***
Изначальный порыв был - наведаться в один из пользующихся определенной славой магловских кварталов Берлина, но в итоге, отослав Шаттен обратно в Нурменгард, Геллерт воспользовался нелегальным порталом в город, занимающий второе после Парижа место в его личном списке табуированных столиц Европы. Ирония заключалась в том, что офис “Патентного агентства К.Ф.” располагался на Райдер-стрит в шаговой близости от Сент-Джеймского парка. И, ступая по утопающим в утреннем тумане дорожкам, слыша за каждым стволом отголоски счастливого смеха, Геллерт не мог не думать о том, вспоминает ли Альбус те их прогулки в последнюю зиму XIX века всякий раз, как идет сквозь парк на встречу со своим любовником? С этим мистером жгучее совершенство. Геллерт, разумеется, сразу же навел о нем справки, но только лишь убедился, что Кабра в точности соответствует впечатлению, которое производит. Самовлюбленный, нарциссичный, искушенный холостяк с выкупленной ложей в Ковент-Гарден и постоянным членством в самом скандальном мужском клубе Лондона. Геллерт знал немало таких как Кабра. Так почему именно он? В Кабра должно было быть что-то особенное. Иначе никак. Альбус никогда не стал бы связываться с тем, кто не способен оценить его по достоинству и кто сам того не достоин. И несмотря на его кажущуюся готовность сделать шаг навстречу и открыть сердце любому нуждающемуся, Геллерт знал, что на самом деле по-настоящему близко Дамблдор подпускает лишь очень и очень немногих избранных. И это выводило его из себя. Поэтому он обязан узнать. Взлом и вторжение на частную собственность с учетом владения Мантией значительно упростился и во многом потерял свою былую азартную прелесть. И все же на третьем этаже, полностью отданном под агентство, Геллерту пришлось заглушить свои шаги заклинанием, ибо даже в этот ранний час здесь уже вовсю кипела жизнь в лице юноши, бойко сортирующего внушительную пачку писем, бандеролей и газет по папкам «клиенты», «бюро» и «личное». Одет он был скромно, но исключительно аккуратно, и время от времени позевывал, широко открывая большой как у птенца рот. Любопытно, что еще входит в перечень твоих обязанностей? Коротко махнув рукой, Геллерт заставил окно распахнуться, впуская сквозняк, тут же сметший всю корреспонденцию на пол. Смачно выругавшись, молодой секретарь полез под стол, а незамеченный Геллерт тем временем проскользнул в кабинет с латунной табличкой «Ф. Кабра Фейн». Как он и предполагал, охранное заклинание на двери было серьезное, но далеко не такое неприступное, как думалось его хозяину. Так что, оказавшись внутри, Геллерт без труда восстановил чары в точности. И снял Мантию. Расположение агентства в центре Лондона сказало о процветании маленького бизнеса мистера Кабра столько же, сколько обстановка в его кабинете - о его любви к роскоши и комфорту. Начиная с мягкого ковра, в котором туфли Геллерта утонули по самые шнурки, и заканчивая зеленым шелком обоев на стенах и дорогой мебелью - большим письменным столом из акации с орнаментом из бронзовых цветов, высоким кожаным креслом с изящно выгнутой спинкой и настольным светильником из слоновой кости, исполненным в виде сатира, страстно обнимающего дриаду под сенью ее густой листвы и по совместительству абажура. И это не говоря уже о внушительной библиотеке с рядами тисненых золотом корешков, волшебном сейфе производства компании Trésor, двумя картинами неизвестного автора, но вполне известных сюжетов по обе стороны двери и, разумеется, отменным видом на Сент-Джеймский парк и поблескивающую за ним Темзу из высокого панорамного окна. А этот Кабра знает, как обустроиться со вкусом. Даже с поддержкой Розье и еще нескольких весьма зажиточных волшебных семей Геллерт не мог позволить себе такой кабинет. И какая разница, нужен он ему или нет! Фыркнув, он обогнул стол и по-хозяйски развалился в кресле. И встретился глазами с Альбусом. Точнее с его небольшим, с ладонь портретом в серебряной рамке. Рисунок был выполнен карандашом и явно рукой волшебника, ибо изображенный на нем Альбус, в отличие от героев картин на стене, дышал и глядел на Геллерта совсем как живой. Тем самым своим пронзительным, все понимающим взглядом. А затем вдруг улыбнулся. Геллерта пробрало. Слишком давно он не видел эту улыбку на лице Дамблдора. Рука сама собой потянулась во внутренний карман за пузырьком с оборванной биркой магловской аптеки. Уж в чем, а в этом маглы были куда изобретательнее волшебников. Два глубоких вдоха, и он откинулся на спинку кресла, привычно ожидая бодрящего прилива сил. А пока ждал, нашарил на столе пачку тонких сигарет и закурил, слегка поморщившись от непривычного кисловатого привкуса. Вскоре кокаин подействовал, но разлившаяся по телу эйфория почти не принесла удовольствия, лишь сильнее распалив тлеющую в груди ярость. Стряхнув пепел прямо на раскрытый ежедневник, Геллерт злобно выдохнул тугую струю табачного дыма прямо в безмятежное дамблдорово лицо. Кому это ты улыбаешься, Альбус? Этому агентишке?! Моргнув, тот невозмутимо почесал ломаную линию носа, и, не выдержав, Геллерт хлопнул по рамке, опрокинув портрет на столешницу “лицом” вниз. В тот же момент за дверью раздалось полное энтузиазма “Доброе утро, сэр!”, и губы Геллерта скривились в кровожадном предвкушении. Ааа. Вот и он. Убедившись, что рукоять осиновой палочки удобно торчит из кармана мантии, Геллерт вновь откинулся на спинку кресла, расслабленно закинув ногу на ногу. Латунная ручка медленно повернулась, дверь приоткрылась, и он услышал уже громче: - Подготовь все, что есть по Бакберри и Хилл. После обеда у меня встреча с их директором, - шагнув в кабинет, Кабра все еще глядел назад, за плечо. - И, Мэттью. Если опять перепутаешь класс деловых писем.... Закончив строгим многоточием, он обернулся. И так и замер на пороге. Ленивым жестом Геллерт пригласил его войти. Потрясение, испуг, мысль о бегстве и, наконец, о нападении пронеслись по смуглому лицу Кабра как солнечный отблеск от промчавшегося мимо автомобиля, но то было лишь крохотное изменение в мимике - Геллерт заметил, так как был опытным дуэлянтом - а в остальном испанец сумел сохранить достоинство. - Я бы не советовал этого делать, - хмыкнул Геллерт, кивнув на его руку, дернувшуюся к карману за волшебной палочкой. Поджав слегка побелевшие губы и не сводя с Геллерта настороженных черных глаз, Кабра полуобернулся, крикнув в дверную щель: - Хотя, знаешь, Мэттью, я передумал. Езжай в офис Бакберри и Хилл прямо сейчас. - Но как же… - Делай, что велено! И загляни на обратном пути к Уотсону, забери свежую партию визитных карточек. - Да, сэр! Ну, по крайней мере, ты не трус. Затем Кабра запер за собой дверь и, так и не удостоив незваного гостя ни словом, снял пальто и неспешно повесил его в шкаф, одернув пиджак и поправив галстук яркого канареечного цвета. Наблюдая за ним сквозь табачный дым, ощущая его напряжение - тщательно скрываемое, но столь же явное, что и вкус непривычно тонких, кисловатых сигарет - Геллерт испытывал бодрящее не хуже наркотика злорадство. - Не обязательно было отсылать мальчика, - снисходительно хмыкнул он. - Его я бы не тронул. Хотя, наверное, не так то просто в наши дни найти толкового секретаря. Если уж не по части деловой переписки, то с иными… талантами? Проигнорировав издевку, Федерико уселся в кресло для посетителей, скрестив пальцы сложенных на коленях рук и, окинув придирчивым взглядом усыпанный пеплом стол и опрокинутый портрет, наконец, поинтересовался обычным деловым тоном: - Желаете запатентовать что-нибудь, мистер Гриндевальд? Неожиданно для себя Геллерт расхохотался. Да, яйца у тебя действительно имеются. Жутко развеселившись, он закинул ноги на стол, закуривая новую сигарету: - Нет. Свободу я дарю волшебникам на безвозмездной основе. Проводив носки его туфель нарочито равнодушным взглядом, Кабра надменно повел плечом: - Что ж, в таком случае ничем не могу помочь. В область моей компетенции входит как раз таки прямо противоположное. Так вот чего тебе захотелось, Альбус? Противоположного? Не особенно же ты преуспел. - Значит, Вы не поддерживаете идею Общего блага, мистер Кабра? - насмешливо фыркнул Геллерт, охваченный неподдельным, почти обсессивным любопытством. - И тоже считаете, что волшебникам должно прятаться как тараканам? - Я далек от политики и дипломатии настолько, насколько это возможно, - с краткой усмешкой отвечал тот, продолжая буравить Геллерта угольно-черными глазами, в непроницаемой тьме которых, кажется, начал зарождаться ответный интерес. - И убежден, что миром правит бизнес, взаимная выгода, временами - столкновение интересов, но никак не красивые идеи о справедливости и братстве. Уж простите, но настолько высокие материи я предпочитаю оставить философам и прочим праздным мыслителям. Чувствуя, как отчего-то закипает снова, Геллерт вопросительно склонил голову, весело оскалившись: - И как же это святоша-Дамблдор терпит подле себя столь “приземленного” человека? Пристально на него взглянув, Кабра вдруг поднялся с кресла и подошел к столу, выудив сигарету из пачки. А затем склонился, перегнувшись через стол, и прикурил у Геллерта, задержавшись у его лица на долю мгновения дольше, чем было необходимо. Не ожидая ничего подобного, тот застыл, готовый прикончить испанца при любом лишнем движении. Однако, выпрямившись, Кабра сунул руку в противоположный от волшебной палочки карман и глубоко затянулся, не сводя с Геллерта изучающих черных глаз: - Просто по большей части мы с Альбусом заняты отнюдь не разговорами о политике. Ах, вот как. Геллерт совсем не привык, чтобы дразнили его, а не наоборот. Но позволить эту игру, подыграть Федерико было слишком любопытно несмотря даже на жгучее желание размозжить его самоуверенную физиономию каким-нибудь особенно болезненным темным заклинанием. Тем более, что это желание было не единственным, которое начинало накалять его изнутри. Глядя на то, как губы испанца сжимают тонкую сигарету, он наигранно приподнял бровь: - Едва ли этого достаточно, чтобы Дамблдор забыл о своих принципах. - Достаточно, если знать, как, - медленно обойдя стол, скинув на ходу пиджак, Федерико по одной опустил ноги заинтересовано наблюдающего за ним Геллерта на пол. Он был невысок, но по-юношески строен, а в сощуренных глазах, которые Геллерт так тщательно изучал на предмет возможной атаки, тлела вполне недвусмысленная, предельно понятная жажда. Жажда утолить любопытство. Подойдя вплотную, Федерико затянулся и склонился к нему, упершись рукой в подлокотник кресла. На несколько мгновений теплый табачный дым смешался с горячей влажностью губ и жаром чужого дыхания. Отстранившись лишь на сантиметр, Кабра с усмешкой шепнул: - Ты и сам знаешь, как, если сумел удерживать его так долго. Он был пряным и терпким на вкус. И ударял в голову как сухой испанский херес. Подняв руку, Геллерт провел большим пальцем по его самодовольно усмехающимся, не привыкшим к отказу губам, ощущая, как стремительно стирается грань между его собственным внешним спокойствием и пожаром, разгорающимся внутри. - Альбус не простит тебя, если узнает, - криво ухмыльнулся он. Потушив сигарету о пачку, Федерико парой опытных движений расстегнул его ширинку. - А я не прощу себя, если не узнаю, - и, жарко выдохнув в губы Геллерта, опустился перед ним на колени. Откинувшись в кресле, Геллерт внимательно наблюдал за ним из-под опущенных ресниц. Сосал Федерико не только очень умело, но и упоенно, искреннее наслаждаясь процессом, что, конечно, невозможно было не почувствовать. Так что даже Геллерт, обычно эмоционально дистанцирующийся от своих партнеров, провел пальцами по темной родинке на скуле, скользнув в гладкие черные волосы за его ухом куда нежнее, чем обычно, предоставляя Федерико полную свободу действий. А когда стараниями насмешливого рта почувствовал приближение разрядки и все же дернул испанца за волосы, чтобы заглянуть в его блестящие, полные наглого триумфа глаза, почти услышал, как рвутся с хлопком последние путы его самоконтроля. В следующее мгновение бедра не успевшего перевести дух Федерико врезались в край стола, с которого Геллерт нетерпеливо смахнул бумаги, перья и светильник из слоновой кости. Вслед за ними на пол полетел жилет, рубашка и запятнанный канареечный галстук. С силой придавив тихо охнувшего Федерико к прохладной лакированной поверхности стола, Геллерт жадно скользнул губами вдоль его напрягшейся спины, хищно вдыхая терпкий мускусный запах гладкой смуглой кожи, пока не достиг отчаянно пульсирующей жилки на сгибе шеи. - Я не остановлюсь, - хрипло предупредил он скорее самого себя, кусая мочку, уколовшую в ответ агатовой сережкой. Это раздразнило еще сильнее, - даже если попросишь. С трудом вывернувшись под его весом, порозовевший Федерико прерывисто выдохнул: - Не попрошу. Дальше Геллерта захлестнула красная пелена.***
Потом он помнил, как сорвал брюки с упруго сжавшихся в предвкушении ягодиц, как с силой толкался внутрь, вырывая из груди цепляющегося за край стола Федерико протяжные хриплые стоны, как терзал его шею, чувствуя зубами дрожь его криков и бешеный ток крови, и как, привыкнув к его напору, тот по-кошачьи выгибался под ним, с готовностью принимая его похоть, ненависть и искрящее безумие. А вот того, как оказался на окраине Ист-Энда, кишащей портовыми девками и пьяными матросами - не помнил совершенно. Жмурясь от чересчур яркой белизны затянутого облаками неба, перешагивая через мутные, полные помоев лужи, Геллерт брел по грязным нищенским кварталам, тщетно пытаясь наскрести в себе хоть немного мстительного злорадства или удовлетворения. Он был уверен, что, отымев Федерико, уж точно почувствует себя лучше. Но краткая вспышка оргазма, ослепив на несколько мгновений, не оставила после себя ничего, кроме зияющей пустоты. Он полез в потяжелевший нагрудный карман, но вдруг вспомнил, что полностью опустошил пузырек еще в кабинете Кабра. Чтоб тебя! Он раздраженно оглянулся, пытаясь сориентироваться в лабиринте разбитых улиц и однотипно-невзрачных домов, и вдруг наткнулся на пару густо подведенных глаз на безвкусно размалеванном лице. Поймав его взгляд как заправский рыбак, женщина поспешно направилась к нему наперерез: - Эй, красавчик! Ее хамоватый голос проникал под кожу, вызывая дрожь омерзения, но Геллерт позволил ей приблизиться, разболтано покачивая бедрами, и обдать его запахом несвежего дыхания и дешевого парфюма. - Заблудился? Не хочешь согреться? - улыбаясь, обнажив испачканные помадой зубы, она цепко схватила его под руку. - Я знаю уютное местечко. Взглянув на ее шелушащуюся с хлопьями пудры кожу вокруг носа и рта, заглянув в узкие, размером с песчинку зрачки, Геллерт разлепил сухие губы: - Веди. Уже знакомое ощущение пламени, стремительно расползающегося по магистралям вен, принесло долгожданный покой. Взмыв с прохудившейся кушетки словно легкое перышко, Геллерт практически протанцевал по комнатушке, разделенной пополам подвешенной простыней наподобие ширмы. Подобравшая брошенный им шприц хозяйка комнаты блаженно улыбалась, сидя прямо на полу, закатав платье до колен и откинув голову на край кушетки. Она не забыла, зачем привела Геллерта, но, кажется, ей было уже все равно, что он уходит. Впрочем, недалеко. Вскоре он уже плясал с матросами на пристани, горланя песни, слов которых не знал, а после отправился вместе с их шумной компанией в дешевый паб, у которого даже не было вывески и где бутылка эля - то есть того адского пойла, которое бессовестно им именовалось - стоила дешевле куска хлеба. Там же Геллерт познакомился с загорелым китобоем, вынужденно оставившим прибыльное занятие после потери руки, но сохранившим былые связи и каналы. Геллерт так никогда и не узнал, что тот дал ему. Да это было и не важно. Не в сравнении с тем, каким смыслом наполнился окружающий мир. Как быстро начали двигаться его смазанные в пространстве руки. Как мягко пульсировал, тихо звеня, фонарный свет. Как плавились, капая воском, встречные лица. И выло, развергшись, черное небо. И алое солнце падало вниз