Вир Унда

Альбуса будто ударили в грудь. Как он только посмел… С их с Гриндевальдом последней встречи прошло шесть лет. Шесть долгих лет Альбус искал его, нападая на след то тут, то там, выискивая малейшее упоминание, прослеживая тончайшие связи, но Геллерт ускользал как дымка, утекал как песок сквозь пальцы - владея Мантией, это было нетрудно - и продолжал чинить раздор и хаос, оставаясь безнаказанным за убийство Дерека и еще многие-многие другие. И сейчас, заявившись на публичное мероприятие вот так запросто, Гриндевальд насмехался не только над аврорами, бессильными как-либо помешать ему, но и над Альбусом, потратившим годы в безуспешных попытках отыскать его, тогда когда вот он, Гриндевальд, собственной персоной. И ничего сложного. Горячая ладонь Федерико незаметно сжала его запястье, предупреждая от опрометчивых поступков. Альбус застыл. Он и не заметил, как спустился на пару ступеней, выхватив палочку из рукава мантии. Впрочем, никто не заметил - все до единого взгляды сейчас были направлены на нежданного гостя. - Герр Гриндевальд! Какой сюрприз! - первой нашлась фрау Фергюсон, как всегда излучая очарование. - Мы не ожидали, что Вы решите посетить наше маленькое мероприятие. - О, не скромничайте, Имельда, - останавливаясь в нескольких шагах от лестницы, усмехнулся Гриндевальд, небрежным жестом приманивая бокал с подноса ближайшего официанта и картинно обводя им вестибюль. - Вечер просто чудесный. Да и давненько я не был в Стокгольме. Серебряный сикль, тут же упавший в наполовину заполненные песочные часы, прозвенел задорным эхом в повисшей тишине. Возглавляя список самых разыскиваемых преступников, Гриндевальд много лет был сильно ограничен в своих передвижениях, но после того, как с некоторых пор его имя таинственным образом исчезло из сыскных списков Германии и Австро-Венгрии, Министерства которых к тому же отказались экстрадировать Гриндевальда со своих территорий - что едва не повлекло международный скандал и сильно накалило отношения между европейскими Министерствами - это во многом развязало Геллерту руки. Вот и сейчас, фактически находясь в Стокгольме, он, тем не менее, чувствовал себя совершенно свободно, ибо Фергюсоны имели немецкое гражданство, и их поместье юридически принадлежало территории Германии. Так что шведские авроры не имели здесь абсолютно никакой власти, и лишь Фергюсоны могли выпроводить Гриндевальда вон. Но - настигло вдруг Альбуса неприятное осознание - они ни за что не упустят возможность спровоцировать небольшой скандал. Ведь тогда об этом приеме будут говорить еще очень и очень долго. - В таком случае, добро пожаловать, - присоединился к жене Джулиус словно в подтверждение его догадке. - Наши двери сегодня открыты для всех, кто хочет помочь. По залу, словно прорвало плотину, прошелся вихрь оживленных шепотков: - Что? Гриндевальд? Это правда Гриндевальд? - Возмутительно! Как только ему позволили остаться! - А я вот послушаю, если ему есть, что сказать. - Ну разумеется, есть. Этот за словом в карман не лезет. - Нет, я решительно против! Если здесь рады любому сброду, ноги моей тут больше не будет!.. Несколько гостей гордо покинули особняк. Но лишь несколько - мало кому даже из числа ярых противников Гриндевальда и его идей хотелось пропустить назревающее зрелище. Проигнорировав их уход, Геллерт отвесил благодарный поклон хозяевам вечера и отсалютовал бокалом в честь остальных, глядя при этом строго на Альбуса. И довольно ухмыляясь. Эти очерченные губы больше не алели, да и остальные черты лица за минувшие годы утратили последние следы юношеской округлости, став более острыми, птичьими. Но это по-прежнему было лицо Геллерта Гриндевальда. Не изменившегося, точно того же, что и раньше. И ненависть Альбуса была точно та же, кипящая, плавящая каждую клеточку его тела. - Не. Надо, - почти беззвучно процедил Федерико ему на ухо. Он не особенно интересовался политикой и не был посвящен в их с Геллертом общее прошлое, но знал, что тот убил лучшего друга Альбуса и что Альбус неустанно жаждет ему отомстить. - Это работа авроров, а не твоя. Лучше пойдем домой. «Никуда я не пойду!» - мысленно рявкнул Альбус, резко высвобождая руку. И, спохватившись, что оскорбил Федерико этим грубым проблеском легилименции, добавил уже вслух шепотом, убирая палочку. - Я обещал произнести речь. Неодобрительно поджав губы, тот больше ничего не сказал, но это лишь значило, что в будущем Альбуса ждет детальный разбор полетов. У Федерико имелось свое понятие о долге и чести, и риск положением не слишком-то с ними вязался, а уж собственной жизни и подавно ничего не стоило. В этом они с Феде расходились фундаментально. Альбус щелкнул пальцами, и бокалы в руках собравшихся мелодично зазвенели, привлекая внимание. - Я хотел бы продолжить, - улыбнулся он как ни в чем не бывало. - Если позволите. Фергюсоны, а за ними и многие другие, поддержали его аплодисментами. Поцеловав руку Винды Розье под пожирающими взглядами светских сплетниц - споры о том, вместе они или нет, не утихали до сих пор - Гриндевальд уставился на Альбуса с повышенным интересом. - Мы собрались здесь сегодня, потому что нам не все равно, - раздумав с минуту, произнес Альбус. Изначально он планировал ограничиться парой дежурных фраз, однако с появлением Гриндевальда ситуация приобрела слишком личный характер, и прятаться Альбус был не намерен. - Как совершенно справедливо подметил герр Фергюсон, новый порядок сильнее всего ударил по определенной части волшебного населения, причем за прошедшие годы этот удар, увы, так и не был смягчен. Большая часть присутствующих никак не связана с политикой высшего уровня и не может напрямую влиять на принятие тех или иных законов. Я сам - обычный школьный учитель. Но кое-что нам по силам, - он вскинул взгляд на висящие под потолком песочные часы, заполненные золотом, серебром и россыпью бронзы. - И пусть это будет лишь скромная в масштабах укоренившейся проблемы помощь, пусть пособия, которыми наш фонд обеспечит безработных, не поднимут с колен пришедшие в упадок производства и частный бизнес, самое главное - мы покажем, что это наша общая проблема, и мы готовы решать ее вместе. Разве может в это непростое время быть что-то важнее единения и взаимовыручки? Глядя на разобщение между магловским правительствами Европы, с уверенностью говорю - нет, не может. Мы должны помогать друг другу. Нельзя допустить разобщения. Вместе мы способны на многое, а любое добро начинается с малого. Нужно лишь только начать. - Замечательные слова, мистер Дамблдор! - закивал Джулиус, взбегая по ступеням к Альбусу и пожимая его руку. - Не подпиши я уже петицию, после такой вдохновляющей речи точно подписал бы. - О-о-о, речь и правда превосходная! - громкие театральные хлопки Гриндевальда оборвали уже стихающие аплодисменты, уняв и поднявшуюся волну обсуждений. Альбус вежливо приподнял бровь, встречая вызывающе-насмешливый взгляд голубого и синего глаз. Он был уверен, что Геллерт не сможет смолчать. Убедившись, что приковал внимание всех присутствующих, Гриндевальд продолжил, прохаживаясь под взглядами волшебников, частью неприязненных и даже гневных, частью одобрительных и заинтригованных, с видом хозяина положения. - Мистер Дамблдор по праву считается одним из ярчайших волшебников современности. Его слова сумели объединить стольких в едином порыве великодушия. Что это, если не волшебство? И как чудесно, когда люди проявляют свои лучшие качества. Сострадание, доброта, любовь к ближнему. Каким мрачным и холодным был бы мир без всего этого! Только представьте, сколько семей находились на пороге нищеты и голодной смерти, лишенные работы и дешевых товаров смешанного производства. Но не теперь! - восторженное пламя в голубом и синем глазах резко сменилось льдом глумливой издевки. - Уж теперь-то они заживут в довольстве и радости, ибо кучка самовлюбленных аристократов соизволила швырнуть им горсть монет. Общая проблема? Чушь! Никто из присутствующих не отдает и толику своего имущества. Все это, - он брезгливо махнул в сторону часов, - всего лишь жалкие объедки с вашего стола... - Не знаю как вы, а я не привык терпеть подобные оскорбления! - громко фыркнул Абраксас Малфой, выдергивая палочку из фамильной трости и посылая в спину Гриндевальда красную молнию. Которую тут же бдительно отбила заклинанием Винда Розье, изящным взмахом обезоружив юного Малфоя под негодующий вскрик его матери. Сам Гриндевальд и бровью не повел, продолжая: - Вы веселитесь и жируете, растекаясь красивыми речами и хвастаясь друг перед другом “благородством” будто драгоценностями или модной одеждой, но на самом деле тешите свое самолюбие этой игрушечной “благотворительностью”. Вместе вы способны на многое? - презрительно фыркнул он. - Вместе вы способны лишь на еще большее лицемерие! В воцарившейся тишине пчелиным гулом нарастало оскорбленное негодование даже тех, кто сперва приветствовал Гриндевальда, но суровый взгляд мадемуазель Розье, швырнувшей Абраксасу его палочку, пресекал любые повторные попытки заставить Гриндевальда замолчать. Их с Геллертом союз отныне не поддавался сомнению. Таким образом, многие взгляды, минуя Фергюсонов, беспомощно обратились на Альбуса, как бывало, когда класс сталкивался с особенно сложным, требующим пояснения заданием. И хоть тот был частично согласен с прозвучавшим опусом, особенно с его завершением, слышать подобные обвинения от такого человека как Геллерт было попросту смешно. - Что ж, кому как не мистеру Гриндевальду больше всех знать о лицемерии? - надменно повел плечом Альбус. - Я еще помню времена, когда он говорил о свободе и равенстве, о ценности жизни каждого, будь то магл или волшебник. Вот только я не совсем понимаю, как все это согласуется с чередой организованных им массовых беспорядков, терактов и убийств. И что-то я никак не возьму в толк, чем все эти насильственные акции помогают волшебникам, оказавшимся за чертой бедности? - Вот-вот! - поддакнул кто-то из толпы, и Альбус внутренне поморщился. Он бы предпочел обойтись без дешевого одобрения. - Этим мы и отличаемся, - снисходительно усмехнулся Гриндевальд, неспешно шагая к лестнице, заложив руки за спину. - Вы не способны увидеть масштаб проблемы. До последнего надеетесь отделаться малой кровью. Кинуть беднякам пару монет, учредить еще один бессмысленный фонд, подать сиротке кусок хлеба. А мир тем временем продолжает гнить, и ничего не меняется. Богатые остаются богатыми, бедные бедными, а волшебники - крысами, попрятавшимися по канавам магловских городов, - он остановился, и его голос стал громче и будто объемнее, наполнившись особым, поставленным многозвучием. - Старые порядки изжили себя, архаичные, запылившиеся законы не позволяют нам выйти из кризиса. Нам тесно, мы задыхаемся в трущобах, куда сами себя загнали. Так больше продолжаться не может. И чтобы разрушить оковы прошлого, чтобы освободиться и начать строить новый мир, я готов на нечто большее, чем вечер фарса и самолюбования. Ах, ну конечно. Ты и самолюбование ведь никогда и близко не стояли, Геллерт Я-Само-Совершенство Гриндевальд. - На убийства, подстрекательство и террор? - вежливо уточнил Альбус. - Пожалуй, не самое лучшее начало для поборника свободы и справедливости, Вы не находите? Да и разве можно на этом построить новый мир? - По крайней мере, пока мы можем выбирать, на чем его строить. Пока за нас не выбрали маглы. Вы все слепы и не видите, куда все неизбежно придет, хотя все признаки уже налицо, - Гриндевальд многозначительно обвел глазами возмущенную очередным нелестным эпитетом толпу, и вблизи Альбус заметил в них нездоровый, фанатичный блеск. - Близится война. Не обычная междоусобная возня маглов за кусочек земли, нет. Подгоняемые алчностью и грезами технологического прогресса державы сцепятся друг с другом в смертельной схватке, которая утопит в крови и огне весь мир. Это будет самая настоящая катастрофа, и вот тогда вы пожалеете, что танцевали и веселились, откупась от проблем жалкими грошами, пока маглы все громче заявляли права на мировое господство, и попытаетесь спастись, но будет уже слишком поздно... - О какой катастрофе идет речь, мистер Гриндевальд? - подал вдруг надменный голос Каспер Крауч, глава британского Портального управления. Храбрецом он не слыл никогда, но неточность и зыбкость фактов вынести не мог. - Может быть, о Титанике, этой гордости так называемого технологического прогресса, который затонул в первое же плавание? Боюсь, Вы слишком преувеличиваете возможности маглов. Так же как и опасность, которую они представляют. Сжимая палочку в опущенной руке, Винда глянула на него как на пса, посмевшего тявкнуть без дозволения хозяина. Геллерт же картинно обратил взор в пространство: - Я видел это. Чувствовал так же ясно, как Ваше тщедушие сейчас, мистер Крауч. Видел, как миллионы погибнут в грязи от пуль, болезней и голода, как целые города будут разрушены до основания, а многовековая культура обратится пеплом, - он говорил, и в его необычайно расширенных зрачках метались жуткие тени, приводя соседей в мистический ужас. Но Альбус увидел в них лишь липкий призрак наркотической зависимости. Его передернуло от отвращения. Весь этот пыл и лоск сразу приобрели тлетворный душок разложения. Ниже падать просто некуда, Гриндевальд. - …Смерть открыла мне свои планы, когда я попался в ее цепкую хватку, - тем временем продолжал тот. - Но я вырвался. Вернулся, чтобы предупредить всех вас. Предотвратить катастрофу. По залу вновь прошлись возбужденные шепотки: - Да, я слышал, он действительно вернулся с того света… - Разве это возможно? - Кажется, маглы называют это комой. Говорят, в это время душа обитает в мире мертвых и познает тайны бытия. - Никогда не слышала большего вздора! - Но он правда узнал многое. О грядущем... - И Вы действительно ему верите? - Страх и паника - удобное орудие в руках того, кому нужно оправдать свое стремление к власти, - кивнул Альбус, спокойно перебивая возросший гомон. - Вы рисуете воистину страшные картины, мистер Гриндевальд, но, хоть лично я всегда являлся приверженцем мирного урегулирования конфликтов, если маглы решат, что война неизбежна - это их право. Мы можем вмешаться, чтобы свести урон к минимуму, но не вправе брать ситуацию под тотальный контроль, лишая маглов той свободы, которую Вы якобы проповедуете. - Свободы достойны лишь достойные, - нетерпеливо отрезал Гриндевальд, предупредительно подняв ладонь. - И прежде, чем вы освистаете меня, задумайтесь. Задумайтесь хорошенько. Разве родители не опекают своих детей, оберегая их от ошибок? Разве мы не ограничиваем свободу больных и немощных, тех, кто не способен позаботиться о себе, кто по какой-то причине вредит себе и окружающим? - В таком случае по Вашей же логике Вы меньше всех достойны свободы, мистер Гриндевальд, - подытожил Альбус, довольный, что дискуссия пришла именно туда, куда он ее вел. Впервые за вечер с лица Геллерта, обнажив уязвленное самолюбие, сползла ликующая ухмылка. Ты прятался от меня слишком долго и растерял форму. - В Вас говорит профессиональная деформация, мистер Дамблдор, - не замечая больше никого вокруг, хищно оскалился Гриндевальд, - раз Вам видится вокруг столько неразумных, нуждающихся в поучении детей? Или же Вы вправду не способны зреть на несколько шагов вперед? Если так, то я очень рад, что Вы избрали карьеру учителя. Что может быть опаснее, чем целитель, не способный решиться на радикальные меры, чтобы спасти жизнь умирающего? Отсечь гнилую плоть, спустить больную кровь. Многие врачебные практики причиняют боль и страдания прежде, чем принести исцеление, но это цена, которую приходится заплатить за жизнь. Ты оборвал уже столько жизней, что давно утратил платежеспособность. - Не много ли Вы на себя берете, мистер Гриндевальд? - фыркнул Альбус, спускаясь с последней ступеньки. Заслышав отдаленный шум, некоторые гости обернулись на распахнутые окна. - Решая за всех, какую мы должны заплатить цену? - Кто-то должен это сделать, - Геллерт с готовностью шагнул ему навстречу, и мадемуазель Розье вновь подняла палочку, предостерегая Мармонтеля и еще некоторых от попыток вмешаться. - Пока остальные трусливо бездействуют. Или, быть может, Вы полагаете, что больше меня подходите на эту роль? Что Вы получше прочих? Так чем же мы тогда отличаемся, мистер Дамблдор, если не лицемерным отказом признать свое превосходство? - О, Мерлин! - вскрикнул Гораций у окна. - Они идут сюда! Теперь уже почти все гости отвлеклись от дебатов, чтобы убедиться, что к особняку Фергюсонов подходит скандирующая лозунги в поддержку Гриндевальда толпа. Раздались испуганные вскрики. Джулиус бросился вызывать блюстителей правопорядка. Альбус, впрочем, уже закусил удила: - Лицемерие, Геллерт? А разве ты страдаешь как те, за кого так страстно борешься? Теряешь тех, кого любишь? Во всех бедах, которые обрушились на тебя, виноват ты сам. Ты сам причинил уже столько горя, что любые слова об общем благе из твоих уст звучат ядом, и в каждом я слышу лишь твой эгоизм! - Да ты назовешь эгоизмом что угодно, на что не осмелишься пойти сам! - тут же взорвался Геллерт, явно накопивший не меньше злости и обид. - Ты готов прогнуться под любого, якшаться с кем угодно, лишь бы избежать даже самого ничтожного конфликта! Тебе приятно чувствовать себя благодетелем, спасать несчастных и убогих, но на большее ты не способен! Потому что тогда придется замарать руки, а этого наш староста допустить не может, ведь тогда у него отберут почетную медаль! Мимо, не замечая их перепалку, просеменила фрау Фергюсон, пытающаяся организовать экстренную эвакуацию самых важных гостей. Трансгрессия с территории особняка была невозможна, а потому волшебники панически высыпали на крыльцо, где их спешный отход прикрывали прибывающие авроры. В поднявшейся суматохе уже никто не услышал их окончательно утратившую подобие вежливых дебатов склоку: - И это говорит тот, кто создал вокруг себя культ мессии и пророка! - разгневанно зашипел Альбус, шагая к Гриндевальду с все более усиливающимся намерением отхлестать по лицу. - Ты как никто знаешь, что это правда! - гневно закричал тот в ответ, не глядя, взмахом руки останавливая насторожившуюся Розье от вмешательства. - Я знаю, что ты безумен! Окончательно рассвирепев, Геллерт выхватил волшебную палочку. Альбус с удовольствием последовал его примеру. - Ал, прошу тебя, - схватив его за плечо, яростно шепнул вновь возникший Федерико. - Он того не стоит. - Я стою нескольких таких как ты, красавчик, - ухмыльнулся Геллерт, но его огромные зрачки сузились до размеров макового зернышка. Он все понял. В тот же миг ревущая толпа подошла вплотную к особняку, и раздался треск предупредительных заклинаний авроров. Замахнувшись, Альбус послал в Гриндевальда парализующее заклинание, но тот увернулся, увлекая за собой и Розье, взамен выстрелив, но не в Альбуса, а в песочные часы над его головой. С оглушительным звоном те разлетелись вдребезги, осыпав вестибюль дождем из монет, подпрыгивающих по мраморным ступеням, отскакивая от перил и статуй и скатывающихся по ковровой дорожке вниз, под ноги редеющей толпе гостей. Не видя и не слыша ничего, Альбус послал вдогонку еще одно заклинание, но когда денежный ливень резко закончился, Гриндевальда и след простыл. - Не ранен? - обеспокоенно спросил Федерико, стряхивая с его волос несколько застрявших кнатов. - Альбус? Ты в порядке? - Более чем, - кивнул тот, сильнее расплываясь в улыбке, так удивившей Феде. Какими бы ни представлялись итоги дебатов Гриндевальду, Альбус безусловно считал их успешными. Хотя бы потому, что ему удалось не только задеть того за живое, но и прицепить заклинание слежки.

***

Незамысловатое и очень слабое заклинание по всем законам должно было тут же рассеяться - если б только у Гриндевальда при себе не имелся большой резервуар магии - а он имелся. Что иронично, трудами самого Альбуса, который все еще помнил наизусть формулу трансфигурации сапфира в волшебный глазной протез. И не чувствовал себя ни капли виноватым за использование этого знания. Идея пришла к нему уже давно, но возможность реализовать ее за прошедшие шесть лет не представилась ни разу. Но теперь ребяческое желание Гриндевальда подразнить и позлорадствовать обернется против него самого. Этого ты не ожидаешь. В плане Альбуса имелся лишь один изъян - у него были примерно сутки до того, как заклинание напитается настолько, что станет слишком заметным, и Гриндевальд развеет чары. - Серьезно, Альбус? Я распланировал все за два месяца, а у тебя вдруг появились дела? - швырнув галстук на кровать, взвился Федерико, когда они вернулись в его лондонскую квартиру. - Прости, Феде, но это действительно очень срочно, - виновато вздохнул Альбус, украдкой глянув на часы за его спиной. Черные глаза Федерико ввинтились в него двумя острыми сверлами. - Это из-за него, да? Из-за Гриндевальда? Опять помчишься его ловить и геройствовать, хоть тебя и не просили? - Дело вовсе не в этом, - поморщился Альбус. Он терпеть не мог выяснение отношений, да и тон Федерико пришелся ему очень не по нраву. Слишком уж перекликался с издевками, брошенными Геллертом на вечере. - К тому же ты прекрасно знаешь, почему это для меня так важно. - О, я знаю, - сердито сощурился Феде, отправляя пиджак вслед за галстуком. - Теперь даже лучше, чем раньше. А вот это уже что-то новенькое. - О чем это ты? Сорвав запонки с манжет, Федерико смерил его красноречивым, достойным сцены взглядом: - Ты говорил мне, что хочешь отомстить за друга, что ненавидишь Гриндевальда, но отчего-то забыл упомянуть, что спал с ним. Отрицать было глупо, ведь на подобные вещи у Федерико был тонкий нюх, да Альбус и не собирался. Скрестив руки на груди, он заинтересованно поднял бровь - по этому признаку его студенты всегда точно определяли, когда стоит особенно тщательно подбирать слова. - А это что-то меняет? На оглашение списка бывших (и нынешних) Федерико ушел бы остаток ночи. - Что? Нет конечно! - слишком резко дернув за пуговицу рубашки, Феде оторвал ее напрочь, но даже не заметил этого. Кажется, его истерика была вызвана не желанием потрепать Альбусу нервы, а вполне искренней тревогой. - Но, если честно, я в шаге от того, чтобы приковать тебя к кровати и никуда не выпускать. - Феде, что ты… - Гриндевальд - опасный террорист и преступник! - не унимался тот. - Мне все равно, что у вас было в прошлом, но оно очевидно еще не закончилось, и встречаться с ним тебе точно не стоит. Ты слишком пристрастен и легко можешь ошибиться. А он знает тебя и твои слабости, и… Останься со мной, Альбус, - так и не расстегнув рубашку, Федерико прильнул к нему как ласковый кот. - Пожалуйста. Зачем тебе рисковать? Несмотря на непринужденность и условность их отношений Федерико по-настоящему переживал за него и, похоже, все же любил в своей своеобразной, прерывистой манере. Это согрело Альбусу сердце. Обхватив лицо Федерико ладонями, он благодарно поцеловал его родинку. - Прости, Феде. Я ценю твою заботу, но если не попытаюсь, то буду ненавидеть себя всю жизнь. - Если ты позволишь ему себя прикончить, Я буду ненавидеть тебя всю жизнь, - обиженно процедил тот, целуя его в ответ.

***

Дорога до Нью-Йорка, куда Гриндевальда занесла нелегкая, заняла немного больше, чем он рассчитывал, и хоть в запасе еще оставалось несколько часов, Альбус несся едва не бегом. До этого ему никогда не доводилось бывать в Америке, и он даже жалел, что его визит в Новый свет отравлен поисками Гриндевальда. Так что он не смог ни оценить красоту Нью-Йоркской бухты, ни проникнуться атмосферой кипящих жизнью улиц, ни углубиться в пестрящие культурным и этническим разнообразием кварталы. Не видя ничего и никого вокруг, он шел по следу, пересекая одну манхэттенскую улицу за другой, как натасканная гончая, подгоняемый истекающим временем и жаждой расправы. Возвращаться в Штаты, где его ждала смертная казнь, вообще было очень рискованно со стороны Гриндевальда, но если уж он рванул в Нью-Йорк на следующий же день после того, как навел шорох в Стокгольме, подняв на уши аврораты Конфедерации, то, значит, дело и правда важное. Ломая голову в попытках понять, с чем оно может быть связано, Альбус не поверил своим глазам, заметив знакомую светлую голову на одной из улиц Великого белого пути. Он настолько самоуверен, что даже не замаскировался? В Нью-Йорке, в конце концов, главный штаб МАКУСА! Заклинание слежки, однако, подтвердило, что Альбус приближается к цели. Что ж, видимо, настолько. Альбус ускорил шаг. Их с Гриндевальдом разделяло не больше пятидесяти метров. Тот шел, не оглядываясь и не глядя по сторонам, разве что изредка поднимая голову на номерные таблички зданий, явно выискивая конкретный адрес. Огибая прохожих, то и дело тормозящих перед освещенными вольфрамовыми лампами афишами многочисленных театров, Альбус стремительно приближался к Гриндевальду, опасаясь, что тот почувствует опасность или заметит, как похолодели запонки-вредноскопы, которые он продолжал носить спустя столько лет. А с чего бы ему не носить их? Они наверняка все еще исправно работают. Ты ведь делал их на совесть, Дамблдор. Идиот. Когда же между ними осталось не больше пары метров, Альбус действовал молниеносно и не раздумывая. Маглы ничего не заметили. Идеально сотворенная череда заклинаний - и вот он уже припер скованного параличом и антитрансгрессионными чарами австрийца к стенке в соседнем закоулке, злорадно приставив палочку к его горлу. - Ну здравствуй, Геллерт. Давно не виделись. Стоило ему сказать это, и перепуганные, вылезшие из орбит голубые глаза вернулись обратно, наполнившись мрачным раздражением. - Вы ошиблись. Я не Гриндевальд. Ха? Совершенно сбитый с толку Альбус обескуражено вглядывался в незнакомца, не в силах поверить, что обознался. Впрочем, тут легко было ошибиться. Схваченный им мужчина очень походил на Гриндевальда - того же роста и телосложения, с тем же цветом волос. Разве что черты лица были менее птичьи, и оба глаза - голубые, как было у Геллерта когда-то. - Кто Вы? - медленно отняв палочку, тихо спросил Альбус, с трудом выуживая это лицо из глубин многолетней памяти. - А Вы кто? И по какому праву набросились?! - возмутился, вновь обретя уверенность, незнакомец. Голос его был совсем чужим. - Освободите меня немедленно! Альбус снял с него магический паралич, но не антитрансгрессионные чары: - Прошу прощения, я обознался. Меня зовут Альбус Дамблдор, и я… - Ищете Гриндевальда, - одернув потрепанную мантию, ворчливо перебил его мужчина. - Надеюсь, чтобы мучительно прикончить? - Эмм.., - вконец растерялся Альбус. - Александр Воронцов, - тот угрюмо протянул ему руку. - Я здесь ровно за тем же. Теперь Альбус, наконец, вспомнил, где видел его. На школьной фотографии в вещах Геллерта. Тогда он еще почувствовал укол ревности, глядя, как они стоят, обнявшись словно братья. Беспечные и счастливые. Узнать того жизнерадостного юношу в этом мужчине с посеревшим, исхудавшим лицом, выглядящем не на свой возраст, а на нездоровые сорок было бы, наверное, не просто даже тому, кто был знаком с ним лично. - За что Вы хотите убить его? - вопрос был вызван отнюдь не праздным любопытством. Несмотря на то, что фамилия Воронцова не фигурировала в списках сподвижников Гриндевальда, Альбус не спешил ему доверять. Все это легко могло оказаться уловкой. С Гриндевальда станется. Выпрямившись, Воронцов уперся в него впавшими как окна старого дома глазами, сквозящими отчаянием и глухой злобой, и это вдруг живо напомнило Альбусу Аберфорта в первые дни после Азкабана. Это был взгляд узника. - Он разрушил мою жизнь, - надстреснуто выдавил Воронцов. - Из-за него мать и сестер выслали из страны, и больше я их не видел, а нас с отцом признали предателями родины, лишили волшебных палочек и отправили в Сибирь на каторжные работы. Вы представляете, что такое ссылка, мистер Дамблдор? - в голубых глазах всколыхнулась тут же задавленная боль. Он на мгновение поджал губы, справляясь с собой. Потом продолжил. - Мой отец не вынес унижения и позора и покончил с собой. А я… мне удалось бежать, и тогда я поклялся себе, что он поплатится. Что я заставлю Гриндевальда поплатиться за все, что случилось с нами по его вине! - Но откуда Вы узнали, где его искать? - ощущая самое искренне сочувствие, задумчиво нахмурился Альбус. - Гриндевальда безуспешно ищут авроры всего мира. Даже я ждал подходящего шанса шесть лет! - Багров сказал мне, - нехотя признался Воронцов. - Пришлось солгать ему, что хочу к ним присоединиться. Хм, а Геллерт действительно не так уж недосягаем, как ему думается. И, похоже, успел нажить себе немало врагов. А как известно: враг моего врага... - В таком случае, может, объединим усилия?

***

“Ателье театральных костюмов Ирвинга Брискина” на 45-й улице выглядело слегка заброшенным. Витрину с двумя пышными платьями конца XVII века давно не мыли ни изнутри, ни снаружи, и на расшитых бисером лифах скопилась пыль. Но дверная ручка в виде гротескной львиной головы блестела, явно намекая на недавнего посетителя. Альбус вопросительно покосился на Воронцова. - Это адрес, который дал Багров, - кивнул тот, и они одновременно вытащили палочки. Внутри их не встретил ни человек, ни охранное заклинание. Только полумрак и спертый воздух давно не проветриваемого помещения. Магией заглушив звук своих шагов, они, не сговариваясь, двинулись вперед, обходя с двух сторон растянувшийся почти во все ателье длинный чертежный стол, на котором в творческом беспорядке валялись линейки всех форм и размеров, исписанные метками лекала, огрызки портновских мелков, ножницы, шила, наперстки и щетинящиеся иголками подушечки. Справа и слева от стола на высоких стеллажах громоздились рулоны тканей - от тяжелых драпировочных до невесомо-тонких кружевных - вперемешку с атласами исторических костюмов всех эпох и потрепанными руководствами по шитью. А чуть дальше у винтовой лестницы, ведущей на второй этаж, едва не заставив Воронцова испуганно атаковать, обнаружилась парочка манекенов, опоясанных металлическими обручами для регулировки объема. Но больше никого. Невербальное “гоменум ревелио” тем не менее выявило чье-то присутствие на втором этаже, и Альбус жестом велел Воронцову следовать за ним. По крайней мере, Гриндевальд не ожидает гостей. Тем более двоих. Покрепче сжав волшебную палочку, Альбус аккуратно выглянул с лестницы. По виску скатилась капелька пота. Пусто. Комната на втором этаже представляла собой не то гибрид, не то компромисс между кухней, спальней и рабочим кабинетом, напоминая его первую лондонскую квартирку, а в воздухе висел плотный, сладковатый запах гнили и призванного перебить его эвкалипта, создающие в совокупности поистине незабываемый букет. Поперхнувшись, Воронцов зажал ладонью нос, а привыкший к сильным ароматам Альбус выпрямился, заметив фигуру на кровати у окна. - Мистер Брискин? - Зачем ты вернулся? - слабо отозвался свистящий голос из глубины подушек. - Я уже сказал тебе все, что знаю. Голос принадлежал истощенному мужчине лет семидесяти, вся поверхность кожи которого была изрыта жуткими гнойными язвами зеленовато-фиолетового оттенка, в которых Альбус сразу узнал уродливый лик драконьей оспы. С трудом разлепив воспаленные веки, мужчина поднял на него мутные карие глаза. - А–а-а, - тихо протянул он, слишком обессиленный, чтобы удивляться. - Вы не он. - Гриндевальд был здесь, да? - догадался Альбус. - Давно он ушел? - Только что. Но я уже плохо…, - скривился тот, беззвучно застонав от боли, - …плохо различаю время. - Твою мать!* - приглушенно выругался Воронцов на незнакомом Альбусу языке. - Мы опоздали! - и, не дожидаясь его, ринулся вниз по лестнице. Альбус шагнул было за ним, но очередной судорожный вздох заставил его замереть. Драконья оспа обычно поражала детей, в основном дошкольников, и у них проходила в легкой, даже немного забавной форме - одни только искры, вылетающие из ноздрей при чихании чего стоили. В то время как на пожилых людей, по неведомой причине подцепивших эту заразу, зачастую смотрели как на живых покойников, и не напрасно. Смертность от драконьей оспы среди стариков доходила почти до ста процентов, а назвать их симптомы забавными язык бы не повернулся. Все тело больного покрывалось глубокими, незаживающими язвами, жутко зудело и горело в лихорадке - и так продолжалось несколько дней, пока совершенно измученный он не умирал от истощения. Судя по состоянию, Ирвинг Брискин доживал последние минуты своей жизни. В боли, страданиях и полном одиночестве. Альбус взглянул на карманные часы. Оставался лишь час до того, как чары слежки зарядятся настолько, что станут слишком заметны для Гриндевальда. Потом поймать его станет так же невозможно, как и в предыдущие шесть лет. Но кем он будет, если уйдет сейчас? Развернувшись, Альбус пробежался глазами по небольшой кухоньке и, найдя то, что искал, взмахнул палочкой, водружая котел на огонь. И засучил рукава. В запасах Брискина нашлось все, что нужно - череда, глухая крапива и даже щупальца растопырника - похоже, он самостоятельно готовил снимающее боль зелье, пока еще были силы, так что Альбусу не понадобилось отлучаться в аптеку. И вскоре зелье уже побулькивало в котле, испуская травянистый аромат и постепенно загустевая. Почувствовав знакомый запах, ассоциирующийся с облегчением страданий, Брискин снова открыл глаза, недоумевая, почему Альбус все еще здесь. - Кто Вы? - Меня зовут Альбус, - представился он, приближаясь к кровати с миской густого горчично-желтого зелья и деревянной лопаточкой. - Сейчас я смажу язвы, и станет легче. - Вам бы лучше тут не задерживаться, - внимательно наблюдая за тем, как Альбус осторожно покрывает его язвы слоями зелья, предупредил Брискин. - Моя болезнь… очень заразна. Ко мне давно уже никто не ходит. Бедный, несчастный старик. - Не беспокойтесь, я переболел драконьей оспой, когда был ребенком, так что мне ничего не грозит, - тепло улыбнулся Альбус. - Спасибо, - благодарно выдохнул Брискин, и его облепленное оспинами лицо разгладилось в облегчении, прежде чем снова поморщиться, но уже от навернувшихся на глаза слез. - Спасибо Вам огромное. Я… Вы не представляете, как я… - Все хорошо, - отложив опустевшую миску и лопатку, Альбус осторожно сжал лишенный язв участок его предплечья. - Я буду рядом. Все будет хорошо. - Я знаю, мне недолго осталось, - всхлипнув, слабо улыбнулся тот, глядя на него с детской доверчивостью. - И если я могу как-то отблагодарить Вас... - Можно задать вопрос? - Спрашивайте что угодно. - Зачем Гриндевальд приходил к Вам? - Ах это, - нахмурился Брискин, будто Альбус спрашивал его о событиях прошлой жизни. - Он хотел узнать об Идит Эткинд. - И что Вы ему рассказали? - ценой огромных усилий сдерживая нетерпение, поинтересовался Альбус. - Правду.