Вир Унда

Описать их с Геллертом отношения как сложные было бы слишком просто. Больше всего они напоминали маятник, раскачивающийся в стороны - в одну, в другую - снова и снова, без конца и без остановки. Началось все, конечно, с той краткой встречи в Базеле. После они не виделись несколько месяцев, Геллерт не появился ни на день Рождения Альбуса, ни на Рождество, а затем… В одну из промозглых январских ночей Альбус, возвратившись в гостиницу вместе с Дереком, которому помогал в расследовании беспорядков на волшебном производстве, обнаружил в спальне нежданного гостя. Задумчиво подперев голову рукой, тот сидел на подоконнике у распахнутого окна, и на красивый профиль и золотистые волосы ложились редкие снежинки. И когда Альбус вошел, когда увидел впервые за год это лицо, эту усмешку… То не стал ничего спрашивать. По крайней мере, до того момента, пока доведенный до исступления Геллерт не обмяк под ним, тихо вздохнув и уткнувшись лицом в его шею. Только тогда, целуя лоб, светлые брови, порозовевшие скулы и пересохшие от стонов губы, Альбус спросил о тени затаенной боли на дне голубого и синего глаз. Не сразу и с видимым трудом Геллерт рассказал, как умерла его мать - хоть явно умолчал о чем-то другом - и до самого утра Альбус не выпускал его из объятий, даря тепло и утешение, искренне ему сочувствуя. И одновременно тихо наслаждаясь хорошо знакомым волнительным ощущением власти, силы и значимости, возникавшим всякий раз, когда Геллерт приходил к нему раненный и напуганный. Уязвимый. Отдающийся. Нуждающийся в нем и больше ни в ком другом. Наутро от этого Геллерта, разумеется, не осталось и следа. Вновь насмешливый, циничный и гордый он запечатлел на его бедре смачный поцелуй, бросил “До встречи” и был таков, оставив после себя лишь смятые простыни и смятение в душе Альбуса. С тех пор и на протяжении следующих четырех с лишним лет они виделись неоднократно. В этих тайных свиданиях было даже что-то пикантное, навевавшее воспоминания об их жизни в лондонской квартирке. Они редко договаривались о встречах заранее, чаще всего Геллерт просто возникал на пороге (если это был не дом Фламелей), вылавливал его на улице, в парке, в поездах, а однажды - Альбус вспоминал об этом с постыдным удовольствием - в библиотеке Биркбек-колледжа, где Альбус изучал магловские науки с позволения профессора Вудворта. Конечно, далеко не всегда все шло как по маслу. Альбус был недоступен все время, что находился у Фламелей, Геллерт - априори, за исключением моментов, которые решал посвятить Альбусу. Бывало, они не виделись по несколько месяцев, а иногда проводили вместе несколько уикендов подряд. Временами они ссорились - как в год рождения Андре, когда Альбус решил провести Рождество с крестником - но чаще из-за разногласий по поводу политики, магии и морали. А еще чаще, наученные горьким опытом испорченных скандалом встреч, попросту не затрагивали эти темы, стараясь по максимуму насладиться обществом друг друга в драгоценные часы свидания. Не то чтобы Альбуса устраивало это лицемерие, но другого способа не рвать окончательно их и без того хрупкую связь он не видел. О том, что думал об этом сам Геллерт, можно было лишь догадываться, и Альбус догадывался, что того-то такой расклад как раз вполне устраивает. Хотя бы потому, что свободы в этих «свободных» отношениях у Геллерта было больше, чем у Альбуса, пусть того возможные и более чем вероятные романы Гриндевальда на стороне трогали мало. Ибо он знал, что таким беззащитным и чувствительным, таким настоящим как с ним Геллерт не был больше ни с кем. И ни к кому больше Геллерта так не тянуло. Таким образом, именно Гриндевальд всегда был инициатором их встреч, хоть те быстро прекратились бы без согласия на то Альбуса. И только один-единственный раз за четыре с половиной года Альбус сам трансгрессировал к Геллерту. Не ради глупого, рискованного сюрприза, нет. У него была важная новость. Проведя большим пальцем по запястью с незримой, но никуда не девшейся за годы меткой, он не сдержал волнительную улыбку. Скоро все изменится - ну, хотя бы начнет меняться - и Геллерту больше не нужно будет скитаться по подполью, проводя тайные собрания единомышленников, курируя пропаганду по всей Европе и устраивая забастовки на магических производствах. Теперь, когда станет возможен открытый диалог, он сможет заниматься всем этим вполне легально - по крайней мере в США, где его согласно договоренности исключат из уголовного розыска. А, значит, больше никаких диверсий, стачек и провокаций. Больше никакой крови. Если так, он готов будет открыто выступить в поддержку Геллерта и его идей (с некоторыми доработками, конечно), как тот всегда хотел. Как того всегда хотел и сам Альбус. Ведомый меткой прыжок прошел очень мягко. Давно не трансгрессировавший таким способом Альбус успел забыть об этой особенности, да и к тому же боялся промахнуться. Это Геллерт наловчился регулировать расстояние до “цели”, то бишь до Альбуса, а вот последний был далеко не уверен, что не возникнет у Гриндевальда на коленях. О том, что Геллерт в момент прыжка мог вообще находиться в воздухе, на метле или без нее, Альбус старался не думать. Вернее, разумеется, подумал об этом риске первым делом и благоразумно прихватил с собой портал в Париж, коими его снабжал отдел Дерека. Оставалось лишь надеяться, что в случае необходимости он успеет им воспользоваться. Но все опасения Альбуса, к счастью, оказались далеки от реальности. Он очутился на невзрачной улице у торца невысокого здания, грязная кирпичная стена которого была обклеена объявлениями и дешевыми афишами. “Прекрасные танцовщицы из самой Франции! Впервые в Нью-Йорке! Незабываемый канкан!” - кричала одна из них, самая большая, с замершими в танце и ворохе перьев веселыми румяными женщинами. Альбус, пожалуй, никогда еще не видел столько, пусть и нарисованных, панталон за раз. Значит, Нью-Йорк? Ему доводилось слышать, что этот город был бородавкой на в остальном безупречном лице магической Америки, но он даже не представлял, что Геллерт курирует местных оппозиционеров лично. Да как тот только умудряется скакать по материкам, не имея связей в Министерстве? На нелегальных порталах можно и разориться. Впрочем, эта немаловажная мысль улетучилась из головы Альбуса, когда одна из розовощеких девиц с афиши зазывно ему подмигнула. Что ж, очень в духе волшебников - прятаться на самом видном месте. Оглянувшись по сторонам, Альбус вынул палочку и коснулся ее кончиком афиши, отчего подмигнувшая ему девушка захихикала, дернув оголенной по самое не хочу ножкой, а затем она и ее подружки-танцовшицы расступились, открывая проход куда-то вглубь сцены. Недолго думая, Альбус шагнул вперед. А в следующий миг очутился в самом тесном, прокуренном, пропитом и пропащем баре в своей жизни. Несмотря на то, что день лишь недавно вошел в свои права, в помещении царил полумрак, еще более густой и осязаемый из-за пыльных (темно-зеленых?) бархатных драпировок на стенах. Постепенно привыкшие к темноте глаза Альбуса выхватили несколько квадратных столов, расставленных без какого-либо порядка и на разном удалении друг от друга, с разномастными к тому же стульями. А вот местная публика разнообразием как раз не отличалась - по большей части здесь были представлены те слои населения, которые Альбус ожидал бы встретить в Лютном переулке в Лондоне. Геллерт, и так выгодно выделяющийся на фоне большинства людей, конечно, блестел бы посреди всего этого сброда как начищенный галеон в грязной луже. Но нет, его в баре не наблюдалось. А впрочем, едва ли кого-либо здесь волновало что-либо помимо выпивки - никто даже не поднял взгляд на вошедшего, и не вполне уверенный, радоваться этому или нет Альбус подошел к липко блестящей барной стойке, из глубин которой гнусаво вещало магическое радио. - Добрый день, - он поприветствовал бармена, чиркающего чернильным карандашом в замызганной тетради с таким увлечением, будто перед ним не потенциальный клиент, а сотрудник налоговой службы. С тем же успехом Альбус мог начать разговор с магловской фотографией. - Добрый день, сэр, - повторил он с вежливым нажимом. Не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать, как взгляды присутствующих градом посыпались ему в спину. Оторвавшись, наконец, от тетради и засунув карандаш за синее от чернил ухо, бармен смерил аккуратный костюм Альбуса оценивающим взглядом и ухмыльнулся, обнажив желтые табачные зубы. - Впервые в Слепой свинье, сэр? - Еще не доводилось испытать это удовольствие, - кивнул Альбус, глянув тому за спину на полку с бутылками, этикетки на которых давно потемнели от сальных пятен и не сообщали ровным счетом ничего о внутреннем содержимом. - К тому же я кое-кого ищу. - Неужели? - рыжие с желтоватой проседью брови бармена насмешливо изогнулись. - И кого же? Глубоко вдохнув, Альбус решил пойти напролом. - Геллерта Гриндевальда. Казалось, даже радио напряженно умолкло на несколько мгновений. - Не знаю никого с таким именем, - солгал бармен, не моргнув и глазом, и атмосфера в баре вернулась к былой степени тягучести. Ну, разумеется. - Жаль, я как раз хотел угостить его самым хорошим виски из Ваших запасов, - с притворным сожалением вздохнул Альбус. - И я был уверен, что встречу его здесь. На это бармен лишь пожал плечами, вновь вытягивая карандаш из-за уха. В голову Альбуса вдруг пришла мысль набрать в легкие побольше воздуха и заорать имя Геллерта на весь бар. В конце концов, хоть Альбус и не был завсегдатаем подобных заведений, он понимал, как наивно надеяться на помощь местной публики. Но метка не может ошибаться, а значит, Гриндевальд точно здесь. - А чего это тебе от него понадобилось? - громко цыкнув, чтобы вытащить из зубов застрявшую рыбную косточку, окликнул его темнокожий мужчина, сидящий на другом конце барной стойки, бесстрашно сложив локти на ее липкую поверхность. - Ведь я уже сказал - выпить за встречу, - отозвался Альбус, сжав в кармане волшебную палочку, когда тот, скрипнув стулом, направился к нему, разглядывая с все возрастающей подозрительностью. - Что-то он не предупреждал ни о какой встрече. Мистер…? Альбус только открыл рот, чтобы назвать любую пришедшую в голову фамилию, как на плечо мужчины сзади мягко легла рука. - Мистер мой давний знакомый, - лучезарно улыбнулся Геллерт, похлопав его по плечу. - Все в порядке, Джим. Эй, Пит, - он подмигнул бармену, - налей-ка ему еще пива от расшатанных нервов. Насмешливо фыркнув, тот махнул палочкой в сторону кружки, и та наполнилась сама собой. Геллерт же махнул Альбусу, чтобы следовал за ним. Молча проведя его сквозь бар, он отворил неприметную дверь, проем которой кратко сверкнул отблеском защитных чар, и они вошли в помещение куда меньшего размера, зато с куда более чистым воздухом. - Мистер Дамблдор? Вы, наконец, решили к нам присоединиться? - веснушчатое лицо поприветствовавшего Альбуса мужчины вспыхнуло в закоулках его памяти почти пятилетней давности. - Мистер Акерли? Рад Вас видеть, я… - Альбус здесь по личному делу, Томас, - оборвал его Геллерт, заняв, по-видимому, свое прежнее место во главе стола, за которым сидело четверо незнакомых Альбусу людей. Разве что он с трудом узнал Лизу Вуд, на фотографиях в Пророке у которой были еще длинные волосы. - Господа, вы не составите компанию Джиму? Он, кажется, заскучал. Переглянувшись, те послушно поднялись из-за стола и вышли, не сказав ни слова, но очевидно не слишком довольные своей ссылкой. Один лишь Томас, проходя мимо, дружелюбно пожал Альбусу руку, в то время как мисс Вуд замешкалась, буравя Геллерта требовательным взглядом. - Его таланты необходимы в другом месте, Лиза, я ведь уже говорил, - в продолжение прерванного разговора сказал Геллерт, откинувшись в кресле и смахнув с белого пиджака нетипичного для него простого кроя несуществующую пылинку. - Тогда как ты нужна мне здесь. И ничего плохого с ним не случится. Ты же знаешь, он не хуже меня умеет за себя постоять. Кажется, последние слова ее все же успокоили, хоть она и хлопнула дверью чуть сильнее, чем следовало, скользнув по Альбусу любопытным, с остатками недовольства взглядом. Едва она вышла, Геллерт взмахом руки запечатал дверь и самодовольно ухмыльнулся, привычным жестом откинув со лба золотистую прядь. - Соскучился? Не без этого, конечно. - У меня важные новости, - невозмутимо ответил Альбус, присаживаясь по правую руку от него, закинув ногу на ногу так, что из-под темно-зеленой штанины выглянула полоска ярко-красных носков - его новой слабости. - Касающиеся тебя напрямую. - Ооо, все так серьезно, - продолжая ухмыляться, Геллерт перебрался на стол, ближе к Альбусу, и игриво провел пальцами по аккуратной рыжей поросли на его подбородке. - Мистер Дамблдор? Альбус взглянул в его глаза - в уголке правого, синего, после трансформации остался маленький шрам, придающий Геллерту вечно насмешливое и дерзкое, очень подходящее ему выражение - вздохнул и, сдавшись, притянул поганца к себе. Мерлин тебя дери, Гриндевальд! У меня есть кандидатура получше. - Геллерт, я…, - оторваться от алых губ было сложно. Вспомнить цель своего визита - еще сложнее, но все же Альбус справился, спустя некоторое время толкнув посмеивающегося Геллерта обратно в кресло и отодвинувшись чуть поодаль, чтобы не отвлекаться. - Ну? - самодовольно разглядывая его, протянул Гриндевальд, постукивая по нижней губе указательным пальцем. - Я хотел сообщить тебе, - поочередно соединяя кончики пальцев, Альбус собирался с разлетевшимися как пух мыслями. - Тебе первому о результате моих переговоров с Робом О’Брайеном. Ухмылка тут же сошла с лица австрийца. - Ты?! Ведешь переговоры с О’Брайеном? - Именно, - деловито кивнул Альбус, понимая его удивление. Последние несколько лет Геллерт вел с О’Брайеном жаркие публичные дебаты в Рупоре Америки. Как, впрочем, и с Альбусом, анонимно критикующим все публикуемые им в Европе эссе - что, честно говоря, скорее нравилось обоим, добавляя искру соперничества в дикий сумбур их отношений. Но все же О’Брайена Геллерт, кажется, презирал со всей возможной искренностью. - Не так давно я предложил ему то, от чего он не смог отказаться. А взамен Роб обязался продвинуть законопроект об учреждении Комиссии по выдаче лицензий на смешанное производство. - ЧТО?! - Эта Комиссия будет рассматривать заявления на смягчение запрета для индивидуальных предпринимателей, - улыбнулся Альбус, довольный тем, что таки тоже не промах удивлять. - Пока что исключительно в медицинской и пищевой отраслях, но нужно же с чего-то начать. - Погоди, - светлые брови сдвинулись. Геллерт явно испытывал трудности с улавливанием смысла его слов. - Ты хочешь сказать… - Да! - Альбус уже не сдерживал распирающую его гордость. - Теперь, доказав важность своего предприятия и целесообразность использования на нем труда маглов, можно будет получить лицензию для смешанного производства на территории Америки. Ну а там со временем, я уверен, такая Комиссия появится и в Европе. И, кто знает, может, запрет отменят вовсе! Редко кому доводилось видеть такую степень растерянности на артистичном, контролируемом до последней черточки лице Гриндевальда. Тот так опешил, что не сразу смог выдавить из себя что-либо осмысленное. - Но это же… Я же… Все, чего я добивался все эти годы… Можно добиться совсем иным, мирным путем. - Знаю, Геллерт, - понимающе кивнул Альбус, нетерпеливо придвигаясь к нему вновь. - Но зато это куда более цивилизованный, а главное законный способ добиться свободы, о которой мы так мечтали. Теперь не нужно будет участвовать в митингах и расклеивать листовки, находясь на грани ареста, чтобы выразить свой протест. Достаточно подать грамотно составленное заявление и убедить комиссию. Конечно, это не будет легко. Но как раз этим мы с тобой можем заняться, чтобы ускорить процесс - давать консультации. Особенно ты, Геллерт. Не знаю никого красноречивее тебя! - он счастливо вздохнул, переводя дух. - А самое главное, я выбил амнистию для тебя и всех других участников движения. Так что мы с тобой сможем спокойно работать вместе. Я перееду в Нью-Йорк, и мы… Воодушевленный своей идеей Альбус долго не замечал отсутствие оного у собеседника. Тем более что мысли застывшего в кресле Геллерта, похоже, причалили совсем к другому берегу. - Почему я не знал об этом…, - тихо пробормотал он, рассеянно проведя рукой по лицу. - Вот, значит, зачем эта пресс-конференция. - Что? - не понял мечтательно раскрасневшийся Альбус. - О’Брайен сегодня выступит с речью в Центральном парке, - чуть сгорбившись в кресле, бесцветно пояснил Геллерт, глядя куда-то в центр его груди. - Я собирался пробраться на сцену и вызвать его на открытые дебаты, но, судя во всему, в этом больше нет необходимости, - он поднял на Альбуса взгляд, полный едкой иронии. - Ведь ты уже так замечательно все устроил. Альбус оторопел. Он ни на мгновение не сомневался, что сдвиг с мертвой точки в вопросе о запрете смешанных производств обрадует Геллерта больше чем кого бы то ни было, ведь тот посвятил этому делу всего себя, отдал столько времени и сил! Так что, получив положительный ответ, Альбус примчался через океан, искренне веря в то, что подарит ему чудесное решение всех проблем. Но Геллерт глядел на него так, словно Альбус его обокрал. - Разве не этого ты добивался? - тихо спросил он, чувствуя, как радость вытекает из него как вода сквозь сито. - Чтобы О’Брайен пошел на попятную? - Ах, да?! А может, стоило сперва спросить меня об этом? - издевательски хмыкнув, Геллерт вскочил на ноги, принявшись раздраженно мерить шагами комнату. - Может стоило посвятить меня в свой гениальный план? Посоветоваться? Чем я здесь по-твоему занимаюсь?! Прохлаждаюсь в барах? - Прости, что не предупредил заранее, - по мере того, как в голосе Геллерта все явственней звенели психозные нотки, Альбус переходил из виноватого состояния в состояние оскорбленное. - Но я не был уверен в успехе и не хотел тебя обнадеживать. - Ха! - злорадствовал Геллерт, носясь у него за спиной. - Подачками О’Брайена? Хороша себе надежда! Я столько лет потратил на это, уже практически прижал его, а что в итоге? Явился наш славный староста и все уладил! Чудесно! Просто замечательно! Да что ты вообще такого наобещал О’Брайену, что он согласился на мою амнистию? - Патент, - игнорируя его мельтешение, отозвался Альбус, скрестив руки на груди. Что-что, а оправдываться он не собирался. - Американские компании получат исключительное право на использование моего способа длительного сохранения магической трансформации. Сроком на три года. Кажется, это таки произвело на Геллерта впечатление. Застыв на середине шага, он долго глядел на Альбуса с нечитаемым выражением на лице. - Вот зачем, Альбус? - раздраженно скривившись, спросил он, наконец. - Зачем ты полез? Зачем? Ради ущемленных в правах волшебников, например? Ради общего блага? Да хотя бы ради нас с тобой! - Всего лишь хотел помочь, - фыркнул Альбус, глубоко задетый тем, что его искренний душевный порыв и старания так обесценили. - Не одного тебя, знаешь ли, волнует сложившаяся ситуация, и авторских прав на оппозицию у тебя нет. К тому же, - он поднялся с кресла, гордо возвысившись над Гриндевальдом на полголовы. - Не ты ли утверждал, что твое самое заветное желание, чтобы я к тебе присоединился? Или это не так? Он намеренно попал в самую точку. - Разумеется, я этого хочу, - голубой и синий глаза описали красноречивую дугу под потолком, впрочем, Альбус уже знал, что таким способом Геллерт попросту тянет время, чтобы придумать, как вывернуть слова собеседника в выгодном для себя свете. - Но я просто в бешенстве от того, что ты решил все за нас обоих! Даже не соизволил спросить мое мнение. Мнение лидера оппозиции. - Что ж, я спрашиваю сейчас, пока новость еще не предали огласке, - Альбус требовательно изогнул бровь. - Что тебя не устраивает? - Да буквально все! - цыкнул Геллерт, но с уже куда менее эффектным, слегка стушевавшимся негодованием. И по обыкновению пустился в преувеличение. - Думаешь, я стану пресмыкаться перед О’Брайеном за его милость? Плясать перед Комиссией, чтобы какому-нибудь владельцу фабрики по производству магических зубочисток позволили нанимать маглов? Этим ты предлагаешь мне заняться? Бюрократией? - Именно так. Конечно, это звучит куда менее заманчиво, чем выступления перед ликующей толпой, зато не грозит тебе тюрьмой, Геллерт! И никому не будет стоить жизни, - сурово добавил он, но затем смягчился, тронув Геллерта за руку. - К тому же я буду с тобой. В конце концов, важно лишь то, что мы делаем, а не как. И что мы делаем это вместе. Алые губы упрямо поджались, и Альбус уже приготовился услышать что-то особо язвительное, но Геллерт вдруг шумно выдохнул и зажмурился, будто от приступа головной боли. - Альбус, ты… Ну и что мне теперь делать? Отправить О’Брайену поздравительную открытку и уйти на покой? Это была чистая и безоговорочная победа. - Не совсем, - с легкой улыбкой он поднял руку и нежным жестом отвел мятежный золотистый локон со лба Геллерта за ухо. А затем провел пальцами по его острой скуле и подбородку, мягко приподняв его голову и заставив взглянуть на себя. - Как насчет того, чтобы пойти на конференцию и объявить благую весть до того, как это сделает О’Брайен? - Отдаешь всю славу мне? - внимательно разглядывая его, будто Альбусу требовалась переоценка как предмету искусства, криво усмехнулся Геллерт. - Как благородно. - Ну, - улыбаясь еще шире, Альбус притянул его к себе, - мы ведь изначально планировали, что именно ты станешь лицом нашей революции, - от облегчения хотелось петь, но еще больше - целовать. Что он и сделал. - Ведь в итоге ты сумел даже меня завербовать в свою армию. - Ага, после того, как ты ее расформировал, - мрачно хмыкнул Геллерт, кратко отвечая на поцелуй и отстраняясь. - Пойду скажу своим, что планы поменялись. Через несколько часов они отправились на пресс-конференцию. По отдельности, так как Геллерт и его люди пока еще находились в розыске, и первый категорически отказывался подвергать Альбуса даже минимальному риску. За прошедшие годы этот аспект перерос в его больную тему - до той степени, что на двадцатый день рождения Геллерт подарил Альбусу (помимо пластинки с песнями в своем исполнении) самый дорогой и чувствительный вредноскоп из всех, что имелись на магическом рынке. Оформленный в виде римской монеты тот теперь всегда покоился у Альбуса на груди на цепочке, но еще ни разу не предупредил о какой-либо опасности. Так что Альбуса беспокойство Гриндевальда скорее умиляло. Центральный парк занимал обширную территорию в сердце Нью-Йорка, простираясь от 59-й аж до 110-й улицы. По крайней мере, так значилось на официальных планах города. На самом же деле он продолжался и дальше, до улицы 110А, но об этом, как и о существовании самой улицы, маглам было ничего не известно. А посему огромный стадион для квиддича, самая большая в США коллекция магических растений и величественная аллея памяти с монументом в честь семей-основателей и системой зачарованных фонтанов не были упомянуты в списке достопримечательностей Нью-Йорка. Сцену для публичных выступлений по обыкновению смонтировали у искусственного озера, являющегося домом для местных любимцев, гиппокампов Фрэнка и Джулии, но Альбус нашел бы ее без труда, даже не зная об этой традиции. Хотя бы по оживленному гомону нескольких сотен волшебников и волшебниц, собравшихся, чтобы послушать О’Брайена, обычно никого не оставляющего равнодушным. Журналисты тоже присутствовали в немалом количестве - зачарованные перья витали у них над головами, то и дело ныряя вниз, чтобы чиркнуть пометку в блокноте - и, разумеется, не обошлось без сотрудников отдела магического правопорядка, коих Альбус безошибочно узнавал по взглядам, направленным от сцены, а не на нее. Приблизившись, но так, чтобы не стоять в самой гуще, Альбус с нетерпением глянул на украшенную сине-красно-белыми лентами и гербом МАКУСА трибуну, пытаясь утихомирить зашедшееся галопом сердце. Здесь было столько людей. И лишь он один знал, что очень скоро все изменится. Наконец-то изменится. О’Брайен поднялся на подмостки ровно в назначенное время и был встречен редкими аплодисментами из первых рядов, утонувших в куда более многоголосом гуле недовольных выкриков. Однако такое приветствие ничуть его не смутило. Этого энергичного, бойкого и чрезвычайно уверенного в себе человека вообще мало что могло смутить. Нелюбовь толпы он воспринимал с тем же удовлетворением, что и обожание, потребляя любое внимание к своей персоне с одинаковым аппетитом и не гнушаясь даже самой гнилой славой. Многих отталкивала такая “всеядность”, но тем не менее год за годом Роб О’Брайен стабильно избирался в бюро магического законодательства Северной Америки. В этом ему способствовал как образ социально-активного, предприимчивого, напористого человека - истинного гражданина Америки, так и умение делать емкие, красочные, а главное громкие заключения. Ну и, по слухам, друзья среди самых влиятельных бизнесменов Нового Света. Слухи слухами, но ради кого-то же он старался с продвижением все новых и новых поправок к запрету смешанных производств, за почти пять лет перекрывших малым предприятиям уже практически весь кислород. Что и говорить, теперь туго приходилось даже некоторым рыбам покрупнее, и общее недовольство решениями властей заметно выросло даже среди обычно симпатизирующих правительству американцев. Чего нельзя было сказать о популярности О’Брайена, которая могла теперь сравниться разве что с популярностью нижнего белья среди эльфов-домовиков. Да, он и раньше слыл скандальной и противоречивой личностью, но в последнее время Альбусу все чаще казалось, будто О’Брайен окончательно потерял чувство меры и фактически гробит свою политическую карьеру. Вот только зачем? - Доброго дня, Нью-Йорк! - засучив широкие рукава дорогой черной атласной мантии и коснувшись горла кончиком волшебной палочки, чтобы усилить громкость голоса, поприветствовал собравшихся О’Брайен, не обратив никакого внимания на неприличный звук, донесшийся в ответ из толпы. - Не могу выразить, насколько я благодарен вам за проявленный интерес к моей скромной деятельности, и как приятно видеть столько неравнодушных к будущему нашей великой страны лиц. Стоило ли говорить, что из речей О’Брайена можно было составить руководство по риторике? В ораторском искусстве тот достиг такого мастерства, что, слушая его, в своих убеждениях начинали сомневаться даже самые ярые его оппоненты. Конечно, наваждение проходило, стоило О’Брайену умолкнуть, но подхваченное газетчиками эхо его броских лозунгов потом еще долго кочевало из уст в уста. О’Брайен, в конце концов, был настолько харизматичен и убедителен, что даже Геллерт неоднократно уступал ему в дебатах (и в эти дни неизменно приходил к Альбусу, ища утешение уязвленному самолюбию). Впрочем, сегодня победителем вне всяких сомнений выйдет Геллерт. Я позаботился об этом. - Признаюсь сразу, у меня для вас отличные новости, - продолжал О’Брайен, охватывая заинтересовавшуюся публику загадочным взглядом. - Насколько всем вам известно, последние несколько лет я посвятил проблеме урегулирования экспансии не-магов. Проблеме, с которой наша страна неминуемо столкнулась вслед за европейскими государствами. Однако благодаря своевременным корректировкам авторства вашего покорного слуги, - он важно кивнул, - внесенным в международные экономические нормы, в конце концов нам удалось избежать серьезного социального и финансового кризиса. Тем не менее некоторые сограждане остались недовольны новыми стандартами безопасности. В особенности отсутствием возможности вступать в тесные экономические контакты с не-магами, - последние слова намеренно прозвучали как нечто непристойное, отразившись отвращением на лицах некоторых волшебников и легким раздражением - у других. Как все-таки ловко О’Брайен обращается со словами. Начиная с полностью выдуманного кризиса и заканчивая уничижительными намеками на немагофилию. Геллерт совершенно не зря обозначил его своим первейшим врагом. Ведь даже согласившись разрешить в редких случаях сотрудничество с не-магами, О’Брайен по-прежнему прилагает все усилия, чтобы мой план с треском провалился. Чтобы у людей немедля возникало отвращение при одной только мысли об этом. Тем временем, сделав небольшую паузу, чтобы неестественность озвученного прочувствовалась как следует, О’Брайен продолжил с нотками торжественности: - Но в Америке - свобода не пустой звук. Даже если это свобода подвергать себя неоправданному риску. - Наконец-то Вы произносите верные слова, О’Брайен! - никто так и не понял, как Геллерт появился на сцене, но сложилось впечатление, будто это не стоило ему ни малейшего труда. Сунув руки в карманы белых брюк, он наградил О’Брайена снисходительно-строгим взглядом. - Но к сожалению закладываете в них в корне неверный смысл. Первыми в себя после столь дерзкой выходки пришли министерские, и еще до того, как по толпе прокатился взволнованный шепот «Гриндевальд! Это же Гриндевальд!», ринулись к Геллерту с палочками наизготовку. Громко взвизгнув, молодая особа слева от Альбуса зажмурилась, схватив подругу за локоть, но О’Брайен вдруг примирительно поднял ладони. - Все в порядке, господа! Все в порядке, - он улыбнулся с неповторимой смесью любезности и насмешки. - Пусть мистер Гриндевальд выскажется. Наблюдая за тем, как министерские с явным недовольством расступаются по своим местам, Альбус одобрительно кивнул. За прошедшие годы Геллерт очень хорошо изучил своего соперника и точно знал, что не подозревающий о его информированности О’Брайен обязательно предоставит ему возможность для нападок и агрессии. Чтобы после, объявив о создании Комиссии, выглядеть на его фоне в куда более выгодном свете, как бы говоря: «Смотрите, пока он кричит и топает ножкой как капризное дитя, я работаю над решением ваших проблем». Альбус лишь надеялся, что Геллерт достаточно хитер, чтобы не попасться на эту провокацию. - Охотно воспользуюсь Вашим любезным приглашением, - чуть склонив голову в пародии на благодарность, тот развернулся к толпе. Белоснежный, прямой - простой была даже геометрия его костюма - без капли жеманства. Словно луч света, прободающий тяжелый смог. Да, Геллерт умел играть на контрасте, не уступая противнику ни в актерском мастерстве, ни в умении создать нужный образ. Он начал говорить, и шепотки в толпе окончательно затихли. - Господин О’Брайен прав. Мы действительно серьезно рискуем. Но не от того, что идем на контакт с не-магами, а совсем наоборот - потому что не делаем этого. Я говорил это уже неоднократно и скажу еще раз. Если мы не наладим с ними прочные связи, совсем скоро наша добровольная изоляция превратится в вынужденное бегство, - он чуть обернулся на О’Брайена. - И от вашей хваленой свободы не останется даже воспоминания. Альбус видел, что он пытается сделать. Оставить О’Брайену лишь два выбора: согласиться с ним, предав таким образом свою же точку зрения, или вернуться в привычную колею критики маглов, но тогда объявление о послаблении запрета смешанных производств будет выглядеть как проявление слабости и намного более весомая, чем это есть на самом деле, уступка оппозиции. Ни тот ни другой вариант О’Брайена не устраивал. Поэтому он, судя по всему, решил вести дискуссию дальше в ожидании более подходящего для официального заявления момента. - Как жаль, мистер Гриндевальд, - с показным разочарованием покачал головой он. - А я уж надеялся услышать что-нибудь новенькое. Что-то помимо Вашего давно всем известного убеждения в том, что волшебники, - он хохотнул, - пропадут без не-магов. Уж извините, мистер Гриндевальд, но тут сама госпожа Многовековая История говорит против Вас. Кто-то в толпе крикнул: «Вот именно!» - Не такая уж и многовековая, если говорить о законе Раппапорт, - справедливо заметил Геллерт, отыскав глазами выкрикнувшего и обращаясь уже как бы напрямую к нему. - Опыт Северной Америки в проведении изоляционной политики станет показательным лишь спустя еще хотя бы столетие. Но у нас нет столько времени. Темп развития технологий не-магов достиг беспрецедентных масштабов, и… - Позвольте спросить, мистер Гриндевальд, - бесцеремонно прервал его О’Брайен с нарочито скучающим видом. - Вы сеете панические настроения потому, что искренне верите в то, что говорите, или потому что так легче всего снискать известность? В отличие от, например, упорной работы над законопроектом, который позволит учесть пожелания всех граждан и который… Ага! - Позвольте спросить, мистер О’Брайен, - в свою очередь оскорбленно перебил его Геллерт, не давая занять желаемую позицию, словно они играли партию в крестики-нолики. - Вы доводите ситуацию до крайности намеренно или по той простой причине, что не способны предугадать будущее развитие событий на основе уже известных фактов? Скверный недостаток для политика, не находите? В ответ на это в толпе раздались одобрительные крики. О недостатках О’Брайена горазды были посудачить многие. Впрочем, за десятилетия, проведенные на международной политической арене, О’Брайен обзавелся, кажется, уже ничем не пробиваемой броней, и этот укол прошел незамеченным. Однако вернуться к поправкам к запрету, не ответив сперва на выпад Гриндевальда, он, по-видимому, не мог. - Факты? Какие же факты легли в основу Ваших притязаний на гордость и самоуважение всех славных волшебников и волшебниц Америки? - умело имитируя праведный гнев, О’Брайен указал в сторону зрителей. - Что навело Вас на гнусную мысль, будто они только и мечтают, что побрататься с не-магами? Не один Геллерт любит преувеличивать. - Все просто, - пожал плечами Геллерт, выпростав левую руку из кармана и медленно обведя публику широким, грациозным жестом. - Они сами сказали мне правду об этом. Может, Вам тоже стоит попробовать прислушаться к голосу народа, который Вы игнорируете вот уже столько лет? Не все же Вам решать, что лучше для людей, О’Брайен. Его слова вновь были встречены одобрительными возгласами из толпы. И неожиданно бурной реакцией оппонента. В общем-то, О’Брайен буквально взорвался. - Нет, именно МНЕ! - вцепившись в трибуну, рявкнул он, и на его щеках мгновенно расцвели красные пятна. - Я посвятил этому всю свою жизнь! МЕНЯ поддерживает правительство, бизнес и все здравомыслящие граждане Америки! А за Вами, Гриндевальд, пошли лишь безумцы, немагофилы и негодяи в поиске легкой наживы! - он яростно ткнул в толпу пальцем, скривившись в презрении. - У тех из вас, кто принимает россказни этого юнца всерьез, дырявый котел вместо головы и слизь вместо мозгов!… Это уже как-то… чересчур. Совсем не похоже на поведение политика с многолетним стажем. Альбус ждал, что О’Брайен вот-вот опомнится, улыбнется и обернет свою грубость во что-нибудь осмысленное, но тот все распалялся, а толпа уже негодующе ревела. Пусть далеко не все из присутствующих симпатизировали маглам - даже не большинство - но почувствовать себя стадом безмозглых овец не понравилось никому. - …Только самый последний, не уважающий себя волшебник согласится на союз с не-магами! - брызжа слюной, орал О’Брайен с трибуны. - Мы СИЛЬНЕЕ их! Мы ЛУЧШЕ их! И нам НЕЧЕГО их бояться! Альбус нахмурился. Что-то было не так. Дискуссия ушла от разговора о сотрудничестве и учреждении Комиссии настолько далеко, что он не представлял, как раззадоривший оппонента Геллерт собирается к нему вернуться. - Значит, Вы утверждаете, что никаких причин для беспокойства у нас нет? - спокойно, даже слегка лениво поинтересовался Геллерт, и хорошо знакомая, обманчивая расслабленность его позы заставила сердце Альбуса пропустить удар. - Я утверждаю, что для взрослого вооруженного волшебника, - тем временем О’Брайен выхватил волшебную палочку из рукава мантии и потряс ею совсем как рассерженный учитель указкой, - ни один не-маг не способен представлять мало-мальски серьезную опасность! - О, в самом деле? - вскинул светлые брови Геллерт. Альбус сорвался с места, расталкивая ближайших людей. Раздался громкий выстрел.

***

Резко сев в кровати, Альбус долго прислушивался, напряженно вглядываясь во мрак, но комнату наполняло лишь мерное тиканье настенных часов XVI века. Те показывали четыре утра. Прерывисто вздохнув, он утер одеялом липкое от пота лицо, стянув с него паутину взмокших волос. В груди ныло так, будто это он поймал ту пулю, а не О’Брайен. Взбудораженные сном перед глазами тут же услужливо всплыли воспоминания о том, что случилось дальше. Как, сипло икнув, О’Брайен схватился за грудь, как повалился вперед, глухо ударившись лицом о трибуну, и медленно сполз вниз, оставив на сине-красно-белых лентах смазанную кровавую полосу. Как в гробовой тишине его волшебная палочка покатилась по деревянным доскам к туфлям Гриндевальда, застывшего с блестящим черным револьвером в вытянутой руке. Медленно опустив ее, Геллерт обратил чуть побледневшее, заострившееся лицо к неподвижной, шокированной толпе. - Иногда проще показать. Дальнейшее происходило в размытом хаосе. Завопив «УБИЙЦА!», кто-то из первых рядов упал в обморок, повиснув на руках соседей. Его поддержало еще несколько голосов. Кто-то трансгрессировал с оглушительным хлопком, и вскоре хлопки трансгрессий заполнили воздух как взрывы хлопушек в новогоднюю ночь. Меча оглушающие заклинания во все стороны, министерские пробивались к сцене, где к своему ужасу встретили не только яростное сопротивление Лизы и еще двоих людей Гриндевальда. Протестующе взревев, поредевшая, но все еще устрашающая толпа лавиной двинулась вперед, не позволяя схватить своего героя. Началась давка. Геллерт возвышался над ними. Недосягаемый. Ненаказуемый. Глядел на сминаемых под натиском толпы сотрудников правопорядка и тонко улыбался. А затем, когда несколько голосов начали скандировать «Грин-де-вальд!», голубой и синий глаза вдруг остановились точно на Альбусе, выловив его из вороха шляп и мантий. Лишь на одно краткое мгновение - в следующий миг подоспело подкрепление из аврората, и Геллерт трансгрессировал с неслышным за криками хлопком - но Альбус успел понять абсолютно все. Геллерту никогда не нужны были ни мир, ни уступки О’Брайена. Ни, похоже, сам Альбус. Сорвав с себя одеяло, он приманил одежду с вешалки. До встречи с Дереком оставалось еще несколько часов, но вряд ли ему удастся уснуть. Спокойный сон за почти полгода, прошедшие с убийства О’Брайена, стал такой же редкостью как дни, проведенные без сожалений. И неустанных размышлений о том, как исправить если не прошлое, то хотя бы настоящее.