Лунная соната

      Маленький, плотный водяной столб разбивался о малахитовую поверхность неглубокой раковины, острыми иглами десятков ледяных капель жалил лицо, снимая с него маркие следы её затянувшегося позора. Мия наклонилась ещё чуть ниже, почти ощущая касание тугого напора к коже. Вдохнула едва уловимый хлористый запах сточной воды. Ровный шум казался теперь особенно оглушительным, но даже он с трудом перебивал какофонию голосов в её голове. Будто впитавшуюся в подкорку, несмолкающую, ядовито выедающую изнутри. Скребущая по ушам словно ногтем по грифельной доске, едкая звучность Мора и вторящие ему высокие, нарочито жеманные ноты мисс Ларсен; колючие, заледеневшие и вспоровшие голос Виктора шпили и вопреки им мягкое смятение, робко звучащие, примирительные слова Равеля. Но поверх всего тихое, лишённое эмоций свидетельство — эфемерное, полупрозрачное, как уцепившийся за неё взгляд светло-серых радужек, от которого хотелось разодрать и сбросить испачкавшуюся кожу.       — Простите, Ален. Вероятно, мне стоит принести свои извинения господину Ван Арту и его супруге. Я не преследовал дурных намерений, всего лишь искал выход из той абсурдной ситуации, в которой мы с ней оказались. Высокопоставленные особы не носят венцов власти и именных лент, верно?       — О, Ульф, не утруждайся. Господину Ван Арту мы нравимся теперь ещё меньше.       — Тильда, друг мой, прошу…       — Вы на редкость наблюдательны сегодня, мисс Ларсен.       — Просто Вы на редкость плохо держите свои маски сегодня. Представляю, как нелегко прятать такие мелочи, когда не удалось спрятать самое главное. Мина? Мэй? Мэйв?       — Мия.       — Точно! Ваши американские имена одно к другому.       От одного воспоминания о мутно-вишнёвых глазах вампирши и плещущегося в них гадливого превосходства вновь обожгло переносицу. Всего лишь мгновение, за которое она почувствовала слабое касание чужой воли к сознанию. Вероятно, всего лишь попытка прощупать её, прочитать задетые, но тщательно замаскированные эмоции. Горячий жар по ладоням, грудине и выше по горлу вместо уверенного протеста и выставленной защиты — и вот остатки её скудного обеда оказались на дне одной из антикварных ваз Алена, без сомнения дорогущей и непомерно древней.       Мия сильнее смежила веки, поморщившись и сглатывая кислоту во рту. Пальцы ошпарило холодом, когда она зачерпнула немного воды в ладонь и поднесла к губам. Она проделала это уже столько раз, что, казалось, слизистые давно и безвозвратно высохли, а онемевший язык никогда больше не шевельнётся.       Тяжело выдохнув, она наконец выпрямилась и робко коснулась взглядом отзеркаленного лица Виктора за спиной своего болезненно-бледного близнеца. Только подсветивший скулы румянец стыда придавал ей чуть более здоровый вид. Наощупь закрутив вентиль и сняв тонкое, хлопковое полотенце с малахитового кольца под тон столешнице и раковине-кувшинке, она промокнула губы, стирая то немногое, что осталось от помады.       — Скажи уже что-нибудь.       Её начинала утомлять эта игра в угадай-ку. Безупречная маска на его лице отказывалась явить хоть бледный оттенок различимых эмоций. Тёмный взгляд напоминал злосчастную ледяную воду — холодную настолько, что передержи под ней руку дольше нужного, обзавелась бы аккуратным ожогом. Но куда более пугающим было осознание, что он невольно утягивал в этот бездонный омут, обволакивал каждую клеточку тела, заставлял теряться и путаться в собственных оправданиях и самых честных ещё какое-то время назад стремлениях.       Мия давно не испытывала подобного, а в попытках добраться до истоков возвращалась лишь к своему самовольному туру по Европе пять лет назад и давящему воздействию воли вампира. Памятное обещание заглушало любые вопли об опасности. Тем не менее, сейчас она отчётливо ощущала, что они вновь дошли до той самой грани, нарушив которую, эфирное «по-прежнему» рассеется и канет в небытие. Чувствовала её близость ещё с поездки на аукцион, уже явственнее в затемнённом кабинете, в пустой спальне, под гулкими звуками аэропорта. Сейчас грань пошла тонкой сеточкой трещин и должна была рассыпаться от самого лёгкого касания. Мия не готова была к этому здесь. Не готова была приложить к этому руку первой. Под осыпающимся градом осколков она бы не смогла собрать мысли в кучу, а готовых аргументов у неё ещё не было.       — О твоей выходке в кабинете? О том, каким образом ты оказалась в той комнате? Или, может быть, о том, почему мальчишка Ларсен счёл уместным лицезреть тебя на коленях?       Нервная улыбка натянула сухие губы. Решил не медлить, значит. Начни Виктор с последнего неудобного вопроса, Мия бы залилась краской, виновато смолчав и спрятав глаза за жгучей обидой. Но смехотворный упрёк в том, что от неё не зависело, заставил её побитую гордость встрепенуться и зло ощериться. Она бы могла рассказать о слабой попытке датчанки повлиять на неё, и тогда разговор неудавшейся княгини с Ван Артом был бы весьма коротким. Но не стала. Если вампирша увидела в ней угрозу, Мия не хотела отказывать себе и ей в удовольствии померяться силой и статусом, спрятавшись за титулом и фамилией мужа.       Сейчас Мия чувствовала только натянутые струны силы. Вспенившейся под давлением претензий его и собственных, уже давно сдерживаемых. Неумолимо растущей, распирающей лёгкие с каждым выдохом и сорванным словом.       — Потому что парень явно отбитый на всю голову, и, вероятно, я могла бы знать об этом заранее, если бы ты соизволил рассказать мне о его существовании? Да, с каморкой вышла лажа. Уж извини, что ненавижу находиться в неизвестности и узнавать обо всём происходящем за спиной последней. Приходится выкручиваться. И выходка в кабинете… серьёзно, Вик? Прости, но претензии не принимаются. Да, последние недели мой организм выкидывает некоторые неприятные вещи. И да, ты непосредственно приложил к этому… вовсе не руку.       — Совершенный в своём изяществе перевод стрелок, милая.       — Учусь у лучших. Ты не единственный, у кого в запасе есть парочка упрёков.       — С интересом пройдусь по пунктам твоего списка. Дома.       — Чудно.       — Чудно. — Мия поправила тугой лиф платья. Сердце бойко стучало в груди — теперь им двоим не отвертеться, не спрятаться от неудобного разговора, давно обещанного. Наверное, к лучшему. К некоторым вещам невозможно подготовиться, как невозможно запастись живительным кислородом впрок.       Виктор легко толкнул дверь уборной, пропуская её вперёд, в темноту коридора. Мия различала слабые звуки первого этажа, невольно поморщилась при мысли о том, что придётся вернуться и провести в этом склизком обществе ещё пару часов точно. Уже было повернула в сторону подсвеченного коридора, уводящего к лестнице, когда прохладные пальцы зацепили её ладонь, мягко вынуждая следовать за ним. Прямиком к кабинету Алена.       — Зачем?       Острый профиль Виктора остался холодно безучастным к её взгляду, даже губы шевельнулись едва видно, будто делали ей величайшее одолжение.       — Я больше не намерен искушать судьбу и твоё нетерпение. Это начинает приводить к куда более фатальным ошибкам, чем хотелось бы. Пора решить этот вопрос.       — Что, прямо сейчас?       — Как только распрощаемся с Аленом. Нарушать нормы приличия было бы нехорошо, согласна?       На последнем колком вопросе захотелось закатить глаза, но Мия сдержалась. Знала, что подобное не останется незамеченным и лишь усилит недовольство Виктора. А злить единственного союзника в предстоящем разговоре с собравшимися у Равеля вампирами было крайне неразумно. Несмотря на всю напускную браваду, встреча с датчанами оставила в ней заметный и далеко не самый приятный след. Видеть их сейчас хотелось меньше всего на свете. Ноги казались неподъёмными, а от тревожности опять начало сводить внутренности. Мия тяжело сглотнула, декларируя про себя простую мантру, чтобы желудок не выкинул очередного фокуса.       К её счастью, мрачных гостей в кабинете не оказалось. Только от этого едва ли стало легче. Встретивший её за порогом взгляд испанского князя почти пригвоздил к месту. Мия замешкалась, не уловив слов хозяина дома, позволив им с Виктором обменяться короткими, ничего не значащими любезностями. Повисшая тишина давила, вытягивала все собранные силы подобно палящему солнцу, что забирает влагу из листовых прожилок. В горле запершило.       Мия украдкой взглянула в сторону Алена Равеля, небрежно присевшего на край письменного стола. Указательный палец его маленькой, пухлой руки отбивал невесомый ритм по бедру — для неё словно зашифрованный азбукой Морзе сигнал бедствия. Не слишком высокого роста, мягкий в каждой черте, с огромными глазами и кудрями светло-каштанового цвета он был почти полной противоположностью Ван Арта и любого знакомого ей вампира, и только одним этим вызывал к себе самое искреннее расположение и доверие. Сейчас он единственный отвлекал её от ощутимого, остро натянутого напряжения между Виктором и Анхелем Мора, расположившемся со своей фавориткой на низком диване посреди комнаты.       Мия вновь поймала взгляд испанца, и лучше бы она этого не делала. Серое, давно утратившее человеческие черты лицо князя не выражало никаких эмоций, но ярко-алые глаза даже не пытались скрыть подчёркнутого пренебрежения и насмешки в её сторону. За всё время их неожиданной встречи и недолгого нахождения в кабинете он ни разу не обратился к ней лично, будто это было ниже его достоинства. Мия упорно делала вид, что подобное отношение её нисколько не трогает, только плечи уже начинало сводить от длительного напряжения и слишком прямого разворота.       — Что ж, — Ален легко оттолкнулся от стола, подавшись им навстречу, — раз все, кто хотел, уже высказались, предлагаю поставить точку в этом… некрасивом инциденте. Совершенное недоразумение! Мия, надеюсь, Вы не держите зла?       — Боюсь, эта девушка неотделима от подобных инцидентов. Американскую культуру ничем не вытравишь.       — Все мы так или иначе заложники своей культуры, — благодушно заметил голландец, адресовав ей мягкую улыбку. Мия едва сдержалась, чтобы не скривиться — обсуждали, будто неразумного ребёнка.       — Культуру воспитывают, — ядовитый взгляд испанца тронул её лишь на мгновение, тут же переместившись на Виктора, — как и жён в моё время.       — Я не собака, чтобы меня воспитывать.— Её сиплое замечание было едва слышным из-за сухого горла и даже могло бы остаться незамеченным, но не в данной компании. Ярко вспыхнувшее возмущение подсветило кончики ушей. Язык рвался сказать что-нибудь злое и непримиримое, только пальцы Виктора крепко сжали её ладонь, вынуждая осечься. Ровный голос мужа ничем не выдавал скрытых за ним чувств, но едва уловимые шипящие ноты явственно напомнили ей звук раскалённой стали, встретившейся с ледяной водой.       — В Ваше время городские улицы служили сточными канавами, а инквизиторы творили свои бесчинства. Весьма посредственный пример для подражания, господин Мора.       Верхняя губа европейца едва заметно приподнялась, но сухая улыбка тут же смазала неуместную и враждебную попытку продемонстрировать хищный оскал. Он слегка кивнул в их сторону, отдавая право закончить обмен резкостями.       — И если с рабочими вопросами мы на сегодня закончили, я бы желал переговорить наедине, Ален.       — Не намерен задерживать вас более. — Мора поднялся, опираясь на неизменную трость, но не теряя при этом данной природой стати. Безобидный лишь для непосвященных или отчаянных. Мия помнила скрытый своеобразными ножнами холодный блеск и окропившую остроту стали кровь. Пальцы невольно стиснули ладонь Виктора — до смешного странная попытка отстоять своё, защитить того, кто в этом не нуждался. Наверное, она была до смешного на него похожа в некоторых вопросах, почти принципиально.       — А впрочем, — облегченный выдох замер в горле, так и не сорвавшись, когда испанец остановил свой взгляд на ней, огорошив резким обращением. Загоревшиеся алым блеском радужки не предвещали ничего хорошего. Исходящую от него ауру грядущих проблем Мия почувствовала раньше, чем он продолжил говорить, — раз уж Рождённая Луной самолично почтила нас своим присутствием, я бы хотел воспользоваться возможностью и обсудить насущный вопрос. Тет-а-тет.       — Господин Мора.       — Боитесь за безопасность своей благоверной? Или её незамутнённое сознание?       Казалось, все присутствующие замерли в ожидании, не желая нарушить его даже лишним вздохом. Собственный пульс гулко отдавался в ушах, заглушая, стирая всё окружающее пространство. Ладонь стала влажной, Мия чувствовала, что безвозвратно ускользает. Её молчаливый взгляд и адресованный Виктору немой вопрос. Чётко проступившие на его лице тени острых скул и тонкая морщинка между сведённых бровей, будто от приступа головной боли. Ей это очень не понравилось. Смутная догадка пронеслась в сознании. Их нерешённые вопросы и весь запутавшийся ворох недосказанностей, мёртвым грузом повисший за плечами. Не успели.       Ехидно изогнутая линия губ Мора словно показывала — он понимал больше, чем хотелось. Его задетое самолюбие и высокомерное превосходство против их неуместных здесь чувств и привязанностей. Не так это должно было разрешиться, но разве древнему существу объяснишь? И всё же он ждал. Её ответного взгляда, её слов. Молчаливо, но настойчиво требовал. Ради чего?       — Вы называете себя хранительницей равновесия. Я имею в распоряжении задачу, требующую решения и, вероятно, Вашего вмешательства. Я могу продолжить вести дело лишь с Вашим супругом, но предлагаю эту возможность Вам. На тот случай, если пожелаете перестать прятаться за его спиной.       Мия выпрямилась, будто её ужалили. Пущенная Парисом стрела. Ровно и точно в уязвимое место. Губы сжались лишь на мгновение. Нельзя было отводить глаз — всё равно что признать поражение. Нельзя было проигнорировать цепко сжимающие пальцы Виктора — всё равно что пересечь точку невозврата. Наверное, могло бы сложиться по-другому. Но жглись под кожей их так и неозвученные упрёки, его холодность, его скрытность, её позорное бегство на первый взгляд к нему, но в итоге лишь дальше против — тяжело качнувшаяся чаша весов, и ладонь разжалась, выпуская его руку.       — С удовольствием выслушаю Вас, князь Мора.       Она чувствовала жгущийся на виске взгляд Виктора. От этого было жарко, как если бы она находилась в опасной близости к открытому огню. Мия подняла на него глаза, лишь на секунду, будто извиняясь. Его дрогнувшие ресницы и прикрытые веки послужили ей ответом, закрываясь, пряча от неё теперь личное, недоступное. Кивнув Равелю, он направился в сторону выхода. Ален протянул руку в сторону Агаты, приглашая её также составить компанию, уводя из кабинета и оставляя холодное пространство в их с испанцем распоряжении. Когда дверь за спиной захлопнулась, появилось дурное предчувствие, словно она угодила в капкан. Начинать говорить первой казалось неуместным, да и не хотелось.       — Присядьте. — Не благодушное предложение, не просьба. Что-то сродни приказанию. Противиться невозможно. Мия заняла прежнее место испанца на диванчике, вжавшись в спинку, чувствуя, как похолодевшие лопатки липнут к кожаной обивке. Князь же напротив отказывался сокращать расстояние, неспешно отстукивая ровный ритм тростью по полу, приблизился к столу.       — Как поживает Ваш славный Орден? — Скривившиеся губы, направленный взгляд, полный снисходительного любопытства. — Или бесславный, если быть точным.       — Так сильно боитесь его появления? Иначе не вижу причин, почему уже который год Вы так и норовите сделать мне подножку. Скучно живётся на старости лет?       — Пока Вы старательно ищете оправдания, а не возможности, боюсь, Орден ждёт незавидная участь.       — Вы так спешили обменяться со мной любезностями или всё-таки есть более насущный вопрос?       — Мне нравится наблюдать за тем, как Вы пытаетесь скалить зубы, которых у Вас никогда не будет. — Мия продолжала считать количество вдохов и выдохов, судорожно сминать в пальцах тонкий шифон юбки, только бы не сорваться и не сказать то, за что придётся потом извиняться. К счастью, вдоволь насладившись выражением её лица, Мора продолжил. — Однако, Вы правы, мы здесь не за этим.       Он чуть отошёл в сторону, открывая её взору стеклянный короб, слабо подсвеченный проникающим из окна лунным светом. Мия вперилась взглядом в белесый камень — выдержанная холодность, подмигивающая ворожащим голубоватым отсветом. Сердце рвано забилось ему в унисон. Девушка поморщилась, вновь почувствовав удушающее влияние минерала, но глаз не отвела, старательно делая вид, что бушующие внутри чувства разыгрались совсем под другой аккомпанемент.       — Красивая вещица, не так ли?       — Красивая. Но вполне обычная для подобной драгоценности.       — Вы находите? — Мора взглянул на неё оценивающе, изучающе, почти просвечивая насквозь своими проницательными под гнётом опыта, возраста или недоступной ей пока информации радужками. Мия поёжилась, тут же скрывая этот позорный жест за слабым пожатием плеч. Набалдашник трости легко коснулся колпака, вызвав в нём протяжное «дзынь». — За маской невзрачности зачастую проще спрятать большую силу. В средние века, среди вампиров ходило поверье о существовании некоего камня, подаренного самой Луной и обладающего весьма занимательными свойствами. Как будто он мог преумножить имеющиеся у владельца дары до незаурядных масштабов и даже оберегал их от света солнца. Кто-то и вовсе утверждал, что свою изначальную природу вампиры почерпнули под его влиянием. Однажды камень перестал быть легендой. Но приносил с собой лишь боль и многочисленные разрушения. В неумелых руках такая сила губительна. Подобные Вам, хвалёный Орден, пресекли эту кровавую череду. Время показало, что Стражи оказались не лучшими хранителями. Орден пал, а камень был оставлен под чутким княжеским надзором, и долгое время передавался среди нас тем, кто обретал титул. Как символ признания и почёта. Воспользоваться его силой означало подписать себе смертный приговор, но с течением времени и вовсе остались лишь байки про проклятье, а потому он перестал представлять для новообращённых интерес. Я видел его лишь однажды, когда Эирик Йерде перенял от отца свой титул. И вижу теперь.       Мия с жадностью ловила каждое слово, повторяя про себя некоторые фразы, чтобы точно запомнить, не упустить. Рассказ Мора ощущался как распахнутая перед ней дверь, помещение за которой ей долго было позволено лицезреть лишь через замочную щель. Вероятно, она до ужаса отвратительно скрывала своё преувеличенное внимание, потому что снисхождения во взгляде испанца меньше не стало. Он понимал своё превосходство. Понимал величину контроля, который подобная информация на неё накладывала. Словно брошенная изголодавшейся собаке кость. Мие не нравилось такое соотношение сил. Было в этом что-то пугающее, неправильное, будто она упорно игнорировала направленный в собственную спину нож.       — Последним владельцем был итальянский князь. При нём Апеннинский полуостров потонул в крови и многочисленных склоках местной мафии, кланы которой равно составляли как люди, так и вампиры. Князя не стало, а камень сгинул в войнах. О его существование вскоре забыли, новых титулов появлялось не столь много. К тому времени, когда его заполучил в дар ватиканец, он уже едва ли имел ценность.       — Но не для Вас?       — Ваши друзья Аши не единственные вампиры, складирующие историю. Знания дают небывалое преимущество. Вручать ценный артефакт скрывающимся в подземельях отщепенцам не в моих планах.       — Значит, Вы привезли его сюда из Италии?       Анхель Мора внимательно всмотрелся в её лицо, ища подвох в простом вопросе. Мия интересовалась с единственной целью — убедиться в безопасности Литы и хранимого ей камня, чем бы он ни был. Но, казалось, князь был вполне искренен в своём рассказе. И, казалось, она сама теперь владела большим количеством информации о минерале, чем старый вампир или их вид в целом, потому что камень определённо существовал не в единственном экземпляре. В этом она была сейчас уверена. Снимая замешательство, девушка добавила:       — Продемонстрировать свою лояльность другим князьям, да? Умно.       — Если бы я спрашивал Вашей оценки, но я не спрашивал.       — Зачем же я здесь?       — О, мы подошли к самому интересному. — Глядя на его лицо, она очень сильно усомнилась в этом. По оголённым плечам пробежался табун мурашек, не имеющих с холодом ничего общего. Мия внимательно следила, как бледные пальцы взяли граненый стакан, наполняя его водой. Вряд ли у него пересохло в горле от долгого рассказа. — Три недели назад со мной связался господин Вито Росси, один из старейших и уважаемых вампиров Италии. В его городе полиция взялась за дело о нескольких загадочных убийствах — жертвы совершенно не связанные друг с другом люди, не имеющие между собой ни одной общей детали, которая могла бы послужить зацепкой. Примечательна лишь причина смерти — обескровливание — и обезображенные запястья с вырванными кусками плоти. Как оказалось, за последние полгода единичные случаи были и в других городах. Итальянским вампирам потребовалось покровительство князя, и мои нынешние функции в этой стране — не то, что я собирался обсудить с Вами.       Мора подошёл к ней почти вплотную, возвышаясь белой тенью, и протянул низкий стакан. Пить не хотелось, но Мия не смогла отказать его жесту, хватаясь за холодное стекло. Пальцы сжали грани сильнее требуемого. Под ложечкой засосало, когда их взгляды встретились, настойчиво прожигая друг друга.       — Я назову Вам некоторые факты, а Вы попытаетесь сопоставить их друг с другом. Итак, первое. Исходя из отчётов полиции и некоторых свидетельств очевидца, убийства были совершены в дневное время, более того, в те дни, когда о пасмурной погоде люди могли только молить. Возвращаясь к истории лунного камня, факт второй. По заверениям оставшихся членов ватиканского клана, драгоценный минерал был ими утрачен не более пяти лет назад. Факт, который я упустил до этого — утверждали, что некоторые из подобных Вам могли его чувствовать. Что бы это не значило. Факт, побудивший меня связаться с Вашим супругом — пару недель назад в городе мистера Росси был найден этот таинственный минерал. Вместе с трупом молодой женщины, сотрудницы довольно известной фармкомпании и, как выяснилось, Вашей несостоявшейся протеже. Стражем, иными словами. И факт последний, если Вы ещё в нём нуждаетесь — Генуя — город, о котором мы ведём речь.       Пространство кабинета плыло перед глазами. Мия в общем-то даже не была уверена, что всё ещё здесь находилась. От удушливой волны паники отделяли лишь красные глаза князя, немигающе вперившиеся в её лицо, хотя она с трудом различала их за протянувшейся под веками влажной пеленой. Нестерпимо жгло в носу, а скулы болели от неконтролируемого напряжения в сжатых челюстях. Было страшно даже выдохнуть лишний раз, будто вместе с воздухом из неё выльются весь самоконтроль и подступающая истерика.       Озвученные факты крутились в сознании неостановимой каруселью. От этого хаоса начинало мутить, но позволить им собраться словно картинке из кусочков пазла было ещё более невыносимо, потому что сюжет вырисовывался слишком жестокий и бесчеловечный. Мия снова видела перед собой узкие улочки плотных застроек, бесконечные лестницы, ряды мачт, мерно покачивающиеся на лазурных волнах. Её собственная Генуя, оставшаяся теперь лишь в тёплых персиковых воспоминаниях. Неназванное имя, и лучше его, наверное, не тревожить. Не омрачать разверзнувшейся в душе бездной, не своей виной, не заслуживающей прощения.       Дыхание рвало лёгкие. Нужно попросить открыть окно. Мия затравлено обернулась, распахнутые створки укоризненно встретили её немую просьбу. Что-то упорно пыталось пробить рёбра, отдаваясь в них тупой болью. Она обессиленно откинулась на спинку дивана, слегка запрокинула голову, поднимая на миг глаза к низкому потолку. Влажная дорожка горячо лизнула щёку. Мия резко смахнула предательский след, ладонь замерла на губах, сдерживая рвущийся стон.       — Вы хотите вести за собой. Так перестаньте быть ведомой и держите себя в руках. Как подобает лидеру.       Мия зло уставилась на вампира. Сосредоточилась на этом безболезненном чувстве, позволяя ему заполнить её до краёв, оттеснить вон остальные мысли и переживания, сейчас неуместные, разрушительные. Мышцы закаменели, сковывая тело в недвижное изваяние. Так легче.       — Не сопоставляются Ваши чертовы факты. Старческий маразм или страх перед Орденом мешают видеть ясно? Стражи, убийства людей… что-то не сходится. Мы не питаемся кровью, если Вы не заметили.       — Вы можете эволюционировать, к примеру, имеете доступ к человеческим лабораториям и биохимическим исследованиям. Так уж вышло, что ваш вид нам совершенно незнаком. Никто не знает, каковы ваши возможности и что стоит за вашей силой. Неизвестная переменная, вызывающая вопросов больше, чем способна о себе рассказать. Это порождает не всегда достоверные выводы, а слухи среди вампиров распространяются быстро. Ваша репутация сейчас в весьма шатком положении.       — Хотите развязать межвидовой конфликт?       — Напротив, предупредить и задушить в зародыше. И выражаю надежду на наше сотрудничество, раз обстоятельства стали ребром. Помогите разрешить этот конфликт и докажите свою благосклонность вампирам.       — Вам не кажется, что Вы много на себя берёте, господин Мора? Я никому не обязана доказывать свою благосклонность. Спешу напомнить, что функция Стражей в том, чтобы быть беспристрастными и сохранять нейтралитет.       Испанец впервые за всё время разговора ей улыбнулся. Только от этой улыбки невольно бросило в дрожь, а от скептично дёрнувшейся брови желание кинуть в него чем-нибудь лишь усилилось.       — А Вы верите в свою беспристрастность? Наверное, не раз применяли гипноз на человеке, чтобы заполучить то, что Вам нужно. Осознание собственной власти и преимущества силы не проходит бесследно, поверьте мне. Вы водите дружбу с оборотнями. Волк, напавший на меня, так и остался безнаказанным, не так ли? Вы замужем за князем вампиров, и пока это остаётся так, сомнения в Вашей лояльности нам будут пресекаться. Но чью сторону Вы примете, когда они встанут друг против друга? Вы не захотите довести ситуацию до этой черты.       Мия ничего не ответила. Да и вряд ли в ответ на что-то подобное возможно было подобрать слова. Даже думать о таком раскладе казалось неправильным, неуместным. Пресечь на корню. Верно. Острая пульсация в ладони становилась всё ощутимее. Мия перевела взгляд на руку, с ужасом обнаружив в ней раскроившийся стакан и окрасившую осколки кровь. Метнула взгляд в сторону вампира, но он оставался совершенно бесстрастным к этой маленькой трагедии. Поставив уцелевшее дно на низкий столик перед диваном, вытащила неглубоко вошедшее в ладонь стекло. Раны бесследно затянулись в то же мгновение. Вновь подняла глаза на Мора и уже спокойнее произнесла:       — Этой информации всё равно недостаточно. К тому же, что Вы вообще тогда забыли в Нидерландах?       — Ван Арт и фон Гельц обратили моё внимание на весьма любопытную деталь. Не все дороги ведут в Рим, как выяснилось. Вы поймёте, если присоединитесь к их проискам. Информацией с Вами поделятся. Если решите остаться в стороне… Что ж, это тоже будет весьма красноречивым ответом.       — Тогда мы закончили?       Анхель Мора отвесил ей неглубокий поклон и протянул руку. Касаться его не хотелось, но нормы принятого здесь этикета обязывали, пусть их никто сейчас и не видел. Мия одёрнула руку почти сразу, как только поднялась и почувствовала слабое пожатие на кончиках пальцев. Поправив смятую юбку, ощутила мокрое пятно на левом бедре. Чёртов разбитый стакан. К счастью, пышные шифоновый складки не делали этот конфуз заметным.       Тщательно сдерживаемая до этого момента дрожь вновь начала пробирать очнувшееся от морока недвижности тело. Переступив порог кабинета, она уже не сможет делать вид, что всё по-прежнему. Зуд в висках всё нарастал, делая голову чугунной. Рука уже легла на ручку двери, когда голос князя бросил ей в спину:       — Благодарю за содержательный диалог.       Мия не могла понять было ли это сказано искренне, или он опять попытался её задеть. На миг обернувшись, она сухо и оттого тихо сказала в ответ:       — Благодарю за честность. — Без притворства, навешанных масок и жалящего сарказма. Давно разыскиваемая правда была теперь на её распростёртых ладонях. И она была неподъёмной. Тянула к земле, давила на лёгкие. И что с ней делать, Мия, признаться, не знала.       Она плохо улавливала происходящее. С трудом осознавала куда идёт, где кончаются коридоры и начинается следующая ступенька. Чем ближе разносились звуки каминного зала, тем сильнее её колотило. Тем сильнее нечто неведомое или просто давно забытое подгоняло бежать отсюда, сломя голову. Тёплый свет холла воспринимался какими-то жёлтыми кругами, пляшущими в невесомости. Мия двигалась будто на автомате, её упорно тянуло к себе размытое пятно входной двери. Уловив в уголке глаза двинувшуюся к ней тень, девушка запнулась и тут же ускорилась. До желанной свободы оставался какой-то метр, когда её поймали за локоть и развернули к себе.       — Куда ты? Посмотри на меня, Мия.       Она невидяще покачала головой. Казалось, шея не выдержит такой тяжести и просто переломится как щепка. Прохладные ладони легли на лицо, удерживая его от бесконтрольного движения. Требовательно сжали, заставляя поднять глаза. Злые слёзы застелили обзор в ответ на этот жест, но выраженные черты Виктора она бы различила без всякой чёткости изображения.       Сейчас она не хотела разгадывать его эмоций, не было сил. Видела сведённые брови и напряжённый взгляд — злился или обеспокоен, уже не так важно. Руки безвольно соскользнули с её пылающих скул, в тот же миг поймали запястье, поднося к лицу. Мия попыталась сжать кулак, скрывая улики, но цепкие пальцы были непреклонны. Стало почти больно. Она едва сдержала недовольное шипение.       — Что он сделал с тобой? — Глаза Виктора опасно потемнели, голос стал тише. Она продолжала слабо держаться, не тонуть в его бездонных зрачках, не чувствовать их пробирающий холод, и всё гадала, почему он ощущался теперь таким чуждым. Не получив ответа, он требовательно повторил:       — Что он сделал, Мия?       — То, чего не сделал ты.       Наверное, слова и правда ранят больнее всего остального. Забираются под кожу, пересекают тянущиеся дорожки вен, прямо к сердцу, медленно травят изнутри. Подло и необратимо. И шрамы оставляют самые уродливые — ничем не перекроешь. Рубцы на ладони давно не заметны, они забрали себе лишь секунду. Разодранные, саднящие раны в груди покроются коркой, но так и продолжат гнить выедающей виной, которую ничем не загладишь, не залатаешь, не исправишь. И испытывать её не перед кем тоже. У мёртвых прощения не допросишься.       Короткая фраза, меньше десятка слов. Казалось, каждое из них вытянуло из неё понемногу все причитающиеся силы. Сознание уплывало, требовательно вопя о том, что пора забыться сном. И лучше всего сделать вид, что ничего не было, начав новый день с обнулённой, подчищенной памяти.       Мия едва обратила внимание на появившуюся рядом Софию. Брошенное Виктором в её сторону «останься здесь» и недовольно скривившееся лицо вампирши исчезли из её поля зрения, из её рассыпающейся реальности в тот же миг, когда она осталась за их спинами. Картинки сменяли друг друга без всякого перехода. Тёмный, сине-зелёный пейзаж ночной глуши. Щёлк. Блестящий бок автомобиля. Щёлк. Пропахшая освежителем обивка заднего сидения, к которой она привалилась гудящим виском. Щёлк. Светящаяся в темноте приборная панель, давящая на веки. В голове беспрестанно щёлкало. Или это был стрекот цикад (чтоб они все передохли).       В салоне качало. Было странное чувство, будто плотно взбитые злость и обида встряхнулись, смешались и уже норовили перелиться через край под этим нехитрым воздействием. Поэтому, когда колёса затормозили, без сомнения оповестив о прибытии в поместье Денненбург, а Виктор покинул автомобиль, чтобы открыть для неё дверь, Мия не придумала ничего лучше, чем резко выскочить с другой стороны и броситься наутёк. Жаль, что поздно сориентировалась и по привычке помчала к дому, пересекая неприкасаемый газон. Жаль, что скорость всегда была его преимуществом и выросшую перед ней фигуру, не различимую в полуночном сумраке, она заметила, лишь влетев в неё со всей дури.       — Успокойся, Мия. Послушай…       — Не трогай, не прикасайся ко мне… — Она отчаянно пыталась сбросить его руки, всё больше выбиваясь из сил, когда цепкие пальцы неизменно возвращались на плечи. Пятки упёрлись в землю на случай, если он попытается сдвинуть её с места. Мия приготовилась даже плюхнуться на траву, избегая кольца его рук. Видимо, Виктор без проблем уловил её намерение, потому что в следующее мгновение мир перевернулся вверх тормашками и она оказалась безвольно заброшена на плечо.       — Отпусти! Поставь меня! — Она бы хотела, чтобы голос звучал не так истерично. Но душили горло саднящие связки, и все непролитые слёзы, и все злые слова, так и не сорванные, и гудящая боль в груди, будто её долго и методично пинали по рёбрам. Давление его жёсткого плеча лишь усиливало это гадкое чувство, и Мия жалобно простонала. — Мне больно.       Давление тут же ослабло. Одна рука подхватила её под коленями, другая плотно оплела рёбра, мягко, но настойчиво прижав к мужской груди. Мия облизнула пересохшие губы, готовясь продолжить свои протесты, но не смогла выдавить из себя ни слова до самого дома. Электрический свет, загоревшийся в гостиной при их появлении, в тот же миг снял с неё морок сонливости, заставив вновь встрепенуться и напрячь тело. Виктор осторожно опустил её на пол. Как только ноги коснулись устойчивой поверхности, Мия раздражённо оттолкнула его, слегка покачнувшись, на ватных ногах отошла чуть дальше вглубь комнаты.       — Говори, ну.       — Несомненно. Как только ты успокоишься и придёшь в себя.       — Нет. — Она резко и зло повернулась в его сторону. Выпущенная из причёски прядка мокро прилипла к щеке, зацепилась за кончик губ, но девушка проигнорировала её, вложив силы в непреклонный, жёсткий взгляд. По крайней мере, хотелось верить, что он был именно таким. И всё равно, что все её усилия неизменно уходили на то, чтобы сдержать подступающую истерику. — Нет, Виктор, мы поговорим сейчас или не будем говорить вовсе. Потому что я определённо не собираюсь успокаиваться, и я… Я чувствовала себя полной идиоткой, выслушивая всё это дерьмо от Мора, и с каждым словом только убеждалась в своей ничтожности и совершенной никчёмности. Не ты был на моём месте. Но это ты поставил меня в такое положение, и твои тайны, и постоянные недосказанности, и эта опека, от которой зубы сводит, и…       — Достаточно, Мия. Сбавь тон. — Она видела его потемневшие глаза, колючие, недобрые. Похолодевший тон, которому она никогда не могла перечить. Сейчас это отошло на второй план, потому что кислорода становилось всё меньше, а она слишком боялась не успеть, словно голос должен был в любой момент отказать и заглохнуть навсегда. Она не знала, что было важно, и чувство собственной значимости так и осталось лежать на холодном камне в кабинете Равеля безжалостно растерзанным. Но её слова были важными, в это она верила. И так отчаянно хотела, чтобы он это понял тоже.       — Нет, Виктор. Хватит. Ты должен был рассказать. Ещё тогда, сразу. Но ты скрыл, и продолжал это делать до этого самого момента, пока я собирала чёртовы крохи информации, которая касалась меня.       — Помнишь наш разговор перед отъездом? Что я сказал тебе, Мия, глядя в глаза и давая обещание, которое ни за что не нарушил бы?       — Это ничего не меняет.       — Что я сказал тебе? — повторил он, грубо чеканя каждое слово. Мия бессильно поморщилась от тупой боли в висках. Молча качнула тяжёлой головой, ловя дрожащими губами судорожные выдохи. Выдавила с невероятным трудом, будто признание драло стенки горла.       — Что расскажешь всё, как только вернёшься.       — Расскажу, как только вернусь. Верно. Нужно было всего лишь подождать. Ты же в очередной раз начала делать по-своему, искать доказательства своим придуманным обвинениям. Знала все риски, но не испугалась последствий. Браво. Только ты больше не одна, Мия, а партнёрство строится на доверие. Где же твоё?       — Я доверяю.       — Доверяешь, когда тебе удобно.       — Не перекладывай это на меня. Не смей. Потому что сам всегда делаешь, как удобно тебе. Я не просила взваливать на себя мою ответственность! Я могу за себя постоять, и я должна защищать других. Это мой выбор, моё место. А ты его забираешь! Ты должен был позволить мне разобраться с этим. О таком рассказывают!       — Я собирался. Веришь ты или нет, собирался. Когда ты рассказала о своей беременности. Поэтому я всего лишь расставил приоритеты. За нас, потому что ты ожидаемо не способна пока это делать.       — Замолчи…       — Невозможно спасти всех, Мия, как бы тебе не хотелось. Ты не ответственна за весь мир. Но мы семья, и в моей ответственности защищать нас. Даже если потребуется пожертвовать твоей благородной миссией и несколькими жизнями. Таковы приоритеты.       Горло будто стиснула горячая рука. Подрагивающие пальцы метнулись к лицу, стирая проступивший над верхней губой пот. Казалось, что из комнаты выкачали весь воздух. Она почти задыхалась. Болезненно нахмурившись, борясь с заиканием тихо выдала:       — Но так нельзя. Я могла предотвратить это. Должна была. У них… У всех есть семьи. У неё была семья, её сын… У Алессии…       Наконец озвученное имя как удар в трахею. Мия захлебнулась последним звуком, зажав руками рот. С хорошими людьми плохого не случается — таковы правила. Алессия этого не выбирала. У неё была спокойная жизнь, любимые люди, которых она не собиралась подвергать риску, работа, планы. Она должна была быть в безопасности. Только гарантии списал кто-то особенно жестокий и безжалостный. Как можно было верить в собственную хорошую жизнь? Мия сама не имела страховки. Она бы умерла точно так же. Она всё ещё может.       Интерьер поплыл перед глазами, смешавшись и покрывшись мутной занавесью. Лёгкие не способны были принять кислород. Или его просто не было? Её рёбра слишком жёсткие. Они сжимались всё туже, плотнее. Лучше бы их не было. Мия судорожно потянулась к молнии на спине. Безуспешно. Замок не поддавался, выскальзывал из потных пальцев. Ногти скребли по лифу в жалких попытках отодрать от тела, царапали нежную кожу.       — Мия. — Виктор неуловимо оказался перед ней, хотя мгновение назад находился в другом конце гостиной. Она попыталась отстраниться, но запнулась о какую-то преграду позади, потеряв ещё несколько выдохов.       — Дышать… не могу. — Она не успела закончить. Не была даже уверена, что произнесла эти слова вслух, а не прохрипела мысленно. Холодные пальцы в тот же миг грубо проникли под ткань, разрывая по шву молнии. Треск показался ей оглушительным, давление на грудь ослабло, освобождая первый надсадный всхлип. А, может, последней каплей стала загоревшаяся мысль о том, что даже с платьем она справиться не в состоянии. Совершенно жалкая. Беспомощная.       Что-то разбилось. Вероятно, в ней. Снося за собой весь прочный каркас и все поддерживающие нити. Ноги подкосились, она начала оседать на пол, когда Виктор подхватил её под руки и аккуратно подтолкнул назад. Пятая точка приземлилась на что-то мягкое. Преграда оказалась креслом. Он предусмотрительно присел на низкий пуфик перед ней, потому что она сразу ослабленно завалилась вперёд, не способная больше сдерживать дерущую под рёбрами боль. Она подтачивала внутренности словно наждачная бумага, а следом маслянисто обволакивала густой кровью.       Мия рыдала, как давно, а может, и никогда до этого себе не позволяла. Давясь от сжимающих горло спазмов, громко, не сдерживаясь. Спрятав лицо на коленях мужа, нервно цепляясь негнущимися пальцами за его бедра, будто он был последней спасительной шлюпкой в бескрайнем океане. А он всё продолжал гладить своей сухой, прохладной ладонью её волосы, спускаясь до шеи и между лопаток, и тихо шептать над ухом привычное «ты в безопасности, девочка моя, и я не позволю ничему плохому случиться», и почему-то впервые она не могла в это поверить.       Она горячо ощущала его руку на шее, крепче прижимающую к себе, и нависший над ней корпус вампира, словно стремящийся укрыть, спрятать от всего мира, и отчаянно злилась. Злилась на себя. За слабость. За их тихую гавань. За весь красивый флёр и вечные занавески. Такие нерушимые, необходимые. Такие лживые.       — Ты всё забираешь. — Мия глотала слёзы, голос срывался, запинался. Она повторила это столько раз, что Виктор уже мог собрать полную фразу по буквам. Они разделяли на двоих так много. Его было много. Пугающе, чересчур. Она пыталась вспомнить все моменты своей слабости и сломленности, все победы, всё нужное и светлое, и неизменно видела его лицо, глаза, редкую улыбку, и слышала бархатный голос, и вновь переживала каждое трепетное касание. Каждый шрам, каждую сложность, жестокость и запятнавший бы душу порок он брал себе, позволяя ей дрейфовать в безоблачности и томительном блаженстве.       «Боитесь за безопасность своей благоверной? Или её незамутнённое сознание?»       Боялся, разумеется. Она позволила. Забрать всё плохое, но всё хорошее было его тоже. Где заканчивалась она и где начинался он? Мия так отчаянно стремилась постичь, обрести его в своём маленьком сердце, в каждом уголке своего хрупкого тела, что, кажется, сама потерялась. От этой мысли стало страшно. Она не согласна. Она всегда была сильной, а он всегда позволял. Мия не понимала, в какой момент поддерживающее плечо заменило собственную руку. Так не должно быть, это неправильно. Стенающее где-то в дальнем углу сознания — ведь ей нравилось. Принадлежать ему полностью и без остатка. Только где теперь была правда?       Она должна была сделать выбор. Она хотела, чтобы Виктор его понял. Только задача казалась неразрешимой — словно бороться с собственной тенью. Она не могла. Не хотела. Только не с ним. Все силы покидали её со слезами, питая растущее пятно под щекой, на его брюках. Лучше сдаться заранее, потому что все варианты будто не имели права на существование. Она так давно ему проиграла.       Мия не могла пойти против. Против его неоспоримых аргументов, холодного рассудка и ярко пламенеющих под этой безупречной оболочкой чувств, жарких и неподдельных. Знала, что это почти неизбежно, если она ставила во главу угла собственную волю и нерушимые принципы. Неразрешимое уравнение или неизбежная жертва. И в глубине души Мия чувствовала, что её решение давно было известно им двоим. Было известно Виктору, когда Мора впервые прибег к его помощи, а он привычно огородил её от ранящей действительности. Стало известно ей, как только первые крупицы истины, сорвавшиеся с губ испанца, наконец рухнула на её голову, терновым венцом сжимая и вспарывая виски. Признаться было страшно. Перед самой собой в первую очередь. И лучше его не озвучивать — иначе оно слишком скоро и остро станет такой сложной для принятия реальностью, в которой они не были честны друг с другом.       Дыхание медленно и неохотно возвращалось к норме. Слёз не осталось, только сухие отзвуки рыданий, разъедающие вместе с солью её искусанные губы. Мия через силу сморгнула, наконец-то спустя долгое время сбрасывая с отяжелевших ресниц мутную пелену той придуманной реальности, в которой всё было хорошо. В которую она поверила так сильно, что научилась быть слабой для него. Вот она пугающая правда — она никогда не была в безопасности, сколько бы подушек Виктор не бросил вокруг неё.       Сейчас она вновь чувствовала себя ребёнком, которому только предстояло научиться ходить, оббивая все косяки и углы, преодолевая преграды. Она должна была научиться. И лучше, наверное, одной, потому что времени на поддержку не осталось.       В голове образовалась приятная пустота, вобравшая в себя всю боль и сомнения. Телу будто вернулась привычная устойчивость, и Мия выпрямилась, сжав пухлые подлокотники, остекленевшим взглядом вперившись в пол. Невесомый кивок подбородком вместо утвердительного ответа на незаданный вопрос.       — Посмотри на меня, Мия.       Упрямо втянутые губы и солёная влага на языке. Так правильно, потому что иначе нельзя. Она не передумает. Его взгляд обязательно вынудит. У неё только нерушимая уверенность, ничем не доказанная, необходимая. Его аргументы всегда прочнее. Нет, она не станет. Сорванный голос едва слышно прохрипел:       — Не хочу на тебя смотреть. И говорить не хочу. Я буду спать с Литой.       В тишине всё ощущается острее, а любой треск непременно звучно, почти громоподобно. И рушится всё тоже фатально, непримиримо. Болезненно мозолит глаза и ранит ступни, как разбросанный и оставленный на эмоциях, в спешке детский конструктор. Собрать бы заново, прочнее, совершеннее, учтя все допущенные ранее ошибки. Только сил не было. Ей бы для начала себя поднять с основания.

***

      Мия напряжённо всматривалась в частую рябь, стелющуюся по мутному полотну канала, подгоняемую ветром и едва ощутимым моросящим дождём. Всё вокруг было укутано полупрозрачными клубами тумана, а потому особенно серо и уныло. С утренней картины пейзаж совсем не изменился. Во рту было кисло, глаза по-прежнему слезились, но, казалось, желудок наконец перестал посылать болезненные спазмы её несчастному горлу. От холода уже начало сводить скулы, но Мия продолжала плотно стискивать зубы и считать плоские листы кувшинок, упёршись ладонями в колени и нависая над цветущей водой. Лучше ещё немного переждать.       Девушка втянула носом холодный воздух и тяжело опустила подбородок на грудь. Шея неприятно заныла. Всю ночь Мия проворочалась в постели, вслушиваясь в скрипучие голоса потревоженных пружин, не в силах сомкнуть веки на достаточно долгое время. Сначала прокручивала всё сказанное за вечер, их с Виктором разговор, свои сомнения и принятое решение — пыталась выстроить новый алгоритм действий, но неизменно оказывалась в одной и той же финальной точке — иного выбора, видимо, не было.       Остатки сонливости стёрлись, когда она вспомнила о Лите и дрожащими пальцами набирала её номер. Подруга приняла вызов только на четвёртый раз, спешно тараторя что-то про проваленную миссию, новых жильцов на квартире и варианты того, как выследить неуловимого айтишника. К этому времени в голове Мии уже роился миллион беспокойных мыслей и самых дурных предчувствий, а потому в голосе проскальзывали различимые истеричные нотки, когда она убеждала Варгас срочно возвращаться в Нидерланды. Ещё одного тянущего ко дну булыжника вины за то, что втянула, не досмотрела, не остановила, она бы не выдержала.       Ожидание было мучительным. Её лихорадило, одеяло давило своей тяжестью, но без него непременно накатывал озноб. Мия задыхалась от скручивающей внутренности тревожности и постыдной жалости к себе. Она не хотела быть одна, она давно от этого отвыкла. Всё это напоминало какую-то извращённую тренировку силы духа, только с каждой минутой лишь больше хотелось сдаться и плюнуть на всё — мнимое предназначение, гордость, обиды. Только бы всё стало вновь хорошо и безопасно, пусть даже на глаза придётся нацепить глухую повязку. Ведь иллюзии так красивы.       Её постепенно утягивали песчаные дюны царства Морфея. Наверное, слова датчанина о нескольких камнях и туманные намёки об их возможном знакомстве она прокручивала в мыслях чаще нужного. Или просто подсознание они пугали больше всего остального вместе взятого. Потому что под сомкнутыми ресницами она видела его серые радужки, и ощущала горячее дыхание на шее, и убеждённый шёпот сменялся клокочущим рычанием, и в нос забивался запах шерсти, и крови, и багряные слёзы были зёрнами граната, терпким вином в победно вскинутых бокалах, окроплённых лунным светом, триумфальным приветствием сияющему на его груди белесому минералу.       Она проспала не больше полутора часов. Во рту стоял металлический привкус крови — вероятно, прикусила щёку. Не желая видеть ещё одного кошмара, она до позднего утра просидела у окна, вглядываясь в серое полотно неба. Ни просвета, ни лишней прорехи цвета. Безукоризненная пасмурность.       К счастью, ожидания вознаграждаются. Крадущийся силуэт Литы она заметила ещё в самом начале лесной полосы, обступившей подъездную дорожку. Бросившись её встречать, Мия едва ли задумалась о собственной неприметности. Так нехарактерно сжав её в крепких объятиях, путаясь носом в растрёпанных локонах и персиковом запахе, она про себя благодарила всех известных ей богов и мифических духов за то, что её опрометчивость не стала ещё одной роковой ошибкой.       К несчастью, правда всегда находит своего адресата, а вампиры всегда безупречно улавливают моменты, когда (не)стоит появляться. Уже на подступах к лестнице их поймал голос Софии, доносящийся из гостиной. Мия чертыхнулась сквозь зубы, отказываясь понимать, как смогла пропустить её появление в доме, бодрствуя подавляющую часть ночи. К ещё большему сожалению, в гостиной вампирша была не одна.       Мия невольно вздрогнула, заметив Виктора в злосчастном кресле в дальнем углу комнаты. Где не так давно лично его оставила. Неужели всю ночь просидел? Опущенные веки, проступившие под ними тени, так и не сошедшая с переносицы маленькая морщинка. Можно было бы подумать, что он забылся беспокойным сном, только вампиры в нём не нуждаются. Напряжённо прямое тело стирало последние сомнения в притворной расслабленности. Затаившийся в засаде охотник, выжидающий непутёвую жертву. И всё же сердце неприятно кольнуло при виде следов усталости на его лице, ничем не скрытых. Что она делала с ними?       При их появлении пушистые ресницы Ван Арта дрогнули, открывая ей лишь на мгновение медовый взгляд, тут же мазанувший мимо. Как она и хотела. Верно. На душе стало гадко, будто кто-то поскрёб жёсткой щёткой прямо по рёбрам. Повисший в воздухе вопрос о недавнем местоположении мисс Варгас не мог остаться без ответа и невольно задал тон не только неудавшемуся утру, но и всему их дальнейшему общению. От тихого, бесстрастного звучания голоса мужа было не по себе, как если бы он принадлежал какому-то неправильному Виктору, а она всё ещё путалась в сонном зазеркалье. Она до сих пор задавалась вопросом, не было ли это правдой.       Мия выпрямилась, стряхивая с себя тягостные воспоминания о минувшем дне. Руки легли на уставшие плечи, скользнули к шее, разминая пальцами затвердевшие мышцы. Слабая морось приятно холодила лицо, смывая с него липкую испарину.       — Всех лягушек накормила?       — Спасибо за беспокойство, Лита.       — Да я за живность переживаю. Думала, вампиры только голодом морят, а тут вон явная попытка отравления. Чем тебя пичкали на этом вечере?       Мия кисло поморщилась, искоса взглянув на усевшуюся неподалёку на корточки девушку. Лита выглядела как юный биолог, ведущий наблюдение за самым занимательным экземпляром в своей жизни. Стоящий рядом Хеин, широким зонтом укрывающий Стража от промозглой сырости, напротив выглядел сочувствующим. Но оба они вызывали в ней совершенно одинаковое и самое искреннее раздражение.       Нет ничего хуже, чем раскрывать свою постыдную слабость перед свидетелями. В последнее время это становилось неприятной тенденцией. Будто сошедшая на неё кара за все допущенные оплошности, срывающуюся с губ ложь и злые истины. А, может, всё было куда прозаичнее. Мия прикрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям в организме, слабо осознавая, что собиралась услышать и какой ответ получить. Ещё одного невольного союзника в этой неравной борьбе с миром? Горло вновь опалило вязким теплом — всего мгновение, словно искомый ответ. Да, скорее наоборот. Едко заметила про себя: «Наказываешь меня? Какой молодец. Весь в отца».       Становилось зябко. Но возвращаться в дом хотелось ещё меньше, чем испытывать тело на прочность. Мия оглянулась на окна дома, словно пыталась оценить царящую внутри обстановку. Но тут же повернулась назад, поймав взглядом Виктора, сходящего с крыльца. Сердце часто забилось, разогревая кровь и жаля короткими иглами под кожей. Казалось, волосы на зашейке приподнялись при звуке его голоса, как если бы он стоял совсем рядом, выдыхая ей в шею.       — Вы можете идти, мистер Янсен. И проводите мисс Варгас обратно в дом, будьте добры.       Слабая тень легла на лицо. Мия вскинула опущенные до этого в землю глаза, обнаружив над собой чёрный купол зонта, прячущий её от мороси. Напрасный жест сейчас, когда кожа давно остыла и продрогла насквозь. Девушка устало вздохнула, хмуро взглянув на Виктора из-под насупленных бровей. Он не ответил тем же, молча протянув ей объёмную металлическую кружку.       — Не стоит доводить до обезвоживания.       Хотелось отказаться, подначить его своим упрямством, только бы не принимать эту привычную заботу, слишком нужную, пленяющую, утягивающую туда, где всё было неизменно хорошо и спокойно. Спрятанные от неё глаза, теперь недоступные, стыдили хлеще всех невысказанных слов, и чувств, и колючей холодности в ответ на всё же сорвавшуюся с её губ фразу.       Пальцы ужалил ледяной металл и робкое касание к бледной коже. Вода напоминала талую, морозила зубы. Игнорируя болезненные ощущения, Мия набрала полный рот, несколько раз перекатила по щекам и сплюнула в водоём, в очередной раз потревожив замерших в зарослях кувшинок лягушек. От первого глотка обожгло переносицу. Казалось, по пищеводу протянули острую сосульку, но Мия упрямо продолжила цедить воду, не отрываясь от кружки и пуская в неё шумное эхо.       Сосуд опустел, как давно опустело молчание между ними. Только почему-то ноги не двигались с места. Их недвижные силуэты, будто вросшие в землю, продолжали упёрто созерцать что-то неизвестное в раскинувшемся за занавесью тумана пейзаже. Она не хотела ничего говорить. Она хотела понимать чуть яснее, чего он от неё ждал. Хоть знак, малейший отзвук, как спущенный курок приглашающий к движению прочь друг от друга. Кончик носа слегка саднило от холода и выпитой воды, и вдруг укололо, щекотнуло слизистые и тихим чихом прогремело в протянувшейся тишине. Мия досадливо простонала, сетуя на предательский организм и резко бросила:       — Считаешь, что я должна извиниться?       — Если спрашиваешь, значит, сама так не считаешь. А значит, и извиняться не стоит. Ты сказала, что думала, так не иди на попятную.       Мия скользнула взглядом по прямому профилю вампира. Безупречная отстранённость. Горько сглотнув, вернулась к рассматриванию мутной зелени газона. И вовсе не об этом она просила.       Гостиная тонула в тягостном молчании. Глаза нет-нет да возвращались к стоящему в углу креслу, будто впитавшему в себя её полуночную беспомощность и мягкотелость. Пальцы нервно стискивали сведённые колени, выдавая её волнение. Расслабленно откинувшаяся на спинку дивана Лита, сидящая под боком, вопреки обстоятельствам тревоги не испытывала. Только глаза колюче буравили спину Виктора, высматривающего что-то в громоздкой картине на стене перед ними. Расположившаяся в кресле у дивана София казалась отстранённой подобно случайному наблюдателю этой сцены, однако глаза выдавали затаённое любопытство — каким же будет финал этой недописанной пьесы.       Лита не располагала ценной информацией, но и отсутствие таковой само по себе было значимым заключением. Как выяснилось, квартира, адрес которой Мие в своё время оставил Август Мейер, была в срочном порядке и по стоимости гораздо ниже оценочной продана нынешним владельцам каких-то полтора месяца назад. Мейер действительно жил там долгое время, но потом вдруг перестал появляться. Соседи же утверждали, что продавцом была женщина. Вероятно, квартира никогда ему не принадлежала, а с сожительницей он попросту расстался. Это показалось Лите странным. Контактов прежних хозяев не осталось, только риэлтера. Единственной зацепкой было название компании, в которой работал мужчина. Туда то она и собиралась наведаться, если бы не звонок подруги.       Мие в свою очередь пришлось рассказать и про беседу с Анхелем Мора, и слышанные от Бенни сплетни, и обо всех своих скромных измышлениях по поводу ситуации со Стражами в Европе. Умолчала подобно Лите только про камень, интуитивно чувствуя, что сейчас не время посвящать в эту мутную тайну, разделённую между ними, третьих лиц.       — Я всё гадал, почему помолвка Алена Равеля вызвала у тебя настолько сильный интерес, что ты, игнорируя все возможные последствия, прилетела сюда так скоро. Теперь оказалось, предлог был совсем иным. Не знаю, восхищает ли больше твоя удивительная проницательность или поражает совершенная опрометчивость и безрассудность действий. Твои решения подвергли опасности не только тебя, но и Литу. Надеюсь, теперь ты понимаешь, насколько это было…       — … безответственно? Да, спасибо, уже наслушалась.       — Палёным запахло…       — Лита.       — Что? Я не поднадзорное лицо, не немощный ребёнок. Это было моё решение. Пока вы занимаетесь своими тёмными вампирскими делишками, я занимаюсь своими прямыми обязанностями. — Заметив проступившее в острых линиях бровей и носа раздражение на лице Виктора, Мия кинула в сторону подруги предупреждающий взгляд, отрицательно мотнув головой и сжав её пальцы, но напрасно. Довольная собой, девушка сцепила руки на груди и откинулась назад, продолжив свою тираду. — Мне запрещено связываться с другими Стражами, пересекать границы? То же мне. Есть претензии, решай со мной, Мия тут ни при чём.       — Очаровательная преданность. Но более чем уверен, что Мия прекрасно понимает суть претензий и может найти оправдание самостоятельно.       — Что на счёт твоих оправданий тогда? Ты ведь знал. — Вспыхнувшее негодование тут же неловко запнулось, заставив голос дрогнуть. Возвращаться к недавнему разговору и бередить ноющие раны не хотелось. — Знал про камень, верно? Когда я только начинала работать над статьёй, твоя реакция… Мог бы прямо сказать.       — В этом не было смысла, пустые домыслы. По началу он меня озадачил, верно. Я даже пытался найти какую-нибудь информацию, подтвердившую бы догадки. Но Мора связался со мной раньше. Совпадение было… неправдоподобным. Но испанец был твёрдо уверен, что оказавшийся у него в руках минерал не подделка. Вероятно, камень с аукциона не более чем пустышка, собравшая вокруг себя некоторые людские легенды об искомом артефакте.       — К чему тогда было всё это беспокойство и предостережения?       — Меня беспокоил не сам камень, а твоя нездоровая заинтересованность в мутной истории. Беспокоила не зря, как оказалось, ведь ты, как обычно, сделала по-своему и подвергла себя ненужному риску.       Мысли медленно ворочались в голове как заржавевшие шестерёнки. Мия упорно пыталась собрать воедино все разрозненные события, боясь упустить хоть что-то. Тайн было так много, что предположить их место в некой цельной картине казалось натянутым и абсурдным. Она настойчиво старалась поймать взгляд Виктора, но он не менее упёрто избегал этого, неизменно останавливая глаза где-то выше её бровей. Чувствуя, что начинает раздражаться, сцепила пальцы крепким замком и продолжила:       — Что с помолвкой не так? О таком предупреждают заранее, нам должны были так или иначе выслать приглашение. Его ты тоже скрыл?       — Не было никакого приглашения. Как и помолвки. Я связался с Аленом лично, когда появилась необходимость обсудить некоторые факты, полученные в ходе нашего с Мора небольшого исследования. Мы собирались нанести визит, уточнить рабочие моменты, не более. Ален же в ответ… выдал то, что выдал. Такая поспешность лишь подкрепила наши опасения.       — О чём ты?       Виктор с Софией переглянулись, будто решая, стоит ли посвящать Стражей в их собственную тайну. Мия не знала, что злило больше — очередная секретность или то, что разделяли они её на двоих. Вампирша неопределённо повела худым плечом, повернувшись к девушкам. Уголок губ слегка приподнялся в каком-то подобии усмешки. Багряные радужки задержались на Мие, и она вдруг выдала:       — Фармкомпания, в которой работала твоя знакомая из Италии, часть довольно крупного холдинга. Название тебе едва ли о чём-то скажет. Суть в том, что их исследовательский сектор тесно связан с предприятиями химической промышленности в Дании, специализирующихся на производстве разного рода препаратов для гормонозамещающей терапии, психотропных веществ и прочего.       Мия сразу вспомнила слова Бенни, про некоего Стража, найденного на границе Дании четыре месяца назад. Передозировка или переусердствовавший донор. Заключение судмедэкспертов так и осталось тайной? Что за чертовщина творилась в этой стране? Ладони вспотели, Мия тут же вытерла их о грубую ткань джинсов. От воспоминаний о новоявленных знакомых её отвлёк голос Виктора.       — Чуть больше года назад в городе Орхус, где нет местного князя, тайна существования вампиров встала под серьёзную угрозу. В истории много белых пятен. То ли новообращённые забыли об осторожности, то ли какой-то ополоумевший вампир возомнил себя палачом, среди жителей поползли слухи. Со временем бы забылось, как и всегда в подобных случаях. Если бы не визит голландца к старой подруге. Она была сотрудницей лаборатории в компании, о которой ранее шла речь. Один из коллег нашёл её знакомого подозрительным, и вскоре вампир бесследно исчез. А спустя некоторое время в местном научном журнале появилась статья об улучшенных возможностях регенерации клеток, характерных для генома мутировавшего человека, если он вообще относился к виду sapiens.       Лита тихо выругалась на испанском, что заставило Виктора недовольно скривить губы. Мия приличных слов тоже не находила, а потому предпочла молчать. Хотя внутри бушевала странная смесь эмоций отвращения и праведного возмущения, почему её не посвятили в подобное раньше.       — Инцидент стал выходить за рамки, к решению этой проблемы привлекли норвежского князя, как исторически властвовавшего на данной территории, и Равеля, так как пропавший вампир был гражданином его страны. Так или иначе конфликт разрешился, малейшие свидетельства обо всех находках и зацепках, ведущих к вампирам, подтёрли. Не последнюю роль в этом сыграла та знакомая голландца, имевшая доступ к лабораториям. Её имя тебе известно.       Мия невольно прыснула, давя истеричный смешок. Похоже на шутку, только лица Софии и Виктора оставались совершенно непроницаемыми. Девушка неверяще покачала головой.       — Как вампирша может быть связана с медициной?       — Тильде Ларсен это каким-то образом удаётся. Какой уникальный экземпляр, не правда ли? — Едко сочащийся в словах Ван Арта язвительный сарказм со всей очевидностью демонстрировал самое искреннее и глубокое неприятие, которое Мие доводилось видеть в нём лишь единожды. — После этой истории они с Аленом сблизились. Голландцы настроены к ней двояко: более старые вампиры скорее пренебрежительно, некоторые с опаской. Новообращённые её любят. У неё есть… идеи. Это всегда подкупает, как и мысль о более совершенном будущем для вампиров, которое она обещает.       Мия с Литой переглянулись, видимо, одинаково заключив, что именно такие личности являются прямой угрозой равновесию, а потому нуждаются в тщательном и детальном наблюдении. Сразу в мыслях всплыл разговор с Мора, странная сеть убийств в Италии. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки.       — Думаете, она может быть связана с происходящим в Генуе?       — Преждевременные выводы. Анхель Мора в большей мере опирается на вампирскую историю и мистические факты о лунном камне. Я склонен полагать, что за происходящим стоят куда более объективные вещи. В личных вещах… — Виктор на секунду остановился, будто пытался прощупать её эмоции, понять, сможет ли она воспринять сказанное без лишних восклицаний и слёзных припадков. Мия выпрямилась, смело заглянув в его лицо, вопреки зудящей за грудиной боли, позволяя продолжить. — В личных вещах Алессии были найдены ампулы с неизвестным нам препаратом. Химический анализ показал наличие в нём РНК-ферментов, нехарактерных для человека. Если это препарат, разработанный на основе генетического материала вампиров для применения в генотерапии, у нас назревает серьёзная проблема.       — А можно попроще для тех, кто прогуливал биологию в школе?       — Во все живых клетках содержится наследственная информация. Например, о том, что наша регенерация выше нормы. Эту информацию из клеток можно извлечь и использовать, передав человеку и улучшив уже его регенерацию. Для лечения некоторых заболеваний, скажем, или банально продлить жизнь. Так достаточно понятно, Лита?       — Понятно, что звучит не так плохо. Не хотите стать донорами?       Пропустив очередной вопрос мимо ушей, Виктор продолжил.       — Пока это тупик. О Ларсенах нам мало известно. Непонятно, откуда они вообще взялись и кто отец мальчишки. Связь Тильды с лабораториями тоже вызывает множество вопросов, раньше ничего подобного не наблюдалось.       — Я всё вспоминаю того англичанина. — Все взгляды устремились на подавшую вдруг голос Софию. Она задумчиво покачивала ногой, неспешно болтая в стеклянном стакане маслянистую бурую жидкость, природа которой была вполне очевидна. Мия сглотнула образовавшийся в горле вязкий комок. — Он же занимался биотехнологией, если не ошибаюсь. Где-то в пятидесятых, всё тёрся рядом. Генри… Гарри? Не припомню фамилию твоей…       — Достаточно. — Температура в комнате будто упала на несколько градусов. Взглядом, которым Виктор наградил фон Гельц, можно было колоть лёд, но вампиршу это едва ли задело. Только сжатая линия застывших в лёгкой улыбке губ выдавала сковавшее её напряжение. Она слабо кивнула, не отводя глаз и не проронив больше ни слова. — Выясни, если считаешь это значимой зацепкой, или оставь пустые домыслы при себе. Но я более чем уверен, что он давно дожил свой век.       В остро протянувшейся между ними тишине становилась неуютно, и Лита первая разорвала гнетущее молчание нарочито бодрым вопросом, будто в любой момент готова была бежать на передовую:       — Так что мы делаем?       — Вы с Мией не высовываетесь.       — Прости? — Виктор скептично дёрнул бровью в ответ на её возмущение, словно и правда не видел в нём причины. Словно предложенный им ход действий был единственно верным и не терпел вопросов. — Мора же сказал, что моё вмешательство необходимо. Я должна в этом участвовать, а не прятаться по углам. Это и наше с Литой дело тоже. Зачем тогда было рассказывать обо всём?       — Чтобы у тебя не возникало впредь вопросов и ложных выводов о происходящем. Ты просила честности, вот она. Но это не значит, что я позволю тебе…       — Позволишь мне? Я не собираюсь оставаться в стороне, с твоим разрешением или нет. Хватит меня защищать! Что ещё мне сделать, чтобы ты перестал сбрасывать меня со счетов? Я могу помочь. Не как твоя жена, но как Страж. Так говори со мной, как князь говорил бы со Стражем.       Грудь тяжело поднималась в такт сбитому дыханию, уши горели. Возмущение медленно отступало, но сказанного не вернёшь, а в том, что сказано было больше нужного, Мия не сомневалась. Никто не спешил высказаться первым. Мия чувствовала на себе взгляд Софии, изучающий, будто насмешливый. Промелькнувшее в нём одобрение наверняка привиделось. Обхватив себя за плечи, она стремилась собрать себя обратно, только бы не распасться в ожидании неизбежного вердикта.       — Пусть так. Как князь Стражам, я настоятельно рекомендую вам не покидать пределов поместья без острой необходимости. В целях обеспечения вашей сохранности, если хоть одну из вас это вообще заботит. Как вы могли заметить, положение Стражей в Европе сейчас неустойчиво. Ведётся ли кем-то планомерная охота на вас, или это попросту череда совпадений, в ваших же интересах не подставляться. Пока не выясним больше о происходящем. София ненавязчиво привлечёт свои источники в Германии и узнает, что произошло с Августом Мейером. До тех пор, как князь Стражам, я советую не предпринимать лишних действий.       От дважды сделанного колкого акцента на брошенной ей фразе захотелось бессильно взвыть. Сведённые брови Виктора придавали лицу вовсе не злость или раздражение. Он выглядел так, будто смертельно устал от её выходок. Вновь стало стыдно. От вида густых разводов крови на внутренних стенках стеклянного бокала в тонких пальцах Софии к горлу подкатила тошнота. Наверное, ей стоило быть благодарной за эту слабость организма, потому что лучшего способа закончить их испорченный разговор, чем порывисто выскочить на улицу, у неё не было.       Мия вновь и вновь прокручивала в голове известные теперь факты. Они почему-то так не кстати напомнили разрозненные блоки схемы, которую любят весить на стену детективы во всех этих популярных сериалах и фильмах, соединяя их красной нитью. Только её нить была совсем уж безнадёжно запутанна, отказываясь делать ситуацию, в которой она оказалась, хоть сколько-нибудь яснее. И, откровенно говоря, заниматься распутыванием ей совсем не хотелось. Глубоко спрятанное чувство подгоняло действовать, бежать, идти напролом, только бы перестать барахтаться в этой унылой тине. Она могла бы, наверное. Только приятного малого, когда руки связаны с чужими, неумолимо тянущими лишь назад. Отвязаться бы, сбросить, но в её случае заранее безнадёжно. Без него уже не получится, он был слишком нужен.       Ветер холодил шею, трепетно касаясь, как будто обнимая. Мия глубоко вдохнула пряный воздух, на выдохе тихо прошелестела, не выказывая бурных эмоций, не желая тревожить умиротворённо спящую природу:       — Ты не можешь прятать меня вечно, знаешь? От всего мира не скроешься, даже если бы я захотела. А любые попытки только усугубляют. Тильда Ларсен это поняла. Ты же слышал её слова.       — Тильда Ларсен много чего говорит, но всё впустую. Когда слова не подкреплены действиями, они теряют вес. И я не намерен доводить до того, чтобы она к ним перешла. Иногда лучшая стратегия — действовать тайно, не привлекая внимания.       — Только почему у меня такое чувство, что в этой стратегии я не действую вовсе. Как запасной игрок.       — Я не знаю, что происходит у тебя на душе, Мия. Ты оступаешься, не замечаешь последствий. Вцепилась в свою мнимую цель, как голодающий в корку хлеба. Но когда делаешь шаг бездумно, это всегда ведёт к потерям. Просто задумайся о том, что у тебя уже есть и от чего ты бежишь. Твой статус, профессиональная успешность, семья.       — Чужие ожидания, однотипные статьи, ребёнок, ага, — сердце часто стучало в горле, будто маленький колибри, зависший в невесомости и неспособный прекратить хоть на мгновение трепыхание быстрых крыльев. Её собственная неудобная правда, рвущаяся на свободу, — но мне не достаточно. Ты просишь о доверии, и я доверилась. Но такое чувство, что на глаза нацепили повязку, потому что без неё всё совсем не так радужно, как ты обещал. И мир не изменился, моё место тоже. Я Страж. Я ответственна за появление таких, как я, за их будущее, за репутацию Ордена, за равновесие между всеми нами. Сейчас всё это находится под угрозой из-за моего бездействия, и в моей ответственности всё исправить. Я не идиотка, я знаю риски, Вик. Но это моё предназначение, я выбрала его. А ты выбрал меня. Ты знал, что так будет. Так поддержи меня, теперь, когда это особенно важно.       Окружающее пространство осталось прежним. Молчание между ними тоже, будто не было предыдущих сказанных слов, и они всё это время мирно созерцали скромный пейзаж. Но что-то невозвратимо сдвинулось, это Мия почувствовала всей кожей, каждым сантиметром. На губах снова горчило. Она лишь надеялась, что тихо сорвавшиеся слёзы останутся незамеченными и так же незаметно высохнут. Она почти не дышала, боясь упустить момент, когда с губ Виктора сорвётся такой же горький ответ, подхваченный ветром, пока она не заметила.       — Я тебя услышал.       За глазами тупо пульсировало, поэтому ей стоило определённых усилий поднять на него взгляд. Непонимающий, вопрошающий. Виктор по-прежнему не удостоил её ответным. Хотелось стереть с его лица эту пугающую отрешённость, встряхнуть, задеть, вытянуть хоть одну яркую эмоцию, только бы не мириться с его мучительной холодностью.       — И это всё, что ты скажешь? Почему ты опять это делаешь? Вечно закрываешься, никогда не покажешь, что тебя задевает. Скажи, что тебя задевает. Да хоть накричи на меня, давай! Не поступай так со мной.       Он болезненно поморщился на её предложение, будто она сказала совершенную глупость и совсем ничего не поняла, не расшифровала за тремя короткими словами. А, может, наоборот копнула опасно близко там, куда никто не мог иметь доступа. Казалось, протяни руку в робкой ласке, наткнёшься на вздыбившиеся волосы на загривке и услышишь сухое шипение. Вопреки этому голос остался ровным, непоколебимым, будто отчаянно уставшим.       — Я услышал тебя, Мия. И я прошу услышать меня. Твоя стойкость и решимость не может не восхищать, правда, и всегда восхищала. Твоя способность видеть цель и не сворачивать с тропы. Я не требую ответа сейчас, хочу, чтобы ты подумала. Не только о рисках, которые на себя берёшь, но и о том, куда идёшь. И по-прежнему ли мы смотрим в одну сторону, — обескураженная, не способная выдавить из себя ни слова, Мия вздрогнула от неожиданности, почувствовав тяжесть ладони на затылке. Глухой голос запутался в густых прядях на макушке, — Вернись в дом, ты совсем замёрзла.       Пальцы механически обхватили врученную ей ручку зонта. Как в замедленной съёмке в такт своему едва пробивающемуся дыханию она провожала взглядом жёсткий разворот плеч и прямую спину, пока Виктор удалялся к застывшему вдалеке, у кромки газона автомобилю. Так же механически преодолела гостиную, каждую ступеньку особенно нескончаемой лестницы и закрылась в душе. Горячие струи почти плавили её заледеневшую кожу, заставляя её зудеть и колоться подобно старому вязаному свитеру. Зарывающаяся в волосы, стекающая по лицу вода заменяла слёзы или удачно смывала малейшее их проявление, если оно вообще было. Хотя глаза жгло, она списывала это на упрямую злость.       Простить за чужие задетые чувства и вспыхнувшие в ответ эмоции было легко. Простить в очередной раз посеянные в ней сомнения в собственной правоте и убеждениях было гораздо труднее. Особенно, когда высказаны они были с холодной головой и глубокой убеждённостью в их правдивости. Поэтому Мия усиленно, насколько это было возможно, находясь в одном доме, избегала Виктора следующие дни. Он в свою очередь так же не предпринимал попыток с ней поговорить. Вероятно, попросту сдерживал обещание и давал ей время подумать. Думать Мия не хотела, но, постоянно находясь наедине с собой, уклониться от этого было невозможно.       Она почему-то вспомнила глупый совет Макса про еду и прогулки, только аппетита не наблюдалось уже второй день после злосчастного разговора, а примитивный пейзаж давно наскучил. Новой информации, равно как и новостей от Софии не было, хотя она неизменно пропадала у Алена, а Виктор, пользуясь пасмурной погодой, решал какие-то вопросы в Амстердаме. Любопытство съедало, но заговорить с кем-нибудь из них Мия не решалась — стойкое чувство, что она навязывается, исподтишка выпытывая, но не имея официального доступа к этому делу, не оставляло.       Лита не знала истоков её тоскливого настроя, считая истинными причинами неудачные поиски, отравление и то короткое препирательство с Виктором, произошедшее в гостиной. Казалось, во всей ситуации больше всего остального её нервировала необходимость делить одну кровать на двоих, из-за чего она ворчала каждый вечер перед сном. Но на утро неизменно забывала обо всех неудобствах и обидах, пытаясь растормошить девушку самыми нелепыми способами.       Именно поэтому Мия теперь тонула в старом, продавленном кресле на чердаке, куда Лита заманила её под предлогом помочь Кларе, жене садовника, найти старинное столовое серебро, которое она непременно хотела использовать для общего ужина. Причина больше походила на безобидную уловку, да и в том, что они все соберутся за одним столом, Мия сомневалась не меньше. Казалось, Варгас куда больше интересовало просто покопаться в чужом хламе, а женщина с неменьшим удовольствием рассказывала ей то, что знала о хранимых в этом доме безделицах.       Мия их любопытства не разделяла, хотя посмотреть было на что. Чердак был большим, с низким потолком, с которого не переставая сыпался пыльный дождь. Почти всё пространство было заставлено потёртой мебелью, совсем уж потрёпанными книгами, которые, видимо, не удостоились чести стоять в стеллажах жилых комнат, и небольшими завалами всякой мелочи. Всё это напоминало один из тех винтажных магазинчиков, которые Мия очень любила, но сейчас настроение не располагало к рассматриванию исторических артефактов.       Откинувшись в кресле, вдыхая пыльный, затхлый запах старины, она отрешённо поглаживала живот, всё ещё привычно плоский, мысленно порадовавшись, что благодаря крепким мышцам он останется таким ещё какое-то время. Радость быстро спала при мысли о том, что время совсем не играло ей на руку.       Она знала, куда шла, разумеется. Орден был не просто предназначением. Мия могла от него отказаться, но не стала. Приняла свою судьбу такой, какой она выпала со всеми неудобными деталями. Может, в этом была её ошибка. Стать удобной для всех и каждого. Кроме Виктора. Моментами получалось, только едва ли она достаточно старалась. Теперь она снова ускользала из-под его контроля, он снова мирился с её промахами. Хотел ли видеть её удобной? Хотела ли она такой быть? Может, они и правда тешили совсем разные цели, чуждые друг другу, иначе почему выбор становился таким неподъёмным.       — Хватит киснуть!       Выросшая перед ней из ниоткуда Лита отвлекла от горьких размышлений. Смуглые руки упёрлись в подлокотники кресла, длинный локон щекоча лёг на щёку, когда девушка угрожающе нависла над Мией.       — Давай! Поднимай свою тощую задницу и идём раскапывать эту кладовую сокровищ. Иначе спишь сегодня на полу, и я не шутки тут шучу.       Мия поморщилась, но Варгас уже упрямо тянула её за предплечья из глубоко просевшей подушки сиденья, вынуждая встать и двинуться за ней вглубь чердака. Клара мягко улыбнулась при их появлении. Мягкая, округлая, эта женщина казалась Мие собранной из больших подушечек маршмеллоу. Даже пахла она сладкой ванилью, так странно сочетающейся с пряными запахами сырой земли и трав, пропитавшими светлый джинсовый комбинезон. Заметив в её руках небольшой деревянный ящик, полный серебряных приборов, Мия облегчённо выдохнула.       — Нашли всё-таки?       Женщина довольно кивнула, с гордостью продемонстрировав ей тупой конец вилки с выбитой на нём маленькой эмблемой:       — С дворянским гербом. Подумать только, когда-то их держали настоящие аристократы.       — Подумать только, когда-то настоящие аристократы держали здесь пиротехнические прибамбасы. — Лита радостно пнула громоздкий короб под шатким столом, заставив Мию невольно вздрогнуть. Уши на миг заложило, по позвоночнику скатился липкий холодок. — Можно было бы запустить, только порох наверняка давно стух от здешней сырости.       — Ну и чудно, ненавижу салюты.       — Чего? Ты американка или кто? На день независимости трясёшься под столом, заткнув уши одеялом? — Не заметив ответной улыбки на своё шутливое замечание, Лита сосредоточенно всмотрелась в её лицо, пытаясь найти в нём разгадку такой странности. — Что-нибудь ещё, что нельзя дарить тебе на дни рождения?       — Французские автомобили. Экономлю твой бюджет, видишь? И закрыли тему.       Мия сжала несколько раз пальцы, отходя в сторону, избегая продолжения диалога. Краем уха слышала, как Клара начала щебетать что-то про их с мужем медовый месяц во Франции и как Симену понравилась национальная кухня. Лёгкие наполнила какая-то светлая грусть при мысли о том, как многого, наверное, не мог сказать немой садовник, и как удивительно чутко его настроения и мысли улавливала супруга даже без всякого использования языка жестов. Заключив, что это, вероятно, приходит с опытом, Мия прошла чуть дальше, заинтересовавшись грубым куском льняной ткани, скрывающим что-то возле старого комода.       Присев на корточки и сдёрнув мешковину, девушка обнаружила под ней внушительную стопу картин. Судя по тому, как небрежно они были сложены, не особо ценящиеся реплики или вовсе копии. Полотна были тяжёлыми, но Мия всё равно просмотрела некоторые из них. Где-то были испорчены лишь рамы, где-то целые фрагменты. В основном пейзажные зарисовки, но попадались среди них и портреты. Возможно, даже семейные.       На одной из картин Мия затормозила, не решившись коснуться, будто она не имела на это права, а кто-то настойчиво за ней наблюдал. Глухое, полностью закрытое платье бордового цвета, на котором выделялись лишь изящно сложенные белые кисти. Лишь кажущаяся небрежность позы присевшей на широкий подлокотник кресла женщины. Прямой взгляд, будто вызов, гордо вскинутая голова, совсем не характерно для того времени. Мужчина за её правым плечом, знакомые лица. София и Ксандр, чьи благородные черты не тронуло время, казались ей частью костюмированной сцены конца девятнадцатого века. Правая часть картины была безнадёжно испорчена. Мия различила лишь ноги сидящего в кресле мужчины. Всё, что выше, спадало рваными лоскутами, будто чьи-то когтистые пальцы рассекли его в приступе гнева. Девушка невольно прочертила своими ногтями оставленный след. Почти идентично.       Сердце часто забилось при виде этой находки, и Мия буквально подскочила на месте, когда руки Литы резко легли ей на плечи.       — Чего ты так дёргаешься? — Подруга легко рассмеялась, тут же запнувшись и тихо присвистнув при виде картины. — Ух, не хотела бы я знать, кто ей так досадил. Неужели муж, которого она…       — Ну хватит! — Мия скинула отложенные полотна обратно в кучу, погребая под ней и лица вампиров, резко встала, отряхнув колени от пыли. Хотелось убраться отсюда поскорее и не думать о чужом прошлом, которое их совершенно не касалось.       — Вот сколько не смотрю на вас всех, всё больше убеждаюсь, что от мужей одни проблемы. — Мия попыталась ущипнуть Варгас, но та ловко отскочила вперёд. Клару напротив комментарий не задел, она тепло рассмеялась, отчего коробка с серебром в руках легко зазвенела.       — Истинно так, дорогая. Порхайте по жизни, пока вас не привязал к себе какой-нибудь хорошенький негодяй.       — Мне казалось, Вы с мужем совершенно счастливы и в полной гармонии. — Мия озадаченно посмотрела на женщину, та ответила ей таким же взглядом, как-то хитро прищурившись.       — Я люблю своего мужа и не могу представить человека лучше, с которым могла бы связать свою судьбу. Но, вступая в брак, ты учишься жить по-другому. Если поставить в одну упряжку необученных собак, далеко ли они тебя увезут? Каждая будет тянуть в свою сторону. Они должны научить слышать друг друга, чувствовать. Люди бывают не умнее собак, поверьте мне.       — Только как можно слышать кого-то, кто постоянно прячется и напрочь отказывается говорить? Нельзя же научиться чувствовать за другого, а без слов легко придумать себе то, чего на самом деле нет. — Опомнившись, Мия прикусила язык, обрывая свою тираду, и виновато взглянула на Клару. Женщина понимающе кивнула, улыбка по-прежнему не сходила с веснушчатого лица. Она мягко взяла Мию под локоть, направляя их с Литой к выходу.       — Мы с Сименом познакомились ещё будучи неопытными подростками. Тихий, неприметный парнишка жил по соседству и никогда не привлекал моего внимания. Я периодически замечала, как он копался в грядках, и этим наши встречи ограничивались. Пока однажды я не стала находить на крыльце кучи земли и керамические осколки. Я всегда выбегала из дома первой, и всегда в последнюю минуту. Мне тогда купили новенькие, светлые туфли. И каждый раз я пачкала их в чёртовом удобрении! Я всё гадала, какой кретин это делает, пока не заметила лопоухое лицо Симена, выглядывающее через заборную щель. Тогда то я решила, что хорошенько надеру ему уши, если он не объяснит, за что так злостно меня третирует. Хотя надрала бы я ему при любом раскладе. Он разумеется не смог мне ничего ответить, но… Знаете, я увидела по его лицу, что он раскаивался, и был смущён, и его робкие жесты, которыми он пытался изъясниться перед ничего в этом непонимающей мной… Я его услышала. Уже позже я узнала, что он каждое утро оставлял мне только взошедшие маргаритки под дверью, а я неизменно сбивала их дверью и давила своими новенькими туфлями. Тогда я поняла всё раньше, чем по-настоящему осознала. Без всяких там сомнений, а правильно ли я прочитала его жесты. Просто почувствовала, вот здесь. — Она трепетно коснулась своей маленькой рукой груди, поймав взгляды каждой из девушек и удовлетворённо улыбнувшись тому, что в них увидела.       Замерев возле зияющего в полу проёма выхода и уходящей вниз лестницы, она приглашающе указала Лите спускаться первой. Передав ей коробку со столовым набором, обернулась к Мие, взяв её кисти в свои мягкие и тёплые почти материнским жестом.       — Это правда, мы не можем чувствовать за другого. Но слова лгут больше, чем наши лица и глаза особенно. Действуй и понимай, как чувствуешь. Если ты не права, чужие сигналы об этом скажут яснее всех словарей мира. Такое воспитание чувств.       Погладив напоследок её плечо, Клара ловко полезла вниз, пока совсем не скрылась, оставив девушку на опустевшем чердаке в полном одиночестве. Сказанное голландкой не оставляло Мию во время разговоров за ужином, на котором вампиров предсказуемо не оказалось, не смылось даже холодным, отрезвляющим душем, не забылось под тяжёлыми веками, когда она приготовилась ко сну. Да и сон в общем-то не шёл. Мия то и дело ворочалась, вызывая приступы немелодичного скрипа у кровати и неподдельного бешенства у Литы. Не выдержав, подруга раздражённо дёрнула на себя одеяло, прошипев в тишине комнаты:       — Слушай, ничего личного. Я тебя обожаю, и ты приятно пахнешь, и вроде места занимаешь не много, но, может, ты уже свалишь обратно в спальню? Ненавижу делить кровать с теми, кто не может предложить хотя бы секс в благодарность.       Обиженно насупившись, Мия попыталась принять удобное положение и затихнуть. Едва ли прошло больше получаса, но по ощущениям канула вечность. Бестолковое созерцание потолка утомляло. Она пыталась даже делать дыхательную гимнастику, чтобы усмирить мечущиеся в голове мысли, но, сосредоточившись на ощущениях в организме, почувствовала лишь лёгкую щекотку и нервозность внизу живота. Стала прислушиваться к звукам в доме и, казалось, наконец начала дремать, когда едва слышный щелчок закрывшейся двери в соседней комнате вторгся в сознание, напрочь разбивая остатки сонливости.       Мия часто дышала, напрягая слух и пытаясь уловить, чем Виктор мог быть занят, отделённый от неё единственной стенкой. Напрасно. Старый дом может выдать нежелательное присутствие, отточенная вампирская неприметность и выверенность движений — нет. Пульс в ушах стоял такой оглушительный, что Мия даже удивилась, почему Лита не сделала ей очередное замечание. Рвано выдохнув и собравшись с духом, девушка потянулась к смартфону под подушкой. Голубой свет экрана ударил по глазам. Стараясь не делать резких движений и не издать лишнего звука, она быстро набрала короткую смс «Можем поговорить?» и отправила, вновь напряжённо вслушиваясь в малейший шум в спальне.       Минуты текли кленовым сиропом, экран по-прежнему пустовал. Мия несколько раз проверила наличие связи. Убедившись, что всё в порядке, не выдержала и набрала второе сообщение: «Ты занят?». Вновь без ответа. Девушка чувствовала, что начинает медленно закипать. Она была уверена в его присутствии за стеной. В том, что телефон всегда у него под рукой. В том, что молчание было намеренным и совершенно издевательским.       Выждав ещё какое-то время, тихо проклиная про себя его упрямство, напечатала последнюю сдержанную смс-ку: «Не хочешь разговаривать, так и напиши». Мия готова была к любому ответу. Всё лучше нарочитого игнорирования. Только Виктор отчего-то был на редкость непоколебим. Время утекало вместе с её самоконтролем и выдержкой. Решил наказывать её молчанием, так хоть бы честно сказал. Чувствуя, как нагревается воздух в лёгких, как разгорается за грудиной горячая обида, Мия скинула край одеяла и выбралась из кровати. Та в ответ слабо простонала, но каким-то образом совсем не потревожила Литу. Босые ступни совсем не чувствовали бегущего по ногам холода, влажные ладони пылали сильнее.       Мия, не церемонясь, залетела в спальню, собираясь высказать этому напыщенному гордецу всё, что о нём думала, но комната оказалась пуста. Она на секунду опешила, устыдившись своего порыва и всех крепких слов, скандируемых в мыслях, когда заметила распахнутое окно, уводящее к маленькому балкону. Пятачок пространства, огороженный каменной балюстрадой. На нём, едва скрытый спадающей к полу занавеской, и обнаружился недвижный мужской силуэт.       Нервно пригладив волосы, ловя своё сбившееся дыхание, Мия оценивающе оглядела затемнённое пространство. Казалось, ни одна вещь не изменила своего положения с тех пор, как она вышла отсюда в летящем платье навстречу самой неприятной встрече в своей жизни. Глаза зацепились за брошенную на кровать шифоновую накидку, которую она потеряла, вероятно, в машине, и мигающий экран смартфона. Ободряюще кивнув своим мыслям, Мия неспешно преодолела разделяющее их с Виктором расстояние, почти робко пересекла порожек, отсекающий балкон, и небрежно облокотилась о каменный парапет с противоположной вампиру стороны.       Всмотрелась в его лицо, бледное, холодное, выточенное. Как балюстрада на которую они сейчас опирались. Остановилась на глазах, спрятанных за опущенными веками. Мия не собиралась сдаваться, упрямо моля про себя, чтобы угольные ресницы дрогнули, явив ей открытый взгляд. И, кажется, сработало. Тёмные, глубокие зрачки затягивали подобно чёрной дыре, ответно молили, чтобы она сбросила свою защитную экипировку. Только страховки давно при себе не было вроде, лишь холодный камень под её ладонями и плотно сжатые губы.       — Я всё думал о твоих словах про повязку. Даже забавно. Всегда находил подобное абсурдной человеческой прихотью, нелепым капканом, чтобы только поймать самого себя. Закрываете глаза, падаете на спину, надеваете свои повязки и позволяете связывать по рукам и ногам, отдавая свободу и ответственность другому, терпите свою уязвимость, чтобы назвать это доверием. Этого не было в моих планах.       — Разве доверие иначе работает? Отдаёшься на волю другого, показываешь свою слабость — такая демонстрация того, что ты не боишься, не видишь рисков.       — Риск есть всегда, игнорировать его глупость. Удовольствие может перекрыть чувство страха, но это лживый механизм самообмана, защитная реакция психики. По моему искреннему убеждению, доверие глубже примитивных инстинктов и не может быть такой защитной реакцией, построенной на притуплённом ожидании боли. Оно должно быть безусловно.       — Ну хватит уже, — вперившись в его лицо, чувствуя как неколебимая уверенность заполняет до краёв, Мия чётко, с нажимом произнесла, выделяя каждое слово, — я доверяю тебе.       — Потому что ничего другого не остаётся или искренне? Я не хочу, чтобы ты боялась собственного страха, Мия. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя слабой.       — Ты такой умный на словах, а как доходит до дела — где твои собственные советы? — встретив его недоумённый взгляд, не опуская глаз, она легко оттолкнулась от ограждения, плавно приблизилась, вцепивший ладонями в холодный камень парапета по обе стороны от фигуры Виктора. Судорожно вдохнув, почувствовала как знакомый запах наполняет обонятельные рецепторы, дурманит своей близостью. Поймав промелькнувший в золотистых радужках интерес, тихо выдохнула, глядя на него снизу вверх, — Твоя защита, постоянная скрытность, эта потребность оберегать от малейшей опасности. Ты боишься своих страхов?       Пальцы Виктора подцепили короткую прядку у её виска, мягко отводя с лица, почти невесомо скользнули по щеке, привычно замерли под затылком. Губы невольно приоткрылись в ответ на осторожную ласку, упуская сухой выдох.       — Я боюсь, Мия. Потерять тебя, не досмотреть, совершить очередной промах, который будет стоить очень дорого, сделать больно и вечность наблюдать последствия. Не своих страхов. В моих руках они сила, потому что я знаю, куда смотреть и что контролировать.       Пальцы сильнее сжали парапет, почти до сковывающей боли. Мия повела головой, касаясь щекой его запястья, на миг прижавшись губами к прохладной коже.       — Тогда я буду сильной. С тобой. И никто никого не потеряет, слышишь? Пусть они нас бояться.       — Тогда точно придётся снять свои повязки. И это может быть больно. И страхов станет столько, что не оберёшься.       — Пусть так. Я научусь бороться.       — Если я пойду против? — Глаза темно блеснули, будто испытывая, проверяя. На душе впервые за долгое время было легко и ясно, и Мия, не сомневаясь ни секунды, ответила:       — Не пойдёшь. Ты всегда на моей стороне. У нас одна цель, потому что я не потеряю тебя. — Губы бархатным касанием легли на его. Почти отрешённый миг, неотрывный взгляд, изучающий, вопрошающий, будто спрашивающий дозволения. Её горячий выдох невесомым облачком пара завис между ними. Ощутимое давление пальцев на затылок, и Мия жадно примкнула к его очерченному рту, стирая последнее неудобное, что стояло между ними.       Тихий стон вспорол глубокую ночь, когда ладонь легла на поясницу. Ощутимая даже через тонкую ткань сорочки прохлада вынудила её прогнуться, сильнее вжав тело вампира в балюстраду. Язык влажно скользнул по его нижней губе, выпустившие парапет пальцы побежали по гладкому сатину рубашки, по скрытым ей напряжённым мышцам, цепляя пуговицы. Между ног чувствительно пульсировала вскипевшая кровь. Мия потёрлась бёдрами о его, ловя последние капли отмеренной ей власти в его шумном выдохе, заранее зная, что вот-вот сдастся, сложив с себя все полномочия.       Оторвавшись от его губ, Мия зубами задела подбородок, переместилась на шею, дразня робкими укусами и покрывая напоследок такими же аккуратными поцелуями. Пальцы потянули за распахнутый ворот рубашки, обнажая ключицу и грудь. Дыхание давно сбилось, подушечки чуть покалывало от возбуждения и сладкого ожидания, когда Виктор её остановит, но он не торопился. Будто выжидая, с любопытством наблюдая, когда она пойдёт дальше и пойдёт ли вовсе. Она подняла на него глаза. Возможно, напрасно. Теперь окончательно утопая, пропадая в плещущихся в глубине зрачков чувствах. Негнущиеся пальцы потянулись к завязкам сорочки, ослабляя, оттягивая ткань с плеч, позволяя ей скользнуть к ногам. Её бесстыдно дразнил лишь ветер, болезненно натягивая кожу груди. Ей бесстыдно хотелось совсем других касаний.       Взгляд Виктора, вяжущий, властно вбирающий прошёлся по её молочной коже, по её припухшим губам, по глазам, робко молящим и в то же время требовательно кричащим. Срывающийся шёпот, сиплое «пожалуйста» вдруг смазалось с губ его почти отчаянным поцелуем. Почти грубым, забирающим всё до последнего несорванного слова, протеста, нужного вдоха. Сильные руки оторвали от холодного пола, прижимая к себе, срывая ещё один несдержанный стон.       Сознание плыло, туманилось, разбегалось под гнётом переполнивших её чувств. Смятое покрывало, тяжело прогнувшаяся под их весом кровать. Его чуткая ласка, неестественно жаркая. Давно нужная, почти забытая. Она так скучала. Её цепкие руки хотели взять так много, предательское тело отдавало всё без остатка. Виктор слегка отстранился, ладонь легла на лицо, поглаживая, успокаивая. Трепетный поцелуй, оставленный на лбу, ниже к бровям, на упавших веках. Она открыла глаза, он вновь повторил прежние действия. Ресницы наконец застыли, скрывая видимость. Она принимала его правила, доверившись.       Дыхание спустилось к шее, ещё ниже. Мия почувствовала, как сильнее осели пружины, когда колени сжали её бедра, лишая движения. Руки наощупь скользнули по его ногам, поднялись выше. Он прервал.       — Вытяни руки.       Дыхание участилось. Тянущий комок собрался внизу живота, пуская лёгкую дрожь по позвонкам. Губы раскрылись, вдыхая пьянящее волнение. Мия послушалась. Что-то невесомое коснулось запястий, в следующий миг крепко стягивая, оплетая кожу новыми петлями всё туже. Пришлось зажмурится, чтобы не открыть веки. Она не хотела противиться его воле. И всё же несдержанно бросила:       — Я думала, мы сошлись на том, что нам не нужны повязки.       — Меня учили, что уроки лучше усваиваются на подкреплении.       Руки мягко, но требовательно потянуло вверх. Пальцы нащупали холодные прутья изголовья. Мия чувствовала лёгшую на лицо тень, его дыхание совсем близко. Казалось, подайся она немного навстречу, ткнулась носом в его кожу. Это будоражило. Его деликатные касания, едва ощутимые, но отзывающиеся вопреки всему колючими вспышками, расцветающими на их месте.       — Тебя это возбуждает.       — Нет.       Голос сорвался, выдавая её желание. Предательски набухающее под кожей, переполняющее, вынуждающее сильнее сводить колени и импульсивно тянуться к его рукам, его телу, требуя заполнить так долго лелеемую пустоту внутри и никогда уже не отпускать прочь. Хотелось лишь брать, она заставляла себя замереть и подчиниться. Хотелось бежать от нервной щекотки адреналина, растёкшегося по венам, она приказывала телу слушать, словно в ожидании выстрела на старте, заранее зная, что гонка уже проиграна, ведь она никогда не сорвётся с места. От всего этого била лёгкая дрожь, лопатки сводило. Неправильное возбуждение, дикое, первобытное.       — Немного.       — А говорила, что не терпишь повязок.       — А ты говорил, что это инстинкты.       — Готова их побороть?       От первого невинного поцелуя в щёку она ощутимо вздрогнула, снова зажмурившись. Виктор медленно, натягивая струны её нервов, вынуждая их звенеть от напряжения, чутко обходя грань, когда они должны были, звонко лопнув, оборваться, спускался ниже. Пальцы огладили грудь, убирая с взопревшей кожи налипшие золотистые нити разметавшихся локонов. Спину выгнуло, когда прохладные губы поймали сосок, мягко втягивая, умело играя языком. Пыталась поджать колени, вновь встретив сопротивление. Удерживающая руки лента протестующе натянулась. Грудь чувствительно ныла, отзываясь на каждое касание, лишь усиливающее мучительную пытку, вынуждая почти жалобно поскуливать.       Под веками рябило. Нежные поцелуи к мягкому животу должны были позволить ненадолго выдохнуть. Деликатная ласка к запретному, неизвестному. Томительная в своей осторожности, нарочито заботливая, будто извиняясь. Но ныли напряжённые мышцы, саднило разгорячённую кожу от слабого касания зубов, царапающих кожу клыков. Наслаждение, смешанное с болью. Совершенно извращённое наказание. Голос шептал, готовый сорваться:       — Знаешь, меня учили, что кнут эффективнее.       — Ну мы же не варвары.       Его бархатный голос. Такие же бархатные губы, накрывшие затвердевшую головку клитора, мягко посасывающие, лишь усиливающие частую пульсацию крови. Она иступлённо металась, желая (не в силах) отстраниться, избежать дразнящего дыхания, коснувшегося её между широко раскинутых бёдер. Пальцы стиснули короткий отрезок ленты, приковывающий к изголовью. Её шифоновая накидка, предательница. Мия захлебнулась стоном, когда язык грубо развёл набухшие складки, напористо надавив и скользнув внутрь. Импульсивно подтянулась выше, напрягая плечи. Длинные пальцы, впившиеся в бёдра, тут же дернули назад, до треская натягивая оплетший запястья шифон. Широкая ладонь легла под поясницу, вынуждая приподнять таз, ещё мучительно ближе.       Ресницы против воли дрогнули. Спальня расплывалась мутными кругами перед глазами. Она поймала потемневший взгляд Виктора, обволакивающий, путающий. Тугая истома сжалась, подпалив все нервные окончания, и вязко растеклась в животе горячей кровью, вниз по ослабшим ногам. Плечо заглушило стон, вырвавшийся через стиснутые губы.       Кисти зудели от нарушенного кровотока. Сквозь мутную пелену она видела над собой лицо Виктора. Почувствовав долю вернувшегося ей контроля над телом, неловко извернулась, вновь разводя заботливо собранные им колени в стороны, стискивая его рёбра, прижимая к себе. Ей было мало. Она хотела его полностью, до предела и последней отданной силы.       — Снимай свои чёртовы брюки или развяжи меня.       В глазах мелькнула то ли заинтересованность, то ли насмешка, Мия мало что понимала или осознавала. Ощутила только сдавшееся ей смирение, как он на мгновение (целую вечность) отстранился и вновь приник к её изнывающему телу. Тупой толчок сквозь сжавшиеся мышцы, заполняя тугие стенки. Мягко обволакивающая, безграничная наполненность, от которой закружилась голова. Пьянящая, связывающая крепче любого вина и пресловутых повязок.       — Развяжи.       — Ты будешь послушной?       — Нет. — Игриво растянувшая губы улыбка в ответ на искреннее недоумение в помутневшем взгляде, хмельном от её близости, её чуткости, её непокорности. Она чувствовала, ему нравилось. Совсем слабый, неуверенный протест:       — Тогда мне не нравится.       — Тебе нравится. — Он резко подался вперёд, заставив её стиснуть зубы, крепче сжать рёбра острыми коленками. Потеплевшее дыхание коснулось едва чувствующих что-то рук. Сорванная с треском лента, невесомый поцелуй к измученным, опавшим запястьям. Жаркий шёпот над ухом «невозможная, своенравная, упрямая…», тугое напряжение внизу живота, с каждым глубоким проникновением всё сильнее. Ладони огладили его лопатки, скользнули по спине, ниже, слегка царапая ноготками ягодицы. Спрятанная в изгиб его шеи улыбка.       — Тебе нравится. Потому что ты всегда побеждаешь. И в конце это всё твоё. До последней клеточки тела. До последнего атома. Я твоя.       — Повтори. — Пальцы требовательно сжали подбородок, вынуждая смотреть в глаза. Кутающий дурман, накатывающий морок экстаза. Мия не видела ничего, но она чувствовала его полностью, со всей ясностью. Рвано выдыхая ему в рот, на повторе отпуская заветное «я твоя», она вновь терялась в этом упоительном миге, почему-то с той же ясностью обретая себя.       Безвольно опав, укачиваемая волнами слабости, она продолжала гладить его волосы, не желая отпускать от себя ни на секунду. Он целовал её веки, холодил дыханием пылающие уши, пальцами путаясь в длинных прядях. Мия вслушивалась в его мерное сердцебиение, всегда будто настроенное под неё, и отчего-то думала, что скоро будет и третье, совсем маленькое, но уже заведомо сильное. Как были они, и как всегда будет. Спокойствие вскоре сменилось тяжёлой сонливостью. Уже проваливаясь в полудрёму, она различала бархатный голос Виктора, а, может, он уже ей приснился:       — Я на твоей стороне, Мия.       — Я знаю. — Может, и она не сказала этого вовсе, давно погрузившись в блаженное неведение и беспамятство. И всё равно знала, что оба они это чувствовали, вопреки всем словам и лживым обстоятельствам.