Большая дымящаяся куча драбблов — Ведьмак

      — Рано или поздно это должно было случиться, — говорит Косимо, раздражённо барабаня кончиками пальцев по поверхности стола.       — Что? — спрашивает его Альзур.       Больше всего на свете Маласпине сейчас хочется стукнуть своего ученика чем-нибудь тяжёлым. По правде говоря, с желанием этим он живёт уже дюжину лет. То есть, ровно с тех пор, как Альзур у него завёлся, нарушив тем самым размеренное и, в большей степени, одинокое течение жизни. И что самое кошмарное — за те полгода, пока это малолетнее чудовище шлялось неизвестно где, Косимо успел убедиться, что прежний ход вещей не устраивает его совсем.       Не то чтобы он мог к нему вернуться. При всём желании.       — Сначала черепахи и соловьи. Потом кошки с собаками. Лошадей — понять могу, чёрт бы с ними. Я всё ждал, пока ты начнёшь таскать к себе детей. И вот, наконец!       Альзур вжимает голову в плечи:       — Я не мог её просто так оставить! Понимаешь? Она же без меня совсем умрёт!       Косимо приподнимает бровь.       Вообще-то, в это, последнее, он готов поверить. Руки девочки, которую Альзур называет Аней (что есть сокращение от Лилианны), по прибытии в башню Косимо были по локотки замотаны бинтами. А на ногу — правую, что характерно — она еле заметно прихрамывает.       Альзур рассказывает: о том, как спас жизнь Каспару Мелиттину из Марибора, купцу и дворянину, который, как он запомнил из своих нередких путешествий до Вызимы, сколотил целое состояние на сырье для некрепкого яблочного вина. Само вино Альзур не любит, но вот мелкие кисло-сладкие яблоки, из которых оно производится, готов пожирать натурально сотнями фунтов, вероятно — тысячами. Вместо того, чтобы прямолинейно выклянчить партию яблок, он решил произвести впечатление и истребовать Права Неожиданности, хитро вывернув формулировку — отдавай, мол, следующее, что породит встретивший тебя у дома. Тот факт, что, помимо яблок, у помещика окажется целый выводок разновозрастных дочерей, бестолковый ученик почему-то не учитывал.       Счастливый, наверно, был человек, этот купец. Говорят, только у таких в семье рождаются одни женщины.       — Ты в курсе, почему Право Неожиданности называют правом Неожиданности? — делая акцент на последнем слове, смеётся Косимо.       Альзур беспомощно разводит руками.       — Не сильно после того, как я отвёл Аниного отца домой, он всё равно умер. От болезни, а не…       Альзур откашливается и глотает ком в горле, сдерживая слёзы. Парень всегда был слишком чувствительным.       — Я за всё проведённое в дороге время успел здорово к нему привязаться, поэтому решил остаться на похороны. Помочь чем-то, может. Она ведь всё время улыбалась, знаешь. Даже не плакала на панихиде и, там, на кладбище. А ночью, когда все или разъехались, или были слишком пьяные, чтобы что-то соображать — набрала в ванную тёплой воды и вскрыла вдоль вены отцовской опасной бритвой. Очень повезло, что я был трезвый. Впрочем, не думаю, что она со мною по этому вопросу согласится.       — Предположим. Но это не отвечает на вопрос, на кой ты её сюда притащил.       — Я видел этих людей, Косимо. Сейчас, когда все отгоревали как следует, начнутся тяжбы за наследство. Положим, за девочек постарше вступятся их мужья, а её? Её ведь там сожрут! Ни косточки не оставят!       — Ты в правозащитники али в мужья решил податься к своей худенькой-бледненькой?       Альзур почему-то невероятно смущается.       — Я обещал Каспару, что заступлюсь за неё, чего бы мне это ни стоило. Хотя бы до тех пор, пока не получу то, что должен по Праву.       Альзур всхлипывает и позволяет себе, наконец, вытереть щёки, по которым градом катятся слёзы.       — Доиграешься ты со своим Предназначением, — заключает Косимо.       Один из Альзуровых котов, всё это время лежавший у него под столом, садится, громко зевает, привлекая к себе внимание, и тычется Маласпине в колено треугольной башкой. Он, наклонившись, легонько чешет животину за длинным мохнатым ухом.

***

      Сначала Альзур думал, что это кто-то из кошек, по обыкновению, залез к нему на постель посреди ночи и принялся агрессивно по ней топтаться.       Сейчас он думает, что Аня, пожалуй, и впрямь уж очень, чересчур бледная. Особенно в лунном свете, который всё делает контрастным.       — Ты чего делаешь?! — шипит на неё Альзур, заматываясь поплотнее в одеяло. Лилианна, в свою очередь, пытается у него это одеяло отобрать.       Потом, быстро осознав, что эта тактика не работает, ложится поверх и целует. Губы у неё на вкус как мёд и как пчелиный воск. А ещё, совсем немного — как пчелиный яд. Это, последнее — из воображения, разумеется.       Пользуясь тем, что по-прежнему наполовину спящий и совсем ошалевший Альзур даже не думает сопротивляться (а если честно — не знает, как), зажимает колено у него между ног.       — Давай быстро покончим с этим, — говорит.       — С чем?!       — С Предназначением этим, я имею в виду. Слепим тебе желанного спиногрыза — и перестанешь меня донимать.       — Ань… — отвернув голову в сторону, чтобы не позволить себя поцеловать ещё раз, лепечет он. — Я не могу.       — Ты меня совсем, что ли, за дурочку держишь? — возмущается Аня, продолжая давить. Как в прямом, так и в переносном смысле. — У тебя, как из кадки меня вытаскивал, аж на полдвенадцатого стоял.       — Я не об этом! — сопит Альзур. — Я же маг. Почти все маги стерильны.       Вопреки его ожиданиям, Лилианна не пытается с него слезть. Только немного ослабляет хватку, складывает руки у него на груди и кладёт на них подбородок. Задумчиво смотрит сверху вниз своими слегка раскосыми тёмно-карими глазищами. Почти такими же, как у её отца.       — Да. Так совсем как-то сложно. И что, замену себе тоже будешь сам искать? Или хотя бы здесь у меня есть право выбора?       — Ты ничего мне не должна, — Альзур, не зная, куда деть руки, просто закладывает их за голову.       — Ой ли?       — Я же не называю точных сроков — мол, к такому-то числу будь добра разродиться, и обязательно двойней. Мне вообще сейчас никаких детей не нужно.       Аня поджимает губы. Видимо, хочет сказать ещё что-нибудь гневное и обидное, но пока что не знает, как именно это выразить.       Ей, впрочем, и не нужно. Альзур и сам знает, что именно её гложет. Каспар отдал последние распоряжения, а следом — и концы, а под мечом Предназначения теперь жить не ему.       Альзур думает, что должен быть какой-то способ рассудить по чести. Сделать так, чтобы Ане не только дурная часть наследства досталась, но и, положим, земля и куча денег.       — Пообещай мне, — наконец подаёт голос девушка, — что если я к старости — лет к тридцати, положим — никого лучше не найду, то ты на мне женишься.       Альзур устало прикрывает глаза.       — Ты вроде две минуты назад мечтала, чтобы я от тебя отстал.       — Две минуты назад обстоятельства были другие.       С этими словами Аня пытается проткнуть ему бок сложенными пальцами, указательным и средним, сквозь одеяло. Альзур послушно освобождает место, позволяя улечься рядом с собой.       — Так что?       Он недолго думает, прежде чем ответить:       — Обещаю.