*- Андре, нам пора (фр.)
Еще несколько лет назад такая открытая ненависть и презрение нешуточно ранили бы Альбуса, но сейчас он не чувствовал ровным счетом ничего кроме досады от потери близких отношений. Долгие годы Мартѝн была его доверенным другом, и даже теперь, после ее поступка он не стал думать о ней хуже, но и делать вид, что все в порядке, тоже не мог. И уж точно не намеревался подставлять вторую щеку. Жизнь разнесла их по слишком дальним углам, от этого временами становилось горько и обидно, но сделать с этим что-то, по крайней мере пока, не представлялось возможным. А посему, вновь кивнув Джейкобу и легонько похлопав по плечу Андре правой рукой, Альбус развернулся и, помахивая корзинкой, направился в Кабанью голову, камин которого к показному недовольству Аберфорта использовал для личных перемещений.***
- Добрый вечер и счастливого Рождества! - с этими словами он появился в камине на аврорском посту Нурменгарда. Сегодня дежурили Хенкель и Уолш, и хоть у обоих не было ни супругов, ни детей, ждущих у семейного очага, вид они имели далеко не самый счастливый. Однако, при виде корзины гостинцев заметно оживились. - Действительно добрый! - обрадовался Хенкель, потирая ладони. Альбуса он в целом всегда недолюбливал, а с августа и вовсе косился с подозрением, но хрустящее имбирное печенье, еще теплый пирог с патокой и пара бутылок сливочного пива творили чудеса. Одна из них тут же лишилась пробки. - Вот уж спасибо, мистер Дамблдор. - Не ожидали Вас сегодня увидеть, - взмахом палочки освобождая место на заваленном папками и свитками столе, удивленно покачала кудрявой головой Уолш. - Добровольно работать в такой-то день! - Ну, мой брат совсем недавно женился и, подозреваю, предпочел бы провести этот вечер наедине с супругой, - подмигнул Альбус. Это, разумеется, было ложью. Бетти и Аберфорт с нетерпением ждали его на ужин. - Да и не думаю, что задержусь надолго. Просто не хочу оставлять незаконченные дела в уходящем году. - В таком случае давайте скорее заполним журнал посещений, - великодушно предложила Уолш. - Так, имя, должность… Цель визита? - Наблюдение за здоровьем заключенного. - Что в чемодане? - конечно же ее аврорский взгляд не упустил из вида небольшой лакированный чемоданчик в его левой руке. - Граммофон. - Устроите Гриндевальду концерт? - скептически поднял бровь Хенкель, наблюдая как его коллега проверяет внутреннее содержимое чемодана. - Надеюсь проверить, способна ли музыка купировать приступы безумия, - спокойно ответил Альбус. И это тоже было ложью. - Как по мне, - сделав большой глоток пива, усмехнулся аврор, - с ними вполне эффективно справляются магические молнии. Другого Альбус от него и не ждал. - Не забывайте, что моими методами будут лечить не только международных преступников и террористов, - вежливо заметил он. - Хах! Тут не поспоришь. - Дата посещения, подпись, - Уолш передала Альбусу перо, и когда он расписался, поставила свою поверх. - Все, можете идти, мистер Дамблдор. - Я провожу, - поспешно утирая сливочные от пива усы, заявил Хенкель. Угощение угощением, а недоверчивость никуда не делась, к тому же после визита Фогеля они наверняка получили особые указания насчет Альбуса. - Гриндевальд в последнее время вконец съехал с катушек. - Охотно Вам верю, - кивнул Альбус, и они отправились в подземелье вдвоем. Хенкель нес поднос с тарелкой неидентифицируемой каши и ломтем грубого серого хлеба - тюремный ужин. Альбус, ступая следом, гадал, кого встретит сегодня в камере Гриндевальда, ребенка или юношу. Для первого в кармашке чемоданчика были припрятаны цветные мелки, для второго - любимые пластинки. - Охране ведь, знаете ли, отдельно не готовят, - произнес вдруг Хенкель, зыркнув в тарелку почти с ненавистью. - Дают то же, что и заключенным. - Хм, пожалуй, я мог бы попробовать добиться некоторого улучшения, - осторожно предложил Альбус. - Геллерт все равно почти ничего не ест. - Вот и нечего ему деликатесы предлагать! - шумно фыркнул тот. - Но за пирог спасибо. Они как раз подошли к заветной камере, обнаружив Гриндевальда сидящим на кровати, уставившись в противоположный угол стеклянным взглядом. Он не повернулся и даже не моргнул, и когда появились посетители. - Ужин! - зычно крикнул Хенкель, предупреждающе пригрозив ему волшебной палочкой, прежде чем снять охранные чары с решетки. - Сиди, где сидишь, Гриндевальд! Не смей даже нос чесать. Несмотря на то, что запястья Геллерта украшали массивные браслеты щитовых чар, не говоря уже о том, что местные руды вытянули из него последние остатки магии, никто и не думал смягчать условия его содержания. И меры предосторожности, если не считать визиты Альбуса, сохранялись на высочайшем уровне. - Я не голоден, - бесстрастно отозвался Геллерт, продолжая уделять стене повышенное внимание. - Смотрите, кто заговорил, - скривился тот, демонстративно переворачивая поднос над специальным утилизирующим ведром у наружней стены. - Ну, пеняй на себя. Больше предлагать не буду. На это Гриндевальд ничего не сказал, и, сунув опустевший поднос подмышку, Хенкель все же снял часть чар несколькими сложными движениями волшебной палочки, позволяя Альбусу войти в камеру. А едва тот оказался внутри, тут же вернул все обратно. - Ну, удачи. Через час либо я, либо Уолш придем за Вами. - Как всегда, буду очень благодарен, - кивнул Альбус. Сразу же после заключения Геллерта в Нурменгарде он подписал все необходимые бумаги, удостоверяющие его отказ от претензий и компенсации в случае нанесения Гриндевальдом ущерба его здоровью. Шаги Хенкеля быстро стихли, поглощенные тьмой коридора. Внимательно вглядываясь в слабо освещенный отблесками факела профиль Гриндевальда, Альбус сделал шаг ему навстречу: - Здравствуй, Геллерт. - Зачем ты пришел? - все еще не отрываясь от стены, вяло поинтересовался тот, и Альбус с долей удивления определил его как “настоящего”. Все прошлые (и будущий) Гриндевальды всегда точно знали ответ на данный вопрос. - Сегодня Рождество. - А, уже, - только и произнес тот без малейшего энтузиазма и хоть какого-нибудь интереса. Но вместе с тем и не попытался прогнать Альбуса или, что хуже, вновь просить его об “одолжении”. Так что Альбус водрузил свой чемоданчик на кровать подле него и осторожно вытащил из его недр коробку с граммофоном, с щелчком открыв ее лакированную, с изображением собаки крышку: - Смотри, что я принес! Услышав знакомый звук, Геллерт таки соизволил перевести затянутый апатией взгляд. - Ты…, - голубой и синий глаза округлились, хоть зрачок последнего остался узким, с маковое зернышко, как всегда бывало, когда Геллерт “застревал” в одном из своих Я. Кончики его пальцев неверяще, трепетно скользнули по лакированному дереву, словно это мог быть мираж. - Сохранил его? То был тот самый граммофон, который он подарил Альбусу на Рождество тринадцать лет назад. - Как видишь, - хоть инструмент обладал чарами самосборки, Альбус вручную установил пластинку на поворотный диск и аккуратно опустил на нее граммофонную иглу. Раздался шорох, и камеру заполнила музыка. Невероятно, как разительно все вокруг переменилось. Низкий давящий потолок, неровные каменные стены, сам воздух, казалось, смягчился, и даже бледное небо за узким окном уже не выглядело таким пустым и плоским. Замерев и глубоко дыша, будто мог втянуть ее носом, да что там - впитать всей кожей, Геллерт жадно вслушивался в задорную мелодию, ту самую, которую когда-то сам же записал. И каждая новая нота мало-помалу возвращала краски его серому восковому лицу. Это была их песня. У Альбуса так и не поднялась рука избавиться от подарков Геллерта, и больше десяти лет граммофон и с любовью подобранная коллекция пластинок пылилась в коробке то под кроватью, то на чердаке, переезжая вслед за Альбусом, куда бы тот ни отправился. Это было по сути материальное воплощение груза его прошлого, но сейчас, глядя, как в тусклых глазах Геллерта вспыхивают яркие образы из их юности, Альбус был рад, что сберег его. - Я не сумел придумать подарок, который бы не конфисковали, так что остановился на музыке, - чуть улыбнулся он. - Чтобы ты вспомнил, что в мире все еще осталось что-то красивое. - Это действительно так, - подняв на него посветлевший, прояснившийся взгляд, Геллерт выглядел сейчас живее, чем когда-либо за последние полгода. - Спасибо, Альбус. Это очень… Только мне нечего подарить в ответ. Разве что…, - он неуверенно склонил голову, вскользь коснувшись взглядом из-под светлых ресниц, - танец? Эта идея неожиданно взволновала Альбуса - не встревожила, хоть он на всякий случай покосился в темноту за решеткой - но заставила что-то внутри томительно встрепенуться. - Или я многого прошу? - тут же сдал назад Гриндевальд. - Если тебе неприятно… - Вовсе нет! Я… с удовольствием. От ответной улыбки Геллерта защемило сердце. Месяцев, которые Альбус провел, читая сказки семилетнему мальчику (“Ты ведь не уйдешь, пока я не усну?”) или утешая раненного испуганного юношу, для настоящего Геллерта попросту не существовало, но он, Альбус, забыть их был уже не в силах. И хоть мыслями постоянно возвращался к действительности, напоминая себе о плачевном состоянии вещей, абсолютно ничего не смог с собой поделать. И когда, выбрав другую пластинку и с усилием поднявшись на ноги, Геллерт протянул ему руки, не сумел сдержать легкую дрожь.Woodkid - Horizons Into Battlegrounds
Вздох. Осторожное касание. Отражение в глубине синего и голубого глаз. Так близко. Руки Геллерта были холодны как лед, и Альбус крепче сжал их в своих. Так странно. Непривычно было находиться рядом с ним настоящим и не слышать ни ядовитых насмешек, ни истерик, ни безысходной тишины. И неважно, что охваченный трепетом Альбус внезапно разучился танцевать, а у Геллерта едва хватало сил, чтобы стоять на ногах. Как и тринадцать лет назад, практически день в день, это им ничуть не помешало. Постепенно между ними не осталось расстояния. Даже музыка отступила, оставив место лишь их тихому дыханию. Губы Геллерта дрогнули, мгновение растянулось в вечность... Но стоило окончательно потерявшему себя Альбусу податься вперед, тот вдруг, потупившись, устало уткнулся лбом в его плечо. Альбус был обескуражен. Ошеломлен. Оглушен гулкими ударами собственного сердца, с каждым разом все громче кричащего слова, которые он долгое время не решался произнести даже мысленно. Люблю. По какой-то неведомой причине это все равно стало для него откровением. Я люблю его! Невероятно, но даже теперь это казалось естественным, самим собой разумеющимся. Ведь это же Геллерт! Как может быть иначе? С колоссальным облегчением Альбус прижался щекой к его светлым волосам, прикрыв глаза. Раздался шорох, зазвучала следующая песня, а затем еще одна и еще, но ни один из них не прервал танец. До тех пор, пока камеру вновь не заполнил мягкий шорох иглы по пустой дорожке. Геллерт был очень худ, так что Альбус скорее почувствовал его намерение, нежели саму попытку отстраниться, и тут же отпустил его руки. - Теперь мне кажется, что это скорее еще один подарок мне, - попятившись, отшутился Гриндевальд, маскируя смущение за извечной усмешкой. - Прости. - Неправда, я очень давно ни с кем не танцевал, - улыбнулся Альбус, вглядываясь в его слегка порозовевшее лицо и гадая, произошло ли то, что так и не произошло, и для Геллерта тоже? Почувствовал ли он, услышал в ударах его сердца? Что, если нет?! - Геллерт, я… - Как думаешь, - повернувшись к нему спиной, тот поднял иглу граммофона, осторожно подцепив пальцами пластинку, - получится оставить его здесь еще хотя бы на один день? Ох. Альбусу так не хотелось его расстраивать. Только не сегодня. - Боюсь, авроры будут категорически против. Но, хочешь, я стану теперь всегда приносить его с собой? Бережно сдув с пластинки несуществующую пыль, прежде чем убрать ее в картонный конверт, Геллерт со вздохом покачал головой. - Не стоит. Я и без того удивлен, что они до сих позволяют тебе приходить. Ему все еще было невдомек об отказе Райнхарда от опекунства. Альбус не представлял, как он отреагирует. - Но даже так это все равно был лучший подарок в моей жизни**, - защелкнув крышку собранного граммофона, Геллерт любовно провел по ней ладонью. - Не считая глаза, конечно. Но и тот от тебя, так что я не погрешил против истины, - оглянувшись, он с улыбкой коснулся правого виска. - Спасибо. Нет, правда. Знаю, ты нечасто это от меня слышишь. Настолько, что я и не знаю, как выразить свою благодарность. - Стало быть, я могу рассчитывать на еще один танец? - шире улыбнулся Альбус, любуясь сейчас каждой его изможденной чертой, каждой складкой на его измятой тюремной робе. Мягко фыркнув, Геллерт бросил в него по-юношески игривый взгляд. - Может быть.***
На обратном пути из подземелий Альбус не шел, а парил, да так, что вернувшаяся за ним после окончания отведенного часа Уолш едва поспевала. Он был всецело, всеобъемлюще счастлив и восхитительно легок. Словно все его проблемы и печали сняли с плеч чарами левитации, и он смог, наконец, вдохнуть полной грудью. Каким сладким был этот вдох. Напрасно Геллерт сокрушался, что оставил его без подарка. Он более чем щедро одарил Альбуса, предложив нечто куда большее, чем танец. Надежду. - Выглядите довольным, мистер Дамблдор, - заметила аврор, когда они вышли на свет. - Ваш эксперимент с музыкой удался? - Более чем! - пряча улыбку в бороде, кивнул он, похлопав по лакированной коробке. - Пожалуй, я оставлю граммофон здесь, Вы не против? Не хочется возить столь хрупкий инструмент туда-сюда. - Да, конечно. В кабинете Хенкель сыто салютнул им стаканом: - С возвращением из преисподней. Судя по тому, что от пирога с патокой остались корочки да крошки, рождественский ужин удался на славу. - Вероятно, я вскоре навещу вас снова, - предупредил Альбус, пристраивая коробку с граммофоном на указанном Уолш стеллаже. - Да Вы и впрямь трудоголик, Дамблдор! - присвистнул Хенкель с долей иронии, но все же куда более добродушно, чем час назад. Кто знает, может, через месяц на хогвартской кухне он бы и вовсе превратился в неунывающего добряка. - Вам бы в авроры записаться. - Ну будет тебе завидовать, - покачала головой Уолш, вынимая из ящика стола спицы и наполовину связанную варежку. - Хорошего вечера, мистер Дамблдор. И счастливого Рождества. Пожелав им обоим ровно того же, Альбус шагнул в вспыхнувший зеленым пламенем камин. Они и не подозревали, что, используя метку, он планировал вернуться к Геллерту уже утром. Из-за ограничений - само собой попасть в Нурменгард, так же как в Азкабан или любую другую магическую тюрьму было возможно лишь по разрешенным каналам - перед тем как очутиться в камине в доме Бетти, ему пришлось сделать “пересадку” в Кабаньей голове. От этого контраст этих двух жилищ стал гораздо нагляднее. Дом Бетти - а теперь и Аберфорта - выглядел точно так, как по мнению Альбуса выглядел бы изнутри рождественский пряничный домик (и пах так же). Практически каждый дюйм здесь был украшен венками, магическими свечами, кружевными, напоминающими изморозь салфетками, имбирным печеньем, двухцветными леденцами, орехами и Мерлин знает чем еще. Возможно, кто-то назвал бы подобный декор аляповатым, но Альбусу он казался милым и по-домашнему уютным. - Профессор Дамблдор! - навстречу ему из кресла выскочил Фред в свитере с оленями и ворохе конфетных фантиков. - Ну наконец-то, - выглядывая из кухни с миской эгг-нога в руках, проворчал Аберфорт, облаченный в шерстяной жилет с таким же орнаментом. - Еще бы чуть-чуть, и начали бы без тебя. - Не слушай его, Альбус, ты как раз вовремя! - донесся оттуда же звонкий голос Бетти. - Иду-иду, - стягивая теплую верхнюю мантию, Альбус нащупал что-то круглое сквозь карман и с огорчением вспомнил, что забыл отдать Геллерту контрабандой пронесенные апельсины. Выудив один из них и поднеся к носу, он с наслаждением вдохнул его бодрящий солнечный аромат. Ну что ж, значит, в следующий ра… Пронзив ослепляющей болью, сквозь плотную ткань рубашки на запястье вспыхнул золотой отпечаток. - Эй, ты чего? - недоуменно нахмурился Аберфорт. Не проронив ни слова, не успев ни о чем подумать, Альбус трансгрессировал обратно в подземелья Нурменгарда. В последний раз метка горела ТАК, когда Геллерта расщепило. Сейчас все было еще хуже. Выскользнув из его ладони, апельсин покатился по шершавому камню,резво подпрыгивая, пока, натолкнувшись на бледную руку, не закрутился на месте, увязнув в темно-красной луже. Все естество Альбуса съежилось в одном крике: - ГЕЛЛЕРТ! Тот лежал, завалившись на бок, у кровати. Его распластанные по полу руки были исполосованны по сгиб локтя. Густая вишневая из ран медленно сочилась кровь. - О, нет! - рухнув на колени, Альбус в ужасе притянул его леденеющее тело к себе за пропитавшуюся кровью рубашку. - Нет, нет, нет! Как же… как это… Влажно сверкнув, из пальцев Геллерта со звоном выскочила короткая граммофонная игла. Из легких Альбуса вышел весь воздух. Нет… Я не проверил… Почему я не проверил?!.. Его скользкие от крови руки затрепетали по лицу и груди Геллерта, силясь найти хотя бы малейший признак теплящейся жизни. Губы вместо крика о помощи сами собой нашептали заклинание, останавливающее кровотечение, хоть останавливать было почти уже нечего. И все же посиневшие веки Геллерта слабо дрогнули. - О, Мерлин! - прижав к себе крепче, Альбус окутал его согревающими чарами, но больше всего Геллерт сейчас нуждался в сильном кроветворящем зелье. - ФОУКС! Феникс тут же явился яркой вспышкой пламени, описав крошечный круг под потолком, прежде чем спуститься к ним. Но стоило ему склонить хохлатую голову над рваными ранами, Геллерт чуть слышно выдохнул: - Оставь… ты уже все доказал… - Что?! - Альбуса хлестало волнами паники и ужаса так, что, казалось, рушится само мироздание. - Геллерт?! Ты слышишь меня?! - Хватит меня спасать…, - согревающая магия вернула тому толику сил, и он приоткрыл глаза, с трудом сфокусировавшись на Альбусе. - Я… давно уже мертв… - Неправда! - с жаром возразил Альбус. - Я видел тебя из будущего через много лет! Слышишь?! Я найду лечение, ты поправишься! Просто дай мне еще немного… - Значит, видел чем я стану? - белые губы дрогнули в отвращении. - Этого ты для меня хочешь? Нет… лучше уйти собой… пока еще возможно. - Ну что ты такое говоришь, - бережно придерживая его, помотал головой Альбус. - Все ведь совсем не так… - Плохо? - слабо фыркнул Геллерт, и точка его правого зрачка вцепилась в Альбуса мертвой хваткой. - Что ты вообще знаешь о том, что со мной происходит? Ничего… Говоришь, что поможешь, а сам понятия не имеешь, как, но заставляешь страдать в угоду своему самолюбию… Просто потому что великий Дамблдор не может ошибиться. Как же ты жесток… - Геллерт…, - каждое его слово било подобно бичу. Загоняло в угол. - …не смог спасти родителей, сестру, и меня не сможешь. Просто признай это…, - пульсирующий черный зрачок гипнотизировал, - и дай мне, наконец, сдохнуть. Нет. Нет! У нас есть еще шанс! - НЕТ! - в сердцах воскликнул Альбус. Лицо Геллерта расплывалось белым пятном перед его дрожащим взором. - Я не могу! Геллерт не понимал. Не знал. Или знал, но это ничего для него не меняло. - Можешь, - чем в большее смятение проваливался Альбус, тем тверже становился исступленный шепот Гриндевальда. - Одно заклинание, я больше ни о чем не прошу. Тут столько крови, никто тебя не заподозрит. - Не в этом дело, Геллерт, я не…, - мучительно зажмурился он, - только не я! - Прошу… мне так больно…, - потерявшие всякий блеск голубой и синий глаза сквозили могильной тьмой. - Где твое милосердие?.. Сделай это… Если испытываешь ко мне хоть немного… пожалуйста… Всхлипнув, Альбус взглянул на него в бессильном отчаянии. Ведь я едва обрел тебя снова. Но Геллерт был прав. Альбус не мог и не должен был решать за него ни на суде, ни после. Неспособный оценить тяжесть его страданий во всей полноте, был не вправе требовать терпеть их дальше. Также как Кендра не должна была держать Ариану взаперти. - Ты действительно, правда, этого хочешь? - спросил Альбус в последней надежде. Топором палача ответ Геллерта отсек и ее. - Да. - Хорошо, - сдаваясь, словно во сне кивнул Альбус. - Я сделаю, как ты скажешь. Застывшее в исступлении восковое лицо Геллерта тут же расслабилось, уголки губ слабо дернулись вверх. - Спасибо, Альбус. Ощущая как, содрогаясь и грохоча, рушится его внутренний мир, чувствуя как со всех сторон подступает пустота, Альбус прижал кончик эбеновой палочки к его груди. Геллерт смотрел на него, не отрываясь. Умиротворенный как никогда. Подавшись вперед, Альбус накрыл его ледяные губы своими. Поцелуй был соленым от слез. Он зажмурился. - Авада Кедавра! Зеленая вспышка хлестнула по глазам даже сквозь плотно сомкнутые веки. Вот и все. Все кончено. Чуть отстранившись, он с вновь навернувшимися слезами взглянул на любимое лицо. Заглянул в опустевшие голубой и синий глаза. Таращась на него в ответ, Геллерт растерянно моргнул. - Не… вышло… я… хах… ха…, - маковое зернышко его правого зрачка дернулось в одну сторону, в другую, а затем вдруг завращалось с бешеной скоростью, превратив лицо в маску безумия. - ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!! ОНИ ВСЕ МЕРТВЫ! Я… Я НЕ СПЕЦИАЛЬНО! ХА! ОНИ МЕРТВЫ! ХА-ХА-ХА! МАМА! Геллерт смеялся так, что в уголках губ скопилась кровавая пена. Пытаясь успокоить его или хотя бы удержать на скользком полу - в обескровленном, израненном теле откуда-то пробудилась недюжая сила - Альбус прилагал весь свой вес, все известные заклинания, но тщетно. Геллерт больше ни на что не реагировал. Его безумный безудержный смех метался эхом по подземелью. Чтобы заклинание подействовало, нужно по-настоящему желать человеку смерти… Альбус.RED - Nothing and Everything
***
Les Friction - Love Comes Home
Робкие тени факелов прятались в бархатных складках полога, прячась от заливающего спальню серебристого света луны. Первая ночь новорожденного года выдалась ясной. Убедившись, что раны Геллерта не загноились и не требуют перевязки, целитель Манцо защелкнул наполненный бутыльками со всевозможными зельями и микстурами саквояж, надел шляпу и распрощался с Альбусом. Его работа здесь была окончена. - Ну что, мистер Дамблдор? Может, тоже домой? - поинтересовалась Дженкинс. Сегодня была ее смена. Хенкеля и Уолш на время отстранили, хоть Альбус незамедлительно признал, что в произошедшем инциденте виноват исключительно он. - Я останусь, - аккуратно спуская закатанные рукава рубашки Геллерта обратно, стараясь не сместить бинты, мотнул головой он. - На всякий случай. К счастью, она не стала перечить. - Что ж, тогда, хм, зовите, если вдруг что? Если вдруг… что? - Обязательно. Дверь за ней закрылась с характерным шипением возобновленной магической печати. Протянув руку, Альбус смахнул со лба Геллерта непослушную прядь, и его пальцы задержались на впалой щетинистой щеке. В каком-то смысле желание Геллерта исполнилось. Ибо хоть коматозное состояние, в которое его пришлось ввести, с виду походило на глубокий мирный сон, на деле же являлось единственным способом остановить безумные припадки. С рождественской ночи Геллерт так и не пришел в себя. Ни разу не задержался хотя бы в одной из своих версий, бесконечно мечась, гонимый, раздираемый обрывками чувств и разрозненных воспоминаний. Только забвение могло прекратить эту агонию. Тщательно осмотрев его, комиссия во главе с целителем Манцо, также как и Вудворт с описания Альбуса, пришли к заключению, что “личность пациента понесла катастрофический урон и необратимые изменения и отныне не представляет собой целостную функционирующую структуру”. Или, выражаясь простым языком, Геллерт Гриндевальд умер. Лежащее перед Альбусом тело было лишь его пустой истончившейся оболочкой. Можно было сколько угодно поддерживать в ней жизнь с помощью магии и современных маггловских технологий, но только не вернуть содержимое. “Свет горит, но дом пуст”, - с нескрываемым облегчением подытожил по окончании комиссии Фогель. Вероятно, поэтому без проблем разрешил Альбусу перенести Геллерта из подземелий в самую высокую башню Нурменгарда, где когда-то располагалась его спальня. Впрочем, мельхиоровые браслеты с щитовыми чарами все же не сняли. Те казались особенно тяжелыми и громоздкими на бледных запястьях с тоненькой голубой жилкой. Ее спокойное биение завораживало. Бывало, Альбус глядел на нее часами, пытаясь осознать одну простую истину. Геллерта больше нет. Надежды не осталось. Даже метка умолкла впервые за несколько месяцев. И только обрубки едва приобретенных крыльев все еще слабо трепыхались на его кровоточащем сердце. В конечном счете Геллерт оказался прав, сказав, что погиб еще в тот день на мосту, а, может, еще раньше. Это Альбус, движимый поначалу чувством долга, а затем и возродившейся привязанностью, наотрез отказывался это признавать. Гриндевальд был столь же прав, и обвиняя его в эгоизме. Ведь именно он, Альбус, решил во что бы то ни стало сохранить Геллерту жизнь - решил за весь мир и за самого Геллерта - лишив первого шанса на отмщение, а второго - покоя. Избрав химерный уродливый компромисс. И вот чем все обернулось. Да, Альбус мог винить лишь себя. Свою нерешительность в моменты, когда требовалась твердая рука, свое упрямство, когда следовало отступить. Слепую убежденность в моральном превосходстве при полной утрате понимания, что правильно, а что нет. Да он будто бы все всегда делал не так! От сдавившего грудь тисками чувства вины стало трудно дышать. Заботливо накрыв Геллерта одеялом по плечи, Альбус оставил на его прохладном лбу краткий поцелуй. Прости меня. Надеюсь, ты все же обрел покой. И, чувствуя, как невидимый обруч стягивает уже и горло, выскочил на маленький балкон, где когда-то нашел тайник с дневником Геллерта. Свежий морозный воздух жадно ринулся в спальню из распахнутых створок, но Альбус сразу же захлопнул их за собой, не позволив его ледяным лапам дотянуться до Геллерта. Кожу и легкие тут же начало пощипывать, но он все равно вдохнул полной грудью, окинув ищущим за что зацепиться взглядом крутые склоны заснеженных гор, мягко переливающиеся в серебристом свете полной луны. Та белела на небосводе будто обращенное к нему лицо. Почему? Ну почему все так?! Вопрошал он в отчаянии снова и снова. Однако луна осталась далекой, холодной и абсолютно равнодушной к его страданиям. Контрастно-горячие слезы заструились по щекам Альбуса. Ища утешения, мыслями он устремился в прошлое, пытаясь отыскать момент, когда все это еще можно было предотвратить, изменить трагический ход событий. Но годы отматывались все дальше и дальше, с каждым витком выдавая один и тот же вывод. С самого начала все неизбежно вело именно к этому. Геллерт сказал бы, что такова их Судьба. О, Геллерт! Бессильно мотая головой, Альбус вдруг вспомнил свой давний сон. Тот, в котором они оба юные стояли у обрыва, и Геллерт со смехом падал вниз, а Альбус пытался удержать его от падения. Но, может, и не стоило? Поднявшись на парапет, Альбус глянул вниз, туда, где в снегах и тьме терялось подножие замка. Сжал в кулаке палочку. Переглянулся с бесстрастно наблюдающей за ним луной. И шагнул вперед. На мгновение мир под ним замер… затих в оборвавшемся вздохе. А затем бросившийся навстречу ветер грубо рванул его одежду и волосы, ударил в грудь, выдавив воздух из легких, хлесткой пощечиной смахнул с лица слезы, залепил снегом глаза. Едва ли это хоть чем-то походило на их с Геллертом плавные полеты. Перестав что-либо слышать, видеть и даже чувствовать, оглушенный и дезориентированный Альбус камнем летел вниз. Лишь у самых сугробов ему удалось скорректировать антигравитационные чары достаточно, чтобы остановить падение. Но и тут переменчивый горный ветер сначала рванул его вверх словно за шкирку, помотал в стороны и затем швырнул вниз, где, пропоров борозду на девственной снежной глади, Альбус благополучно и остался. Сперва он даже не пытался шевелиться. Только дышал, чувствуя как тает в носу снег и жжет изрезанное льдом лицо. Затем открыл глаза. Окруженная мириадами звезд с темного неба на него с укоризненно глядела луна. Ну что, долетался? Он выдохнул, и облачко белого пара на миг скрыло ее. Ага, очень зрело. Тогда Альбус зажмурился, прислушиваясь к завыванию ветра и хрусту проседающего под его весом снега. Было очень холодно. Вымерзла буквально каждая клеточка его тела, но так даже лучше. Так его чувства будто тоже оцепенели, и пустота в груди уже не казалась такой сосуще-ледяной. Наверное, он мог лежать так целую вечность. По крайней мере, он бы очень этого хотел. Но что-то теплое вдруг овеяло его лицо. Альбус распахнул глаза, вместо луны обнаружив тычущуюся в него угловатую морду со светящимися бельмами глаз. Удивление наползало на него медленно, вяло, словно тоже замерзнув. Испуг также безнадежно отстал. Поэтому, разлепив онемевшие от холода губы, он лишь тихо, заранее зная ответ, спросил: - Шаттен, да? Только фестрал, бесшумный как тень, мог ступать по свежевыпавшему снегу, не издавая ни единого звука. А в окрестностях Нурменгарда, насколько Альбусу было известно, жил лишь один фестрал. Ткнувшись теплым носом, Шаттен сосредоточенно обнюхала его лицо. От нее самой пахло хвоей, залежалым мясом и свернувшейся кровью. Судя по всему, все эти месяцы она сторожила вблизи замка, дожидаясь своего хозяина, и когда Альбус слетел с балкона, как Гриндевальд наверняка делал не раз, решила, что ее ожиданиям пришел конец. - Прости, но я не он, - вздохнул Альбус, когда она закончила свою инспекцию, из-за которой растаял снег на его бороде и ресницах. Фестралы были достаточно умны, чтобы понимать человеческую речь, но несмотря на это Шаттен настойчиво боднула его в плечо, будто говоря “вставай”. - Я же сказал, я не…, - тут она толкнула его так сильно, что он перевернулся лицом вниз. Отплевываясь, Альбус попытался подняться из сугроба, но лишь теперь осознал, насколько продрог. Слабость свинцом налила отяжелевшее от талого снега тело, и он так и остался бы лежать ничком, если б Шаттен не склонилась к нему, позволив обхватить себя за костлявую шею. Когда же ценой невероятный усилий Альбус все же поднялся на подкашивающихся ногах, она нетерпеливо мотнула драконоподобной мордой на мрачную громаду Нурменгарда. Наверное, надеялась, что он отведет ее к Геллерту. - Боюсь, ты зря ждала, - голос Альбуса дрогнул. - Его больше нет. Понимаешь? Фестралы были достаточно умны, чтобы понимать человеческую речь. И все же белесые, без читаемого выражения глаза Шаттен упорно глядели на замок. Прижавшись к ней, зарывшись лицом в ее длинную гриву, Альбус сдавленно закричал.