Вир Унда

Скинув башмаки и мантию, он бросился в воду, не оставив себе ни единого шанса передумать. Несмотря на теплое дыхание давно вступившего в права апреля, вода в Черном озере была ледяной. Даже подействовавшее миг спустя терморегулирующее заклинание далеко не сразу помогло справиться с пронзившей тело стужей. Крепко стиснув зубы, чтобы ненароком не прикусить язык, перед погружением Альбус еще раз оглянулся на замок. Хогвартс подмигнул ему единственным огоньком, горящим в окне директорского кабинета. В этот час все - все те немногие оставшиеся - уже спали, и в окнах Гриффиндорской башни тоже не горел свет. Узнав, куда на ночь глядя собрался его старший брат, бдительный Аберфорт только махнул рукой, задернул полог и спустя мгновение уже сладко посапывал. Особой любви к русалкам он не питал. Все потому, что в детстве, позавидовав Альбусу и решив, что сам ничуть не хуже, Аберфорт стащил жабросли из его тайника и самовольно отправился на озеро Лох-Нант - знакомиться с водным народом. Там он сразу наткнулся на патруль, подрался (!) с ним, не уловив предупредительные знаки, и только благоразумие и симпатия юной Айлы к Альбусу (а также отсутствие у Аберфорта столь ненавистной волшебной палочки) помогли уберечь незадачливого дипломата от совсем недетских последствий. С той поры Аберфорт ни разу не выказал желания предпринять еще одну попытку подружиться с водным племенем, так что быстро потерял интерес и к ночной вылазке Альбуса. А тому это было только на руку. Вопрос, который он хотел обсудить с русалками, имел глубоко личный характер. К этому моменту терморегулирующие чары приспособились к температуре окружающей воды, и, сотворив заклинание головного пузыря, Альбус без колебаний нырнул, всколыхнув пятками почти сразу же успокоившуюся гладь. За годы обучения в Хогвартсе он исследовал Черное озеро столь же подробно, что и озеро Лох-Нант в Насыпном нагорье, и мог ориентироваться в его глубинах даже ночью. Самой главной сложностью тут было найти светящийся отпечаток четырехпалой руки на одном из подводных валунов, оставленных прошедшим когда-то ледником - а уж после пересечения границ водного королевства русалки находили бесхвостого гостя сами. Привычно проталкивая себя в плотной толще, Альбус все глубже погружался в темные воды - мрак вокруг него сгущался подобно теням, наползающим на угасающую свечу - ибо путь скромно освещал лишь огонек магического света, плывущего чуть впереди его лба, со стороны наверняка придавая ему сходство с рыбой-удильщиком. Свет привлек парочку вечно голодных хариусов. Едва завидев Альбуса, те метнулись в разные стороны, но затем пристроились сзади, надеясь на ошметки со стола этой огромной уродливой рыбы. Спугнули их только густые заросли многометровых фиолетово-зеленых водорослей, в которых Альбус повстречал молодую послушницу Слышащих, шаманов племени. Совсем еще юная, наверняка лишь недавно прошедшая обряд инициации русалка, однако же, сразу узнала Альбуса и радостно перекувыркнулась, выронив сеть, в которую собирала спящих на водорослях улиток. - Даритель огня и солнца! - запоздало спохватившись, что будущей Слышащей не пристало так себя вести, чинно изрекла она, задирая подбородок в приветственном жесте и оголяя покрытые флуоресцирующей краской жабры. - Ты вернулся. - Приветствую тебя, - Альбус тоже приподнял голову, но лишь чуть-чуть, справедливо предположив, что занимает в иерархии водного племени более высокую позицию, нежели еще не принесшая обет послушница. - Мне нужно увидеть Короля. Не могла бы ты проводить меня к нему? Хоть Альбус и являлся официальным другом водного народа, любому человеку разумнее было показаться в подводном городе в сопровождении местного. Идея привела молодую русалку в дикий восторг: - С удовольствием! - и, позабыв о собранных улитках, она резво взмахнула хвостом, уверенно ныряя в водоросли. Ночное зрение русалок и тритонов позволяло им прекрасно обходиться без дополнительных источников света, хоть и придавало их выпуклым глазам дополнительное желто-зеленое свечение, пугающее даже ко всему привыкшего Альбуса. С проводником дело заметно ускорилось, и спустя несколько минут они достигли окраин подводного города. Конусообразных жилищ с круглыми лазами в усеченных верхушках здесь насчитывалось около сорока - Черное озеро имело куда более скромные размеры, нежели Лох-Нант, а потому и племя, населяющее его, было малочисленней. Отличал местных и внешний вид - скорее зеленый, чем синий оттенок волос, уплощенная форма спинных плавников, меньшие размеры тела и некоторые другие, уловимые лишь для наметанного глаза признаки. Но как емко подытожил бы Аберфорт, будь он здесь, жители Черного озера попросту были уродливее. Помимо внешности различия наблюдались также в орнаментах, декорирующих конусовидные жилища, и в украшениях, изготавливаемых по большей части из панцирей водных насекомых, а не раковин моллюсков. В то же время язык и песни, хоть племена разделяло огромное расстояние, как в свое время убедился Альбус, не отличались нисколько. Водный народ ревностно следил за сохранением традиций предков, и язык был для них не только средством коммуникации и передачи знаний. В языке заключалась их магия, незримые струны которой пронизывали их историю, мифологию, все стороны культуры и быта. Древняя как само время эта магия стала неотъемлемой частью их жизни, и исказить произношение хотя бы одного слова, изменить хотя бы одну строчку в песне представлялось для водного народа немыслимым кощунством, фактически отречением от принадлежности тритоньему роду. А последнее, в свою очередь, казалось сродни отречению от воды - абсолютным безумием. Потому, зная язык одного из племен, можно было смело заговаривать (со всем присущим уважением, конечно) с представителями водного народа в любой точке мира, тем более что тем наверняка уже были известны все самые последние новости своих далеких собратьев. Такая тесная связь между племенами в условиях непреодолимой географической изоляции сохранялась благодаря ан андл двур, особой системе каналов, неведомым образом соединяющих отдельные озера и моря. Каналы эти обычно располагались на глубине, в подводных расселинах и ущельях - места эти считались священными - и позволяли русалкам и тритонам из разных племен и самых отдаленных уголков мира видеть и слышать друг друга так отчетливо, будто они действительно находились рядом. Волшебники не догадывались о существовании каналов - и Альбус не собирался о них рассказывать, опасаясь экспансии на территории водного народа - а потому это чудесное явление совсем не было изучено. Водные жители верили, что ан андл двур досталась им от великих предков с тех древних времен, когда Владыка вод жил среди смертных, а водные племена еще не были разобщены. Что же до Альбуса, невероятный феномен занимал его ум уже долгие годы, но в отсутствие возможности провести ряд экспериментов - из уважения к святыне - ему оставалось лишь строить догадки о происхождении и механизме этого явления. Сильнее всего он склонялся к гипотезе, что в основе ан андл двур лежит та же магия, что поддерживает связь между вир унда. Но так как природа последней также была для него загадкой, гипотеза оставалась лишь гипотезой. Что ж, ради этого он и здесь. С правителем племени Черного озера, Сломанным трезубцем, Альбус уже много лет состоял в теплых дружеских отношениях. Недаром, будучи старостой, он гонял от озера особенно любопытных студентов. Королю недавно перевалило за сотню, и хоть для водного народа долголетие не было в диковинку, мало какому монарху удавалось удерживать трон в столь почтенном возрасте. Дело тут было не в дворцовых интригах и не в нетерпении наследников - власть у водных племен не передавалась по наследству - а в том, что правящий монарх обязан был отвечать на вызов любого желающего занять его место и совсем как в первый раз доказывать, что достоин трона. При этом монарх старел, а к числу его возможных соперников каждый год прибавлялись молодые и амбициозные. Численность племени Черного озера, правда, была очень невелика, так что Сломанному трезубцу не особенно часто приходилось воевать за корону, но все же это впечатляло. Подводных пещер в Черном озере не было, так что королевское жилище представляло собой полусферу, воздвигнутую на самом дне из плотно сплетенных водорослей и палок. Этот своеобразный шатер вполне вмещал все племя, не считая молодняк, не прошедший обряд инициации, но сейчас был практически пуст - в этот час бодрствовали лишь патрульные и Слышащие, предпочитающие исполнять свои ритуалы в свободное от мирской суеты время суток. Да еще король, приготовления ко сну которого были так бесцеремонно прерваны неожиданным появлением почетного гостя. - Прошу прощения за поздний визит, - поспешил искренне извиниться Альбус, вздернув подбородок так высоко, как только сумел. - Я в этих краях проездом и завтра уезжаю, но не мог не запечатлеть Вам свое почтение. И к тому же у меня хорошие новости. - Нам радостно видеть тебя в любое время. Да и важность сна в нашем возрасте сильно преувеличена, - благосклонно кивнул король в ответ. Английский, как и человеческую мимику, он осилить так и не сумел, поэтому его радости приходилось верить на слово - слишком уж недовольно по человеческим меркам кривилась широкая щель королевского рта, окруженная по-старчески отросшими чешуйками и бородавками. Тем не менее, Сломанный трезубец еще не утратил королевского величия. В молодости он поражал своими богатырскими размерами, и теперь старческая сухость лишь резче подчеркнула его развитую мускулатуру и острые как зубы спинные плавники. На выгнутой колесом груди старого тритона красовалась пластина из синих панцирей водяных скорпионов, украшенная речным перламутром и кусочками отполированного водой зеленого бутылочного стекла. На поясе явно не эстетики ради висели ножны с изогнутым как коготь кинжалом, и вдобавок, придавая королевскому облику пущую величественность, его фигуру серебристым облаком обволакивали длинные, почти до самого кончика хвоста седые волосы. Нет, никто не назвал бы Сломанного трезубца уродливым, немощным стариком. Он приглашающе повел четырехпалой кистью. - Порадуй же нас хорошей вестью. - Со следующего учебного года я начну преподавать в Хогвартсе, - с монаршьего позволения подплывая ближе, поведал Альбус. - А потому смогу навещать Ваше Величество чаще. - Новость воистину чудесная! - следуя обычаям своего народа выражать эмоции телесным образом, король водрузил ладони на его плечи, крепко их сжав. С близкого расстояния можно было различить почти стершуюся золотую метку на его торчащей ключице. Его вир унда, королева, умерла много лет назад, и Альбусу вдруг подумалось, что, может, поэтому Трезубец всего себя посвятил королевским заботам, не давая и шанса молодому преемнику. - Быть наставником - большая честь. Мы уверены, что она выпала тебе заслуженно, Даритель огня и солнца. - Благодарю, Ваше Величество, - польщенно улыбнулся Альбус, расценив, что момент для истинной цели его погружения сейчас самый подходящий. - Вы позволите мне связаться с Каплей солнца? Хочу порадовать и ее. - Она будет рада это услышать, - понимающе кивнул король, взмахом подзывая кого-то из теней шатра. - Слышащий проводит тебя к святыне. - Благодарю и не смею Вас больше задерживать, - еще раз задрав подбородок, Альбус поплыл вслед за подоспевшим шаманом, покрытым узорами светящейся краски так обильно, что не потребовался магический свет. В общем-то Альбус знал дорогу, но активировать канал могла лишь особая русалочья песнь, и не столько даже сама мелодия, сколько магические вибрации, проникающие глубоко в земные недра. Отголоски далекого эха, объединяющие разрозненные племена общим прошлым, настоящим и будущим. Возможно, когда-то давно, еще до Мерлина нечто подобное было и у волшебников, но о тех временах остались лишь мифы и полуобвалившиеся настенные рисунки, не раз замеченные Фламелями в древнейших египетских гробницах и развалинах шумерских зиккуратов. - Сюда, Даритель! - окликнул Слышащий, когда Альбус, задумавшись, едва не проплыл мимо расщелины. Больше всего та напоминала треснувшую на торте глазурь и не особенно поражала воображение, но проплыть мимо - если ты, конечно, не обеспокоенный тайнами бытия ученый - было попросту невозможно. Уж точно не мимо невесомой стены пузырьков, вертикально поднимающихся из расщелины словно дыхание самих земных недр. Альбус пользовался каналом ан андл двур далеко не впервые, но всякий раз восхищался зрелищем как в первый. Слышащий нырнул глубже, схватился за край расщелины и запел нечто похожее на молитву. Ритмичную, но краткую, он пел ее снова и снова, делая паузы лишь для того, чтобы приложить лишенное раковины ухо к земле и прислушаться. И повторял этот ритуал до тех пор, пока серебрящийся, насыщенный пузырьками поток не усилился, принеся с собой ответную песнь. Зов был услышан! Затем пузырьки принесли с «той стороны» голос, в котором Альбус узнал верховного Слышащего озера Лох-Нант. Шаманы традиционно поприветствовали друг друга, осведомившись о здоровье монархов, а затем местный тритон объяснил собеседнику, с кем хочет поговорить Альбус. После нескольких минут ожидания пузырьки взорвались радостным: - АЛБУ! - Здравствуй, Айла, - улыбнулся тот, представляя русалку так живо, как если бы она была рядом. Ее бледно-зеленые волосы, извивающиеся из-под нитей жемчуга подобно щупальцам, лукаво опалесцирующие глаза с горизонтальными гантелями зрачков, кокетливо подчеркнутая золотом нижняя губа и янтарный браслет, его подарок и символ их многолетней дружбы. - Мой дорогой Албу! Я все ждала, когда ты приплывешь. Они не виделись уже года полтора, а то и все два. - Прости. Мне следовало навестить вас раньше, но все никак, - пристыженно покачал головой он, хоть она все равно не могла его видеть. Слышащий тем временем деликатно уплыл во мрак, дабы соблюсти приватность личной беседы. - Но я обещаю, что как только выпадет свободный денек, я обязательно к вам загляну. Да и теперь-то мы сможем разговаривать чаще. Я… - Не извиняйся. Я понимаю, почему ты был занят, - перебила она, и в ее голосе зазвучали сочувственные нотки. - И знаю, зачем позвал меня. - Знаешь? Вряд ли. Мне самому эта идея пришла в голову лишь утром. - Да… Не представляю, что ты сейчас чувствуешь! Мы все очень удивились, когда он приплыл один, без тебя. Даже сперва решили, что с тобой что-то стряслось. - Не понимаю, Айла, ты о чем? - нахмурился в замешательстве Альбус, поспешив заверить. - Со мной все в порядке. С мгновение русалка недоуменно молчала, и поток пузырьков успел выровняться и поредеть, но только затем, чтобы вновь всколыхнуться причудливыми завихрениями, когда она осторожно спросила: - Так ты не знаешь? Гелле был у нас. - ..ЧТО?! Гриндевальд приезжал в Насыпное нагорье?! Добровольно? Верилось в это с трудом. - Когда он приходил? - Почти луну назад, - размытость в определении дат, коей грешил водный народ, не помешала Альбусу догадаться, когда именно Геллерт нанес свой визит. Сразу после дуэли. До того, как отправился к Поттерам. - Надеюсь, никто не пострадал? - Пострадал? Нет! Но Албу…, - она замялась, подбирая слова. - Он хотел… хотел… Нет, я не могу произнести это! От ее сердитого вскрика Альбуса овеяло облаком щекочущих пузырьков. Вот только сейчас ему было не до смеха. Он прекрасно понимал, что могло так сильно расстроить добропорядочную русалку. Гриндевальд искал способ избавиться от метки. Он и здесь меня опередил. - И что вы, хм, ему ответили? Пузырьки, вырывающиеся из трещины, теперь навевали на мысли о кипящей воде. - А что тут отвечать? - возмутилась Айла. - Это невозможно! От вир унда нельзя отказаться! Метка - это знак священных уз между двумя душами, чтобы те нашли друг друга в жизни и после смерти! Ее нельзя содрать как старую чешую! А жаль. Теперь, когда Мантия-невидимка блокировала действие метки, смысл в ней окончательно иссяк, и Альбус все больше чувствовал себя заклейменным, запятнанным ею. И с огромным удовольствием свел бы ее прочь. По крайней мере, в этом мы с Геллертом единодушны. - Ты уверена, что это невозможно для нас? Мы ведь не принадлежим водному народу, - цепляясь за последнюю надежду, возразил Альбус. - А во время ритуала я вообще использовал человеческую магию, чтобы найти его без помощи чувств. Возможно, в нашем случае все по-другому? И метки не связывают нас так же крепко, как вас? Невзирая на расстояние Альбус прямо-таки почувствовал холодный клинок ее строгого взгляда. - Ты тоже желаешь отвергнуть священные узы? - казалось, будь Айла рядом, к горлу Альбуса уже был бы приставлен нож. Одно неверное слово - и он умрет для нее так или иначе. - Я ни за что не отказался бы от них, будь Геллерт тем, кем, я думал, он является, - ответил Альбус, осторожно подбирая слова, и в них он был всецело искренен. - Но он… очень плохой человек, Айла. Ужасный человек. Русалка осталась неуклонна, даже напротив, словно уверилась в своей правоте: - Может, и так. Но тогда тем более понятно, почему он связан именно с тобой. Ты - сильное течение, Албу. Которое сможет с ним совладать. Глупости. Будь оно так, все сложилось бы совсем иначе полгода, пять лет назад. А может и еще раньше. Но дело даже не в этом. - И что же, мне теперь нести ответственность за его жизнь? - раздраженно фыркнул Альбус. - Он выбрал свой путь, а я свой! Я не собираюсь бегать за ним, воспитывать и отвечать за его преступления! Пузырьки всколыхнулись подобно тяжкому вздоху. - Ты и не обязан, Албу. Но все равно будешь... Тебе придется. Течения ваших жизней переплетены навсегда. Такова воля Владыки вод. Владыка вод, Дары смерти, пророчества. Как же ему осточертел этот дешевый фатализм! - Значит, Владыка вод ошибся, - с непривычной для себя жесткостью изрек Альбус. - Потому что если Геллерт снова сунется в мое течение, он уже не выплывет.

***

Его разбудили взволнованные голоса. - Ну что? Как он? - Пульс ровный, месье. Опасность миновала. - Почему же он до сих пор не пришел в себя? - Трудно сказать. Физически он полностью здоров… Мужчины тараторили на французском, и это жутко раздражало. Ведь он так сладко спал. - Вы хотите сказать, что его разум… погиб? - Нет, месье! По крайней мере, нет никаких причин так думать. Я бы скорее назвал его состояние глубоким сном. - Сном? Ну так разбудите его! - Я пытался, месье, но он не демонстрирует никакой реакции на пробуждающую настойку и бодрящие чары… - Мерлин! А можно потише?! - сердито рявкнул Геллерт, отрывая голову от подушки. И чуть нос к носу не столкнулся с мужчиной в пенсне, склонившимся над его кроватью. Тот, правда, вообще никак на это не отреагировал. Даже не моргнул, продолжая сосредоточенно смотреть куда-то сквозь Геллерта. Стоящий у него за спиной тучный мужчина, в котором Геллерт узнал Альфонса Розье, главу семьи Розье, неотрывно глядел туда же, скрестив руки на груди и выжидательно постукивая пальцами. Посверкивая перстнем с крупным рубином. - Да что с вами?! Ау! - возмущенно фыркнул Геллерт, и только затем до него дошло, что он не слышит свой собственный голос. Что за… Он помахал рукой перед самым приплюснутым носом целителя, но на линзы его пенсне не легла даже легкая тень. Ибо не было руки, чтобы бросить ее. Ничего не было. Геллерт вдруг осознал, что смотрит на происходящее откуда-то сверху, словно с потолка этой небольшой, но богато убранной спальни. Вот перепуганный целитель, у ног которого лежит выпотрошенный саквояж. Вот лысеющая макушка раздутого гневом Розье, тщательно зачесанная остатками темных волос. А вот и светловолосый молодой мужчина на измятых, изломанных складками простынях. Его грудь в распахнутой рубашке медленно вздымается и опускается, с полнокровных губ срывается размеренное дыхание, глаза за плотно сомкнутыми веками неподвижны, на лице - блаженное расслабление. Это лицо Геллерт видел чаще других,гордился им, ревностно поддерживал его красоту, тренировал перед зеркалом гамму его выражений и полутонов. В точности знал, как именно изгибается четкая линия насмешливых алых губ, выражая презрение или самодовольство, и как одно лишь движение бровей может превратить презрение в лирическую грусть, а самодовольство - в самоиронию. Это лицо очаровало многих и умело творить магию, подчас сопоставимую с колдовством осиновой палочки. И ему оно больше не принадлежало. Я что, умер?.. - Эй! Эй! Эй! - отчаянно заголосил Геллерт, но с тем же успехом мог обратиться к люстре из богемского стекла. Не слыша его, мужчины продолжали разговор, перешедший на повышенные тона: - Вы ошиблись, Бартоломью! Фатально ошиблись! Вы обещали, что поможете, а что в итоге? Сделали только хуже! - Хуже? - на побледневшем лбу целителя выступили капли пота. - Позвольте, месье! Если бы не я, он скончался бы от болевого шока! Проклятье «Вечной пытки» очень-очень редкое. Повезло, что я вообще распознал его и вспомнил контрмеру, пусть и с незначительной ошибкой. Проклятье. Точно. Он вспомнил, как воспользовался порталом Розье. Значит, он все же помог мне. Но что они сделали со мной? Я все еще жив, но… что я? Тем временем зеленые глаза Розье вспыхнули недобрым, опасным огнем: - Незначительной?! Да какой от него теперь толк? Гриндевальд был нужен мне не просто живым, но и дееспособным! А из-за Вашей некомпетентности он теперь чертов овощ! Альфонс Розье был одним из первых представителей магической знати, поддержавших движение Геллерта, пусть и не официально. Он обещал финансовую помощь и негласную поддержку Lüchten, общественно-политической газеты Геллерта, в которой тот развивал свои идеи об Общем благе. Через него же Геллерт планировал в скором времени выйти в высший магический свет, дабы завладеть также и умами волшебной аристократии и власть имущих. Но, конечно, Геллерт не обманывался, прекрасно понимая, что нужен Розье точно так же, как тот необходим ему. И это взаимное пользование, обусловленное не столько личными симпатиями, сколько расчетом и выгодой, более чем его устраивало. Вот только теперь оно же грозило отказом Розье от дальнейших попыток вытащить его с того света. Геллерт пребывал на грани истерики. Тем временем опальный целитель был выгнан с позором прочь. Но не успел Розье, злобно постучав каблуком по полу, разразиться как следует руганью, как дверь в комнату снова открылась, и в нее вошла девушка лет шестнадцати в костюме для верховой езды и высоких сапогах, густо облепленных грязью. Ее походка была настолько стремительной, что если б не грязные следы подошв, казалось бы, что она вовсе не касается земли. А сурово сверкающие зеленые глаза явно намекали, что Розье это ее… - Дядя! - снимая на ходу перчатки и грозно размахивая ездовым стеком, она выглядела как учительница, отчитывающая нерадивого ученика, хоть едва доставала мужчине до плеча. - Я только что обо всем узнала! - И поспешила вернуться с прогулки, чтобы донести до меня свое драгоценное мнение, - криво усмехнулся Розье, впрочем, по-доброму, без издевки. Сняв шлем, под которым оказались густые темные локоны прилипших ко лбу волос, она крайне неодобрительно покосилась на Геллерта. Того, что лежал в кровати, естественно. - Как ты мог пустить Гриндевальда сюда, в фамильный особняк! Его разыскивает Международная конфедерация. Прятать его опасно. Он сам опасен! А что если сюда заявятся его друзья? Розье беспечно отмахнулся: - Никто не узнает, что он здесь. Слуги не посмеют болтать, а Бартоломью будет держать язык за зубами, потому что иначе я сотру в порошок и его самого, и его драгоценную карьеру. - Но если все-таки всплывет, - не унималась девушка, - что ты укрываешь Гриндевальда, вся наша семья… - Не пострадает, - твердо перебил ее Розье, вперив прямой и тяжелый как рельсы взгляд. - Если только, конечно, ты не намерена проинформировать Министерство об этом злостном нарушении. Так ее, Альфонс! - Разумеется, нет! - оскорбленно отрезала та, вспыхнув ярким румянцем. - Но ты ставишь нас всех под удар! Снова! - Если тебя это так сильно беспокоит, ты вольна вернуться в школу, не дожидаясь окончания каникул, моя дорогая племянница. И сделать вид, что тебе абсолютно ничего не известно. - Я…! - осекшись, она поджала недовольно скривившиеся губы, словно удерживая за ними слишком резкие слова, а затем хмуро кивнула на Геллерта, и ее вопрос прозвучал уже куда более спокойно и рассудительно. - Как скоро он поправится достаточно, чтобы покинуть нас? - Стараниями Бартоломью, вероятно, никогда! - мгновенно разозлился Розье, будто перенимая эстафету. - Я велю выслать за целителем Фурнье, но если и тот не сумеет помочь, все кончено! Все мои планы полетят к чертям! В груди Геллерта, хоть это было невозможно за отсутствием оной, похолодело. Что значит, все кончено? Эй?! - Если послать сову месье Фурнье сейчас, он сможет приехать уже завтра к вечеру, - согласно кивнула девушка, косясь на Геллерта как на плешивую дворнягу, имевшую наглость запрыгнуть к ней на кровать. - А до тех пор я бы не советовала тебе оставлять его без присмотра. Кто еще знает о нем? - Кроме тебя, Бартоломью и слуг - никто, - послушно отозвался Розье, явно высоко оценивающий мнение племянницы, хоть та годилась ему в дочери, если не внучки. - В таком случае я буду дежурить первая. Только переоденусь, - придерживая шлем подмышкой, второй рукой она деловито поправила волосы. - Его палочку, надеюсь, надежно спрятали? Ах ты, маленькая дрянь! Розье молча отогнул полу мантии, демонстрируя внутренний карман, из которого торчала осиновая палочка, и Геллерт зарычал в беспомощном беззвучии. - Хорошо. Я скоро вернусь, а ты, дядя, пока пиши письмо месье Фурнье. - Винда! - он окликнул ее у самой двери. Полуобернувшись, так, что был виден лишь ее точеный профиль, она вопросительно изогнула темную бровь. Ничуть не задетый ее надменностью на грани с пренебрежением Розье отечески улыбнулся: - Спасибо, что помогаешь. Изящно поведя плечами, та бросила прежде чем удалиться: - Мы же семья.

***

Свыкнуться с бестелесностью оказалось не так-то просто. Хоть сутки спустя он по-прежнему никуда не делся - его не утянуло в воронку божественного света, за ним, тактично покашливая, не явилась госпожа Смерть - а продолжал висеть над своим телом, неспособный отдалиться больше чем на метр, словно заякоренный к нему. Хоть существование какой-никакой связи отчасти утешало, вид собственного тела - неподвижного, беззащитного, такого близкого и такого недоступного - вселял ужас и непрекращающуюся тревогу. Бесчестное количество раз Геллерт пытался «вселиться» обратно, но быстро убедился, что так это не работает. Две части его словно существовали в двух параллельных реальностях, между которыми не было ни одной точки пересечения. Положение его было бы забавным, если б только не таким отчаянным, и освобожденный от необходимости есть, спать и чувствовать усталость - чувствовать хоть что-то - способный лишь бесконечно предаваться панике, мечась по кругу, Геллерт то и дело тоскливо возвращался мыслями к тому, как он вообще дошел до жизни такой. Во всем виноват был Альбус. И моя глупость, конечно. Но в первую очередь - Альбус. Заявиться по его душу, использовав метку, прямиком в самое сердце его штаба… Разве мог Геллерт ожидать настолько опрометчивого и дерзкого поступка от всегда осторожного и рассудительного Дамблдора? От человека, который так аккуратно и ловко подобрался к нему в Конфедерации? Я не думал, что он готов к прямой конфронтации. Не подозревал, насколько он готов... Высокая, несгибаемая фигура Дамблдора в волнах ревущего пламени - если бы Геллерт мог сомкнуть веки, то продолжал бы видеть ее, выжженную изнутри. Но все же он не убил бы меня. Я видел это в его синих глазах. Колебание. По крайней мере, эта слабость осталась при нем. Мне не нужны еще хладнокровные убийцы, достаточно Багрова. Если, конечно, тот рискнет приползти и просить прощения за то, что посмел тронуть... Хах! Но Дамблдор как раз жив-здоров, а я обречен влачить жалкое существование полудохлого полтергейста! Нет, я бы не отказался, если б Багров приполз сейчас даже и без извинений. Зря я не сказал никому, куда отправился. А, впрочем, они бы все равно не нашли меня без портала… Поттер, чтоб его! Откуда он только понабрался этого темномагического дерьма?! Что, если я навсегда останусь вот так? Несчастным сгустком сознания? Это даже не жизнь привидения - призраки хотя бы могут разговаривать и летать, где хотят - это какой-то сущий бред! Я не заслужил подобного! Я не… “Ты будешь проклят. Проклят!” А, дорогая матушка, оказывается, дедушка и тебя не обделил пророческим даром. Что же ты видела? Как погибает твой младший сын? Приятно, наверное, было увидеть такое напоследок. Ты смеялась, умирая?.. От пучины кромешного ужаса и отчаяния его, как ни парадоксально, спасали мысли о жутком видении, посетившем его после больницы. Оно отличалось от предыдущих сразу по нескольким причинам. Прежде всего, это было первое не связанное с ним лично пророчество. До этого он видел исключительно смерть близких - брата, матери, Альбуса, а также едва не ставшую смертельной для него самого ловушку Крапивина. И Старшую палочку. Последнее же видение показало смерть незнакомых ему людей, да к тому же маглов. Но значит ли это, что увиденная война - война будущая, беспощадная, невообразимо жестокая - никак не связана с его судьбой? Из-за чего она начнется? Ради чего будет продолжаться? Что принесет миру помимо страданий и смерти? Он знал, что обязан во всем разобраться. Не только ради себя, но ради всего мира - ведь если в том видении маглы сражались с волшебниками, если то была война двух рас, его долг - предупредить своих. Геллерт не сомневался, что видения посылаются ему не просто так. Судьба не раскрывала бы ему свои планы, если б не желала, чтобы он вмешался, чтобы подготовился. Вот только никогда до этого ему не удавалось заглянуть в планы подобного масштаба и настолько высокого порядка. Было ли это «легально», Геллерт не знал, но очень хотел повторить. Однако, провоцировать пророчества не представлялось возможным, если только не… Морфин, который ему вкололи в магловской больнице, не выходил у Геллерта из головы.

***

На следующий день, наступивший, по мнению Геллерта, спустя всего какую-то вечность, на вызов, наконец, приехал целитель Фурнье. Вопреки ожиданиям он оказался вовсе не тем чванливым волшебником в дорогой мантии с расходящимся на упитанном животе жилетом, какими обычно бывали специалисты его уровня. Напротив, он был высок, жилист, просто одет, а бледную от природы кожу покрывал ровный слой бронзового загара. Сняв шляпу и проведя мозолистой рукой по щетине коротко стриженных выгоревших волос, он поздоровался с месье Розье (продежурившая в спальне всю ночь Винда ушла лишь недавно) и тут же приступил к делу, отказавшись от чая или чего покрепче. - В письме Вы сообщили, что он был подвержен действию проклятия «Вечной пытки», - прижимая подушечки указательного и среднего пальцев поочередно к разным участкам кожи на запястье Геллерта, целитель сосредоточенно прислушивался к его пульсу, кивая сам себе. - А затем контрзаклятию. - Именно так, - подтвердил Розье, складывая толстую спортивную газету. - Но наш семейный целитель, очевидно, где-то ошибся, и с тех пор месье не приходит в себя. - Очевидно, ошибся, - согласился Фурнье, вытягивая из специального узкого кармашка на поясе короткую волшебную палочку и нацеливая ее на лоб Геллерта. Наблюдая за всем сверху, тот напрягся. Вспыхнув, его тело охватило мощное золотистое свечение. И тут же погасло. - Хм… Сменив палочку на другую, желтовато-белую и слегка загнутую, напоминающую отполированный осколок кости, Фурнье медленно повел ею над Геллертом, и на том тонким слоем осело облако золотистых частиц. - Что это? - встревожился Розье, но целитель жестом заставил его замолчать, вглядываясь в золотое напыление так, будто на нем должны были вот-вот проявиться таинственные письмена. Спустя мгновение частицы действительно пришли в движение, начав медленно, одна за другой отшелушиваться, взмывая вверх и растворяясь в воздухе подобно искрам, проскакивающим над пламенем костра. - Что это значит? - Это значит, - задумчиво глядя, как облетают последние золотые чешуйки, пояснил Фурнье,- что связь между душой и телом месье нарушена. - Что?! - ахнул Розье, хватаясь за стеганный ворот пурпурного домашнего халата. Криворукие идиоты! - безмолвно взвыл Геллерт. - Но как?.. - Не имею ни малейшего понятия, - отозвался целитель, выуживая из внутреннего кармана перетянутый тесемкой сверток тонкой кожи и бережно разматывая его на коленях. - Но эффект, надо признать, достигнут. Жизнь месье спасена, хоть и самым радикальным способом. Scheiße! Вот уж точнее не опишешь! - Это поправимо? - Розье, наконец, соизволил задать вопрос, волнующий Геллерта более всего остального. - Учтите, Вы можете делать все, что потребуется. Деньги не проблема. Уж я надеюсь! Вытянув из свертка пучок длинных акупунктурных игл и осмотрев тонкий кончик одной из них на свет, Фурнье лаконично заключил: - Посмотрим.