мужчине, поднимающемся на судно, встречающего старого друга волчьим оскалом и жестким рукопожатием под вздохи и крики певичек, все должны были видеть Джонни Сильверхенда, погибшего при террористической атаке пятьдесят лет назад и героически восставшего из пепла подобно фениксу — красивая обертка для невероятного дебюта, ложь с позолоченной лентой. Люди пойдут за легендой, за красивой сказкой, за манящими словами.       — Я... не думал, что ты... — Керри снова и снова окидывал мужчину взглядом, оттаптывая ритм ногой. Его лицо также было скрыто под черной маской, но своему броскому стилю в одежде музыкант все-таки не смог изменить.       — Я тоже, — просто ответил он.       — Джонни?       Мужчина бросил взгляд на капитанский мостик, из которого вдруг показалась разношерстная группа людей. Неверие отразилось в их глазах наперебой с чем-то похожим на обиду, злость, чувство печали — не нужно было видеть лица, чтобы понять мелодию их душ.       — Вот это сюрприз, Кер, — выдохнул рокер.       Нэнси бросилась первая и обняла его, а за ней подбежали Дэнни и Генри, несмотря на их некоторые разногласия в прошлом. Видеть их, слышать, касаться, будучи самим собой — не то же, когда ему приходилось быть сторонним наблюдателем в голове наёмницы или же использовать её тело, чтобы притворятся кем-то другим. Нет, он и правда, как говорила злая голограмма Альт, размяк, ведь в прошлом он бы вряд ли гнался за этим чувством: кому-то его не хватало, кто-то скорбел.       — Это всё ахуенно, но нам уже пора, — Евродин протянул другу его гитару. — Что ж, так уж и быть, одолжу её тебе на вечерок, Джонни.       — И как мне запостить это в Сеть? — Денни шмыгала носом, хотя вела себя как ей свойственно, неприступно.       Джонни взял инструмент из рук Керри, подключил провод и развернулся к полотну людей в черных балахонах. Где-то за горизонтом слышался шум военных. Корпорации проснулись.       — Love is flame come from Hell.       И это стало вирусом. Музыка ударила по улицам, затопила дома, снесла ментальные барьеры людей, никого не оставив равнодушным. Прошлое поднялось с колен, напоминая, что ничто не забыто, что мир не забыл, люди не забыли — они хранили в душах, в сердцах своих полученный урок, как бы сильно не пытались их правители стереть правду. Но правда — это надежда. Она неистребима.       Мурашки адреналина разносили кровь по жилам. Пальцы жгло от соприкосновения со струнами — старое, покрытое пылью воспоминание. Тело, пробывшее во сне так долго, ощущало себя живее, чем когда-либо. Теперь игра Джонни была не для саморазрушения, отчаянного крика в пустоту — она была полна чем-то нового. Это ощутили все: и близкие друзья, и совершенно чужие люди, всё больше подлгребающие к площади. Сетевой вирус разносился быстрее воздуха. Скрытые под масками и мешками одежды — обезличенные люди наполнялись яростью, которую теперь не страшно было обличить. Программа Мерфи, создающая заслон в системе всех, кто подключился к серверу, где велась трансляция, скрывала следы участников. Ни в Сети, ни в реальности нельзя было отследить виновников. Никого, кроме одного — демона кошмаров «Арасаки», мифа, похороненного под обвалами Башни — Джонни Сильверхенда.       Сердце билось до боли в резонанс с ритмами его гитары. В голове нарастало напряжение, вызванное тревогой, злостью, гневном и ненавистью, разгорающимися тем сильнее, чем чаще он вспоминал слова Альт, брошенные месяцы назад, когда он вместе с Ви застрял в Сети. «Она всё равно погибнет». «Не учла тело». Это была Альт, она просто не могла не учесть чего-то, и ослепленный, он не понял простого: она лжет. Время в бездушном пространстве Сети стерло всё человечное, что некогда было в Альт Каннингем, оставив лишь тень обид, горя, разочарования — цифровые последовательности, ставшими катализаторами, когда Джонни вернулся, когда он бросился в пекло из-за девчонки-корпоратки. Если бы раньше ему кто-то сказал, что такое возможно, что он будет готов отдать жизнь за кого-то из корпорации, он бы набил этому человеку морду, и лишь везение бы спасло болтуна от пули. Но теперь единственный, кому стоило бы набить лицо — был он сам. Боль сковывала пальцы, резавшиеся о струны, но он заставлял себя улыбаться, ведь то, что он вложил в свою музыку, в песню — было правдой. Он может выглядеть как угодно, притворятся кем угодно, но слова его песен — всегда открытая книга его души. И теперь она повествовала о жестокой иронии судьбы, обличившей любовь как чувство, имеющее три лица. Тело, голос и душа. Шутка жизни в том, что не потеряв всего, не разбив лоб об землю, ты не поймешь, какое чувство — отражение твоей души. Однако иногда бывает слишком поздно. А иногда — даже время можно обыграть.       И на пике, когда прожекторы военных ави засветили совсем близко, когда шум машин полицейских начал застилать уши, музыка взорвалась, и мир погрузился в непроглядную тьму. Сервер, транслирующий концерт, к которому подключалось множество людей ежесекундно со всех углов Земли, питался от станции Дозора, поддерживающей и охраняющей Сеть, и упустившей маленькую утечку, созданную благодаря Вудуистам, которыми заручилась Паучиха в подарок — «по старой дружбе». И этот небольшой козырь в рукаве разыграл хорошую комбинацию карт — Сеть отключилась, рухнула так же, как некогда это было сделано при ещё первых попытках её наладить. Идея обрушить цифровой мир не была полностью Джонни — он просто позаимствовал детали у великого Рейча Бартмосса.       Найт-Сити ослеп. Тьма сожрала город. Дороги исчезли во мраке и тишине.       Три... Два... Один.       Загорелась одна маска, вторая, шестая, сотая... Один за другим в толпе вспыхивал огонь света — алый с белым. Самураи. Черные при свете, во мраке сами подарили свет. По улицам растекся рейв светлячков, лучей. Чья-то рука легла на плечо рокера. Он обернулся и увидел горящую маску Керри, который вложил в его руки ещё одну.       — Это твоя битва, но ты не будешь один. Не в этот раз.       — Не говори, что не ссышь, — заместо очков, Джонни надел маску и та вмиг загорелась.       — Бля, надо быть отбитым, чтобы не ссать нарываться на, ебать её, «Арасаку».       — Но куда хуже нарываться на Джонни Сильверхенда, — Стив встал с другой стороны от мужчины, держа в руках гитару как игрушку перед сном. Ребёнок, вырвавшийся из отчего дома на войну. — Джуди передала, что у нас есть ровно десять минут прежде, чем включат резервное питание в Башне.       — Туда и обратно — проще простого, — нервно усмехнулся Керри.       Ави активизировался, заранее подготовленный к полету при перегрузки питания. Музыканты остались с толпой, распыляя её пыл, готовя к массовым беспорядкам и шуму у ворот корпорации.       Джонни перезарядил ствол.       — Нет, у нас всего пять минут прежде, чем Альт сожжёт Ви мозг.