***
Проснулся он далеко за полдень, ближе к обеду. Совершенно дезориентированный, с гудящей как колокол головой и под незнакомым колючим одеялом. С влажным от чьего-то дыхания затылком. - Эй?! - резко подпрыгнув в кровати - отчего в голове будто перекатились металлические шарики для медитаций - Альбус напоролся на взгляд желтых с широкими горизонтальными зрачками глаз. - Дорис! Коротко заблеяв, любопытная коза задорно ускакала из спальни, а выпутавшийся из одеяла и начавший припоминать события минувшей ночи Альбус обнаружил, что Берт уложил его как он был - в обуви и мантии. Впрочем, заметив на прикроватной тумбочке кувшин с водой, Альбус на минуту забыл и о козе, и обо всем остальном на свете. Прохладная сладковатая вода живительно оросила иссохший пламенеющий желудок, смыв остатки алкогольного привкуса с языка. Прожив три десятка лет, Альбус в отличие от брата так и не сумел понять удовольствие от употребления крепкого алкоголя*. Его отношения со спиртным обычно ограничивались бокалом шампанского на официальном фуршете или рюмкой бренди в холодный зимний вечер. Альбус даже не знал, нравится ли ему состояние опьянения, ведь обычно быстро засыпал и почти ничего не помнил. Так что, можно сказать, его вчерашний план себя оправдал. - Берт? - позвал Альбус, спускаясь на первый этаж и щурясь от кажущегося необычайно ярким мартовского солнца, бьющего в замызганные окна. Но в Кабаньей голове, похоже, кроме него и Дорис никого не было. На кухне он, однако, нашел корзинку свежих яиц - значит, утром забегала Бетти - и, судя по остывшей яичнице и забрызганной жиром записке, Аберфорт ушел вместе с ней. Так, пожалуй, было даже лучше. Альбус весьма смутно помнил, как Берт укладывал его спать, из чего следовало, что лучше и не помнить. Скормив Дорис найденный тут же на столе пучок редиски, Альбус придвинул к себе тарелку с завтраком. Надо отдать Аберфорту должное, подрагивающая желтком яичница с хрустящим тостом, сочащимся жиром беконом и шматом козьего сыра хоть и выглядела тошнотворно нездорово, на поверку оказалась именно тем, что нужно. А уж отхлебнув густую нефтеподобную массу из кофейной чашки, Альбус и подавно почувствовал себя живее всех живых. Пора была возвращаться в Базель. Однако, с самого утра ему до странного легко удавалось избегать определенных мыслей об определенном человеке. Те дрейфовали в голове словно в Омуте памяти, ясные, но изолированные, оторванные друг от друга, и это походило на какую-то искушенную медитацию - не думать о чем-то, думая об этом, но не касаясь самой сути. Словно держать в ладонях мыльный пузырь. Для вечно анализирующего свои мысли и ощущения, любящего ясность Альбуса подобное было в новинку, а потому возвращаться он не торопился. Это было спокойное, мирное утро (не объективное утро, но его личное начало дня), и, вероятно, инстинктивно оберегая свои нервы, Альбус решил пройтись по излюбленному маршруту сквозь Запретный лес. Месту его уединенных размышлений. Благодаря свежему, прохладному несмотря на палящее солнце воздуху, а может и стряпне Аберфорта в голове Альбуса вскоре перестал бить набат. Любуясь маячащим на горизонте хогвартским замком, в котором сейчас как раз было время обеда, и все студенты и преподаватели дружно трапезничали в Большом зале, Альбус неспешно шагал по лишь недавно освободившемуся из снежного плена лесу, огибая голые стволы деревьев и ощущая привычную гармонию и спокойствие. Он был дома, среди дорогих сердцу мест и в его силах было остаться здесь еще на долгие-долгие годы. Аберфорт прав. Он исполнил свой долг перед обществом, и теперь может, наконец, насладиться покоем и мирной жизнью в этом удаленном уголке волшебного мира, вдали от политики и прессы. Спокойно заниматься наукой, писать статьи, учить детей, а по выходным забегать к Аберфорту на ужин. Разве он не заслужил это? Алая вспышка, мелькнувшая вдруг сбоку, его не испугала. Уже привыкший к внезапным появлениям Фоукса Альбус только выпростал левую руку, чтобы тому было удобнее усесться, и вскоре его щеки приятно коснулись мягкие горячие перья. - Ну здравствуй, - погрузив пальцы в приветственно вздыбившийся золотистый хохолок, хмыкнул Альбус. По тому, как Фоукс тут же принялся заботливо приводить в порядок прядь его рыжих волос, сразу становилось понятно, что он прекрасно осведомлен о случившемся и не просто так не прилетел еще вчера. - Наверное, ты уже все знаешь? Хотя, ты с самого начала все знал. Что же не сказал мне? Вопрос на самом деле был скорее риторический. Пусть говорить Фоукс не умел, найти способ намекнуть ему ничего не стоило. И раз он не сделал этого сразу из соображений ли своей непостижимой фениксовой мудрости или из-за чего-то еще, значит, не чувствовал вины и сейчас. И упрекать его совершенно бессмысленно. Фениксам чужда человеческая мораль. И не им одним. Вдохновленный внезапной идеей, Альбус быстрым шагом вышел к Черному озеру. И почему он не подумал об этом сразу же? Беспрестанно горящая метка не давала ему покоя столько дней, а обратиться к единственным во всем мире существам, знающим тайны этой магической связи он и не догадался! Может, с научной карьерой я погорячился. Но, уже начав скидывать сапоги, Альбус остановился, рассудив, что нырять с нерабочей правой рукой было, пожалуй, не самой удачной идеей. Да и, хоть местное племя всегда радушно предоставляло в его пользование каналы ан андл двур, он понял, что во время этого разговора хочет видеть Айлу воочию. - Не против наведаться в Нагорную насыпь, Фоукс? Черные глаза-бусины смерили его взглядом «ни слова больше», и в следующий миг носки его наскоро надетых сапог омыли воды уже другого озера. Хорошо, что трансгрессия феникса проходила много мягче обычных прыжков, иначе яичница Аберфорта вновь увидела бы мир. Вынув из складок мантии делюминатор, Альбус поднес его ко рту и громко шепнул «Айла»! Крышечка делюминатора тут же откинулась, и из него выплыл крохотный шар света. Покружив над головой Альбуса, дразняще скользнул вдоль сложенного крыла Фоукса и унесся вперед, юркнув в темные воды озера Лох-Нант. Это заняло около получаса. Наверное, Айле пришлось покинуть какую-нибудь русалочью церемонию (что на самом деле было ей только в радость), и вот из-под воды показались ее осветленные, цвета фисташкового мороженого волосы, украшенные нитями речного жемчуга, высокий лоб и лишенные век выпуклые опалесцирующие глаза. - Албу! - подплывая к берегу, помахала она перепончатой ладонью, а, заметив феникса на его плече, почтительно задрала подбородок. - Огнерожденный! В ответ Фоукс чинно приподнял золотой клюв. - Спасибо, что пришла, - улыбнулся Альбус, присаживаясь на корточки у самой воды. - Я боялся, что ты будешь слишком занята. - Ялла проводит ежегодный осмотр пещер для молодняка, - легкомысленно отмахнулась русалка. - Ничего интересного. Лучше расскажи, как ты. Как твоя рана? - Моя что..? - не сразу поняв, откуда она узнала, он покосился вниз, на перевязь. - А-а-а, ты об этом. В общем, хм… у нас с Геллертом вроде как была дуэль. - Знаю! Новость о вашем поединке дошла даже до нас, - пояснила Айла, поймав его недоуменный взгляд. Затем протянула четырехпалые руки и сочувственно коснулась его плеча. - Но зато теперь-то у вас, наконец, все наладится. Ты победил, а значит, Гелле обязан подчиниться и больше тебе не перечить. Я так рада! У Альбуса едва не вырвался истеричный смешок: - Кхм, боюсь… все совсем не так. У волшебников другие порядки, Айла. Теперь Геллерта будут судить и, скорее всего…, - слово царапнуло горло как рыбья кость, - казнят. - Кас-нят? - недоуменно переспросила Айла. Этот английский глагол не имел аналога в русалочьем языке, ибо высшей мерой наказания у водных народов считалось пожизненное изгнание из племени. Даже взрослые тритоны и русалки имели очень низкие шансы выжить вне племени, не говоря уже об отсутствии возможности произвести потомство и, самое главное, внимать Слышащим, а соответственно и воле Владыки вод. Страшнее ничего и представить нельзя! - Насильно лишат жизни, - на русалочьем, певучие звуки которого на суше превратились в неприятный уху скрежет, пояснил Альбус с ощущением, будто рассказывает первокурсникам о черномагических заклятиях из Особой секции библиотеки. - Но это невозможно! - широкие гантелеобразные зрачки русалки сжались в тонкую судорожную полоску. - Ведь он же течение, в котором ты плывешь! Так нельзя! Это неправильно! Вир унда запрещено разлучать! Зато, судя по всему, ничто не запрещает им сражаться и проклинать друг друга до смерти. - Об этом я и хотел тебя спросить, - осторожно начал Альбус, глядя чуть поверх ее макушки и озвучивая давно назревшие мысли. - Почему так? Почему вообще существует этот запрет? Один из двоих ведь так или иначе уйдет первым из-за старости, несчастного случая или болезни. Разве с другим, оставшимся после этого происходит что-то ужасное? Сломанный трезубец, насколько я знаю, живет один уже много лет, и ничего… - Хорошо, что ты не спросил его об этом! - встрепенулась Айла, так что жемчуг в ее волосах мягко зашелестел. - О таком не спрашивают! Никогда! Мне страшно даже представить, что Ялла…, - суеверно коснувшись своей очерчивающей нижнюю губу метки, она помотала головой. - Просто Сломанный трезубец очень сильный. Всегда таким был. И когда его вир унда погибла, и все ждали, что он отплывет от дел, став одним из Слышащих, чтобы найти отголоски ее души в песнях Владыки вод, он остался. Несмотря на то, что…, на то…, - так и не сумев подобрать нужное описание, она продолжила на русалочьем, явно воскрешая в памяти одну из легенд или нравоучительных сказаний. - «Что до утраты течения, та подобна боли утраченного плавника или прочего члена, не утихающей и после исцеления раны и преследующей повсюду, в самые темные глубины и самые крепкие сны. Боли, заставляющей иного неутолимо жаждать отсечь то, что уже отсечено навеки и никогда более не будет частью оного…» О, Албу! - потянувшись вперед, Айла отчаянно вцепилась в его мантию. - Прошу, не дай им «лишить» Гелле жизни! Знаю, он опозорил тебя и даже хотел отказаться от священных уз, но помоги ему! Сделай это если не ради него, то ради себя! Ради меня. Я не вынесу твоего горя! Горя?.. На мгновение Альбус попытался представить, что почувствует, если Геллерт умрет - отчаяние, ужас, адскую боль, громадное облегчение? Что? Но, обнимая ребристую спину скорбно причитающей русалки, чувствовал лишь глухую опустошенность. Да он понятия не имел, что ему теперь чувствовать! Но хоть пропитанное суеверным страхом предостережение Айлы не особенно его испугало и ничуть не убедило, в одном она была права. Он совершенно точно должен хоть раз позаботиться о себе. Ради нее, Аберфорта, Фламелей - всех тех, кому он небезразличен.***
В конце концов, тянуть стало уже больше некуда, и обязанности Президента Международной конфедерации магов вынудили его вернуться в город, олицетворявший теперь непосильную тяжесть морального долга. Слишком многое в Базеле было связано с Гриндевальдом. Слишком разное: жадный поцелуй в раскаленном каменном лабиринте, изнурительные раунды допросов, побег, смерть Дерека… А сейчас список пополнил еще и суд над Гриндевальдом. Объективной необходимости Альбусу присутствовать на предварительном заседании не было, во-первых, потому что целители от Конфедерации уверили его, что справляются с приступами Гриндевальда своими силами и его помощь не требуется, и во-вторых - так как на предварительном слушании не вызывали свидетелей, роль одного из которых он должен был исполнять в грядущем процессе. И все-таки в день заседания, так и не сумев сомкнуть глаза ни на минуту, Альбус прибыл в штаб Конфедерации с первыми лучами солнца. Получив его отправленное накануне письмо, Генри Поттер тоже не заставил себя ждать: - Это правда? Вы нашли ее? - буквально влетев в кабинет Альбуса, начальствующим тоном осведомился Поттер, от волнения слегка подрастеряв свой обычный деловитый лоск и степенность. Заметно было также, что за шесть лет, прошедшие с их встречи на похоронах Дерека, его черные как смоль волосы не постеснялась тронуть седина. - Да, - с приветственной полу-улыбкой кивнул Альбус, вынимая невесомый сверток из ящика стола и ничуть не обижаясь. В данной ситуации ему было легко простить Поттеру его нетерпение. - К счастью, Гриндевальд оставил ее в Нурменгарде. - Слава Великому Мерлину! - стремительно шагнув к столу, тот поспешно развязал тесемки и вытащил на свет струящуюся серебристую материю. И только ревниво, тщательнейшим образом осмотрев Мантию Игнотуса на предмет малейших повреждений, прижал ее к груди бережно, словно дитя. Альбусу даже на миг показалось, что за линзами очков сверкнули слезы. - О, мистер Дамблдор! Вы даже не представляете, что она значит для меня! Для всей моей семьи. - Я рад, что Ваше наследие вернулось к Вам, мистер Поттер, - вновь улыбнулся Альбус, впервые за несколько дней чувствуя удовлетворение от результатов своих действий. - Теперь все так, как и должно быть. - В точку, - умелыми движениями сворачивая Мантию-невидимку, согласился тот, возвращая своему строгому лицу обыденно-хладнокровное выражение. - А что с остальными Дарами? Их Вы нашли? Не то чтобы Альбус был в восторге от необходимости отчитываться перед кем-либо, но, будучи одним из потомков Певереллов, Поттер вроде как имел право знать подробности. - Нашел, - аккуратно расположив подушечки пальцев левой руки на колечках в рисунке древесины, из которой был сделан его рабочий стол, наконец, ответил Альбус. - Воскрешающий камень в скором времени также вернется к своему истинному хозяину. А что до Старшей Палочки, здесь можете тем более быть спокойны. Ее больше нет. - Серьезно?! Вы не шутите? - обомлел Поттер, медленно оседая в кресло напротив и не замечая, как перекосило его затейливо повязанный шелковый галстук. - Вы уничтожили ее, Дамблдор? «ЗАБИРАЙ ЕЕ!...НО ВЕРНИ ЕГО МНЕ!...ВЕРНИ!..» - Да, я… позаботился об этом. - Немыслимо! Это очень сильный поступок! - искренне восхитился тот. - Похоже, мистер Дамблдор, Вы и впрямь больше всех достойны возглавлять Конфедерацию. Снимаю перед Вами шляпу, - так как черный атласный цилиндр был давно уже снят, Альбус удостоился глубокого почтительного кивка. - Ну а что до нашей последней оставшейся проблемы, судьба Гриндевальда, полагаю, теперь всецело зависит от решения суда? - Боюсь, как и Вы отныне я мало на что могу повлиять. Мои полномочия закончились на передаче Гриндевальда аврорам, - позабыв о перевязи, к которой все еще не успел привыкнуть, попытался развести руками Альбус. - Да, конечно. Однако, я слышал, что он едва не погиб во время дуэли, - задумчиво обводящие спинку его кресла черные глаза Поттера резко остановились на лице Альбуса. - Но Вы его спасли. - Спас, - не стал скрывать Альбус, хоть в словах собеседника скорее слышались намеки на претензию, нежели вопрос, и разговор в целом приобретал весьма неприятную тональность. - Я счел, быть может в силу своей наивности, официальное судебное разбирательство более справедливой мерой. - О, нет, Вы, разумеется, правы, Дамблдор, - тут же согласно закивал Поттер. - Тем более, что последний публичный суд подобного масштаба, если мне не изменяет память, приговорил маркизу Фавр де Поль к сожжению на главной площади Парижа. Посему вполне резонно ожидать подобный вердикт и в данном случае. Не так ли? Едва ли бывший аврор и нынешний сотрудник Визенгамота мог грешить на память в контексте подобных фактов. И едва ли бросался смутными намеками без всякого на то умысла. - Уверен, Верховная судья Кескин приговорит Гриндевальда к соразмерному его преступлениям наказанию, - уже не улыбаясь, добавил Альбус, ощутив внезапный прилив злости. - Очень на это надеюсь! Лично мне станет куда спокойнее, когда Гриндевальда казнят, - заявил Поттер, и его тонкие ноздри хищно вздулись. - Осталось лишь, чтобы главный прокурор убедил в этом присяжных. Впрочем, должен сказать, в моих профессиональных кругах мистер Уизли имеет репутацию поистине безжалостного слуги закона. Будем уповать, что он и здесь проявит свою знаменитую суровость. На это переполненный гневом Альбус не смог выдавить даже кивок. К счастью, Поттер, похоже, тоже истратил все причины оставаться в его кабинете. Но перед тем как, разгладив складки на черных в тонкую серебристую полоску брюках, уйти, будто вспомнив в последний момент, положил на стол маленькую, размером с ладонь потрепанную книжицу: - Кстати, пока Гриндевальд еще жив, передайте ему это, если Вам не трудно, - опустив глаза, Альбус даже по задней обложке узнал все тот же самый сборник сказок барда Бидля, который Геллерт когда-то стащил у него и обменял у маленького Флимонта Поттера на право владения Мантией. Сам Альбус напрочь забыл о нем, но старший Поттер явно не хотел оставлять Геллерту и минимального шанса, обращая сделку вспять по всем правилам. - Непременно передам. - Тогда до встречи на суде, мистер Дамблдор. Когда ведомая магическими доводчиками за Поттером мягко затворилась дверь, Альбус выпростал левую руку и притянул “Сказки барда Бидля” к себе. Треугольный «глаз», символ Даров Смерти, заменял первую букву его имени, нацарапанного Гриндевальдом прежде, чем юный Альбус с хохотом отнял у него книгу. Хорошо хоть, тот не успел, как задумывал, написать под ним свое… Задумчиво постукивая по пожелтевшей мятой обложке указательным пальцем, Альбус глубоко вздохнул. Мог ли он представить тогда, тринадцать лет назад, что очаровавшая двух юных горе-волшебников детская сказка однажды спасет ему жизнь? И что неугасаемая вера Гриндевальда в Дары и Судьбу, в конце концов, оправдает себя? Тут в дверь постучали, и та сразу же распахнулась, не успел Альбус открыть рта, чтобы пригласить стучавшего войти или отказать в этом. - Альбус! - нежданно негаданно на пороге его кабинета возникла Мартѝн с ярко-оранжевым значком “визитер”, приколотым к креповому платью. Мартѝн? В самом центре штаба Международной Конфедерации магов? Альбус так опешил, что забыл даже, как моргать. - П-привет! - они поцеловались в обе щеки. - Как ты здесь оказа… И тут Мартѝн заметила перевязь. - Ah, mon chéri! Я не знала, что ты ранен! - стянув перчатки, воскликнула она, осторожно прикасаясь к бинтам на его предплечье. - Рана серьезная? Тебе больно? - Нет, уже совсем нет, - наполовину солгал Альбус, в то время как метка щипала свежим ожогом, и поспешил сменить тему. - Прости, что не ответил на твое письмо. Слишком много всего навалилось... - Альбус, ну что ты, не извиняйся! Бог с ним, с письмом. Я лишь хотела, чтобы ты знал, как сильно я восхищаюсь твоей храбростью и как мне жаль, что меня не будет рядом. Дети и Джейкоб, - она недовольно закатила глаза на дверь, где, по-видимому, оставила своего спутника, - меня не отпустили. Несмотря на то, что Альбус всегда поддерживал Мартѝн в ее стремлении быть там, где она хочет, вне зависимости от того, что говорят об этом традиционные устои общества, в этом случае он был согласен с Джейкобом. Присутствие Мартѝн на Himmelbrücke в тот день лишь все усложнило бы. И кто знает, какие повлекло бы последствия. - Но зато я здесь сегодня, - решительно кивнула она, продолжив. - И уж суд ни за что не пропущу. Само собой, Мартѝн хотела присутствовать на суде. Своими глазами увидеть, как вынесут приговор убийце ее мужа. Однако, учитывая, что вход в Министерства и прочие подобные инстанции, и тем более в штаб-квартиру Конфедерации, маглам, не связанным с волшебниками кровными или брачными узами, был категорически запрещен, вопрос, как ей это удалось, оставался открытым. Ведь даже являясь матерью как минимум одного несовершеннолетнего волшебника - маленькая Изабель пока не демонстрировала никаких чудес - и вдовой другого, Мартѝн все равно не позволили бы присутствовать на сегодняшнем судебном процессе. Если только не… Взгляд Альбуса скользнул вниз, уловив блеск кольца на безымянном пальце Мартѝн. Не того, что когда-то подарил ей, проконсультировавшись с Альбусом, Дерек. Вот оно что. Мгновенно рассудив, что это не его дело, Альбус поспешно сделал вид, будто ничего не заметил, но было уже поздно. Проследив за направлением его взгляда, Мартѝн осеклась на фразе, которую едва начала. Воцарилось неловкое молчание. Игнорировать кольцо стало попросту нелепо. - Это ведь Джейкоб провел тебя сюда? - наконец, мягко спросил Альбус. - От тебя ничего не скроешь, - смущенно заведя за ухо выбившуюся прядь, она несколько скованно продемонстрировала Альбусу обручальное кольцо. - Не то чтобы я хотела что-то скрывать… да, Джейкоб. Прости, что не сказала, но все произошло так быстро! Когда я узнала, что не смогу присутствовать на суде, он предложил мне это, сказав, что расторгнуть брак будет легко, ведь мы не станем, ну…, - отдернув руку, она отвела глаза. Нервно поджала пухлые губы. - Но я… не знаю, Альбус. Джейкоб поддерживал меня все эти годы, и он так хорошо ладит с детьми… Я… не уверена, что действительно хочу расторгать наш брак! Понимаешь? И хоть между нами никогда ничего не было, а после смерти Дерека я вообще не думала, что когда-нибудь выйду замуж снова, мне…, - ее темные брови горестно сошлись на переносице. - Наверное, ты думаешь, что я ужасна?! - Ничуть, - покачал головой Альбус, постаравшись стереть с лица последние следы изумления. Теперь, когда он узнал правду, все казалось таким очевидным. И, пожалуй, даже логичным. Но все-таки, даже давно уже догадываясь о том, что забота Джейкоба о вдове друга давно вышла за пределы сопереживания и дружбы, Альбус и предположить не мог, что Мартѝн ответит ему взаимностью. А почему - уже затруднялся вспомнить. - Если так вы оба будете счастливы. - Но ведь я…, - облегчение слегка разгладило ее черты, хоть явно не принесло полного успокоения. - По-прежнему люблю Дерека! Он отец моих детей и всегда будет моим Дереком, но просто…, - с тяжким вздохом она прильнула к его груди, спрятав покатившиеся по щекам слезы, и ее голос стал приглушенным, жалобным. - Альбус? Как ты думаешь, он возненавидел бы меня, если б узнал?! Как же сильно ее терзал и мучил этот вопрос. - Он знает, - крепко обняв Мартѝн, ласково уверил Альбус, вспомнив их с Дереком давний разговор и убежденность того в том, что смерть разлучает близких лишь на время. - И в любом другом случае я бы не решился говорить за другого человека, но ведь это же Дерек. Ты знаешь его не хуже меня. Больше всего на свете он хотел бы, чтобы ты и дети прожили долгую и счастливую жизнь. И чтобы рядом с вами был хороший, добрый, заботливый человек. А разве кто-нибудь подходит на эту роль лучше Джейкоба? Всхлипнув, Мартѝн выудила из кармашка платья белый с сиреневой окантовкой платок и к его удивлению кивнула, улыбнувшись сквозь слезы: - Есть один. Не стоит забывать про дядю Абуса. Рассмеявшись, он поцеловал ее в макушку: - Поверь, я не сомневался бы ни секунды! - Знаю, - шмыгнула она. Затем ненадолго замолчала. - Альбус? Так ты правда думаешь, что он был бы не против? Наверное, я бы даже мог устроить им очную встречу. Возникшая идея тут же кольнула стилетом. Померкший на фоне соблазнов, предлагаемых Старшей палочкой, Воскрешающий камень, тем не менее, таил в себе не меньшую опасность. Альбус уже отчасти столкнулся с ней, когда Аберфорт наотрез отказался отдавать кольцо Певерелла, не желая терять возможность видеться с Арианой. Пришлось даже попросить Фламелей провести с ним воспитательно-просветительскую беседу. Так и Мартѝн встреча с Дереком, пусть даже радостная грозила риском лишиться шанса на счастливую жизнь здесь и сейчас, и Альбус совершенно не хотел оказывать ей медвежью услугу. В конце концов, живые не должны контактировать с мертвыми. Таков порядок вещей. - Всем сердцем. - Если так, то я спокойна, - кивнула она, утирая слезы. - Спасибо, Альбус. Не передать словами, как я тебе благодарна, особенно тому, что именно ты поймал его. Теперь я, наконец, смогу сказать детям, что убийца их отца наказан. Все благодаря тебе! - расчувствовавшись, Мартѝн расцеловала его рыжую бороду. - Спасибо! У меня чувство, будто впервые за шесть лет я свободно дышу! Dieu! Лучше мне станет, только когда Гриндевальд испустит последних вдох. Надеюсь, казнь тоже будет публичной? - заметив, как Альбуса передернуло, она поджала пухлые губы. - Знаю, ты не сторонник радикальных мер, но Гриндевальд, ce salaud, уж точно заслуживает смерти! - Да, пожалуй. Вот только едва ли ты поверишь, что говоришь сейчас точь-в-точь как человек, которого заранее приговорила к казни. Не горящий желанием развивать эту тему, Альбус проследовал за ней в коридор - заседание должно было вот-вот начаться - где встретил Джейкоба Янга, чья густая борода и виноватая улыбка были шире, чем когда-либо, и, обменявшись рукопожатием, тихо поздравил его. - Это же простая формальность, - отмахнулся тот. - Она так не думает, - заговорщически подмигнув, шепнул Альбус так, чтобы не слышала Мартѝн. Надежда расцвела в глазах Джейкоба Губрайтовым огнем.***
- Тихо! - ударив молотком, воззвала к порядку Верховная судья Кескин, смуглая кожа которой эффектно контрастировала с белым париком. - Тишина в зале суда! Потребовалось, однако, еще немало времени, прежде чем стихли последние крики и неодобрительный свист с задних рядов. Как и следовало ожидать, хоть Главный зал заседаний вмещал немалое количество людей, сегодня здесь смоковнице было негде упасть. На первых рядах, то и дело задевая друг друга локтями и чехлами фотокамер, разместилась пресса - репортеры всех крупных магических газет, за ними сидели причастные к делу работники магических Министерств, а чуть дальше - семьи пострадавших. Кажется, здесь были абсолютно все. Полная злорадного нетерпения Мартѝн и обеспокоенный Джейкоб, утирающий лоб белым с сиреневой окантовкой платком. Заметно сдавшая за прошедшие годы миссис Азимус и обзаведшийся волшебной движущейся татуировкой мантикоры Джастин, младший брат Дерека. Все авроры из первого состава специальной группы быстрого реагирования. Генри, разумеется, Поттер. Вернувший с гибелью племянницы права на семейное наследство Альфонс Розье. Констанция “Коко” де Ланнуа в шляпке с черной розой и траурной вуалью. Мистер и миссис Флинт, дальние родственники Вудов, на опекунство которым Альбус недавно согласился отдать маленькую Мэри. Начавший лысеть Томас Акерли. Грузный и косматый Грегорович, которого Альбус помнил по алхимической конференции 1909 года. Облаченный в аврорскую мантию Персиваль Грейвз-младший, пошедший по стопам своего отца и удивительно на него похожий - строгими чертами лица, геометрически идеальным пробором угольно-черных волос и даже холодной сталью во взгляде. Помимо него из МАКУСА приехал только Руссо, невольно служивший когда-то под началом Гриндевальда, Абернэти же, насколько Альбусу было известно, отбыв пятилетний тюремный срок, не смог вернуться на службу в МАКУСА и навсегда покинул Америку. Все эти люди - а это была лишь малая часть - так или иначе пострадали от рук Гриндевальда или его сподвижников. И сегодня, даже зная, что на предварительном заседании происходит лишь оглашение официального обвинения и знакомство с составом суда присяжных, что вынесение окончательного приговора может занять месяцы и даже годы, они все равно пришли, чтобы убедиться, собственными глазами увидеть, что виновник пойман, обезоружен и разгромлен. Немногие оставшиеся места позади родственников погибших занимали те заинтересованные, у кого хватило связей пробиться на судебное разбирательство века. Так что, если сторонники Гриндевальда и присутствовали среди собравшихся, то лишь тайные и малым числом - в то время как их общее количество в волшебном мире оставалось значительным даже после ареста лидера - вот почему Главный зал взорвался единогласным оглушительным ревом, стоило Гриндевальду показаться на его пороге в сопровождении Оболенского, Солер и еще нескольких авроров. Оскорбления, свист, пожелания мучительной смерти летели в него как снаряды, а если бы не присутствие сотрудников Отдела магического правопорядка, возможно, полетело бы и кое-что посерьезней. С обожанием или ненавистью, но толпа определенно никогда не оставалась равнодушной к Гриндевальду. Зато тот выказал полнейшее. На его бледном осунувшемся лице не дрогнул ни мускул, не изменилась и черта. Он глядел в ревущий зал, но явно смотрел сквозь, пока Солер левитировала его, волочащего за собой антитрансгрессионные кандалы, к отрезанному от судейской трибуны барьером Protego falciparum железному креслу. А когда свободно свисающие с подлокотников, но мгновенно ожившие массивные цепи обвили его запястья будто лианы дьявольских силков, подавно уронил подбородок на грудь и больше не двигался. Пребывающий после разговора с Мартѝн в еще более смешанных, чем до него чувствах Альбус понятия не имел, что ожидал увидеть. Но точно не это. За прошедшие с дуэли дни Геллерт сильно похудел - тюремная рубашка висела на нем как на вешалке - и от его былой неотразимости почти ничего не осталось, но поражало другое. Гриндевальд, которого Альбус знал, всегда боролся до последнего. Даже будучи загнанным в угол, даже морально настроившись на скорый конец, он никогда не сдавался без боя. Сколько бы раз не ступал на край между жизнью и смертью, умудрялся выкарабкаться, выжить, и оттого его нынешняя апатия и безучастность к собственной судьбе повергали Альбуса в шок. Гриндевальд был… сломлен. Разумеется, немалую роль играло и то, что в целях безопасности целители наверняка накачали его успокоительным зельем, либо оглушили мощным Конфундусом - и то, и другое было строжайше запрещено, так как лишало подсудимого возможности ясно мыслить и, соответственно, эффективно защищать себя. Но ожидать другого от судебного процесса над самым известным преступником всея Европы и террористом, засевшем в печенках у международного аврората на долгие тринадцать лет, пожалуй, было наивно даже для Альбуса. Вот тут-то, в это мгновение он по-настоящему понял, что все и в самом деле уже решено. И что Поттер, Мартѝн и иже с ними ликуют отнюдь не напрасно. Геллерта казнят. Не сегодня, не завтра, но достаточно скоро, чтобы утолить мстительное нетерпение тех, кто ждал слишком долго, и выбить недуг из тех, кто еще заражен идеей Общего блага. А заодно продемонстрировать более равнодушным группам населения триумф закона и порядка. И все. Затем, конечно, последуют менее громкие и показательные суды над приспешниками Гриндевальда, но те лишь пополнят камеры в магических тюрьмах Европы, а некоторым семьям будет выплачена компенсация, но никто не будет ненавидеть Багрова и всех остальных, виноватых не меньше, так, как Геллерта. И никто никогда не узнает, почему он проиграл. - Приятно видеть, когда до них, наконец, доходит, что они проиграли, - словно прочитав его мысли, произнес сидящий рядом Дермот Уизли, на фоне которого блекло даже рыжее наследие Дамблдоров. После ареста Гриндевальда Господин прокурор первым делом предложил Альбусу роль главного свидетеля обвинения, и тот, не колеблясь, согласился (еще не зная правду о Старшей палочке). Однако сейчас, глядя на деловито постукивающие по объемистой папке пальцы с тонкими рыжими волосками на костяшках, Альбус вдруг почувствовал отвращение. Быть может, не к самому человеку - ибо бесчестное количество раз вытаскивал бедового сына Уизли, Септимуса, в котором души не чаял, из цепких лап завхоза - но к силе, которую тот олицетворял. - Рассчитываете на быструю победу? - разлепив пересохшие губы, поинтересовался Альбус. - Даю этому делу не больше пары месяцев, и то только потому, что материалы очень уж объемные. Но, уж поверьте, доказательств вины у нас более чем достаточно, - довольно хмыкнув, кивнул тот, и кисточка на его синей феске колыхнулась, словно подчеркивая слова хозяина. - Хватит на несколько смертных приговоров. Почему-то каждый второй разговаривал с Альбусом так, будто он больше всех переживал, что Гриндевальда минет сия чаша. Тем временем секретарь огласил явку сторон: шестнадцать человек со стороны обвинения и ни одного со стороны защиты. Так как Гриндевальд не подал прошение о предоставлении адвоката, и добровольцев на эту роль тоже не нашлось, закон предписывал ему защищать свои права самостоятельно. Далее слово снова взяла судья Кескин: - Сегодня, двадцать первого марта 1913 года, Верховным судом Международной конфедерации магов рассматривается дело по коллективному иску к Геллерту Лиутберту Гриндевальду по обвинениям в следующих уголовных преступлениях: предумышленное убийство, незаконное проникновение на охраняемый правительственный объект, присвоение чужой личности и полномочий должностного лица, побег из места лишения свободы, публичные призывы к массовым беспорядкам, оправдание и подстрекательство к террористической деятельности, организация террористических актов, укрывательство преступлений третьих лиц и, наконец, планирование и подготовка агрессивной войны. Уважаемый прокурор, я огласила все основные пункты обвинения? - Да, Ваша честь! - заверил тот, вскакивая со своего места с готовностью пружинной куклы, спрятанной в табакерке. - Тогда можете начинать. Засияв как начищенный медный котел, Дермот Уизли принялся за работу и вот тут раскрылся во всей красе. Емкая вступительная речь судьи Кескен и рядом не стояла с его почти часовым, но ничуть не затянутым, выверено-эмоциональным выступление, в течение которого он озвучил, похоже, абсолютно все самые ничтожные известные Конфедерации на данный момент преступления подсудимого. И пока он следовал по списку вибрирующим от возмущения голосом, ни разу с присущей ему дерзостью Геллерт не перебил его или фыркнул в своей насмешливо-презрительной манере, даже не шевельнулся, продолжая буравить пол сквозь упавшие светлые пряди. И лишь когда Уизли перешел к поименному перечислению убитых в Осло членов Совета Конфедерации, вздрогнул как от разряда тока. - …де Атаиде (Португальская республика), Блез Делакур (Франция), Эпона Фоули (Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии), Виктор Крам (Царство Болгария), Ноа Маес (Королевство Бельгия), Ларс Петерсен (Королевство Швеция), Мария Павловна Шувалова (Российская… И медленно поднял голову. Даже со своего места Альбус различил, как конвульсивно дергается его правый глаз. Словно спросонья Геллерт оглядел зрительные ряды и оживленно защелкавших фотокамерами репортеров недоуменным, наполовину прищуренным взглядом, но быстро отвел его прочь от ненасытных вспышек ламп, и вот тогда будто впервые заметил судейскую трибуну, приостановившего в поднявшемся гвалте свой эффектный перфоманс прокурора Уизли и Альбуса, сидящего на противоположном конце этой прободающей зал суда диагонали. Их зрительный контакт длился лишь миг. С тем же успехом Альбусу и вовсе могло показаться, что Гриндевальд смотрит на него. Но вот четко очерченные, хоть и бледные губы скривились в презрительной ухмылке, бросившей на его лицо тень привычного самодовольства, и с нарочитым интересом Геллерт воззрился на прокурора, получившего от судьи приказ продолжать. И больше в сторону Альбуса не смотрел. А Альбус отчего-то захотел именно этого - заглянуть в эти глаза еще раз, напоследок, чтобы проверить, узнать наверняка… Но время шло, и вскоре даже обвинительная речь Уизли и лавинообразные аплодисменты после нее подошли к концу. - Подсудимый, Вам слово, - в который раз орудуя молотком, подвела черту под очередным этапом заседания судья Кескен. Из всех присутствующих, не считая Альбуса, лишь она сохраняла беспристрастность. Но то была ее работа. - Напоминаю, что хоть мы находимся на предварительном слушании, все сказанные Вами слова могут быть использованы против Вас стороной обвинения. Тем не менее, все поданные сегодня возражения, уточнения, а также факты и доказательства Вашей невиновности, - это слово было яростно освистано, - будут рассмотрены судом в должном порядке. Подсудимый, Вам есть что сказать в свою защиту? Велением палочки появившегося словно из ниоткуда Георге магические цепи, сверкнув фиолетовой росписью рун, немного ослабли, позволив Геллерту встать, как положено выступающим на суде. Но тот остался сидеть, чуть вытянув ноги и откинувшись на спинку металлического кресла поудобнее: - Выносите приговор, Ваша честь, сэкономьте нам время, - все еще насмешливо ухмыляясь, хрипло произнес он, поведя подбородком в сторону притихших, жадно ловящих каждое его слово зрительских рядов. - Нетрудно понять, что им нужно. Так чего медлить? - Ты так просто не отделаешься, Гриндевальд! - Получи свое, ублюдок! - Смотрите, да ему смешно! И вновь судье Кескин пришлось взывать к порядку, а некоторых особенно непримиримых зрителей даже настойчиво попросить покинуть зал суда, что в свою очередь вызвало новую волну недовольства, и посреди всего этого безобразия и хаоса, будучи и его причиной, и следствием, Геллерт продолжал улыбаться. Беспечной улыбкой человека, в одночасье лишившегося всего и желающего скорее расстаться с последним, что у него осталось. Нет. Так нельзя. Не успев сполна прочувствовать подтолкнувший его порыв, Альбус стремительно поднялся со стула. Да, он по-прежнему нисколько не отрицал тяжкую вину Гриндевальда, его жестокость, алчность, сомнительную мораль и непомерную гордыню - все его грехи и преступления. Но и безучастно наблюдать за происходящим не мог. - Я буду выступать в его защиту. - Что?! - невольно отступив от регламента, ахнула судья Кескен, одна из немногих, услышавших его заявление. - Я, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, - увереннее и громче повторил он, через весь зал глядя точно в застывшие, пораженно округлившиеся голубой и синий глаза, - отныне буду защищать интересы Геллерта Лиутберта Гриндевальда.RED - Already Over