Зеркало жизни

Потянулись бесконечные ночи тренировок. Если такое слово применимо к тому избиению младенцев – в числе одного – меня, – которое творилось: во дворе Грона, на лестнице, в доме, в лесу вокруг... Если при первой встрече этот бессердечный гадёныш и вызвал во мне какое-то подобие романтических эмоций, то после первых же двух-трёх тренировочных ночей, я его просто ненавидела. Нет, умом-то я понимала, что это мне на пользу, и чем дальше, тем дольше я держалась, но, когда на твоё хрупкое девичье тело сыплются сокрушительные удары: кулаками, ногами, кинжалами, мечами, шпагами, сюрикенами и чакрами... камнями и дубинами, и ты просыпаешься в холодном поту, боязливо ощупывая себя – на месте ли руки, ноги, зубы, глаза и всё остальное, – весь романтизм напрочь сдувает. И даже обнажённость вечная не внушает никакого волнения в таких аховых условиях. В этом, похоже, был ещё один плюс: я закалялась эмоционально – становилась менее стеснительной и менее – бесконтрольно – возбудимой. По прошествии месяца я уже могла довольно сносно владеть шпагой, и небольшими мечами, – руки уже не уставали и не «сохли» от ударов по твёрдой поверхности. Могла, – но не всегда, – продержаться не убитой в течение всех трёх часов тренировки. Могла перелезать по тонким веткам с дерева на дерево – перепрыгивать ещё не получалось, – падала и ломала: ноги, рёбра, позвоночник. Через два месяца, у меня уже получались – почти обезьяньи – прыжки с дерева на дерево. В фехтовании Грон уже совсем не всегда мог одолеть меня – мои удары ему вреда не причиняли, но, по правилам игры, он имитировал ранение и даже смерть... Когда я его впервые «убила», я просто запрыгала от восторга, а он, выйдя из убитости, поцеловал меня на радостях в губы – это было без спроса, но, при этом, было вполне уместно и приятно. Также, по результатам второго месяца, я могла забегать по стене замка до окна второго этажа, научилась создавать в требуемом месте горение и управлять им – несколько раз сжигала Грона, когда он не успевал поставить водяной барьер. И классно было то, что тело реально закалялось, хоть треньки и проходили во сне. Очевидно, укрепляющее воздействие оказывало так же присутствие во мне Грона. В этом, как он выразился, sacrum… Способности мои становились пугающими просто. Я могла раздавить двумя пальцами грецкий орех… на уроках физры приходилось сдерживать себя: симулировать усталость, чтоб не беспокоить народ. В подобных ситуациях Грон всегда подсказывал мне приемлемые варианты поведения. Иногда, после школы, в парке я испытывала свои навыки: у меня легко получалось разбить кирпич ребром ладони и кулаком, и даже удары по камням в стенке разрушали их; вечером, когда было темно, я пробегалась по деревьям, забегала на четырёхметровые подпорные стенки – в одежде это было не очень удобно делать, но не раздеваться же на радость случайным зевакам. Стеснения у меня уже фактически совсем не было, но будоражить озабоченных и придавленных законами самцов не стоило. Городок у нас маленький, и дурная слава мне в нём точно не нужна была. Грон не очень одобрял мои экзерсисы в реале, грозился увеличить время тренировок и нагрузки, но для меня это было уже как терновый куст для Братца Кролика. Грон объяснял, что, хоть моё тело уже стало сверхвыносливым, но падение, например, с четырёх метров на асфальт будет пожёстче, чем с десяти – на мягкую землю – в лесу возле его замка… и, если я, например, сломаю ногу, вылечить меня в принципе будет возможно, и регенерация у меня ускоренная, но на выздоровление всё-таки уйдёт определённое время. Если же я убьюсь, это уже будет непоправимо. Вместе со способностями, также – не очень, но всё же – становились заметны и внешние изменения в моём теле: некая общая подтянутость... отсутствие всякой жировой прослойки, рельефно смотрящиеся мышцы... И ещё это всё сопровождалось буквально волчьим аппетитом. Если у Грона я не употребляла ничего, кроме родниковой воды и его шикарного горячего шоколада, который удивительным образом, казалось, удовлетворял потребность во всех микроэлементах, то в реальности у меня просыпался жор на всё съедобное, особенно – мясное. Родители списывали это на активное половое созревание. Знали бы они, как именно созревает их дочь!