***
Hurts - Mercy
Первые пару минут они молчали. С размаху налетевший на тишину - закрывшаяся за аврорами дверь отрезала все звуки - Альбус банально не знал, с чего начать. Прикованный к стулу и уже успевший прийти в себя Геллерт выжидающе буравил его пристальным, дерганым от непроходящего тика взглядом. Время шло. - Как твои раны? - сумел, наконец, собраться с мыслями Альбус. - Как видишь, несмертельные, - без намека на веселье одним уголком губ скривился тот. Затем не выдержал. - Ну и что все это значит?! - Ты слышал судью, - кивнул, присаживаясь напротив, Альбус. - Я буду твоим адвокатом в этом деле. - С какой такой стати? - глаза Гриндевальда настороженно проследили за его руками, будто он в любой момент мог выхватить волшебную палочку. - Ты сам меня выбрал. Тогда, помнишь? - водрузив руки на стол и демонстративно расправив скомкавшийся под перевязью рукав мантии, пояснил Альбус. Странно было осознавать, что его Гриндевальд боится больше всеобщей ненависти и казни. - А юридического срока давности подобные заявления, как оказалось, не имеют. Так что все вполне законно. - Законно? Оказалось?! - зашипел, давясь гневом, Геллерт, бледнея, вместо того чтобы побагроветь. - ИЗДЕВАЕШЬСЯ? Какого беса ты задумал, Дамблдор? Тебе… - он начал задыхаться, - тебе что, МАЛО? Ты же победил! Унизил меня как никто. Получил все, абсолютно все, и хочешь еще славы? Позора моего хочешь?! Чтобы разбирательство длилось месяцы, пока ты играешь в защитника в свое удовольствие, а я…Я!.. Альбус прервал его сбивчивую тираду прямым, открытым взглядом: - Ты ведь знаешь, что я никогда бы так не поступил. Ни с кем. Не выдержав, Геллерт, зажмурившись, отвернулся, насколько позволяли приковавшие его к спинке стула цепи. Впрочем, его трясло так, что те, казалось, вот-вот порвутся, и у Альбуса внезапно возникло желание протянуть руку и придержать его за плечо. Но он, конечно, не посмел и шевельнуться, опасаясь взволновать еще сильнее, и терпеливо выжидал, пока Гриндевальд справится с приступом неконтролируемой дрожи и панического удушья самостоятельно. Это заняло довольно продолжительное время. Альбус не особенно разбирался в последствиях резкого прекращения приема наркотических средств, но догадывался, что приятным это состояние не назовешь. Но все же нужно пополнить свои знания в этой области. В конце концов, с видимым трудом Геллерт более менее успокоился и заставил себя повернуться обратно. - Ну а что тогда? - тускло глядя сквозь светлые пряди вниз, на бороду Альбуса, выдавил он сиплым, вымученным голосом. - Что еще тебе от меня надо, Дамблдор? - Ничего, - вернув взгляд с потолка, который непринужденно рассматривал все это время, покачал головой Альбус. - Я просто хочу спасти твою жизнь. Как ты спас мою. Лицо Гриндевальда стремительно, как солнце от налетевшего облака померкло. Сухие искусанные губы, задрожав, прошептали что-то, но затем посеревшие черты озарило. Издав хриплый лающий смешок, Геллерт вскинул голову и вперился в Альбуса пульсирующей бездной правого глаза: - А, до сих пор не любишь оставаться в долгу, да? Не можешь вынести, что чем-то мне обязан? О, расслабься, Альбус. Не переживай так. Мне не нужна твоя благодарность. Ничего не нужно. Просто отойди в сторону и позволь себе насладиться представлением, - откинувшись на спинку стула и будто бы слегка расслабившись, Геллерт прикрыл глаза. - Долго это не продлится. Он действительно, по-настоящему желает смерти. Но, глядя на его изможденное, ставшее угловатым лицо, на бугристые воспаленные рубцы, виднеющиеся за съехавшим воротом тюремной рубашки, и корочку спекшейся почерневшей крови в уголках губ, Альбус чувствовал, как укрепляется его убежденность в том, что он поступает верно. Среди всех своих многочисленных знакомых он не знал человека храбрее, способного с удивительным упорством следовать за своей мечтой сквозь года и вопреки любым препятствиям, умеющего проникнуть в душу практически любого, но при этом снедаемого целым сонмом собственных страхов и тревог, абсолютно слепого в своей устремленности и неспособного понять и принять самого себя. До мозга костей прагматичного и расчетливого, хладнокровно манипулирующего чужими судьбами и безжалостно играющего чужими чувствами - но в результате рискнувшего всем ради бледной тени давно ушедших чувств. В этом был весь Гриндевальд. В непримиримых трагических противоречиях. И сколь бы ошибочным ни был избранный им путь, какими бы спорными ни были его методы, видеть, как этот талантливый идейный волшебник добровольно губит себя и свой потенциал, было жутко и приносило почти физический дискомфорт. Ощущение чего-то противоестественного. Потому сохранить его жизнь стоило не ради справедливости, не ради совести Альбуса, но ради него самого. - И все-таки зачем? - вопрос вырвался из Альбуса помимо его воли, вопреки тому, что он уже знал ответ на него. - Почему ты спас меня? С моей смертью все дороги перед тобой были бы открыты. Возможно, сейчас ты бы уже единолично правил магической Европой. Ты был так близок... Геллерт взглянул на него сквозь ресницы опущенных век - единственное оставшееся у него укрытие. - Ты все видел, Дамблдор. И если ты здесь и впрямь не для того, чтобы мучить меня, не заставляй повторять это вслух. Альбус до последнего допускал, что действия Гриндевальда в тот день были продиктованы патологическим собственническим стремлением заполучить недосягаемое, но этот взгляд, эта беззащитность заставляли поверить в необъяснимую, нереальную любовь к нему Геллерта куда сильнее, чем даже силой вырванные воспоминания. Невообразимо, попросту невозможно, но в конечном итоге вся мятежность и возмутительная дерзость, весь азарт, пыл и ненасытные амбиции Геллерта Гриндевальда разбились о самое тривиальное на свете чувство. И самое прекрасное. Стук в дверь возвестил о том, что время перерыва иссякло. - Как бы то ни было, - поднимаясь из-за стола, твердо заключил Альбус, в груди у которого трепетно воскресало что-то неуловимое, - а казнить тебя без подобающего суда и следствия я не позволю. Глаза Геллерта резко распахнулись: - Что?! Ты что, не слышал, что я сказал?? Не нужны мне твои подачки! Засунь их себе знаешь куда, спаситель *бучий?! И просто дай мне уже сдохнуть, наконец! Я все равно… Sheiße! Почему ты просто не можешь оставить меня в покое?!! У отстегнувшего его от стула Альбуса имелось много ответов на этот вопрос. И ни одного.***
По возвращении в зал суда их встретила глухая, контрастная по отношению к реву, под который они покидали его, тишина. Плотная как магический барьер, которым подсудимого отделяли от судейской трибуны и зрительного зала. Напряженная тишина отчуждения. Теперь и Альбус оказался по противоположную его сторону. Конечно, многие все еще пребывали в потрясении. Неуверенно присматривались к неустанному борцу за добро и порядок, бесстрашному спасителю, да и в целом “вроде бы хорошему парню” Дамблдору, сомневаясь в конечной цели его выходки. Другие, те, кто знали Альбуса чуть лучше и следовательно искали в происходящем двойное дно и тайный смысл, тем не менее тоже не спешили демонстрировать поддержку. Те же, кому всюду сующий свой кривоватый нос Альбус Дамблдор никогда особенно не нравился как волшебник и как личность, попросту выжидали, пока сформируется мнение большинства. И хоть Альбус предполагал подобную реакцию и даже говорил себе, что готов к этому, выступая с защитной речью, в которой без лишнего воодушевления, но твердо настаивал на тщательном расследовании всех фактов преступной деятельности Гриндевальда, в том числе хотя бы даже ради самих жертв, он не раз ловил себя на том, что пытается выискать проблеск солидарности в обращенных к нему лицах. Но те оставались еще более непроницаемы и пусты, чем брешь, зияющая в ряду с опустевшими местами Джейкоба и Мартѝн. Она даже не стала дожидаться окончания заседания. Ирония заключалась в том, что Мартѝн была, пожалуй, единственной, кто не сомневался, что он выиграет это дело. В ее глазах просто не могло быть иначе, ибо ему, всемогущему волшебнику, одолевшему Гриндевальда и спасшему ее из горящего дирижабля были подвластны любые чудеса. И раз уж он взялся спасти Гриндевальда от смертной казни, значит, так оно и будет. И смотреть здесь больше не на что. Посему на последовавшую вслед за скомкано завершившимся заседанием пресс-конференцию Альбус явился в крайне смешанных чувствах и не нашел ничего лучше, чем отвечать на скептические замечания репортеров повторением своих же только что экспромтом озвученных суду аргументов. Это неожиданно оказалось наилучшей стратегией, поскольку выглядел он при этом, судя по едкому безмолвному недовольству прокурора Уизли, более чем подготовленным и уверенным. Так, будто идея защищать Гриндевальда зародилась у него еще даже до дуэли, а все происходящее являлось частью продуманного плана. Давно избавившийся от ложной скромности Альбус вновь, как в юности почувствовал себя самозванцем, кажущимся гораздо умнее, чем он есть на самом деле. Но не воспользоваться этим было бы недальновидно и глупо, так что он по возможности поддерживал производимое впечатление. Из всех только Фламели и Аберфорт не поверили в сложившийся образ. Кинувшийся на него с кулаками и криком «Да сколько ж можно!» Берт долго надрывался и бессильно орал, но изменить ничего не мог. Никакие угрозы и убеждения на Альбуса не действовали, так что вынутую из погреба бутылку виски, прибереженную на «светлый день казни ублюдка» пришлось убрать обратно. Николя и Рене, разумеется, сохранили привычное спокойствие. Они не стали причитать и отговаривать Альбуса, не задавали лишних вопросов - возможно, ждали от него чего-то подобного после того, как он поведал им о судьбе Старшей палочки? - а, озабоченно переглянувшись, приняли его выбор. «Бедный мой», - шепнула, обняв его, Рене. И на этом все. Все, что Альбусу было нужно. Не считая помощи старого друга. - Альбус, я бы рад, но я… даже не знаю, чем тут поможешь, - вздохнул Элфиас, салфеткой вытирая кофейную пену с губ. - Хоть твое выступление в Базеле было образцово показательным с точки зрения ораторского искусства, и я, признаюсь, давненько не слышал ничего настолько… возрождающего веру в правосудие - а ведь я, порой, присутствую на нескольких заседаниях в день, - тут он гордо постучал по нашивке “Главный секретарь” на фиолетовом лацкане визенгамотской мантии, - это все равно едва ли на что-то повлияет. Я имею в виду, что даже если судья и присяжные согласятся на более детальное расследование, это только оттянет неизбежный приговор. Да, я, разумеется, понимаю, - Дож спешно, будто боясь обидеть, замахал пухлой ладонью, - что ты ни в коем случае не ставишь целью уберечь Гриндевальда от заслуженного наказания, а только обеспечить законность и прозрачность процесса... Без аппетита вырисовывающий завитушки из взбитого крема с пирожного Альбус не решился переубеждать своего, похоже, единственного - в сторону Аберфорта не стоило и смотреть, а Фламели не могли преступить клятву о невмешательстве - союзника. Соседние столики в служебной столовой британского Министерства Магии и так косились на них, перешептываясь, все время с того момента как они вошли. - …но даже в этом случае мне трудно представить, какие могут быть доводы у стороны защиты в этом деле, - потирая наметившийся второй подбородок, продолжал Элфиас тоном знатока, благо пониженным. - Гриндевальд во всеуслышание заявлял о своих планах и намерениях, которые точь-в-точь сходятся со всеми выдвинутыми против него обвинениями, так что можно даже не пытаться аппелировать к убийству по неосторожности и причинению непреднамеренного вреда, - покачав головой, он откусил добрую половину своей булочки с маслом и джемом. - Да и не заявишь же, что у Гриндевальда попросту не все дома! - Ну это было бы совсем уж глу…, - начал было Альбус вперед собственных мыслей, которые, однако же, с энтузиазмом вгрызлись, дегустируя, в эту идею. Может быть, на умалишенного Геллерт и не тянет, но и на адекватного тоже не вполне. По крайней мере, в последнее время. - Послушай-ка, Элфиас, - опустив засахаренную ложку на блюдце, прервал собеседника Альбус, все равно не услышав последние несколько его фраз. - А что магическое законодательство говорит о наркотической зависимости? Это состояние может быть приравнено к частичной невменяемости? - Увы, не думаю, что подобное обстоятельство вообще предусмотрено нашими законами. Наркотики - это ведь изобретение маглов, и они… Погоди! - встрепенулся Дож, осененный той же идеей, что подкралась и к Альбусу. - Может, это и к лучшему. Если ничего подобного в истории магического делопроизводства еще не происходило, то можно будет обозначить это как прецедент. И обернуть в свою пользу. Нет, правда, Альбус! - профессиональный азарт, вспыхнувший в глазах ратующего за его победу Элфиаса, похоже, затмил скандальную личность подсудимого. Но, по правде говоря, ни одно из преступных предприятий Гриндевальда на Доже не отразилось, и он мог позволить себе воспринимать происходящее как очередной интересный судебный случай. - Это может сработать! Только нужно обязательно проверить, действительно ли суд Конфедерации никогда не рассматривал подобные дела. - Элфиас, могу я попросить тебя о… - Ну разумеется. Не вопрос! - махнул рукой тот, залпом допивая остывший кофе и взмахом короткой палочки делая пометку в ежедневнике, на страницах которого тут же возник длиннющий список литературы, которую он, по-видимому, планировал просмотреть. - Как тут не помочь, дружище! К тому же я и сам жутко этим заинтересовался. Но только…, - вспомнив о чем-то, Элфиас замялся, принявшись нервно теребить уголок ежедневника, как делал еще в их школьные годы. - Ты уж сильно не афишируй, что я тебе помогаю, ладно? А то… - Конечно, я все понимаю, - поспешил кивнуть Альбус. В подробных объяснениях, почему помощь ему может стоить Дожу места в Визенгамоте, он не нуждался. Эта древняя организация высоко чтила свои традиции и устои и всегда перестраховывалась в вопросах поддержания репутации и сохранения «лица». Потому из состава Визенгамота можно было с треском вылететь и за меньший грех, нежели консультация адвоката международного террориста. Хорошо, что их с Элфиасом посиделки в министерской столовой были явлением обыденным и довольно частым - Альбус не забывал навестить давнего друга всякий раз, когда появлялся в Министерстве - так что и эта встреча не должна была показаться подозрительной. И все же, оглянувшись, чтобы подозвать стоявшего у стены с большим кофейником домовика, Альбус успел заметить поспешно замелькавшие как падающие плашки домино затылки тех, кто еще мгновение назад разглядывал его с повышенным интересом. Может быть, и правда не стоило видеться с Элфиасом? Но, так или иначе, а дракон уже вылупился из яйца, и отступать было поздно. Тем более что сейчас Альбусу пригодилась бы любая помощь, ибо следующее заседание суда должно было состояться ровно через неделю после предварительного, и два дня из семи уже миновали.***
Поезд Зальцбург-Хальштатт двигался медленно. В это время года велика была опасность схода селей, поэтому частота рейсов, следующих по горным отрезкам, снизилась до минимума, и Альбус едва успел ухватить билет на ближайший поезд. До самого Зальцбурга он благополучно добрался с помощью сети летучего пороха, но дальше пришлось выбирать между метлой и магловским транспортом. Ибо доступ к камину в особняке Гриндевальдов ему не предоставили. И все же, сидя в битком набитом вагоне второго класса на пути в место, где его очевидно не ждали, Альбус не мог не насладиться красотой альпийского пейзажа, проплывающего за тайком отмытым заклинанием окном. Родная деревня Геллерта и впрямь отчасти напоминала Насыпное нагорье - те же поросшие лесом горные хребты, то же озеро и россыпь домиков на одном из его берегов - но на этом сходство, в общем-то, заканчивалось. В отличие от аскетичного и пологого Насыпного нагорья здесь было куда меньше открытого пространства, а вересковые поля не уносились за горизонт целовать небо. Но зато компактная, будто взятая в горсть великаном долина вокруг озера Hallstattersee напоминала наполненную до краев чашу, и все здесь - от роскошных, пушистых как с рождественской открытки кедров до сюжетной росписи на выбеленных фасадах домов - степенно вещало об изобилии и богатстве. Не говоря уже об особняке Гриндевальдов. Его белеющий над деревней призрак Альбус заметил еще из поезда, и чем ближе подходил, поднимаясь по склону - на станции его, понятное дело, никто не встретил - тем яснее понимал, откуда в Геллерте любовь к атрибутам роскоши. Не сказать, что Альбусу не встречались дворцы помпезнее - родовое поместье Розье, к примеру, легко заткнуло бы этот особняк за пояс - однако идеально вписывающееся в рельеф классическое белое строение всем своим царственным видом заявляло: я здесь не просто на своем месте, я - само это место. Резко скакнув вверх, тропинка вывела Альбуса к каменной стене, столь невпечатляюще невысокой, что он мог бы даже перешагнуть через нее. Но Альбус, разумеется, не стал этого делать. Подобные ограждения в мире волшебной недвижимости в первую очередь выполняли функцию магического, а не физического барьера. Посему Альбус предусмотрительно остановился напротив калитки, украшенной фамильным гербом Гриндевальдов - белоснежным гарцующим гиппогрифом на черном фоне с золотыми звездами. Тем временем из дома, прихрамывая, приковылял приземистый мужчина в черном бархатном сюртуке, слишком старый, чтобы быть отцом Геллерта, и следовательно, слуга. - Herr Dumbledore? - требовательно спросил он, подозрительно вглядываясь в него подслеповатыми глазами. - Ja, Herr Grindelwald…, - произносить эту фамилию, не имея в виду Геллерта, было непривычно. Да и немецкий Альбуса, признаться, порядком запылился. - Wartet auf dich*, - отрывисто закончил за него мужчина и рассеял сучковатой палочкой висящее на воротах заклинание, чтобы гость смог беспрепятственно войти. И так ревностно восстановил барьер за его спиной, что волосы на затылке Альбуса всколыхнулись. А после, так и не представившись, взмахом бугристой от взбухших вен руки велел следовать за ним. * - Герр Дамблдор? - Да, герр Гриндевальд… - Ожидает Вас. (с нем.) Изнутри дом Гриндевальдов больше походил на музей. Причем даже не самим обилием портретов славных предков, их многочисленных охотничьих трофеев, орденов, грамот и прочих заслуг за стеклом и в рамках на стенах, не редчайшими скульптурами, вазами и гулко тикающими часами, вдесятеро старше Альбуса, и даже не роскошной антикварной мебелью, какую можно было увидеть в кабинете далеко не каждого министра. Дело скорее было в том, в какой выставочной манере все эти ценные вещи были расставлены по дому и какая стерильная чистота - только отряд из нескольких домовых эльфов мог ее поддерживать - здесь царила. А, учитывая тот факт, что по пути им не встретилось ни одной живой души, Альбуса не покидало ощущение, будто дом и вовсе необитаем. Все здесь было каким-то слишком уж правильным, идеально выверенным и… мертвым. - Bitte hier**, - указал на единственную открытую дверь слуга, пропуская Альбуса вперед. ** Прошу сюда (нем.) Это оказалась просторная богато обставленная гостиная. Из таких, чье предназначение было в том, чтобы пустить пыль - пусть заслуженно - в глаза гостю, а после предоставить максимальный комфорт и возможность еще долго восхищаться вкусом хозяев. Чего стоил один только огромный белоснежный рояль, притягивающий взгляд словно лебедь на заросшем пруду. Но и помимо него взгляду было куда упасть, а ноге - ступить, утонув едва не по щиколотку, на мягчайший персидский ковер, постеленный поверх светло-жемчужного паркетного пола из граба. Далее можно было полюбоваться видом на долину, открывающимся из высокого окна, или присесть на мягко пружинящее кресло у камина, откупорив один из янтарно поблескивающих графинов. А может, и на удобную замшевую софу или любой другой предмет - все в комнате, каждый канделябр и каждая пепельница несли на себе аккуратный черный штамп с гарцующим гиппогрифом - мебельного ансамбля рассчитанного на добрых десятка два гостей. И все же ни бойко потрескивающий камин, ни свежие цветы в вазах не отнимали у осматривающегося в ожидании хозяина Альбуса стойкое ощущение, будто гостиной уже очень давно не пользовались. Впрочем вскоре его внимание привлекли фотографии в одинаковых овальных рамках, выставленные на почетном месте на каминной полке - единственный намек на жизнь в этой забывшей звуки смеха и оживленных бесед комнате. Фотографии, похоже, были сделаны давно, еще до изобретения волшебной проявляющей смеси, а потому изображенные на них люди не двигались. Но и без этого лицо молодой светловолосой женщины на фото с золотым тиснением «Иоланта» дышало той воздушной неземной красотой, которую скульпторы древности виртуозно воплощали в камне, а нежная и будто слегка рассеянная улыбка ни с того, ни с сего напомнила об Ариане. С екнувшим сердцем Альбус переключился не соседнюю фотографию, а точнее на диптих с изображениями двух детей примерно трех-пяти лет в одинаковых белых костюмчиках с матроссками, чрезвычайно популярных и в детстве Альбуса тоже. Светловолосый, очень похожий на женщину с первого фото мальчик на левой половине диптиха смеялся, указывая пальцем в объектив, другой рукой сжимая мятую бумажную шапочку-кораблик с якорем. На правой половине его, по-видимому, сестра, чье точеное кукольное лицо было обрамлено мягкими блестящими локонами, напротив, глядела в объектив серьезно, но вместе с тем и лукаво. По-взрослому оценивающе. Альбус частенько видел подобный взгляд у своих студентов незадолго до того, как те совершали какую-нибудь шалость, и мог биться об заклад, что за миловидной внешностью девочки скрывается маленький дьявол. Других фотографий не нашлось, что было странно, и поначалу не заметивший подписи к фотографиям детей Альбус замер, когда его взгляд перекочевал с «Гельмут» слева на «Геллерт», направо. Сняв диптих с полки, он присмотрелся к «девочке» внимательней и - конечно же! - тут же разглядел знакомую фигурную линию губ и даже небесную глубину глаз на черно-белой фотографии. И весело фыркнул. Кто бы мог подумать, что Геллерт Гриндевальд, гроза международного аврората и великий темный маг в детстве был маленькой принцессой! Тут дверь отворилась, и старый слуга громко объявил: - Herr Grindelwald! Человек, которого он представил, вошел в гостинную и окинул Альбуса пробирающим как ледяной утренний душ взглядом. - Добро пожаловать в Хальштатт, мистер Дамблдор, - без акцента и намека на радушие произнесли четко очерченные губы. Альбуса словно садануло Конфундусом. На несколько мгновений он даже оказался не способен на ответное приветствие и едва не выронил диптих. Райнхард Гриндевальд имел коротко стриженные светлые волосы, прямые классические черты лица и идеальную аристократическую осанку, подчеркнутую строгим, больше похожим на мундир пиджаком. Среднего роста и атлетического телосложения он также был точной, хоть и несколько постаревшей копией Геллерта. И хотя корректней было бы заключить обратное, сходство отца и сына было так велико, что у Альбуса даже мелькнула безумная мысль о маховике времени. Впрочем, глаза Райнхарда при приближении оказались совсем другими, и различие в цвете - пасмурно-серый вместо небесно-голубого - играло здесь последнюю роль. А вот их разрез, создающий впечатление перманентного пренебрежения, и припечатывающий к месту, по-змеиному неподвижный взгляд, холодный и неуютный как продуваемая сквозняками комната, вот уж где невозможно было ошибиться. Райнхард Гриндевальд напоминал инфернала. Статного и безусловно красивого даже в свои (шестьдесят?) годы инфернала. - Благодарю, что согласились принять меня, - наконец, поздоровался Альбус, также переходя на английский и обмениваясь царственно лаконичным, но крепким рукопожатием. Накануне Николя позволил ему снять перевязь, но правая кисть, не считая большого и указательного пальцев, похоже, навсегда потеряла чувствительность, так что Альбус начал носить трехпалую перчатку, скрывающую сморщившуюся почерневшую кожу. - И прошу простить за краткость моего письма. Так как вопрос напрямую касается судебного процесса, а точнее моей стратегии защиты, я счел необходимым утаить причину и цель моего визита до нашей очной встречи. - Если он прислал Вас за деньгами, то сразу скажу - Вы ничего не получите, - отрезал Райнхард. - Он опозорил семью, опорочил наше имя, смешав его с грязью, и я вычеркнул его из завещания. Ничто здесь ему не принадлежит. Ни монеты. - Нет я…, - вежливая улыбка увяла на губах Альбуса, впервые за все время вспомнившего о финансовой стороне вопроса, - взял на себя роль адвоката на добровольных началах. И без оплаты. Так что ни о каких суммах речи не идет. Если его слова как-то и успокоили Гриндевальда-старшего, внешне это никак не проявилось. Смерив Альбуса испытывающим взглядом, он махнул все еще стоящему в поклоне слуге: - Du kannst gehen, Hans. *** *** Можешь идти, Ханс (нем.) Как вымуштрованный солдат тот поклонился еще ниже и бесшумно покинул гостиную. Неприятно уязвленный тем, что родной немецкий об англичанина, похоже, боятся испачкать, Альбус только сейчас заметил, что как бы Ханс ни ковылял в силу своего почтенного возраста, он тем не менее, не шаркал. Тем временем Райнхард опустился в большое кресло у камина и властно повел рукой в сторону соседнего: - Тогда что Вам нужно? Присев напротив и закинув ногу на ногу, так что из-под брюк показались ярко-алые носки Альбус спокойно заявил: - То, от чего, как мне кажется, Вы откажетесь с удовольствием. Фигурные губы скептически поджались. Едва ли в своей жизни Райнхард привык отказываться от чего-либо. И сейчас, сидя в кресле с такой же ровной, что и стоя, спиной, он с каждым мгновением терял сходство с сыном. Поразительно, но в отличие от Геллерта, обладающего поистине гипнотизирующей, воодушевляющей толпы на революцию харизмой, Райнхард, имея практически те же черты, словно бы распоряжался ими совершенно иначе. Скупо и нехотя. И оттого его с первого взгляда обезоруживающая, скульптурная красота при мало-мальски продолжительной беседе начинала расползаться, рваться об острый разрез глаз и вертикальные морщины в уголках губ, пока от нее не оставалось ничего кроме холодной надменности. - И что же это, мистер Дамблдор? - Я собираюсь убедить суд признать Геллерта не вполне вменяемым и частично недееспособным, - зная, что интерес аристократов, подобных Гриндевальду, живет недолго, пошел напрямик Альбус. После разговора с Элфиасом он отправился прямиком в Биркбек-колледж, где встретился с профессором Вудвортом, заметно постаревшим за прошедшие годы - Альбус временами забывал, что в отличие от волшебников к маглам старость приходит уже на шестом десятке - да к тому же перенесшим инфаркт. Но не утратившим ученый пыл и гоняющим свою исследовательскую группу как голубей в парке. Они изучали последствия употребления морфия, кокаина и других наркотиков и их смесей для психического здоровья человека. Вудворт подтвердил, что любой магловский суд признает зависимого от наркотиков человека недееспособным. Таковым Геллерт по сути и являлся. - И если мне это удастся, то как ближайший родственник его представителем и официальным опекуном станете Вы. Я же предлагаю оформить опекунство на ме... - Невменяемым?! - рявкнул Райнхард так резко, что несущийся по магистрали своих логических выкладок Альбус чуть не подскочил в кресле. - На что Вы намекаете? Что он душевнобольной?!! Род Гриндевальдов принадлежит к одной из самых древних волшебных ветвей Европы. В моей семье течет чистая, здоровая кровь! А если кто и подпортил ее, так это треклятый Лиутберт со своим пророческим бредом. Вот в кого он пошел, в своего ненормального деда!.. - Позвольте, я вовсе не подразумевал, что у Геллерта какое-то наследственное расстройство! - поспешил объясниться Альбус, понимая, что разговор утекает в совершенно иное и к тому же опасное русло. - Возможно, Вы не знаете, но в последние годы Геллерт злоупотребляет наркотическими веществами, и это... - Что он Вам наплел? - по тому, как голос Гриндевальда опустился до минимума, напоминая отдаленный рокот сошедшей лавины, стало ясно, что Альбус только что в разы ухудшил ситуацию. Казалось, Райнхард вот-вот выхватит палочку. - Какие мерзости наговорил о ней? - зловеще потемневшие серые глаза метнулись на каминную полку, откуда мечтательно улыбалась Иоланта Гриндевальд, и тут Альбус, наконец, понял причину его гнева и то, о чем Геллерт умолчал в своих редких рассказах о семье. - Геллерт почти не говорил о матери, - самым нейтральным тоном ответил он. - Боюсь, я практически ничего не знаю и прошу прощения, если встревожил дурные воспоминания. - Дурные? Нет, Дамблдор, Вы в самом деле ничего не знаете. Заявляетесь в мой дом и просите помочь спасти этого неблагодарного…, - Альбус был готов поклясться, что от грязного ругательства Райнхарда отделяет исключительно хорошее воспитание. - А он не заслуживает ничьей помощи. Потому что он - скверна без права на жизнь. И мне плевать, скольких маглов он прикончил и сколько авроров покалечил. Важно лишь то, что он сделал с моей семьей. Вы знаете, что он сделал, Дамблдор? Знаете как он убил их? - Разве Ваш старший сын погиб не в результате несчастного случая? - возразил Альбус, однако, без всякой надежды на свою аргументацию. - Несчастье случилось в день, когда на свет появился Геллерт! - и без того прямой и жесткий Райнхард вцепился в подлокотники кресла, более всего походя на статую грозного божества. - С самого рождения он нес в себе зло и коварство. Он знал, что никогда не станет наследником, пока жив Гельмут, поэтому и убил моего сына. Столкнул его в колодец. От этого моя милая Иоланта… так и не смогла оправиться, до самого конца жизни. И это он довел ее до этого! - Райнхард мотнул головой, и на его щеках проступили желваки. - А потом его вышвырнули из школы, потому что какой-то студент сошел с ума и - что бы вы думали? - укокошил другого. Он что-то делает с людьми, он проклят. Всюду, где бы он не появлялся, за ним следует смерть. И вот этого человека Вы хотите спасти, Дамблдор? Это чудовище? То, как прошлое рисовал Райнхард, действительно складывалось в поистине ужасающую картину, но слишком явно в его фанатичных словах звенела бессильная злоба человека, не сумевшего уберечь близких и потому убедившего себя, что во всех бедах его семьи виноват трехлетний ребенок. И хоть Альбус не был знаком с этим ребенком, он хорошо знал нынешнего Геллерта, как знал и то, что густую тень всегда отбрасывает яркий свет. - Геллерт не чудовище. Он совершил много чудовищных поступков, это верно. Но чего в нем точно нет, так это кровожадности и бездумной жестокости, - здесь совесть Альбуса молчала, ибо он действительно в это верил. - Большинство же людей, которые следуют за ним, делают это по собственной воле, а потому не Геллерту отвечать за их преступления. Как и за то, что происходит по воле случая. - Даже сейчас его защищаете? Мы не в суде, и присяжных здесь нет, - сверкнув глазами, фыркнул Райнхард, глядя на него уже с нескрываемым презрением. - Похоже, он и Вам заморочил голову, Дамблдор. Ведь это же Вы отправили его за решетку. А теперь из кожи вон лезете, чтобы вытащить? - Не вытащить. Я лишь хочу, чтобы Геллерт понес справедливое наказание и осознал свои ошибки, а не был скоропалительно казнен на потеху публике, - твердо произнес Альбус, начиная терять терпение. - И для этого мне необходимо Ваше письменное разрешение стать его опекуном. - Пф! Даже не думайте, что я хоть пальцем пошевелю, чтобы ему помочь. Равнодушно пожав плечами, Альбус поднялся с кресла: - В таком случае до встречи в суде. Я вызову Вас как опекуна подзащитного, когда придет время, - на самом деле суду достаточно было бы и письма от Райнхарда с описанием его позиции, но знать об этом ему было не обязательно. Альбус подтянул ослабившуюся перчатку. - И если сейчас для всего мира существует только один Гриндевальд и о Вас по-крайней не вспоминают, то Ваше появление на процессе безусловно попадет во все газеты. В темных глазах Райнхарда сверкнули молнии. - Не советую шантажировать меня, мистер Дамблдор. - А это вовсе не шантаж, мистер Гриндевальд. Хоть я и не провидец, мне не трудно представить наиболее вероятный исход событий. И Вам, стоит хорошенько обдумать мое предложение, это тоже несомненно удастся. И хоть следующие мои слова покажутся Вам еще менее убедительными, я все же произнесу их, - Альбус еще раз взглянул на семью на каминной полке. - После смерти родителей я не уберег сестру и долго не мог простить себя за это. Но у меня остался брат, и ради него я пойду на все. Не пренебрегайте сыном, мистер Гриндевальд, особенно если он - все, что осталось от Вашей семьи. Райнхард не поднялся, чтобы его проводить, и даже не пожал руку. Лишь, не оборачиваясь, сухо бросил вслед: - Мой сын погиб тридцать лет назад. И тем не менее, шагая вместе с Хансом к белой калитке, Альбус практически не сомневался, что в скором времени получит от герра Гриндевальда письмо с… «АЛЬБУС!» Замерев как вкопанный и едва не подавившись дурным предчувствием, он выхватил делюминатор из складок мантии. Этот способ связи был экстренным, не говоря уже о том, что Аберфорт всегда наотрез отказывался им пользоваться. Невозможно было представить, что такого должно было случиться, чтобы он поступился своим упрямством! Не успел Альбус отщелкнуть крышку, чтобы высвободить шар света, делюминатор гаркнул: «Если немедленно не появишься, клянусь, я его прибью!» Смутно догадываясь, о ком идет речь, Альбус тотчас трансгрессировал в Кабанью голову.***
Там ему предстала уморительная при любых других обстоятельствах картина. - НУ НАКОНЕЦ-ТО! - громыхнул, вылетая из-за барной стойки, Аберфорт, тыча в сторону стоящего ровно посреди паба, упрямо скрестив руки, Федерико. Оба держали наготове волшебные палочки и, судя по сдвинутым вкривь и вкось столам и похрустывающему стеклом полу, уже пускали их в ход. - Может скажешь, какого лешего этот забыл в моем пабе?! - Альбус! - радостно обернувшись, Федерико озарил его обжигающим как южное утреннее солнце взглядом. И хоть догадка Альбуса оправдалась, видеть Кабра здесь, учитывая как они расстались, было как минимум странно. Сохранив рабочие отношения, в последние месяцы они обходились краткой деловой перепиской и только ею. - Я всюду тебя искал. - Что-то срочное? - поднял бровь Альбус, не представляя, ради чего Федерико мог добровольно приехать в Хогсмид во второй раз в жизни. Раньше на это его не сподвигло бы даже согласие Альбуса на определенные сексуальные практики. - Я несколько дней пытался пересечься с тобой и в Базеле, и в Лондоне, но так и не смог поймать, - довольно улыбаясь, шагнул к нему Кабра, и Альбус отметил, что он и вправду выглядит куда более растрепанным и помятым, чем когда-либо себе позволял. - А на мои письма ты не отвечал, наверное, потому что совы попросту за тобой не поспевали. Так что я… - Так что он решил вломиться в мой паб и орать на весь Хогсмид, что не уйдет, пока я тебя не позову! - не выдержал Берт, у которого только что пар из ноздрей не валил. - Я же предупреждал, чтобы духу его здесь не было! - Если бы ты сразу позвал Альбуса, как я и просил, все уладилось бы гораздо проще и быстрее. Вот как сейчас, - с укоризненной насмешкой покачал головой Феде, и Альбусу пришлось перехватывать атакующее заклинание Аберфорта на полпути. Хорошо, что список излюбленных проклятий Берта был консервативен и относительно короток. - Достаточно, Аберфорт, думаю, Федерико уже все понял, - примирительно поднял ладонь Альбус, метнув в Кабра красноречивый «пожалуйста, заткнись» взгляд. - Прости за беспокойство. Мы уже уходим. - Ну нет уж! Не хватало еще, чтобы вы шлялись тут по Хогсмиду вдвоем! - сорвавшись с места, Берт разъяренным вихрем пронесся мимо Федерико, чуть не задев того плечом, и больно ткнул Альбуса в ребра палочкой. - Полчаса. К спальне моей даже близко не подходите, ясно?! - Ты очень любезен, - кивнул, сдерживая улыбку, Альбус, представляя, каких масштабов конфликт разразился в душе Аберфорта между отвращением к Федерико и его порочной связи с Альбусом, и нежеланием навредить репутации старшего брата. Особенно лестно, что победило последнее. - И чтоб в последний раз! - сварливо буркнул тот, тяжелой поступью направляясь к двери. - Какого дьявола я вообще должен разбираться с твоими…, - и дверь Кабаньей головы с суровым треском захлопнулась. - Обожаю его, - сладко улыбнулся Федерико, внезапно оказавшийся совсем рядом с Альбусом. Настолько, что того сразу же окутал плотный шлейф табака и парфюма. - Так зачем ты меня искал? - равнодушно поинтересовался Альбус, направляясь к барной стойке, чтобы налить себе воды, и тем самым вновь увеличивая расстояние между ними. Зная Кабра, тот мог юлить и ходить вокруг да около часами прежде, чем перейти к сути. И если раньше Альбуса подобные игры забавляли, то теперь вызывали раздражение. К тому же, даже будь они все еще вместе, момент был совершенно не подходящий. Но когда Федерико останавливало подобное? К его удивлению Феде молчал все то время пока повернувшийся к нему спиной Альбус неторопливо наполнял стакан водой без помощи волшебной палочки и даже первомагии. - Я… скучаю по тебе, Альбус, - из хрипловатого голоса Федерико исчез налет обольщения. - По нам. Когда я узнал, что ты вызвал Гриндевальда на дуэль… чуть с ума не сошел. Мне никогда еще не было так страшно, я… но я знал, что тебя не переубедить, и что ты сам должен это закончить. Так что в тот вечер я молился за твою победу, - липкие половицы визгливо скрипнули, и ноздрей Альбуса снова коснулся кисловатый запах табака. - С ее помощью или без, но ты одолел его, и я понял, что это знак. Понимаешь? Я думал, что потеряю тебя навсегда, и больше не хочу испытать подобное. Альбус, - смуглые с аккуратными ногтями пальцы Федерико проскользили по барной стойке и скромно коснулись края его перчатки. - Я люблю тебя и хочу снова быть с тобой. Вместо ответа Альбус сделал несколько неспешных глотков. В прошлом Феде частенько произносил это заветное слово, но оно никогда не значило то же, что вкладывал в него Альбус. Теперь, однако, ему показалось, что Федерико рискнул погрузиться на ту же глубину. Жаль только, что сам он уже всплыл на поверхность. Помолчав с минуту и не получив ответ, Кабра продолжил: - Знаю, что подвел тебя. Поверь, я бесконечно жалею об этом, но ведь ты всегда говорил, что каждый заслуживает второй шанс. И в этот раз, обещаю, все будет иначе. Мне больше никто не нужен, никто кроме тебя. Сейчас я хорошо это понимаю. Все будет так, как ты этого захочешь, Альбус, ведь теперь, когда с Гриндевальдом покончено, мы оба свободны. Мы можем уехать, куда пожелаем. Начать все сначала, - пальцы на больной руке Альбуса сомкнулись мягко, невесомо, но метка на запястье все равно отозвалась неприятным пощипыванием. - Только представь! Купим дом у моря где-нибудь на юге, ты обустроишь лабораторию на чердаке, я открою агентство неподалеку. В саду будут расти апельсины, ах да, и лимоны, конечно же, тоже, - осторожно усмехнулся Феде, по-кошачьи потершись о плечо Альбуса щекой. - У меня осталось много связей в Испании, так что со временем, если захочешь, мы могли бы даже… - Ты разве не слышал, что я выступаю в качестве адвоката Геллерта? - прервал его Альбус, наконец, взглянув в пылающие черные глаза. Федерико не был наивен и уж конечно находился в курсе всех актуальных новостей. А еще Альбус попросту не мог позволить ему закончить последнее предложение. - И я искренне не понимаю, зачем тебе это! - тут же с жаром перестроился тот. - Ты уже остановил его - разве не в этом была твоя цель? Зачем продолжать возиться в этой грязи? Неужели тебе стало жаль его? Знаю, ты всегда был мягкосердечен, но вспомни, что он сделал с твоим другом! А Осло? Альбус, ты уже забыл, что он там натворил? Он - безумец и убийца с манией величия. Ты же сам говорил, что он опасен! Если большинство прочих поступков Геллерта Альбус еще мог частично оправдать ошибками юности, вспыльчивостью, крайней необходимостью, а то и вовсе неизбежностью, то с Осло Феде попал в самую точку. Что это было, если не вымещение злости на непричастных после утраты Старшей палочки? Самоутверждение? Показательная демонстрация силы, чтобы заглушить собственный страх? - И тем не менее, я планирую защищать его на суде и добиться замены казни на тюремный срок. Я уже сделал официальное заявление, дал ему слово и отступать не намерен. - Но это же абсурд! - не унимался Феде, схватив его за плечи уже обеими руками, будто хотел разбудить. - Альбус, подумай хотя бы, как это отразится на твоей репутации! Ты не можешь..! - Прости, Федерико, но время, когда ты мог указывать мне, что делать - если оно вообще было - давно прошло, - Альбус с тихим звоном опустил пустой стакан на стойку и снял его руки со своих плеч. - А на твое предложение мой ответ - нет. Как я уже говорил, между нами ничего больше быть не может, и если тебе некомфортно, мы можем в любой момент разорвать и деловые отношения тоже. А теперь прости, но у меня, правда, много дел. - Ал! Альбус!! Постой! - Федерико вцепился в его мантию, как утопающий, и остатки самоуверенности слетели с него как шелуха. - Ты не слышал? Я люблю тебя! Я предлагаю тебе себя. Всего. Навсегда. Я все признаю и готов от всего отказаться, неужели это стоит меньше твоего обещания этому ненормальному? «Ненормальный, опасный, чудовище» - весь мир, надрываясь, кричал Альбусу, что он делает неверный выбор. - Я не прицениваюсь, Федерико, - вздохнул он. - И верю в искренность твоих чувств, но просто не могу на них больше ответить. Мне жаль. Отмеренные Аберфортом полчаса подходили к концу, и испытывать его терпение частично потерявшему дуэльную хватку Альбусу ни капли не хотелось, так что он махнул палочкой в сторону двери, чтобы Берт мог войти обратно, а Феде - выйти. Вот только мирно отвергнутый Федерико уходить не торопился. - Так значит, все вернулось на круги своя? Благодетельный и милосердный Дамблдор вновь спасает заблудшую душу? - глумливо скривился он, и мягкий обволакивающий бархат антрацитово-черных глаз мгновенно сменился твердостью и остротой агатовой сережки. - Знаешь, Альбус, может суд на это и купился, но не обманывай хотя бы себя. Видимо, нет в мире ужасов, которые должен сотворить Гриндевальд, чтобы ты перестал волочиться за ним как побитая женушка алкоголика! - вошедшего в этот момент Аберфорта перекосило прямо с порога, меж тем как глубоко уязвленный Феде распалялся все сильнее. - Но может, тебе просто нравится чувствовать себя несчастным? Увы, видимо, мне не понять этого удовольствия! Могу только надеяться, что Гриндевальда скоро казнят, и ты найдешь себе подопечного без склонности к массовым убийствам. Искренне тебе этого желаю, Альбус. Прощай! - и, громко стуча каблуками, Федерико стремительно покинул Кабанью голову, по пути бросив мрачно застывшему Аберфорту, что вышлет чек в компенсацию за ущерб. - В задницу его себе засунь, - выплюнул тот ему вслед, а когда дверь во второй раз за последние полчаса с грохотом захлопнулась, причмокнул губами в своей раздражающей Альбуса манере. - Но вообще-то он прав. Сдался тебе этот *бнутый немец. - Австриец, - со вздохом поправил Альбус. - Геллерт австриец.