***
Когда иссякли слезы, совершенно опустошенный Альбус поднялся, наконец, с пола и тяжело провалился в тревожный, путаный сон. Ему снилось замерзшее озеро, скованное льдом и снегом, в центре которого чернела рваная полынья. Ступая по нетронутому снегу, он зачем-то направился туда, желая взглянуть поближе, хоть лед под его ногами трескался и проседал, а башмаки заливало холодной водой. Он шел и шел, поскальзываясь и проваливаясь, пока холод не пробрал до костей и не смерзлись легкие, и проснулся, так и не достигнув центра озера, крайне раздосадованный. Стояла все еще глубокая ночь. Издалека доносились глухие раскаты грома, по прохудившейся кровле бойко барабанил дождь, а нестерпимый холод оказался вполне реальным - с потолка на Альбуса срывались крупные капли влаги. И не только на него. Заливало всю комнату. Так что больше спать ему не пришлось. Сначала он в срочном порядке освобождал все имеющиеся в распоряжении емкости под сбор воды, а затем, улегшись на холодные влажные простыни, обнаружил, что не может выносить эту непрекращающуюся какофонию. Кап-кап-кап. “...понравилось строить из себя жертву, Альбус?” Кап. “...не отрицай... что не испытываешь облегчение...” Кап-кап. Едва рассвело, он покинул квартиру, стараясь не думать о том, в каком состоянии застанет ее вечером. Вообще не думать о вечере, когда впереди его будет ждать только уныние и выходной. Было начало шестого, когда он свернул из проулка на широкую, чистую по меркам Ист-Энда улицу Саутварк и направился к органично вписавшейся между аптекой и конторой адвоката лавке под вывеской “Коутс и сын”. От самого дома его не покидало ощущение, будто на него кто-то смотрит, а здесь оно особенно усилилось, и Альбус даже обернулся, но увидел только группу рабочих, курящих на противоположной стороне улицы с хмурыми, сонными лицами. А может, это уязвимость в отсутствие магии сделала его таким мнительным? Так или иначе, он на всякий случай запер лавку изнутри на ключ. Все равно до открытия оставалось еще три часа. И этим изрядно напугал мистера Коутса, также явившегося раньше обычного времени. - О, Господи! Альбус! - охнул старик, роняя шляпу и хватаясь за сердце, когда тот выглянул из-за книжных полок, тихо поздоровавшись. - Я уж думал взломщики! Ты чего в такую рань? Только не говори, что ночевал здесь. Извинившись, Альбус уверил его, что, конечно, не позволил бы себе подобную вольность и хотел было вернуться к работе - вооружившись учетной книгой, он с самого утра проверял остатки - но мистер Коутс его придержал. - Что-то неважно ты выглядишь, парень, - повесив пальто, покрытое мелкими капельками осевшего тумана, на вешалку, старик придирчиво вгляделся в его лицо, подслеповато сощурившись даже сквозь толстые линзы очков. - Я плохо спал, сэр. Только и всего. - Рановато еще для бессонницы, не находишь? - хмыкнул мистер Коутс, усаживаясь в свое привычное место за прилавком и поправляя пояс брюк, спасовавших перед аккуратным, но все же внушительным животом. - Я в твоем возрасте засыпал при любой возможности. С утра до ночи работал в отцовской типографии, так что стоило голове коснуться подушки - и все! Моментом! Ладно, если хочешь, отпущу тебя сегодня пораньше. Альбус молча покачал головой, прижимая к груди толстую книгу учета. Бессонная ночь не прошла даром - он едва стоял на ногах, да к тому же почти сутки ничего не ел, но монотонная, требующая высокой степени концентрации работа отлично прогоняла ненужные мысли, заставляя забыть обо всем, словно в мире не существовало ничего помимо бесконечных колонок цифр. Выбор между этим и бесцельным нахождением в сырой, промозглой квартире под аккомпанемент нескончаемого, сводящего с ума стука был очевиден. В конце концов, мистер Коутс махнул на него рукой и велел не показываться сегодня из подсобки, чтобы покупатели не подумали, будто он доводит своих работников до изнурения. Посему, когда ближе к обеду в лавку заявился Роджер, в этот раз без жены, Альбус с облегчением затерялся среди коробок, без особого интереса прислушиваясь к их с мистером Коутсом недолгому и не слишком любезному разговору. И запоздало вспомнил, что хотел спросить Коутса о том, что собственно происходит, и вежливо попросить впредь предупреждать о конфликте интересов, раз уж он невольно находится в его центре. Однако, судя по приглушенному негодованию Роджера и тому, как резко окончилась беседа, мистер Коутс предпочел сделать вид, что никакого конфликта нет вовсе. Вычеркивая очередную строку из книги, Альбус неодобрительно покачал головой. Для него было очевидно, к чему в скором будущем приведет подобное пренебрежение. Но чужих проблем и разногласий всегда легко избежать. А свои поджидали дома, в пустой холодной квартире, как голодные звери в чаще, и Альбус грешным делом задумался о том, чтобы и впрямь остаться ночевать в лавке. Но время шло неумолимо, и к семи часам вечера мистер Коутс нашел его среди стеллажей. - Вот, твои деньги за две недели, - он протянул Альбусу коричневый конверт, в котором звякнули монеты, и небольшой стеклянный пузырек. - И еще кое-что. Прочитав название, выведенное синими чернилами на этикетке, Альбус нервно сглотнул. - Придешь домой и выпьешь две таблетки, не больше, - хлопотливо наставлял мистер Коутс, - а не то и все сутки проспишь. Мне они очень помогают, уже много лет их пью и сплю как младенец. Я велел Роджеру сбегать в аптеку. Главное, чтобы Роджер не догадался, кому предназначалось это снотворное. Не то есть шанс, что внутри окажется крысиный яд. А, впрочем… - Спасибо за заботу, сэр, - кивнул Альбус, понимая, что просить разрешения остаться в лавке подольше не имеет смысла. Мистер Коутс почти взашей выгнал его домой. Дорога обратно растянулась почти на два часа. Делая большой крюк через порты, Альбус даже мечтал о том, чтобы вновь почувствовать спиной чей-то внимательный взгляд. Ему было страшно оставаться одному. Пару раз он даже пытался заговорить со случайными прохожими, но те спешили либо домой, к семьям, либо в паб - отпраздновать получку. Пятиэтажное здание-коробка, в котором он жил, показалось ему склепом. На лестнице он столкнулся с двумя мужчинами, имевшими одинаково обветренные красные лица и увесистые молотки, а также целый набор других инструментов, гремящих в обычном жестяном ведре. - Добрый вечер, сэр, - поздоровались они хором, заставив Альбуса вздрогнуть от неожиданности и буквально вжаться в стену, пропуская их. В этом районе подобная вежливость была в диковинку. Провожая мужчин недоуменным взглядом вниз по лестнице, он вдруг понял. - Вы ведь чинили крышу, да? - Так точно, сэр! - счастливо заулыбались они, будто не было на свете ничего приятнее старого доброго физического труда. - Дожди-то в этом году вон какие! Но Вы не волнуйтесь, сэр, мы свою работу знаем. Крепенько все залатали. Вам теперь любые грозы нипочем. Поднявшись на пятый этаж и войдя в квартиру, Альбус убедился, что с потолка действительно больше не капает, хоть уродливые черные потеки никуда не делись. Что ж, по крайней мере с этим повезло. Он долго, нарочито неторопливо убирал заполнившиеся дождевой водой тазы, кастрюли, котелки и прочую утварь, затем дважды насухо вытер пол и вернул на стол, разложив аккуратными стопками, ранее спрятанные в шкаф книги и письменные принадлежности. Справившись с уборкой, развернул перед собой купленный по пути пирог с угрем. Но от запаха жира, пропитавшего шуршащую бумагу, ему стало дурно, и вместо пирога он проглотил две белые овальные таблетки. Как мистер Коутс и обещал, он благополучно, без сновидений проспал всю ночь. Когда же проснулся, за окном снова бушевала гроза, еще более сильная, чем предыдущая, так как в этот раз громыхало где-то совсем рядом, но крыша больше не протекала. “Да, - тоскливо думал Альбус, разглядывая бесформенные разводы на потолке, - те парни потрудились на славу”. Холодным пирог выглядел еще менее аппетитно, и Альбус выбросил его из окна на радость своре мокрых уличных кошек. Потом сел за чтение, без особого энтузиазма перебрав несколько книг - пара сборников стихов, роман какого-то Стокера с кроваво-алыми буквами на желтой обложке, очередная статья Милля - пока не остановился на случайной. Ей оказалась работа какого-то не то философа, не то математика, и большая часть ее сводилась к тому, как автор, приводя неисчислимое количество примеров, уподоблял человеческое общество животному организму. И категорично утверждал, что физические законы природы имеют универсальное применение. Еще один великий мыслитель. Еще одна блестящая теория. Альбусу вдруг стало так тошно, что он позволил себе то, чего раньше никогда не позволял - отшвырнул книгу прочь, будто та была куском сгнившего мусора. Но удушающее отвращение никуда не ушло. Мы были такими же. Возомнили, что единственные знаем, как все должно быть устроено. Что достаточно умны, чтобы решать за всех. Ну а что же теперь? Примерив на себя личину магла, разве допущу я, чтобы какие-то волшебники, ни дня не прожившие без колдовства, авторитетно диктовали мне, как жить? Нет. Как же он был глуп, позволив Гриндевальду, ловко обойдя все острые углы, убедить его в обратном. Ха! Да предложи Геллерт поверить в то, что солнце холодное, разве я не поверил бы? Еще как! Ведь даже после всего случившегося, после всего сказанного, даже понимая, какой Геллерт на самом деле страшный человек и как откровенно его использовал, Альбус по-прежнему мучительно любил его. А если я люблю такого человека, значит, я ничем не лучше? Но с чего он решил что хоть чем-то лучше? Разве он не размышлял ровно в том же ключе задолго до встречи с Гриндевальдом? Разве не злился на Ариану из-за сорвавшейся поездки, а после не ловил себя на мысли, что отчасти рад тому, что не привязан больше к дому в Годриковой впадине? Геллерт сразу увидел, какой я на самом деле. Сразу признал во мне такого же как он. Вот только Геллерт хотя бы не скрывает свою истинную натуру. Ты не только не лучше его, ты еще хуже, Дамблдор. Ты жалкий лицемер. Отчаянно застонав, Альбус вскочил со стула, сделал пару стремительных шагов, но бежать было некуда. Не потому, что не позволяли размеры комнаты, не потому что на улице стояла плотная стена дождя. Что бы он ни делал, как бы себя ни наказывал, в какой бы дальний угол ни забился, ему не сбежать от самого себя. Не избавиться от стойкого, глубоко пропитавшего все его естество и даже окружающий мир чувства отвращения. И глухой ненависти. Даже Аберфорт не смог бы презирать его так же сильно, как он сам себя презирал. Чувствуя себя невыносимо гадким, омерзительным и жалким, Альбус буквально задыхался от отчаяния. А затем вдруг осознал, что уже некоторое время вертит в пальцах пузырек снотворного, отрешенно наблюдая, как пересыпаются внутри овальные таблетки. Он медленно обвел пальцем деревянную пробку. Может это - то, чего он заслуживает? В конце концов, Аберфорт едва ли расстроится, а Геллерт про него наверняка уже и думать забыл. Да и мистер Коутс как раз с ним рассчитался. Дела с наследством тоже улажены. Все будто к этому его и вело. Опустившись на кровать, Альбус высыпал таблетки в ладонь и машинально их пересчитал. Интересно, скольких будет достаточно?.. С громким стуком таблетки посыпались на пол, отскакивая во все стороны. О чем я думаю?! Ужас погнал его прочь из квартиры, и лишь спустя пару кварталов, промокнув до нитки, Альбус кое-как пришел в себя. Возвращаться было страшно, но остаться на улице в такой ливень - значило обеспечить себе воспаление легких, а это в условиях отсутствия магии ничуть не менее опасная альтернатива. Дверь в его квартиру была распахнута, как он ее и оставил. Разлетевшиеся по всему полу белели на темных половицах злосчастные таблетки. Альбус долго ползал на коленях, собирая все до одной дрожащими от холода руками. Таблетки липли к мокрой коже и не хотели лезть в узкое горлышко склянки, доводя его до грани истерики, но, в конце концов, горлышко было плотно заткнуто, а сам пузырек спрятан в самой глубине шкафа. Быстро переодевшись в сухое, Альбус буквально кинулся на кровать и накрылся одеялом с головой. Сердце колотилось как ненормальное. По коже бегали мурашки. Ощущения напоминали далекое детство в моменты, когда, начитавшись отцовских книг, он не мог уснуть, воображая, что у кровати за его спиной стоит жуткое чудовище. Едва ли маленький Альбус смог бы понять, почему взрослый боится обычных пилюль. Пузырек, конечно, не поджидал под кроватью, грозя схватить свесившуюся ногу. Он всего-навсего лежал в шкафу, заваленный грудой носков, но самым главным было то, что Альбус знал, что он там. Как знал и то, что мысль, однажды возникшая, уже никуда не уйдет. Ведь даже сейчас, трепеща от ужаса, что едва не совершил непоправимое, он не переставал думать, а если все-таки... К вечеру он сильно сдал. Сердце уже не колотилось, а билось медленно и будто бы нехотя. Глаза буравили потрескавшуюся лаковую дверцу шкафа. Он уже не раз подходил и открывал ее, но возвращался обратно в кровать с пустыми руками. Четкого понимания, что именно побуждает его, а что - останавливает, у Альбуса не было, он лишь чувствовал, что равновесие постепенно смещается, а ужас уступает разрастающейся как плесень на потолке безысходности. Круговорот этого безумия прервался тактичным стуком в окно. Обернувшись, Альбус далеко не сразу различил за пеленой дождя два больших янтарных глаза. И подорвался, чтобы скорее впустить бедную птицу внутрь. Взъерошенная сова приземлилась на письменный стол и, не теряя достоинства, важно протянула мохнатую лапу с привязанным к ней письмом. Судя по фирменному кольцу на ней, она прилетела из почтового отделения в Косом переулке, а значит, адресантом мог быть только один человек. Альбус вскрыл конверт с каким-то остервенением. В письме Дерек Азимус рассказал, что по долгу службы наведался в Хогсмид, а потому воспользовался случаем и заодно проведал брата и Аберфорта. Что у них все хорошо, лишь сокрушаются, что из-за сильных дождей матч Гриффиндор против Пуффендуя могут перенести, а это их команде не выгодно, так как… Далее шло объемное описание всех причин, а в конце письма Дерек писал: “С нашей встречи прошло совсем немного времени, и я не желаю докучать Вам, но по личному опыту знаю, что некоторые вещи полезно услышать несколько раз. Если я еще чем-либо могу помочь Вам, Альбус, знайте, я буду только рад” Тихо ухнув, сова положила лапу на брошенный конверт. Улетать она явно не собиралась, а кошелька для монет у нее с собой не было, а, значит, ждала она ответное письмо. Явно уже оплаченное. С щемящим сердцем Альбус порывисто набросал несколько строк и, даже не прочитав написанное, вложил в тот же конверт. Когда сова улетела, разметав бумаги на столе, он некоторое время вглядывался в шипящую дождем, густую темноту, пытаясь выхватить ее пернатый силуэт, но безуспешно. И все же это было многим лучше чертовой дверцы. А спустя полчаса на пороге его квартиры появился не на шутку встревоженный Дерек Азимус.***
Кружащие под потолком магические огоньки озаряли обычно тусклую комнату ярким, согревающим светом. Беда была в том, что при этом становилось заметно, насколько в комнате грязно и пыльно несмотря на все старания Альбуса. Но Дерек, казалось, ничего не замечал. Он стоял у окна, там же, где до этого стоял Альбус, и задумчиво барабанил пальцами по подоконнику. Пузырек со снотворным покоился в кармане его брюк. - Вот, значит, как. Что ж, я не в первый раз сталкиваюсь с тем, что взрослый волшебник теряет магические способности. Не то чтобы это распространенное явление и не то чтобы изученное, но, по крайней мере, известное. Коллега моего отца лишился магии на несколько месяцев после того, как ему пришлось вести дело убийцы из Уайтчепела. В народе он благодаря газетчикам больше известен как Джек-потрошитель, - отворачиваясь от черного квадрата окна, пояснил Дерек, не встретив должной реакции. - О, - сказал Альбус, вспомнив истерию, охватившую Лондон, и встревоженные разговоры родителей. Он сидел на кровати, оставив единственный имеющийся в квартире стул нежданному гостю и чувствуя себя до крайности неловко оттого, что вынудил Дерека примчаться сюда посреди ночи. Тот, судя по всему, едва успел вернуться домой после дежурства. И все же присутствие другого человека (и магический свет) невероятно успокаивали. - Выходит… несколько месяцев… - Полагаю, это очень индивидуально, но магия в любом случае вернется, в этом сомнений нет. И все же я бы на Вашем месте показался специалистам из Св.Мунго, - Азимус серьезно взглянул на него. - На всякий случай. Если же не хотите огласки, всегда можно вызвать частного врача на дом. У меня есть знакомый целитель, он сейчас работает с отставными аврорами, я могу написать ему. Опустив взгляд на сложенные на коленях руки, Альбус тихо кивнул. Сейчас ему достаточно было слышать уверенный голос молодого аврора, чтобы поверить, что надежда еще есть. - Вы позволите? - Дерек на пару минут скрылся на маленькой кухоньке и вернулся уже с двумя чашками горячего чая, плавно плывущими за ним по воздуху. Приманив из кармана мантии, висящей на гвозде у входной двери, небольшую флягу, он плеснул в каждую, послушно поднырнувшую чашку немного жидкости цвета меда. И протянул одну из них Альбусу. - Держите. Уверен, Вам это нужно. Послушно поднеся чай ко рту, Альбус втянул носом крепкий запах спиртного. Он в жизни не пил ничего крепче вина. После первого же глотка в горле и пустом желудке разлился такой жар, что он закашлялся, но тут же ощутил волну благодарного тепла, разлившуюся во всем теле. - Огневиски, - ответил на его немой вопрос Дерек, тоже отпивая немного, ни капли не изменившись в лице. - Вы не подумайте, аврорам предписано иметь при себе флягу чего-нибудь бодрящего. Как раз для подобных случаев. Да и отчеты заполнять иногда неплохо помогает, - заговорщически подмигнул он и улыбнулся. Сделал еще один, большой глоток. Немного помолчал. - Скажите, Альбус, что на самом деле произошло в тот день в Годриковой впадине? Обхватив чашку обеими ладонями, Альбус некоторое время наблюдал, как поднимается тонкими завитками горячий пар. А затем рассказал Азимусу все. Все, кроме Поиска и характера их отношений с Геллертом. Первое казалось несущественным, а говорить о втором было слишком больно даже в контексте близкой дружбы. Он лишь упомянул, что они с Гриндевальдом планировали поездку по Европе и намеревались взять Ариану с собой. И что, если бы не это, девочка все еще была бы жива. - Я так сильно хотел вырваться, наконец, из деревни, что ни о чем больше не думал, - качая головой, исповедовался Альбус, сглатывая комок в горле. Чая в его чашке осталось на самом донышке. Было жарко, больно и стыдно. Дерек сидел у стола, внимательно его слушая и не перебивая. С улицы доносились чьи-то пьяные крики. - Аберфорт пытался остановить меня, но я не слушал. А потом случилась дуэль, и все вышло из-под контроля… Ариана пыталась разнять нас, остановить это, а я… я был совершенно бесполезен. - Магические поединки проходят стремительно, а, учитывая характер Аберфорта и навыки Гриндевальда, Вы едва ли могли быстро и безболезненно прервать ту дуэль. Не вините себя хотя бы в этом, - мягко возразил Азимус. - Я вообще не должен был допустить этого! - с жаром воскликнул Альбус. Из глаз брызнули горячие слезы, и прятать их уже не было смысла. - Я был за нее в ответе! Что бы ты чувствовал, если бы Джастин погиб из-за тебя?! Дерек всерьез задумался, опустив взгляд на носки своих туфель. - Я был бы сломлен и ненавидел бы себя, - наконец, тихо сказал он. Альбус кивнул, яростно утирая слезы рукавом. Так и есть. - Но в то же время хотел бы прожить жизнь так, чтобы стать достойным его прощения. Чтобы, когда мы встретимся вновь, иметь право просить о нем. Альбус поднял на него мутный взгляд. Никто, даже привидения, не знали, что происходит с душой человека, когда она окончательно покидает этот мир, и на этот счет у каждого волшебника имелось свое собственное мнение. После смерти Персиваля Альбус впервые задумался об этом, но так ни к чему и не пришел. - Ты… правда веришь в это? Что можно встретиться там? - Да, - просто ответил Дерек, глядя ему прямо в глаза. - Я верю, что увижу отца снова и, надеюсь, он будет горд, что я пошел по его стопам. Но даже без всего этого, Альбус, неужели долгая достойная жизнь не ценна сама по себе? Подумай, сколько всего со всеми своими талантами ты мог бы сделать. Не для себя, но для других. Подумай, чего бы хотела для тебя Ариана, что бы ее порадовало. Неужели ты хочешь подвести ее еще раз? Исказившись в лице, Альбус с шумом выдохнул. А затем его прорвало. Сочувственно коснувшись его плеча, Дерек тактично ушел на кухню готовить свежую порцию чая.