Вир Унда

Так как делюминатор представлял из себя лишь подобие русалочьей метки, антитрансгрессионные чары и прочие магические препятствия были ему не по зубам, так что, защелкнув серебряную крышечку, Альбус очутился не в камере Гриндевальда, как обычно, но снаружи, по другую сторону решетки. К своей огромной удаче. Ибо прежде чем он позвал Геллерта, непривыкшими к темноте глазами вглядываясь в густую тень, отбрасываемую факелом за его спиной, оттуда же вдруг раздался громкий удивленный возглас: - Мистер Дамблдор?! Едва не проглотив подпрыгнувшее к горлу сердце, Альбус резко обернулся. Перед ним, изящно изогнув тонкую темную бровь, стоял Антон Фогель, министр магии Германии, а также - с недавних пор - президент Международной Конфедерации магов. Альбус почувствовал себя будто первокурсник, пойманный у кабинета директора после отбоя: - Добрый день, герр Фогель, - но тем не менее невозмутимо улыбнулся. - Не ожидал Вас здесь увидеть. - Принимая на себя новые полномочия, я всегда начинаю с небольшой инспекции, - насмешливо скривив один уголок рта, ответил тот. - А вот что здесь делаете Вы, мистер Дамблдор, для меня загадка. Не припомню Вашего имени в журнале посещения. Тц, Мерлин! Стоящая за его спиной аврор, Дженкинс, немедленно кивнула, подтверждая слова начальника. С ней, как и со всеми остальными задействованными в охране Нурменгарда аврорами, у Альбуса сложились довольно неплохие отношения. Никому из них, однако же, не было ведомо, что частота его визитов многократно превышает официальную. Ситуация становилась все более щекотливой. - Боюсь, я еще не успел записаться. Мне понадобилось срочно проверить состояние моего подопечного, - он повел рукой на бесшумно приблизившегося к решетке, буравя их непроницаемым взглядом, Гриндевальда. - Только и всего. - Вот как? - хоть губы Фогеля продолжали кривиться в полуулыбке, в темных глазах сверкнул недобрый огонек. - Что ж, раз с Вашим подопечным, как видите, все в порядке, может, будете любезны пройти со мной для уточнения некоторых деталей касательно Вашего здесь пребывания? - С удовольствием, - в тон ему кивнул Альбус, вежливо пропуская вперед. Дженкинс, которая еще две недели назад показывала ему фотокарточку своей двухлетней дочери, не сдвинулась с места, дав понять, что намерена замыкать процессию. Беспечным шагом Альбус поспешил за Президентом, по пути едва успев пересечься обеспокоенным взглядом с хранящим молчание Геллертом. Нельзя было сказать, какой именно Геллерт это был, но он чуть заметно покачал головой. Пока они шли, преследуемые гулким эхом шагов, враз протрезвевший Альбус лихорадочно перебирал в уме возможные варианты развития событий, наихудшим из которых был арест за незаконное проникновение на особо защищенный объект под юрисдикцией Международной конфедерации магов. Это было бы крайне неприятно. - Присаживайтесь, мистер Дамблдор, - бросил Фогель, когда они вошли в одну из бывших спален замка, переоборудованную под кабинет. В остальных, оставленных почти без изменений, ночевала немногочисленная охрана - всего в Нурменгарде на постоянной основе находилось четверо авроров. В кабинете, однако, Альбуса встретило новое лицо. Гладко зачесанные черные волосы, тяжелый взгляд - отчего-то оно будто бы было ему смутно знакомо. - Вы не оставите нас, мистер Грейвз? Точно! У того Грейвза, кажется, был сын. Не проронив ни слова, тот направился к выходу, прижимая к груди папку с личным делом Гриндевальда. На сердце Альбуса заскребло скверное предчувствие. В целях безопасности он проверил всех авроров Нурменгарда на предмет личной неприязни к Геллерту, а теперь человек, чьего отца тот собственноручно убил и чье имя и внешность так бесцеремонно использовал, разгуливает по тюрьме без какого-либо контроля! Усевшись на стул, Альбус чуть стянул рукав правой руки, чтобы сразу увидеть, если метка позолотеет: - Вам известно, герр Фогель, что мистер Грейвз является близким родственником одной из жертв заключенного? - Разумеется, по этой причине он и здесь, - присаживаясь напротив, кивнул тот. - Персиваль стал самым молодым аврором, получившим место в специальном отделе Международной конфедерации, исключительно с целью ознакомиться с деталями гибели своего отца. Но будьте уверены, доступа к охранным чарам у него нет, а без этого в камеру не попасть. Хотя, - тут он полоснул Альбуса острым как бритва взглядом, - относительно последнего у меня зародились сомнения. Неужели Вы и вправду столь могущественный волшебник, мистер Дамблдор? На крепости мощные антитрансгрессионные чары, и единственный путь внутрь лежит через камин на посту охраны. По крайней мере, меня уверили в этом. - Относительно замка Вы безусловно правы, герр Фогель, но только эти чары не распространяются на подземелья. Содержащиеся в местной породе руды рассеивают любую магию кроме той, что вплетена в прутья решетки. Та, насколько мне известно, изготовлена из специального сплава. - И Вы не посчитали нужным уведомить об этом охрану?! - теперь уже обе тонких брови Фогеля взметнулись на гладкий лоб. - Учитывая незавидную судьбу господина Багрова, я рассудил, что чем меньше человек будет знать об этом, тем безопаснее, - беспечно пояснил Альбус, прекрасно понимая, что ступает по острию ножа. - И, как видите, это прекрасно работает. - Не знаю насчет могущества, но наглости Вам точно не занимать! - нервно хохотнул Фогель, негромко ударив ладонью по столу. - Вы всерьез ставите себя выше Совета Конфедерации, мистер Дамблдор? - Ни в коем случае, - безукоризненно вежливо возразил тот. - Я полностью подчиняюсь постановлениям Совета, но это вовсе не мешает мне действовать в интересах безопасности своего подопечного. - О, я вижу. Вы крайне ответственно относитесь к своим обязанностям. Настолько, что даже покинули свадьбу родного брата, - саркастически хмыкнул Фогель. - Вот это самоотдача. Надо будет передать Аберфорту, что его свадьба является событием международной важности, раз о ней знает даже Президент Конфедерации. - Более чем понимаю Ваше недовольство, герр Фогель, но все же позвольте объясниться. Дело в том, что в прошлый свой, замечу, по всем правилам задокументированный визит я дал заключенному экспериментальное зелье, в составе которого сегодня нашел ошибку, - не моргнув и глазом, солгал Альбус. - Совесть не позволила мне ждать следующего визита. Я должен был убедиться, что все в порядке. В конце концов, семья Гриндевальда доверила опекунство мне, я за него в ответе. - То, что его семья всячески от него открестилась, мне как раз куда понятней Ваших самоотверженных усилий. Не будь поимка Гриндевальда Вашей заслугой, я бы даже предположил, что Вы лично заинтересованы в его благополучии. Нетрудно было понять, на что конкретно намекает герр Президент. Альбус с августа ждал, когда последует реакция официальных лиц. И, признаться, теперь даже был слегка разочарован. - Разумеется, я заинтересован! - округлил глаза он. - После окончания судебного разбирательства Гриндевальд - прежде всего ключевой пациент моего исследования. Именно благодаря работе с ним, кстати, единогласно одобренной Советом Конфедерации и Вами в том числе, я сумел вывести формулу очищающего зелья в столь короткие сроки. А теперь, о чем подробно написано в моем ежемесячном отчете, приступаю к исследованию его расстройства психического характера. - Ваш неожиданный интерес к которому, конечно же, обусловлен вовсе не опасениями за будущую судьбу Гриндевальда? - Отнюдь не неожиданный, - впервые за разговор Альбус позволил себе недовольство с оттенком оскорбленности. - Раз Вы столь многое знаете о моем брате, то должны знать и о сестре. Не приведи Мерлин Аберфорту узнать, что я использовал имя Арианы, чтобы выгородить себя и Геллерта! Изумление, мелькнувшее на гладком лице Фогеля, стало переломным моментом их словесной дуэли. Жаль только, что для этого Альбусу пришлось использовать свой последний козырь. - Что ж, смотрю, у Вас есть ответы абсолютно на все мои вопросы. - Так часто бывает, когда говоришь правду. Или виртуозно врешь. - Надеюсь, Вы понимаете, мистер Дамблдор, что я обязан задавать - замечу в свою очередь, что задал их наедине - подобные вопросы? Особенно на фоне последних слухов. - Помнится на заре Вашей политической карьеры ходили слухи, что Вы делаете ставки на подпольных боях гоблинов, - еще раз глянув на метку, ответил Альбус. - Как хорошо, что общественность ни на мгновение не поверила этому вздору и вверила полномочия Министра и Президента Конфедерации в Ваши честные руки. Фогель наградил его скептическим взглядом: - Только после того, как его добровольно покинули Вы. - Мне посчастливилось вовремя осознать, что педагогика - мое призвание, - тонко улыбнулся Альбус. - Ну разумеется, - фыркнул Фогель. - Ладно. В этот раз отделаетесь предупреждением, но имейте в виду - с этого дня за камерой Гриндевальда будут следить еще более пристально, и если Вас обнаружат внутри или около нее в неурочный час, все Ваши эксперименты будут тотчас свернуты. Это понятно? - Предельно, - все еще улыбаясь, кивнул Альбус. - А теперь я могу вернуться к заключенному? - Как угодно, - отмахнулся Фогель. К камере Альбус бросился если не бегом, то быстрым шагом. Пусть метка по-прежнему оставалась незрима, за последние месяцы Альбус перестал полагаться на непреложные истины. С Геллертом все вечно шло наперекосяк.

***

В подземельях Нурменгарда никогда не было тихо. Раненным зверем днем и ночью в них завывал сквозняк, но в этот раз вблизи камеры Геллерта слышались вполне человеческие голоса. - …ца! Альбус не ошибся в своем предчувствии. Грейвз-младший действительно тотчас воспользовался шансом остаться с Гриндевальдом наедине. Впрочем, не солгал и Фогель. Все так же прижимая папку к груди, Грейвз маячил перед прочно запечатанной решеткой, и единственное, что мог - буравить взглядом заточенного за ней. Пока еще незамеченный, без труда нашедший путь во тьме Альбус в ней же и замер, прислушиваясь. - Да, я убийца, - стоя точно напротив, крепко сжав кулаки, прохрипел Геллерт. Прямой как воткнутый в землю нож и белый как призрак. - Но я убил куда меньше людей, чем многие думают, хоть и куда больше, чем следовало. А о нескольких смертях я особенно сожалею. Твой отец из их числа. Лицо Грейвза свело негодованием: - Мне что, должно стать легче от этого? - Нет, - взирая на него глубоко из пещер впавших глазниц, отрезал Геллерт. - Никогда не станет. Но ты пришел сюда, заявив, что хочешь правду. Вот тебе правда - твой отец погиб, потому что пил виски до обеда, а еще потому что до самого конца оставался верен долгу. Будь он более усерден в первом, чем во втором, в тот день все ограничилось бы банальной кражей. - Даже заикаться не смей, что он сам виноват в своей смерти! - зашипел Грейвз. Казалось, сейчас он орлом налетит на решетку, и Альбус не выхватил палочку только потому, что отлично представлял силу охранных чар. Впрочем, быстро и профессионально вернув себе самообладание, Грейвз с ненавистью потряс папкой у решетки перед носом Гриндевальда. - В документах указано то же, что сказали нам с мамой, что тело так и не нашли. Где оно? Куда ты его дел?! Альбус ждал, что Геллерт промолчит, по своему обыкновению придерживая информацию для дальнейшей манипуляции собеседником или хотя бы даже издевки ради, но тот тотчас ответил все тем же надтреснутым голосом: - Развеял над Нью-Йоркской бухтой. Грейвз, судя по виду, представлял мумифицированное тело, замурованное в стены их дома или нечто еще хуже. Но явное облегчение было бы оскорблением памяти его отца, так что, приблизившись к решетке уже практически вплотную, отчего та предупредительно затрещала электрическими разрядами, он отрывисто, полным кипящей ненависти голосом процедил: - Однажды я убью тебя, Гриндевальд. Клянусь. - Советую поторопиться, - не отклонившись ни на дюйм и не моргнув, мрачно усмехнулся тот. Они буравили друг друга взглядами еще с минуту, а затем Грейвз-младший, не выдержав, отвел глаза и, не проронив больше ни слова, стремительно кинулся прочь, по пути едва не налетев на Альбуса, но не остановившись.

Vermont - Faceless

Нельзя сказать, что Альбус не понимал его чувства. Более того, он считал, что Грейвз в полном праве желать отмщения, но глубоко внутри все равно ощутил неприязнь. В конце концов, они с Грейвзом добивались прямо противоположного. Проводив его настороженным взглядом, Альбус шагнул из тени: - Геллерт? При звуках его голоса прежде несгимаемый Гриндевальд сложился пополам как подрубленное дерево. Его вырвало. - Геллерт! - взволнованно повторил Альбус, кидаясь к решетке, но вовремя рассудив, что входить внутрь сегодня - не самая разумная идея. Не стоит лишний раз раздражать Фогеля. Сипло дыша, Геллерт отполз от лужицы рвоты к кровати, но не смог подняться на нее, лишь запрокинул голову на худой матрас и утер рот мелко дрожащей рукой. Его лицо приобрело болезненный землистый оттенок, тело заметно потряхивало. И хоть Альбус солгал об ошибке в составе зелья, ему стало не по себе. - Эй, ты как?! Что-то случилось? Зачем ты меня звал? - Нет, я не… - Геллерта вновь скрючило в рвотном позыве, но ничего не произошло. Судорожно втянув ртом воздух, он снова откинулся на край кровати. - Не помню… Какой сейчас месяц? - Сегодня первое декабря, - встревоженно отозвался Альбус, пока еще неуверенный, с каким именно Гриндевальдом говорит. И что с тем творится. - Декабрь? - слабо помотал головой Геллерт. - Авроры сказали то же. Но последнее, что я помню - начало сентября. Альбус! - он впервые взглянул тому в лицо, и на его собственном ясно читался страх. - Что со мной происходит? Ты умираешь. Разве мог Альбус сказать ему правду? - У тебя что-то наподобие пророческих видений, но наоборот, - мягко ответил он, вставая туда же, где недавно стоял Грейвз. - Твое сознание проваливается в прошлое, возможно, пытается так себя защитить, вот почему ты многое не помнишь. Но не беспокойся, я приглядывал за тобой все это... - Какое еще прошлое?! - простонал Геллерт, с силой потирая веки подушечками пальцев. - Детство, в основном. Иногда юность, - осторожно добавил Альбус, заметив, что дрожь Геллерта постепенно сходит на нет. - Тебе хоть немного лучше? - Лучше?! - взорвался тот. - Я не знаю, Альбус! Я вообще ничего не помню, не понимаю, где нахожусь, когда, с кем! Я… я…, - он попытался подняться, но лишь уперся ладонями в пол. - Я даже уже не знаю, кто я! Я просто… просто хочу чтобы все это закончилось, - голубой и синий глаза вперились в Альбуса с такой пронзительной мольбой, что тот стал предельно близок к тому, чтобы наплевать на Фогеля и войти в камеру. - Пожалуйста, сделай так, чтобы это прекратилось.

Too Close To Touch - Sympathy

- Я обязательно найду лечение, - пообещал Альбус, снедаемый жалостью как огнем. - Ты только… - Мне не нужно лечение, - перебил Геллерт. - Ты же видишь, все бестолку. - …потерпи еще немного, - оставил его слова без внимания Альбус. - Я что-нибудь придумаю! - Нет. Хватит, - спотыкаясь, Геллерт подполз к решетке на коленях и развел руки в стороны. - Просто закончи это. Альбус почувствовал как над ним словно на гравюрах японских художников вздымается волна густого, тягучего отчаяния. От близости охранных чар в волосах забегали искры. - Давай… давай я дам тебе снотворное? - Нет! - тот резко мотнул головой. - Я устал спать! Больше так не могу. Хочу быть собой настоящим или не быть вовсе! - Я ни за что не выполню такую просьбу! - вскрикнул, отшатываясь от решетки, Альбус. Его самого охватила дрожь. - Прошу, п… приляг и постарайся отдохнуть. - Альбус, пожалуйста! - Гриндевальд в исступлении потянулся к нему, схватился за прутья… - А-а-а! Его тут же отшвырнуло прочь ударом тока. Хоть целью охранных чар было предупредить, а не покалечить, после произошедшего на Himmelbrücke Геллерт стал особенно чувствителен к электричеству - всякий раз его ветвистые шрамы болели как свежие - и все же несмотря на это взялся за прутья. Он все еще был отменным манипулятором. - Нет, - глядя, как Гриндевальд катается по полу, воя от боли, Альбус насилу, скрепя изодранное жалостью сердце заставил себя сделать еще один шаг назад. - Я не сделаю это. Больше не проси. Развернулся и поскорее ушел. Сейчас Геллерту было лучше без него.

***

Аберфорт и Бетти вернулись с Айлей отдохнувшие и еще более влюбленные друг в друга, чем казалось возможным. Аберфорт, разумеется, сразу же разразился подробным рассказом обо всех винокурнях, которые они посетили, и тонкостях изготовления виски, но Альбус его, по правде говоря, не очень-то внимательно слушал. Больше наслаждался редким видом лучащегося довольством и - удивительно, но так - сразу по вступлении в брак приобретшего немалую солидность младшего брата. Бетти и вовсе была само заглядение. Всего лишь неделя вдали от хозяйства и быта превратила ее почти что в лесную нимфу. Свежую, румяную, с лентами в еще более кудрявых от соли волосах. - Виски ты не пьешь, так что вот, - с этими словами Аберфорт протянул ему небольшую сплющенную бутылку с помятым бантиком. - Это ликер на виски и меду. Тебе понравится. - Он сладкий и приятный горлу, - с улыбкой добавила Бетти. - Когда начнутся морозы, очень славно будет выпивать рюмочку у камина! - согласно кивнув, Аберфорт обернув руку вокруг ее талии. - Ну, как вы тут без нас справились? - Полагаю, вполне успешно. Уилл и Фред получили разрешение ночевать в доме, чтобы утром кормить кур, а затем прилетали на метлах к завтраку. Мы с Андре исправно навещали Дорис, - с готовностью отчитался Альбус. - Она нахально оккупировала твою кровать, Аберфорт. Я ничего не смог с этим поделать. - Ну, моя кровать мне больше не нужна, - пожал плечами тот, покосившись на свое обручальное кольцо, будто проверяя, что оно все еще на месте. Альбуса это одновременно смешило и умиляло. - Дорис может занимать хоть всю спальню. - А, ну да, - улыбнулся Альбус, думая о том, что дело-то вовсе не в спальне, и что соскучившаяся по хозяину Дорис теперь начнет ломиться к Бетти. И это не говоря уже об Ингрид, и так приводящей в тихий ужас кур и вислоухого старичка Баттер. Да, весело им будет. Вновь почувствовав во внутреннем голосе завистливые нотки, он осадил себя. Ну и гад же ты, Дамблдор. - Куда ты, кстати, исчез со свадьбы? - некстати вспомнил Аберфорт. - Даже Фоукс остался на торт. - Прости, Берт, - виновато вздохнул Альбус, надеясь, что Рене выполнила свое обещание и не выдала его, - но твоя терновая водка не пошла мне на пользу, так что я тихо сбежал в замок за зельем, промывающим желудок. Не хотел вас огорчать. - Ничего страшного! - тут же отмахнулась Бетти. - Лучше так, чем то, что устроил мой дядюшка. По каркающему смешку Аберфорта Альбус понял, что очень хочет узнать, что произошло. - А, да он спьяну начал сильно докучать мисс Бэгшот, - неодобрительно покачала головой Бетти. - Очень за него стыдно. - Да ладно, Батильда смогла за себя постоять, - весело фыркнул Берт, а на вопросительный взгляд Альбуса гордо добавил: - Уложила его Петрификусом на обе лопатки. - Эх, а я все пропустил! - с сожалением вздохнул Альбус. Вместо этого караулил метку до самого рассвета. - Но, как говорится, какая свадьба без потасовки. - Цивилизованная? - подняв светлую бровь, предположила Бетти, и они втроем рассмеялись. Тем же вечером Альбус, у которого меньше чем за неделю сформировалась почти маниакальная привычка нет-нет да проверять метку - а он еще смеялся на Аберфортом и кольцом! - отправился в Нурменгард на плановый и абсолютно законный визит. Ни Фогеля, ни Грейвза он к своему облегчению там уже не встретил, только дежурных авроров, без лишних вопросов протянувших ему журнал записи посещений. Неподвижно застыв, Геллерт стоял посреди камеры, заложив руки за спину и всматриваясь в однородно-пасмурное полотно неба за узким окном-бойницей. Все еще настороженный от того, чем закончилась их последняя встреча, Альбус на мгновение замялся, не зная, как начать разговор. - Я знаю, зачем ты пришел, - глухой надтреснутый голос Геллерта порезал воздух словно стеклом. И когда он обернулся, Альбусу показалось, словно прошла не неделя, а несколько лет. И так осунувшееся и исхудавшее лицо Гриндевальда теперь и вовсе походило на обтянутый кожей череп. Конечно, дело могло быть в освещении, но вряд ли свет способен был упасть так, чтобы вся его фигура как-то съежилась, сгорбилась, утратила последние остатки былой красоты. Однако сильнее даже всего этого Альбуса потряс его взгляд. Далекий как дно пропасти и такой же беспросветный, свистяще-холодный, полный тягостного смирения и тоски, столь глубокой, словно она была старше самого Альбуса. Совершенно оторопев, тот не нашелся, что ответить, и, скривив уголки сухих губ, Геллерт продолжил: - Август еще нескоро, значит, дело в другом. Время пришло, да? Это не мой Геллерт. Другой. Незнакомый. - Прости, кхм, не совсем понимаю, о чем ты, - не подавая вида, постарался улыбнуться Альбус, памятуя о совете Вудворта “не давить и не тревожить”. - Все ты понимаешь, - горько хмыкнул тот, и тусклый взгляд голубого и синего глаз зачем-то скользнул на его правую руку в трехпалой перчатке. - Что, думал, я не догадаюсь, что ты затеял? Хах. Ты слишком привык быть единственным гением, Дамблдор. Ничему подобному не было места в их прошлом. Как не могло быть и в настоящем, а значит, оставалось лишь одно объяснение. - И что же я по-твоему затеял? - покрываясь непроизвольными мурашками, поинтересовался Альбус. - Безрассудство! - укоризненно фыркнул Геллерт, впервые демонстрируя всполох эмоций. - Столь многое на кону, а все зависит от одного мальчишки! И ты, тот, кто всю жизнь твердил мне, что пророчества субъективны и ненадежны, безоговорочно веришь, что он справится, а ведь ему всего семнадцать! Да что он может? Конечно, ты скажешь, что мы в его годы…, - в синем и голубом глазах всколыхнулось, озарив лицо мягким теплым светом, пламя, - …ты помнишь нас в семнадцать, Альбус? Какими мы были… Но не успел тот удивиться резкой перемене тона, как взгляд Гриндевальда потух словно газовый фонарь поутру. Расправившиеся было плечи снова поникли, на губах появилась жесткая складка: - Но ты ведь не за этим пришел. Прости, у меня здесь не особенно широкий выбор занятий, кроме как предаваться ностальгии, - саркастично фыркнув, Гриндевальд обвел руками камеру, будто действительно видел ее такой, какая она была на самом деле. Так, будто также был ее узником. - Можешь не беспокоиться, я ничего ему не скажу. Он не достоин и пальцем коснуться Старшей палочки, не то что владеть ею. Даже я не был… Ты - ее настоящий хозяин, Альбус. Был им с самого начала. Так что будь уверен, он ее не получит. При слове “Палочка” сердце Альбуса пропустило удар. В воспоминаниях Геллерта он ясно видел, что Бузинной палочке, Жезлу судьбы, самому знаменитому из Даров смерти пришел конец. Раз и навсегда. Абсолютно точно. Так откуда она в будущем? И кто этот таинственный Он??? - О-о-о, с нетерпением буду ждать, когда этот сосунок явится ко мне в слезах и истерике, - тем временем злорадно вещал Геллерт, принявшись, шаркая, вышагивать вдоль решетки. - Ой-Ой! Противный Дамблдор снова перехитрил меня! Как же так! Хех. Хоть развлекусь напоследок. Альбус наблюдал за ним с полнейшем отсутствием хоть какого-либо понимания. И ведь не расспросить. Даже намек на недоумение со стороны Альбуса, который в глазах этого Гриндевальда, похоже, имел исчерпывающее представление о происходящем, грозил вызвать подозрения и поломать его картину мира. То, как это отразится на стабильности его состояния, Альбусу проверять не хотелось. Так что, глядя на то, как Геллерт тяжело ковыляет из стороны в сторону, довольный как старый кот, поймавший свою последнюю мышь, Альбус мог лишь догадываться, сколько лет - а, судя по скованным движениям, несколько десятков лет - их разделяет. Десятков?.. Ну а что ты хотел? - цыкнул внутренний голос. - На то оно и пожизненное заключение. Да, но… Казалось, Альбус впервые по-настоящему осознал, на что обрек бывшего врага и друга. Даже если я найду способ купировать болезнь, разве сможет он жить вот так, в неволе? Сможет, - снова вклинился внутренний голос. - И вот каким станет. - Значит, вот и все, да? - увлеченный разговором сам с собой, Альбус не сразу заметил, что Геллерт, замерев, пристально вглядывается в него сквозь прутья решетки. - Это прощание. По Альбусу вновь прокатилась волна мурашек. “Хватит. Просто закончи это” Возникло стойкое ощущение, будто сейчас с ним говорит настоящий Геллерт. И хоть тот утверждал, что ничего не помнит в моменты подмен, Альбус допускал, что ему бы хватило хитрости подстроить нечто подобное. Но в таком случае, разве не придумал бы он более правдоподобную картину будущего? - Похоже на то, - чуть кивнул Альбус, придерживаясь роли, слов которой не знал. - Что ж. Лучше уж так, чем узнать из газет, - усмехнулся Гриндевальд, окидывая его контрастно-тоскливым, жадным взглядом. - Но прежде чем… Скажи, Альбус… я все думаю… сложись тогда все иначе, мы бы…? - горечь его сожаления можно было почувствовать на губах. Даже сейчас, спустя страшно представить сколько лет его терзал этот вопрос. Альбус понятия не имел, что ответил бы тот, будущий он, но сам не колебался ни секунды: - Да. Прикрыв глаза, Геллерт с минуту смаковал это слово, а когда открыл их, перед Альбусом вновь предстал тот самый самодовольный голубоглазый юноша, что однажды заперся с ним в сарае. Но то был лишь миг. Потом Гриндевальд снова сгорбился, потух и, шаркая, отошел к кровати. - Наверное, тебе уже пора. Дурное предчувствие наводнило Альбуса как прибой. Будто он действительно видел Геллерта в последний раз. - Я могу остаться еще ненадолго. - Нет, уйди, - не глядя на него, мотнул головой Гриндевальд. Затем, зажмурившись, добавил: - Прошу. Все же мне… тяжело видеть тебя чаще чем раз в год. - Хорошо, - хоть все внутри восставало против, Альбус попятился в темноту. Суеверие. Это простое суеверие. - Прощай, Геллерт. - Прощай, друг мой.

***

К счастью, он оказался прав, и ни в последующую ночь, ни после с Геллертом ничего не случилось. Ничего сверх уже ставших нормой беспорядочных прыжков из одного временного периода в другой, от ребенка к юноше и обратно - лишь старик, попрощавшись, больше не появлялся. Так что Альбус был даже рад, что настоящий Геллерт окончательно уступил своим прошлым Я. Из всех встреченных им Гриндевальдов именно он представлял наибольшую угрозу для самого себя и был наименее предсказуем. И как назло только ему Альбус, одаривающий вниманием и лаской Геллерта-ребенка и заботой - юношу, пока совершенно ничем не мог помочь. Это и злило, и обескураживало. Ровно как и то, насколько близок к истине оказался Фогель. Воистину, если дело касалось Гриндевальда, Альбус никогда не был объективен, раз за разом совершая одни и те же ошибки, тогда как в любых иных обстоятельствах ему достаточно было обжечься всего единожды. Да будь он хоть каплю умнее, то послушался бы совета мадам Фламель и давно уже снял с себя полномочия опекуна, зажив незатейливой, но вполне счастливой жизнью профессора Трансфигурации. Но не зря же он когда-то учился в Гриффиндоре. Меж тем декабрь прочно утвердился в своих правах, превратив окрестности Хогвартса в иллюстрацию со страниц зимней сказки. Припорошенные снегом горгульи с крыши замка походили на закутанных старушек, а зачарованные доспехи, если прислушаться, тихо позвякивали на гуляющих по коридорам сквозняках. Студенты все чаще предпочитали проводить свободное от занятий время перед каминами в общих гостиных, преподаватели чаще наведывались в Кабанью голову, но больше других зиме обрадовался Пивз, чьими стараниями иней на окнах первого этажа вместо привычных узоров изображал непристойные части человеческого тела. Набегавшись по школе, устраняя похабное творчество, завхоз Нортроп начал за Пивзом самую настоящую охоту, но приструнить несносного полтергейста смог, только заручившись поддержкой Кровавого барона. Учителя в происходящее благоразумно не вмешивались. Тем более, что близилось Рождество, и заставлять опьяненных близостью праздника школьников концентрироваться на учебе становилось все труднее и труднее. Не Альбусу, конечно. За годы преподавания он разработал безотказный способ подогреть интерес студентов к изучению Трансфигурации в преддверии каникул. Последнюю неделю перед Рождеством он традиционно отводил под преобразование льда и снега, и занятия к восторгу учеников проходили на открытом воздухе, где Альбус устраивал настоящие бои без правил. Участвовали в тех, разумеется, не сами студенты, но существа, которых им удалось трансфигурировать из снега, и побеждал тот, чье творение оказывалось наименее потрепанным к концу урока. На какие только выдумки не шли дети, чтобы победить! За несколько лет Альбус повидал и ледяного змея, и воинственного, вооруженного копьем-сосулькой снеговика, и даже огромного снежного тролля. Старшекурсники, уже имеющие “боевой” опыт, вовсе начинали готовиться заранее, а некоторые преподаватели втайне делали ставки. - Эх, этот снежный краб стоил мне десять галлеонов! - шепотом пожаловался Слизнорт, нагоняя присыпанного снегом как пирог сахарной пудрой Альбуса по пути в кабинет. - Кто бы мог подумать, что у него такие хрупкие клешни! - Монтгомери перестарался с размером, и лед получился слишком пористым, - усмехнулся Альбус, на ходу продувая себя горячим воздухом из палочки. В последнее время ему хватало пустяка, чтобы простыть. - Но не переживай, Гораций, отыграешься в следующем году. - Да уж, - буркнул тот. - Только если ты намекнешь, кто твой любимый ученик. - Андре, разумеется, - беззастенчиво признался Альбус. - Вот только его, похоже, куда больше интересует травология. - И так всегда, - хохотнул Слизнорт, похлопав его по плечу. Они как раз подошли к кабинету Альбуса. - Ну да ладно, увидимся на ужине! - Ага, - изумленно отозвался тот, заметив у двери большой, обернутый в плотную зеленую бумагу сверток и сидящую на нем внушительных размеров птицу, чьи коричневые перья по обе стороны шеи сменялись белыми наподобие эполет. Альбус знал этих птиц. Их еще называли испанскими могильниками, они водились исключительно на юге Испании и ценились за способность нести куда более тяжелый груз, чем совы. Но стоило это удовольствие невообразимо огромных денег. Настолько, что дешевле было доставить посылку лично. Подозревая, от кого она, Альбус осторожно приблизился, имея в виду крупный острый клюв и загнутые когти своего почтальона. Неведомым образом признав в нем адресата, огромная птица без предупреждения сорвалась с места. Пара взмахов сильных крыльев, обдавших Альбуса упругой волной воздуха, и немаленький силуэт ястреба затерялся на другом конце коридора. Поднимая сверток, Альбус очень ему посочувствовал. В посылке было четыре, а то и все шесть фунтов! Да что там вообще такое?! Но стоило ему потянуть за бечевку, а лепесткам зеленой бумаги эффектно распахнуться, как в нос ударил пронзительный, свежий и моментально узнаваемый запах апельсинов. Крупные, ярко-оранжевые, безукоризненно круглые они походили на миниатюрные солнца и казались кусочками лета, врезавшимися в декабрьскую стужу. Протянув руку за одним из них, Альбус даже подсознательно ожидал почувствовать тепло нагретого солнцем фрукта. Непроизвольно на его губах расцвела улыбка. Помимо апельсинов в корзине обнаружился белый конверт, запечатанный магией и подписанный знакомым по многочисленным патентным документам размашистым почерком. Предвкушая ложку дегтя, Альбус распечатал его, и к аромату цитрусовых добавился также кисловатый запах табака и до последней ноты знакомого парфюма. “Дорогой Альбус! Я долго не мог заставить себя сесть за это письмо, и, не буду лгать, перед тобой далеко не первый его вариант. Но в том, что обязан написать, я никогда не сомневался. Слишком многое нужно было сказать тебе, хоть в нашу последнюю встречу я и так наговорил немало лишнего. Прежде всего - прости меня. За то что причинил тебе боль и, что даже важнее, за то, что так и не смог по-настоящему тебя понять. И все же я искренне любил тебя - люблю до сих пор - и уверен, мы могли бы быть счастливы. Тем более горько осознавать, что этого не случится. Немного утешает лишь то, что у меня изначально не было шансов. Наверняка, читая эти строки, ты несогласно хмуришься, но то, что между тобой и Гриндевальдом, похоже, никогда не будет кончено. Думаю, в глубине души ты и сам всегда это понимал. Что ж, сердцу не прикажешь, и не мне судить, так что просто скажу - будь счастлив, Альбус. Настолько, насколько это возможно. Я буду молиться за тебя. Надеюсь, мы останемся друзьями, навеки твой Федерико. P.S. я вернулся на родину, как и планировал. У меня новое агентство, дом у моря, сад - адрес на оборотной стороне письма. Если однажды тебе захочется тепла, приезжай. Буду очень рад” На душе стремительно посветлело. Последние месяцы ему казалось, будто привычный мир если не рушится, то уж точно медленно подтачивается у основания. Сначала Федерико, потом Мартѝн. Старые связи обрывались, да и сам он сильно отдалился от близких, посвящая почти все свое свободное время заботе о Гриндевальде, и уж тем более после выхода злополучной статьи. И хоть он по-прежнему постоянно был на виду, чувствовал себя как никогда - если не считать ту холодную лондонскую осень 1899-го - одиноким. Но этого письма, нежданного и теплого, как протянутая в примирении рука, оказалось вполне достаточно чтобы воскресить в нем надежду, что не все утраченное потеряно безвозвратно. Что как-нибудь, мало-помалу все наладится. А затем пришло Рождество.