Большая дымящаяся куча драбблов — Ведьмак

      — Извините, извините, пожалуйста. Но нас уже ждут.       Альзур очаровательно улыбается, пихая в руку Идаррана стакан сока. Сам берёт два бокала игристого туссентского вина и, лихо лавируя между беседующими чародеями, движется в сторону открытых дверей, ведущих на балкон.       Альзур все эти банкеты после официальной части никогда не любил. Как правило, слово “банкет” значит “проведи несколько часов в бессмысленных беседах и неутолимом голоде, потому что плевать все эти организаторы хотели и на тебя, и на твои принципы, и на пищевые привычки”. Косимо говорит, что даже без всякой пищевой аллергии на деле оказывается, что есть на таких мероприятиях обычно нечего. Самое вкусное разбирают в первые же минуты, до невкусного снисходят постепенно. Чтобы, в теории, вкусного хватало всем, останавливаться рядом с одним столом надолго в далёкой глубокой древности объявили моветоном.       На этот раз остаться требуют приличия: всем знакомым магам непременно требуется пожать Альзуру руку и сказать ему, какой он молодец. Он — а не Идарран, который сегодня, на секундочку, успешно защитился на малой части Большого Сбора. Что не только де-факто, но и де-юре делает его статус равным выпускнику одной из магических школ. И это при том, что он сейчас одного возраста с теми, кто только поступает.       Единственной, кому хватило такта поздравить юношу лично, была Тиссая де Врие; но в ней Альзур и не сомневался. Идаррану она всегда очень сильно нравилась, эта невероятно суровая женщина. Будучи совсем маленьким, он однажды с невероятно серьёзным выражением спросил, планирует ли Альзур жениться на Тиссае — просто потому что кто-то из детей сказал, что люди, мол, женятся, чтобы проводить больше времени вместе. Он возразил, что женятся, как и выходят замуж, по любви, а совместное времяпровождение — следствие, а не причина. Это, впрочем, тоже концепцию брака до Дара не донесло, скорее — запутало ребёнка окончательно: он тут же поинтересовался, надо ли будет потом, когда он вырастет, выходить замуж за Альзура.       Быть может, это его и надломило тогда. Совсем немного, на пробу. Трещина дала о себе знать лишь спустя много лет, когда из хрупкого и нескладного мальчика проявились черты молодого мужчины — как во внешности, так и в характере.       — Нас же никто не ждёт, — замечает Идарран.       — Да. Ну, надо же было как-то от них отвязаться, — Альзур пожимает плечами.       — Я видел много разных магов, но этот Ортолан… он меня пугает.       Дар облокачивается на широкие перила балкона, ставит на них стакан и, подумав немного, снимает с рук перчатки. Затыкает их за пояс.       — Он неплохой, на самом деле, — смешливо фыркает Альзур. — Если привыкнуть к запаху чеснока, конечно. Вот.       Идарран смущённо смотрит на бокал вина, который протягивает ему учитель.       — Бери, сегодня ты заслужил.       Идарран берёт. Облокачивается на перила и позволяет чокнуться с собой бокалами, прежде чем скромно сделать пару глотков.       — ...Как странно, — заключает Дар.       — Думаю, у тебя ещё будет время привыкнуть.       С этими словами Альзур встаёт рядом, едва не касаясь парня своим плечом.       — Да. Это точно вкуснее, чем ваш алкоголь. Если честно.       — Вот бесстыдник! — поражается Альзур.       Идарран виновато склоняет голову набок, чтобы Альзур мог укоризненно боднуть его в висок. Вообще-то, за тот случай Дара он уже отчитывал.       — Мне просто было обидно, что со мной чем-то не делятся, — говорит Дар. — Оказалось, это потому что ни на кой и не сдалось.       — Мало что манит сильнее закрытой двери, — соглашается Альзур.       — Смотрите, — резко меняет тему Идарран, — небо пазирует.       — Позирует?.. А. Ты про эффект Aurora Borealis?       Дар игнорирует вопрос, разглядывая светящиеся сине-зелёные разводы на небе. Альзур терпеливо ждёт.       — Это ненастоящее северное сияние, — поясняет на всякий случай. — Просто оптический эффект из-за десятков защитных заклинаний, которые окружают замок. С другой стороны, если рассматривать защитный купол как структуру, аналогичную земной…       Идарран берёт его за руку и переплетает Альзуровы пальцы со своими в немом успокаивающем жесте.       Альзур замолкает и тоже легонько сжимает пальцы в ответ. Рука у Дара тёплая и совершенно сухая, даром что весь день проходил в перчатках — чтобы честный люд когтями не смущать. Подкожного жира настолько мало, что жилы на тыльной стороне ладони и предплечье расчерчивают поверхность кожи ощутимыми, почти жёсткими гранями. У вчерашних детей, с досадой думает Альзур, таких рук быть не должно.       Когда этот мир станет лучше, думает он, мы сможем наконец позволить детям быть просто детьми.       Он не сразу замечает, что Идарран больше не смотрит на небо, на фальшивую Aurora Borealis, но на её отражение в Альзуровых глазах. При этом явно мечется между желанием что-то сказать и нежеланием нарушать многозначительное молчание. В идеальном мире, конечно, с таким-то выражением на лице он сказал бы “я хочу вас поцеловать”. В реальной жизни оно значит что-то вроде “хочу убежать отсюда как можно скорее, и желательно никогда не возвращаться”.       — Всё равно красиво, — наконец выдавливает из себя Идарран.       Два раза — и всё мимо, хмыкает про себя Альзур.