Вир Унда

Спустя неделю уверенности у Альбуса заметно поубавилось. Едва приступив к изучению темы, он столкнулся с главным недостатком всех магических протезов - их недолговечностью. В отличие от бедняг-маглов, которым были доступны лишь плохо гнущиеся деревянные или костяные конечности и жутковатые стеклянные имитации глаз, волшебники в случае тяжких травм получали вполне работоспособные протезы. Магия позволяла конечностям нормально сгибаться и разгибаться, а глазам - видеть ничуть не хуже и даже лучше настоящих, но этот комфорт имел свою цену. Сообразно всем прочим зачарованным вещам, со временем чары в протезе рассеивались, так что им требовалось частое обновление. А это подразумевало обязательный визит к целителю каждые год-два. Конечно, существовали магические протезы, которые в подобной “подзарядке” нуждались гораздо реже, но ими, понятное дело, снабжали исключительно авроров. Геллерту все это нисколько не подходило. А потому Альбус, как и многие волшебники до него, ломал голову над этой проблемой, но никак не мог найти решение. А меж тем моральных сил у него тоже не прибавлялось. Так как в итоге ему пришлось вернуться в книжную лавку, когда его фиктивная болезнь сошла на нет, количество свободного времени значительно урезалось, хоть Альбус и читал научные статьи и продвинутые учебники по трансфигурации под видом магловских детективов все рабочие часы напролет. Стоило же часовой стрелке дойти до цифры семь, он под недоуменным взглядом мистера Коутса срывался домой, трансгрессируя из ближайшей подворотни (трансгрессия, как и вся прочая магия, по-прежнему работала безотказно только в направлении “к Геллерту”). Дома он продолжал свои изыскания, но только в перерывах между приготовлением зелий и сеансами лечения, параллельно пытаясь отвлечь своего пациента от зудящей боли рассказами о посетителях лавки или сыне ее владельца, Роджере, недавно заявившем, что собирается открыть собственное дело. Он болтал даже больше, чем обычно говорил Гриндевальд, а тот в свою очередь молчал так глухо, что не снилось и Альбусу в период его депрессии. Когда после нескольких дней интенсивного лечения, Альбус наконец позволил ему снять бинты, Геллерт не закатил ожидаемую истерику. Но, как думал потом Альбус, уж лучше бы закатил. Уж лучше истерика, чем беспросветная апатия. Ничего не сказав на его пламенные заверения, что блестящая розовая кожа, уродливо стянувшая скулу и пустую глазницу, скоро заживет окончательно и станет неотличима от нормальной, Геллерт коснулся лишенного ресниц, глубоко впавшего века, сдвинул несколько светлых прядей на правую сторону лица и с тех пор больше на себя не смотрел. И вообще почти не двигался, нехарактерно покорный всем медицинским манипуляциям, сутки напролет лежа в кровати в мрачной задумчивости. О чем именно он думал, Альбусу было неизвестно, его осторожные вопросы юноша частенько оставлял без внимания, а идею создать протез встретил без малейшего энтузиазма. Видеть его таким непривычно тихим, подавленным и бездеятельным было физически тяжело - и это не говоря уже о приступах ночных кошмаров, во время которых Геллерт кричал и метался так, будто горел заживо - а потому Альбус, несмотря на то, что сам лишь недавно начал просыпаться без тягостного ощущения полнейшей бессмысленности своего существования, не бросал попыток хотя бы немного его приободрить. Тем более что ноябрь с порога ударил заморозками, и могильный вой сквозняков на чердаке лишь добавил уныние в атмосферу безмолвной обреченности, царящую в маленькой квартирке. Потому вечером субботы измотанный дневными и ночными трудами Альбус возвращался домой с покупками и усталой, но предвкушающей улыбкой в уголках губ. Пусть за прошедшую неделю он и не достиг особенных успехов, им с Геллертом просто необходим маленький праздник. Дома его встретило уже привычное чердачное завывание, густой сумрак вдоль стен и столь же сумрачное лицо Гриндевальда (по крайней мере, цветом оно больше не сливалось с подушкой). Альбус без колебаний зажег газовый рожок. - Привет, ну как ты сегодня? - стянув с себя плащ, он поежился, когда шеи коснулись холодные, слегка влажные от уличной мороси волосы, и начал выкладывать покупки на стол: кусочек копченого окорока, пирог с ревенем, большую коробку печенья в сахаре и, освободив от шуршащей обертки, блестящий новенький кофейник. Не получив ответа, что в последнее время было делом привычным, он обернулся с нарочито жизнерадостной улыбкой и продемонстрировал кофейник. - Смотри, что у нас теперь есть. Тебе больше не придется пить чай. - Чудесно, - кисло выдавил из себя Геллерт. Язвительность была тем незначительным разнообразием, что изредка разбавляло охватившую его апатию. Случалось это, как правило, ближе к вечеру, когда зуд заживающих ран особенно усиливался. Терпеливо проглотив колкость, хоть запас терпения с каждым днем становился все меньше, Альбус стрельнул взглядом на лежащую поверх его одеяла раскрытую книгу с длинным названием “Götzen-Dämmerung oder Wie man mit dem Hammer philosophiert” - единственное, о чем юноша попросил за прошедшую неделю. Судя по номеру страницы и тому факту, что Геллерт не потрудился включить свет (его палочка все еще находилась у Альбуса), едва ли сегодня его занимало чтение. - Еще я послал письмо Батильде, - не унывал Альбус, развернувшись обратно к столу и взявшись за приготовление кофе. Хорошо, что Гриндевальд научил его этому летом. - О тебе я, конечно, не сказал ни слова. Попросил отправить Птолемея сюда. Мы с Фламелем уже использовали его для переписки, и он знает, где искать Николаса, а я хочу спросить его совет по поводу протеза. Уверен, Фламель сможет придумать, как обойти ту проблему, помнишь, о которой я тебе рассказывал, - говорил он, нарезая пирог, в то время как по комнате поплыл бодрящий аромат свежесваренного кофе.* Геллерт едва заметно заерзал на простынях. - Вот, - придвинув стол к кровати так, чтобы юноша мог дотянуться, не вставая, Альбус поставил перед ним тарелку с внушительным куском пирога и окорока, и разлил по чашкам обжигающе-горячий кофе. - Давай-ка ужинать. С минуту ели молча. Какое бы тотальное безразличие ни выказывал Геллерт к окружающему миру, на восстановление требовалось немало сил, и аппетит у него сохранялся зверский, что отчасти утешало Альбуса. Вконец опустошенный, потерявший всякий смысл и само желание жить человек не уничтожал бы окорок с таким рвением. Это Альбус знал не понаслышке. Но ужинать в тишине после того, как он весь день работал, беспокоился и скучал, Альбусу вовсе не хотелось. Проследив за тем, как Геллерт, слегка поморщившись, делает пару глотков кофе, не поднимая взгляд от тарелки, он тут же полюбопытствовал: - Ну как? - Слабый, - был краткий вердикт. Альбусу, на чей вкус напиток вышел весьма приятным, пришлось потрудиться, чтобы не обидеться, хоть ждать от Гриндевальда тактичности было настолько же бессмысленно, насколько аккуратности - от тролля. - Покажешь мне еще раз, как правильно его готовить? - взамен попросил он с невозмутимой улыбкой, глядя на свесившиеся, скрыв половину лица, золотистые пряди. Невнятно что-то промычав, Геллерт потянулся правой рукой к коробке с печеньем, но, так как все еще не привык оценивать расстояние одним глазом, опрокинул свою чашку, залив кисть горячим кофе. Бледная кожа стремительно покраснела. - Ох! - первым всполошился Альбус, приманивая экстракт бадьяна. Гриндевальд в отличие от него даже не шелохнулся, безразлично глядя на ошпаренную кожу. Отработанным движением сняв пробку с бутылька большим пальцем, Альбус осторожно обхватил его запястье. - Сейчас. Чуть-чуть потерпи, и я… - Перестань! - рявкнул вдруг Геллерт, вырывая у него руку. - Ничего особенного, мне даже не больно! - Но… - Смотрю, ты в восторге, что приходится со мной нянчиться. Приятно чувствовать себя нужным, да? Вон и магия сразу вернулась. Альбус так и замер с занесенным бутыльком. Ему даже показалось, что он ослышался - настолько внезапным был этот выпад в его сторону. - Ты чего, Геллерт? Я ведь всего лишь пытался помочь. - Ну разумеется, наш добрый, самоотверженный Альбус, - презрительно скривился Гриндевальд. От агрессии, звенящей в каждом его слове, больно кололо в груди. Альбус не особенно надеялся, что вкусный ужин очень уж приободрит Геллерта, но и к скандалу не был готов. Попросту не имел на него моральных сил. А Гриндевальд между тем только разошелся, сбивая дыхание криками. - Всем рад угодить! А знаешь, когда мне действительно нужна была твоя помощь? Там, в Архиве! Будь ты со мной, нас бы не поймали. Меня бы не пытали и не искалечили. Но нет, ты предпочел торчать здесь и жалеть себя, а теперь с радостью жалеешь меня! Вот только не нужна мне твоя жалость! Понял? Меня тошнит от всего этого! Альбус, наконец, медленно опустил занесенную с бутыльком руку. Беспомощность и обманчивая уязвимость раненого юноши заставили его забыть о том, какой Гриндевальд на самом деле. Эгоцентричный, гордый и сугубо прагматичный. И всех остальных людей он судил по себе, отрицая само существование альтруизма и бескорыстия. И, по всей видимости, любви. - Ты... серьезно так думаешь? - спросил Альбус тихо, лишь теперь испытывая к Геллерту именно ту жалость, за которую тот его упрекал. В каком жестоком мире ты живешь. Тяжело дыша, Геллерт открыл было рот, но промолчал и через пару мгновений отвернулся, окончательно спрятав лицо за прядями спадающих волос. - Нет, - ответил он глухо спустя некоторое время, когда его грудь перестала яростно вздыматься. - Прости, Ал... И за Ариану тоже. Я… правда, не хотел, чтобы все так вышло. Не желал ей смерти. По крайней мере, в том, что его возлюбленный при всех своих недостатках отнюдь не хладнокровный убийца, Альбус был уверен и раньше и не винил Геллерта в смерти сестры, но, как оказалось, ему нужно было услышать это из его уст. Убедиться, что у Гриндевальда все же есть совесть. - Знаю, - вздохнул он, поднимаясь со стула и присаживаясь рядом на край кровати. - Ты был прав, Геллерт, тогда произошел несчастный случай. Вы с Аберфортом ни в чем не виноваты. Это я должен был остановить ее, помочь ей. Но я не смог… А теперь я хочу помочь тебе. А если не веришь в мою искренность, считай, что я делаю это для себя. Чтобы доказать себе, что еще на что-то способен, - он капнул экстрактом бадьяна на тыльную сторону ладони Геллерта, и легкий ожог исцелился прямо на глазах. Отставив бутылек, Альбус ласково накрыл ее своей. - Это я ни на что больше не способен, - отозвался Гриндевальд, все еще пряча лицо. - Раньше я думал, что меня ведут какие-то высшие силы, Судьба, но в тот день все едва не закончилось, да еще и так глупо! Ты не понимаешь, Альбус. Лечи меня, не лечи... Никакой разницы. Дары, наши планы, общее благо - все это больше не имеет никакого смысла. Никто не пойдет за неудачником, уродом и калекой, - он громко сглотнул. - Я проиграл, не успев толком начать. «А ведь мы оба не умеем проигрывать, - подумал с внезапным озарением Альбус. - Слишком привыкли, что у нас получаются самые невероятные вещи. Особенно Геллерт». - Глупости, - Альбус ободряюще сжал его ладонь. Еще свежо было воспоминание о том, как он сам лишь недавно сгущал мрачные краски. Сейчас же чужое отчаяние неожиданно придало ему сил и будто высветило тонким лучом тропинку, ведущую прочь из тьмы. - Не ты ли говорил, что легко не будет и что потребуются усердие, время и даже жертвы? Так чем тебе не первая жертва на пути к цели? Мужественная и, учитывая обстоятельства, не такая уж высокая, - он поднял руку и легко коснулся подбородка Геллерта, медленно разворачивая к себе.- Тем более, что даже со всеми ранами ты все еще самый красивый человек в этой комнате. - Это не смешно, - раздраженно дернув подбородком, Геллерт перехватил его руку слегка дрожащими пальцами. - А я и не смеюсь, - упорствуя, Альбус вновь коснулся его здоровой щеки, чуть придвинувшись. Интуиция подсказывала, что Гриндевальду тоже необходимо кое-что услышать. - Я восхищаюсь тобой и твоей смелостью, хоть ты и поступил ужасно опрометчиво и глупо, сунувшись туда, - добавил он, проводя большим пальцем по скептически поджатым губам. - Но это не отменяет того, что ты самый талантливый, умный и ловкий волшебник из всех, кого я знаю. И я хочу тебе помочь. - Хочешь? - пальцы Гриндевальда на его запястье крепко сжались. Резко откинув волосы с искривленного глубочайшим отвращением лица, он вызывающе вперился в Альбуса бездной пустой глазницы, непроглядно-черной на фоне гладкой розовой кожи с короткими светлыми колышками ресниц. - Этого?! Вот этого ты хочешь?! - Да, - просто ответил Альбус, глядя на него без тени ужаса или брезгливости. Нынешний вид Геллерта не шел ни в какое сравнение с тем, что предстало перед ним в первый вечер. И если бы не наполовину утраченное зрение, Альбус и вовсе не придал бы этому значения. Легко высвободив свою руку, он бережно обхватил лицо юноши обеими ладонями, ощущая дежавю, но только с диаметрально противоположным раскладом ролей, и улыбнулся с мягкой снисходительностью. - Ты серьезно решил, что я полюбил одно только твое лицо? Уголки алых губ жалобно дернулись вниз, и Альбус немедля накрыл их своим дыханием, подавляя эту дрожь. Его пальцы зарылись в растрепанные золотистые волосы. - Ал, ты… я не…, - пытался слабо сопротивляться Геллерт, но Альбус подался вперед и углубил поцелуй напористо и непреклонно, словно хотел выпить всю его боль и печаль, вдохнув взамен свою уверенность. Затем подался еще, вынуждая юношу припасть на локоть. Изогнутая бровь Геллерта врезалась в переносицу, свободная ладонь уперлась Альбусу в грудь. Отвернувшись, он разорвал поцелуй, прерывисто вздохнув. - Не надо, Ал. Если ты делаешь это из жалости… - Слово “жалость” отныне под запретом, - безапелляционно отрезал Альбус и повалил его на простыню, придавив своим весом. Соблазнять Гриндевальда вместо того, чтобы поддаваться его соблазну, было чем-то новеньким, но он быстро вошел во вкус. Медленно скользя ладонями по груди Геллерта под рубашкой, он поднялся цепочкой чувственных поцелуев по его шее, обогнул острую линию режущего щетиной подбородка, на несколько долгих, тягучих мгновений припал к раскрытым алым губам, а после принялся с упоением покрывать нежную розовую кожу трепетными поцелуями. На этом сопротивление Геллерта угасло окончательно, и его руки обвились вокруг шеи Альбуса, а губы, наконец, начали отвечать на поцелуи. Но не как обычно дерзко и самоуверенно, а, скорее, так же, как в тот день в пещере русалок - жадно и отчаянно. И когда, чувствуя, как разгорается уже забытое желание, Альбус скользнул языком по губам Геллерта в его горячий рот, а тот сбивчиво застонал, сильнее прижимаясь в ответ, он едва не потерял голову. Податливый и покорный Гриндевальд - мечта, до сего дня казавшаяся несбыточной, обрела вполне реальные очертания. Интуиция вновь услужливо шепнула, что сегодня Геллерт позволит ему буквально все - из отчаяния ли, жажды защиты, а, может, чувства вины. Воспользоваться этим Альбус, конечно, не мог. Тем более, что удовлетворение собственной похоти стояло сейчас - да, это при том, как охотно Гриндевальд впускал его в свой рот - на несколько ступеней ниже желания утешить юношу и показать, что любит его со всеми изъянами, внешними и внутренними. Так что, пришпорив понесшееся галопом воображение, Альбус забрался на Геллерта сверху и расстегнул его ширинку. Позже, когда, отрывисто дыша и содрогаясь в угасающих волнах оргазма, Гриндевальд снова притянул его к себе с видом плачущего ребенка, бросающегося в объятия матери, Альбус поцелуями стер слезы с его порозовевшей скулы. Острая потребность Геллерта в его защите опьяняла похлеще огневиски и давала ощущение невероятного могущества. Даже в их первый раз он не чувствовал между ними настолько прочную, глубокую эмоциональную связь как сейчас, никогда до этого не видел настолько же отчетливо слабость и уязвимость Геллерта и никогда не любил его сильнее. - Ты потрясающий, - шептал он в жадные алые губы, любовно поглаживая золотистые локоны и нежно обводя подушечками пальцев черты любимого лица. Ему хотелось, чтобы эти слова буквально выжглись в сознании Геллерта. Тот ничего не отвечал, лишь тихо постанывал в перерывах между поцелуями и крепко обнимал его за плечи, не позволяя отстраниться и на дюйм. Так они не заметили, как вечер сменился ночью. Узкая односпальная кровать не была рассчитана на двоих - Альбус всю неделю спал на матрасе на полу - но ни тот, ни другой не желал прерывать безмятежную идиллию, даже когда комната утонула во мраке. Обнимая Геллерта и не обращая внимание на покалывание в затекшей руке, Альбус счастливо вдыхал резковатый, будоражащий запах его кожи, думая о том, какой же тот все еще ребенок, несмотря на все свои громкие речи. Уткнувшись носом в его шею за ухом, Гриндевальд глубоко и размеренно дышал, но не спал, рассеянно перебирая пальцами длинные рыжие пряди, рассыпавшиеся по спине Альбуса. - Ал…, - шепотом позвал Геллерт, впервые за долгое время нарушая умиротворенную тишину. - Мм? - лениво промычал тот в его макушку. Геллерт зарылся носом глубже в его шею. - Сваришь еще кофе? - приглушенно попросил он.

***

Утром их разбудил Птолемей. Постукивая загнутым клювом по стеклу через равные промежутки времени, он укоризненно таращился огромными янтарными глазами в окно, недовольный, что его заставляют ждать. - Ох, сейчас впущу, - еле разлепив будто приклеенные друг к другу веки, сонно пробубнил Альбус, с трудом расцепляя руки Геллерта на своей шее и выбираясь из кровати, занимающей теперь львиную часть комнаты. Ночью, в очередной раз получив локтем в челюсть, Гриндевальд не выдержал и с психу увеличил кровать вдвое, сдвинув стол и шкаф вплотную к стене, затем притянул Альбуса к себе снова и спокойно уснул. Это было его первое колдовство со дня побега от русских авроров. Поежившись, когда босые ступни коснулись холодного пола, Альбус приоткрыл окно и впустил птицу внутрь. Приветственно ухнув, Птолемей вспорхнул к нему на плечо, коснувшись влажными коричневыми перьями щеки - должно быть, по пути пролетел сквозь облако. - Ну привет. Рад тебя видеть, - улыбнулся Альбус, позволяя соскучившемуся филину нежно укусить его за палец. - Надоело, наверное, сидеть без дела? Я хочу послать письмо Николасу Фламелю, ты готов к долгому путешествию? Важно распушившись, Птолемей пронзительно ухнул. Из глубин одеяла на огромной кровати послышалось недовольное немецкое ворчание. Подавив смешок, Альбус протиснулся к столу, где скормил филину остатки окорока, и взялся за письмо. Его содержание уже давно строчка за строчкой сложилось в голове Альбуса, так что он справился еще до того, как, Птолемей, содрав все мясо с кости, громко ею захрустел. Оставалось только запечатать письмо заклинанием. Альбус неуверенно оглянулся на кровать, на вздыбленные волны одеяла, из-под которого торчала розовая пятка. Всю минувшую неделю он колдовал с помощью палочки Геллерта, давшей свое на то согласие, а собственной не коснулся ни разу.** За два месяца со смерти Арианы Альбус свыкся с тем фактом, что эбеновая палочка, верный и безотказный спутник всех его чудес и смелых экспериментов, стала бесполезным аксессуаром, который ему приходилось таскать во внутреннем кармане пиджака. Но, конечно, бесполезной здесь была вовсе не она. И хоть Альбус уже вполне успешно творил сложные чары палочкой Геллерта, его все равно снедали сомнение и боязнь, что разочарованная во владельце эбеновая палочка служить откажется напрочь. Но выбора не было. Он и так злоупотребил симпатией осиновой палочки и доверием Гриндевальда. Дотянувшись до плаща, висящего на приоткрытой дверце шкафа, Альбус вытащил на свет свою волшебную палочку. Гладкая темная древесина блестела непривычным, едва ли не зеркальным блеском - отполировалась в кармане за неиспользованием - что придавало палочке витринный, но сиротливый вид. Когда они с Кендрой были у Олливандера семь лет назад, тот сказал, что эта палочка долгие годы отказывала многим и многим юным и зрелым волшебникам, и что он уже и не чаял увидеть, кто же станет ее владельцем. “Все палочки с пером феникса очень разборчивые, - говорил мистер Олливандер, заинтересованно глядя на маленького Альбуса сквозь толстые линзы очков. - Но этой подавай не иначе как верховного чародея. Так что, юноша, жду от Вас великих свершений”. Простите, Джервейс, но, кажется, я Вас подвел. Он легонько коснулся темного дерева самыми кончиками пальцев, будто не решался взять за руку друга. И тебя я тоже подвел. И, чувствуя спиной внимательный взгляд янтарных глаз, Альбус взмахнул эбеновой палочкой. Легко и невесомо. В первое мгновение ничего не произошло. Палочка словно раздумывала, прощать его или нет, а затем по ней в руку Альбуса прошла волна тепла, и конверт с письмом вспыхнул пурпурной магической печатью. Теперь вскрыть его мог лишь Фламель или волшебник, намного превосходящий Альбуса по силе (опять-таки Фламель). А после, хоть Альбус не произносил больше никаких заклинаний даже невербально, палочка вновь отозвалась теплом, празднуя их воссоединение. Рассмеявшись с радостным облегчением, Альбус принялся с энтузиазмом приводить квартиру в порядок, что должен был сделать еще давно. Заклинание Незримого расширения добавило к жилой площади добрых пару сотен квадратных футов - появилось еще одно окно с удобной маленькой дверцей по размеру Птолемея, а мебель распределилась вдоль стен, освободив свободное пространство в центре комнаты. Гриндевальд, вместе с кроватью отъехавший в образовавшийся у дальней стены альков, с шипящим возмущением выполз из одеяла, взлохмаченный и злой. - Albus, was zur Hölle machst du…! - но лицо Альбуса сияло таким безоблачным восторгом, что ему осталось лишь криво усмехнуться, потерев левый глаз, и, потянувшись, сладко зевнуть во весь рот. И снова повалиться на подушку, раскинув руки в стороны. - Который час? - Начало девятого, - с улыбкой сообщил Альбус, глянув на часы, пока привязывал письмо к пушистой лапе Птолемея. Затем обратился уже к филину. - Когда полетишь обратно, старайся не попадаться на глаза маглам, хорошо? Перед тем как прыгнуть на подоконник, Птолемей одарил его по-доброму снисходительным взглядом. В конце концов, он был старше Альбуса почти на десять лет и в подобного рода наставлениях не нуждался. К тому моменту, когда его пернатая фигура затерялась в пасмурном небе, за спиной Альбуса раздалось тихое похрапывание. Счастливо вздохнув, он вернулся в кровать. В конечном итоге все вернулось на круги своя: и магия Альбуса, и воодушевленный, деятельный настрой Гриндевальда. Проспав до полудня, они перекусили остатками вчерашнего ужина и погрузились в исследования, начатые Альбусом, с головой, совсем как летом. Познания Геллерта в трансфигурации самого высокого порядка ощутимо уступали оным Альбуса, но, как тот уже успел убедиться, пытливость ума юноши и его целеустремленность с лихвой компенсировали нехватку теоретической подготовки. Хватило лишь краткой поясняющей лекции, чтобы Геллерт постиг суть представшей перед Альбусом проблемы и присоединился к поиску ее возможных решений. Но, увы, еще раз проговорив все то, к чему уже успел прийти Альбус, они зашли в тот же самый тупик. Гриндевальд, как и следовало ожидать, наотрез отказался впадать в зависимость от кого бы то ни было, будь то целители из Святого Мунго или частный лекарь. Или даже Альбус. - Как по-твоему, Фламель сможет помочь? - спустя некоторое время спросил он, лежа на коленях Альбуса и первомагией гоняя по комнате рябое перышко из подушки. - Я в этом уверен, - кивнул Альбус, листая раздел магловского анатомического атласа, посвященный строению человеческого глаза. - Если уж Фламель вывел формулу эликсира, который дарит вечную жизнь, то создать самовосстанавливающийся магический протез для него и вовсе ерунда. - А философский камень?! Как думаешь, он вернул бы мне глаз? - встрепенулся в озарении Геллерт. Альбус покачал головой. Эта мысль посещала и его тоже. И сперва он даже хотел ехать в Париж и умолять Фламеля дать ему немного эликсира... - Нет, - он мягко уложил голову юноши обратно на свои колени. - Насколько я понимаю, философский камень преобразует существующие объекты, к примеру, может значительно замедлить старение, но не обращает время вспять. Но если бы даже и мог, то скорее вернул бы тебя в детство, а не восстановил глаз. А вот для протеза как раз нужен подобный принцип. Необходимо замедлить, насколько это возможно, рассеивание магии или сделать так, чтобы чары постоянно сами себя восполняли. - Как в твоих щитовых чарах, да? - задумчиво спросил Геллерт, стараясь уследить за ходом его мыслей. - Protego falciparum. - Да, как в…, - глаза Альбуса медленно распахнулись, больше не различая разворот со схемой зрительного нерва. Какой же он слепец! Ведь нужное решение уже найдено. Да еще и не кем-нибудь, а им самим. - О, великий Мерлин! Это точно должно сработать! Он взволнованно вскочил на ноги, совершенно позабыв о Гриндевальде, сверзившемся с его колен на пол. И, конечно, кинулся его поднимать. - Прости! Геллерт нетерпеливо покачал головой, потирая ушибленный копчик. - Что должно сработать? - Щитовые чары, - с жаром пустился в объяснения Альбус. - Я понятия не имею как, но если их принцип самоподдержания каким-то образом включить в трансфигурационное преобразование, то теоретически все должно получиться. Еще, правда, нужно будет подобрать материал, обладающий повышенной магической емкостью…, - с горящим взглядом он полез в чемодан. - Где-то тут у меня был справочник… Мгновение спустя Гриндевальд без лишних расспросов к нему присоединился. Ближе к вечеру в окне снова мелькнул совиный силуэт, и Альбус сперва испугался, что с Птолемеем что-то приключилось, и он вернулся назад, но это оказалась сова с письмом от Азимуса. В нем аврор приносил извинения, что не написал Альбусу ни строчки за прошедшую неделю и не зашел навестить. “В отделе полнейший аврал. Хоть начальство пока не сообщает нам деталей, я уверен, случилось что-то из ряда вон выходящее, раз ребят вызывают из отпусков. Большего я, разумеется, сказать не могу, но надеюсь, что ты на меня не в обиде. Как ты вообще, Альбус? Немного одиноко, наверное, на лекциях без Мартѝн? Если все уляжется к следующей неделе, обещаю, составлю тебе компанию. Надеюсь, ты выполняешь все рекомендации целителя. Твой друг, Д. П.С. брат сказал, что они с Аберфортом останутся в Хогвартсе на рождественские каникулы. П.П.С. я написал Мартѝн!” - Кто такой “Д”? - с нотками подозрения спросил Гриндевальд, заглядывая ему за плечо. Альбус, во всех красках представивший, что случилось бы, приди Азимус к нему на неделе и застань он израненного Геллерта в его постели, перевел на юношу рассеянный взгляд. - А? - От кого это письмо? - допытывался тот. - А, от моего друга, Дерека Азимуса, - складывая письмо, честно ответил Альбус, не усматривая в этом никакой тайны и не особенно понимая странную настойчивость в голосе Геллерта. - Он работает в Министерстве, а его брат дружит с Аберфортом, и... - Понятно, - нетерпеливо перебил его Геллерт. - А кто такая Мартѝн? - Девушка из маглов, с которой я познакомился на лекциях в университете, а что? - поинтересовался Альбус, начиная испытывать легкое раздражение от этого непонятно чем обусловленного допроса. - Да ничего, - пожал плечами Гриндевальд, возвращаясь за стол, где до этого читал “Введение в продвинутую трансфигурацию”. - Просто, ты, похоже, тут время зря не терял. Подняв рыжие брови, Альбус хотел едко заметить, что в отличие от некоторых он, по крайней мере, не получил никаких увечий, но быстро рассудил, что такой Геллерт - обыденно насмешливый и искренне верящий, что весь мир крутится вокруг лишь него одного - всяко лучше унылого и апатично молчащего. А потому с тем же демонстративным равнодушием пожал плечами и вернулся к справочнику магических субстанций. Какие там лекции, Дерек? Я же буквально все свое время посвящаю этому неблагодарному…! Но к ночи они уже помирились. Пару раз.

***

Сказать, что Альбус с трудом встал утром на работу, было все равно что ничего не сказать. Теплый, мирно сопящий во сне Геллерт притягивал него как магнит, а когда Альбус, собравшись, склонился, чтобы перед уходом оставить легкий поцелуй в его волосах, тот, сонно зыркнув, и подавно утянул его обратно на кровать. - Никуда ты не пойдешь, - категорично заявил он, крепко прижав Альбуса к себе и сцепив руки за его спиной. - Спи.*** - Но Геллерт, мне нужно на работу, - воспротивился тот, впрочем, не отказывая себе в удовольствии примкнуть к горячим алым губам. - Ну ее к черту, - не разлепляя век, Гриндевальд прикусил его нижнюю губу, скользя ладонями вдоль его спины. - Пусти, - со смехом попытался вырваться он, привстав на руках, но не тут-то было. - Пожалуйста. Я не могу подвести мистера Коутса, ведь он ждет меня в лавке. - Подумаешь, какой-нибудь магл не купит сегодня дешевенький детектив, - фыркнул Геллерт, спускаясь ладонями ниже его поясницы и легонько сжимая. - К тому же здесь тебя тоже кое-что ждет. Тут Альбус понял, что если не уйдет сейчас, то не уйдет вообще. Он снова дернулся, в этот раз разорвав объятия, и вскочил с кровати так поспешно, словно нашел на простыне ядовитую змею. - Прости, но я не могу бросить работу, ведь иначе у меня совсем не останется денег, - пояснил он, заметив, как помрачнело лицо Геллерта. После ранения самооценка юноши металась вверх и вниз со скоростью снитча, и Альбус ничуть не хотел, чтобы она пострадала еще и из-за его отказа. Геллерт, однако, воспринял его слова по-своему. Поджав губы, он поднялся и прошел к шкафу, откуда вынул прожженный заклинаниями темно-синий мундир, в котором появился в тот злополучный вечер. - Если дело в деньгах, - выудив из внутреннего кармана небольшой мешочек с золотистым шнурком, он швырнул его к ногам Альбуса, и тот приземлился с характерным глухим ударом предмета, чье внутреннее пространство было магическим образом расширено. - Там немного, но на мое лечение должно хватить. - Ох, Геллерт, - перешагнув через мешочек, Альбус приблизился к нему и обнял, преодолев его уязвленное сопротивление. - Ты все не так понял. Я лишь имел в виду, что нам с тобой нужно что-то есть. И, конечно, я позабочусь об этом, пока ты не поправишься полностью. Тебя не в чем упрекнуть. Застывший изваянием Гриндевальд будто немного оттаял и ткнулся носом в его плечо. - Если ты уволишься, мы быстрее сделаем мне глаз, - приглушенно добавил он, но Альбус откуда-то точно знал, что это - не основная причина, по которой Геллерт хочет, чтобы он остался. Пусть к нему и вернулось его остроязычие, а ночные кошмары сошли на нет, в глубине души Гриндевальд наверняка все еще чувствовал уязвимость и, возможно, страх. А, может, они беспрестанно глодали его и до травмы. - Хорошо, - вздохнул Альбус, сдаваясь. - Я уволюсь сегодня, если ты этого хочешь. Самодовольная улыбка Геллерта грела его весь день. А вот мистер Коутс был весьма раздосадован. Роджер, чье заявление об открытии собственного дела он воспринял со смехом, как раз накануне, вероятно, не без содействия пресловутого мистера Филлипса увел несколько поставщиков, с которыми Коутс работал долгие годы, и договорился с типографией за его спиной. - Уверен, что хочешь уйти? Мне бы твоя помощь сейчас была как нельзя кстати, - сварливо вздыхал он, считая монеты для расчета с Альбусом так медленно, словно каждая весила тонну. - Простите, мистер Коутс, Вы всегда были очень добры ко мне, но, понимаете, у меня появились другие обязательства… - А как же, - понимающе закивал старик, протягивая ему конверт с деньгами и рекомендательным письмом, о котором Альбус вообще-то не просил. - Уж я-то хорошо тебя изучил за эти пару месяцев. Ты парень смышленый, ответственный и, главное, место свое знаешь. И почему Роджер не может быть таким как ты? Его полный сожаления тон напомнил Альбусу Кендру и ее сдержанное, но пронизывающее все отношение к старшему сыну неудовольствие его “чрезмерными” успехами. Маглы ли, маги ли, а проблемы у всех одни и те же. Спрятав конверт в карман, он пожал его сухую узловатую ладонь. - Помиритесь с сыном, Джозеф, - сделав шаг к двери, напоследок посоветовал Альбус, которому было уже нечего терять. Мистер Коутс глянул на него с оскорбленным изумлением. - Уверен, он всего лишь хочет добиться Вашего одобрения. Покинув лавку, он не успел пройти и пару шагов, как его окликнули. Он обернулся, запоздало осознав, что позвавший его голос принадлежит женщине. - Мистер Грин! - настигая его быстрым шагом, Вирджиния обеспокоенно оглядывалась по сторонам, и Альбус почуял неладное. До этого он встречал ее только в сопровождении мужа, а в последнюю встречу она к тому же вела себя странно. - Миссис Коутс? - он вежливо склонил голову. - Чем могу быть полезен? - Не приходите сюда больше, - заявила она, вперившись в него огромными глазами лани. Альбус не успел даже опешить, как она торопливо продолжила, взволнованно прижимая руки к груди. - Пожалуйста! Мой муж… сегодня я слышала, как он заплатил нескольким матросам, чтобы они “потолковали” с Вами. Поймите, Роджер… не плохой человек, просто мистер Коутс сказал, что лучше перепишет лавку на Вас, чем отдаст ему, а этого мой муж ни за что не допустит. Так что, пожалуйста, уходите. Мне страшно от одной мысли, что с Вами может случиться что-то плохое по вине моей семьи. Вот, - она вытащила из сумочки небольшой тряпичный кошелек. - Здесь немного денег из моих личных сбережений. Думаю, Вам хватит на некоторое время, пока не найдете другую работу. Первые несколько мгновений Альбус потрясенно молчал, глядя на то, как мелко дрожит кошелек в ее руке. Он всегда считал Вирджинию самой заурядной женщиной, безропотно прячущейся в тени мужа без других интересов в жизни, кроме как материнства. Но вот она, оставив детей, стоит перед ним, протягивая, возможно, единственные принадлежащие ей деньги и прекрасно осознавая, что идет против воли своего мужа. Воистину храбрость порой приобретает самые разные формы. - Я больше не работаю у мистера Коутса, - покачал головой он, отказываясь от денег. По странному стечению обстоятельств это был уже второй предлагаемый ему кошелек за один день. - Не беспокойтесь, это никак не связано с тем, что Вы сейчас рассказали. Но я все равно признателен Вам за заботу. И в качестве благодарности обещаю, что больше никогда не побеспокою Вашу семью. Потупив взгляд, она закивала, пряча кошелек обратно в сумочку, и повернулась, чтобы уйти, явно ощущая неловкость, но Альбус не мог не спросить: - Миссис Коутс, заранее извините за грубый вопрос, но Ваш муж Вас...хм... обижает? Она воззрилась на него в неподдельном недоумении. - Что Вы! Роджер очень любит меня и детей. - В таком случае всего Вам хорошего, - искренне улыбнулся он. - Еще раз примите мою благодарность. Ее маленький застенчивый рот впервые на его памяти растянулся в ответной улыбке. В итоге домой он вернулся в отличном расположении духа и в предвкушении жарких объятий, но Гриндевальда не застал. “Ушел за печеньем” - гласила записка у пустой коробки на покрытом крошками столе. Усмиряя зашедшееся ужасом сердце, Альбус с облегчением покачал головой, комкая записку. Ох уж этот Геллерт! Зато, пока его нет, можно привести квартиру в порядок. Взмахнув палочкой, он отправил грязную посуду в мойку на кухне, застелил кровать и успел поднять раскиданную по полу одежду, как в дверь трижды постучали. Альбус подошел к ней, нахмурившись. Геллерт никогда не стучал. А единственным, кто мог его навестить, был Азимус. Он почти угадал. - Добрый вечер, мистер Дамблдор, - поздоровался Дерек сухим, вежливым тоном, когда Альбус открыл дверь. - К сожалению, мы вынуждены немного Вас потревожить. За спиной аврора стояли двое. Один из них, обладатель густой черной бороды, кивнул ему с едва уловимой улыбкой. Из-под сдвинутой на самые брови шляпы второго в Альбуса вперились бесцветные глаза с опущенными уголками век.