* * *
Уже на следующий день мой тайный поклонник прислал мне свой второй дар, и при виде него я ахнул, не в силах сдержаться. Мы были на улице, в открытой беседке, каждая деталь которой была когда-то вручную вырезана из дерева. Беседка была восьмиугольной, с мягкими диванчиками вдоль семи ее сторон и одним входом с невысоким крыльцом. Светило солнце, из леса доносилось пение диких птиц, кожу обдувал приятный ветерок. Отец пил кофе и неторопливо листал свежий выпуск деловой прессы. Скай сидел между нами, Скотт – где-то за беседкой. Склонившись над новеньким скетчбуком, я глубоко погрузился в рисование: не особо вдумываясь в то, что делал, водил карандашом по листу, вырисовывая различные узоры. Порой они соединялись и складывались в незатейливые, даже неряшливые очертания разных предметов: деревьев, скамеек, кормушек для птиц, линий электропередач. Закончив с карандашом, я открывал новенькую аквакисть и принимался покрывать лист краской. Что-то получалось лучше и хорошо читалось, что-то – хуже и было не так хорошо узнаваемо, но я не стремился к идеалу и просто отдыхал душой, прекратив, хоть на время, терзаться изматывающими мыслями и о Мартине, и о неизвестном отправителе пока еще единственного сваточного дара. Закончив с очередным листом, я дождался, пока краска высохнет, и перевернул его, взявшись за карандаш уже куда более осмысленно: наконец поймав волну, решился нарисовать лесной пейзаж и уже занес руку над белоснежной поверхностью, когда отец внезапно поднял руку к глазам, проверяя время: – Думал уже, что опоздает… – сказал он. – М?.. Ты о чем?.. – спросил я, подняв на него глаза. – Твой второй сваточный дар приехал, – кивнул отец мне куда-то за спину. Я обернулся. По мощеной дорожке от главных ворот шел Луиджи и нес в руках какую-то коробку. Сидевший недалеко от нас на траве Скотт поспешно поднялся и подошел к нему, чтобы осмотреть, что у того в руках. Мне было ничего не видно: старший близнец был довольно широкоплеч и легко мог закрыть собой и полтора Луиджи, если бы потребовалось. Кивнув, Скотт отошел, пропуская Луи с его коробкой к нам, и тот, взбежав по крылечку, поставил свою ношу прямо передо мной и снял с нее верхнюю часть, показывая, что мне передали. – Ох… – вырвалось из меня непроизвольно. Это был торт – круглый, одноярусный. Вокруг покрытого белоснежным кремом бисквита от самой подставки до центра верхней площадки вилась веточка орхидеи – с ярко-голубыми лепестками самого первого, нижнего цветка, до белых закрытых бутонов с нежно-голубым краешком на самом верху. Всего же этих цветов было девять, и, помимо значения самой орхидеи, их количество также имело символическое значение, от которого сладко замерло сердце. Орхидея, конечно, была ненастоящей, и, тем не менее, искусно изготовленная из какого-то крема, она выглядела совсем как живая. Нежно-зеленый стебель подчеркивал ее изящность и хрупкость, а рассыпанные в художественном беспорядке жемчужные шарики добавляли легкости и некой игривости всему изделию. Этот торт был великолепен. Его было жалко резать и хотелось поставить на самое видное место, словно цветочный букет, чтобы любоваться. Но даже не это сразило меня: торт был не единственным, что подарил мне мой поклонник: это было приглашение на мастер-класс по кремовой флористике. Приглашение было оформлено в виде письма, что притаилось в тени нижних цветов, словно те самые письма с признаниями, что вставляли в букеты и преподносили полюбившимся омегам. По рассказам отца именно такие букеты с любовными посланиями он неустанно передавал своему возлюбленному – тогда еще свободному Виктору Нолану – после каждого его выступления, до тех пор, пока наконец однажды, долгие месяцы тщетных попыток спустя, не получил согласие на долгожданную встречу. – Недурно, – хмыкнул отец, оценив присланный подарок. – Недурно?.. – охнул я. – Он… прекрасен… Я… я даже слов найти не могу. Отец тепло улыбнулся: – Согласен, он действительно хорош. Резать будем? – Да ты что… – я мигом достал телефон, боясь, что кто-нибудь из чересчур расторопных слуг догадается принести нож и тарелки. Включив камеру, я принялся поспешно фотографировать это произведение искусства, чтобы успеть запечатлеть его в памяти телефона и заодно отправить Майклу самую удачную фотографию. Пока делал снимки, внимательно рассмотрел каждый цветок: они были абсолютно разными, как по размеру, так и по цвету. Первый – самый большой, распустившийся, с большими лепестками ярко-голубого цвета с нежными аккуратными краями и с красивой окаймленной желто-оранжевым цветом губой, второй – поменьше, уже не такой яркий, третий – еще меньше, еще нежнее, четвертый – бледно-голубой, пятый – почти белый, шестой – чисто-белый, едва ли не прозрачный, размером со спичечный коробок, седьмой – самый маленький из распустившихся, восьмой и девятый – два нежных маленьких закрытых белых бутона, они не лежали на торте, а возвышались над ним, поддерживаемые гибким тонким стеблем. Луиджи в самом деле принес нож и тарелки с ложечками, и теперь стоял, смиренно дожидаясь, пока я закончу свою спонтанную фотосессию. – Не хочу его резать, он такой красивый… – выдохнул я, убирая телефон. – Если его вовремя не съесть, он испортится, – судя по всему, отца куда больше интересовал вкус торта, нежели его внешний вид. Я кусал губы: судя по исполнению, внутри торт тоже должен был быть весьма хорош, и у меня, как и у всех остальных, кому посчастливилось находиться в непосредственной близости от этого дара, при мысли о его вкусе текли слюнки. – Ладно, давайте разрежем… – согласился я наконец, и Луи принялся резать его, чтобы каждому досталось по кусочку. Мне достался кусок с самым большим цветком. Отделив его от бисквита, я осторожно откусил один лепесток и в блаженстве прикрыл глаза. Как вкусно! – Недурно, – снова хмыкнул отец, чем заслужил от меня очередной осуждающий взгляд: – Да он… он… просто восхитительный! Как ты только можешь говорить «Недурно»?! – на вкус торт оказался еще лучше, чем я ожидал. В меру сладкий, нежный и легкий – он просто таял на языке, словно мороженое в жаркую погоду. Моя бы воля – я бы съел и три таких куска, но, к моему огромному сожалению, торт как-то слишком быстро закончился. – Кхм… – отставив пустую тарелку с ложкой, я проводил глазами удаляющуюся спину Луиджи, уносившего опустевшую коробку, и горестно вздохнул: – Я так вкусно печь торты не умею… – Ты скромничаешь, – тепло улыбнулся отец, погладив меня по голове. – Кондитер ждет тебя завтра в двенадцать, постарайся не опоздать. – Спасибо. Стоит ли говорить, что наступления следующего утра я ждал, как никогда прежде?.. Еще даже будильник не успел прозвенеть, как я подскочил с кровати и поспешил приводить себя в порядок, а закончив, помчался на кухню, где, встретившись с отцом и мимолетно чмокнув его в щеку, проглотил свой завтрак и побежал на улицу. – Какой ты энергичный с утра пораньше, – отец вслед за мной вышел из дома и с полуулыбкой, не покидавшей его губ, смотрел, как я маялся, стоя у машины в ожидании телохранителей. – А ты уже говорил с ним? – спросил я, решив хоть немного отвлечься и убить время. – С кем? – уточнил отец. – С кондитером? – подсказал я, завидев близнецов, шедших по дорожке прямиком к нам. – Ты знаешь, кто он? – Позволь оставить это в секрете, – сказал отец. – Ты увидишь его уже буквально через полчаса, – он кивнул подошедшим к нам братьям, и те, вежливо поздоровавшись с нами, разделились: Скотт сел в машину, а Скай остался рядом со мной. – Тогда я поехал, пока! – бросил я, усаживаясь на заднее сиденье вместе со Скаем. Дорога в это субботнее утро была свободной, и до места назначения мы доехали даже раньше, чем рассчитывали. Оказалось, это был обычный жилой дом с небольшим участком, он даже не был огорожен забором, и от дороги, где мы припарковались, пройти до него можно было по дорожке, проложенной между аккуратными лужайками. Подумав, что неприлично будет заявиться на порог к хозяину дома раньше оговоренного срока, я решил посидеть в машине, когда дверь приветливо распахнулась, являя на свет живую легенду кондитерского дела – Кевина Кастильо. – Мистер Кастильо… – выдохнул я ошеломленно, вынырнув из машины и в несколько шагов преодолев разделявшее нас расстояние. – Но… я думал, вы уже давно никого не обучаете… – проговорил я на одном дыхании. Кевину Кастильо было уже хорошо за пятьдесят, он давно уже перестал появляться на различных кулинарных шоу и вел довольно уединенную жизнь, весьма успешно скрываясь от своих старых фанатов – когда-то он был безумно, неподражаемо красив и популярен и успел обрасти приличным фан-клубом. – Что ж, ваш воздыхатель умеет уговаривать, – омега ласково улыбнулся, посторонившись в дверях. – Прошу, проходите, – предложил он мне и моему сопровождению, которое, как и следовало ожидать, едва успев поздороваться, разделилось: извинившись, Скотт прошел в дом первым и, осмотревшись в первой комнате, бесцеремонно направился в соседнюю, чтобы, осмотрев все помещения, вернуться и кивнуть, позволяя нам войти. – Прошу прощения, – проговорил я негромко. – О, все в порядке, – отозвался мистер Кастильо. Казалось, вся эта не самая приятная ситуация с охраной и досмотром его личного жилища нисколько его не смутила. – Располагайтесь. Начнем наш мастер-класс по расписанию, а пока выпьем чаю? – радушно предложил он. – Я рад, что вы пришли пораньше, успеем познакомиться. – Ох… Благодарю… – я смущенно кивнул, вместе с близнецами заняв несколько кресел, стоявших полукругом вокруг круглого журнального столика в уютной кухне-гостиной. – Как вам понравился мой торт? – мистер Кастильо отошел к небольшому кухонному гарнитуру, чтобы вскипятить чайник. – Он был потрясающим! – восхитился я в очередной раз. – Я едва успел сделать несколько фотографий, как его уже съели! Кондитер приятно засмеялся – теплым мягким смехом. – Мне говорили, вы хорошо готовите, мистер Ньюэлл, слышать от вас похвалу весьма приятно, – сказал он и, залив кипятком чайные листья, легко подхватил поднос с чашками и заварником. – Кто бы это ни говорил, он весьма завышает мои таланты, – проговорил я негромко. – Боюсь, на вашем фоне они просто ничтожны… – Скоро увидим, – омега благожелательно улыбнулся, поставив свой поднос на столик и принявшись разливать по кружкам ароматный чай. Закончив, он вновь отошел к кухонной зоне и вернулся, неся на небольшом изящном подносе пирожные, от одного тонкого запаха которых голова шла кругом, а от вида аппетитных ягод, украшавших верхушку, во рту скапливалась слюна. – С кем вы пришли? – спросил мистер Кастильо, поставив поднос на стол и присаживаясь на свободное кресло. – Прошу, угощайтесь. – Большое спасибо, мистер Кастильо. Это… мои телохранители, – сказал я смущенно. – Скотт и Скай Дэвис. Пожалуйста, простите, они везде сопровождают меня. Они не будут мешать. – Ох, нет, не беспокойтесь, я совершенно не против, к тому же меня предупредили. Напротив, я хотел предложить вам присоединиться, если вы пожелаете, – сказал он добродушно. Я с интересом перевел взгляд на близнецов, уже заранее зная ответ: – Большое спасибо, мистер Кастильо, у меня руки не из того места растут, – сказал Скотт бесстрастно. – Боюсь, у меня дела с этим обстоят еще хуже, чем у брата, благодарю, – кивнул Скай. – Что ж… Жаль, конечно, но если передумаете, пожалуйста, только скажите, – улыбнулся омега. Пирожные были безумно вкусными, а необременительный разговор, завязавшийся после формального знакомства, – непринужденным и весьма приятным. – Итак! – воскликнул кондитер, когда часы пробили двенадцать, а пирожные были съедены до последней крошки. – Приступим? – он повернулся ко мне, и я с готовностью кивнул: руки уже чесались заняться делом. Мистер Кастильо провел меня по коридору на свою настоящую кухню – профессионально подготовленную для работы над лучшими тортами столицы – и я с интересом осмотрелся по сторонам, заметив четыре подготовленных рабочих места – мистер Кастильо не шутил, когда предлагал близнецам присоединиться к нам. Я даже немного пожалел, что они отказались, и понадеялся, что кондитер не расстроился из-за этого. – Мистер Ньюэлл, я подготовил пять видов кремов для нашего мастер-класса и хотел предложить начать с изготовления украшений, а самим приготовлением кремов, если пожелаете, можем заняться уже после. – Спасибо, буду рад научиться всему, – поблагодарил я его, с любопытством гадая, какие именно кремы он использовал в своих работах. Мистер Кастильо достал из холодильника блюдо с пятью распустившимися пионами – совершенно разными как по цвету, так и по форме – но неизменно прекрасными и выглядевшими как живые. – Такие красивые, – восхитился я, разглядывая каждый цветок по очереди. – Попробуете угадать, из каких кремов они сделаны? – А подсказки будут? – я улыбнулся, склоняясь над цветами еще ниже. – Как я и сказал, здесь пять видов кремов: белково-заварной крем, крем шантифлекс, фасолевая паста, масляный крем «Глазурь» и заварной крем-чиз. – Вот этот точно масляный, – сказал я, указав на один из пионов – в отличие от его более матовых собратьев он аппетитно блестел своими лепестками. – Верно, – омега улыбнулся. – Эти два из белково-заварного крема и крем-чиза. А эти… Я не знаю, ни шантифлекс, ни фасолевую пасту я никогда не использовал в своей выпечке. – Тогда я очень рад, что смогу вас сегодня удивить, – вдохновленно засиял мистер Кастильо. Его воодушевленное настроение передалось и мне, и я с удовольствием слушал, в чем разница между всеми этими кремами, их преимуществами и недостатками, а также о насадках, которые он использовал для создания своих цветочных композиций, и кондитерских мешках, которые, в зависимости от крема, стоило выбирать поплотнее или потоньше. За теорией сразу же следовала практика: мы добавляли в крем красители, чтобы добиться нужного оттенка, выкладывали крем в мешки и приступали к самой ответственной части программы – созданию самих цветов – и это было труднее всего. У меня не тряслись руки, с глазомером все было в порядке, но контролировать нажим на мешок и момент его «отрыва» так, чтобы получался правильный, красивый и легкий лепесток, было не очень-то просто. Первые лепестки у меня выходили или «пере-», или «недо-», но мистер Кастильо был весьма терпелив и аккуратно подсказывал, на что обратить внимание, чтобы примерно с пятнадцатого лепестка у меня начало получаться что-то уже более-менее удобоваримое. Таким образом, сделав несколько пионов, ранунклюсов и розочек одним кремом, мы брались за другой. С кремом шантифлекс оказалось работать сложнее всего: он был плотным и выдавливался из мешка весьма неохотно, для этого требовалось немало силы, которой в моих руках немного недоставало. Зато лепестки из него получались очень тоненькими и аккуратными, и их было трудно порушить, даже задев или случайно уронив весь бутон на стол. И все же самым капризным, как и ожидалось, оказался масляный крем – он не терпел высоких температур, а потому мистеру Кастильо пришлось включить кондиционер, а нам обоим для работы пришлось надеть перчатки, чтобы крем в мешке не таял от горячей кожи и банально не вытекал из кондитерского мешка вместо того, чтобы превращаться в красивые растения. Но цветы из этого крема получались великолепными, так что эта некая «капризность» была ему простительна. Умаявшись за полдня от количества новой информации и непривычных для кистей рук нагрузок, я растирал суставы, пока мистер Кастильо проводил показательный «краш-тест» для получившихся цветов, чтобы наглядно продемонстрировать мне их «живучесть»: поднимал цветок в воздух и разжимал ножницы, позволяя ему шлепнуться на столешницу. Нежные кремы вполне предсказуемо превращались в бесформенное нечто, но фасолевая паста и крем шантифлекс оказались достаточно устойчивыми, и цветы из них в большей или меньшей степени сохраняли исходную форму. Как выяснилось, на изготовлении рандомного набора цветов наш мастер-класс не заканчивался. Мистер Кастильо поставил передо мной готовый торт – покрытый нежно-сиреневым кремом бисквит без каких-либо украшений – и предложил выбрать крем, который мне больше всего понравился, для того, чтобы украсить его настоящей цветочной композицией вроде той, что я получил накануне. Я вдохновленно выбрал белково-заварной крем и, под чутким руководством кондитера подготовив несколько кондитерских мешочков с разноцветным кремом, принялся за работу: делал разные по форме и цвету пионы, после чего, закончив, вместе с ним расставлял их на торте, не забывая добавить зеленых листиков и готовых съедобных украшений: жемчужных шариков с нежным перламутровым сиянием. – Блестящая работа, – похвалил меня мистер Кастильо, оценив результат моего труда. Я тоже был доволен: торт получился нежным, воздушным и очень аппетитным. Я хотел было предложить его разрезать и попробовать, но кондитер сноровисто упаковал его и отставил в холодильник, наказав напомнить ему, чтобы он отдал мне его перед уходом. После небольшого перерыва на обед, заказанный из ближайшего ресторана, мы принялись за изготовление самих кремов – интересное, но далеко не самое простое занятие. Стоило допустить небольшую оплошность, как крем мог не получиться или получиться не таким, с каким можно было бы работать. Передавая мне свои знания, мистер Кастильо был весьма щедр – все подробно повторял по несколько раз и тщательно следил за тем, чтобы я нигде ненароком не ошибся, испортив всю работу. Уже глубоким вечером, помогая кондитеру прибраться на его кухне, на которой успел за весь день учинить настоящий погром, я нерешительно произнес: – Мистер Кастильо… Я могу спросить?.. Тот альфа… который сватается ко мне, он… Вы ведь говорили с ним? Я имею в виду напрямую? Вы ведь с ним виделись? – Да, конечно, – омега осторожно кивнул. – Мы вместе обсуждали варианты для проведения нашего мастер-класса. – И… Как он вам?.. – спросил я, затаив дыхание: вдруг удастся выведать что-нибудь? – М-м-м… – кондитер отвел глаза. – Он предупредил, что мне нельзя прямо сказать, кто он, поэтому я не могу назвать его имени, прошу прощения. – Но он… Вам хотя бы понравился?.. – спросил я, отказываясь так просто сдаваться. – Он молод? Хорош собой? Сколько ему лет? Вы видели его прежде?.. Можете сказать хоть что-нибудь?.. – спросил я в отчаянии. Вздохнув, он посмотрел на меня и тепло улыбнулся: – Он молод. Привлекателен. Уверен в себе. Спокоен. Терпелив. И вы ему очень нравитесь. Ради вас он даже сам попросил научить его делать подобные цветы, так что один из них, самый удачный, украшал тот самый торт, что вы вчера получили. – Какой?.. – сердце сбилось с привычного ритма. – У меня есть фотография, вы можете показать?.. – я поспешно достал телефон из кармана и разблокировал его. – Конечно, – омега кивнул. – Впрочем, я думаю, вы могли бы и сами догадаться, – намек был таким прозрачным, что я невольно ахнул: – Голубой, самый яркий?.. Тот, что был самым первым, самый большой?.. – Верно. – Он прекрасен. – Это была… – омега задумался. – Примерно седьмая попытка?.. Я уже точно не помню. Предыдущие ему не нравились, и он отказывался сдаваться. Такое упорство о многом говорит. Он очень не хочет, чтобы вы отвергли его. Сердце сладко защемило. Я правда нравился ему. Он сам сделал тот цветок. Он много трудился над ним, добиваясь совершенства, чтобы покорить меня. Это… трогало за душу. – Я… – губы предательски дрожали. – Я не знаю, как мне быть… – я обхватил себя руками за плечи. – Мне… У меня есть чувства к одному альфе, но это просто не может быть он… Этот альфа тоже нравится мне, его сваточные дары прекрасны… Что же мне делать?.. – я поднял глаза на стоявшего напротив меня омегу, словно надеялся, что он подскажет мне правильный ответ. Тот тепло улыбнулся и, протянув руку, мягко провел ладонью по моим волосам. – Я уверен, Дарэлл, вы сделаете правильный выбор. А будет ли это человек из ваших мечтаний, который может оказаться вовсе не таким, каким вы его себе представляете, или тот, кто смог завоевать ваше сердце при условии, что вы его даже не видели, – кому виднее, как не вам?.. Но если бы выбирать пришлось мне… Я бы прислушался к народной мудрости. Знаете ведь, как говорят? Лучше синица в руках, чем журавль в небе. – Но… Кому – лучше?.. Синице? Или журавлю?.. Казалось, омега не ожидал такого вопроса. Он растерянно посмотрел на меня и как-то неуверенно произнес: – Вам?.. – Мне?.. – Мы ведь о вас говорили?.. – спросил он неуверенно. – О том, кого вам выбрать. Я предложил синицу, – он простер руку над украшенным тортом, который как раз достал из холодильника. – Разве тогда не получится, что все мои слова и заверения в любви к журавлю, окажутся жалкими пустышками?.. – спросил я горько, опустив голову. Мистер Кастильо молчал какое-то время, а потом спросил: – Я… могу узнать, кого вы столь пылко любите, юноша?.. Кто же ваш желанный журавль? – Я… – сглотнув, я очень негромко признался: – Это Мартин Моралес. Лицо кондитера онемело. – М-Мартин Моралес?.. – он даже слегка споткнулся на его имени и несколько раз моргнул. Я почувствовал себя неловко и, опустив глаза, кивнул. Омега сделал пару шагов назад и отвернулся, подняв руку и, казалось, поднеся ее ко рту. Мне была не совсем понятна его реакция: я ждал вопросов или каких-то слов о том, что Мартин бы никогда не посмотрел на меня: он был окружен омегами и мог выбрать кого угодно, зачем бы ему я? Но он какое-то время стоял ко мне спиной, и его плечи слегка подрагивали. – Мистер Кастильо?.. – позвал я неуверенно. Он же не… смеялся надо мной?.. – Ох… Простите, – омега взял себя в руки и развернулся. – Мистер Ньюэлл, вы ведь имеете в виду того самого Мартина Моралеса? Самого завидного жениха столицы? Я осторожно кивнул: мне никогда не доставлял удовольствия этот его сомнительный «титул», но он так прилип к Мартину после того шоу, что многие очень часто называли его именно так. – Неплохо, – он покивал. – Неплохо. – Что – неплохо?.. – не понял я. – Неплохой выбор. Действительно, ваш журавль весьма хорош. Я несмело улыбнулся: – И что же, теперь скажете, что стоит побороться за свою мечту и выбрать журавля? – Ну это вам решать, – омега улыбнулся. – Но, кого бы вы ни выбрали, я желаю вам счастья. К слову, справедливости ради, должен отметить, что синица ничуть не хуже, – он как-то хитро улыбнулся, чем запутал меня окончательно, и я лишь тяжело вздохнул. А на что я в самом деле рассчитывал?.. В конце концов, выбор в самом деле был за мной – продолжать мечтать о Мартине или принять предложение от неизвестного, но уже полюбившегося альфы, и никто не мог мне в этом решении помочь. – Мистер Кастильо… – неуверенно позвал я его, когда мы уже практически попрощались и остановились в дверях на выходе из его дома. – Если… То есть, когда… Вернее… – я растерялся, пытаясь подобрать правильные слова, и крепче прижал к груди коробку с тортом. – Однажды ведь у меня наверняка будет свадьба, я хотел спросить, если мой жених не будет против, вы не согласитесь испечь для нас свадебный торт?.. – Конечно, Дарэлл, с удовольствием сделаю для вас самый прекрасный торт в мире. – Спасибо… И спасибо, что провели со мной этот день, я очень постараюсь запомнить все, чему вы меня научили, – я благодарно улыбнулся мастеру и перешагнул порог его дома, не желая докучать ему и далее. – Всегда приятно знать, что тебя внимательно слушают, – улыбнулся кондитер напоследок, и мы, наконец попрощавшись, разошлись.* * *
– Только посмотри, какую красоту мы сегодня делали! – похвастался я, ставя торт перед отцом. – Выглядит аппетитно, – одобрительно кивнул тот, осмотрев наше совместное с мистером Кастильо творение. – Тебе понравилось? – Очень! – кивнул я. – Весь этот сваточный дар был таким волшебным… Их даже было два в одном! – восхитился я. – Я очень рад, что ты доволен, – отец благодушно улыбнулся. – Полагаю, в этот раз тебе нет необходимости размышлять несколько дней над тем, стоит ли ему посылать тебе третий дар? – Да… – я кивнул. – Можешь написать ему… Вообще-то, ты можешь написать ему, что я в восторге! Отец негромко засмеялся: – И правда. Так и поступлю, – согласился он, доставая телефон. – Я же пошутил, – я покраснел как рак. – Ничего не знаю, он уже в курсе, – отец продолжал веселиться, тыкая пальцами по экрану. – Ну и ладно, – я улыбнулся. – Ужинать будем? pov Мартин Моралес Окрыленный первым успехом, я поспешил закончить переговоры с Кевином Кастильо о втором сваточном даре. Тот уже давно держался в стороне от всего, что было хоть сколько-нибудь связано с публичностью, но, услышав о такой устаревшей традиции, как сватовство, был весьма вдохновлен и, поддавшись моим уговорам, охотно согласился оказать мне содействие в этом непростом деле. Его стараниями с моим скромным участием второй сваточный дар – а, вернее, его первая часть – оказался великолепным. Насчет второй я даже не сомневался: кремовая флористика показалась увлекательной даже мне, поэтому у меня и сомнений не осталось о том, что и Дару выбранный нами с кондитером мастер-класс придется по душе. Так оно и вышло: «Поздравляю, Мартин, вам удалось его поразить», – написал мне Торенс Ньюэлл вечером того дня. Я был доволен. Я был очень рад, что все складывалось так хорошо. И, пребывая в самом благодушном расположении духа, я задумался о том, что пора бы платить по счетам. И речь шла вовсе не об оплате услуг Кевина Кастильо, с которым я расплатился сразу же, а о другом моем помощнике, который, по своей природной скромности, о достойной благодарности с моей стороны даже и не подумал, хотя мог бы попросить меня о чем угодно – я приложил бы все усилия, чтобы достать для него все, о чем бы он ни попросил. Строго говоря, я и сам, без его помощи, прекрасно знал, чего Форт хотел. Естественно, это была учеба в университете. Учеба, которая стоила баснословных денег для его небогатой семьи и составляла какую-то весьма незначительную сумму для меня. Загвоздка, ясное дело, была вовсе не в цене вопроса. Я мог оплатить учебу Форта хоть сегодня, и через несколько недель он уже шел бы на свое первое занятие в приближающемся учебном году. Вот только… Только он работал нянем у моих друзей, и их дети его обожали. Оторвать его от работы и вырвать из семьи было бы самой настоящей черной неблагодарностью с моей стороны по отношению к Лиаму, тому, кто мне помощь Форта и посоветовал. И, естественно, поступить с ним так я не мог. Но, в то же время, я прекрасно понимал, что Форту, по сути, кроме учебы, ничего другого и не нужно было: у него была достойная работа и своя комната в доме Картов, так что ни в еде, ни в жилье он не нуждался, а на все остальное зарабатывал. Как же мне следовало поступить?.. Идея у меня, конечно же, была. Оставалось только согласовать все с друзьями и убедить самого Форта не отказываться от того, что я собирался ему предложить. К моему огромному счастью, Лиам и Вэл восприняли мое предложение более чем благосклонно. Лиам даже растрогался от умиления и щедро подложил мне в тарелку еще несколько блинчиков. Что ж… дело за малым. И самым трудным. Дождавшись, когда Форт вернется с детьми с улицы, я встал из-за стола и направился в его сторону. – Форт, – позвал я его, и нянь, убедившись, что дети заняты новыми игрушками, которых я для них накупил перед приходом, подошел ко мне. – Да? – он приятно улыбался, еще не успев нацепить на лицо привычное безразличное выражение. – Держи, – протянул я ему небольшой конверт. – Что это? – спросил он, не спеша брать то, что я ему протягивал. – Билет на выставку Джейдена Нолана, – пояснил я. – Скоро она закрывается. Хотел, чтобы ты увидел его работы собственными глазами. Билет с открытой датой, тебе нужно только выбрать время. – Спасибо… – ответил он, нерешительно протягивая руку и принимая конверт с билетом. – Вам необязательно было… – начал он, но я его перебил: – Это не все, что я хотел для тебя сделать. – Что?.. – он поднял на меня удивленный взгляд. – Пойми меня правильно: Вэл и Лиам – мои лучшие друзья, ты их нянь, и дети к тебе очень привязались, к тому же Лиам ждет ребенка, и им сейчас совсем не до того, чтобы искать тебе замену, – произнес я. Форт молчал, не перебивая и внимательно меня слушая. Он уже не улыбался, на лице обозначилось привычное выражение отчужденности от происходящего, но где-то в глубине глаз появились тревожные огоньки беспокойства. – Я бы и рад оплатить твое обучение в университете в качестве благодарности за твою помощь, но ты не сможешь полноценно совмещать учебу с работой нянем, поэтому предлагаю тебе ближайший учебный год потратить на подготовительные курсы, – сказал я, протянув ему приглашение на обучение. И, прежде, чем он успел бы отказаться или сказать что-то еще, продолжил: – Занятия проходят в вечернее время, с Лиамом и Вэлом я уже все обсудил, они не против, если ты будешь уходить пораньше. За этот год они найдут тебе помощника, и в следующем году, если поступишь на бюджет, сможешь сосредоточиться на учебе, но если не поступишь… – я хотел продолжить, что полностью оплачу его обучение, но не успел: – Я поступлю, – казалось, получив долгожданную поддержку, бета наконец поверил в свои силы. Он сделал шаг ко мне. – В этот раз я точно поступлю. Спасибо… – он сделал еще один шаг и, распахнув объятия, прижался ко мне, спрятав лицо где-то у меня на груди. – Правда, спасибо… Для меня еще никто не делал так много… – Ну-ну, ты чего, – я похлопал его по спине. – Лучше отпусти, а то твои работодатели, чего доброго, решат, что я к тебе пристаю. – Если и решат, то что это я к тебе пристаю, – сказал он, хмыкнув и отступив от меня на пару шагов. Я улыбнулся: – Рад, что мы наконец-то перешли на «ты», – сказав это, я вложил конверт с документами о посещении подготовительных курсов ему в руки. – Ох, нет, я… – он потупил взгляд. – Прошу прощения… Я забылся. – Пожалуйста, забывайся почаще. Мне бы хотелось считать нас друзьями, – сказал я. – Ему понравился первый дар, я тебе очень благодарен за помощь. – Спасибо, я… очень тронут… Хотя, конечно, вряд ли моя помощь стоила так дорого… – Возможно, она стоила много дороже, – сказал я, улыбнувшись. Почувствовав, что у меня будто камень с души свалился, я вернулся домой. На лестнице, ведущей на второй этаж, я ощутил вибрацию на телефоне и достал его из кармана, чтобы на экране увидеть входящий звонок от папы, почему-то без видео. Сняв трубку, я приложил телефон к уху, продолжив подниматься наверх. – Привет, пап. – Здравствуй, милый, как твои успехи? Нетрудно было догадаться, какие именно успехи папа имел в виду. – Я уже отправил Дарэллу два сваточных дара и получил разрешение на передачу третьего, – отчитался я. – Первые два дара ему понравились, надеюсь, что и третий придется по душе, – я прошел в спальню, а из нее – в гардеробную, чтобы, приспустив галстук на горле, развязать его и снять. – Ох, я очень рад, – сказал папа, испустив облегченный выдох. – Мартин, нам с отцом не хотелось бы и в этот раз отсутствовать сам знаешь где, если это что-то состоится, – сказал он, напустив туману, вероятно, боясь спугнуть мою удачу. Я хмыкнул, вытянув рубашку из брюк и принявшись расстегивать на ней пуговицы. – Поэтому мы тут подумали… как ты смотришь на то, чтобы мы приехали?.. – спросил он неуверенно. – Буду только рад увидеть вас, – ответил я обрадованно. – Заодно поможешь мне с выбором помолвочных браслетов, если они, конечно, понадобятся. – Ох, я уверен, что понадобятся, Мартин, – сказал папа воодушевленно. – Мы говорили с Торенсом Ньюэллом, он настроен весьма оптимистично. Это было удивительно. «Вот это новости дня!» – подумал я, а вслух выпалил: – Что ж, если что, поможете мне оправиться в случае отказа. – Тьфу на тебя, – фыркнул папа. – И когда вы приедете?.. – спросил я. Рубашку я уже расстегнул и даже умудрился снять, но надевать новую с телефоном у уха было ужасно неудобно. – Ну, мы… – папа замялся. – Собственно, уже, – сказал он, и в доме раздался звонок. Я улыбнулся, убрал телефон в карман, быстро накинул на тело свежую рубашку и, принявшись поспешно застегивать пуговицы, помчался вниз. – Почему заранее не предупредили? – спросил я, когда они переступили порог, и мы обнялись. – Сюрприз? – папа улыбнулся, скидывая обувь. – Как давно я здесь не был, – сказал он, проходя в гостиную. – Да тут и не изменилось ничего, – сказал отец, проходя вслед за ним. – Не скажи, этой картины, например, я совсем не помню, – засомневался папа, остановившись у камина. – Это картина Дара, – сказал я. – Джейдена Нолана, вернее, я купил ее в позапрошлом году. – Ох, вам просто суждено быть вместе, – папа направился на кухню, чтобы приняться там хозяйничать: он вымыл руки и поставил чайник, после чего с интересом осмотрел содержимое холодильника, то и дело прицокивая языком – то от одобрения, то от недовольства. – Когда вы успели с Торенсом поговорить?.. – спросил я у отца, рассевшегося на диване и вытянувшего ноги. – Сегодня утром, - ответил он. – Мы прилетели еще вчера, так что многое уже успели сделать. – А к Моргану вы уже ездили? – спросил я осторожно. – Еще нет, а что?.. – ответил отец, а папа с интересом обернулся. – Как бы сказать… – я замялся. – Так вышло, что… Он тоже заинтересован в Даре, как и я. – Как?.. – папа ахнул. – Откуда знаешь? – бросив свое занятие, он подошел поближе и встал рядом со мной. – Мы говорили с ним об этом на прошлой неделе. – Вы поссорились? – тут же спросил он, а отец фыркнул: – Ты хотел сказать: «Подрались»?.. – Мы не ссорились, – ответил я папе, спеша его успокоить. – И не дрались, – это уже отцу. – Но, конечно, он не остался в восторге от новости о том, что я к Дару сватаюсь. – Это… Ох, Мартин, я не знаю, что сказать… – проговорил папа, обернувшись к отцу. Тот пожал плечами: – Что тут говорить. Разберутся, не маленькие. – Они же братья, – папа нахмурился. – Ну, особой дружбы между ними никогда и не было, – ответил тот на это. – А теперь еще одним поводом для дружбы меньше… – вздохнул папа горько. – Мартин, если все получится, ты должен извиниться перед ним. – Хорошо, – я кивнул. – Если он захочет принять мои извинения, я их ему принесу. Папа еще раз вздохнул, в этот раз с обреченным пониманием. – О чем это я вообще?.. – сказал он сам себе. – Разве извинения тут помогут?.. Но ты должен пригласить его на ужин. Семейный ужин. Сегодня. Это не обсуждается. – Ладно, – согласился я, представив себе реакцию Моргана на приглашение на братские посиделки: говорить о том, что приехали родители раньше времени, я не собирался. Решив не откладывать этот вопрос в долгий ящик – вообще-то, вполне могло оказаться, что Морган мог быть занят этим воскресным вечером, – я набрал номер младшего брата и принялся ждать ответа. Несколько гудков спустя – интересно, это его телефон был далеко или он не хотел со мной говорить?.. – Морган все же ответил: – Мартин? – его голос не был ни приветливым, ни холодным, так что о градусе напряжения я мог только догадываться. – Приедешь на ужин? – спросил я сразу. Морган молчал. Секунду, две, три. Наверное, пытался понять, не ослышался ли он. – Сегодня? В шесть. – Приеду, – сказал он наконец. – А ты мой адрес знаешь? – спросил я со смешком. – Хорошая шутка, – сказал Морган и отключился, не прощаясь. – Ну что? – папа заглянул мне в глаза. – Придет, – сказал я. – Отлично, – он удовлетворенно кивнул. – Санти, принеси продукты, – велел он, и отец послушно ушел в прихожую, где остались их сумки, и я отправился ему помогать. Морган приехал ровно к шести – чего-чего, а тяги к пунктуальности у него было не занимать. – Морган! – воскликнул папа, бросившись обнимать его, едва он переступил через порог. – Пап?.. – растерялся тот, сжимая его в объятиях. – Отец?.. Почему вы здесь? – спросил он, когда отец его отпустил. – Соскучились, – папа робко пожал плечами. – Нет, почему вы здесь, – сделал он упор на последнем слове. – Не у меня? – уточнил он и почти сразу отступил на шаг: – Вы что, на помолвку?.. Торенс согласился на помолвку?.. – это уже мне. – Пока нет, – я покачал головой. – Но уже близко, да? – Морган невесело хмыкнул. – Ох, неужели я вправду проиграю тебе и в этот раз?.. – сказал он горько, но после, смутившись, взял себя в руки. – Ну, ничего не попишешь. Я не буду тебя вечно ненавидеть за это. – Спасибо, – я благодарно кивнул. Откровенно говоря, я сомневался, что младший брат в принципе был способен меня ненавидеть хоть сколько-нибудь долго, но раз он сказал об этом, вероятно, такие мысли его посещали. – Санти, помоги мне накрыть на стол, – папа кивнул в сторону столовой, стол в которой был накрыт еще час назад, и они ушли вперед, оставив нас наедине. – Проходи, – позвал я брата, следуя за родителями, когда, вдруг остановившись в гостиной, Морган замер. Я проследил глазами за его взглядом, уже догадываясь, что увижу. Так и есть – он смотрел на картину Дара, которая привлекала внимание всех гостей моего дома. – Это его работа, – сказал Морган без сомнений. Уточнять, чья именно «его» не было необходимости. – Первая, которую он выставил. – Верно, – я кивнул. – Не успел ее купить, – сказал он разочарованно. Я был удивлен. Оказалось, что Морган был поклонником Джейдена Нолана с той же выставки, что и я. – А я не успел купить вторую, – сказал я, и Морган растянул губы в неприятной улыбке. – Ах, вот почему. – Кто успел, тот и съел. – Хм, – отозвался я хмуро, но тут же улыбнулся: – Что верно, то верно. Он внезапно помрачнел, вероятно, догадавшись, на что я столь непрозрачно намекал – что подоспел первым к Дару посвататься и, вполне вероятно, буду тем, кто первым с ним увидится и, если повезет, – тем, кто возьмет его в мужья. – Два-один в твою пользу, – сказал брат, пожав плечами и направившись в столовую. В целом, если опустить некую неловкость, возникшую в самом начале, ужин прошел весьма приятно. Мы уже давно не собирались вчетвером: в последний раз это было на Рождество в прошлом году, а потому было о чем поговорить, хотя больше всех, конечно, говорил папа, но для нас всех это было привычным делом. Наши семейные посиделки в виде ужина, плавно перетекшего во второй ужин, затянулись допоздна и закончились лишь тогда, когда папа начал откровенно клевать носом и отец увел его спать. – Пожалуй, мне пора, – сказал Морган, вставая со своего кресла. Он слегка покачнулся: на пару с отцом они уговорили довольно увесистую бутылку коньяка, и я был не совсем уверен, что отцу досталась хотя бы половина. – Ты ведь без машины? – спросил я брата. – Я тебя отвезу, – предложив это, я встал вслед за ним и направился к двери. Он не стал отказываться, да и зачем? Я не пил, поэтому всегда был трезв, а водить любил, к тому же забота о младшем брате была моей обязанностью с его самого рождения, и Морган прекрасно все это знал. – Спасибо, – кивнул он, когда я подвез его до дома и остановился на парковке. – Мартин… – Морган отстегнулся, но отчего-то не спешил покидать салон. – Что бы ты ни думал, в прошлую нашу встречу я сказал честно: не буду ставить тебе палки в колеса, но если мне повезет, я воспользуюсь своим шансом. – Я помню. И я тебе благодарен. – Ты же мой старший брат как-никак, – сказал он и улыбнулся: – Хотя, говорят, что младшим надо уступать. Я улыбнулся в ответ и извиняющимся тоном произнес: – Не в этот раз. Извини меня. – Спокойной ночи, Март, – он кивнул и, распахнув дверцу, выбрался из машины. – Спокойной ночи, Мор, – попрощался я и, дождавшись, пока он скроется в дверях дома, поехал назад.