Большая дымящаяся куча драбблов — Ведьмак

      — Геральт. Ты спишь? Ге-ральт.       Геральт из Ривии отмахивается от назойливого, словно писк комара, голоса Йеннифер, и пытается перевернуться на другой бок. Пальцы его тут же натыкаются на спину Региса, который целомудренно, почти в полном своём алхимическом обмундировании, сопит рядом, поверх покрывала — как, впрочем, сам Геральт.       — Да, сплю, — не разлепляя век, хрипит вместо него высший вампир, стоит лишь ненароком потревожить его покой.       — А ну поднялись оба, — шипит Йеннифер, — пока я не велела сюда холодной воды нанести.       — Вот угроз, моя дорогая, не надо, — высший вампир садится в кровати и раздосадованно качает головой. — Как болит голова… Что мы пили?       — Это, мой дорогой, тебя надо спросить, — издевательски скалится чародейка. — Ты, как незабвенного своего отыскал, только и делаешь, что радостно тащишь сюда всяккую химию.       — Лично мне как-то срать, — доносится снизу.       Из-под кровати, кашляя и шмыгая носом, выползает до крайности пыльный Ольгерд. Собравшись с духом, он поднимается на ноги и, покачиваясь, бредёт к окну, чтобы глотнуть немного свежего воздуха.       Геральт пялится сперва на него. Потом на Региса. Потом на Йеннифер.       — А где Цири? Где Ламберт и Эскель? Что вчера было?       — О, это хороший вопрос. Когда я видела их в последний раз, Эскель и Цири намеревались вылавливать из озера Ламберта. Который, по его словам, ушёл топиться.       — Ой ли? — Регис закидывает ногу на ногу.       — Всё благодаря тебе, мой дорогой джентльмен, — Йеннифер скрещивает руки на груди. — После того, как Ламберт в очередной раз назвал Трисс “Меригольд”, что ей, как ни странно, всё ещё не по душе, ты долго и в красочных выражениях пытался донести, что некогда имел радость полового совокупления с его родителем мужского пола.       — Батю его ебал, — великодушно подсказывает Геральт. — Да, это я помню.       Чародейка пропускает его слова мимо ушей.       — После того, как Ламберт, ввиду скудного ума, решил всё отрицать со всей свойственной ему категоричностью, ты прочитал нам лекцию о духовном наследии и преемственности поколений, сакрального смысла которой до меня не дошло. Если честно.       — Строго говоря, — смущённо кашляет Регис, — я не соврал. Действительно имел “радость совокупления”, только не с биологическим отцом Ламберта, как он мог решить, а непосредственно с первым создателем ведьмаков.       — Э, — говорит Геральт.       Йен вопросительно приподнимает бровь.       — Ну что? Я был молод, горяч и склонен к экспериментам, а люди и даже вампиры, которые умеют одновременно заниматься сексом и проводить хирургические операции, на дороге не валялись ни тогда, ни сейчас.       — Регис… — пытается перебить Йеннифер.       — Высоких отношений, к моему тогдашнему сожалению, у нас не сложилось. В том была, преимущественно моя вина: в полной мере доносить до партнёра информацию о травмоопасных, в любую сторону, практиках — это обязанность, о которой я не слишком сильно задумывался, пока не стало слишком поздно.       — Регис, — заметив, как высший вампир скорчился под гнётом накативших воспоминаний, Геральт садится рядом и трогает его за плечо.       — Всё хорошо, — Эмиель Регис постукивает себя когтями по коленкам. — В конечном счёте Альзур просто обозвал меня “каким-то неадекватом” и настоятельно попросил сходить куда подальше. И был совершенно в своём праве. Он не пострадал, я — тоже, если не считать гордости, конечно.       — Я не это хотел сказать, — почему-то смущается Геральт.       — А я тут неожиданно подумал, — подаёт голос притихший было Ольгерд, резко, на каблуках, отворачиваясь от окна, — что проебал своё былое бессмертие совершенно бездарно!       Регис тихо, беззлобно смеётся. Йеннифер тоже смеётся, но — немного нервно.       Геральт окончательно и бесповоротно обнимает Региса за плечи и думает: как же странно здесь, в этом моменте, наложились друг на друга разные слои времени! В видении ведьмака, Йеннифер, Регис и Ольгерд как будто принадлежали к разным эпохам. Скорее всего, конечно, дело в самом Геральте; как бы ведьмак ни отрицал этого, сам он тоже постоянно меняется, порой в неожиданную сторону.       — Оль-герд! Оль-герд! — доносится из открытого окна. — О-лееее!       Внизу, во дворе, несостоявшаяся принцесса Цирилла стоит, задрав голову, и машет в воздухе, словно флагом, чьей-то насквозь мокрой рубашкой. Где-то за ней, придерживая друг друга, тащатся Эскель и недотопившийся полуголый Ламберт. Кейра и Трисс недовольно пялятся на них из окон этажом ниже.       — Пойду встречать, — наконец решает Геральт.       И идёт.