Лунная соната

      Мия поёжилась от лёгкого касания ветра. Глубокой ночью воздух бодрил прохладой, но по-прежнему оставался тугим, как полиэтиленовая пленка, и девушка уже перестала удивляться подобному здесь, в испещрённых каналами Нидерландах. Мутно-жёлтые пятна растекались по встревоженной водной глади, отражая лишь малую часть проснувшейся в особняке Равеля жизни, если подобное определение вообще могло быть применимо к созданиям ночи.       Она легко оттолкнулась от кованого ограждения открытой террасы, отступила назад. Широко раскинувшееся пространство было пусто, лишь тихие звуки фортепиано из глубины дома мягким аккомпанементом нарушали её уединение. Высокие окна в пол, надёжно запертые днём, сейчас были распахнуты настежь и даже в царящей темноте не скрывали выдержанного убранства каминного зала. Терзаемые ветром тюли напоминали полупрозрачных призраков, вальсирующих в такт разносящейся по округе музыке. Перехваченное широкой лентой под грудью, невесомыми складками стекающее к самой земле белое платье и саму её делало заблудшим в чужих краях призраком.       Единственная брешь в протянувшемся с трёх сторон парапете маленькой лесенкой уводила прямо к кромке воды. Мия неслышно преодолела каменные ступеньки, аккуратно, чтобы не намочить подол, присела на последней. Тянуло холодом и резким запахом речной тины. Ладонь замерла над тёмной гладью, почти растворившись в сгустившихся клубах пара. Собирался туман.       Взгляд коснулся золотого кольца на изящной фаланге. Лаконичная простота, сменившая сияющую звёздочку помолвочного. Улыбка несдержанно растянула губы. Поверить в то, что они с Виктором теперь связаны узами брака, не представлялось возможным, сколькими бы щипками она не наградила себя за три минувшие недели. Лишь непривычное обращение ярко напоминало о реальности свершившегося. Мия беззвучно, для себя прошептала волнующее «миссис Ван Арт», кончиком языка поймав последний глухой звук. Грудину обожгло самым согревающим на свете чувством.       Пришедшая на смену опасной гонке за пророчеством размеренная жизнь, тихие вечера, сплетённые с томительными ночами, эйфория предложения, благословлённого звёздным куполом, и сказочный тур в Поднебесную по-прежнему казались ей красивым сном. Но было низкое сливовое небо, тяжело опирающееся на хрупкие цветочные арки и невесомые белые ленты, и горящие многочисленными светляками скрюченные ветви деревьев, и лунный свет, пробивающий окна часовни, и стойкий запах ладана, и ничем не выводимое волнение в путающихся мыслях, что лучше пережить ещё парочку кровавых стычек, чем сделать нелепую ошибку в коротком «согласна», и стёртые солёным поцелуем губы, и тихое проклятье, что нужно быть последней идиоткой, чтобы все скопившиеся за год слёзы выплакать на собственной свадьбе. И если бы всё это оказалось лишь яркими грёзами, она никогда и ни за что не стала бы просыпаться.       Своим вампирским слухом Мия улавливала лишь тени ведущихся в верхних комнатах разговоров. Наверняка до жути напыщенных и серьёзных. Высший свет, которого она робко коснулась в своё прошлое пребывание в Европе, сейчас не казался ей столь завораживающим. Вероятно, из-за того, что год назад она была лишь никому не знакомой американкой, одной из многих. Теперь же горящие алым радужки оценивали каждый её жест и фразу, и их соответствие новой роли.       Их с Виктором пребывание в Нидерландах в первую очередь было знаком вежливости и признания Алену Равелю — решение провести свадебную церемонию на подвластной ему территории, в Бельгии, было непоколебимым, но могло выглядеть претенциозным в глазах других вампиров. И лишь после этого стояла необходимость объявить об узаконенном статусе их отношений европейскому бомонду. По словам Виктора, ценная гарантия её безопасности. По мнению Мии, неловкое мероприятие, напоминающее славянскую традицию смотрин, нужное для одобрения (или неодобрения, что более вероятно) его выбора. Даже сейчас, находясь в совершенном одиночестве, она не могла избавиться от ощущения сверлящего взгляда.       По шее прошёлся лёгкий холодок, и Мие в самом деле начало казаться, что кто-то настойчиво за ней наблюдал. Она резко выпрямилась, едва не соскользнув со ступеней. На цыпочках поднялась выше, но терраса оставалась пуста и безмолвна. Вокруг стояла кромешная тьма, рассеиваемая лишь горящими окнами верхних этажей. Позади холодная толща воды, обступившая стены, и густые ряды деревьев, скрывающие этот уголок земли подобно зачарованному лесу из сказки про спящую красавицу. Впереди тёмные провалы окон, скрадывающие непрошенного наблюдателя. Мия знала, что бояться здесь нечего и некого, и всё же стало не по себе. Тонкая ткань платья, неспособная спрятать даже от холода, и открытый клочок пространства усиливали и без того отвратительное чувство полной, тревожащей беззащитности.       Затаив дыхание, она сделала несколько осторожных шагов в сторону зала. Вдалеке, через раскрытые двери горел тёплым светом холл. Лишь свободное пространство этой громоздкой комнаты отделяло её от царящего внутри оживления. Пространство, от которого по обнажённым рукам рассыпались предательские мурашки. Лёгкий тюль на миг перекрыл ей обзор, невесомо скользнул по коже. Вероятно, воображение решило сыграть с ней дурную шутку, потому что в уголке глаза будто мелькнула высокая тень. Дыхание участилось. Будто?       Собрав все имеющиеся силы и сжав кулаки до отпечатавшихся на ладонях полумесяцев, Мия откинула мешающую занавеску и резко пересекла порог дома. Напольные часы отсчитывали удары её бегло стучащего сердца. Перед глазами плыло от колыханий мертвенно-белой ткани. Кто бы не задумал играть с ней в прятки, он выбрал удачную жертву. В зале царило недвижное умиротворение, но разгоревшееся любопытство отказывалось сдаваться так рано.       Пытливое внимание подстегнуло её сделать шаг к следующей оконной раме, но она была так же пуста. Мысленно отругав себя за эти детские метания, Мия обернулась и непроизвольно вздрогнула от вставшего перед глазами тюля. Рука раздраженно оттолкнула вздувшуюся парусом ткань, чтобы тут же наткнуться на вытянутый мужской силуэт. Лишь сгустившийся глубокий вдох, морозным комком вставший поперёк горла, сдержал так и не сорванный вскрик.       — Напугал меня!       — Извини.       Вопреки словам лицо Виктора не выражало ни капли искренней вины, а выдержанный взгляд плохо прятал проступившую в медово-карих разводах усмешку. Ещё мгновение назад сковывавшая тело собранность рассеялась подобно утреннему туману, уступив место воздушной лёгкости. Его неизменная в последние недели близость странным образом влияла на неё. Будто растянувшееся во времени действие анестезии, смешанное с пьянящей эйфорией. Мия сморгнула, пытаясь снять дурманящую поволоку с ресниц, но безуспешно. Что ж, не очень-то и хотелось.       — Не поверишь, собирался пригласить прекрасную спутницу на танец, а она в очередной раз скрылась пополуночи.       — Неужели превратилась в тыкву, не оставив хрустальной туфельки?       — Ты мне скажи.       Виктор сделал шаг в сторону, плавно огибая её застывшую фигуру. Движением охотника, выверенным, грациозным. Только безупречная кожа цвета выбеленной кости напоминала, что он не был частью раскинувшегося мрака. Мия невольно залюбовалась, взглядом останавливая его силуэт позади себя. Губы тронула игривая улыбка, она принимала тон разговора.       — Уверена, любая из тамошних спутниц с удовольствием разделит с тобой танец. А у меня, как видишь, — пальцы ласково огладили и сжали летящий шёлк тюля, терзаемого ветром, — уже набралась дюжина вальсирующих партнёров.       — Достойные соперники. Спасибо, что не ветряные мельницы.       Мия едва заметила руку Виктора, потянувшуюся ей навстречу. Хлёсткое движение девичьей кисти, и полупрозрачная ткань невесомым препятствием встала между ними.       Поддавшись какому-то совершенно легкомысленному, дурашливому порыву она сорвалась с места и дёрнула назад. Несмотря на все старания, собственная скорость с трудом могла соревноваться с вампирской и подвела её даже сейчас. Нарисовавшийся перед ней силуэт заставил сменить траекторию.       Мия скользнула под импровизированный навес длинной занавески. Пульс неправильно громко стучал в груди, сбивая дыхание. Прислушиваясь к окружающим звукам, она осторожно отступала назад, чувствуя, как натягивается ткань, электризуя волосы. Перед глазами колыхались лишь белые призраки, прячущие в струящихся складках её трепещущееся сердце и притаившегося ночного хищника.       Наверное, его присутствие за спиной она почувствовала раньше, чем осознала происходящее. Прикосновение холодных пальцев к шее всё равно сорвало звонкий вскрик с губ. Метнувшись вперёд, задыхаясь от сбитых выдохов, своей ребяческой глупости и рвущегося из груди смеха, Мия совершенно нелепо запнулась об очередную воздушную преграду. Лишь стянувшая предплечье ткань удержала её от падения.       Стало тесно, тюль со всех сторон укутывал плотным коконом, наверняка не без помощи Виктора. Всё ещё не в силах остановить льющийся смех, она протестующе выставила ладони, попытавшись нащупать его фигуру.       — Хватит, всё-всё! Я запуталась.       — Бабочка в сплетённой пауком сети. — Бархатистый голос раздался совсем рядом, ворожа, дурманя. — Попалась.       Рука наконец коснулась твёрдого тела, определила плечо. Через полупрозрачную занавеску она видела лишь размытые очертания. Подушечки пальцев ощутимо покалывало, а губы саднило от жажды прикосновения. Подтянувшись и встав на мыски, Мия безошибочно нашла его губы своими. И даже если поддался он её комичному намерению, её это мало волновало. Кроткий поцелуй оставил после себя шероховатый след вместо ожидаемой шёлковой гладкости.       — Это ты попался.       Ощутимая преграда межу ними исчезла подобно снятой с глаз пелене. Мия отчётливо различила треск ткани. Задорная улыбка, натянувшая щёки при мысли об испорченных шторах, смазалась под требовательной лаской прохладных губ. Волнующий плен, не нуждающийся в дополнительных путах. Необходимость (почти). Откровенная правда, что оба они давно перепутаны друг в друге. Бесплотный флёр и эйфория желания. Незаменимый дар ли, наказание? Её тихий стон. Его согретые негой и жадным дыханием губы. Пусть даже сон, и грёзы, обманутая фантазией реальность — для неё давно отравленная возможной потерей потребность.       Почти задыхаясь, ловя свои потерянные вдохи, Мия продолжала тянуться ему навстречу, требуя продолжения. Руки Виктора осторожно растирали её заледеневшие уши, ласкали чувствительную ямку под затылком, шею. Всё повторяющееся «тш-ш», шипящий шёпот лениво возвращали её к реальности. Недоумение, сплетённое с нотами обиды в её помутневшем взгляде. Его неколебимое спокойствие и выдержка, и приструнённое пламя в хмельных зрачках.       — У здешних стен на редкость любопытствующие уши.       — Идём в сад?       — Идём в сад.       Коснувшись её похолодевшего плеча и одарив девушку лёгким осуждением, Виктор без малейшей заминки снял пиджак и укрыл им её оголённую кожу. Мия почти утонула в раздразнивших обонятельные рецепторы запахах, неизменно различив среди смешанных шлейфов его собственный. Недолго думая, она просунула руки в объёмные рукава. Подкладка холодила, и теплее не стало. Но так определённо было гораздо уютнее.       Спокойно и без свидетелей преодолев холл, широкое крыльцо, они оказались на уже выученной тропке, рвано прочертившей ухоженный газон. Тёмно-зелёные изгороди напоминали змеящийся лабиринт для лилипутов. Запутаться в таком не представлялось возможным даже при большом желании, но созданный узор разбавлял царящую вокруг прямолинейность и скупость природы. Чем глубже они уходили в сад, тем чаще Мия замечала островки разномастных георгин. Она с трудом могла вспомнить всё, рассказанное Аленом во время их небольшой экскурсии. Единственное, что она поняла со всей отчётливостью — даже у вампиров есть свои слабости, которые иногда перерастают в лёгкое помешательство. Возможно, неизбежное побочное действие бессмертия.       Плотнее запахнув пиджак, едва не повиснув на руке Виктора, Мия теснее прижалась к его плечу в напрасных попытках согреться. Высокая трава облизывала подол платья. Пропитавшаяся росой ткань то и дело липла к щиколоткам, и девушке приходилось раздражённо подпинывать её на каждом шагу. Вновь засмотревшись себе под ноги, Мия не уловила осторожного касания к кончику носа, лишь запоздало почувствовала ласковую прохладу его пальца на коже и, инстинктивно поморщившись, подняла на мужа счастливый взгляд. Ответная улыбка легла на его губы, но почти сразу исчезла, вернув красивому лицу привычную серьёзность.       — Одно твоё слово, и мы распрощаемся с этим европейским светом. — Как само собой разумеющееся, добавил, заметив её недоумение. — Тебя тяготит здешнее общество.       — Ничего не тяготит. Разве что щёки болят от того, что постоянно приходится давить улыбку. — Вопреки словам она совершенно искренне ему улыбнулась, но даже этот маленький жест его мало убедил.       — Ты сегодня непривычно рассеяна. И я чувствую твою обеспокоенность. Тоска по дому, может?       Потупив взгляд в землю, пытаясь спрятаться от его внимательных глаз, Мия устало выдохнула. В конце концов, что такого ужасного он мог сказать, если она поделится. Они оба были свидетелями утренней сцены. Они и ещё с десяток любопытных вампирских лиц.       — Просто всё не идёт из головы сегодняшнее утро и эта…       — Норвежцы?       — Да.       — Я понял.       Заря тогда только занималась, и небо едва раскрасили первые мазки малиновой краски. Мия с Виктором возвращались с затянувшейся ночной прогулки. Она видела бледные маски, высматривающие что-то с террасы, и стало казаться, что бесстыдно подсматривали они всё это время именно за ними, отчего уши загорелись лихорадочным жаром.       Оглушительный в предрассветной тишине хлопок показался ей отрезвляющей пощёчиной. Инстинктивно она метнулась на звук, и лишь обхватившая поперёк рёбер рука Виктора и твёрдое «в другую сторону, милая» остановили её от непрошенного вмешательства. Раздавшийся вслед за этим низкий, грубый смех совершенно выбил её из колеи, но позволил определить источник.       Два женских силуэта застыли недалеко от того места, где они с Виктором остановились. В маленькой, нарядной фигурке она распознала мадемуазель де Рьё, лицо которой было искажено злобой, а губы кривились в хищном оскале, не скрывая острых клыков. Высокую белокурую женщину это, казалось, совершенно не волновало, и, хотя впалая щека горела ярко-розовым цветом, именно её смех звучал надменным злорадством. Мия не уловила только появления статного мужчины, без сомнения вампира, перехватившего тонкое запястье француженки, замахнувшейся для очередного удара. Она не слышала их разговора, не понимала ни толики происходящего, отчётливо различала лишь собственное оглушительное сердцебиение, и непрошенных свидетелей с террасы, и остро вперившиеся в неё холодные, голубые глаза незнакомки.       — У юной де Рьё тяжёлый нрав и старые счёты с господином Йерде. Пустые сплетни для тех, кто не может посвятить бессмертие чему-то более полезному. Не бери в голову, Мия.       — Она ударила её. Просто за то, что она человек.       — Это не так.       — Конечно, так! Пусть они и бывшие любовники, — добавила, заметив его скептичный взгляд. — Да, ты прав, сплетни тут звучат особенно громко. Но, будь на месте этой женщины вампирша, думаешь, у мадемуазель де Рьё поднялась бы рука? Нет, разумеется. Потому что они были бы на равных. А тут ей предпочли человека. Они все на неё смотрят. Так смотрят, что у меня самой холодок по коже!       Виктор остановился, развернув девушку лицом к себе. Ладони мягко, но уверенно сжали щёки, а потемневшие глаза так проникновенно всмотрелись в её, что стало стыдно и некомфортно.       — Почему тебя это так задевает?       Она не хотела отвечать, сознаваться в расцветшей сорняками неуверенности. Ресницы прикрыли предательские глаза, скрывая правду, но сухие слова едва слышно, будто не сдержавшись, глухо прозвенели:       — Потому что на её месте могла быть я.       — Не могла, Мия. — Ответ Виктора, твёрдый, нерушимый, сорвался раньше, чем она успела закончить. Она ласково сжала его запястья, улыбнулась против воли, легко качнув головой. Как будто она могла в нём сомневаться. Как будто не знала, что, будучи рядом, он никому и ни за что не дал бы её в обиду. Только она не могла прятаться за ним вечно, а окружающий мир всё продолжал скалить зубы, показывая ей свою враждебность.       — Ты не понимаешь. Я им не нравлюсь. Эти улыбки в лицо, а за спиной ехидные шёпотки. Я же не глухая.       — Не глухая. Но твои дедуктивные способности вызывают вопросы, Амилия.       — Эй!       — Мия. — Уголки его губ слегка приподнялись, а она в очередной раз прокляла бабушкину упёртость и приверженность паспортному имени. Виктор взял её ладонь, сухо поцеловав тыльную сторону, протянул под своим локтем и устроил на предплечье, продолжив их неспешную прогулку.       — Ты права — вампиры зачастую высокомерны и редко выказывают расположение людям. Отношения, и тем более брак, с человеком среди нас редкость. Но, как я уже говорил, статус для нас — не пустой звук. Человек или нет, супруга князя неприкосновенна. Эта женщина, Ингрид Йерде, здесь в безопасности. Все опасения и злые сплетни по поводу её природы среди вампиров связаны с семьёй Йерде, не более того.       — А что с ними?       — Передают княжеский титул по наследству. У нас так не принято.       Мия на секунду задумалась, переваривая информацию и вспоминая все разрозненные исторические факты о Европе, слышанные и прочитанные когда-то.       — Почему нет? Оставить титул преемнику, который продолжит твои идеи, вечные привилегии для себя и близких. Неплохо звучит.       — Титул — не реальная власть, Мия. Мы же не люди. Не владеем территориями, не диктуем законы, не строим экономику, не возводим империи и в принципе далеки от любого общественного строя. Большая часть из нас — скрывающиеся в тени одиночки, собирающиеся только для решения острых вопросов. Всего лишь вопрос выживания. Титул щедро одаривает ответственностью, не привилегиями. Поэтому князьями становятся…       — … старые, умные и уважаемые вампиры, я помню.       — Умница. Но везде есть исключения. Как семья Йерде. Ингварр и два его сына были обращены ещё во времена, когда Дания и Норвегия только условились разделять общего короля. Когда старый вампир устал от своего бремени, он сложил полномочия, передав их старшему сыну и навсегда сгинув во времени. Случай уникальный. Преемственность власти не нужна, если сам можешь править многие столетия. Должны быть веские основания, чтобы лишиться титула. Очень серьёзный проступок, влекущий последствия для многих вампиров, скажем. Да, всего два основания, откровенно говоря.       — Какое второе?       — Смерть, Мия. — Виктор сказал это как само собой разумеешься, но отчего-то вдоль позвоночника скатился ледяной осколок, заставив её крепче сжать локоть мужа. Заметив её отрешённое молчание, он продолжил рассказ. Плавный, текучий, будто пропущенный ей по невнимательности параграф в учебнике истории.       — Среди вампиров мало кто переживает четвёртую сотню лет, вечная жизнь в постоянно меняющемся мире изматывает. Старший сын Ингварра, Эирик, не был исключением, только свой титул он обрёл уже будучи весьма древним порождением. Хотел подобно отцу передать его младшему брату, но тот скончался раньше. Вероятно, на этом бы всё и закончилось. Только у Ингварра была дочь, не удостоившаяся подобно мужчинам обращения. Но свой род она продолжила.       — Дай угадаю. Ол Йерде — её потомок?       — Верно. Эирик нашёл мальчика ещё в начале девятнадцатого века. Вырастил, обратил и обрёк на дальнейшее служение вампирскому обществу этого северного края.       — Откуда такое помешательство на передаче титула? Почему никто не воспротивился, если ты говоришь, что у вас подобное не принято?       — Норвегия — гордая страна, долго боровшаяся за независимость. Их нация верит в закон и своего короля. Вампиры не исключение. К тому же их на порядок меньше, чем в более тёплых регионах. Местным спокойнее видеть титул в руках тех, кого они давно знают и кому доверяют. Фамилия семьи Йерде для них что-то вроде знака качества. Иноземцев не жалуют, правил не нарушают — при таком раскладе даже у Мора нет рычагов влияния.       — Так и в чём проблема?       — Ол — последний из своего рода. Да, вероятно, он будет носить титул ещё пару сотен лет. Но брак с человеческой женщиной вновь поставил вопрос о следующем преемнике, причём не самом удачном.       — Думают, что принесёт ребёнка со стороны?       — Почему со стороны? Ингрид Йерде может подарить их роду законного наследника.       Мия всмотрелась в острый профиль Виктора, особенно ярко выделяющийся в ночной темноте. Ноги казались деревянными, и девушка непроизвольно запнулась. Она едва различала что-то дальше собственного носа здесь, в глубине зелёных зарослей. Вспомнилась прошлая ночь. Ясное небо с мириадами звёзд, остывшая земля, укачивающая её плывущие мысли. Задранное платье, фарфор её кожи, жадность его пальцев, шумное дыхание в полуночной симфонии стонов. Щёки загорелись яркостью маков.       — Ты не говорил, что вампиры могут иметь детей.       — Разве?       — Разве! О таком определённо предупреждают на первом свидании. Мы даже не предохраняемся!       — Потому что в этом нет необходимости? У тебя не может быть детей, Мия. Я думал, ты поняла.       Тишина казалась оглушительной, давила на барабанные перепонки. Она с трудом осознавала услышанное, как если бы всю жизнь верила, что Земля шарообразная, но вдруг узнала, что черепаха и три слона, удерживающие плоскость, вполне себе реальны. Мия даже придумала красочную историю о бесплодии Виктора на тот случай, когда бабушка начнёт интересоваться внуками. Но паршивой овцой оказалась она, и это ощущалось, мягко говоря, странно.       — Мия?       Они давно замерли на месте. Ладонь Виктора вновь пригладила её волосы, остановилась на шее, холодя кожу и привлекая внимание к его взгляду.       — Я перевариваю.       В глазах Ван Арта явственно читалось сочувствие, а голос звучал нарочито мягко и ласково, будто он старательно объяснял очевидные вещи ребёнку.       — Год прошёл. Ни одного намёка на цикл, верно?       — Это может быть стресс, перестройка организма. Что-то вроде состояния анорексии? Такое ведь случается.       — Ты вампир. С обращением репродуктивная функция у женщин атрофируется.       — Как удобно.       Были ли дело в её ошарашенном лице, или глухом голосе, но выглядела она, судя по всему, довольно жалко, потому что Виктор вдруг так нехарактерно, порывисто прижал её к себе, пряча в объятиях. Начала болеть голова. Мие казалось, что дело в напряжённо сведенных бровях, но расслабиться не получилось, хотя они и простояли недвижно какое-то время. Долгий поцелуй согрел макушку. Ладонь Виктора твёрдо сжала её собственную и потянула в сторону особняка.       — Идём обратно. Хватит с тебя на сегодня прогулок.       Мия вновь запнулась, раздражённо выдохнув. Ноги переставлялись с каким-то непосильным трудом. Зато рассеиваемый окнами свет впереди делал видимое пространство более отчётливым, позволяя различать все фигурные кустарники и редкие клумбы разноцветных георгин.       — Прости. Нужно было обговорить это с тобой раньше. Мне искренне жаль, ангел мой.       Мия благодарно сжала его пальцы в ответ, хотя не ощущала и малой доли той тоски и потерянности, из-за которой он мог бы испытывать вину перед ней. Она попыталась разложить нечитаемый ворох чувств, который родился из вылитой на неё информации. Получалось плохо. И всё же она уверенно начала, стремясь поскорее нарушить неуютное молчание:       — Мне не жаль. Может, когда-нибудь станет. Но сейчас нет. Тем более, я была уверена, что у вампиров не бывает детей, и давно свыклась с мыслью, что многоколенная семья — не наш случай. Просто в голове не укладывается, что причина во мне. То есть… Это вроде как был сознательный выбор не заводить ребёнка, а теперь оказалось, что выбора и нет вовсе. Понимаешь?       — Ещё одна роковая воля судьбы. Только не становись фаталистом, Мия.       Она расслаблено улыбнулась, качнув их сцепленными в замок пальцами. В складывающихся обстоятельствах сложно было не уверовать в фатализм. Слишком уж часто он вмешивался в её жизнь. Пугающе неотрывно, если быть честной.       — Ты хотел детей?       — Нет, никогда. Тут то же, что с известностью и славой — когда в твоём распоряжении вечность, нет намерения оставить что-то после себя. Ни наследия, ни генов. Бессмертие — почти как «здесь и сейчас», только помноженное на бесконечность.       — Моей маме было семнадцать, когда появилась я. Гордость бабушки и дедушки, блестящая студентка, многочисленные грамоты и награды, которым суждено было пылиться на чердаке. Она мечтала о Кембридже. Только Туманный Альбион наградил её ненужным приплодом, вместо желанного гранта. Я всегда знала, что ни за что не повторю подобный расклад. Никаких детей, нет. Мне кажется, глубоко в душе она меня ненавидела. Как младшую сестру, которая её обскакала.       — Глупости. Она выглядела искренне счастливой за тебя.       — Это сейчас, когда она наконец-то от меня избавилась и зажила своей жизнью. Ей не было и тридцати, когда я стала подростком, её можно понять. Боже, мы срывали горло, когда орали друг на друга! Первое время дядя нас очень поддерживал. Он души во мне не чаял, а я его обожала, и это была самая крепкая любовь на свете. Но потом у него появилась своя семья, и это было самое злостное предательство и самое сильное разочарование в мужчине на моей памяти. Какое-то время мы с мамой даже жили в трейлере. От родителей она никогда ничего не брала. Слишком гордая. Бабушка тоже. И с возрастом они обе только хуже. — Мия столь самозабвенно предавалась воспоминаниям, что даже забывала делать необходимые вдохи. Подняв взгляд на Виктора, она увидела плохо сдерживаемую улыбку на его лице. — Чему ты улыбаешься?       — Вспомнил русскую матрёшку. Такая деревянная кукла, в которой несколько идентичных, но меньше.       — И?       — И твоих маму и бабушку. Вы очень похожи. Почти идентичные, только каждая следующая чуть меньше.       — Вовсе нет! — Мия почти задохнулась праведным возмущением. — Они упрямые, и настырные, и прут напролом, и спорить с ними бесполезно, и вообще… Не похожа ни разу, нет. Совсем нет!       — Как скажешь. — Приподнятые уголки губ Виктора ясно дали понять, что дар убеждения не сработал и каждый из них остался при своём.       Обиженно насупившись, она стойко выдерживала повисшую тишину, пиная редкие камешки на тропинке. Привычно сдалась первой, терзаемая неподъёмным количеством вопросов.       — Так почему наследник неудачный?       — Среди животных мулов разводят, чтобы получить более совершенную особь, объединяющую нужные качества и характеристики двух видов. Но вампиры и люди не тот случай. Их мулы слабы.       Перед глазами Мии ярко стоял образ маленького осла с прямыми ушами, и она совершенно не понимала при чём тут вампиры и их потомство. На какое-то мгновение ей показалось, что всё происходящее какой-то сюрреалистичный сон, и нужно лишь проснуться. Ну в самом деле, не может ведь женщина родить зубастого ишака?       — Мы точно говорим про ослов? — От брошенного на неё взгляда Виктора она почувствовала себя невероятно глупой, но проступившее на его лице замешательство быстро сгладилось.       — Про гибридов, верно. Мулы — более старое понятие, которое раньше относилось ко всем подобным случаям. Извини.       — Ладно. Так почему они слабы?       — Они мало исследованы. По понятным причинам вампиры не сильно близки к медицине, а проводить исследования с пособничества человека может быть опасно. Всё, что мы знаем, лишь редкие, наглядные примеры. Свидетельства о детях вампиров встречаются ещё в мифологии восточных славян. Именно там их описывали как слабых, немощных особей, едва доживающих до двадцати пяти. Но на деле всё не столь плачевно. Вероятно, человеческий ген сильнее, потому что внешне гибрид не отличим от людей за исключением рудиментарных клыков, более явных, чем норма, но бесполезных — в крови они не нуждаются. Регенерация не позволяет им стареть, поэтому пика развития они достигают к тем самым двадцати пяти, плюс-минус. Дальше — вынужденное бессмертие. Они обладают зачатками даров, но не способны развить их до уровня сильного вампира, хотя и не теряют их на солнце. И, разумеется, стерильны, как и все мулы.       — Проще говоря, похожи на Стражей, разве нет?       — Нет. Вы — совершенны, сильны, почти неуязвимы. Для вас бессмертие как дар за жертву, для вампиров — выбор. Гибриды этого лишены, они не знают цену. Всегда где-то между «недо-» и «пере-». Всё равно что прокляты. Жалкие. Такая тупиковая ветвь развития. Поэтому вампиры не заводят детей, не хотят обрекать их на столь незавидное существование.       — По-моему, звучит не так плохо, а вы лицемерите. Вы зарабатываете бессмертие чужой кровью. Неужели только ради сверхсил? Не хотите видеть слабого, человечного вампира с титулом, но чем его мудрость с возрастом будет отлична от вашей?       Виктор мягко улыбнулся на её слова, ладонь легла на волосы, теснее прижимая девушку к себе.       — Маленькая идеалистка. Всё сложнее, Мия. Речь не про мнимую справедливость, а про постоянное стремление к балансу. Закон равновесия Вселенной, которому гибриды человека и вампира противоречат.       Горящие окна особняка были уже совсем близко. Мия могла различить их отражение в огибающем стены канале. Ночные прогулки вблизи терпко пахнущей воды точно не были хорошей идее, с её удачливостью она бы свалилась в пучину промозглой холодности не пройдя и двух метров. Но рядом с Виктором было спокойно и безопасно. Они так и шли в полном молчании, прижавшись друг к другу. Мысли вяло текли в сознании, давала о себе знать сонливость. Сейчас разговоры ощущались слишком громкими, но Мия не сдержала тихого вопроса, глупого и легкомысленного:       — Нам хорошо вдвоём, правда?       — Правда. — Минутная заминка, проступившая в голосе улыбка и брошенная в её сторону шпилька. — И будет ещё лучше, когда мы избавимся от твоего пса.       — Злыдень! Чем тебе не нравится Йорик? Я уже даже отучила его грызть обувь! И вообще инструктор сказал, что это от недостатка внимания. В остальном он безупречно себя ведёт.       — Он пахнет, Мия.       — Как и все собаки! Ко всему привыкаешь. Это не так уж сложно терпеть.       — Я терплю. Но Фолл хотя бы бывает полезен.       — О, да брось! — Мия сжала губы, сдерживая неуместную улыбку. С характерным звуком они вновь распахнулись в шутливой иронии. — Ищи положительные стороны. Представь, что он… просто закуска на чёрный день.       — Бедный Йорик.       В очередной раз запнувшись и проклиная свои заплетающиеся ноги, Мия резко затормозила и приподняла тянущееся по земле платье. Белый шнурок змеился в зелени травы, так и норовя скользнуть под стопу новой подножкой. Раньше, чем она успела наклониться, Виктор опустился перед ней на колено. Бледные пальцы ловко стягивали короткие ленты крепким узлом. Заметил глухо, наградив её скептичным прищуром:       — Платье и кеды. Нарушаешь все правила дресс-кода.       — Люблю нарушать правила. И я собиралась на прогулку, а в туфлях далеко не доковыляешь. Так что всё продуманно.       Мия коснулась его волос, отрешённо пропуская густые пряди между пальцев. Задумчиво нахмурилась, закусив губу.       — Ты ведь понял, что это была шутка про чёрный день?       Гробовое молчание стало ей ответом.       — Вик!       — Ноги совсем промокли, простудишься.       Мия ничего не успела сообразить, когда сильные руки обхватили бёдра, отрывая её от земли и устраивая на плече, будто она ничего не весила. Шумно выдохнув, девушка слабо обняла мужа за шею. Скорее боясь потерять равновесие, чем в сердечном порыве. Пульс гулко отдавался за грудиной, а сознание назойливо гудело как потревоженный улей. В каждой шутке лишь доля шутки, так говорят?       — Никакого Йорика на ужин.       — Даже в чёрный день?       — У нас не будет чёрных дней, Мия.       Расслабленная улыбка растянула губы. Мягко припав щекой к его макушке, вдыхая родной запах, Мия как никогда отчётливо верила в правдивость его слов, словно нерушимое обещание связавших их безоблачное будущее. Да, безусловно безоблачное. И не могло быть ни грамма сомнений, когда он прижимал её к себе с такой нежностью, стирая весь окружающий мир, скалящийся во враждебности…       Проведённый в клубе день наградил её лишь тупой головной болью от количества мечущихся мыслей и отравляющих недомолвок. Взбунтовавшийся организм сдался прямо там, свалив её в дневной сон на твёрдом подлокотнике дивана, отчего затёкшую шею по-прежнему неприятно тянуло.       В горле жгло, будто в нём разверзлась пустыня, сухо дерущая стенки. Хотелось пить. Но Мия стойко игнорировала все вопли организма, предпочитая не тревожить установившееся молчание. Разговор в любом случае не клеился, и девушка облегчённо выдохнула, когда автомобиль Ксандра заехал на скрытую от чужих глаз пышными кустарниками территорию дома. Ухоженный газон, деревянные стулья и крытая веранда показались ей неправильно пустыми и необжитыми. Будто они с Виктором покинули это место на непростительно долгое время.       Тихий скулёж раздался с заднего сидения, и Лита первая выпорхнула из салона, прихватив с собой Йорика. Ксандр с неудовольствием покосился в её сторону, но Мия была рада хотя бы этой маленькой победе, которая делала удручающие сутки чуть менее безнадёжными. Съездить к дому Литы она уговорила вампира под предлогом забрать собаку. Забрать с собой юного Стража было труднее, но в болезненном состоянии она легко убедила своего спутника, что не сможет сомкнуть глаз и ей жизненно необходима компания на ночь.       Гостиная встретила их уже привычным холодом и мучительной пустотой. Виктор любил говорить, что с её появлением дом расцвёл, наполнившись теплом и жизнью. Сейчас ей остро казалось, что проблема, вероятно, была в доме, слишком огромном для одного существа, потому что теперь ей самой не хватало этих пресловутых тепла и жизни. Свои запасы она давно истратила, а такой нужный заряд так неудачно находился на другом конце земного шара.       Мысль о его возможном местоположении острой иглой кольнула лёгкие, выпуская воздух через стиснутые зубы. Мия на миг зажмурилась от ярко загоревшегося электрического света. Раздавшийся вслед за этим частый перестук коготков по паркету заставил её отвлечься. Взгляд поймал уже удаляющийся в сторону кухни подрагивающий рыжий хвостик.       — Умная мелочь! Знает куда дёрнуть первым делом.       Замечание Литы повисло в пространстве. Так и не дождавшись ответа, она ретировалась за шпицем, махнув рукой и бросив звонкое «сделаю чай».       В голове по-прежнему тупо пульсировало. Испугавшись, что не устоит на ногах, Мия прошла к дивану, тяжело села и тут же привалилась горячим виском к мягкой подушке. Стало легче.       — Вам нехорошо, Мия?       За эти бесконечно долгие сутки она успела разругаться с тремя вампирами, половину часов проспала в неудобном положении, наелась лжи столько, что на весь последующий год хватит, а карман жгла собственная пугающая тайна, связанная то ли с проклятьем, то ли с очередной делёжкой власти, а в остальном всё действительно было прекрасно. Ничего из этого она не хотела озвучивать, продолжая прожигать Ксандра немым взглядом.       — Я заеду утром. Если что-нибудь потребуется, напишите сообщение.       Мия не собиралась вести философские беседы. Не собиралась продолжать их и без того натянутое общение. Но обида настойчиво жгла переносицу, ядовитой пеленой застилала зрение, травила мысли. И Мия не сдержала рвущегося вопроса, слишком общего, а потому бессмысленного.       — Ты веришь в ложь во благо?       — Не думаю, что ложь вообще может иметь положительные последствия, а благо в этом случае — лишь придуманное оправдание для собственных мотивов и страхов.       — Недосказанности? Ты ведь сам часто недоговариваешь.       — Смотря, о чём мы сейчас ведём речь. Чьи-то тайны — не моя ответственность, не мне их и раскрывать. Другой вопрос, что обладание ими может сулить определённые выгоды. Это рабочий вопрос, не более. В личных взаимоотношениях подобный расчёт недопустим. Думаю, с этим Вы согласитесь.       Ей доводилось общаться с разными вампирами. Она знала, что за многочисленными слоями было трудно порой читать эмоции собственного мужа. Но лицо Ксандра больше, чем чьё-либо, напоминало ей выточенную из папье-маше маску. Красивую и недвижную. Можно было вовсе не смотреть на лживые проблески мимики, сосредоточившись слухом на оттенках голоса и выверенных фразах. Идеальный игрок в покер и мафию, ну или на худой конец — работник спецслужб. Она бы даже могла написать ему рекомендацию, если бы он попросил.       — Где сейчас Виктор, Ксандр?       — Не уверен, что верно понимаю вопрос.       — Это элементарный вопрос, его трудно трактовать иначе. Собрание в Испании? Званый вечер в Нидерландах? Может, вообще какая-нибудь чёртова Франция? У него Евротур?       — Я понимаю, трудно находиться в состоянии неизвестности, когда не можешь видеть всю ситуацию и положиться на собственные органы чувств. Это хорошая тренировка доверия.       — Я задала вопрос, а не просила читать мне нотации.       — Вероятно, Вам кажется, что Вы сопоставили всю имеющуюся информацию и видите цельную картину. Чувства, которые она вызывает, Вам неприятны, но, опираясь на них, Вы лишь усугубляете и без того ложные выводы, подгоняя под них такие же ложные факты. Вы взволнованы, Мия. В Вашем положении это вредно.       Захотелось кинуть в него подушкой или увесистой книгой. Ударить по деревянному столику. Что угодно, только бы выпустить всё скопившееся и сжавшееся в тугую пружину напряжение. Было устойчивое чувство, что она вязнет в болоте. И всё безнадёжно барахтается и мечется, прекрасно зная, что это самый верный способ оказаться глубже в трясине.       У Мии оставалось не так много козырей. Один единственный, если быть точной. Она сопоставляла в голове разрозненные фразы, слышанные и замеченные недавно. Сейчас она выложит всё, что знает, и это окажется или удачно подобранной правдой, или ещё дальше оттолкнёт её от искомой истины, закрыв от Ксандра.       — Я знаю про помолвку. Ален решил жениться на таинственной датчанке, да? Всегда думала, что на таких мероприятиях принято быть с парой, особенно если эта пара — законная супруга.       Частый пульс никак не хотел подстраиваться под намеренно сдерживаемое дыхание, а потому казалось, что её слегка качает. Глаза Ксандра не выражали ничего особенного, но внимательно всматривались в её. Оба они безуспешно пытались прочитать друг друга. По едва уловимо дрогнувшей линии его губ Мия знала, что попала. Как бы он не пытался сейчас это скрыть. Знала и то, что по её торжествующему взгляду он понял всё столь же ясно. Бинго.       — Это была бы весьма сомнительная поездка, Мия. Потому что помолвки не будет.       — Ален так решил? Или Виктор?       — В настоящее время нас с Вами это мало касается.       — Ты сам сказал, что в личных взаимоотношениях ложь не допустима. Целью поездки оказалась вовсе не Испания.       — Как я и сказал, Вы строите ложные выводы. Не понимаю, почему Нидерланды вызывают в Вас больше интереса, чем Испания.       — Потому что Мора не похож на того, кто стал бы приглашать Ван Арта на чай? Какие у него могут быть неотложные дела с Виктором? Его тоже не устраивает датская принцесса, решил повлиять на Равеля через друга? Это смешно, Ксандр.       — Вы ведь знаете, что пару лет назад Мора объединил титул князя Испании и Португалии?       — Он ещё метил на Италию.       — Метил удачно, как вышло.       Мия не стала скрывать искреннего удивления. Её мало заботило происходящее в Европе, но периодически до неё долетали новости о печально известном ей древнем вампире. Влияние Мора в Старом Свете было поистине впечатляющем, и даже отчасти пугающим, несмотря на слова Виктора о том, что реальной властью их князья не обладали. Мора был сильным вампиром, обладающим неподъёмными пластами знаний и развитыми дарами. Таких стоит держать в друзьях, только, вот незадача, друзьями они не были.       — Италия всегда была бурлящим котлом, лишь в последние пару столетий превратившись в спящий вулкан. Там очень давно не было единого князя. Вечно кипящие стычки, кровавые вендетты и местные кланы. Как раз в начале девятнадцатого века они пришли к соглашению, тихо и мирно передав одному из них власть вместе с каким-то ценным артефактом. Но это не столь важно. Последний из кланов обосновался в Ватикане. Вы без сомнения помните того господина. Уникальный экземпляр, почти шесть сотен лет. Сейчас обострились некоторые… случаи, с которыми местные вампиры уже не смогли справиться.       — И они избрали Мора?       — Верно.       Мия задумалась над всем сказанным. История, конечно, чудна́я и интересная, только совсем не сводила концы её нитей во что-то цельное. Хотя вскользь прозвучавшая фраза о древнем артефакте, бывшем в Италии, заставила её пальцы ощутимо похолодеть.       — И при чём здесь Виктор?       Ксандр не торопился с ответом. Он проникновенно всматривался в её глаза, будто ожидал, что она сама должна всё понять, а иначе и говорить с ней не о чем. Слабая догадка сделала лишь хуже, пустив тревожную волну по позвонкам, и Мия уже пожалела, что вообще начала этот разговор.       — Из-за случаев? Ерунда какая-то, ты ничего толком не сказал. Что за случаи? Они связаны со Стражами? Скажи, что нет. — последняя фраза почти потонула в глухой мольбе. Со стороны Ксандра было неимоверной жестокостью оставлять её наедине с подобной информацией.       — Я не знаю, Мия. Моё дело — ждать указаний. Когда за кем-то следуешь, особенно важно в него верить. Хотите — верьте в идею, Ваши придуманные выводы. Когда Виктор посчитает нужным, он всё расскажет. Но я более чем уверен, есть веские причины Вашего отсутствия в Европе.       Мия молча покачала головой, отказываясь соглашаться с его словами и чуждой философией. Но что возразить не знала. Тишину нарушила Лита, которая пусть и беззвучно, но отчего-то очень заметно и шумно появилась в гостиной с двумя парящими чашками.       — Чай дрянь, я сделала кофе. — Неправильно поняв немой вопрос, застывший в глазах Мии, добавила в оправдание. — Что? Он не заваривается, я пыталась!       — Всего доброго, Мия, мисс Варгас. — Ксандр легко кивнул головой в её сторону, задержал взгляд на Лите, видимо, предупреждая о возможных последствиях её неподобающего влияния, и скрылся в вечерних сумерках.       Мия вслушивалась в звук отъезжающей машины, в пыхтение своей ночной компаньонки, устраивающейся в кресле, в цокот коготков по паркету.       — Я его накормила.       Йорик жалобно поскуливал, крутя коротким хвостом, как пропеллером, наматывая круги вокруг своей оси. Мия, сжалившись, подхватила его на руки, позволив лечь под боком. Сказанное Ксандром и все её домыслы продолжали витать в воздухе, слишком явные и заметные.       — Ты слышала?       Лита закашлялась, подавившись обжигающим глотком. Хрипло рассмеялась, заметно смутившись.       — Что-то про Италию, вашего деда-таблеточника и вот это всё? Типа того. Но я не подслушивала, клянусь всеми святыми!       — Что думаешь?       — Я?       — Ну не Йорик же. Я не в настроение читать монолог Гамлета, уж прости.       Лита мялась, нервно отхлёбывая кофе. Мия чувствовала, что какие-то тревожащие мысли крутятся и в её голове, только она упорно не хотела их озвучить.       — Почему тебе нельзя в Европу?       — С чего ты взяла?       — Ты явно недовольна тем, что осталась здесь. Ты определённо не занята ничем важным, чтобы остаться по собственному желанию. И слова Ксандра о том, что есть какие-то причины. Ты не задумывалась?       В душе как-то гадко шевельнулось. Она отчитывает её? Лита, конечно, не знала болезненной потребности Виктора контролировать все неизвестные и хоть сколько-нибудь опасные обстоятельства, не знала о её беременности, не знала всех нюансов её взаимоотношений с Анхелем Мора, а потому не могла видеть всей картины и более глубинных причин бездействия Мии. Но слышать это со стороны, тем более от того, кто с искренним вниманием и восхищением внимал ей всё это время, было особенно обидно и неприятно. Вопрос прозвучал грубее, чем хотелось.       — К чему ты клонишь, Лита?       — Ты же слышала его! Какие-то таинственные случаи, для решения которых понадобился какой-то там князь, которого отродясь в этой стране не было. Твоё вынужденное отсутствие. Сама сказала, что-то со Стражами. Разве мы не должны разбираться с этим?       — Не с чем пока разбираться. Мы ничего точно не знаем.       — Может, и не узнаем. Может, это не в интересах вампиров?       — Не придумывай тайные заговоры. Я знаю, что тебе хочется каких-то реальных действий, но нельзя нападать на пустоту.       Лита прищурилась на её слова. Обычно мягкое и приветливое, лицо её стало почти грубым в своей решительности. Мия бы с удовольствием закончила этот невовремя завязавшийся диалог, только девушка напротив вдруг подалась вперёд, вперившись тёмным взглядом в её лицо. Мия заранее чувствовала, что не хочет слышать то, что она собиралась сказать. Чувствовала, что за шапкой густых каштановых волос родился аргумент, способный пошатнуть её собственные убеждения.       — Четыре месяца назад, Мия.       — Ох, Лита, пожалуйста…       — Клуб, помнишь?       — Я не помню.       — Ты помнишь тот разговор. Слышала, что растрепал Бенни.       — Нет.       — Ты помнишь, Мия. Просто не хочешь.       Во рту пересохло. Виски теперь кололо с небывалой силой. Помнила ли она? Мучительно ярко и безобразно, словно кислотный неон подсветил всю грязь и тусклую аморальность обычно непроницаемой черни дрянных районов и закоулков. Первое время. До первой за последние два с половиной года панической атаки. А после тщательно стёрла и оставшуюся шелуху скинула в самый дальний угол сознания, особенно непроглядный, чтобы никогда не марать этим свою память, не испытывать и без того пошатанные сваи своего психического состояния.       Не хотела, верно. И сейчас она отчётливо помнила почему. Помнила бесконечно длинную лестницу, уводящую в подвальное помещение. Помнила бьющую по ушам музыку, рваную, необузданную, дико кричащую. Скопление тел, подростков, студентов. Льющуюся и путающуюся в свете цветных прожекторов буйную жизнь. Всученный почти у входа бокал, пышущий едко-зелёным дымом — обязательная часть здешнего гостеприимства и приглашения. А после густые клубы тумана, в которые превратилось собственное сознание.       Совсем недолгое в реальном времени помутнее. Невыносимо длинная экскурсия в мир Сальвадора Дали без всякого посещения музея в Испании. Качающиеся пол и стены — её качающиеся мысли? Оглушительный пульс человеческой многоножки, такой затягивающий бит, громче любой музыки. Флюоресцирующая кожа, горячая, влажная. Искрящаяся отблесками биллионов крошечных аметистов и зелёных кварцев. Чарующая мягкость прижимающихся друг к другу тел, почти насквозь. Её ледяные руки. И, кажется, она таяла. К ней липли чьи-то своевольные пальцы. Чуждые выдохи бежали по оголённой шее.       Крупицы здравого смысла достигли мышц раньше. Почти рефлекторное движение. Пустая отрешённость во взгляде распластавшегося под ней молодого парня. Вероятно, она вывихнула ему плечо. Вероятно, он этого даже не заметил. Сильнее придавив коленом ключицу, она вытянула злой стон с его ощерившейся маски. Вампир. Алеющие кровью губы. Не её. Оглушительный смех Литы. Яркий, несмолкающий. Набатом бьющиеся мысли, будто всё это время тонущие и резко всплывшие на поверхность. Почти полная дереализация. Единственная прочная нить во всём этом бедламе — знакомый голос, лениво растягивающий гласные.       — Веселитесь, куколки?       В сравнении с помещением клубного зала, приватный кабинет, в который их завёл Барт, всё равно что находился в беззвучном режиме. Хотя какофония звуков настойчиво просачивалась через стены, а, может, давно и безвозвратно впиталась в них. Мию знобило. Было почему-то тоскливо и пусто. Она старательно отмахивалась от всех эмоций, которые кто-то без её разрешения взболтал, не смешивая. Оставались лишь вяло текущие мысли, куцые вопросы, главный из которых — что она вообще забыла в этом месте. Они ведь пришли с какой-то важной целью, но, казалось, вытрясла она её ещё на входе.       — Тебя не учили, что брать в рот всё, что дают, плохая идея? Помахала бы своим чудесным колечком, и вошла, минуя местное посвящение.       Они с Литой устроились на бархатном диванчике. Щека Мии покоилась на смуглых бёдрах, кожа к коже. Взгляд прикован к вальяжно расположившемуся напротив вампиру. Такая знакомая улыбка, не скрывающая остро поблескивающих клыков. Ни грамма опасности. Красиво, завораживающе. Тёмные волосы делали его ещё моложе, ещё невиннее. Почти Питер Пэн в своём собственном Неверленде для взрослых.       — Ку-у-уколка, не нужно прожигать меня взглядом, будто я враг народа. Я здесь вообще не при делах.       — Верно. У тех, кто при делах, будут большие проблемы.       — Всё по закону. Такое легко выдаётся по медицинским показаниям. Но кто сказал, что экзистенциальная пустота или лёгкая хандра не требует лечения, да?       — Тут дети.       — Совершеннолетние. Ребятишки пришли пощекотать себе нервы, поиграть с вампирами в кошки-мышки. Немного веселящего вещества в их крови, и все здесь находящиеся довольны. Иначе нам подобное развлечение не доступно.       — И ты здесь за этим?       — Нет, конечно. Ищу вдохновение. Столько жизни, столько глупости на грани. На первый взгляд игра, но, может, подобный миг самый реальный. — Улыбка на миг спала с его лица, сменившись непривычной задумчивостью. Почти беззвучно шепчущие губы, будто пробующие короткую заметку на вкус. — Я бы это записал.       — Кто-то может и заиграться.       — Большой брат наблюдает. Расслабься, Мия. Здесь всё по согласию.       — Это секта, Бенни!       — Ма-а-аленькая и безобидная. Вон Лите весело. Правда ведь, куколка?       Ласковое мычание в ответ, лёгкая вибрация по телу, которую Мия отчётливо уловила прижатым к горячей коже ухом. Протянутая в сторону Барта тонкая рука тенью легла на её лицо.       — Хочешь попробовать?       Мия звонко ударила по ней, отводя открытое запястье в сторону. Пусть занимаются любой дуростью, но не в её же присутствии. Она наградила вампира особенно осуждающим взглядом, на что он лишь слабо скривил губы, будто попробовал что-то кислое.       — Какие мы серьёзные. Это семейное?       Лита тихо рассмеялась, отчего по бёдрам прошлась заметная дрожь. Мия тут же встала, облокотившись на спинку дивана, мысленно прикидывая, насколько её тело готово отсюда бежать. Бенни снова улыбнулся ей, искренне, но как-то грустно. От такой странной смеси эмоций стало не по себе. От следующих слов и вовсе захотелось закрыть уши. Навсегда стереть их из памяти, вымыть из-под кожи и собственной загустевшей крови.       — Вы, Стражи, забавные. Регенерация должна пресекать действие наркотиков. Почему же с вами не работает? Такая глупая смерть для кого-то столь неуязвимого.       — О чём ты?       — Не слышали? На днях нашли паренька с характерными отметинами на венах. Вроде, один из ваших. Хотя, может, слухи врут. Может, он был переусердствовавшим донором.       — Где?       — Где-то на границе Дании. Кста-а-ати! Европа опять на ушах, придётся повременить с твоим туром, детка. Боюсь, сейчас вам путь туда заказан.       Тогда Мия так и сделала. Стёрла, смыла, забыла. Тот неудавшийся вечер. Паршивый вкус коктейля. Такие же паршивые слова. Вновь ощетинившая иглы паника встрепенулась в ответ на все сидящие в ней зёрна сомнений в собственной неуязвимости. Как и три года назад. Мия не хотела повторять удручающий опыт терапии. Мия просто забыла. Сейчас под внимательным взглядом Литы она проживала всё это снова. Йорик под боком беспокойно заворочался. Она лишь продолжала ломать пальцы, только бы не поддаться безумному порыву и уже набегающей волне бессилия.       — Это ничего не доказывает, Лита.       — Значит, будешь сидеть ждать?       — Что ещё ты предлагаешь? Рвануть в Европу?       — Почему нет? У тебя знакомый Страж в чёртовой Италии! Почему не спросила её?       — Потому что она не хочет иметь со всем этим ничего общего. Так бывает, у людей своя жизнь.       — Тот айтишник из Германии? У тебя должны были остаться его контакты. Можем узнать всё из первоисточника. Ну хочешь, я сама наведаюсь?       В носу защипало. Когда губы предательски дрогнули, Мия несдержанно подскочила с дивана, вызвав тонкий взвизг потревоженного шпица. На сегодня лимит её сил был исчерпан, и к чёрту напускную вежливость.       — Господи, Лита, хватит! Это чушь всё. Не шпионские игры. Хочешь — езжай! Я не твоя мама. Хочешь — так прямо сейчас, я не держу. Думаешь, мне не осточертело ждать и сидеть, сложа руки? В печёнках это всё сидит. Но так уж вышло, что единственное, чего меня сейчас хочется, это чтобы голова перестала трещать, и единственное, что я могу сделать, это лечь спать. Вот такая она, суровая реальность, Лита.       Больше не глядя на юного Стража, ни минуты не медля, Мия быстро пересекла гостиную и взлетела по лестнице. Лишь тоскливое, будто извиняющееся «muñeco…» донеслось ей вслед. Дверь спальни громко хлопнула за спиной. Она не специально, просто так вышло. Не снимая одежду, девушка забралась на кровать, зло сжала подушку и так и затихла, подтянув колени к груди.       Её шумное сопение нарушало здешнюю тишину. Мия старательно давила рвущийся плач. Она не умела плакать. Бурные слёзы — слабость, а она не могла быть слабой. Но сейчас ей как никогда отчаянно хотелось разрыдаться по-настоящему, истерично, взахлёб, размазывая сопли по щекам и давясь судорожными вдохами, неспособными задержаться в лёгких и пересечь вспухшее горло. Чёрт бы побрал идиотские гормоны.       Лита была права, разумеется. Она не могла её осуждать. Она сама была точно такой же лет пять назад. Ехидный голосок еле слышно нашёптывал, распалял, подначивал. Мия завидовала? В её распоряжении лишь многочисленные рамки. В руках Литы почти готовые крылья. Только взмахни, и все дороги открыты. Кто она такая, чтобы её останавливать? Всё давно было не так. Ей давно нужно было что-то с этим всем сделать. Мия лишь продолжала барахтаться в воздушном коконе, таком манящем, уютном, безопасном. С Виктором было безопасно. Чересчур, на грани, слишком сказочно. Теперь его не было. Что ж, Мия, реальность оказалась довольно паршивой, не так ли?       «Я приеду и поговорим».       О чём им было говорить? О том, что оба они теперь знали? Он — твёрдо и ясно, она — лишь частями. То, о чём они двое молчали. Вернувшись, он вновь сделает её жизнь проще. Она в очередной раз сбежит от всего, забывшись в обыденности. Вернётся ли вовсе? Холодная рука стиснула горло. Мия знала, что проблемы копятся. Чувствовала, как и раньше, что зрело что-то неправильно чуждое, мрачное, нехорошее. И вместе с этим росла твёрдая решимость наконец сделать что-то нужное. Ей ли, миру? Граница давно стёрлась.       «Я приеду и поговорим».       О некоторых вещах нужно говорить сразу. Едва ли она теперь в этом нуждалась. Всё слышанное за день, прошлые сутки вновь пёстрым ворохом крутилось в мыслях. Так долго игнорируемые осколки прошлого теперь выстраивались ломаной мозаикой. Чужие разговоры, её скудные происки. Стражи, Европа, камень. Проклятая цепочка. Последняя бусина пришла к ней в беспокойной дрёме лишь на рассвете. Слишком светлая, особенно любимая. Даже её теперь омрачала уродливая трещина именем Алессии, не замеченная ранее при ослепительном свете.       Полдень давно остался позади, но проникающее сквозь ажурные кроны солнце продолжало греть мягким пламенем. Перед глазами кружили тёмные мушки, тонкие веки зудели от долгого созерцания неба, но Мия не могла отвести взгляда. На скрытом зеленью участке перед домом, на согретом и пряно пахнущем травами газоне в окружении подушек она чувствовала себя невероятно лёгкой и воздушной. Кожа плавилась под ласковыми лучами, погружая в негу и лишая последних сил. Ей оставалось только наблюдать за редкими скоплениями проплывающих облаков, угадывая в смазанных очертаниях придуманных персонажей.       Сложив ладонь козырьком, она всмотрелась в особо грузное облако. У него была вытянутая мордочка и остро стоящие уши. Мия невольно коснулась живота, будто спрашивая ответа. В такое невозможно поверить. Разве можно озвучить? Сейчас?       С трудом перевернув разнеженное тело, опершись на локти, она попыталась различить в голубых бликах панорамных окон и отражённой зелени тёмную фигуру. Виктор обнаружился почти сразу. Глаза отрешённо высматривали что-то мимо неё, плотно сжатые губы выдавали глубокую задумчивость. В последние дни он казался ей чем-то обеспокоенным, тщательно скрывающим нелицеприятные или неудобные факты. Но Мия не могла точно сказать, не было ли это попыткой её восприятия переложить на него собственные нерешённые вопросы.       Виктор привычно избегал солнца. Мия продолжала настойчиво буравить его взглядом через оконное стекло, твёрдо решив для себя, что если он сейчас выйдет, она обязательно расскажет. Легче, чем подкинуть монетку. Когда она почти отчаялась, Виктор наконец поймал её глаза. Молчаливый обмен неозвученными переживаниями, мгновение на раздумье, и дверь легко отодвинулась в сторону, позволив летнему зною коснуться вечно холодной кожи.       Дыхание сбилось, но договор с собой нерушим. Когда вампир приблизился, она каким-то отчаянным жестом вытянула к нему руку, ухватилась за длинные пальцы как за спасительную соломинку.       — Иди сюда. — Упрямо потянула на себя, игнорируя его недовольно сведённые брови, вынуждая опуститься рядом на покрывало.       Виктор не выказывал попыток сорваться с места и сбежать, но Мия для верности закинула на него ногу, а грудью вжалась в его, почти навалившись всем весом. Она не могла собраться с мыслями, оттягивая время. Подушечки пальцев скользнули по острым скулам, поймали мягкость ресниц, невесомо огладили веки. При свете дня его кожа, обычно безупречная в своей мраморной белизне, почти просвечивала тонкой сеточкой капилляров, казалось противоестественно ломкой и хрупкой.       — Тебя что-то беспокоит?       — Не бери в голову. — Чуткие пальцы ласкали висок, вызывая лёгкую щекотку, задумчиво перебирали длинные локоны.       — Тогда я скажу кое-что, ладно?       Жидкий янтарь во взгляде и слабое замешательство. Дождавшись его кивка, Мия тяжело выдохнула и вновь перевернулась на спину, затылком ощущая твёрдость его плеча. Солнце резануло по глазам, тут же скрывшись за пышной ватой.       — Облака сегодня красивые. Я всё вспоминала Европу, и Амстердам, и тот разговор про мулов, и норвежцев. Помнишь?       — Хотела бы провести отпуск в Европе?       — Нет, холодно, — бессильно простонала девушка, в который раз задумавшись, как было бы удобно, если бы хоть иногда вампиры могли читать мысли.       — Вовсе нет. По крайней мере в Нидерландах лето тоже выдалось тёплым.       — Я не об этом. — Мия нервно играла с его безвольными пальцами, наслаждаясь их отрезвляющей прохладой. Замерла на согретом солнцем кольце, прокрутив его пару раз.       — Италию помнишь? Алессию? Мы так давно перестали общаться. Её сын, Джованни, уже, наверное, пошёл в школу. Дети так быстро растут. Тебя это не пугает?       Виктор молчал, и Мия задержала дыхание. Понял? Робко скосила глаза в его сторону. Лицо не выражало ярких эмоций, но лишь тугая линия губ нервировала своей отрешённой задумчивостью.       — По поводу Алессии…       — Я не о том!       — Мия. Мы всё ещё говорим о Стражах?       — Да нет же, ты не слушаешь! Опять холодно. — Она обессиленно хлопнула кистью по лбу, нагретая кожа обожгла руку. Она чувствовала, как Виктор начинает раздражаться от её недомолвок. Как сама она закипает от собственной трусости и неуверенности. Задравшийся сарафан не скрывал влажно блестящей от жары кожи бёдер. Не придумав ничего лучше, совсем уже обречённым жестом она схватилась за его ладонь, прижала к животу и толкнула ниже, к самой кромке белья. Туда, где по её малым познаниям теплилась недавно зародившаяся жизнь. Выдохнула сипло и тихо:       — Вот здесь горячо.       Наверняка они молчали не так уж и долго, но для неё прошла по меньшей мере вечность. Холодящая, липкая, давящая своей неопределённостью. Так не к месту нарушаемая слабым щебетом птиц и еле слышным жужжанием насекомых. Пробивающиеся лучи плясали на кончиках ресниц. Она впервые не могла прочитать скрытые за потемневшими глазами эмоции, поймать хоть тень испытанных чувств, исказивших бы лицо. Но Виктор не убирал руку, и Мия продолжала цепляться за её приятную тяжесть словно за якорь.       — О мулах, значит?       — О мулах. — Облизнув пересохшие губы, набрав в лёгкие побольше воздуха, продолжила с неясной горечью. — Ты не выглядишь счастливым. Просто не деликатничай, а скажи как есть. Я сама ничего не понимаю. И чёрт бы побрал это обращение, это всё этот идиотский цикл, который то есть, то нет! А ты единственный из нас двоих, который точно знал, что может иметь детей, так что твоей вины тут больше, чем моей, и вообще…       Последняя оборванная фраза потонула в неразличимом мычании, когда губы Виктора требовательно накрыли её, так горько саднящие. Подчиняя, убеждая, вынуждая сдаться и отпустить все терзавшие сомнения. Опалившее тонкую кожу «хватит, Мия», шепчущий выдох, чтобы забрать себе её рваное дыхание. Кислорода перестало хватать на двоих.       — Тогда почему молчишь?       — Потому что ты не умеешь.       — Скажи мне.       Почти концентрированное солнце в его просветлевших радужках. Жалящее, согревающее. Всегда разное, всегда мучительно необходимое.       — Как тот актер, который, оробев, теряет нить давно знакомой роли, — мягкая череда поцелуев, слишком трепетные мазки былой жадности и разгоревшегося пламени, — как тот безумец, что, впадая в гнев, в избытке сил теряет силу воли, — и вопреки всему упоительное томление вдоль оголённых бёдер, — так я молчу, не зная, что сказать…       — Перестань, Вик.       — Не оттого, что сердце охладело. Нет, на мои уста кладет печать… — Порхающие по коже бабочки, и блики солнечных зайчиков. — Моя любовь, которой нет предела. — И сорванный истомой стон, потому что его нежности больше нужного, но на двоих в самый раз, наверное.       Руки казались слабыми, неподъёмными. Но Мия не оставляла попыток притянуть его ещё ближе, забыться, раствориться в этих чутких касаниях, в тяжести его тела, укрыться прохладной кожей, потому что собственная давно растворилась от ласки солнца и пленяющих губ. Глаза жгло. Вероятно, от яркого света. У неё не было ни одного ответа, и ясности не прибавилось тоже. Лишь шелестящее дыхание над ухом — «особенная, совершенно особенная» — и робко спрятанная улыбка в изгибе его шеи. Для них это всегда было достаточным объяснением.       Наверное, Мия сомневалась в правильности принятого за ночь решения ещё какое-то время. Лёжа на огромной кровати, утопая в её безразмерном одиночестве прислушивалась к себе, шептала какие-то глупости, договаривалась. Но было пусто и тихо, и дать ответ по-прежнему могла лишь она. Прозрачный тюль пропускал ещё ласковое утреннее солнце. Подобная картина удручала, и Мия, не долго думая, задёрнула их тяжёлым габардином. Правильно, к чёрту эти паршивые занавески.       «Я приеду и поговорим».       Единственная фраза маленьким отбойным молоточком продолжала стучать в сознании, когда она встретила Литу в гостиной. Когда в ответ на её виноватый взгляд выдала «Можешь связаться с Синтией? Нам снова понадобятся билеты».       Последняя недосказанность, которая могла стоить ей очень дорого. Совершенно отчаянный шаг, потому что промедление могло обойтись ещё дороже. Их разделяло теперь слишком много, но в одиночку ведь выстоять невозможно.       «Я приеду и поговорим».       Такие разговоры решаются лично. Без спрятанных глаз, без лишних посредников, без пресловутых ложных выводов. Она больше не могла ждать. Для неё, а, может, и многих рядом, многих похожих это плохо обернётся. Такое невозможно уместить в короткую смс-ку. Поэтому Мия сообщила лишь самое необходимое — время и место прибытия.       Весь день она была паинькой, поэтому поздний вечер и ночь были полностью в их с Литой распоряжении, а Ксандр получил своё сообщение лишь перед самым вылетом — единственная её благодарность за искренние старания. После такого уже можно было ожидать целый эскорт встречающих, но Виктору она написала тоже — пусть и капля, но честности.       «Я приеду и поговорим».       Уверенности не прибавилось к тому времени, как дрожащие ноги сошли с трапа. Литу происходящее не тревожило. Оживлённое лицо и жадно распахнутые глаза не отличали её от обычной туристки. Позднее утро отличилось прохладой и лёгким смогом. Тем не менее солнце настойчиво заявляло о своих правах, пробивая линию горизонта под ещё спящим Амстердамом. Пышного эскорта не обнаружилось. И казалось почему-то, что это было к худшему. Раньше, чем локоть Литы робко тронул её плечо, Мия и сама распознала знакомые лица.       Среди уставших, помятых перелётом, где-то сонных встречающих сложно было не заметить два выделяющихся своей безупречностью силуэта под безупречно чёрным зонтом. Только сумасшедший стал бы прятаться от редких здесь лучей. Эти двое сумасшедшими не были точно. Всего лишь вампирами.       На лице Софии фон Гельц была натянута знакомая улыбка — выученная вежливость, не симпатия. Глаза скрывались за тёмными линзами очков. Вкупе с шёлковым платком, прикрывающим волосы, она особенно остро напомнила Мие актрису чёрно-белого кино. Деликатная, тонкая, правильная. Какая надо.       — Добро пожаловать в Амстердам.       Обращалась она скорее всего к Лите, потому что в сторону Мии подобное звучало, как насмешка. Виктор хранил холодное молчание. Она понимала. Видела плотно сжатые губы и побелевшие скулы. Хорошего мало. Страшнее было иное — поднять взгляд, встретившись со всей неозвученной бурей.       После перелёта слегка мутило, от тревожности сводило все мышцы. Глаза слезились, но прятаться за подобным — трусость. Она приняла решение, и ей отвечать за последствия. Глубокий вдох обжёг грудь и дрогнувшие ресницы. Глаза встретились с его, холодными, колючими. Разверзнувшаяся бездна. Ни капли давящей воли, одни лежащие на поверхности чувства. Наверное, космос и правда красивый лишь на картинках. А сгинуть в его ледяной пустоте, задохнувшись без кислорода — пугающая перспектива. Наверное, сейчас она погибала. Неправильно медленно, жестоко, лишаясь чего-то важного по крошечным долям. Но Мия не могла отвести взгляда. Сейчас это было необходимо больше, чем воздух. В её глазах — лишь слабая, спрятанная упёртость, декларирующая на повторе:       «Что ж, я приехала. Теперь мы поговорим».