(Не)Чистый

      pov Миррен Нивен       Мне не спалось этой ночью. Как и несколько предыдущих ночей, проведенных не в родном доме. В маленькой комнатке, едва ли рассчитанной на двоих, было душно, а на полутораспальной кровати с высоким широкоплечим альфой по соседству – тесно и жарко. Я то и дело просыпался, переворачивался на другой бок и засыпал снова, но каждый раз ненадолго.       В моей голове было много мыслей, целый рой, они кружили и без конца жалили меня, выжигая изнутри. Плохие мысли. Плохие и еще хуже. Хороших не было, совсем. Чему мне было радоваться? На что надеяться? В моем-то положении.       Впрочем, я все еще не знал, в «положении» ли я, и от этого было только хуже. Страхи, связанные с моей возможной беременностью, сомнения, опасения и почти глобальное чувство обреченности снедали меня, не давая нормально уснуть и отдохнуть.       Устав бороться с бессонницей и чтобы хоть как-то отвлечься в этот предрассветный час, я повернулся к Нильсу и вгляделся в его спящее лицо, разглядывая черточка за черточкой каждый миллиметр его кожи, начиная от линии волос, заканчивая подбородком.       Нильс был подростком. Восемнадцатилетним, но все же подростком. Он был симпатичным, одним из самых привлекательных альф нашего выпуска: высоким, спортивным, но черты его лица были вполне обычными: ни утонченной линии губ, ни аристократических крыльев носа, ни волевого подбородка, ни высоких скул. Еще пару недель назад я считал его красавцем, а сейчас, лежа с ним в одной кровати, я видел его совершенно посредственным, едва ли не «никаким» и задавался только одним вопросом:       «И что я в нем нашел?..»       По сравнению с ним Мартин был во много раз красивее. Он был выше, его фигура была идеальной, и он умел держаться в обществе. У него были красивые губы и брутальная щетина, идеальная стрижка, выдающиеся скулы. Продолжать можно было бесконечно, неудивительно, что он пользовался огромной популярностью у омег, и у меня, конечно, тоже. Глупо скрывать, что физиологически он весьма сильно меня привлекал. По крайней мере, до тех пор, пока я не предпочел ему Нильса, и Мартин со всеми его прекрасными данными не отошел на второй план.       Теперь же… мои предпочтения вовсе не имели значения, ведь Нильс – это все, на что я мог рассчитывать, и теперь уже мне следовало переживать, как бы он не предпочел мне кого другого. Мне нельзя было этого допустить, я не мог его потерять.       Протянув к нему руку, я слегка провел пальцами по его щеке – гладкой, без единого намека на зрелость в виде жестких волос – от скулы до подбородка. Я никогда не прикасался к Мартину, поэтому мог только догадываться, каково было бы касаться его колючей щетины, но порой целовал бородатого отца в щеку, и хорошо мог представить, как щекотно это было и как с любимым альфой в постели это бы заводило. Но кожа Нильса была гладкой, и о пикантной щекотке в области шеи при безудержных поцелуях мне пока оставалось только мечтать и довольствоваться тем, что имел.       Я подался к спящему Нильсу и прижался губами к его губам, ни о чем особо не думая и не ожидая, что он мгновенно ответит. Он и не ответил – слишком крепко спал. Поцелуй вышел сухим и коротким ввиду отсутствия какой-либо ответной реакции, но я не расстроился: опустил руку к его плечу и слегка толкнул, переворачивая его на спину, в следующее мгновение оказываясь сверху.       Нильс и бровью не повел, продолжая отдаваться Морфею, купаясь в его бесконечных снах. Я закусил губу, меня захватил азарт, и по телу прокатилась волна возбуждения. Что еще мне придется сделать, чтобы он проснулся?.. Как далеко я успею зайти?..       Я слегка приподнялся, оглядывая его сверху, немного поерзал, усаживаясь удобней и словно бы невзначай проезжаясь твердеющим членом по его животу, вызывая волну истомы, жарко прокатившуюся по телу.       Нильс по-прежнему спал, а я уже начинал намокать. Наклонившись, я крепче поцеловал его и поднял руки к груди, нащупывая затвердевшие горошины сосков, требующих внимания. Коротко выдохнув, я сжал их и еще раз проехался членом по его телу, с предвкушающим трепетом ощущая, как ягодиц касается чужая твердеющая плоть.       Стало невыносимо жарко. Хотелось избавиться от белья, но мои руки были заняты сосками – твердыми, набухшими и чрезвычайно чувствительными. Касаться, трогать и сжимать их было до одури приятно, не хватало лишь чужих требовательных укусов и жаркого кончика языка, но мой любовник по-прежнему оставался безучастным. По крайней мере, верхняя его часть. А вот нижняя…       Я выпрямился, слегка смещаясь, так, чтобы удобнее усесться на стоящий колом член и приняться тереться о него через промокшее насквозь белье, постепенно наращивая темп.       Хотелось ощутить его внутри…       Анус зудел, ягодицы послушно разъезжались в стороны, стоило прижаться к чужому горячему члену плотнее.       Соски горели под моими пальцами, трусы откровенно мешали, член все быстрее терся о чужую плоть, когда я почувствовал на ягодицах жадные пальцы, с силой сжимающие их.       Охнув, я распахнул ресницы и встретился взглядом с горящими ярко-алыми глазами. Нильс, наконец, проснулся, и он был возбужден. Он приподнял бедра, вжимаясь в меня сильнее, стискивая пальцы на моих ягодицах едва ли не до боли.       – Твои духи далеко?.. – хрипло спросил он, проезжаясь членом между моих ягодиц. Его член крепко прижался к моему, вызывая волну удовольствия, прокатившуюся по телу и практически смытую разочарованием от одной необдуманной фразы.       – На тумбочке стоят, – ответил я, чувствуя, что мое желание спадает, в отличие от желания моего партнера, что поспешно оторвал одну руку от меня и, нашарив ей флакон духов, поднес их к моей шее, чтобы побрызгать, после чего, торопливо спустив с бедер свое белье, он опустил резинку моих трусов и грубо вошел, практически насадив на себя.       Природная смазка защитила от травмирующего проникновения, и все же я едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. Член совсем поник, и даже соски, которые я ласкал, разгладились и, став излишне чувствительными, от любого прикосновения начали приносить только боль. Я отпустил их, уперев ладони в матрас по обеим сторонам от Нильса, и приподнялся, чтобы хоть на мгновение почувствовать свободу в заднем проходе, но мне не дали: альфа схватил меня за бедра и насадил на себя вновь, грубо толкнувшись внутрь.       Я охнул, почувствовав слезы на ресницах и колющую боль между ног.       – Ну же, подвигайся, – прохрипел Нильс, сгибая колени, чтобы удобнее было толкаться в меня. Я стиснул зубы и поднял бедра, освобождаясь от заполняющей меня плоти, но, не успел его член выскользнуть наружу, почувствовал сильный толчок в самую глубину, до основания.       – Ох, да, вот так… – Нильс откинулся на подушку, закрыв глаза и наслаждаясь тем, как глубоко его член вошел в меня. Я же кусал губы и смаргивал непрошенные слезы, не смея и слова сказать.       Приятно не было. Было больно и как-то мерзко от осознания того, что мной просто пользовались словно какой-то вещью. Неужели все оттого, что именно я проявил инициативу?.. Неужели это значило, что я готов был терпеть все, что угодно? Любое обращение?..       Впрочем, несмотря на мои внутренние протесты, снаружи все обстояло именно так: Нильс трахал меня, вдалбливая в меня свой член, а я лишь крепче сжимал зубы, стараясь ничем себя не выдать: ни стоном, ни слезами.       Когда он кончил, сжав пальцами мои бедра до синяков, я впервые в жизни после соития испытал не эйфорию, а небывалое облегчение, что все, наконец, закончилось.       Нильс бессильно распластался на кровати, и я, не чувствуя ног, слез с него.       Его семя вытекало из растянутого прохода, вызывая лишь одно желание – скорее вымыться. Смыть с себя терпкий пот, липкую смазку и вязкую сперму, избавиться от тошнотворного запаха худших в мире духов.       Осторожно спустившись на пол, я сделал глубокий вдох и, натянув на себя белье, поковылял к ванной, где, прикрыв за собой дверь, скинул трусы и, не позволив самому себе безвольно скатиться на пол вдоль двери, забрался в ванну, настроил напор и, не забыв заткнуть сливное отверстие, улегся на дно, устало прикрыв глаза.       В голове было пусто. Не так приятно-пусто, как должно быть после ночи с любимым человеком, а безнадежно-пусто, словно после близости с партнером, который тебе безразличен. Или которому ты сам безразличен. Впрочем… так ведь и было?.. Как еще можно было объяснить поведение Нильса, столь потребительское и бесчувственное?.. Чем я его заслужил?.. Неужели это все, чего я был достоин?.. Разве можно так себя вести с тем, кто, возможно, ждал твоего ребенка?..       Мне было тошно. И почему-то немного противно.       Словно на контрасте с моим душевным состоянием мое тело чувствовало себя вполне неплохо. В воде было хорошо, она приятно расслабляла, даря легкость, и я не спешил выбираться из ванны. Лежал, запрокинув голову и разглядывая неровный потолок.       Я скучал по своей ванной. Потолок в ней был натяжной, глянцевый, и я мог видеть в нем свое отражение. Мне нравилось подолгу смотреть на него и видеть свое обнаженное тело. Оно было стройным, подтянутым и когда-то девственно-чистым. Соблазнительным и привлекательным для любого альфы. Раньше.       Что же теперь?..       Теперь я был «грязным». Возможно, беременным. Как же все дошло до этого?.. В какой момент я свернул не туда?..       Вспоминая все, что происходило со мной за последние полгода, начиная с первой ночи с Нильсом, я заметил, что мои мысли то и дело возвращались к несостоявшейся помолвке. Перед глазами мелькали картины с покидающими наш дом гостями, плачущим папой, висящим на вешалке в комнате костюмом и растерянным Мартином. Вопреки ожиданиям он мелькал перед моим внутренним взором значительно чаще, чем должен был.       Жалел ли я о том, что так и не отказал ему, глядя в глаза? Жалел ли о том, что не стал его мужем?       Сложись все иначе, я бы сейчас ждал ребенка от него. Наверняка уже жил бы в его доме, где ни разу не был, плескался в джакузи с гидромассажем и выбирал пену для ванн из целой вереницы разных бутылочек, не то, что здесь – совсем без пены.       Я проводил бы ночи в его объятиях, чувствовал бы себя желанным, и он не стал бы во время сексуальных игр поливать мою шею духами. Так грубо вбиваться в меня, наплевав на мои чувства, он тоже не стал бы – Мартин всегда вел себя как джентльмен, и такого отношения от него можно было не ждать.       Но я не хотел быть в его постели.       Здесь, впрочем, я тоже быть не хотел.       Ни в этой ванной, ни в этой квартире, ни с этими людьми.       Вздохнув и вздрогнув в заметно остывшей воде, я осторожно поднялся на ноги, открыл слив и, сполоснувшись, выбрался из ванны. Вытеревшись, я увидел себя в зеркале подвесного шкафчика над раковиной, отошел от него и приподнялся на носочках, рассматривая свой живот. Повернулся боком, но никаких признаков беременности, конечно, не заметил. Даже если она и была, было еще слишком рано для видимых изменений.       Одевшись в одежду, оставленную здесь прошлым вечером, я вышел из ванной и ушел на кухню, сейчас никем не занятую – тихую и пустую. На столе лежал забытый учебник географии, который я то и дело перечитывал, пытаясь хоть что-нибудь запомнить для предстоящего экзамена.       Вообще-то я никогда не горел особым желанием получать высшее образование. Я родился омегой и рассчитывал стать мужем богатого альфы и всю жизнь сидеть на его шее. И, скорее всего, так бы и случилось, если бы не некоторые обстоятельства моей биографии, которые привели меня к тому, что я уже две недели упорно готовился ко вступительным. Математика никогда не казалась мне сложной и вопросов при подготовке не вызывала, а вот история и география… Здесь я здорово плавал и, обложившись учебниками, то и дело сверялся с правильными ответами.       Нильс уже успел сдать свои экзамены и теперь ждал результаты зачислений, большую часть свободного времени проводя в автосервисе на подработке. Меня это и радовало, и огорчало одновременно. С одной стороны, я мог спокойно готовиться и ни на что не отвлекаться, но, с другой, чувствовал себя одиноким: даже когда Нильс был дома, он не уделял мне столько внимания, сколько мне бы хотелось. Мы и близки с ним были всего-то три раза, последний из которых был полчаса назад: по его словам, его сильно напрягало присутствие отца в квартире и тот факт, что он мог нас слышать через тонкую стенку. Я же на этот счет почему-то совсем не переживал: какой в этом был смысл?.. Мистер Саммерс точно так же был в квартире, когда у меня была течка, и мы с Нильсом делали это раз за разом, и он точно так же все слышал, в чем же была разница?..       Так или иначе, я чувствовал себя одиноким и неудовлетворенным. А после сегодняшнего – еще и использованным.       В остальном же все в нашей совместной «семейной» жизни было не так уж плохо. Потихоньку мы наладили быт. Готовили по очереди: я обычно отвечал за завтрак, мистер Саммерс за обед, Нильс за ужин. Я готовил каши, яичницу, омлет, мистер Саммерс варил супы, Нильс чаще всего готовил какие-то полуфабрикаты: жарил покупные котлеты, наггетсы, варил пельмени или макароны.       Чтобы чем-то себя занять помимо подготовки к вступительным, я навел порядок на кухне: протер все поверхности, разобрал содержимое шкафчиков, вымыл холодильник и духовку. Весь ненужный хлам собрал в пакеты и отнес на лоджию – узкую и длинную, забитую разными пакетами и коробками. Из любопытства я заглянул в одну из них и, к своему огорчению, обнаружил лишь барахло, состоявшее, преимущественно, из каких-то запчастей непонятно для чего. По-хорошему, всему этому «добру» было место на помойке, а не в квартире, и я даже предпринял попытку вынести одну из коробок на мусорку, но был перехвачен мистером Саммерсом: тот выхватил коробку у меня из рук и принялся читать нотации о том, что в моем возможном «интересном» положении носить тяжелое было категорически нельзя. К слову, коробка не была тяжелой: тяжелую я бы и сам никуда не потащил, а мистер Саммерс так и не стал ее выбрасывать, вернув на прежнее место на лоджии, так что он, скорее всего, больше беспокоился о сохранности своих бесполезных вещей, чем о моем здоровье.       Впрочем, здесь я мог немного кривить душой: периодически то мистер Саммерс, то Нильс напоминали мне о необходимости «беречься»: не есть и не пить то, что могло мне навредить, заставляли побольше двигаться и гулять. На этом фоне я и сам успел почти что смириться с тем, что жду ребенка. Начал есть больше овощей, не выпрашивал сладкого, не переусердствовал с физическими нагрузками, пытался не переборщить с количеством потребляемого кофе, не засиживался допоздна. Оказавшись на улице, то и дело обращал внимание на молодых родителей с детьми, примерял их роли на себя, интересовался тем, во что детей одевали и что им покупали. В магазинах стал наведываться в детские отделы и заранее кусал губы – цены на детские товары были непомерно высокими, а росли дети безумно быстро и постоянно требовали обновления в гардеробе да и не только.       Тем не менее, никаких изменений в своем организме я все еще не ощущал: токсикоза у меня не было: никакой тошноты, головокружений и сонливости, я чувствовал себя вполне обычно, изменения запаха также не произошло, впрочем, возможно, мой организм дольше реагировал на перемены?.. В любом случае, следовало провериться и удостовериться в наличии или отсутствии беременности, чтобы знать наверняка, и сегодня был именно «тот самый» день: две недели после течки.       – Как себя чувствуешь? – спросил мистер Саммерс, когда мы все втроем собрались за завтраком. Он спрашивал меня об этом каждое утро, это уже вошло в привычку и стало маленькой традицией.       Я пожал плечами:       – Нормально, – ответ тоже был привычным. – Как обычно.       – Может, ты и не беременный вовсе, – проговорил Нильс не без надежды в голосе. Вот это уже было не по плану. Мистер Саммерс бросил на сына неодобрительный взгляд, но промолчал, я же не удостоил его и взглядом: все еще был недоволен его утренним поведением, а эта его фраза вывела меня из себя еще больше: мало того, что Нильс не спешил меня поддержать в такой трудный день, он откровенно планировал радоваться отрицательному результату!       – Может быть, – холодно ответил я, снова пожимая плечами. Не то чтобы я, как полный кретин, ожидал от него восторгов по поводу предстоящего отцовства, но он мог хотя бы притвориться, что не сильно расстроится. Это ведь был и его ребенок, в конце концов, пусть и гипотетический.       – Я все, – я допил свою воду, которая уже не лезла в горло, и отодвинул опустевший стакан. – Когда пойдем? – спросил, поднимая глаза на мистера Саммерса: он обещал составить мне компанию в этот ответственный момент.       – Прямо сейчас? – предложил он, убирая приборы, и я согласно кивнул, вставая из-за стола и уходя в прихожую.       Наскоро обувшись, я вышел за дверь. Ждать мистера Саммерса не стал: взрослый сильный альфа вполне ожидаемо догнал меня уже через два пролета.       Пока мы добирались до лаборатории, злость на Нильса постепенно улеглась, сменившись заметной нервозностью и беспокойством. Стану я папой в ближайший год или нет?.. Когда мы подошли к открытой двери, меня начало заметно потряхивать, мистер Саммерс положил руку мне на плечо, но, к сожалению, это совершенно не помогло.       Очереди не оказалось, и мы сразу подошли к стойке администратора. Сидевший за ней омега мило улыбнулся:       – Здравствуйте, вы по записи?       – Здравствуйте, нет, мне… мне нужно… – я запнулся и покраснел, позабыв все слова, и мистеру Саммерсу пришлось договорить за меня:       – …сделать анализ на беременность.       Администратор бросил беглый взгляд на стоящего рядом со мной альфу, но от вопросов воздержался. Он попросил меня дать ему паспорт и, внеся мои данные в компьютер, распечатал бланк договора, который мне пришлось подписать заметно трясущейся рукой, а мистеру Саммерсу – оплатить. После этого мы присели на диванчик в фойе, ожидая, когда меня позовут.       – Волнуешься? – спросил мистер Саммерс, сжав руку на моем плече.       – Угу… – я кивнул, чувствуя, как начинаю дрожать сильнее.       – Все в порядке, – его пальцы сжались на моем плече еще крепче. – Что бы тебе ни сказали.       – Спасибо… – я неуверенно улыбнулся и порадовался, когда назвали мою фамилию и чужая рука исчезла с моего плеча.       Молодой медбрат-бета, на вид не старше двадцати лет, встретил меня в процедурном кабинете и, взглянув на переданный ему договор, окинул меня осуждающим взглядом. Весь его вид говорил, что я был еще слишком юн для того, чтобы сдавать подобный анализ. Словно я был первым таким.       – Присаживайтесь, – произнес он холодно, кивнув на стул. Я поспешно опустился на жесткую поверхность и нервно облизнул губы. Мне не сказали, откуда будут брать кровь – из пальца или из вены, и, пока медбрат готовился к сбору материала, переплел пальцы на руках, принимаясь потирать одним большим пальцем другой.       Развернувшись ко мне, медбрат кивнул на подлокотник:       – Положите руку. Я возьму у вас кровь из вены.       Я неохотно расцепил ладони и по привычке положил на подлокотник правую руку, вены на которой были видны лучше, чем на левой. Заметив мою грязную метку на запястье, медбрат презрительно скривил губы и, помешкав, словно боялся от меня заразиться, затянул на моем плече жгут.       Набрав крови и обмотав мой локоть бинтами, он отвернулся и бросил через плечо:       – Результат будет через полчаса у администратора.       Поняв, что меня здесь больше ничего не задерживало, я поднялся со стула и, не прощаясь, удалился.       Мистер Саммерс ждал меня на улице. Он стоял неподалеку от входа и курил, что меня несколько удивило: никогда прежде не замечал его за курением, и от него никогда не пахло табаком: я бы почувствовал запах.       – Сказали подождать полчаса, – сообщил я ему, приближаясь. Он выдохнул дым в противоположную от меня сторону и, затушив бычок, предложил переждать это время в сквере через дорогу.       – Как прошло? – спросил он, присаживаясь на свободную скамейку.       – Нормально, – ответил я неохотно, зажимая ладонью запястье с меткой. Что же это?.. Меня теперь каждый встречный-поперечный будет попрекать этой чертовой грязной меткой, едва ее завидев?.. Даже если он бета и не чувствует моего запаха?.. – Думал, крови нужно будет больше, а он взял только какую-то маленькую пробирку.       – Надо полагать, чтобы узнать, беременный ли ты, хватит и одной капли, – мистер Саммерс пожал плечами.       – Зачем тогда целая пробирка? – не понял я. Может, этот медбрат специально взял побольше, чтобы я стал чувствовать себя хуже? Я ведь ничего не ел перед анализом, и вполне мог теперь начать чувствовать слабость.       – Стандартный биохимический анализ? – предположил альфа.       – Они и его сделают? – вскинул я на него глаза.       – Скоро узнаем, – мистер Саммерс снова пожал плечами, и я отвел взгляд, отворачиваясь от него.       В сквере было людно: молодые родители возили своих детей в колясках, водили за руки по дорожкам, носили на плечах, неспешно прогуливаясь. Засмотревшись на одного из омег с ребенком, я подумал, что быть папой, должно быть, не так уж и плохо. Вот только был бы я постарше… лет на… десять?..       – Хочешь? – спросил мистер Саммерс, заметив мой взгляд.       – Ребенка? – уточнил я, и он кивнул. – Не знаю. Не уверен. Не сейчас… Может, когда-нибудь…       – Расстроишься, если окажешься беременным?       – Да нет… – ответил я честно. – Я уже почти свыкся с этой мыслью. Просто… все это очень не вовремя… – проговорил я удрученно и выдохнул: – Вообще все не так, как должно быть…       Мистер Саммерс поднял руку и мягко провел ладонью по моим волосам:       – Мороженое будешь?       Я кивнул, решив скрасить эти минуты тягостного ожидания хоть чем-то приятным.       Самые трудные полчаса в моей жизни тянулись на удивление не так уж долго. Мы поели мороженое, понаблюдали за праздно проводящими время в этом сквере людьми, говорили о чем-то необременительном. Когда отведенное на подготовку результатов время истекло, я нервно облизнул губы и посмотрел на своего спутника, почувствовав, как в страхе за результат быстро-быстро забилось мое сердце.       – Пора? – спросил мистер Саммерс.       Я кивнул.       – Я подожду тебя здесь, хорошо? – спросил он.       Я снова согласно кивнул и на нетвердых ногах поднялся со скамейки.       Путь до лаборатории показался мне бесконечным. Сердце бешено билось в груди, и я обрадовался, когда не успел перейти дорогу на зеленый свет светофора, и мне пришлось подождать еще полторы минуты. Когда и они подошли к концу, я осторожно пересек дорогу, передвигаясь максимально медленно, словно шел на собственную казнь.       В лаборатории перед стойкой администратора собралась очередь, и я встал в ее конец, надеясь, что продвигаться эта очередь по обыкновению станет запредельно медленно, но не повезло: очередь продвигалась непозволительно быстро.       – Я… – оказавшись перед администратором, я снова растерял все слова.       – Вы за результатами? – спросил он, я кивнул, не доверяя своему голосу.       – Фамилию напомните, пожалуйста.       – Нивен. Миррен Нивен.       – Ваши результаты готовы, мистер Нивен, – омега пощелкал на клавиатуре, заработал принтер, и уже через секунду тот самый лист с результатами моих анализов был передан мне через окошко.       – Спасибо, – проговорил я бесцветным голосом и, развернувшись, быстро вышел на улицу, чтобы на пустующем крыльце поднести лист с результатами к глазам.       Анализ на беременность включал общий анализ крови с целым рядом показателей, вроде гемоглобина и количества эритроцитов, а также несколько гормонов, главные из которых – гормон «эмма» и гормон «фемма» представляли собой наибольший интерес. Гормон «эмма» являлся индикатором текущей беременности, а гормон «фемма» – потенциальной. Нулевой показатель гормона «эмма» расценивался как отсутствие текущей беременности, а гормона «фемма» – как бесплодие. Я знал об этом от папы, который уже много лет ежеквартально сдавал подобные анализы, каждый раз с одним и тем же результатом – двумя нулями.       Быстро пробежав глазами по общему анализу крови – все показатели оказались в пределах нормы, – я опустил глаза к данным о гормонах и почувствовал, как сердце пропустило удар:       Emma-гормон: 0       И еще один:       Femma-гормон: 0       В ушах зашумело.       Перед глазами все поплыло.       Я бесплоден?..       Неужели я бесплоден?..       Я медленно осел на крыльцо, чувствуя, как перед глазами темнеет.       Я не просто не забеременел, я в принципе не мог забеременеть.       Воздуха стало не хватать.       Неужели действительно..? Неужели никогда?..       Я ведь уже почти что видел на руках своего сына.       Сердце колотилось как сумасшедшее. Воздуха не хватало, я снова задыхался, и рядом не было ни папы, ни мистера Саммерса, которые могли бы мне помочь.       Осознав это, я испугался еще больше – неужели я умру прямо здесь?.. Задохнусь на этом вот крыльце, узнав, что у меня никогда не может быть детей?..       Из глаз потекли слезы. Дышать было нечем, я почти ничего не видел, но все же предпринял попытку подняться, чтобы из последних сил заползти в лабораторию и попросить о помощи, но у меня не вышло: я упал на крыльцо, больно ударившись ладонями о гранитную плитку.       – Что с вами?.. – раздалось сбоку от меня. – Вы в порядке?..       Кто-то торопливо поднимался по ступеням крыльца, я перевел на него глаза, почувствовав в нем моего возможного спасителя, и выдохнул, заметив в его руках крафтовый пакет из какой-то пекарни.       – Пакет… – просипел я едва слышно. – Дайте пакет… – я протянул к нему руку, надеясь, что меня поймут.       Прохожий поспешно опустошил пакет и протянул мне. Я схватил его и поднес к лицу. Пахнуло свежей выпечкой, что, на удивление, не принесло никакого удовольствия, даже наоборот, меня едва не затошнило.       – Позвать кого-нибудь?.. – обеспокоенно спросили меня, но я лишь покачал головой: гипервентиляция должна была скоро пройти, а с бесплодием мне уже никто не поможет. Папа боролся с ним шестнадцать лет, и все безуспешно. У него были деньги, ресурсы, время и желание. У меня не было ничего.       – Не надо… – выдохнул я, почувствовав, что слезы перестают течь рекой, а ощущение нехватки воздуха постепенно спадает. – Все в порядке, спасибо, – я принял сидячее положение, опершись спиной о стену.       Убедившись, что все нормально, мой спаситель удалился, оставив меня одного. Я посидел еще немного, дожидаясь, пока слезы высохнут на моих щеках, дыхание выровняется, а сердце перестанет биться о ребра. Приходящие и уходящие посетители лаборатории то и дело останавливались, заметив меня, и я, устав отвечать всем, что все в порядке, не без труда поднялся и побрел к скверу.       Мистер Саммерс так и сидел на той скамейке, где я его оставил, и я безмолвно опустился рядом с ним.       – Ты долго… – сказал он. Я не ответил. – Что случилось?       – Я не жду ребенка... – сказал я бесцветным голосом.       – Ты расстроился?..       – Это не все, – я уронил голову на грудь, чувствуя, что вот-вот снова расплачусь.       – Не все?       – Здесь есть показатель фемма-гормона, – я взмахнул листом с результатами. – У меня он нулевой, как у папы.       – И что это значит?.. – спросил мистер Саммерс.       – Что я бесплоден.       pov Нильс Саммерс       Чертов Мир надулся на меня из-за какой-то ерунды и ушел, даже не попрощавшись. Он вообще в последнее время только и делал, что обижался на меня по любому поводу.       Но ведь беременные все такие?..       Если он беременный, конечно.       Боги, как же я хотел, чтобы это было не так!       Я совершенно, абсолютно не был готов к тому, чтобы стать отцом! Зачем мне ребенок в этом возрасте?.. Что мне с ним делать? И Миру он точно так же нафиг не был нужен, так чего обижаться?..       Окрестив его про себя «тупым капризным омегой», я раздраженно встал из-за стола и, прибравшись на нем, принялся мыть посуду.       Миру, конечно, стоило отдать должное: он здорово прибрался на нашей кухне. Я вообще никогда не видел на ней такого порядка, какой царил теперь. Даже если мы с отцом что-то по старой памяти разбрасывали, он достаточно быстро все прибирал. С этой точки зрения иметь у себя под боком омегу было очень даже полезно. Но его запах…       Порой мне казалось, что я принюхался и больше не ощущал его. Но, стоило действию духов прекратиться, а Миру приблизиться ко мне, как его тошнотворный запах забивался мне в нос, заполнял легкие, и от него было уже никуда не деться.       Это было невыносимо. Его запах был просто невыносим, а вкупе с его дурным характером… Мир был далеко не самым подходящим женихом и папой наших будущих детей, если они, конечно, будут. Лично я и без них бы прекрасно обошелся.       Зачем дети вообще нужны?..       Уж я-то их точно не хотел.       Вымыв посуду, я наскоро собрался и отправился на подработку, на ходу пытаясь сообразить, как скоро будут готовы анализы и когда примерно мне стоило ожидать своего приговора.       Мир мне хотя бы напишет?.. Или мне ждать до самого вечера?..       Поздоровавшись с хозяином автомастерской, по совместительству главным бухгалтером и администратором, а также с парой работавших здесь автомехаников, я переоделся в подсобке и принялся за привычное и уже опостылевшее исполнение всяческих поручений: на первый взгляд разнообразных, но за неделю привыкания ставших однотипными и бесконечными. Я работал здесь мальчиком на побегушках, исполняя любые поручения по типу «подай-принеси». Работа была не такая уж и напряжная и не требовала никаких мыслительных изысканий, но за день я так выматывался то от постоянной череды встал-сходил-нашел-подал-сел-встал-разгрузил-сел-встал-сходил-расфасовал, то от бездумного просиживания и протирания штанов, что к вечеру уже банально валился с ног.       Сегодня день как-то совсем не задался с самого начала. Я то и дело что-то путал, по сто раз переспрашивал, что нужно сделать, и всячески косячил. Не намеренно, конечно, просто вся эта неопределенность с Миром и его возможной беременностью сильно меня нервировала и забивала башку ненужными мыслями.       – Я же сказал пассатижи! Пассатижи, а не плоскогубцы! Нильс, черт бы тебя побрал, в каких облаках ты сегодня витаешь? – ругался на меня один из автомехаников, пока я в срочном порядке искал в коробке другой инструмент.       «Облака» мои, к моему превеликому огорчению, были вовсе не облаками, а свинцовыми тучами, застывшими над моей головой.       Близился уже конец рабочего дня, а от Мира и отца не было ни ответа, ни привета. То есть, сам я никому из них ничего не писал: ждал, что они сами догадаются, что нужно сообщить мне новости, но они почему-то молчали, и это нервировало меня все больше с каждой минутой.       – Все, вали отсюда, ты на сегодня свободен. Отоспись, что ли, – прорычал хозяин, и я понуро отправился в подсобку приводить себя в порядок, надеясь, что мне хоть что-то заплатят за этот день.       Мои надежды о заработке оправдались, но лишь отчасти. Я отработал почти полный день, но получил лишь за половину. Расстроенный, сложил деньги в карман и, попрощавшись, вышел на свежий воздух.       Чертов Мир до сих пор молчал. Я даже перезагрузил телефон и интернет, чтобы удостовериться, что ничего не зависло и я ничего не пропустил.       Но – нет, после перезагрузки ничего не изменилось. Никаких новых сообщений, ничего.       Запихав телефон обратно в карман, я угрюмо отправился домой. На душе кошки скребли, я чувствовал, что что-то не так. Но – насколько «не так»?..       На улице было душно, как перед грозой. Я то и дело бросал взгляд на хмурое потемневшее небо, надеясь, что успею дойти, прежде чем с него польется какая-то хрень. Хорошо хоть автомастерская располагалась всего в паре кварталов от дома, я почти успел дойти до родной многоэтажки, когда с неба начали падать первые капли, и, стоило лишь подняться под спасительный козырек подъезда, дождь пошел сплошной стеной.       «Повезло мне, однако…» – подумал я с тревогой. Я был далеко как не самым удачливым парнем в мире и в такие подарки судьбы не верил. Если повезло не промокнуть до нитки, значит, наверху меня ждало что-то сильно худшее, чем дождь.       Не особо торопясь, я поднялся по бесконечной лестнице наверх и открыл входную дверь. В квартире было темно и как-то излишне тихо. Я переступил порог и закрыл дверь.       – Я пришел, – сообщил я, закидывая обувь под табурет, чтобы не болталась на проходе.       Мне никто не ответил, и это было еще одним плохим знаком. Не заходя в ванную, чтобы вымыть руки, я направился прямиком на кухню, где, прислонившись к подоконнику и распахнув окно, курил отец.       – Он что, все-таки беременный?.. – я физически ощутил, как кровь отливает от моего лица. Боги, неужели мы действительно будем привязаны друг к другу на всю оставшуюся жизнь?.. Неужели я правда скоро стану отцом?.. Я совсем не готов.       – Хуже, – отец затянулся и, потомив меня еще немного, выдохнул дым в окно: – Он бесплоден. И, как ты и сам понимаешь, его ценность как омеги упала еще ниже, – он стряхнул пепел в пустую банку из-под кофе, а после закинул в нее бычок и закрыл окно. – Мало того, что на нем грязная метка, так он еще и родить тебе не сможет.       – Да я и не хочу детей, – я пожал плечами, совсем не почувствовав, что хоть сколько-нибудь расстроился. Я, напротив, лишь обрадовался: – Никогда не хотел.       – Это пока, – отец отвернулся от окна и посмотрел мне в глаза. – Но однажды захочешь. Этот омега тебе не родит, и тебе придется взять второго мужа. Уверен, что потянешь?       – Да я вообще не обязан брать Мира в мужья, – слетело с моих губ.       Я даже понять не успел, что произошло, но уже в следующее мгновение левую сторону лица обожгло болью. Голова мотнулась в сторону, я пошатнулся, с трудом осознавая, что отец меня ударил.       – Ты что?.. – я охнул, почувствовав, как по подбородку потекла капля то ли слюны, то ли крови. А то и того, и другого вместе.       – Может, и я не обязан был оставлять тебя, когда твой папаша слинял, сверкая пятками? – зло спросил отец. – Может, мне нужно было сдать тебя в приют или выбросить на помойке? – выплюнул он мне в лицо. – Подумай об этом своим крохотным мозгом, – он ткнул пальцем в мой лоб, отчего я снова отшатнулся назад. – Это ты его соблазнил, ты его в постель затащил, когда за ним ухаживал другой. Это ты, как последняя паскуда, кончил в него без презика перед его помолвкой. Из-за тебя он теперь не может даже домой вернуться, если ты этого так и не осознал своей тупой башкой. Из-за тебя он ходит с грязной меткой и воняет на всю квартиру целым скопом альф!       – Но его вины в этом не меньше, чем моей! – возмутился я, разводя руки в стороны. Как отец мог не понимать этого? – Он мог мне отказать! Он каждый раз мог мне отказать! – внезапная догадка осенила мою голову, и я, не дождавшись от него ответа, выдохнул: – Да ты просто запал на него!       Он хотел что-то сказать, но осекся, замер на секунду-другую, прежде чем спокойно сказать:       – Да ты бредишь.       – Это ты бредишь! – почувствовав слабину, разошелся я. – Любой кретин поймет, что ты запал на него, только увидев, как ты на него пялишься. Ну так и возьми его в мужья, кто не дает? Я не против! С удовольствием уступлю его тебе!       Чего я не ожидал, так это того, что он ударит меня еще раз, и гораздо сильнее: в этот раз я отступил на несколько шагов назад и удержался на ногах только благодаря тому, что врезался задом в кухонный гарнитур.       – Я тебя не для того растил восемнадцать лет, чтобы ты на меня голос повышал, недомерок! Найди в своем сраном телефоне, который я тебе купил на заработанные своим трудом деньги, толковый словарь и перепиши в любую свою тетрадь, которую ты купил на мои деньги, определение слова «ответственность» сто раз! А я потом пересчитаю, и упаси тебя боги хоть в чем-то ошибиться!       «Ты что, серьезно?..» – не успел я озвучить свой вопрос, как он рявкнул:       – Сейчас же!       Я сглотнул и, почувствовав, что лучше бы не доводить его до белого каления, проскользнул мимо и поспешил в комнату, но обнаружил, что дверь заперта изнутри.       То есть, я теперь в свою же собственную комнату попасть не могу?!       Черт бы побрал этого тупого Мира и его бесплодие! Как оно может быть связано со мной? Почему я вообще должен отвечать за него?.. Он же сам для меня ноги раздвинул! Никто его не заставлял! Все было добровольно, он тек для меня, в чем моя вина?!       pov Дарэлл Ньюэлл       Я бросил еще один взгляд в сторону телефона, где была открыта анкета Моргана Моралеса, пересланная мне Майклом, и попытался определить, вызывал ли он во мне хоть какие-то, хоть отдаленно похожие чувства с теми, которые были у меня к Мартину. По всему выходило, что нет, но… но Мартин мной не интересовался. Со дня его неудавшейся помолвки прошло уже достаточно много дней, и мне казалось, что за это время он мог хоть как-то определиться с тем, что будет делать дальше.       Я понимал, что он был очень занят – ездил на юг, оставив головной офис, а вернувшись, разгребал накопившиеся дела… но… он ведь мог думать о своем супружеском будущем в машине или во время перелета…       Думая об этом, я приходил к выводу, что он либо решил отложить этот вопрос до лучших времен, либо выбрал кого-то другого. Сколько времени мне стоило ждать его решения?.. Сколько пройдет, прежде чем он на очередном интервью скажет, что нашел себе пару?.. Год?.. Больше?..       Мог ли я позволить себе еще хотя бы год ожидания?.. Отец сердобольно позволил мне выбирать, сколько я захочу, но пройдет время, и он снова начнет торопить меня с решением. Найдет новых кандидатов, а Морган Моралес, сейчас готовый взять меня в мужья, за это время может найти свою судьбу, и в итоге я останусь один со своей никому не нужной любовью.       Стоило ли поторопиться и сказать Моргану «да»?.. Был ли хоть один шанс из миллиона, что Мартин выбрал бы меня?..       Наверное, я все еще глупо, по-детски, наивно верил, что был.       Потому и не торопился с ответом.       Я скучал дома, сидя в залитой солнечным светом гостиной, расшивая очередной галстук – вышивка была одним из моих хобби, о которых мало кто знал, – когда со своего очередного планового выходного, весьма удачно выпавшего на воскресенье, вернулись мои телохранители.       – Здравствуй, Дар, – практически синхронного проговорили они, проходя в гостиную и столкнувшись плечами в дверном проеме: ни один не хотел пропускать другого вперед.       – Привет, – я улыбнулся, когда они усаживались передо мной на пустующий диванчик.       Скотт и Скай, практически не различимые на лица, но разные по характеру, предпочитали одеваться по-разному и делали разные прически. Скотт, старший из братьев, любил заплетать косы и убирать их на затылке в гульку, Скай предпочитал конский хвост. У Скотта было несколько проколов в правом ухе, у Ская – в левом. У обоих были татуировки, эскизы к которым готовил я, они были разными, и располагались в разных местах: у Скотта был забит правый рукав, у Ская – левый. Под официальными костюмами, которые они неизменно носили, выполняя свои прямые обязанности по моей охране на людях, их татуировок, конечно же, не было видно, но сегодня оба беты выглядели совершенно обыкновенно, как среднестатистические студенты или молодые специалисты, и, поскольку на улице было достаточно тепло, выбрали футболки, благодаря чему я мог лишний раз полюбоваться на результат своих трудов – черно-красные изображения на их руках.       Рисунок кое-где побледнел, как это часто бывало, и требовал обновления, и я как раз хотел предложить им выбрать день для посещения тату-салона, когда в комнату вошел один из слуг – весьма услужливый бета по имени Луиджи.       – Хотите чего-нибудь? – он приветливо улыбнулся, посмотрев на близнецов.       – Чай принеси, пожалуйста, Лу, – попросил Скотт, обернувшись к нему.       – Мы же только что поели, – сказал Скай.       – И что?.. Я же чай попросил.       Я улыбнулся:       – Я блинчики пожарил.       Скай, который хотел возразить что-то своему брату, внезапно переменился в лице:       – Тогда и мне чай, Луи.       – Надо полагать, с блинчиками, – догадался тот, не скрывая усмешку.       – Правильно полагаешь, – кивнул Скотт за них обоих. – Мы же только что поели? – он пихнул Ская в бок, но тот лишь беззлобно пихнул его в ответ.       – Дарэлл? – будучи прилежным слугой, Луи не мог не спросить и меня, хотя я, если бы и хотел, вполне был в состоянии самостоятельно приготовить себе и чай, и обед, и десерт.       – Ничего, спасибо. Я ведь совсем недавно обедал.       – Скоро вернусь, – Луи удалился, и мы остались втроем. Мне хотелось спросить, как близнецы провели этот день, но я не успел:       – Ты планируешь их продавать? – спросил Скай, кивнув на лежащий в моих руках галстук.       – Нет, – я отрицательно покачал головой.       – Сколько их у тебя?.. – спросил Скотт. – Наверное, уже целая коллекция.       Расшитых галстуков у меня действительно был уже целый шкаф, а мне все не надоедало делать новые. Но продавать я их, конечно, не собирался.       – Могу вам подарить несколько, хотите? – предложил я.       – Конечно, – в этот раз близнецы ответили совершенно синхронно, что вызвало на моих губах новую улыбку.       – Тогда идемте, – я поднялся на ноги и отправился наверх, в свою часть дома, где у меня, помимо спальни, была творческая мастерская, в которой я писал свои картины, вышивал, если хотел побыть один, играл на скрипке и хранил большую часть своих работ.       Беты тенью скользили за мной: они умели передвигаться практически бесшумно, оставаясь незаметными, и иногда могло казаться, что их и вовсе нет. Для маскировки «на работе» это были очень полезные навыки, но в повседневной жизни это порой мешало.       В мастерской, соседствующей с моей личной спальней, в которую я пускал только отца, слуг и Майкла, когда он изредка приходил в гости, я распахнул дверцы шкафа с галстуками и посторонился, демонстрируя ребятам свою «коллекцию» – около трех сотен различных галстуков, на любой вкус, цвет и повод.       Беты ахнули и принялись рассматривать галстуки, выбирая себе новые.       – Когда ты все успеваешь?.. – проговорил Скай через несколько минут, когда они, кажется, перебрали большую часть галстуков, уточняя у меня, подходит ли тот или иной галстук в качестве повседневного или парадного. Мне было приятно, что их так заинтересовали мои работы, и я с удовольствием рассказывал про каждый.       – Не знаю, я ведь уже несколько лет их вышиваю.       – А вот эти? – спросил Скотт, указав пальцами на пару белого и черного галстуков с парной золотой вышивкой.       – Эти… – я закусил губу, глядя на них. Сердце заныло, сжалось, стало как будто трудно дышать. – Эти я бы хотел надеть на свадьбу… – я прикоснулся пальцами к нежнейшему шелку черного галстука, пропуская его сквозь пальцы. Он планировался для жениха-альфы. Конечно, для определенного жениха. – Я его специально для Мартина вышивал…       Скай бросил на брата какой-то странный взгляд, но ничего не сказал. Скотт кашлянул в кулак и поспешно произнес:       – Я выбрал. Вот эти два можно? – показал он, как мне показалось, на первые два попавшихся галстука – совершенно разных и ему не подходящих. Я улыбнулся:       – Хорошо подумал? – я взял несколько других и, повернувшись к нему, приложил к его груди по очереди: – По-моему, эти тебе больше подходят, как считаешь? – обратился я к его брату.       – А они не слишком хороши для него? – спросил тот с сомнением. – По-моему, мне они больше подойдут, – сказал он, поднимая руку, но, не успел он взять предложенные брату галстуки, как Скотт обхватил их пальцами, не намереваясь делиться.       – Дар их для меня подобрал, отвали. Сам себе ищи.       – Ты выбрал другие, их и бери, – Скай нахмурился, он, казалось, собирался отвоевать эти галстуки в очередном поединке.       – Эти – мои! – прорычал Скотт.       – Не ссорьтесь, у меня еще в соседнем шкафу есть несколько, – улыбнулся я примирительно. – Скай, если тебе ничего не понравилось, я подберу тебе что-нибудь из другой коллекции, хорошо?       – Нет, я… – Скай поспешно отдернул руку. – Кхм… у меня просто глаза разбежались, пожалуйста, извини. Они все прекрасны.       Я все же открыл еще одну дверцу:       – Вот, погляди здесь. Эти старше, еще до… до того, как я впервые узнал о Мартине.       В этот раз уже Скотт бросил на Ская странный взгляд, но, не успел я спросить, что не так, как младший попросил:       – А ты не мог бы подобрать мне… как этому?..       – Конечно, – я улыбнулся и, осмотрев все галстуки, выбрал три, как и для его старшего брата. – Вот эти будут здорово на тебе смотреться, – я приложил их поочередно к груди второго близнеца и повернулся к Скотту: – Ну, что скажешь?       – Прелестно, – сказал тот со смешком. – Но мои все равно лучше.       – Да ты завидуешь просто, – отмахнулся от него Скай. – Дар, спасибо большое.       – Спасибо, – Скотт повторил за братом, словно эхо. – Замечательный подарок.       – Не за что, – я улыбнулся. – Чай, наверное, остыл уже. Давайте вернемся.       Парни кивнули, и мы вернулись назад, в гостиную. Я продолжил вышивать – осталось совсем немного, – близнецы пили чай с блинчиками, то и дело макая их в мед или варенье.       – Что вы делали? – спросил я их наконец.       Мне было любопытно, как развлекаются люди, не отягощенные надобностью соблюдения «чистоты», в свое свободное время в самый обычный день, поэтому я всегда с интересом слушал, что делали братья в свой выходной. Они почти всегда проводили выходные вместе: на моей памяти разлучались они крайне редко, хоть обычно и демонстрировали всячески свою усталость от своей биологической «половины».       – Да просто погуляли по торговому центру, ничего особенного, – пожал плечами Скай.       – Пошопились немного, – подхватил Скотт.       – В кафе зашли на обед, – продолжил Скай, и Скотт предупреждающе уставился на него, и это не осталось незамеченным:       – Да что с вами?.. – спросил я, не выдержав.       Они смотрели друг на друга, безмолвно, словно читали мысли друг друга и не сходились во мнении. Скай хмурился, Скотт поджимал губы.       – Да говорите уже, – выдохнул я бессильно.       Они, наконец, разорвали зрительный контакт и прервали свой мысленный диалог, отвернувшись друг от друга и уперев свои взгляды в пустые чашки. Молчание затягивалось, навевая на мысль, что их диалог вовсе не прекратился. Да сколько можно?..       – Вы скажете или..?       – Мы видели Мартина, – проговорил Скай, Скотт раздраженно цокнул языком:       – Трепло бесхребетное.       – Скотт, не ругайся. И?.. – поторопил я младшего близнеца.       – И он был не один, – сказал тот едва слышно. Сердце упало, кровь отлила от лица.       – С кем же?..       – Мы не поняли, с кем, – ответил за младшего Скотт, и мне показалось, что он сказал это просто для того, чтобы не ранить моих чувств.       – Скай?..       – Они были далеко, но их было двое, они обедали в том же кафе, что и мы.       – В воскресенье?.. – спросил я бесцветно.       – В воскресенье, – Скай понуро кивнул.       Хорошее настроение как рукой сняло.       Я надеялся, что Мартин вспомнит обо мне, о предложении отца взять меня в мужья, что он, наконец, согласится… Каким же наивным глупцом я был.       – Он красивый был?.. – спросил я глухо, сминая в руке не до конца расшитый галстук.       Близнецы переглянулись, Скотт кивнул, а Скай едва слышно подтвердил:       – Красивый.       – Ясно… – я поднялся на ноги. – Спасибо, что сказал, – произнеся это, я спешно направился на второй этаж, к себе, надеясь, что никто не успеет увидеть навернувшихся на глаза слез.       – Мы правда не поняли, кто это! – донеслось мне вдогонку, хотя уже ничто не могло остановить заскользившие по щекам соленые дорожки. – Они не держались за руки и не целовались! Это вообще могло быть не свидание! Это мог быть и бета!       Однако, эти слова лишь усилили боль, теснившую грудь: слова, которыми пытались меня подбодрить, не более, сказанные в надежде не причинить мне слишком много боли, оставить хоть крупицу надежды, которая в этот раз, казалось, исчезла насовсем.       «Он выберет другого, – пришло, наконец, долгожданное болезненное осознание. – Конечно, в конце концов, он выберет кого-то другого».       «У меня и шанса нет».       pov Торенс Ньюэлл       Строительство ледового дворца в честь Виктора шло своим чередом. Я посетил стройку, вместе с главным подрядчиком осмотрел все, что было готово и что находилось в работе.       Оставшись вполне довольным, я вернулся домой, вопреки обыкновению не застав ни в холле, ни в гостиной, ни в мастерской ни сына, ни его телохранителей. У последних сегодня был выходной, но обычно они возвращались до ужина, и я был уверен, что они уже в резиденции, однако они не обязаны были составлять Дару компанию в доме, а потому могли быть в тренажерном зале, бассейне или на татами в тренировочном зале. Но сын не имел привычки прятаться и обнаруживался обычно в самых распространенных местах: на кухне, в столовой, в гостиной или в мастерской. Еще он, конечно, часто пользовался библиотекой, бассейном, много гулял, но не в это время дня.       Решив, что можно было бы проверить его спальню, так сказать, «не отходя от кассы», я вышел из мастерской и постучался в соседнюю дверь.       – Дар, ты здесь?       Сын не ответил, и я постоял какое-то время у двери, ожидая ответа. Сначала было тихо, но затем я услышал едва уловимый шум и решил, что все же Дар был внутри.       – Я могу войти?       Ответа не последовало, и я уже собирался положить руку на ручку, когда дверь отворилась, а за ней я увидел сына, таким, каким я видел его в последний раз лет семь назад, когда он упал с лошади и сильно разбил коленку.       – Ты уже вернулся? – он поднял на меня воспаленные глаза, и все внутри меня обмерло от боли и тоски: что произошло, пока меня не было?.. Почему он так расстроился?..       – Дар?.. Ты плакал?.. Что случилось?..       – Ох, – он несмело улыбнулся, как всегда, когда пытался провести меня. – Нет, конечно, просто слишком много смотрел в телефон, наверное, – он нарочито небрежно повел плечами, но сместил взгляд в сторону, чем и выдал себя. – Ты давно пришел?.. Я немного потерялся во времени. Ужинать будешь? Я блинчики пожарил, хочешь? Хотя их, наверное, уже съели подчистую… Но я могу напечь новых.       – Что случилось? – я обхватил его лицо руками, заставляя посмотреть мне в глаза.       – Правда ничего, все в порядке, – он еще раз тепло улыбнулся. – Ужинать пойдем?

*      *      *

      Так и не добившись от сына честного ответа, я поблагодарил его за импровизированный ужин и, отговорившись тем, что хочу подышать свежим воздухом и прогуляться, отправился на поиски единственных людей, которые могли быть в курсе того, что произошло: у Дара было не так много друзей и людей, с которыми он готов был делиться своими радостями и горестями, но, на мое счастье, братья Дэвис были в их числе.       Выйдя на улицу, я осмотрелся и направился в сторону спортивного комплекса, где телохранители проводили большую часть своего свободного времени.       Как и ожидалось, из окон тренировочного зала на улицу лился мягкий теплый свет, и дверь была не заперта. Я прошел в комплекс и направился к залу, в котором надеялся застать совсем не ту картину, которую в итоге наблюдал: двое бет, сидя спиной ко мне, отвернулись друг от друга и угрюмо молчали.       Вообще-то их никогда нельзя было назвать «братьями не разлей вода», но все же настолько демонстративно недовольными друг другом они представали перед моими глазами не так уж часто.       – Ребята… – позвал я близнецов, и те синхронно обернулись. – Боги, ну хоть симметрично, – я хмыкнул, заметив два фингала, украшавших их не самые довольные друг другом физиономии. – Что не поделили в этот раз?..       – Да ничего, просто… – начал было Скай, но Скотт его перебил:       – Просто кто-то слишком много болтает.       – А лучше было промолчать?! – воскликнул Скай.       – Да, уж лучше бы ты держал свой поганый язык за зубами!       Я решил прервать эту воинственную перепалку, могущую перетечь в новую драку:       – Надо полагать, мой сын узнал от вас что-то, что его расстроило до слез?       Скай вздрогнул и растерянно вскинул на меня глаза.       – Я не хотел, честно, – проговорил он. – То есть… Я правда думаю, что лучше он узнает это от нас, чем немного позже по телику.       – Что же? – спросил я.       Младший помялся, подбирая слова. Он опустил глаза на пол и, понизив голос, проговорил:       – Сегодня мы видели Мартина Моралеса в компании… – он запнулся и не стал уточнять: – …в компании.       – И?.. – поторопил я.       – И компания была весьма симпатичной, – закончил он со вздохом.       – И могла оказаться бетой, – добавил Скотт недовольно.       – И омегой тоже могла, – стоял на своем его брат.       – Что они делали? – спросил я.       – Обедали, – ответил Скай и, словно боясь, что я мог не придать этому должного значения, уточнил: – Вдвоем.       Я перевел взгляд на Скотта, надеясь, что он продолжит, но тот пожал плечами:       – Это все. Они просто обедали.       – Просто обедали только вдвоем в воскресенье, – добавил Скай.       – То есть, вы увидели Мартина, обедающего с неизвестным субъектом, решили, что это свидание, и рассказали об этом Дару? – уточнил я.       – Он решил, – кивнул Скотт. – И рассказал тоже он.       – Лучше ведь я, чем диктор в новостях?.. – спросил Скай глухо. – Особенно сейчас, когда у него снова забрезжила надежда.       – Конечно, лучше, – я кивнул. – Вот только Мартин пару дней назад посватался к Дару и теперь готовит первый сваточный дар для него.       Близнецы переглянулись.       – Кретин тупой! – выдохнул Скотт. – Так и знал, что зря болтаешь! – он накинулся на Ская, словно собирался добавить к его первому фингалу второй.       – Но я же не знал! – Скай отпихнул брата и обернулся ко мне, поднимаясь на ноги и делая ко мне несколько шагов: – Мистер Ньюэлл, мне очень жаль… Лучше бы я и вправду промолчал… Дар расстроился теперь… Он правда плакал?..       – Ничего, возможно, это даже пойдет ему на пользу, – сказал я, и близнецы вновь переглянулись, бросая друг на друга непонимающие взгляды. – Я не планирую говорить Дару раньше времени, кто будет являться отправителем этих даров, и вы молчите, оба, – посмотрел я на Ская, тот сглотнул. – Ясно?       – Ясно, – парни одновременно кивнули.       – Это же здорово, да? – спросил Скай дрогнувшим голосом. – Они наконец будут вместе?       – Увидим, – я улыбнулся. – Что же мне с вами делать, горе вы мое луковое… Совсем не хочу, чтобы сын видел вас такими «красивыми»…       – Мы гримироваться умеем, – сказал Скотт. – Завтра вы нас не узнаете…       – Очень надеюсь, – я улыбнулся. – Пойдемте чай пить, Дар готовит кексы.