Большая дымящаяся куча драбблов — Ведьмак

      Эрланд просыпается от того, что, как ему кажется, слышит сквозь сон: где-то несколькими этажами внизу кричат его дети. То есть, будущие адепты школы Грифона, которые совсем недавно проходили Испытания Травами. На которых всё, что могло пойти не так — всё пошло.       После того, как ведьмачье Братство распалось, Грифонам не так уж много осталось в наследство. Самые амбициозные и самодостаточные волшебники ушли ещё вместе с Арнагадом и Иваром, а самое хорошее оборудование забрали те, кто потом назвал себя Котами. Как Эрланд любит шутить, ему и его друзьям досталась, в основном, человечность — да наивная уверенность, что наставникам и самозванным отцам на них всё ещё не плевать.       Последние два года Ласло, первый среди магиков в Каэр и Серен, работал над тем, как сделать Испытания более щадящими и менее травмоопасными для детей. По его заверениям, стать хуже от снижения дозировок некоторых компонентов не должно было; но Эрланд всё равно чуял недоброе, наблюдая, как чародеи мнутся и не хотят приступать к работе. Предчувствия не обманули и на этот раз. Вместо того, чтобы лежать спокойно, дети всё кричали и кричали. Находясь при этом в полном сознании, что самое ужасное.       Осознав, что эксперимент завело не в то русло, маги нашли в себе наглости даже на то, чтобы попытаться вызвонить Альзура, Маласпину и, наконец, Идаррана. Первые двое, создатели ведьмаков, не среагировали никак, будто в воду канули. Идарран явился в Каэр и Серен меньше чем через пару часов озлобленным исчадьем декабря, одетый, как обычно, в чёрное и красное, с порога обозвал Ласло криворукой бестолочью. А потом закончил Испытания сам.       — Ты что не спишь? — спрашивает Идарран, тихонько ёрзая у Эрланда под боком.       — У меня такой же вопрос, — отвечает ведьмак.       — Терпеть не могу, когда ты на меня смотришь и при этом так громко думаешь, — чародей зевает, отворачивается и пытается свернуться каралькой. — Давай, спи. Утро вечера мудренее. Завтра тебе принимать важные решения. Кому, если не тебе.       — Какие ещё решения? У тебя же всё получилось. Семеро из одиннадцати выжили.       — Ага, — по тону Идарранова голоса чувствуется, как тот закатывает глаза. Потом он ложится на спину и скрещивает руки на груди.       — Но сколько из них осталось после такой встряски дебилами, неспособными даже прямо голову удержать — это нам только предстоит выяснить, дорогой Эрланд.       Эрланд обнимает его за пояс и примирительно кладёт голову на плечо:       — Только не спускай опять всех собак на Ласло. Он делает что может. Хотя чаще вообще ничего не делает, если честно.       — Он боится ошибаться. Это я понимаю, — бормочет Идарран. — Этому я могу помочь. Переломаю ему ручки-ножки, а лучше сразу в башке пару новых дыр проделаю. Тогда уже точно никаких ошибок совершать не сможет.       Вместо ответа ведьмак целует его в ухо, в висок, в волосы, не зная, как ещё отвлечь или успокоить.       — Я оставлю тебе денег с утра, — гнёт свою линию Идарран, — но только пообещай…       — Что?       — Что если мои худшие опасения подтвердятся, ты убьёшь этих детей. Маги покажут, как. Лучше быстро и безболезненно умереть, чем жить — вот так.       — Не думаю, — выдаёт Эрланд.       Он вообще старается не думать. О том, что у школы Грифона (если позабыть, что каждый третий ведьмак тут компетентен достаточно, чтобы работать хирургом, минимум — цирюльником,) нет ни средств, ни оборудования для паллиативного лечения. И что Идарран, по большому счёту, прав.       Вот только убийство детей — это всегда убийство детей.       — Тогда подумай ещё, — фыркает Идарран.       — Завтра. Утро вечера. Как ты сам сказал.       — Ага.       — И ещё — спасибо, что пришёл. Ты был нам нужен.       По большому счёту, добавляет Эрланд про себя, ты был нужен мне. Нам ведь уже здорово за пятьдесят вообще-то. Люди в этом возрасте уже вправе считать себя старыми. Закапываются в старых привычках — пить одно и то же вино, носить одну и ту же одежду, работать одну и ту же работу, даже если она опостылела и не приносит никакого удовольствия. Когда просыпаешься, — видеть рядом с собой одного и того же человека.       На фоне этой мнимой стабильности (жизнь ведьмака никогда не сладка) раскол ведьмачьего братства был словно снег на голову; а уж как Эрланд стал фактическим лидером новой ведьмачьей школы — он и сам до сих пор не до конца понимает. Настолько это получилось быстро и на удивление органично.       Словно бы отвечая на его мысли, Идарран поворачивает голову и трётся об Эрландову щёку своей щекой. Потом, немного поразмыслив, бодает в плечо, опрокидывая на спину, и усаживается ведьмаку на бёдра.       Тот, в общем, не возражает. По такой погоде всё равно никак не уснуть.