Topaz and Cornflower

Весемир устало пожелал Геральту спокойной ночи, когда тот забрал Клару у старшего ведьмака и вышел в коридор. На душе у Геральта было неспокойно. Он не был уверен, что Лютик уже покончил с банными процедурами — в конце концов, омега проделал долгий путь в Каэр Морхен, сетуя на грязь. Однако запах лавандового мыла и ванили с таволгой в самом конце коридора ещё не выветрился. Геральт нахмурился, поскольку самого Лютика нигде не было видно. — Лю? — позвал он. Из ближайшего коридора послышался шум, и Геральт направился на звук. — Лютик? Ты тут? После некоторой паузы омега откликнулся: — Я здесь. В его голосе было что-то не так. Встревожившись ещё сильнее, ведьмак завернул за угол и увидел Лютика, стоящего в тени. Он выглядел… сбитым с толку. Несмотря на улыбку, взгляд его глаз было невозможно прочитать. — Прости. Я… я заблудился. — Неудивительно, — ответил Геральт. Он внимательно вгляделся в лицо омеги, но не смог понять, что именно в Лютике пробудило защитные инстинкты альфы. Если бы он хорошо не изучил омегу за время их знакомства, то мог бы подумать, что его улыбка искренняя. — Порядок? — А, да. Всё прекрасно! Горячие источники — райское наслаждение! — Лютик крепче сжал полотенце, и Геральт увидел, что костяшки его пальцев побелели. Ведьмак старался не хмуриться. — Что ж… это хорошо, — он протянул свободную руку, и Лютик услужливо отдал Геральту свою грязную одежду. — Хочешь отдельную комнату или будешь спать в моей? Лютик заколебался. Когда он отвернулся, и на его лице отразилось такое замешательство, Геральт всё-таки нахмурился. — Лю, что не так? Омега избегал смотреть на ведьмака. — Может… можно мне свою комнату? Геральт почувствовал, как ему на грудь навалилось что-то холодное и тяжёлое. Правду сказать, он не ожидал такого ответа, и начал перебирать в памяти моменты, где мог сделать что-то не так, вследствие чего Лютик передумал делить с ним постель. Несмотря на это, ведьмак заставил себя кивнуть. — Разумеется. Дурак, какой же он дурак! Конечно, Лютику захотелось личного пространства, они же провели бок о бок несколько месяцев! — Спасибо, — тихо ответил Лютик. По его голосу невозможно было что-либо понять: то ли облегчение, то ли разочарование. — Прости. Я… Я просто… ну, я имею в виду, моя собственная комната, знаешь… было бы здорово… — Тебе не нужно оправдываться, — мягко ответил Геральт. Он правда так считал, но легче от этого не становилось. При мысли о разлуке с Лютиком всего на одну ночь у него по коже пробегали мурашки. Как он мог позаботиться об омеге, если они находятся в разных комнатах? — Ты не обязан оставаться со мной. Всё в порядке. — Спасибо, — снова тихо повторил Лютик. Он по-прежнему не смотрел Геральту в глаза. — Пошли, — сказал ведьмак, пытаясь скрыть нарастающую тревогу, — Принесу тебе одеяла, чтобы укрываться.

***

Комната, в которую Геральт привёл Лютика, явно была одной из самых лучших в крепости. Запылённая, с высоким потолком, широкой кроватью и туалетным столиком перед большим застеклённым окном. Пока ведьмак ходил за одеялами, Лютик переоделся в мягкий синий свитер, который Геральт купил ему несколько месяцев назад. Ожидая возвращения ведьмака, омега мерил шагами комнату. Комната была больше, чем ему бы хотелось, — Лютик не собирался жаловаться, но её величина заставляла омегу чувствовать себя некомфортно. У кровати, в центре которой он уложил Клару, даже не было балдахина, чтобы обеспечить иллюзию защиты, которую Лютик так жаждал. И не только её. Защиты и Геральта. Омега со стоном опустился на край кровати. Правда заключалась в том, что ему больше всего на свете хотелось занять кровать Геральта, устроить там роскошное гнездо, затащить в него альфу и уснуть у него на груди. Но Лютик не мог. Ему нужно было время. Нужно было подумать. Мысль о метках приходила ему в голову и раньше. Не могла не прийти: природа брала своё. Но Лютик никогда не позволял этой фантазии надолго задерживаться в голове. Глубоко внутри под зарубцевавшейся кожей он считал, что метка сделает его чьей-то собственностью. Конечно, предполагалось, что собственничество будет взаимным — его пара будет принадлежать ему так же, как и он своей паре, — но факт оставался фактом: связь позволит оказывать на омегу ощутимое влияние, и от этого у Лютика сжималось сердце. Кроме того при разрыве уз омега всегда страдал сильнее. Опыт подсказывал Лютику, что метка использовалась только для новых угроз. Он покачал головой, и волосы упали ему на лицо, отражая холодный лунный свет, льющийся через высокое окно. Даже если Лютику когда-нибудь удастся отбросить опасения в сторону — если он позволит себе представить будущее, в котором метка Геральта будет красоваться на его шее, — он не хотел, чтобы это произошло вот так. Метка, если она когда-нибудь и будет, не должна стать косвенным результатом многолетних издевательств. Лютику не хотелось, чтобы это выглядело как попытка отвлечься от плохих воспоминаний. Он хотел, чтобы всё произошло… красиво. Новое начало. Нечто прекрасное. Лютик со стоном уронил лицо на руки. Вот почему он не мог остаться с Геральтом сегодня вечером, как бы сильно ему этого ни хотелось. Ведьмак намеревался ухаживать за Лютиком, как и раньше, только теперь у него было решение их проблем. Омега поверил ведьмаку, когда тот сказал, что никогда не станет принуждать его к чему-либо, но только как долго Геральт продержится, зная, что у него есть способ исправить сложившуюся ситуацию? В конце концов, он задаст Лютику этот вопрос, и омега никогда не узнает, действительно ли был нужен ведьмаку — нужен как личность, с которой Геральт проведёт сотни лет, а не как временное увлечение. Возможно, Геральт хочет этого лишь по той же причине, по которой так самоотверженно заботится о Лютике уже несколько месяцев. Лютик никогда не узнает правду, но у него всегда будут сомнения. Он старался подавлять чувство, что был запятнанным, сломленным омегой, и что если бы Геральт не чувствовал себя обязанным выходить его, то вряд ли продолжал любить его так, как сейчас — не требуя ничего взамен. Его чувства не были бы столь глубоки. Но даже им рано или поздно пришёл бы конец, как и всему хорошему. Лютик, видимо, совсем вымотался, потому что даже не заметил, как на глаза навернулись слёзы. Ему не хотелось обо всём этом думать. Хотелось верить, что Геральт останется с ним навсегда, даже без меток, которые стали бы его удерживать. Однако вне зависимости от желаний Лютика, факты оставались фактами. Он заметил, что когда Весемир посоветовал Геральту подумать о том, чтобы пометить Лютика, Геральт выразил только беспокойство по поводу согласия омеги, а не своего собственного. Это означало, что либо ведьмак уже рассматривал возможность заключения связи по собственному желанию (что было маловероятно), либо он был настолько готов пожертвовать собой из-за какого-то глубоко неуместного чувства ответственности. Лютик зажмурился. Он устал, у него бушевали гормоны, и ему надоело плакать. Он ходил кругами, беспомощно пытаясь найти изъян в своих собственных удушающих рассуждениях, но, как ни старался, у него ничего не получалось. Всё просто: Геральт хотел пометить его, следуя каким-то собственным убеждениям. Ведьмак не стал заговаривать о метке в этот раз, но разговор был лишь вопросом времени. Геральт либо желал Лютика — что было крайне маловероятно и в любом случае сопровождалось множеством страхов, — либо жалел его. Независимо от того, что было правдой, одно Лютик знал наверняка: он не мог лежать рядом с ведьмаком на одной кровати со знанием того, что Геральт размышлял о том, что будет, если он оставит отпечаток своих зубов у омеги на коже. Каковы бы ни были истинные причины этих размышлений. Хуже всего было то, что если бы Геральт спросил… Лютик не был уверен, что отказался бы.