Большая дымящаяся куча драбблов — Ведьмак

      Первым делом, завидев Ивара после почти что десяти месяцев на Пути, Арнагад спрашивает:       — Мелкий, ты что, выбрал вилку?       — Аол ъы в опу, — разбитым голосом отвечает ему Ивар. И сразу же лезет обниматься.       Идущий рядом с Арном Мадук испуганно шарахается в сторону, как от огня, и поспешно сбегает в замок. На бегу только пожимает руку Эрлу, который степенно шествует за Иваром.       Эрланд и Арнагаду тоже скромно руку жмёт, как будто стесняется кого. Будто тому же Мадуку, в конечном итоге, не плевать, как там с кем-то здороваются после долгого расставания.       — Выборочные мутации, — вместо приветствия грустно поясняет Эрл, имея в виду повязки у Ивара на лице. — Три дня назад было ещё хуже. Эти вот вообще сказали, что неврит быстро пройдёт. Но что-то нихрена не быстро.       — И правда, — кивает Арн. — Пойдёмте, прогуляемся.       — Тебе не хочется, для начала, вещи скинуть? — спрашивает Эрланд.       — Нет. Пошли, пошли.       Арнагад тоже немного стесняется своего бывшего соседа по комнате, чего за ним раньше не водилось. Но его как раз можно понять: из всех троих Эрл изменился больше всех, выглядит почти как другой человек. Заработал несколько шрамов, отрастил волосы и бороду, проколол нос, даже правую руку забил какими-то безумными скеллигийскими татуировками. Дорвался, называется, до свободы самовыражения. Ивар ждал, что и Арн пустится во все тяжкие, но тот, из видимого, разве что оброс. Как и подавляющее большинство ведьмаков, которые вернулись в этот год с большака. Пока юноши не прошли полный цикл мутаций, их стригут коротко и заставляют бриться в принудительном порядке. Чтобы паразитов, значит, не собирали. У взрослых ведьмаков кровь отравленная, так что никакие паразиты к ним не цепляются, даже если бы хотели. Но стригли старших детей тоже — за компанию.       Только два человека в Риссберге раньше позволяли себе длинные волосы до лопаток: Косимо Маласпина, густая седая шевелюра которого сотнями лет была неотъемлемой частью образа, да Идарран, который просто терпеть не может, когда в его личное пространство врываются, особенно с острыми предметами. Наверно, в его случае это тоже можно считать частью образа.       Ивар ждал, что тот же Альзур будет бухтеть и угрожать ножницами ведьмакам, Эрл тоже ждал, видимо. Но, увидев Эрланда, тот сказал только: “да, здорово, тебе очень идёт!”, чем и удивил, и озадачил.       Эрлу хотелось, чтобы Альзур его отругал. Так проще убеждать себя, что презираешь его или даже ненавидишь.       — Так что с глазом-то? — не выдержав, спрашивает Арнагад. Ещё раз.       — Я же говорил… — начинает было Эрл.       — Я имею в виду, Альзур говорил, на кой хер ему конкретно этот эксперимент сдался?       — Отстань от парня, — возмущается Эрланд.       — Е-а, — всё же отвечает Ивар.       Альзуру и не надо было ничего говорить. Ивар и сам прекрасно помнит, на кой.       Помнит предместья Вызимы пять лет назад. Сковывающее чувство холода, поселившееся сейчас безвозвратно в правой глазнице, тоже помнит.       Ночь была ясная и лунная, сугробы — высокие, в одном из таких очень удобно было лежать и дремать. Тебе надо охладиться, сказал тогда отец. И правда, подумал Ивар, надо. Потом ему показалось, что надо бы вернуться домой, помочь кому-нибудь — в ушах стоял звон стекла — или отогреться, в конце концов. Но сил вставать не было. Не было сил даже на то, чтобы стряхнуть снег с лица.       Когда Ивара кто-то начал очень бодро выкапывать руками из рыхлого сугроба, показалось, что это наверняка мать или кто-то из старших братьев. Или сестёр.       Но Альзур сказал, у тебя кровь из головы идёт, ты в курсе?       Ивар ответил ему, посмотри наверх.       Там, на чистом зимнем небе, угрожающей тенью скользила птица-тройка Королевы Зимы. А сразу за ней — легендарная кавалькада призрачных всадников. Они казались такими близкими, что Ивар мог рассмотреть каждый зубчик ледяной короны, каждую ворсинку на шубе, каждую царапину на костяных доспехах.       Альзур взглянул — и принялся копать быстрее. А потом взвалил Ивара себе на плечо и поволок в свой дилижанс, на удивление бодро ковыляя по колено в снегу.       Как же, хотел возмутиться Ивар, я же тут живу! Вот только сил даже на это не хватило.       Гаси фонарь, кинул Альзур ямщику.       Кажется, всю дорогу Ивар сидел у мага на коленках, зарывшись носом в шубу, трясся всем телом и стучал зубами, хотя было уже почти тепло.       Сегодня совсем тепло. Мокрый снег приятно хрустит под подошвами сапог.       — Ты чего так долго? — спрашивает Эрланд у Арнагада, чтобы хоть как-то размочить и неприятную тишину, повисшую между тремя уже взрослыми мужчинами.       — Задержался с заказом, — Арн мигом веселеет, — чужим, причём. Видел Мадука? Парень явно пытался откусить больше, чем может прожевать.       — Ммм-хммм, — протягивает Ивар, имея в виду “ну да, я так и думал”.       Он сомневался, что Мадук переживёт первый сезон охоты. Может, этот парень и успешен был во всякой химии-алхимии, почти так же успешен, как Арн, но “без царя в голове” — это точно про него сказано было.       — Знаешь, он ведь вообще не хотел возвращаться в этом году. Совсем. Это я уговорил.       — Зачем? — Эрл пинает ногой какой-то ком снега.       — В этих краях больше негде нормально провести зиму, это раз. А ещё… разве тебе самому не было интересно узнать, что ты почувствуешь, вернувшись?       — Интересно. Но я сам пришёл, волоком меня никто не тащил. Это другое.       — Не сильно. Я тоже не хотел. До последнего сейчас думал, что приду, увижу ещё раз твою мерзкую постную рожу, развернусь и уйду.       — Но?       — Не должно было быть никаких “но”. Впрочем, я всё равно передумал.       — То есть, насчёт того, что я вернусь, ты не сомневался, — как-то мрачно заключает Эрл.       — Так ты ж у нас ответственный. И, кроме того, спишь и видишь, как бы Идарран преподал тебе приватный урок знаковой магии за закрытыми дверями.       — К чему ты клонишь? — даже не подумав смутиться, интересуется Эрланд.       — К тому, дубина, что это место занято Альзуром, можешь из штанов не выпрыгивать. Но, если что, я подрабатываю репетиторством.       — При всём к тебе уважении, Арн, по последним данным — Знаки у меня получаются в несколько раз лучше, чем… Э-э, — заметив, что Ивар и Арнагад откровенно забавляются, Эрланд даже как-то тушуется. — Мне кажется, я немного запутался в этой твоей метафоре.       — Аух ъит с Ивааом, — поясняет Ивар. — Ы е ал?       — Никогда не предполагал. А у тебя-то эта информация откуда?       Ивар грустно тыкает себя в щёку пальцем:       — Ох ам аххкаал, ахха ох эфо от… Е оъе хевехво, ах Ахн уал?       — Я великий химик, смекаешь? — фыркает Арнагад. — Я химию между человечками за версту чую.       — Нихрена ты не чуешь, Ар.       — Хочешь верь, хочешь нет, — Арнагад пожимает плечами, насколько позволяет сумка на плече. — Шрамов у тебя больше, чем ты знаешь, Эрл.       — Шрамы украшают мужчину. Разве нет?       С этими словами Эрланд хлопает сзади по шее идущего рядом Ивара и как бы невзначай чешет большим пальцем за ухом.       От этого жеста щёки начинают натурально пылать. Точнее, одна — пылать, а вторая — слегка оттаивать.       Ивару хорошо знаком этот жест. Не в исполнении Эрланда только.       Через несколько недель Ивар ничуть не удивится, узнав, что на Путь Арн и Эрл вернулись вместе.