Большая дымящаяся куча драбблов — Ведьмак

      Почти что совсем поправившись и свыкнувшись с постоянной болью в голове, Са… то есть, Альзур, как наскоро его обозвал Косимо Маласпина, принялся неторопливо изучать свалившийся на его новый мир. Во владениях его нового учителя постоянно что-то звенит, тикает, щёлкает, скрипит, переливается или даже светится; чем выше к вершине башни — тем больше красивых и дорогих артефактов, которые не дозволено трогать, только смотреть, и то — лишь в тех случаях, когда мастер рядом и чуть ли не буквально держит за руку.       В одном из незапертых помещений Альзур обнаружил залежи глины. Глину ему теперь брать можно. Как и краски, карандаши, тушь, кисточки и другие творческие штуки, которые не можно было дома. Ну, можно иногда, но по чуть-чуть, когда у взрослых хорошее настроение.       Лепить Альзуру нравится больше всего. Маласпина наказывал — работай быстро, но спокойно. Главное, говорил — не бойся испачкать руки.       Вот эти вот нелюди, говорит Маласпина, нисколько не должны тебя волновать. Ничего они из себя не представляют. Отбросы общества, которым, может, повезёт подняться на несколько ступеней выше и стать чародеями, а может — не повезёт. Относись к ним как к глине.       Из всех маргиналов и отщепенцев, с которыми Альзур подписал контракты в Вызиме, остался в живых всего один. По всякой логике как раз этот, маленький и обозлившийся котёнок, выжить и не должен был, потому как самый низенький, щуплый, болезненный, а ещё наверняка самый младший. Ан нет, живёт себе. Спит, свернувшись калачиком, в Альзуровой постели, иногда тихонько поскуливая от боли. Иногда, просыпаясь, начинает потерянно телепыхаться. Альзур, почувствовав возню, обнимает его покрепче — и сам проваливается обратно в поверхностный сон. За последние три дня и три ночи чародей совсем забыл, как спать по-нормальному.       Косимо Маласпина, взглянув на первые результаты после мутации, заперся у себя в лаборатории, бубня себе под нос “глина, глина, да, точно же, как мы сразу-то до этого не додумались!”       Хотя если бы он спросил Альзура, тот бы ответил, что ничего глиняного в этом маленьком выживальщике нет. Только живой мрамор, непоколебимое упрямство и благородная ярость.       Всё дело в том, объяснит Маласпина, что взрослые тела похожи на дряные керамические черепки, сильно согнёшь или ударишь — надломится. То ли дело — дети...       Идарран, нахмурившись и нахохлившись замёрзшим зверем в чужой тёмно-синей куртке, которая ему даже не по размеру, заявит, что никакой он вовсе не ребёнок. Альзур покровительственно сожмёт его тёплые плечи руками и почувствует, как они под прикосновением расслабляются и расправляются.