Большая дымящаяся куча драбблов — Ведьмак

      — Не надо было вам вмешиваться, — говорит Эрланд, морщась от яркого света. Морщиться оказывается как-то отдельно неприятно.       С того момента, как Арнагад пробил мечом его, Эрландов, Квен и попал прямо по лицу, и до того, как Ласло наложил швы, он практически ничего перед собой не видел. И вот, опять.       — А что ещё было делать? — спрашивает Ласло, присев на край стола и скрестив руки на груди.       — Насколько я успел заметить, некоторые маги с Арнагадом ушли. А что, если бы они тоже вмешались? Тут бы вообще все тогда умерли.       Арнагад. Эрланд не называл его по полному имени — сколько? Тридцать лет? Двадцать пять? Пора привыкать заново к его скрипящему звучанию, это имя снова с Эрландом надолго.       И ведь, главное, не скажешь: нож в спину. Лично ведь позаботился о том, чтобы прийти и доставить этот самый нож прямо в лицо. Знал: за то, что он сделал, наказание бы последовало неминуемо. Эрланд до последнего надеялся, что Арнагад ляжет на дно и сможет отсидеться там до тех пор, пока пыль немного не уляжется, пока гнев братьев и коллег по цеху не утихнет — и тогда, может, с ним бы обошлись спокойнее и мягче. Но ударить первым для него — вопрос чести. Такой вот он всегда был.       — Нет, не вмешались бы, — подумав, отвечает Ласло. — Ещё когда Альзур с Косимо уехали, многие хотели собрать вещи и тихонько, как мышеньки, последовать их примеру. А тут — такой вот повод подходящий...       Эрланд осоловело разглядывает его профиль, как будто увидел в первый раз. Видеть Ласло с щетиной на лице и с синяками под глазами от недосыпа почти так же странно, как, например, без одежды. Эрланд и без одежды его никогда не видел, но допускает мысль, что иногда маг её снимает. Что до бороды — у него она, вроде, из-за генетики не должна была расти. И не росла. По крайней мере, не видно было.       — ...Мы ведь много раз это обсуждали, знаешь. Что настанет время, когда они уйдут, а мы все останемся сами по себе, если захотим. Почти сорок лет на один проект! Многие обыкновенные люди столько даже не живут.       — Почему с нами об этом никто не обсуждал? Ничего не объяснил? — опустив голову, спрашивает Эрланд.       — Если надо объяснять, то не надо объяснять, — крайне Альзурьим тоном поддразнивает Ласло в ответ. — Помнишь, как всё начиналось?       Когда они — Эрланд и Арнагад — были детьми, они думали, что этот магик носит волосы до плеч специально для того, чтобы как можно больше походить на Альзура. С его, Ласло, чёрными волосами и горечавковыми глазами не надо было даже особого труда к этому прилагать.       Оказалось — всё чтобы спрятать слегка заострённые кончики ушей. Среди Риссбергских, а затем и Моргрейговских отщепенцев такими мелочами вообще никого не смутить. А снаружи…       Снаружи могут попытаться убить за то, что у тебя волосы слишком рыжие или другая форма зрачка.       — Что ты имеешь в виду?       — Самые первые пробы, в которых умирали девять детей из десяти. Многим тогда собственными руками приходилось хоронить своих лучших друзей. Не так ли? Когда я закончил обучение в Бан Арде и присоединился к команде уже не на птичьих правах стажёра, выживали уже два… нет, два с половиной.       Эрланд невольно прыскает.       — Многие из вас были страшно обижены на них — на Альзура и Маласпину — ещё в самом раннем детстве, когда они, как вам казалось, украли у вас нормальную жизнь. С возрастом многие в этом чувстве только укреплялись…       — Я не обижен, — возражает Эрланд. — Давно нет. Я просто с ними не согласен по многим критически важным вопросам. А это две большие разницы.       — Называй как хочешь. Важно то, что в какой-то момент негатива накопилось столько, что терпеть это не осталось ни сил, ни желания. Последние два года, насколько мне помнится, Альзур просто ждал, пока Идарран вернётся…       — ...падёт на колени и примется в слезах рассказывать, как сильно был неправ? Ну, долго пришлось бы ждать, — улыбается Эрланд.       — Ты знаешь, где он сейчас? — как бы невзначай спрашивает Ласло.       — Не могу ответить на этот вопрос.       — Значит, знаешь. Что ж. Сэр Лывеллин всегда говорил, что в хранении секретов твоя особая сила.       Эрланд, подумав, кивает. О том, где именно он сжёг и похоронил Грифона, он до сих пор никому не сказал.       — Как специалист по секретам, Ласло, имею сказать: таились вы зря. Если бы не таились, тогда, возможно, удалось бы избежать кровопролития. Могу я просить тебя об одной важной вещи?       — Проси.       — Побудь моим другом и союзником здесь. Пока всё не улеглось.       С этими словами Эрланд, пошатываясь, встаёт с хирургической кушетки, где всё это время лежал, подходит к магу и протягивает ему руку для пожатия.       — Ты и так мой друг, — просто отвечает Ласло.       Прежде чем пожать руку, он тоже встаёт. Потом — осторожно, чтобы не задеть свежие швы, целует три раза в щёки, как брата. На четвёртый Эрланд тычется губами в его губы и судорожно обнимает, скорчившись от душевной боли.       Как будто бы нож в спину достал его только в этот самый момент.