Вир Унда

Следующие несколько дней Альбус пребывал в каком-то подвешенном, туманном состоянии, будто события и эмоции переполнили его настолько, что размылись сами границы его тела. А, может, причина заключалась в извечном недосыпе? Или том факте, что каждая его мысль, каждое слово и каждый вдох были обращены к Геллерту? Он больше не мог лгать себе. Несмотря на то, что они проводили вместе львиную часть суток, сердце Альбуса вздрагивало каждый раз, стоило Геллерту позвать его по имени или улыбнуться ему. Более того, Альбус не переставал думать о нем даже в те жалкие несколько часов, что они проводили порознь, слышал его голос, прокручивая их беседы за минувший день, так часто представлял, как погружает пальцы в золотистые волосы, что уже почти чувствовал их мягкость. Геллерт не оставлял его и ночью. Его копия неизменно являлась Альбусу во снах, чаще всего в спальне Гриффиндора, дразняще усмехаясь и позволяя вытворять с собой такое, от чего тот потом не смел смотреть в глаза оригиналу. Альбусу казалось, что он сходит с ума. Гриндевальд, к счастью, был слишком увлечен развитием их идеи перестройки общества, поиском Даров, обучению первомагии и дуэлями с Альбусом, чтобы замечать, что в мыслях его друга помимо всего вышеперечисленного осталось место для чего-то еще. Альбус и сам не понимал, каким образом умудряется сохранять адекватность и внешнее спокойствие. А вот Ариана, напротив, с каждым днем становилась все более сосредоточенной – умственная работа шла ей на пользу, и Альбус признал, что напрасно уделял так мало внимания обучению сестры. Он пообещал себе, что обязательно займется этим, гоня прочь другие связанные с ней мысли. Он так и не решил, как поступит с девочкой, когда Аберфорт уедет в Хогвартс. Что до Аберфорта, тот демонстрировал неизменное недовольство Альбусом как старшим братом и Гриндевальдом как явлением. Последний, с тех пор как Аберфорт высмеял поиск Даров, не упускал возможность уколоть его острым словом, несмотря на их негласное соглашение игнорировать друг друга, да и Аберфорт в долгу не оставался, хоть и не пытался больше вызвать подлеца на дуэль, и все это вкупе с норовящей прыгнуть на чужака Ингрид создавало очень напряженную, выматывающую Альбуса атмосферу. И все же он был счастлив. И не представлял, что может быть счастливее. По крайней мере, до полудня субботы. День выдался особенно солнечный и жаркий, и Аберфорт с Арианой решили провести его на свежем воздухе, запуская воздушного змея в форме огромной бабочки с длинными отростками на ярких крыльях. Со змея, разумеется, были сняты чары, позволявшие ему летать самостоятельно, но Ариане в отличие от большинства детей-магов было достаточно и того, что яркий змей парил высоко в синем небе в потоках теплого летнего воздуха, ведомый крепкой рукой Аберфорта. Ингрид носилась по траве у них под ногами, ее чистый длинный мех играл на солнце всеми оттенками серого, синего и даже фиолетового, а пушистый хвост стоял торчком. Альбус и Геллерт тоже не остались в четырех стенах. Они пошли к реке, но вышли к берегу чуть выше по течению, чем в первый раз, там, где река еще не так обмелела, и сквозь заросли тростника видно было ее медленное течение. Здесь стволы ив были толще, а их кроны - такими густыми, что длинные гибкие ветви почти касались травы, образуя купол из сочной зеленой листвы. По привычке наложив дезиллюминационные и маглоотталкивающие чары на небольшую территорию вокруг, юноши принялись за отработку колдовства: сегодня Альбус получил задание выполнить одновременно обезоруживающее и оглушающее заклинания (что до этого получилось у него лишь раз), а Геллерту было поручено построить башенку из плоской гальки, контролируя процесс одним только взглядом. Однако занятие не клеилось. Поначалу Альбусу казалось, что заклинания, срывающиеся с кончика его палочки, летят как-то слишком уж лениво, а потом услышал громкое немецкое ругательство за спиной и понял, что у Геллерта сегодня тоже не все ладится. К тому же время от времени ему казалось, что он чувствует на себе внимательный взгляд голубых глаз, тогда как Геллерт должен был сосредоточенно буравить горку гальки перед собой. Вдобавок к полудню солнечные лучи уже не грели, а обжигали, и бледная тонкая кожа Альбуса краснела буквально на глазах, пока он не догадался применить заклинание антизагара. От жары попрятались в тени ветвей даже птицы, лишь изредка томно выкрикивая из своих укрытий, и только неугомонные ярко-синие стрекозы носились тут и там, замирая над кромкой воды. Да еще стрекотали кузнечики. - Scheiβe! – раздался громкий хлопок, и, оглянувшись, Альбус успел увидеть, как Геллерт мстительно стряхивает с плеча убитого им слепня. – Укусил, гад. - Я знаю подходящее заклинание, чтобы снять раздражение, - предложил Альбус, но тот покачал головой, лениво усмехнувшись. - Лучше пойду, освежусь, спекся я совсем, - поднявшись на затекшие ноги, Геллерт направился к реке, на ходу закатывая штанины и рукава рубашки. Не менее упрямый, на самом деле, чем младший брат, Альбус возобновил тренировку, но вскоре поймал себя на том, как любуется Гриндевальдом, заинтересованно склонившимся над чем-то по колено в воде. Солнце играло бликами на стоячей у берега воде, на крыльях снующих стрекоз, на свесившихся на лицо юноши золотых локонах, и вся эта картина слепила красотой, заставляя сердце Альбуса сжиматься в сладкой судороге. Он и не представлял раньше, что можно одновременно чувствовать настолько противоположные эмоции - окрыляющее счастье и гнетущую тоску. А затем Геллерт увидел что-то в зарослях тростника и нагнулся к воде, и его свободно болтающаяся рубашка соскользнула вниз по его спине, обнажив ребра, талию и изгиб поясницы. Жадно скользнув взглядом по светлой, почти сияющей на солнце коже, Альбус уставился на обтянутые брюками узкие бедра, вдруг живо представив себе твердую упругость этого тела. И в следующий момент эпитетом «твердый» можно было описать кое-что и у него самого. Почти с самого знакомства с Геллертом, но особенно в последние несколько дней Альбус часто чувствовал себя на грани, но умело сдерживал порывы тела - благо у него в этом было много опыта. Однако сегодня было слишком жарко, слишком душно, слишком… невыносимо. Геллерт нашел его под ажурной занавесью листвы в тени ивы, где Альбус сидел, поджав к себе колени и устало упершись в них лбом. И тихо ненавидел себя. - Ты чего спрятался? Жарко? – довольный Геллерт плюхнулся на траву рядом, обрызгав Альбуса мелкими холодными каплями. Тот только-только смог немного успокоиться, а от Гриндевальда тянуло свежестью и прохладой, и Альбус с огромным трудом удержался от того, чтобы не уткнуться в его грудь горящим лицом. - Нашел что-нибудь интересное? – как можно более спокойным тоном поинтересовался он, делая вид, что любуется шуршащим колыханием ивовых ветвей на слабом ветру. Взглянуть Геллерту в глаза сейчас было бы равносильно признанию. - Только мальков и лягушачью икру. Решил было, что увидел двухголовую жабу, но это оказались две, - юноша сделал руками недвусмысленный жест, демонстрируя, чем именно занимались животные, а когда Альбус вспыхнул еще сильнее, залился звонким, переливчатым смехом. – Да ладно тебе, уверен, даже Ариана знает, как это делается. И вообще, ты весь горишь, Ал, сходил бы тоже освежился. Когда прохладные, еще влажные пальцы Геллерта легко коснулись его щеки, Альбус отпрянул, как от разряда тока. - Не трогай меня! - крик вышел не то сердитым, не то умоляющим. Светлые брови Геллерта медленно поднялись. - Ты в порядке? - В полном, прости, - тут же спохватился Альбус. – Наверное, мне немного напекло. Я лучше посижу в тени. - Как скажешь, - без обиняков пожал плечами Геллерт, растянувшись рядом и закинув руки за голову. Альбус вернул взгляд на сверкающую сквозь листву реку, испытывая к Геллерту почти ненависть за те муки, которым тот стал причиной. Как долго это будет продолжаться? Сколько еще он сможет скрывать от друга свои чувства, а главное - жгучее, уже почти неудержимое желание? А что случится, если Геллерт обо всем догадается? Да, он знает о предпочтениях Альбуса со дня их знакомства, но если бы он придавал этому значение, разве позволил бы себе лежать сейчас рядом в рубашке, на которой сухого места не осталось? Меж тем Геллерт мелодично замычал что-то беззаботное и веселое, и Альбус прикрыл глаза ладонью, слушая этот волшебный, чарующий голос и покрываясь мурашками. Было ли что-нибудь в Геллерте, что его не восхищало? - Слушай, я знаю, чем мы могли бы заняться! Погрузившийся почти в транс Альбус резко отнял ладонь от лица, недоуменно моргая в искрящееся уже знакомым энтузиазмом лицо юноши. Наверняка тому в голову пришла очередная безумная идея. Какая там ненависть! Это было так… чертовски очаровательно. Альбус вопросительно дернул головой. - А давай проверим, сможем ли мы подвергнуть друг друга Империусу? Да, идея была исключительно безумная, так сказать от кутюрье Гриндевальда, чего и следовало ожидать. Впрочем, сейчас Альбус согласился бы на что угодно, лишь бы отвлечься от своих безмолвных страданий. - Ты первый, - только и сказал он. Сделай со мной что-нибудь, Геллерт! Потирая руки, юноша задумался на пару мгновений, а затем выхватил палочку. - Империо! Альбус почувствовал, как его сознания будто коснулось легкое пушистое облако, из глубин которого доносился голос Геллерта, но разбирать отдельные слова он не потрудился и усилием воли легко оттолкнул облако прочь. - Ну, я так и думал, - фыркнул Гриндевальд, ничуть не расстроенный и даже наоборот. – Теперь ты. Заранее уверенный в провале Альбус взмахнул палочкой еще до того, как успел придумать какой-нибудь приказ. В голове против воли пронеслось - Поцелуй меня! Пару мгновений юноша не двигался, испытующе глядя на него, а затем слегка склонил голову и подался вперед. Его губы были спасительно прохладными и мягкими, и легкие Альбуса тут же заполнились свежим, резковатым и будоражащим ароматом его кожи. Так пахла летняя гроза, и так же пах Геллерт. Потеряв всякий контроль, Альбус судорожно обхватил ладонями его лицо, погрузив пальцы во влажные волосы, и отдался поцелую с жаром и отчаянием. Он не думал о том, что это ставит под угрозу их дружбу, что после ему придется извиняться перед Гриндевальдом, возможно, умолять простить его. Все это потом, а сейчас - еще! еще немного этих губ! Что угодно, только бы растянуть сладкий, режущий миг, в котором Геллерт, пусть и не по своей воле, целует его так нежно... Прохладный язык змеей скользнул по его губам, не встретив никакого сопротивления. Подавшись грудью, Геллерт толкнул его на траву, навалившись сверху. А вот это было уже слишком. Нехотя, едва ли не со слезами Альбус распахнул глаза, нашаривая рукой выпавшую палочку, чтобы снять Империус, пока не стало поздно, но вместо ожидаемой пустоты и безмятежности встретил в голубых глазах вполне осмысленное желание. И озорство. - Ты серьезно решил, что смог подчинить мою волю? - алые губы расплылись в ехидной усмешке, прервав поцелуй, но не отдалившись. Сперва у Альбуса получилось выдавить из себя лишь что-то нечленораздельное. Мысли ворочались в опустевшей голове с огромным трудом, будто приходил в действие древний заржавевший механизм, и прилившая к лицу кровь ничуть не способствовала работе мозга. - Ты снова прочел мои мысли, - отведя глаза, горько шепнул он, наконец, догадавшись. - Вовсе нет! - пальцы Геллерта смахнули рыжую прядь с его виска, игриво скользнув по щеке. Подушечка большого пальца медленно прошлась вдоль линии подбородка, не позволяя отвернуться. Голубые глаза лукаво сощурились. - Поверь, в этом не было никакой необходимости. От стыда захотелось, чтобы земля под лопатками разверзлась, утянув в свои темные глубины. Как же он был самонадеян, полагая, что держит Геллерта в счастливом неведении. Как, наверное, забавно тому было наблюдать за его неуклюжими попытками что-то скрыть. - Но почему ты..., - грудь сдавило так сильно, что он не мог вдохнуть, чувствуя себя невероятно жалким, распластанным как насекомое на столе у энтомолога. - А почему бы и нет, Альбус? – в голубых глазах больше не было насмешки, они горели тем же уверенным огнем, какой появлялся в них во время размышлений об общем благе. Геллерт крепко обхватил его снедаемое лихорадкой лицо, по-прежнему не давая отвести взгляд. Как будто Альбус был сейчас на это способен! – Почему бы тебе не получить то, чего ты так сильно хочешь? Кому нужны все эти бессмысленные страдания? Ведь ты даже и мысли не допустил, что твое желание реализуемо и допустимо, не так ли? Неужели ты так ничему у меня не научился? - Но ты же не… ты же…, - от волнения шепот Альбуса стал почти неразличим. Гриндевальд столько раз хвастал своими успехами у девушек, что не оставил ему и толики надежды. - Разве я не говорил, что никогда ни в чем себя не ограничиваю? - Геллерт криво ухмыльнулся, с интересом обводя пальцем контур его губ. – Это очередной запрет, который ты напрасно сам себе внушил. Со мной можно все и даже больше. Издав жалобный стон, Альбус притянул его к себе и впился в его губы с такой силой, что они ударились зубами. - Тише-тише, - смеялся Геллерт, позволив ему некоторое время неуклюже целовать себя, а затем его язык снова скользнул Альбусу в рот. Поцелуй сразу стал размеренным и глубоким, и Альбус с радостью подчинился властным алым губам, дрожащими руками перебирая неожиданно жесткие волосы у того на затылке и даже, осмелев, скользя вниз по шее с пульсирующей жилкой к расстегнутому вороту рубашки. От этой нежданной, но такой желанной близости возбуждение накрыло его второй, куда более мощной волной, чего Гриндевальд, разумеется, не мог не заметить. Его пальцы уже дразняще поглаживали ребра и талию Альбуса, спускаясь к линии бедер – и скользили обратно, сводя с ума обжигающими даже сквозь одежду прикосновениями. - Хмм, - задумчиво протянул сквозь поцелуй Геллерт, и Альбус запоздало понял, что возбужден здесь не он один. – Любопытно. Распахнув глаза, он увидел на лице Геллерта, прервавшего поцелуй, выражение легкой заинтересованности, которое больше подошло бы человеку, узнавшему новый способ завязывания шнурков. - Просто весь мой предыдущий опыт с мужским полом обычно начинался с хорошей пьянки, - смеясь, пояснил Геллерт в ответ на недоумение Альбуса, и когда тот вспыхнул еще сильнее, хищно оскалился. – И что мы будем с этим делать? - Что?! – вытаращился Альбус, будто действительно не знал, какие здесь могут быть варианты. - Ох, Альбус, - снисходительно вздохнул Геллерт, наваливаясь на него снова и мазнув горячим дыханием по шее и виску юноши, тут же покрывшегося мурашками. – Ты так и просишься тебя испортить. Альбус, собственно, только об этом и грезил. Но все равно дернулся, выгнув спину, когда горячая ладонь Геллерта по-хозяйски нырнула ему под жилет и рубашку, проведя по груди и быстро вздымающемуся животу, и спустилась ниже. - Хмм, - снова протянул Геллерт, когда его пальцы заинтересованно обвели контуры члена Альбуса сквозь ткань брюк, и тот поспешно возобновил поцелуй, лишь бы Гриндевальд ничего больше не комментировал. И не останавливался. Тот так и поступил, быстро справившись с ширинкой. Движения его ладони поначалу были размашистыми, почти ленивыми, но вскоре набрали темп, вынуждая Альбуса несдержанно выдыхать сквозь стиснутые зубы, толкаясь бедрами навстречу напористой ласке. Геллерт делал это гораздо грубее и резче, чем он сам, но задыхающийся поцелуями Альбус вдруг обнаружил, что так ему нравится намного больше. Даже слишком нравится. К тому времени, как он кончил, вытянувшись тугой тетивой, Гриндевальд, казалось, только вошел во вкус, исследуя подвижным языком его округлившийся в стоне рот и терзая распухшие губы. А пока пылающий Альбус никак не мог решиться на ответную любезность, Геллерт снял со своей шеи его руку и невозмутимо направил ее к своей расстегнутой (когда он успел?) ширинке. Альбус не успел ничего подумать, как его пальцы сомкнулись на горячей, напряженной плоти. Накрыв его ладонь своей, Геллерт медленно направил ее вдоль ствола, вероятно, предоставляя Альбусу возможность впечатлиться, а после крепко сжал, коротко выдохнув. И тут уже смущение Альбуса куда-то улетучилось. Слишком волнующе было слышать сдавленное мычание Геллерта, терзающего его шею губами, ощущать сквозь съехавшую рубашку жар сильного юношеского тела и чувствовать пульсирующее нетерпение его члена в своих руках. Кончая, Гриндевальд снова завладел его ртом, грубо потянув за волосы. - Эксперимент предлагаю считать удачным, - заключил он, часто дыша. Глядя на его припухшие алые губы, на порозовевшее лицо и небесно-голубые, все еще затуманенные удовольствием глаза, Альбус не смог сдержать давнего восхищения. - Ты такой красивый, Геллерт, - шепнул он дрогнувшим от волнения голосом. Наконец-то он мог сказать это вслух. - Это, конечно, не новость, но спасибо, - хмыкнул тот, ничуть не смутившись, а затем ехидно сощурился. – Ну а ты, Альбус, сладкий до одури. Тебе никто не говорил, что ты целуешься как пятнадцатилетняя девчонка? - Нет, - поджав губы, он отвел взгляд, чувствуя очередной прилив горячей крови к щекам. – Потому что я ни с кем не целовался. - Что?! Серьезно? – Геллерту пришлось постараться, извернувшись всем телом, чтобы заглянуть ему в лицо. – Наш староста не целовался? НИ РАЗУ? - Нет, - выдавил Альбус, запоздало жалея, что дал ему еще один повод для самодовольства. Но это было только самое начало. - Так ты, значит, еще и девственник? – не унимался Геллерт в каком-то странном ликовании, и Альбусу вдруг неожиданно захотелось ему вмазать, совсем как в первые часы их знакомства. Неужели обязательно обсуждать это, когда у них обоих все еще расстегнуты ширинки? Но, кажется, Гриндевальду не было нужно его подтверждение. На его довольном лице уже расплывалась весьма нахальная ухмылка. Не выдержав, Альбус сбросил его с себя и, застегивая на ходу брюки, решительно направился к реке. - Эй, ты куда? - Освежусь, - буркнул он обиженно. Однако отражение в воде встретило его безоблачной, счастливой улыбкой.

***

Альбус потом плохо помнил, как прошел тот день. Кажется, они пытались продолжить свои занятия, но вскоре все само собой свелось к обучению Альбуса искусству поцелуя, в котором Геллерт, бес бы его побрал, был так же потрясающе хорош, как и во всем другом. По крайней мере, так думал Альбус, ведь сравнить ему было не с кем. Очнулись они ближе к сумеркам, голодные, дезориентированные в пространстве и времени. Традиционную прогулку, во время которой они обычно подводили итоги тренировкам и резюмировали все более четко оформляющиеся идеи их будущей кампании, пришлось заменить прыжком прямо на крыльцо дома Альбуса. Это был первый раз, когда они практиковали парную трансгрессию, и вел Альбус, так как лучше знал местность, а потому хлопок вышел совсем тихим. В окнах дома Дамблдоров не горел свет, похоже, брат с сестрой легли спать пораньше, утомленные жарой, а потому Альбус осмелился задержать свои пальцы в теплой ладони Геллерта подольше. Прикосновение к его коже стало привычным куда быстрее, чем можно было ожидать, но все равно отдавалось электрическим трепетом во всем теле, и Альбус все никак не мог насытиться этим новым чувством. Глаза Гриндевальда посверкивали в рассеянном свете закатившегося за горизонт солнца, губы понимающе улыбались. Альбусу хотелось верить, что он не хочет отпускать его так же сильно, как не хочет этого сам Альбус. - Доброй ночи, - наконец, пожелал Геллерт, когда тишина между ними достигла звенящего предела. Затем поцеловал Альбуса в шею, прищипнув губами, и ушел, не оборачиваясь. Он проводил его взглядом, пока юноша не пересек улицу и не скрылся в доме тетушки, и только потом уронил улыбающееся лицо в ладони. Поцелуй Геллерта все еще горел на коже, и Альбус ухватился за это ощущение, убеждая себя, что произошедшее сегодня – не сон и не смелая фантазия. Войдя в дом, он быстро вернулся к действительности, когда из темноты на него зыркнули ярко-желтые глаза Ингрид, с удобством расположившейся на полке для шляп. Альбус немного отвык от этого, хоть в прошлом, особенно во время экзаменов часто просыпался в общей гостиной Гриффиндора под пристальным кошачьим взглядом. Сейчас тот был скорее укоризненным, и этого Альбусу хватило, чтобы спохватиться, что он обещал сестре вернуться после обеда, чтобы посмотреть, как она научилась управляться с воздушным змеем. Сам змей, слегка потрепанный, обнаружился в одном из кресел в гостиной, вызвав у Альбуса еще один приступ вины, но все же он был слишком счастлив, чтобы долго сокрушаться по этому поводу, пообещав себе, что обязательно извинится перед Арианой. Куда больше его сейчас волновал пустой, ворчащий желудок, и, прихватив с кухни несколько ячменных лепешек и стакан молока, Альбус бесшумно поднялся на второй этаж. Окно спальни Альбуса выходило во двор, а потому с крыльца он не мог видеть, что в его комнате горит свет, и уж никак не предполагал, что встретит в ней Аберфорта. Альбус так и замер в дверях, и стакан молока ткнулся ему между лопаток. С дверцы шкафа приветственно ухнул вернувшийся, наконец, Птолемей. - Прости, что задержался, я знаю, что обещал Ариане…, - начал было Альбус, но вдруг узнал в пергаменте, который до этого хмуро читал Аберфорт, одно из писем Геллерта. – Эй! Мановение палочки - и письмо вылетело из рук брата, юркнув в щель между корешками книг на полке. - Аберфорт, так нельзя! - Неужели? – вызывающе усмехнулся тот, поднявшись со стула и скрестив руки на груди. Помимо присущей ему ершистости и грубоватости сегодня в облике брата появилось какое-то мрачное удовлетворение. – А то что? Заколдуешь меня насмерть? Знаю я, какими дуэлями вы там занимаетесь. Эти слова пресекли на корню поднявшийся было в Альбусе гнев. Он снова замер, на этот раз посреди комнаты, поджав гудящие после переполненного поцелуями дня губы. Откуда Аберфорт… - О чем ты? – холодно поинтересовался он. - Вот о чем! – с выражением “я был прав, а ты - придурок” Аберфорт соизволил бросить ему сложенную вчетверо газету на немецком языке. – Джастин прислал сегодня. - Что это? – машинально разворачивая ее, Альбус все же успел зацепить взглядом фамилию Гриндевальд на первой полосе и заметить дату полугодовой давности в углу страницы. Явно наслаждаясь его незнанием немецкого языка (помимо родного Альбус знал только французский и немного греческого, в то время как английский Геллерта был безупречен), Аберфорт на этот раз не стал швыряться и передал ему пергамент. - Дерек перевел статью, если тебе интересно. Джастин Азимус был другом и сокурсником Аберфорта, а Дерек – его старшим братом, закончившим Хогвартс, когда Альбус поступил на второй курс. После школы Дерек выбрал карьеру аврора, стажировался в авроратах по всей Европе и, похоже, неплохо владел иностранными языками. С мрачным предчувствием Альбус заскользил взглядом по строчкам аккуратного округлого почерка.

«КРОВАВОЕ НАЧАЛО СЕМЕСТРА

На минувшей неделе, 27 января, из престижного института магии и чародейства Дурмстранг был исключен один из студентов, Геллерт Гриндевальд, отпрыск и единственный наследник известной чистокровной семьи Гриндевальдов из Австро-Венгрии. Поводом для его исключения на последнем году обучения стала шокирующая смерть другого студента, Станѝслава Барановски, убитого тёмным заклинанием на одной из встреч нелегального дуэльного клуба, организатором которого являлся не кто иной, как герр Гриндевальд. Отдел магического правопорядка предоставил нашему изданию лишь скудную сводку о происшествии, из которой следует, что Барановски был убит не Гриндевальдом, а другим студентом, чье имя нашей редакции установить не удалось. Однако наш источник в отделении психических болезней больницы имени Антона де Гаена, пожелавший остаться неназванным, сообщает, что в больницу на принудительное лечение поступил некий юноша в состоянии близком к помешательству. Администрация Дурмстранга, не имея в этот раз возможности закрыть глаза на столь чудовищное происшествие, приняла решение исключить Гриндевальда, опорочившего честь института. Нынешний директор Дурмстранга, Гунилла Стрёмберг, отреагировала на происшествие лишь следующим коротким заявлением: «От лица института выражаю глубочайшие соболезнования семье Барановски и семьям остальных пострадавших студентов. Как и во всех других школах магии, в Дурмстранге дуэли между учениками находятся под строжайшим запретом, и о деятельности дуэльного клуба Гриндевальда преподавательскому составу было неизвестно. Нами будут предприняты все возможные меры по предотвращению магических поединков между студентами и впредь, чтобы славное имя Дурмстранг не связывали с безжалостным кровопролитием». Однако, из имеющихся в распоряжении редакции свидетельств однокурсников Гриндевальда и Барановски подпольный дуэльный клуб существовал в Дурмстранге на протяжении почти двух лет, а некоторые преподаватели не только знали о его деятельности, но и всячески ей потворствовали. Данные свидетельства заставляют сомневаться не только в решительных словах госпожи Стрёмберг, но и в объективности проводимого институтом внутреннего расследования, которое, по всей вероятности, вряд ли сообщит правду широкой общественности. Семья Гриндевальдов, как и сам Геллерт, от комментариев по данному инциденту воздержались». Зная, что Аберфорт внимательно наблюдает за ним, Альбус постарался сохранить непроницаемое выражение, возвращая брату пергамент. - Так и в чем дело? "Ты что, тупой?" – говорило лицо Аберфорта, вслух же он с издевкой протянул: - Ну не знаю, может быть в том, что твой дружок укокошил человека, например? - Здесь черным по белому написано, что убийца не Геллерт, - Альбус не намеревался позволять Аберфорту использовать против него лишь часть правды. И хоть что-то холодное противно шевельнулось у него под сердцем, он не собирался обвинять друга во всех грехах, не дав тому и шанса объясниться. - Так и знал, что ты станешь его защищать! – звонко хлопнул себя по лбу Аберфорт. – Его выперли из Дурмстранга за ТЕМНУЮ МАГИЮ! Из ДУРМСТРАНГА, Альбус! Да они там темные искусства с первого курса изучают, и хоть бы что. А Гриндевальда выгнали. Теперь дошло?! - Его исключили за организацию дуэльного клуба, - настаивал Альбус. – Напомни, сколько раз у Гриффиндора вычитали баллы за твои драки с однокурсниками? В Хогвартсе не проходит и недели, чтобы твое непомерно раздутое чувство собственной важности не заставляло тебя затевать очередную драку. А тот факт, что юноша погиб, что ж, это наглядный пример, почему поединки между несовершеннолетними волшебниками запрещены. Это слишком опасно. И я думаю, если ты теперь спросишь Геллерта, он ответит тебе то же самое. - О, уж я спрошу твоего драгоценного Гриндевальда, будь уверен! - фыркнул Аберфорт воинственно, откинув со лба растрепанные, нечесаные волосы. - Ну так что? Ты прогонишь его или оставишь это удовольствие мне? - Я не стану прогонять Геллерта. Он нравится Ариане, и он нравится мне, - встал в позу Альбус, мимолетно удивившись, как легко ему было произнести последние слова. – И что еще за планы вы обсуждаете? - не унимался Аберфорт, цепляясь сразу за все улики. - Что за «избранные умы маглов»? - А вот это уже не твоего ума дело! – вскипел, доведенный до точки, Альбус. Птолемей на его крик встрепенулся и громко ухнул. – Никогда больше не смей читать мои письма, ты меня понял?! - Не то что?! – брат насмешливо вскинул брови совсем как в детстве, когда Альбус грозился пожаловаться на него родителям за то, что тот снова брал его волшебную палочку. - Не то я тебя проучу и не посмотрю, что ты мой брат, - пообещал Альбус, нацелив на него палочку с искренним злорадством. Да, пожалуй, сейчас он бы с удовольствием превратил его, например, в козла. - И все из-за этого немецкого ублюдка? – на лице Аберфорта не было и тени страха, одно сплошное презрение. - Геллерт австриец, - непроизвольно поправил Альбус, тут же поморщившись. - Меняет дело, - сардонически кивнул тот и победоносно вышел из комнаты, больно задев брата плечом. – Надеюсь, Гриндевальду скоро надоест шататься с тобой по округе, и он свалит к своим дружкам темным магам. А до тебя, наконец, дойдет, что никому, кроме своей семьи ты ни к черту не сдался. И может тогда ты соизволишь вернуться к роли паршивого старшего брата. Альбус развернулся ему вслед, но так и не нашелся, что сказать. Как ни крути, Аберфорт был прав. Не насчет Геллерта, конечно, но насчет него. А может… может и с Геллертом тоже. Тот ведь ни разу не упоминал свое исключение, не считая вечера их знакомства, а он и не спрашивал. Убедившись, что Альбус больше не собирается кричать и махать палочкой, Птолемей бесшумно перелетел к нему на плечо, коснувшись щеки пушистыми коричневыми перьями. Янтарные глаза глянули с нежностью – филин явно соскучился. - Знал бы я, какую переписку ведет с друзьями Аберфорт, не отдал бы тебя ему, - устало вздохнул Альбус, скармливая довольной птице кусочек ячменной лепешки. Между тем скептический голос в голове, к которому он всегда старался прислушиваться, намекнул, что было бы неплохо узнать правду о человеке, с которым собрался менять мир.