Elliot Moss - Big Bad Wolf
Жара стояла невыносимая. Даже для Малаги в это время года. Тридцать градусов в ноябре - нет уж, увольте! Когда он решил вернуться в объятия родины после нескольких лет, почти безвылазно проведенных в промозглом сыром Лондоне, то и представить не мог, что они будут настолько жаркими. Все плавилось под беспощадным солнцем. Люди, дома, деревья. Даже небо спеклось, дрожа знойным маревом всюду, куда бы ни обратился утомленный покрасневший взор, заставляя вконец одуревших цикад надрывно кричать о грядущем конце света. По крайней мере, так это ощущалось его отвыкшему от жары телу, и, тайком обдувая себя струей прохладного воздуха из волшебной палочки - более существенные меры он себе не позволял, так как в любую минуту к нему мог заглянуть старый садовник-магл - Федерико вот уже битый час пытался составить простенький лицензионный договор. Но пока что застрял где-то между вторым параграфом и тяжкими страдальческими вздохами. Мечтая о собственном домике у моря с девственным диким пляжем и чудесным апельсиновым садом, Феде почему-то совершенно не учел, что работать в подобном месте захочется в последнюю очередь. И если раньше ему казалось отличной идеей устроить кабинет так, чтобы окна выходили на апельсиновый сад, которым он бы любовался в поисках отдохновения в перерывах между работой, то теперь корил себя за это. Ибо блестящие на солнце темно-зеленые макушки деревьев и посверкивающая за ними полоска моря были далеко не единственным, за что цеплялся взгляд. Было время сбора урожая, и Эладио, старый садовник, перешедший к нему вместе с домом, по обыкновению нанял работников из близлежащих деревень себе на подмогу. По большей части молодых семнадцати-девятнадцатилетних юношей, для которых это был фактически единственный способ заработать, и вот тут Федерико как следует возблагодарил Бога за то, что тот дал ему эти несколько гектаров земли. Когда из распахнутого настежь окна доносился жизнерадостный несмотря на жару и тяжелый физический труд юношеский смех, взгляд Феде как намагниченный нырял туда, выискивая среди раскидистых, согнувшихся под тяжестью апельсинов деревьев их ладные, загорелые фигуры. - Эй, Рамон, подсоби-ка! - крикнул один из работников, стремянка под которым резко поехала, пропахав сухую землю, и лицензионный договор был позабыт окончательно и бесповоротно. С готовностью поспешив на выручку, Рамон подставил предательскую стремянку обратно под повисшие в воздухе ноги своего напарника, и когда тот спустился обратно на грешную землю, предложил поменяться местами к большому удовольствию Феде. Так созерцать его мускулистую спину, облепленную взмокшей от пота, выцветшей на солнце рубашкой было гораздо удобнее. Бросив даже видимость попытки закончить договор, Феде подошел к окну, привалившись к оконной раме так, чтобы оставаться в спасительной тени. Рамон и его напарник тем временем успели стрясти апельсины с нескольких тяжелых ветвей, и вслед за мыслью о прогретых ароматных фруктах воображение Феде устремилось к красотам иного толка. Судя по акценту сам Рамон, либо его родители были выходцами из Марокко, коих на юге Испании хватало с избытком. Он был немного смуглее местных и имел характерные крупные черты лица, обладавшие, однако, именно теми пропорциями, чтобы не казаться гротескными. И это вкупе с блестящими смоляными волосами, обрамляющими высокий лоб и уши упругими кудряшками придавало юному Рамону сходство с античной скульптурой. А к произведениям искусства Федерико питал особую страсть. К тому же в отличие от большинства волшебников не испытывал презрения к маглам. Его отношение скорее было сочувствующим, как к калекам и неизлечимо больным - всем тем, кому при рождении повезло чуть меньше. Он никогда не брезговал пользоваться услугами маглов, будь то садовничество, уборка дома или приготовление пищи. Это по его мнению даже было чем-то сродни благотворительности (очень к тому же выгодной, ведь магическая уборка стоила в разы дороже). Так что, предоставляя рабочие места, Федерико очень собой гордился и мог подолгу находиться среди маглов, не испытывая ни малейшего неудобства. Тем более, что с маглами было несравненно проще еще в одном немаловажном и деликатном отношении. Обладая крайне порицаемыми обществом вкусами, Федерико обычно вынужден был вести себя очень осторожно. Осмотрительности его научила бурная молодость с чередой ошибок, включая единожды сломанную челюсть, дважды разбитое сердце и с тройку серьезных шантажей. Тогда он еще многого не знал, не умел улавливать нужные намеки, а ошибка в его случае стоила очень и очень дорого. Поэтому по молодости он частенько искал приключений в мире маглов, столь же нетерпимых к подобным ему, но, слава Мерлину, почти поголовно восприимчивых к чарам забвения. Да, когда дело доходило до новых знакомств, маленький, насквозь прошитый родственными связями волшебный мирок в подметки не годился миру маглов. Здесь Федерико имел чудесную возможность поддаться эмоциям, импульсу, рискнуть, а если что пойдет не так, без следа раствориться в толпе. И хоть роман с волшебником, от которого не нужно было скрывать ни магию, ни свои желания, по-прежнему приносил несравненно большее удовольствие, в последнее время Феде преимущественно завязывал ни к чему не обязывающие знакомства. Обида, гнев и то самое мерзкое чувство отвергнутости все еще неприятно клокотали где-то в глубине его груди. Но, может, Рамон станет его исцелением? Конечно, среди помощников садовника был не один приметный юноша, но именно в мыслях юного марокканца привыкший улавливать даже мельчайшие отголоски интереса Федерико обнаружил то, что искал. Благо тот был юн и жутко (и громко) смущался своих порочных мыслей. Ну что за прелесть. Словно почувствовав внимание, Рамон обернулся на дом, но, конечно, ничего не увидел - слишком сильно слепило солнце - так что стянув с головы помятую кепку, утер ею взмокшее лицо и шею. В тот же момент Феде решил, что настало время перерыва. - Не стоило, синьор! - развел руками Эладио, встретив его на первом этаже. - Нужно было сказать мне, я бы отправил Сильвию. - Мне не в тягость, - улыбнулся Феде, проходя мимо с подносом, на котором потрескивали свеженаколдованным льдом высокие стаканы с водой. - К тому же Сильвия обещала сегодня приготовить уху из морского черта, и я никому не позволю ее отвлекать! - Так, может, я отнесу? - старому маглу явно было не по себе от того, что хозяин поместья вознамерился снизойти до рабочих. Это слишком не вписывалось в привычный ему порядок вещей. - Лучше присядь и отдохни в тени, Эладио, пожалей свое больное сердце, - укоризненно покачал головой Федерико, оставляя стакан освежающей, сбрызнутой лимоном воды и ему. - А мне полезно пройтись. - Si, señor, - смирился тот. В отличие от старого садовника наемные работники не стали долго ломаться и мигом опустошили поднос, осыпав Феде благодарностями. Рамон, его напарник и еще несколько маглов, правда, ушли уже слишком далеко, так что, заново наполнив стаканы водой, Федерико решительно перешагнул линию светотени. К тому моменту как он дошел до нужного дерева, по его спине под рубашкой уже бежали ручьи. - О, благословение небес! - осушив стакан одним глотком, напарник Рамона вылил остатки воды себе на лицо, протерев глаза от соленого пота. - Можешь пройти в дом и умыться, если нужно, - любезно предложил Феде, краем глаза наблюдая, как Рамон спускается по стремянке, спеша получить и свою порцию. - Скажи Эладио, я разрешил. - О, благодарю, сеньор! Вы очень добры! - кивнув, тот поспешил к дому так, словно боялся, что Феде передумает. Как бы не так. - Большое спасибо, - стянув кепку, Рамон снял с подноса последний стакан и постарался выпить его спокойными, не жадными глотками, но в конце концов все же неловко поперхнулся под пристальным взглядом Федерико, засмотревшегося на каплю, стекающую по его шее. - Не спеши, я принесу еще, если нужно, - мягко улыбнулся тот, хлопая покрасневшего и закашлявшегося юношу между лопаток. - Ты же Рамон, да? - Все верно, сеньор, - в округлившихся карих глазах отразилось изумление тому факту, что владельцу поместья известно его имя. - Не будешь ли добр, Рамон, - не убирая ладони с его спины и даже слегка, дружески приобняв, Федерико указал на дерево, - сорвать для меня плод? Все же это мой первый урожай. - Да, конечно! - дважды просить его не пришлось. Мгновение - и Рамон снова исчез в кроне. - Какой на Вас смотрит? - Выбери ты, - улыбнувшись еще шире, подмигнул Федерико. - Только я хочу самый сочный и самый сладкий. Даже отсюда он ощущал волнение юноши. Но пока что ни следа понимания происходящего. Святая невинность. - Вот! - спеша спуститься по стремянке, Рамон заметил, что Феде держит ее для него, лишь когда очутился фактически в его объятиях. Окончательно сконфузившись, он протянул Федерико заветный плод. - Кажется, этот. - Чудесно, - перехватив апельсин, Федерико отвернулся, якобы разглядывая его на свет, на самом деле великодушно позволяя юноше использовать эти несколько мгновений, чтобы отдышаться. Он и без того слышал бешеный стук его сердца и отчаянный мысленный призыв, наконец, успокоиться. Ах, молодость. Наспех содрав часть маслянистой кожуры, Феде оторвал мясистую оранжевую дольку и с наслаждением ее разжевал: - Ммм, и правда сладкий. Попробуй, - следующую дольку он поднес к самым губам Рамона. - Ну же, - он чуть надавил, и по подбородку юноши потек ярко-оранжевый сок. - Она не ядовитая. Попытайся он сделать нечто подобное с любым другим из парней Эладио, и уже лежал бы на пыльной земле с разбитым носом. Работодатель или нет, но нрав у местных был горячий, а гордость ценилась больше денег. Рамон, однако, даже не шелохнулся. В его мыслях, наконец, промелькнула нужная догадка, и, потупив глаза, он послушно проглотил подавленную дольку, едва ли ощутив ее вкус. - Ну что скажешь? - по-прежнему беззаботно улыбаясь, поинтересовался Феде, стерев сок с его подбородка большим пальцем. - Очень… вкусно, - глядя куда-то на грудь Федерико, еле слышно отозвался Рамон. Судя по всему, ничего подобного с ним еще никогда не происходило, и он понятия не имел, как реагировать. - Не сомневался, что наши вкусы совпадут. Ты мне сразу понравился, Рамон, - ободрил Федерико, и осторожный взгляд юноши поднялся на него как раз в тот момент, когда Феде задумчиво облизывал свой липкий от сока большой палец. - Ты явно не местный, я тоже. Но я уже нашел чудесное место на пляже неподалеку. Бывал там? Нет? Если хочешь, могу показать. Нескончаемый информационный поток нещадно хлестал и без того растерянный разум юноши, но к счастью в этом возрасте решения принимались вовсе не разумом. - Эй, Рамон, перерыв окончен! - к ним на всех парах уже спешил его напарник. - Залезай обратно, работы еще невпроворот! Возвращаясь домой, на ходу доедая апельсин и разбрасывая кожуру, Феде не скрывал довольной ухмылки.***
В том, что Рамон явится, он ни капли не сомневался. Скорее опасался, как бы что-то не нарушило их планы. Но старый Эладио отправил работников отдыхать как обычно, после семи, когда начинали сгущаться сумерки и на смену дневному зною приходила вечерняя прохлада. Конечно же Рамон уже ждал его в условленном месте, и в этот раз на нем даже не было этой дурацкой кепки. Федерико оценил старания. Сам он прихватил лишь бутылку вина - и ни одного бокала - планируя незаметно наколдовать остальные вещи по мере надобности. - Добрый вечер. - Добрый вечер, сеньор! - Разумеется, наедине ты можешь называть меня Феде, - тепло улыбнулся Федерико, прекрасно понимая, что тот не позволит себе подобной фамильярности до определенных позиций в сексе. Ну а после… главной трудностью будет вспомнить само его имя. - Ну, пойдем? С тем же успехом Феде мог вести Рамона на заклание. Тот все равно последовал бы за ним, ведомый похотью, любопытством или же изумлением от того, что секс в его случае - это не только лишь воля пьяного случая, но и вполне осознанное желание двух мужчин провести вместе ночь. То же чувствовал и Феде в его возрасте, и к сожалению помнил, чем заканчивалось большинство подобных свиданий, а потому решил для себя, что будет чуток и нежен, и подарит этому юноше красивую историю. Так что он увлекал Рамона все дальше к морю, все глубже в сумерки, и когда волны зашелестели у их ног, на небе воцарился тонкий месяц. Дальше все пошло по накатанной. Небольшой экскурс в историю, звезды, неработающий маяк - не повышая голос выше бархатистого шепота, Федерико говорил и говорил, разделяя вино на двоих, ровно до тех пор, когда тлеющий взор переставал следить за его рукой, останавливаясь точно на его подсвеченном луной профиле. Федерико всегда безошибочно угадывал наилучший момент. - Но что-то я увлекся. Тебе, наверное, давно уже неинтересно, - словно опомнившись, покачал головой он. - Нет… мне очень…, - встрепенувшись как от гипноза, Рамон с трудом подбирал нужные слова, очаровательный в своем стремлении не обидеть, но все его усилия были напрасны. Ибо в следующий миг, позволив полупустой бутылке мягко скользнуть в песок, Федерико шагнул к нему, невесомо приобняв за талию, но не больше: - Не стоит. Мы ведь оба знаем, зачем мы здесь. Он все еще оставлял первый шаг за Рамоном, и тот вновь нисколько его не разочаровал. Будто пес, получивший разрешение, юноша набросился на него с жадным, сбивчивым поцелуем, в то время как его руки неожиданно резво оказались у Феде под рубашкой. И даже под брюками. А после он опомниться не успел, как Рамон оказался перед ним на коленях. - Стой-стой-стой, - Федерико придержал его за плечи, хоть это было нелегко, учитывая многообещающе жаркое дыхание у его расстегнутой ширинки. - Зачем же так спешить? Испугавшись, что сделал что-то не то, Рамон заметно покраснел, не в силах ничего выдавить. Но, впрочем, Феде и так знал ответ. К другому Рамон попросту не привык. Он был еще очень юн, а юность у многих почему-то ассоциировалась с безотказностью и отсутствием самоуважения. - Эй, все в порядке, - спустившись к нему, улыбнулся Феде, ласково обхватив его перекошенное стыдом лицо. - Просто не делай того, что не хочешь, ладно? Я вот никогда так не поступаю. С этими словами он повалил Рамона на песок, медленно стянув с того одежду и покрыв поцелуями мускулистое, без единого изъяна тело. В конце концов, секс - это не оказание услуг, но наслаждение. С обеих сторон. И, Мерлин всемогущий, он наслаждался каждым сантиметром, каждой складочкой бархатистой кожи. Вбирая Рамона глубже, стонал вместе с ним, ощущая губами нарастающую пульсацию и телом - приближающуюся экстатическую дрожь. И когда, позволив Рамону излиться на песок, заглянул в карие глаза, уловив в них туман уходящего экстаза, ощутил едва ли меньшее удовлетворение. В этом была вся прелесть. Отдавать Федерико любил настолько же, что и брать. И ночь еще только начиналась. Поглаживая шершавое от налипшего песка бедро юноши, он уже представлял, как приведет его в спальню, завяжет глаза и наглядно продемонстрирует, на что способно его молодое неискушенное тело. А, может, и сам оседлает этого юного жеребца. В конце концов, давненько у него не было хорошего крепкого секса. - Спасибо…, - придя в себя, шепнул Рамон, разглядывая его с нескрываемым трепетным восхищением, и потянулся было за поцелуем, но упершийся локтем в землю Федерико остался несгибаем. Получить благодарность в ответ на ласки было бы забавно, если бы однажды он уже не слышал нечто подобное. От Альбуса. В их первую ночь. “Спасибо, мне было очень хорошо, - выдал чуть порозовевший Дамблдор, чем рассмешил Феде до слез. - Хах, прости, наверное, это и правда смешно. У меня просто… давно ничего не было”. Только многим позже Федерико задумался, какими должны были быть предыдущие отношения Альбуса, чтобы он так реагировал на ласку. Ну а совсем потом он узнал о Гриндевальде. И все встало на свои места. От этого человека за милю разило смертью и безумием. И сердобольный Альбус, разумеется, выбрал именно его. О, как же Феде был зол. Хоть прошло уже несколько месяцев, хоть он сказал себе, что порвал с Дамблдором раз и навсегда, стоило вспомнить о нем - и вот он уже снова кипит как забытое в котле зелье. - Федерико? Вновь как по щелчку различив перед собой Рамона, обнаженного, пылкого, согласного абсолютно на все, Феде с горечью осознал, что ничего не чувствует. Совершенно. Его будто окатили холодной водой, и то, что минуту назад разжигало в нем нестерпимое желание, сейчас не трогало абсолютно. - Хочу тебе кое-что показать, - он потянулся за палочкой, собираясь использовать заклинание забвения еще до того, как юноша придет в недоумение, но остановился в самый последний момент. Забрав у Рамона это воспоминание, он также отберет все то хорошее, что успел ему дать. - Кажется, - отвернувшись, Феде сел на песок и устало уронил лицо в ладони, - сегодня я не в форме. Ты уж прости. - Так может, я…, - Рамон неуверенно потянулся к его ширинке, но Федерико только покачал головой. - Не стоит. Если захочешь продолжить как-нибудь потом, но не сегодня. Сегодня я хочу побыть один. Прости, - повторился он. Смущенный, напуганный или все сразу, быстро одевшись, Рамон растворился во мраке, не сказав ни слова и несмотря на извинения Феде наверняка приняв произошедшее на свой счет. Но ничего, может, у них еще будет шанс все наверстать. Может, еще будет шанс…***
Bob Moses - Before I Fall
Домой он вернулся лишь к рассвету. Опустошенный, убаюканный, сглаженный прибоем как морская галька. Но стоило ему увидеть пустую кровать - свидетельство своего поражения - и горечь разочарования переполнила его снова. Какого дьявола он все еще не может, как бывало раньше, забыть о неудавшемся романе будто о неприятном сне, и окунуться в новый жаркий сон? Юный Рамон подходил для этого идеально, а уж сколько их таких было до Рамона с тех пор, как он покинул опостылевший Лондон! Но он словно специально сам же все портил. Если бы Альбус хотел, то не стал бы так долго ждать. На эту мысль Федерико громко фыркнул. Сейчас Альбус, наверное, весь в заботах о Гриндевальде, которому почему то сохранили жизнь. Дарит свою любовь тому, кто ее совершенно не заслуживает, как Федерико и предсказывал. Жалкое зрелище. Никогда еще ему не было так обидно оказаться правым. Да, он мог сколько угодно насмехаться, что Альбус ведет себя глупо, но ни толку, ни удовлетворения в этом не было никакого. В каком-то смысле даже Дамблдор поступал не менее безумно, чем его полоумный подопечный, однако самая невообразимая ирония заключалась в том, что несмотря на все преступления и грехи Гриндевальда, именно он, Федерико, стал для Альбуса тем самым бывшим, о котором не хочется вспоминать. Плюхнувшись на стул, Федерико мрачно уставился на недописанный договор. Конечно, отчасти он сам виноват в этом, наговорив лишнего в последнюю с Альбусом встречу. И хоть его слова были чистой правдой, что с того? Кто любит ее слышать? Да и, в конце концов, разве сам он не жалок, надрывно крича и топая ногой в попытке доказать, что он лучше Гриндевальда? Такое поведение лишь отталкивает, и если б он поступил по уму, то, напротив, не стал бы скандалить, а тихо с достоинством удалился, оставив за Альбусом возможность обратиться за помощью. И, кто знает, может, вконец измотанный заботами о Гриндевальде Альбус в поисках отдохновения вспомнил бы спустя какое-то время о его теплой, уютной гавани? И Федерико не оборвал бы связь с единственным человеком, ради которого готов был остепениться. Да, именно так и следовало поступить. Но теперь уже поздно. Или… Альбус всегда говорил, что нужно обязательно давать людям второй шанс (в случае с Гриндевальдом, видимо, сотый), так почему бы не попробовать? Что он теряет? Взглянув на рассветное солнце, мягко золотящее макушки апельсиновых деревьев, Федерико смахнул договор в сторону, положив перед собой чистый лист пергамента. Осталось лишь начать.