Бери только то, что тебе нужно

Изуку наклонил голову. За этот трюк его отстранили от занятий и он знал, что это было настолько же несправедливо, насколько и типично. И все же это был не самый гордый момент в его жизни. — Ах, я… я просто… я просто устал от этого. Я знаю историю квирков вдоль и поперек, — пробормотал он, отводя взгляд от своего бывшего друга. — Не было смысла тратить время на что-то настолько обычное. Выражение лица Кацуки стало замкнутым, и он с усмешкой отмахнулся от Изуку. — И это гребаный рекордсмен, — Он прибавил шагу и топал вперед. — Подожди! — вскикнул Мидория и схватил Бакуго за плечо. — Я просто… Он развернул его. — Мне просто нужна твоя помощь! Каччан остановился. Медленно, как айсберг, он опустил взгляд на руку на своем плече и ядовито уставился на нее. Он не сделал ни единого движения чтобы оттолкнуть руку, только сжимал кулаки. Когда они были моложе, он бы ударил Изуку по лицу. Мидория опустил руку. Он не хотел прерывать их серию. — С какого перепугу ты думаешь, что я гожусь для жизненных советов? — Ты даешь их каждый день, — огрызнулся зеленоволосый. Его голос поднялся чтобы встретиться с голосом Кацуки. — У тебя никогда не было проблем с тем, чтобы говорить людям, как жить — почему ты вдруг так озабочен «квалификацией? Кацуки было наплевать на Изуку. Да и вообще на всех. Он не стал бы терять сон из-за чужих проблем. Как ни странно, это делало его единственным человеком, которого Идзуку чувствовал что может спросить. Несмотря на то, как ужасно вел себя Кацуки, он никогда не переставал знать, как двигаться вперед. Когда мир давил на него, он давил в ответ. Кацуки обнажил зубы, но вместо того, чтобы оттолкнуть Идзуку или отмахнуться от него, он закрыл глаза и глубоко вдохнул через сжатую челюсть. Через несколько секунд его глаза открылись и он пристально посмотрел на Мидорию. — У тебя пятнадцать секунд. Выкладывай. — А?! — глаза Идзуку расширились от удивления. Все его тщательно продуманные фразы и воображаемые разговоры в спешке вылетели из головы. Он проговорил: — Что мне делать, если я должен что-то сделать, но не смогу нормально жить потом, если сделаю? Кацуки выглядел не впечатленным. Он приподнял бровь, ответ был для него очевиден. — Умри. Эта простая фраза ошеломила его. Кацуки наклонил голову. — Чего ты ждешь? — он развел руки в стороны. -Простое решение. Идзуку застыл на месте, потеряв дар речи. Кацуки говорил людям покончить с собой из-за выбора обуви или фильмов. Черт, он сказал Изуку покончить с собой несколько недель назад. Он говорил это так часто, что учителя и другие ученики либо закатывали глаза, либо смеялись. Он говорил это с пустой яростью, с раздраженным криком или с ликующей ухмылкой. Он говорил это так, будто два плюс два — четыре, а два минус два — ноль. Кацуки насмехался, разрушая тишину и пустой пульс в ушах Идзуку. — Раз ты не бежишь в пробку, похоже, ты не хочешь умирать. А это значит, что ты принял решение жить, — он продолжал уверенно идти в школу, оставив Идзуку позади. Изуку поднял руку, не зная, что он собирается с ней делать. Каччан прервал его нерешительность одним насмешливым прощальным выстрелом, в его голос прокралось раздражение: — Так используй все живые мозги, которые у тебя спрятаны глубоко в черепе, и придумай, как с этим жить.

***

В эти выходные, Изуку пробрался в морг. Это звучит просто — как будто он не проводил часы в библиотеке, изучая практику моргов, инфраструктуру местных больниц и скорость разложения трупов. Тела начинают разлагаться примерно через 36 часов. Он не был уверен что хочет так близко подходить к тому, что собирался съесть. Он ждал до трех часов утра, когда мама уже уснула, чтобы начать собираться. На нем были обычные теннисные туфли, которые мама купила ему несколько месяцев назад, старая толстовка, которая всегда была ему велика, и маска на лице. Он выглядел как само определение подозрительности. Он прошел в ванную и тщательно перебрал запасные косметические средства. Изуку не очень хорошо подводил глаза, но размазал немного по внутренним уголкам глаз и над бровями, после уставился в зеркало. — Я выгляжу еще более странно, чем раньше! — пробормотал он. Его дрожащие руки уничтожили все шансы на утонченность. — Может, мне стоит подождать? Я… я не знаю достаточно, чтобы провернуть это. А если меня поймают и… Идзуку прервал себя, зажав рот рукой — слишком громко получилось. Он глубоко вздохнул, успокаивая ужас, шевелящийся в его животе. Когда он снова открыл глаза, он уставился на себя в зеркало, глубоко нахмурив брови. — Ты найдешь способ жить с этим. Он заплатил за поезд наличными и не высовывался, чтобы избежать камер наблюдения. На выходе он выбрал окружной путь к самой больнице. Мидория отказывался дышать возле мусорных контейнеров, ускоряя шаг по переулкам. Он подошел через восточный вход, рядом с отделением скорой помощи. Консьерж уставился на него, а Изуку вежливо кивнул и направился прямо к лифту, словно бывал здесь уже дюжину раз. Он и был здесь раньше. Это была его больница. И совсем недавно он был в отделении скорой помощи. На втором этаже были все ночные наблюдения из-за сердечных приступов. Изуку подождал наверху, делая вид, что звонит. Затем он вернулся на улицу и обдумал свой жизненный выбор. Нужно было найти способ жить с этим. Еще две минуты назад это звучало как радикальный совет.  — Давай», — сказал себе Идзуку. Он не мог проверить время. Он выключил телефон перед выходом из дома. Но он знал, что придёт поздно. — Ты должен. Он не мог вернуться домой, если бы не сделал этого. Не с голодом, который опустошал его изнутри. Несколько укусов едва позволяли ему функционировать в течение недели. Если он причинит боль кому-то еще, если он причинит боль своей маме — он не сможет этого вынести. Изуку обратился к карте, которую он записал в память. Погрузочный центр был рядом. Через него можно было попасть в подвал. Однако доступ туда был ограничен. Им пользовались только грузовики. Даже если бы там было меньше людей, которые могли бы заметить его, там могли быть охранники. Там наверняка были бы запертые двери, которые он не смог бы обойти. Но у него был хвост, который резал металл как пустое место. Он мог справиться с этим. Адреналин кипел в жилах Изуку. Мидория крался по внешней стороне здания, низко пригнув голову и напрягая уши, чтобы уловить хоть малейший звук. Его хвост рассекал металл как пустое место. Он справился с этим. Идзуку заставил свой хвост ползти со скоростью улитки, сосредоточившись на том, чтобы он оставался достаточно маленьким, чтобы спрятаться в объемной куртке. Он загородил этим телом вид на дверь с боковых камер и пробил область вокруг замка. Металл сопротивлялся, а хвост жалил от усилий, затраченных на борьбу с дверью — но он не мог позволить себе сбить датчики на ручке ключ-карты. В течение двадцати напряженных, разрывающих сердце, секунд Идзуку стоял на месте, раскалывая здание все более яростными ударами своего квирка. Засов замка проскользнул мимо разрушенного дверного проема и Изуку проскользнул внутрь. Больница была большой, но все равно занимала больше места, чем некоторые более современные здания. Идзуку опустил голову и не хотел бежать по коридорам. Движение привлекает внимание. Движение привлечет внимание. Он бросал быстрые взгляды на неприметные таблички, украшавшие двери: Химический склад Аптека Ванная комната Охрана Идзуку покраснел, напряжение нарастало так, что это было откровенно абсурдно. Он привалился к стене на перекрестке двух коридоров, обхватив голову руками. Он грабил морг. Он грабил морг. Он впервые в жизни улизнул из дома, и сделал это, чтобы совершить преступление. Его мама могла бы накричать на него, если бы узнала. Из двери в коридоре справа от него раздался гудок. Сердце Идзуку остановилось, и он вовремя заскочил за угол. Вошли два человека, тяжелый стук ботинок означал, что это либо охрана, либо ремонтники.  — Да, — вздохнул серьезный голос, — все это просто прискорбно для нас. Лучший хирург, который у нас был. Идзуку судорожно искал место, где можно спрятаться. — Даже не предупредили? Шкаф с припасами был заперт. Он не мог сломать замок без шума. Изуку бросился по коридору к ванным комнатам. Он проскользнул внутрь и повернул замок, вздрогнув от автоматического света. Он прижался ухом к двери, не смея дышать, когда два человека повернулись и пошли в его сторону. — Что-то о семейных проблемах. Так говорили медсестры, а они обычно в курсе всех сплетен. — Странно. Эй, идите, я скоро подойду. Один остановился за дверью… И повернул дверную ручку. Идзуку почувствовал, что сейчас вспыхнет. Его причуда вырвалась из позвоночника, поразив его головокружительным голодом. Он упал назад и схватился за раковину, обливаясь потом. Ручка снова затрещала. — З-занятно, — пискнул Идзуку. — Ах, извините, — прикрикнул человек. Идзуку вытаращился, как рыба.  — Мне жаль, но я буду здесь некоторое время, — заикнулся он, заставляя свою причуду успокоиться. Человек вздохнул, но ушел с менее чем восторженным: — Тогда чувствуй себя лучше. Идзуку прижимал ухо к двери, пока звук шагов не удалился. Это сработало. Идзуку приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Он сделал неуверенный шаг вперед. Он напрягся, чтобы прислушаться, его нос гудел от химического запаха дезодоранта и приятного тепла кожи. Ничего. Это только что сработало. Идзуку развернулся и помчался по коридору, заскочив в морг. Он уже не знал, сколько у него есть времени. Помещение было клиническим и по больше, чем ожидалось. Вдоль задней стены стоял большой серебристый холодильный шкаф. Идзуку тяжело вздохнул и, спотыкаясь, направился к нему. Он был полым от использования своей причуды, и это позволяло просто перестать думать. Он натянул рукава толстовки на ладони, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, и начал открывать устройства наугад. Не было никаких признаков, указывающих на то, какой отсек будет заполнен. Идзуку не мог учуять химический запах дезинфицирующего средства. По крайней мере, не мог, пока не открыл двенадцатый отсек. Приглушенный запах кожи и крови окружил его облаком, и Идзуку выдернул откатывающийся отсек. На металлической плите лежал человек, его лицо было обесцвечено смертью. На его груди были металлические скобы, скреплявшие кожу. Идзуку едва успел стянуть одноразовую медицинскую маску, прежде чем впился зубами в руку. А когда он понял, что делает, его захотелось вырвать. Желудок не поддавался. Идзуку всхлипнул один раз. Но голод боролся со здравым смыслом. Он должен был уйти — он должен был взять его с собой, чтобы его не поймали. Не услышав ничего подозрительного, Идзуку усилил свои чувства и потянул квирк из позвоночника. Он выплеснулся наружу, слишком большой и тяжелый и Изуку бессистемно набросился на еду. Он мог бы использовать свои руки. Его кровь гудела от силы, и он мог бы разорвать свою еду на части — от одной мысли об этом ему хотелось плакать. Вместо этого Изуку вмял металл и разорвал брюшную полость, выплеснув внутренности наружу. Он тихо выругался. — Нет, черт, черт возьми, — шипел он, пытаясь предотвратить вытекание чьих-то внутренних органов на пол. Это сработало, несмотря на то, что Идзуку захрипел от отвращения. Теперь ему нужно было просто собрать все и уйти… Он забыл взять с собой сумку. От досады Идзуку взревел, и его хвост врезался в металл, звук расколол воздух морга. Это, конечно же, вызвало тревогу и несколько пар шагов из коридора. И ему пришлось смириться с этим, не так ли?