(Не)Чистый

      pov Миррен Нивен       Когда-то давно, казалось, уже в прошлой жизни, лежа с Нильсом на широкой постели в лав-отеле, я говорил ему, что приближающуюся течку хотел бы провести вместе с ним, и никак не предполагал, что так и случится – огорчался, что буду дома в компании подавителей.       Теперь же, лежа под ним на узкой, совершенно не предназначенной для двоих кровати, в его тесной захламленной комнате, придавленный к прохудившемуся матрасу его тяжелым телом, я мог думать лишь о том, что с огромной радостью обошелся бы без всего этого и счастливо провел бы эти несколько дней дома, в привычной обстановке один, в компании таблеток.       Не то чтобы мне не понравилось – я просто почти ничего не помнил. Ощущение удовлетворения, что я испытывал, когда изредка приходил в себя, практически испарилось, оставив лишь усталость. Все тело болело, не осталось, казалось, ни единого не пострадавшего от укуса или синяка участка кожи. В голове шумело, как от похмелья, я чувствовал себя разбитым и ужасно голодным, ведь не ел несколько дней. Во рту и в горле было сухо, как в пустыне.       Я не без труда разлепил тяжелые веки и, проморгавшись, осмотрелся. В комнате было темно, за окном – тоже, вероятно, я проснулся глубокой ночью, и вокруг меня было относительно тихо: соседи, скорее всего, спали, с улицы доносился лишь шум от машин и где-то вдалеке – лай собак.       Выбравшись из-под Нильса и перевернувшись набок, я обнаружил на полу несколько пустых и две полные бутылки воды. Обрадовавшись, я протянул руку к одной из тех, что не были открыты, открутил крышку и, поднеся бутылку к губам, с наслаждением присосался к горлышку.       Напившись и осушив едва ли не половину содержимого, я закрутил крышку и поставил бутылку обратно на пол.       Хотелось вымыться. Смыть с себя все – чужой запах, чужую сперму, свою сперму, смазку, пот – свой и чужой. Я чувствовал себя грязным и липким, было противно от самого себя и от Нильса тоже – за компанию.       Я присел на кровати и глухо выдохнул от боли, охватившей поясницу.       «Боги… Если так проходит любая течка с альфой, я больше этого не хочу…» – подумал я отчаянно.       Одноклассники рассказывали разное. Больше по слухам, чем свои личные ощущения: в нашем возрасте родители старались приглядывать за детьми и не позволяли проводить течку с кем-то. Одногодки говорили, что только первая течка с альфой проходит в подобном беспамятстве и что уже следующая принесет куда больше удовольствия и меньше неприятных ощущений. Говорили, что все зависит от альфы и отношений с ним. Говорили, что течка с любимым альфой – самое приятное, что может происходить в жизни, говорили о распухших узлах, вязке и часовом кайфе во время сцепки. Я не знал, что из этого было правдой и можно ли было верить хоть чему-нибудь, но искренне боялся, что второй раз будет таким же, как этот.       Собравшись с силами, я поднялся на ноги и нетвердой походкой направился к двери, по пути подбирая чью-то валявшуюся на полу одежду – было без разницы, чью надевать – мою или Нильса, она нужна была мне только для того, чтобы дойти до ванной. Я и вовсе остался бы голым, но опасался попасться на глаза мистеру Саммерсу в далеко не самом приличном виде. Штаны оказались не моими – они сваливались с меня и волочились по полу, футболка оказалась безразмерной, и в ней я тоже утонул, но мне было все равно – не на подиум шел.       Я открыл дверь и осторожно выглянул в гостиную, где, как и надеялся, никого не застал – комната была пуста. Я прошел через нее и выглянул в прихожую. Моя сумка с рюкзаком так и валялись на том месте, где я их бросил, и я подошел к ним, принимаясь рыться в вещах, чтобы достать себе подходящую одежду. Как назло, перерыть пришлось едва ли не все вещи, чтобы, наконец, отыскать то, что мне было нужно – белье и любимую пижаму.       Кое-как утрамбовав ненужные вещи в сумке, я направился на поиски ванной, найдя которую, включил свет и, зайдя внутрь, поморщился: в ней было грязно, как… как не знаю, где, но находиться здесь было по меньшей мере неприятно.       Закрыв за собой дверь, я сложил одежду на стиралке, предварительно проверив ее на предмет наличия пыли. Осмотрелся, порылся в шкафчиках и, найдя чистое – как я надеялся – полотенце, разделся, скинув с себя все, что недавно нацепил, почувствовал неприятный холодок на полу – коврик для ног здесь почему-то предусмотрен не был. Подошел к ванне – узкой и длинной, без перегородки, но со свисающей с какой-то палки шторкой. Дотронувшись до нее, чтобы расправить, я снова брезгливо поморщился: она была влажной и с каким-то неприятным налетом, словно ее никогда не мыли.       Расправив шторку, я уставился на ванну – когда-то, вероятно, белую, но теперь желтую, с местами отколовшимися кусочками эмали и ржавчиной на их месте. Вздохнув, я протянул руку к лейке и, направив ее на дно, принялся настраивать воду. Напор оказался слабым: лейка протекала, и значительная часть воды стекала по шлангу, а не вытекала из предназначенных для этого отверстий.       В очередной раз вздохнув, я залез в ванну и, оставшись в ней стоять, принялся обливаться водой. Времени на это ушло немало, мне все казалось, что вода недостаточно чистая, чтобы смыть с меня все, что нужно было, стоявший на проржавевшем уголке шампунь почти не пенился и отказывался начисто промыть мои волосы, бальзам для них и вовсе отсутствовал, не говоря уже о профессиональных масках, которыми я регулярно пользовался дома, и которые, конечно же, забыл прихватить с собой. Гель для душа отдавал химией столь неприкрыто, что дышать им было смерти подобно. Мыть лицо им не хотелось от слова «совсем», но взять привычные и милые сердцу пенки и гели я попросту забыл, а потому выбора не осталось.       Пока я мылся, пытаясь привести себя в порядок, по всей видимости, рассвело, и проснулся хозяин дома: скоро он уже стучал в дверь, требуя освободить ванную.       – Закругляйся давай, – велел он, и мне пришлось поспешно выключать воду и выбираться из ванной. Поскользнувшись на полу, я схватился за шторку и только благодаря ей удержался на ногах. Выдохнув, я выпрямился и уже осторожнее шагнул к полотенцу. Вытерся и посмотрелся в зеркало, ужаснувшись россыпи засосов, синяков и укусов, один из которых был глубже и темнее остальных, и навевал только на мысль о метке.       «Нильс пометил меня?..» – подумал я, не понимая, что это могло значить и как к этому нужно было относиться. Он принял меня окончательно? Как свою пару?.. Он сделал меня своим, провел со мной течку и пометил. Могло ли это означать, что теперь мы официально стали парой?..       Размышляя над этим, я почувствовал огорчение от того, что совершенно не помнил, как именно это было. О первой метке ходило много слухов: кто-то говорил, что кончал в этот момент и что удовольствие возрастало в несколько раз. Кто-то говорил, что было адски больно. Я же не мог сказать ровным счетом ничего. Я носил на себе первую метку, но не знал, было ли мне хорошо или больно в момент ее получения. Она болела сейчас – как от сильного укуса, как и остальные укусы, оставленные Нильсом, как и любой синяк, если на него надавить, как и царапины.       Выжав волосы, я расчесал их как мог – без бальзама это было затруднительно – и завязал в хвост, не найдя фен да и не будучи уверенным, что мне позволят провести в ванной еще с полчаса, пока я сушил бы их, торопливо оделся, прополоскал рот зубной пастой и вышел из ванной, буквально нос к носу столкнувшись с мистером Саммерсом в коридоре.       – Доброе утро… – проговорил я неуверенно. Голос был сиплым, и горло отозвалось болью в ответ на каждое произнесенное слово.       – Есть хочешь? – спросил он, и я закивал.       – Яичница на плите, – сказал альфа и, обойдя меня, прошел в ванную.       – Спасибо… – проговорил я ему в спину и поспешил на кухню. Яичница состояла из двух яиц, и мне показалось, что этого будет катастрофически мало – желудок просто сосало от голода. Я соскреб яичницу со сковородки и, переложив на более-менее чистую тарелку со сколами на ободке, стоявшую рядом с плитой, порылся в ящиках в поисках приборов и, найдя вилку, прошел к столу.       Яичница в самом деле была маленькой, а я – ужасно голодным, поэтому позволил себе произвести ревизию холодильника на предмет нахождения там еще чего-нибудь съестного. Обрадовавшись батону хлеба и палке колбасы, я соорудил себе два огромных бутерброда и с жадностью накинулся на свою еду.       Доев все до крошки и почувствовав, что более-менее наелся, я встал на ноги и подошел к кухонному гарнитуру, чтобы налить себе воды или чая. Нашел кружку, опустил в нее лежавший в коробке на столешнице чайный пакетик, потянулся к чайнику и, убедившись, что вода в нем была горячей, налил кипятка в чашку. Решив, что было бы неплохо развести кипяток холодной водой, я бросил взгляд на мойку, но не обнаружил рядом с ней краника с фильтрованной водой. Побоявшись наливать в чашку водопроводную воду, я осмотрелся еще раз.       Рядом с чайником стоял графин с водой, на дне которого собрались какие-то оранжевые крупинки. Я поднял графин и поболтал им, пытаясь понять происхождение непонятных крупинок. Они принялись задорно кружиться в воде, и я скривился:       – Что это?.. – задумавшись, я не заметил, что на кухню кто-то вошел, и вздрогнул от раздавшегося за спиной голоса:       – Ржавчина, – сказал мистер Саммерс, стоявший на некотором отдалении от меня, недобро усмехнувшись. – Добро пожаловать в мир обычных людей, – он хмыкнул под моим растерянным взглядом.       – Я-ясно… – проговорил я и передумал разбавлять воду – решил, что подожду, пока она остынет в кружке, старательно отгоняя от себя мысли о том, что в чайнике вода тоже была ржавой.       – Что, приготовить еще одну была не судьба?.. – спросил альфа, подходя к плите.       – О, простите, я думал, вы уже поели… – попытался я оправдаться, отходя к столу с кружкой. – Давайте я приготовлю… – предложил я, но он махнул рукой, доставая яйца из холодильника. Я почувствовал себя виноватым, но исправить уже ничего не мог: даже предложив приготовить ему яичницу, я по большому счету кривил душой – готовить даже такое простое блюдо я так и не научился.       Было тихо: мы оба молчали, пока он выливал яйца на сковородку. Я понятия не имел, как с ним общаться: не догадывался, как он ко мне относился, и мог ли как-нибудь исправить возникшую ситуацию. И насколько это было необходимо.       Мне хотелось как можно скорее слинять из кухни, но мой чай, как назло, не желал остывать так быстро, как хотелось, и я пожалел, что не догадался налить его раньше.       Тем временем мистер Саммерс приготовил себе яичницу и, переложив ее на тарелку, отнес на стол. Поставив тарелку на столешницу, он бросил на меня какой-то не поддающийся интерпретации взгляд, мне показалось, что недовольный, отчего стало еще более неуютно, но, не сказав ничего, он вернулся к заставленному всяким хламом гарнитуру и сделал себе два бутерброда. Я закусил губу – вот это я точно был в состоянии для него сделать, почему же не предложил?..       Закончив с бутербродами, он перенес их на свою тарелку и принялся готовить себе… – кофе?.. – достал кружку, насыпал в нее ложку черного и пахнущего кофе порошка и залил его кипятком. После этого он достал молоко из холодильника, разбавил им кипяток и прошел за стол, усевшись на стул и размешивая получившийся напиток. Я с сомнением смотрел на его кружку, пытаясь понять, что это – неужели капучино?.. А где же пенка?.. И разве для его приготовления не нужны были кофейные зерна?.. Или это какой-то другой способ варки, куда более усовершенствованный?.. Я о таком не знал: у нас дома папа готовил капучино в кофемашине. Он регулярно засыпал в контейнер зерна и добавлял в бак воду, а специальный капучинатор готовил умопомрачительную молочную пенку. В кафе, куда я ходил, делали практически то же самое, разница заключалась только в разновидностях кофемашин. Что же сделал мистер Саммерс?..       Я не знал, мог ли я спросить альфу о его напитке или вообще хоть о чем-то, а потому, потупив взгляд, молчал, пока он ел и пока мой чай остывал до комфортной температуры – крайне медленно, как мне казалось.       Мистер Саммерс тоже молчал, но иногда я чувствовал на себе его взгляды – недовольные или раздраженные – я не знал, но от них было как-то не по себе. Я не решался поднять на него глаза и максимум, что мог себе позволить – это посмотреть на его руки, без единого кольца. У него не было мужа?..       Я внезапно осознал, что не имел ни малейшего представления о том, был ли у Нильса папа, но подозревал, что нет: по крайней мере, следов присутствия омеги в этой квартире я пока не заметил: здесь было грязно и неуютно. Куда бы я ни бросил взгляд – будь то столешница кухонного гарнитура, стол, подоконник, шкафчик с посудой, ящик со столовыми приборами, зеркальный шкафчик в ванной – везде царил беспорядок, все было завалено и раздражало глаза своим хаосом, но не вызывало во мне желания прибраться – лишь сбежать. Казалось, сколько бы усилий ты ни приложил здесь для наведения порядка, толку от этого будет чуть – ровно до прихода одного из альф – и неважно, какого именно, может, и обоих.       «Если они не справляются, почему не нанять домработника?..» – подумал я, но прикусил себе язык за свои же мысли: ясно же было, что лишних денег у Саммерсов не водилось.       Пока мы сидели за столом в гробовом молчании, проснулся Нильс. Он прошел на кухню и бросил на нас недоверчивый взгляд. Видимо, не верил, что мы с его отцом могли мирно сосуществовать в одной комнате. Нильс выглядел измотанным: его лицо было осунувшимся, щеки впали – вероятно, совместно проведенная течка и для него прошла непросто.       «Боги, неужели это я его так вымотал?..» – подумал я то ли с досадой, то ли с восхищением.       – Привет, – сказал я вместо этого. Голос мой уже не был сиплым, как с утра, и я был этому рад.       – Привет, – отозвался он, подходя к гарнитуру и принимаясь искать чистую кружку, чтобы налить себе воды. Из того самого графина со ржавчиной. Я сглотнул, представив, что эта «вода» попадет ему в желудок. Лучше бы он бутылку из спальни принес. Там же оставались…       – Завалишь вступительные – можешь проваливать, – сказал мистер Саммерс, вставая из-за стола и выходя из кухни. – Я ушел.       – Пока, – попрощался Нильс и перевел взгляд на меня. – Ты занял его место, – сказал он, кивнув на стул, на котором я расположился. – Больше так не делай, его это бесит, – предупредил он, и я, наконец, понял, на что так сердился его отец, сидя за столом. Но я же не знал. Этот стул не был подписан.       «Сказал бы, – подумал я раздраженно. – Что такого-то?..»       Входная дверь хлопнула, повествуя о том, что мистер Саммерс ушел, и мы с Нильсом остались вдвоем.       Мне казалось, что Нильс должен был поинтересоваться моим самочувствием, но он почему-то не спешил это делать, и я, почувствовав обиду, спрашивать его о том же тоже не стал.       – Ты оставил на мне метку?.. – спросил я, наконец, и Нильс кивнул:       – Да, и кончил в тебя несколько раз, – сказал он. Держался он при этом на расстоянии от меня, что навевало только на одну мысль:       – Но я… все равно воняю, да?.. – спросил я убито.       – Угу, – сказал он неохотно.       – Ох, – я уронил голову на руки.       «Что мне делать теперь…»       Вариантов было немного. Вернее, их не было совсем, и я это прекрасно понимал. Теперь я навсегда был привязан к Нильсу, единственному альфе, который, зная о своей прямой причастности к моим бедам и чувствуя вину, обязан был терпеть меня рядом. Это было неприятно и больно било по самолюбию – что он не выгнал меня и познакомил с отцом только из чувства долга. Или моей угрозы, что было еще хуже.       Так или иначе, теперь мы были связаны, и я надеялся, что мы сможем жить в любви и согласии, насколько это было возможно.       – Хочешь есть? – спросил я.       – А ты готовить умеешь? – спросил он заинтересованно, и я охотно кивнул:       – Яичницу приготовить точно смогу, – ответил я более, чем уверенно.       – Давай, – кивнул он и отошел, пуская меня к плите.       Я достаточно внимательно наблюдал за его отцом, а потому искренне считал, что в приготовлении яичницы не было ничего сверхъестественного. Если уж неотесанный альфа мог ее приготовить, то я и подавно! У меня вообще это должно было быть в крови: папа отлично готовил.       С видом знатока подойдя к плите, я повернул ручку, поставив на максимум, чтобы сковородка прогрелась, и достал пару яиц из холодильника. Не совсем удачно разбил их и неравномерно вылил на дно, но понадеялся, что вкус важнее формы, и принялся наблюдать за тем, как прозрачная масса растеклась по сковородке, а после – начала медленно белеть.       Решив побаловать своего альфу еще и парой бутербродов, я отвлекся, стараясь нарезать хлеб и колбасу максимально ровно и красиво. В итоге бутерброды оказались такими тонкими, что их стыдно было подавать на стол, а яичница начала пригорать. Заметив это слишком поздно – почувствовав по запаху, – я подхватил сковородку и поспешно оторвал ее от плиты. Было досадно, но ничего не поделаешь – у меня совсем не было в этом опыта. Когда-то папа пытался научить меня готовить, но мне это было совершенно неинтересно, а на уроках труда в школе я всячески отлынивал от готовки, потому и не выучился ничему. Учителя махнули на меня рукой, понимая, что я не был создан для этого, папа надеялся, что я возьмусь за ум и сам захочу научиться готовить после того, как вступлю в брак.       Задумавшись о родителях и беззаботных школьных буднях, я поймал себя на мысли, что вот-вот расплачусь от досады и тоски. Прошло всего-то несколько дней, подавляющую часть которых я провел в отключке, а мне уже ужасно хотелось вернуться. Да что обманывать, я хотел вернуться ровно с того момента, как оказался за порогом родного дома.       Сморгнув непрошеные слезы, я достал чистую тарелку – последнюю – и, отодрав яичницу от сковородки, переложил далеко не самую аппетитную белково-желточную массу с подгорелыми краями и таким же дном на нее. Добавил бутерброды и отнес Нильсу, поставив перед ним.       – Сжег все-таки… – разочарованно обронил он, осматривая мой кулинарный «шедевр».       – Это первая яичница в моей жизни, – я пожал плечами. – По телеку в разных сериалах и хуже показывали, не привередничай… – я натянуто улыбнулся и, опомнившись, выключил плиту, порадовавшись, что больше ничего не сжег и не стал причиной пожара.       – Ладно… – смилостивился Нильс и перевел выжидательный взгляд с тарелки на меня. Сообразив, что не положил ему приборы, я бросился к ящику и, найдя там последнюю вилку, положил перед ним. – Спасибо.       – Ну как?.. – спросил я через какое-то время. Нильс ел быстро, почти глотал еду, не разжевывая, и я надеялся, что это было из-за вкуса, но, скорее всего, он просто был очень голоден. Тем не менее, я надеялся хотя бы на комплимент по типу «Съедобно».       – Бутеры нормальные, – сказал Нильс, прожевав.       Разочаровавшись, я насупился и принялся пить чай, который к этому моменту уже слишком сильно остыл. Подумав, что было бы неплохо съесть что-нибудь сладкое для поднятия настроения, я снова встал и подошел к холодильнику, но, открыв дверцу, не обнаружил на полках ни пирожных, ни конфет, ни шоколадки.       – Сладкое вы не едите?.. – спросил я расстроенно, понадеявшись, что хоть что-нибудь могло заваляться в каком-то из шкафов.       – Не-а, – покачал головой Нильс, и я выдохнул, вернувшись на свое место.       «Сейчас бы сюда коробочку тальтилей…» – подумал я мечтательно.       – Какой сегодня день хотя бы?.. – спросил я Нильса, чтобы отвлечься от ненужных мыслей.       – Пятница, – ответил он, доедая.       – Когда у тебя экзамены?..       – Первый – в понедельник, – ответил Нильс неохотно. – Мне нужно готовиться. У меня курсы через час, так что я поеду, – сказал он, посмотрев на часы, и заторопился. – Приберись, ага? – бросил он уже из коридора.       – Ага… – вяло отозвался я, осматривая кухню и разведенный на ней беспорядок.       «Он же только посуду имел в виду?..» – подумал я с надеждой.       – Все, я ушел, пока, – крикнул Нильс и, не успел я с ним попрощаться, хлопнул дверью, оставляя меня совсем одного.       Я с тоской окинул взглядом небольшое помещение, в котором находился, и неохотно поднялся на ноги: сама себя посуда не уберет, а разочаровать своего альфу еще больше мне совсем не хотелось.       Посудомоечной машины на этой кухне, конечно же, не было, но я не унывал: по телеку видел, как люди мыли посуду руками с помощью губок и каких-то средств. Отыскав необходимое у мойки, я принялся за мытье: тарелки и вилки с чашками помыть не составило труда, а вот со сковородкой пришлось повозиться. Закончив и оставшись удовлетворенным результатом своего труда, я вышел из кухни и прошел в прихожую, чтобы достать из рюкзака телефон и зарядку, после этого – прошел в гостиную и, найдя розетку у дивана, поставил телефон заряжаться, параллельно включая его и с замиранием сердца ожидая, что телефон оповестит меня о куче новых непринятых вызовов – от родителей, пожалевших о своем решении.       Но, к моему огромному сожалению, пропущенных вызовов у меня не было, равно как и сообщений.       Вздохнув, я убрал телефон и уронил голову на руки, свернувшись на диване калачиком.       Неужели все это правда?..       Неужели родители в самом деле вычеркнули меня из своей жизни?..       Неужели они действительно совсем не думали обо мне и не скучали?..

*      *      *

      Я уснул. Проспал до самого вечера и проснулся только когда домой вернулись мистер Саммерс и Нильс: услышал звук проворачивающегося в замочной скважине ключа.       – Эти сумки отсюда когда-нибудь исчезнут?.. – выругался мистер Саммерс, вероятно, споткнувшись о мои пожитки.       Я поднялся с дивана и, потирая глаза, прошел в прихожую.       – Извините, я сейчас уберу… – проговорил я, но понял, что «сейчас» – это не прямо «сейчас», а чуть позже, поскольку прихожая была слишком мала для троих людей. Двое альф вообще едва в ней помещались.       – Ты спал, что ли? – спросил Нильс, и я кивнул:       – Угу…       – Вот ведь спящего красавца себе нашел, – мистер Саммерс хмыкнул и, разувшись, прошел в ванную.       Я протиснулся мимо Нильса и, подхватив свои вещи, отнес их в нашу комнату, бросив у шкафа: разбирать не хотелось. Хотелось есть. Опять хотелось есть, но я очень сомневался, что хоть кто-то из альф принес домой какую-то еду: пакетов в их руках я не заметил.       «А вдруг они поели вне дома?.. – пронеслась в голове паническая мысль. – Что мне тогда делать?.. Снова яичницу жарить?..»       Конечно, как я надеялся, вторая яичница должна была получиться у меня лучше первой, но я морально не был готов есть одно и то же на протяжении дня.       Хотя… От бутербродов я бы не отказался. Подумав, что мог бы сделать их хоть сейчас, я вышел из комнаты и прошел на кухню, где обнаружил Нильса, стоявшего у закипающего чайника.       – Ты ничего не делал?.. – спросил он, заметив меня. Я пожал плечами:       – Я спал, – я ведь говорил?..       – Что, весь день?.. – он, казалось, удивился.       – Ну да. Я все еще чувствую себя уставшим. И голодным. Хочу бутерброды сделать, будешь?..       – Буду, конечно. Я тоже голодный. Да и отец, так что придется пельмени сварить. Достань, пожалуйста, – попросил он, видя, что я открыл холодильник.       Вытащив из него хлеб и колбасу, я осмотрел полки, но никаких пельменей не обнаружил.       – А где они?.. – спросил я, сомневаясь, что они вообще здесь были: полки были довольно пустыми, и пельмени – в каком бы виде они ни были представлены – я бы наверняка заметил.       – В морозилке… – Нильс обернулся ко мне с каким-то странным выражением на лице.       – А, – я понимающе кивнул и открыл морозилку.       – Готовить ты, как я понимаю, совсем не умеешь?.. – спросил Нильс, прислонившись спиной к гарнитуру.       – У нас папа готовил, – ответил я, перебирая пакеты в одном из ящиков. – Эти?.. – показал я ему одну из пачек.       – Ага, – Нильс кивнул и взял ее из моих рук.       Пока я нарезал бутерброды на троих, он кипятил воду в кастрюле. Когда вода закипела, он забросил в нее все пельмени из пачки. Я внимательно наблюдал за ним, чтобы хоть чему-то научиться. Пока что все было несложно.       – Милая картина, – заметил мистер Саммерс, переступая порог кухни. Он был одет только в домашние штаны и потирал голову полотенцем – только что вышел из душа.       Я не знал, нужно ли было что-то отвечать на его ремарку, поэтому промолчал.       Альфа подошел ко мне:       – Вот, возьми, – протянул он мне какую-то коробочку, похожую на упаковку из-под лекарств.       – Что это?.. – спросил я, беря ее в руки и осматривая.       – Духи, – пояснил мистер Саммерс. – От твоего запаха. Прочитай рекомендации по применению и брызгайся почаще. Продаются в аптеке. Рядом с презервативами! – крикнул он Нильсу. Тот вздрогнул, а у меня по спине прокатились капли пота. Мы ведь не предохранялись. У меня была течка, а мы не предохранялись.       Мы с Нильсом переглянулись. Стало ясно, что до него тоже только сейчас дошло, что мы натворили. Неужели мы… Не могли же мы…       Заметив наши растерянные взгляды, мистер Саммерс холодно изрек:       – На аборт будете сами зарабатывать.       Я открыл рот и едва не задохнулся от возмущения.       Какой аборт?!       О чем он говорит?!       Я никогда не сделаю аборт! Я… я не беременный! Не могу быть беременным в семнадцать лет!       Мне даже семнадцати нет!       Я распахнул рот шире, чтобы вдохнуть воздуха, но понял, что не могу этого сделать. Мне не хватало воздуха, но новый поток кислорода больше не поступал в легкие. Я испугался. Вспомнил те бесконечно ужасные минуты на полу в родном доме, меня прошиб холодный пот.       Я не мог дышать.       Я снова не мог дышать.       Я вцепился пальцами в столешницу, открывая и закрывая рот, делая, как привык, но это не помогало: кислород больше не проникал в мои легкие.       Я почувствовал, что задыхаюсь.       Что же делать?..       Нильс и его отец непонимающе смотрели на меня: казалось, они поняли, что со мной что-то не так, но не понимали, что именно. И как мне помочь.       – Пакет… – простонал я из последних сил, вспомнив, как папа помог мне с этим справиться несколько дней назад. – Пожалуйста… пакет…       – Что с ним?.. – Нильс побледнел, мистер Саммерс растерянно смотрел на меня, пока я, чувствуя, что вот-вот задохнусь, отвернулся от них и принялся шарить по ящикам в поиске пакета.       – Гипервентиляция, – наконец, сказал мистер Саммерс и, отпихнув меня, открыл шкаф под мойкой, откуда достал крафтовый пакет и, поспешно продырявив его дно ножом, протянул мне.       Я схватил пакет и поднес к лицу, молясь всем богам, чтобы это скорее прекратилось. Из глаз катились слезы. Было страшно.       Я боялся умереть, боялся задохнуться и больше не увидеть в этом мире ничего хорошего. Не увидеть родителей, которых, несмотря ни на что, все равно любил, хоть и был на них до смерти обижен. Не успеть попрощаться с Нильсом, да и с его отцом. Даже боялся больше никогда не увидеть Мартина по телевизору, хоть и не скучал по нему. А еще боялся выжить и оказаться беременным. Боялся аборта, боялся растить ребенка. Боялся всего.       – Ну-ну, успокойся, – мистер Саммерс положил руки мне на плечи, мягко поглаживая. – Я несерьезно насчет аборта, расслабься. Никто не заставит тебя это делать. Вырастим как-нибудь.       «Как-нибудь…» – пронеслось в моей голове. Здесь, в этой тесной, грязной квартире. Мне совсем этого не хотелось. На такое я не был согласен.       Но я больше ничего не мог предложить своему возможному ребенку: у меня больше ничего не было.       Постепенно я успокоился и сполз на пол, обессиленно уронив голову на колени и спрятавшись за руками.       – Вы серьезно не предохранялись?.. – спросил мистер Саммерс у сына.       – У него течка была! – выпалил Нильс.       – Болван, – мистер Саммерс, судя по звуку, наградил его затрещиной.       Что-то зашипело, и я поднял голову, чтобы понять, что происходит.       – Черт! – выругался Нильс, торопливо снимая кастрюлю с плиты и спеша вытереть варочную поверхность, на которую щедро выливалась бурлящая вода из-под крышки.       – Пойду умоюсь, – произнес я и, поднявшись, ушел в ванную, где вымыл лицо и, протерев полотенцем, уселся на унитаз, чтобы вновь уронить голову на колени.       «Боги, пожалуйста… пусть мне хоть в чем-то повезет…» – взмолился я.       В милость богов я, правда, уже не особо верил. Они допустили то, что со мной происходило. Навязали мне жениха, которому я не был рад, подтолкнули к Нильсу, а потом, жестоко пошутив, рассорили с родными, оставили без семейной поддержки, обрушили на меня течку, а теперь решили добить меня еще и беременностью?..       За какие такие грехи я был так жестоко наказан?.. За измену?.. Я ведь уже поплатился за нее. Сколько еще мне расплачиваться с этим миром за одну-единственную ошибку?.. Когда эта черная полоса в моей жизни закончится?..       Я сдавленно всхлипнул и поднес полотенце к глазам, не давая непрошенным слезам замарать щеки.       Как же жалко я должен был сейчас выглядеть: со спутавшимися волосами, в тесном санузле, на унитазе, с опухшими глазами.       Мне было и жалко себя, и противно от того, что я из себя представлял.       Это словно был не я. Со мной никогда такого не происходило.       Я никогда таким не был, как же все это было неправильно.       Я должен был быть в другом месте: дома, с семьей. Отказавший Мартину, посаженный под домашний арест, я должен был сидеть в своей комнате и даже не думать о том, забеременел или нет.       Но вместо этого я сидел на чужом унитазе в чужой квартире и страдал.       Чтобы хоть как-то отвлечься, я вскрыл упаковку подаренных мистером Саммерсом духов и изучил инструкцию по их применению. По всему выходило, что это были духи, перебивающие запах грязной метки. Их следовало использовать по пять-шесть раз в день с промежутком от двух часов до трех. Я открутил крышечку и поднес флакон к носу, чтобы почувствовать их аромат, и невольно скривился: он был тяжелым, едким и совершенно мне не шел. Но выхода не было.       Я побрызгался духами и, кое-как придя в себя, встал на ноги, после чего, снова умывшись, вернулся на кухню.       Оба альфы уже сидели за столом: мистер Саммерс на том месте, которое я занял с утра, Нильс напротив него. Стол был накрыт на троих: про меня не забыли, и это вселило в меня какую-то надежду, что все не так уж плохо.       Подойдя к столу, я сел на стул и извинился:       – Мистер Саммерс, я утром занял ваше место, извините, – я шмыгнул носом, и альфа приподнял левую бровь, так и не донеся ложку с пельменем до рта.       – Все в порядке, – сказал он.       – А когда я узнаю, что… ну, вы поняли, – спросил я негромко, спрашивая, конечно же, именно его: вряд ли Нильсу было об этом известно. Мистер Саммерс пожал плечами:       – Если у тебя начнется токсикоз, то через пару недель. Если нет, то через несколько месяцев, когда поймешь, что течка запаздывает.       – А узнать раньше как-то можно?.. – спросил я снова. – Чем через три месяца, я имею в виду.       – Можно кровь сдать на анализ. Но не раньше, чем через пару недель, – ответил альфа и принялся за еду.       – Ясно… – я понуро кивнул и тоже зачерпнул пельмешку из тарелки.       – А еще запах должен измениться, разве нет?.. – неуверенно спросил Нильс.       – А, да, – его отец кивнул, и я вскинул на него глаза:       – Правда?..       – Да, если ты забеременел, твой организм перестроится и поборет запах грязной метки, – мистер Саммерс снова кивнул. – Будешь пахнуть отцом ребенка.       «Ну, хоть одна хорошая новость!» – подумал я воодушевленно.       – А это навсегда?.. – спросил я с надеждой. Мистер Саммерс неопределенно повел плечами:       – Да кто ж его знает…       Мы продолжили есть и больше к теме моей возможной беременности не возвращались. Я переживал: мне не хотелось становиться папой в столь юном возрасте, но было уже поздно.       После ужина мы разошлись по комнатам: мистер Саммерс остался в гостиной – смотрел телевизор – мы с Нильсом закрылись в нашей комнате. Он сел за стол и принялся за учебу, я от нечего делать разобрал свои вещи.       Легли мы поздно, с трудом поместившись на кровати и глядя друг другу в глаза.       – Я пахну лучше, чем утром?.. – спросил я с надеждой.       Нильс кивнул:       – Да.       – Поцелуй меня.       Он подался ко мне и прижался к моим губам своими. Я обнял его за плечи, с наслаждением ощущая его теплый поцелуй. Он был мягким и ласковым, и мне казалось, что все хорошо. Так, как надо.       Сил на продолжение не было ни у него, ни у меня: мы оба были измотаны течкой, но мне хотелось подольше сохранить телесный контакт с ним, поэтому, когда поцелуй прекратился, я не торопился выпускать его из объятий.       – Извини за… за тот день, когда я пришел и накричал на тебя. Я был в отчаянии, – проговорил я.       – Я понимаю, – он кивнул. – Я виноват. Всего этого не было бы.       – Уже ничего не исправить, – я провел пальцами по его щеке. – Давай считать, что это подарок судьбы.       Нильс хмыкнул:       – Он явно с характером.       Я улыбнулся:       – Спокойной ночи.       – Спокойной ночи.