Лунная соната

      Ступеньки путались под её заплетающимися ногами. Белый шум звенел в голове, искажая мысли и то немногое, что удавалось разглядеть в темноте коридора. Какое глупое бегство. Она словно даже не пыталась, увязая и медля, двигаясь как сквозь сгустившееся желе.       Холодный пот прошиб её в тот же миг, когда стопа соскользнула, теряя опору. Ухнувшее куда-то вниз сердце и рваный выдох, сковавший лёгкие. Она едва успела вцепиться в перила лестницы, возвращая телу мнимое равновесие. Как в тумане спустившись ещё на пару ступеней вниз, Мия тяжело привалилась к стене, стараясь восстановить дыхание. В мутном, грязном сознании отчётливо проступали лишь такие же грязные ругательства и бурный поток самобичевания. Её вина. Всё это происходило сейчас по её вине. Из-за её гордыни, глупой доверчивости и вечной поспешности.       Давно убежавшая вперёд Лита вдруг вновь возникла перед глазами, зачем-то спеша в обратном направлении, вверх ко второму этажу. Совершенный хаос, которому Мия не в силах была противостоять. Послышался шумный выдох, со стоном вырвавшийся из девичьего тела, столкнувшегося с неожиданной преградой.       — Мне надо, забыла там…       — Сейчас не важно. — Стальной голос Виктора вмиг пресёк любые пререкания. Спокойный и ровный. Мия едва ли догадывалась, каких усилий стоило сохранять эту напускную выдержку.       — Чёрт, нет. — Лита ещё что-то буркнула себе под нос, когда руки вампира непреклонно развернули её, подталкивая вниз. Растрёпанная и злая, она маленьким ураганом пронеслась мимо девушки, бросив на неё какой-то извиняющийся, почти отчаянный взгляд. Поравнявшийся с ней Виктор без лишних прелюдий подхватил её под локоть, отрывая от спасительной стены и уводя вслед за Варгас.       В этой части дома свет не зажигали, а потому единственным ориентиром были только мягкая, почти кошачья, поступь Стража впереди, скрипучие половицы и рука мужа, за которой она доверчиво шла. Мия вслушивалась в звуки, спрятанные домом, силясь уловить незнакомые ей голоса, оповестившие бы о близости непрошенных гостей. Но лишь сердце смело и непреклонно продолжало качать вскипевшую кровь, выбивая ровный марш по её барабанным перепонкам. Ей бы его смелость.       — Сейчас туман, это поможет скрыться. Спустишься ниже, чуть вправо, канал там совсем узкий. Доски старые, но должны выдержать. Переждёшь у Клары. Сомневаюсь, что у них есть полномочия на обыск, но могут зайти с вопросами. Притворишься прислугой, много не говори и ни в коем случае не выдавай своих способностей.       Они как раз пересекли небольшую, опустевшую кухню и замерли у неприметной двери чёрного хода. Мия с трудом переваривала сказанное Виктором. Подбирающаяся, ластящаяся к сердцу паника не давала мыслить ясно и здраво. Она как никогда была благодарна за то, что острый ум вампира оставался таким даже в самых паршивых и выбивающих из колеи обстоятельствах.       — Если нам придётся покинуть поместье, уходи тоже. Убедись, что нет хвоста, и езжай в Амстердам. Снимешь номер в каком-нибудь невзрачном отеле, на улицах не светись. Этой суммы должно хватить на первое время.       — Да какого хрена вообще происходит?!       — Ничего серьёзного. Пока. Твоё присутствие не должно быть видимо, а раз поместье больше не скрыто от других вампиров, это лучший вариант. Не поддавайся панике. Но на случай, если мы не выйдем на связь, сохрани этот контакт.       Мия смутно видела лица Литы и Виктора, подсвеченные слабым светом смартфонов. Гадкое чувство, что она ничего не могла сейчас сделать, жгло и выедало нутро. Зачем она здесь? Зачем в очередной раз становилась отрешённым наблюдателем, с каждой уходящей секундой убеждаясь в собственной бесполезности? Нервная дрожь охватила всё тело. Все силы уходили на то, чтобы оставаться на месте, а не бежать сейчас через весь дом к парадному входу, выпытывая всеми доступными способами причину прибытия вампиров во главе с Охотником Мора.       Мия почти дёрнулась с места, когда поймала взгляд Виктора. Его застывший вопрос, её медленно проступающее понимание. Она отрицательно замотала головой, возмущённо насупившись и мёртвой хваткой вцепившись в его руку.       — Я с тобой!       — Ты можешь уйти, Мия. Останешься с Литой.       Сейчас Варгас напоминала ей взъерошенного воробья, маленького и бойкого. Тёмные глаза горели в полумраке кухни, будто в попытках передать так много скрытого и неозвученного, что становилось неловко. Мия догадывалась о причине её беспокойства. И так же смутно в её подсознании проступали догадки о том, с какой целью явились вампиры. И снова громогласное: «Её вина». Очередная опрометчивость.       Картинки прошедшего вечера в каком-то эпилептическом танце мелькали перед мысленным взором. Она перебирала и откидывала их в сторону, одну за другой, словно испорченные библиотечные карточки. Они не давали ответов. У неё в голове смешался ворох вопросов: могла ли она поступить иначе? Хоть раз отойти в сторону и не мешаться? Вовремя отступить? Почему-то казалось, что всё было предрешено изначально, словно каждая встреча, каждое слово были талантливо выделанными деталями её персональной ловушки, в которую она просто не могла не угодить. Тут же вспомнились слова Ларсена. Какую же кошку она смогла так неосторожно разозлить?

***

      — Это было невежливо. — София мягко, но настойчиво потянула её в сторону. Прохлада пальцев, впившихся в локоть, отрезвляла, но, вероятно, куда благотворнее на ней сказывалось завершение утомительной в своей фальшивой доброжелательности беседы. Мия хмуро провела коротким взглядом блестящую словно натёртое белое золото макушку вампира, наконец расслабленно выдохнув.       — Он мерзкий. Не собираюсь иметь с ним ничего общего.       Фон Гельц растянула тёмные губы в снисходительной улыбке — этакий молчаливый аналог «вырастешь — поймёшь», который Мия предпочла проигнорировать. Глаза обвели пёстрое великолепие цветущего празднества. Обилие отражённого в стекле и многочисленном золоте украшений света заставляло их почти слезиться.       Большинство мужчин предпочли классический чёрный, лишь разбавленный лаконичными деталями тематического цвета — выглядывающими из-под пиджаков жилетами, поясами, жабо и галстуками. Женские платья, напротив, пестрели всеми оттенками оранжевого, встречающимися в природе. Кружащиеся в танцах они особенно остро напоминали ей осенние вихри опавших листьев, теперь навечно законсервированных в глицерине.       Здесь действительно собрались многие европейские князья, их спутницы и компаньоны. Хотя преимущество составляли те, кто был тесно включён в политику, крупные промышленники и обыкновенно изолированные деятели искусства — те самые сливки элитарной группы, занявшие выгодную нишу в человеческом мире и имеющие знатных предков и именитые фамилии за плечами. Беседовавший ранее с ними Дамиан Грейсток был одним из таких счастливчиков, не выделяющийся ничем примечательным, кроме английского дворянского рода.       Отношения с ним не заладились, не начавшись. Мия помнила, что он был одним из тех, кто поддерживал разговоры о её устранении, когда о Стражах впервые широко заговорили в Европе. А после — о фиктивности их с Виктором брака, который некоторые индивиды сочли тогда не более чем выгодным политическим союзом. Не забывал об этом и сам Грейсток, периодически косясь в её сторону во время разговора с Софией и натужно улыбаясь. Мия давила такую же приторную улыбку, мечтая лишь запустить в него металлической шпажкой, прокручиваемой в пальцах.       Вечер на удивление проходил без эксцессов. Большую часть утомительных разговоров брали на себя Виктор и София, сегодня неизменно присутствующие рядом. Строгие правила и маленькие ритуалы светского этикета давно были проиграны со всей возможной безупречностью, а потому сейчас в искрящемся зале царила та удивительно расслабленная и открытая атмосфера, какая бывает только на подступах к завершению долгого мероприятия.       Часть гостей покинула помещение, вероятно, устроившись за сухими и чинными разговорами о делах в малой гостиной. Мие довелось наблюдать подобный кружок, тонущий в клубах сигаретного дыма, когда она пыталась отловить Ингрид Йерде, к сожалению безуспешно.       После своего прибытия в Нидерланды она ни разу не видела норвежцев и не слышала ни одного упоминания их присутствия. Спрашивать напрямую означало выдать свой постыдный и некрасивый поступок, из-за которого она и узнала о посещении ими Равеля. И каково же было её удивление, когда после полуночи Мия случайно заметила две статные фигуры князя с супругой. Только вот попытки выловить Ингрид уже битый час ни к чему не приводили.       От постоянных перемещений и танцев слегка гудели ноги, но это была приятная слабость. Что-то медленное и волнующее играли старые клавиши рояля под умелыми пальцами. Мия с удивлением обнаружила, что совсем не чувствует сонливости. Вероятно, хватило пятнадцатиминутного сна, украденного у Морфея или из закромов самых тёплых и воздушных воспоминаний, во время сборов на вечер.       Карусель сменяющихся лиц уже не вызывала у неё жадного интереса. Неизменно искала в толпе она лишь двоих — Мора и Тильду Ларсен. Поблескивающий на шее датчанки фальшивый адуляр дразнил многие взгляды, это Мия почувствовала сразу и первое время тщательно всматривалась в каждого такого наблюдателя, стараясь разгадать все скрытые мотивы и грязные замыслы, но быстро сдалась. Всё здесь оставалось мертвенно спокойным.       София наконец выпустила её локоть, будто доставив невероятно ценный груз на место и передав его в руки следующему соглядатаю. Дожидающийся их у столика с закусками Виктор отрешённо вглядывался куда-то за их спины, в толпу, но тут же поймал глаза Мии, стоило ей приблизиться.       — Дамиан Грейсток не доставил проблем?       — Докучливый и твердолобый, как всегда. — Вампирша смерила взятый бокал разочарованным взглядом. Вероятно, ожидала найти напиток совсем иного рода. — Его зовут Дэмьен. И вы оба это знаете.       Мия задумчиво свела брови, потупив глаза в пол. Так ей Грейстока представил когда-то Виктор, а потому называть его Дамианом давно стало привычкой, которую сложно искоренить. Сейчас же на ум вновь пришли слова Мора о схожести мужа с Ларсен и постоянные попытки последней исковеркать её имя. В груди кольнуло злой иглой. Она не хотела искать доказательства сказанному испанцем, но теперь выходило так, будто она делала это намеренно и особо старательно.       Девушка скоро отмахнулась от этих мыслей, небрежно сорвав с крупной грозди несколько ягод винограда и тут же запустив одну в рот. Упругая кожица лопнула на языке, выпуская кисло-сладкий сок, позволяя волне примитивного и лёгкого удовольствия затуманить голову.       — Де Рьё всё продолжает строить из себя девочку. Нелепость. — Мия проследила за взглядом Софии, тут же наткнувшись на пышное буйство шифона, укутавшего француженку. Словно воздушное пирожное.       — А сколько ей?       — Не меньше сотни точно.       Она вновь задалась вопросом, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к обыденности и незначительности подобных цифр и сроков. Глядя на тонкие, почти юные и женственные черты лица Этьена де Рьё, сложно было угадать в нём французского Князя, а в его молодых и таких же цветущих спутницах — мать, супругу и дочь. Рене, последние месяцы обхаживающая местного голландского дипломата, сейчас с поистине детской непосредственной крутилась в кругу семьи, звонко щебеча на родном языке. Почти полная копия своей бабушки, она наверняка унаследовала от неё такой же яркий темперамент. В свете не было секретом, что несмотря на титул истинное влияние во Франции удерживалось когтистыми пальцами Адель де Рьё, властной и жёсткой женщины, чьё упорство и незаурядный ум и вознесли семью на высшие ступени вампирского общества.       — Её дальняя родственница и по совместительству тёзка входила в «летучий эскадрон» Екатерины Медичи. Она пленила многих мужчин и даже будущего французского короля Генриха III. Гены ничем не вытравишь.       — Гены куртизанки весьма сомнительный повод для гордости, Виктор.       — Что я слышу! — Притворно возмущённое восклицание заставило их умолкнуть.       Обернувшись, Мия поймала взглядом широкую улыбку на лице Равеля, незаметно появившегося позади их маленькой компании. Она невольно улыбнулась тоже. Он едва ли не единственный щеголял в костюме-тройке глубокого оранжевого цвета с вышитыми на жилете золотыми узорами. Собственное платье теперь не казалось чересчур эксцентричным — в этом, видимо, был весь Ален.       — Какие непристойные сплетни вы обсуждаете, друзья мои.       — C’est la vie. — Ничуть не смутившись, София пригубила вина, не удостоив князя вниманием и продолжая оценивающе сканировать взглядом смешанную толпу.       Алена заданная тема тоже вовсе не интересовала. На расслабленном лице живо горели его насыщенно-медовые глаза, не пряча полного удовлетворения и даже гордости той картиной, которую он перед собой видел. Был ли тому причиной сам вечер или некий итог его столетнего княжения, вылившийся в количество расположенных к нему вампиров и общее спокойствие обстановки и разговоров, Мия так и не разобрала. Почему-то важным казалось лишь то, что он по-прежнему выглядел бесконечно влюблённым в свой город и в эту страну.       — Не буду рассыпаться в долгих прелюдиях. Я пришёл украсть танец, если позволишь.       Фон Гельц промычала что-то неопределённое. По криво изогнувшейся линии губ скользнул упорный и безоговорочный отказ.       — О, Софи… Сто лет!       — Ещё сто пойдут на пользу.       — Боюсь представить, каким тогда будет мир! В начале прошлого века мы даже предположить не могли, что расстояния между странами можно пересечь за считанные минуты, не говоря уже обо всех этих заумных технологиях, электронных девайсах и запутанной сети Всемирной паутины, без которых не обходится современная жизнь. Не удивлюсь, если ещё через сто лет люди вовсе забудут, что такое вальс.       — Значит, будет резон вспомнить.       — Ты сведёшь меня в могилу. — Несмотря на шутливый тон, Мие показалось, что в отведённом взгляде Равеля промелькнула тень досады, словно отказ Софии его искренне задел.       — Совсем напротив. Я дарю тебе лишний повод пережить ещё один век.       Установилась короткая и какая-то очень гнетущая тишина, от которой Мие стало особенно не по себе. Странные разговоры и не менее странные эмоции, исходящие от вампиров, рождали в мыслях совершенно фантастические и абсурдные предположения, которые она не могла оформить в слова.       — Когда вы не полюбите меня, Лишив чудесного благоволенья, Величье без любви презренной вещью станет.       Девушка бросила недоумённый взгляд на Виктора. Видимо, ощутив на себе ещё два таких же, он демонстративно продолжил созерцать шумное великолепие зала. Как и ранее, спокойным, ничего не выражающим тоном пояснил:       — Филипп Депорт. Вспомнил, к разговору о де Рьё. — Мия очень усомнилась в последней ремарке. Слабая тень улыбки, лишь тёмным мазком лёгшая на уголок его губ, словно бы подтвердила вспыхнувшую догадку.       Ален тихо прокашлялся, стремясь сгладить паузу и, видимо, убраться подальше от этой темы. Повернувшись к ней с неизменно мягкой улыбкой, вдруг спросил:       — Надеюсь, хоть вы, Мия, не откажете мне в удовольствии?       Виктор не высказал возражений, и девушка, не придумав ничего вразумительного для ответа и не желая обидеть голландца ещё одним отказом, покорно кивнула и вложила свою ладонь в его руку. Князь целенаправленно вел её в самую середину образовавшегося круга. Они легко лавировали между собравшимися в центре вампирами, вероятно, потому что, едва завидев Равеля, те тут же отступали с вежливыми кивками.       Множество пар глаз облепили её фигуру, словно притянутые магнитом. На миг показалось, что она способна была различить какофонию спрятанных за ними мыслей, собравшихся в голове то ли плотным туманом, то ли ватой. Поэтому сменившаяся мелодия едва достигла девичьего слуха. Мия устало вздохнула, поймав на себе несколько особенно недобрых взглядов.       Она небрежно всмотрелась в собравшихся, силясь отыскать среди них лицо Тильды Ларсен, но не находила. Её так и подмывало спросить у Равеля, куда подевалась его спутница. Вероятно, она бы так и сделала, если бы не заметила встроившихся во внешний круг Виктора и Софию. Возмущение обожгло шею. Мия на секунду потерялась, запнувшись в первом же шаге.       «Вот же… специально это сделала!»       К счастью, вечер был непростительно долог, и вампиры давно уже не следили за правильностью выписываемых па, расслабленно кружась под тягучие звуки, потерявшись в процессе и друг в друге. Мия двигалась по инерции, скорее интуитивно, позволяя мышечной памяти делать основную работу. Не задумываясь об изяществе и элементарной вежливости, она неотрывно ловила взглядом знакомые силуэты, игнорируя мешающие платья, сплетения тел, и руки, и чёртовы повороты.       Дыхание стало прерывистым и слишком горячим. От очередного вращения в глазах на миг потемнело, и она сильнее допустимого вцепилась в плечо Равеля. Вероятно, горящие на её лице эмоции были сейчас красноречивее любых слов. Она виновато увела взгляд вниз, заметив понимающую улыбку князя.       — О нет, дорогая! Это же танцы, в них принято смотреть на партнёра.       Внутренний голос сердито буркнул: «Я и смотрю. Как его только что увели из-под носа». Но вслух она выдала лишь:       — Мне кажется, я уже плохо осознаю происходящее.       — Вы прекрасно держитесь. Словно подобные мероприятия для вас совершенно естественны.       — Начал танцевать, так танцуй под музыку. Вроде так говорят?       — Чудесно говорят! Поверьте, умение адаптироваться невероятно ценное качество.       Мия скептично сощурилась на его слова, но уголки губ уже против воли потянуло вверх. Декларируемый в уме счёт подсказал сделать шаг вперёд, однако Ален почему-то отзеркалил её движение, дёргано подавшись навстречу и вынудив оступиться. И без того рваный ход сбился с ритма. Она едва удержалась на месте, почувствовав, как рука вампира мягко, но крепко придержала её спину.       Голландец наигранно ужаснулся. Проступившая на его лице смесь эмоций, истинных и со всей театральностью выписанных, выглядела так нехарактерно, подобно слишком пёстрой маске, что Мия невольно прыснула. Без всяких сомнений он сделал это намеренно — он безупречно исполнял любой танец. Просияв в ответ на её смешок, он весело выдал:       — Да, так гораздо лучше!       Поддержав его настрой, девушка сделала лёгкий, почти воздушный оборот под взлетевшей вверх рукой. Тяжёлая юбка играючи качнулась следом, запоздало обвив ноги. Вскинув подбородок, она окинула вампира лукавым взглядом из-под полуопущенных ресниц, довольная тем, что получила одобрительный кивок в ответ.       Совершенно необъяснимо, но с Аленом было легко. Порой Мия ловила себя на мысли, что даже легче, чем с чопорным Ксандром или всезнающей Софией, которых она знала куда дольше и ближе. Она отчётливо ощущала разницу их возраста и статусов, но они её не тяготили и не давили. Такая невесомая дистанция, подобная шаткому висячему мосту, соединяющему рваные края расщелины. Он так же ненавязчиво направлял их общение, как сейчас вёл её в танце — едва касаясь руки и спины ниже лопатки, только бы не задеть оголённых участков кожи, позволяя ей задавать комфортный темп и настроение. Она совершенно расслабилась, когда Равель вдруг тихо, для неё, произнёс:       — Если вы думаете, что она сделала это специально — да, определённо специально. Сделала ли она это со зла? Вовсе нет. София любит жить согласно собственным планам и не терпит, когда кто-то сторонний в них вмешивается. В этом она настойчива.       Мия смутилась от того, как запросто он угадал её мысли, а, может, их самих. Таких мелочных, неправильных, уводящих по обманным тропам дальше от самой себя. Боясь теперь увидеть провоцирующую въедливое малодушие картину, она подняла глаза на князя и нарочито бодро спросила:       — Давно вы знакомы?       — О, иногда кажется, что всю мою жизнь!       — Как вампира?       — Знаете, Мия… Становясь вампиром, очень быстро перестаёшь причислять себя к людям. И большинство из нас вскоре забывает своё человеческое начало. Это не то же самое, что разделить жизнь на «до» и «после». Скорее некий старт, не всегда удачный, о котором не принято говорить, и собственно сама жизнь, которая тянется без конца и края. Тут уж кому как повезёт.       Он мягко улыбнулся на её озадаченно сведённые брови. Она не понимала, как можно забыть свои истоки и так легко отринуть весомую часть прошлого. Первое время Мия и сама считала обретённую природу неким новым началом, напрочь перечеркнувшим её будничные заботы и нормальное существование. В момент полного принятия своей роли в истории с Вудом и её возможного итога, было проще (безболезненнее) уверовать, что это иное, у Рождённой Луной другие цели, а жизнь юной студентки трагически оборвалась в то роковое полнолуние. Но жизнь продолжалась, и прошлое неизменно напоминало о себе редкими встречами с родными, приукрашенными воспоминаниями Триши и собственными желаниями и мечтами, которые так никуда и не делись. Она не могла от этого отказаться. Не от самой себя.       — Хотите услышать историю?       — Только если у неё хороший финал.       Ален не ответил. По его затуманенному взгляду девушка поняла, что он уже погрузился в то, что собирался поведать. Они расслабленно покачивались в ритме медленного вальса, занимая всё пустое пространство в центре. Свободным кольцом обступившие их пары казались искренне поглощёнными лишь собственными любезными разговорами. Мия невольно выцепила взглядом тонкий профиль Софии и её едва видно шевелящиеся губы над плечом Виктора. Раздавшийся над ухом текучий голос Равеля, близкий к шёпоту, теперь будто вторил её безмолвному рассказу.       — Знал я одного человека. Почти два столетия минуло с тех пор, но я вот… Всё вспоминаю зачем-то. Тщеславный, честолюбивый, ужасный себялюбец и карьерист. Страшный человек, одним словом. — Ален усмехнулся этому выводу, будто сам до конца не определился было ли это шуткой или истиной. — Потомственный дворянин, разумеется. Только вот кроме славной фамилии у семьи не осталось ни капли былого влияния, ни богатства. Он предпочёл воинскую службу, чтобы подняться, и обстоятельства ему благоволили. Молодой и напористый, он ловко собирал чины и отчего-то привлёк внимание одного генерала. Французского виконта, уважаемого, хоть и странно юного на лицо. Его троюродная кузина, ласковое и кроткое создание, стала достойной супругой нашему… знакомому, хоть этот союз не принёс ей ни счастья, ни взаимной любви. Ему же он подарил желанное положение и звание адъютанта, а миру — прелестную девочку с самым чистым и живым взглядом. Прекраснейшее из творений. Но, чего никогда не понимал, так это зачем детям настолько большие глаза?       — Чтобы узнавать такой же большой мир? — Голландец с улыбкой покивал на её слова, будто она не сморозила совершенную глупость. Почему-то остро хотелось разрядить их диалог. Гнетущее, тянущее чувство давило под ложечкой, предсказывая не самое радужное завершение истории.       — Если бы только мир был не так уродлив с изнанки… Вскоре этот беспечный человек отправился со своим генералом во Францию. Высший свет пленил и туманил разум, он всё глубже погружался в порочную пучину придворных заговоров и интриг. Ему это нравилось. Только вот Франции дворяне не нравились вовсе. Революция. Установление Второй республики. Отмена всех привилегий. Перешёл дорогу, кому не следовало, и закончил с ножом у горла.       — Вы же обещали хорошую историю!       — Да, нехорошо вышло… — Ален задумчиво свёл свои густые брови. Но лукавая усмешка блестела в глубине чернильных зрачков, и Мия невольно затаила дыхание, уже догадываясь, о чём они вели речь. — Как я и говорил, старт зачастую бывает неудачным. Тот генерал оказался вампиром и подарил обращение своему незадачливому адъютанту. На долгие годы они обосновались во Франции. Воинская служба уже не прельщала, а громкие должности по-прежнему манили. Он стал хитрее, осмотрительнее, решил… не упускать второй шанс. Изучил право в Университете Гренобля, добился места поверенного в делах. Домой в Нидерланды вернулся уже в ранге посла.       — Как же семья? — Мия сглотнула терпкую горечь, дравшую горло. Перед глазами вновь стоял уродливый, примитивный лик куклы в гостиной Равеля. Вглядываясь в лицо вампира, она пыталась отыскать там малейшие следы сожаления, но не находила.       — Дожила своё время, как и было предначертано. Невозможно ухватить всё, как бы не хотелось. Приходится делать выбор, иногда неподъёмно тяжёлый. Но тяжелее строить из себя моралиста, когда собственные приоритеты ясны, как на ладони.       — И что ваш… знакомый? Доволен был своим выбором?       — Более чем. Родной дом, привычный бомонд, никаких ограничений, лишь море возможностей под ногами. Скоро начали появляться нужные связи, среди вампиров в частности. И так же скоро стало очевидно, что здешнее общество переживало не лучшие времена. Амстердам тонул в крови и грязи, были недовольные, были смирившиеся и даже те, кого всё устраивало. Но, что важнее, были другие — молодые, амбициозные, с далеко идущими планами.       Всё ещё глядя на проплывающие перед глазами пары из-за плеча Алена, она вдруг задумалась, как много из них застали то время. В самом ли деле приняли новый порядок или тайно сетовали на неугодные изменения? Почему не решились сами? Удобно вершить правосудие чужими руками и принимать лишь благодарные последствия. Губы невольно скривились.       «Бледные тени былой аристократии. Пустышки».       — О, вижу так же ясно, как сейчас! Слепящий блеск высшего света, робкие перешёптывания о вещах, за которые можно поплатиться головой, жеманные разговоры и натянутые улыбки…       Чем больше князь говорил, тем быстрее бежал её взгляд за мелькающими юбками и мраморными профилями, пока не остановился (снова) на знакомых чертах…       — … Клянусь, я не мог не заметить их, даже если бы постарался! Среди настырно кричащего пафоса и великолепия, они неизменно притягивали внимание…       Острота в каждом коротком, едва различимом движении. Давно доведённый до совершенства танец, предвосхищённый и предугаданный в каждом элементе. В этом или ином каком зале. Десятилетие за десятилетием. Безупречно красивые и отчего-то безупречно неживые. Но Мия не могла отвести глаз от напряжённо выпрямленных и тонких силуэтов Виктора и Софии.       — … Предчувствие или надежда? Я сам не мог бы объяснить. Но уже в тот самый первый миг знал, что это шанс, который нельзя было упустить. Было в них что-то иное. Этим иным хотел стать и я.       — Они были…       — О нет, дорогая, не спрашивайте! Я не отвечу, даже если бы знал. Да и кто бы мог?.. Слухи, сплетни… Вся суть высшего света в том, что все здесь делают вид, будто всё друг о друге знают, не зная в действительности ничего. Помните «первое впечатление»? Обманчивость. А время вскоре показало, что его сердце преданно и безответно ждало совсем другую.       — Так близко успели его узнать?       Рваный перевод темы дался ей почему-то особенно непросто. Ноги запутались в шагах, вмиг стало душно. Что-то колкое и ядовитое бежало по венам, гадко и неприятно. Потемневшим взглядом она как-то случайно поймала глаза Виктора, внимательные и цепкие. Стало стыдно. Даже через разделившее их расстояние она различила звенящий в золотистых радужках вопрос. Слабо покачав головой, она перевела внимание на Равеля. Лишь запоздало, краем глаза заметила, как шевельнулись губы мужа, слабый поклон, как того требуют манеры, и разорванную цепь их затянувшего танца с вампиршей.       Князь видимо ждал, пока она придёт в себя и вновь поймает заданный ритм. Мия выдавила смущённую улыбку, в самом деле чувствуя, как пылают щёки от абсурдности ситуации и собственных чувств.       — Мы быстро нашли общий язык. Странно легко, будто многие годы знали друг друга. Возможно, зачастую и правда достаточно лишь смотреть в одном направлении.       — И что видели там?       — Банальность. Мир лучший, чем он был, и нас, стоящих у его истоков. — Голландец как-то мрачно усмехнулся, словно давно повзрослевший ребёнок, вспомнивший о несбыточной, но такой красивой мечте. — Гордыня не зря считается худшим из грехов, милая Мия. Перестаёшь видеть горы разменных монет, которые за собой оставляешь.       — Не такая уж плохая была цель, разве нет?       — Скорее неприлично наглая и самоуверенная, как намерение добраться до горизонта. И тем не менее мы смотрели, жадно отсчитывая метры до несбыточной цели. Правда, оказалось всё это такой… красивой фата-морганой, которой обманывались мы с Софией, пока Виктор искал там нечто другое, недоступное, более настоящее, я думаю. Горизонт покосился, я научился смотреть под ноги… Она нам этого не простила. Десять лет со мной не разговаривала, подумать только!       — Но сейчас вы здесь.       — Верно! И я уже украл у вас больше, чем мог рассчитывать. — Мия на секунду опешила от такого резкого завершения диалога. Ален будто испугался, что разоткровенничался перед ней сильнее, чем ему бы того хотелось. Или дело было лишь в том, что приевшаяся мелодия уже сменилась следующей. Он ласково улыбнулся ей, сглаживая заминку. Небольшой наклон головы, ладони мягко сжали её кисть. — Благодарю за танец.       Девушка продемонстрировала небольшой книксен. Стонущие от тяжести ноги молили побыстрее убраться из этого порочного круга танцующих. Она ожидала, что голландец выпустит её руку, но он настоятельно повёл её за собой, как того требовал этикет, обратно к фуршетному столу. Только вот бывших спутников здесь не оказалось.       Мия живо огляделась, потерявшись в количестве одинаково бледных лиц. Глаза зачем-то выцепили одного из официантов. Что-то в его беспокойной мимике её смутило. Почувствовав её внимание, он тут же отвёл взгляд, взял полупустой, блеснувший серебром поднос и поспешил убраться из поля зрения. Подобное поведение показалось ей жутко подозрительным. С другой стороны, представить себя в окружении такого количества вампиров, к тому же в подчинённом положении, и самой Мие было мучительно и неприятно. Кто знает, какие чувства могли бушевать в этом молодом парне?       — Совсем без алкоголя. — Она испуганно повернулась на раздавшийся за спиной голос. Краем глаза заметив, как Ален удалился, она уже не ждала его появления. Но вот он вновь стоял перед ней, протягивая высокий гранёный стакан, украшенный долькой лайма. Мутная, светло-жёлтая вода полностью покрывала крупные гранулы льда, сковавшие в своём морозном плену веточки мяты. Благодарно сжав холодное стекло и не найдя в исходящем запахе ничего подозрительно, она сразу сделала изрядный глоток.       — М-м-м. — Мучившая её жажда удовлетворённо замолкла. Вкусовые рецепторы блаженно отозвались на пряную горечь лайма, ментоловые ноты и кислоту лимона, показавшиеся ей гораздо ярче всех испробованных за вечер закусок и сортов сыра.       Опустошив стакан чуть больше, чем на половину, Мия наконец взглянула на вампира. Едва ли кто-то из присутствующих баловался безалкогольными напитками, а, значит, его сделали специально для неё. Хотелось заметить, что ей вполне хватало воды. И всё же упрямо отрицать, что подобное отношение льстило, было глупо и нечестно.       — Спасибо. Я ценю то, что вы делаете. Но не нужно, правда. Все эти лимонады, внимание и попытки отгородить от любой неудобной стычки с другими вампирами. Меня и так постоянно опекают, но я не хрустальная. И если у кого-то здесь зуб на меня чешется, я справлюсь.       — Какой же тогда из меня хозяин, если я позволю вас так обижать?       — А есть кто-то на примете? — Заметив вопросительный взгляд Алена, добавила, — ну, кто хотел бы обижать?       Князь расслабленно рассмеялся, покачав головой на проснувшуюся вдруг в ней непосредственность. Взяв бокал с кроваво-красным вином (ей очень хотелось верить, что это именно оно), Равель элегантно отсалютовал ей и с серьёзным лицом продекларировал:       — Я не отказываюсь от своих слов. Как и четыре года назад заверяю вас, Мия, какое бы будущее нас ни ждало и какие бы препятствия ни встали перед будущим Орденом, в Нидерландах Стражи всегда найдут поддержку, а вы останетесь желанным гостем.       Она давно смирилась с тем, что путь Ордену предстоял тернистый и трудный. И так же давно не питала иллюзий, что в Европе её многие жаловали. Даже здесь наверняка были те, кто вынуждено улыбался и терпел её присутствие. В какой-то момент это перестало быть важным. И всё же слова Алена её тронули. Несмотря на все разворачивающиеся сейчас трудности, недомолвки и мутные расследования на два (а, может, и более) фронта, эти слова были простыми и искренними.       — Вы хороший… — Она запнулась, смутившись того, как хотела закончить фразу. «Человек? Вампир? Договаривай, идиотка!» — Да, хороший Князь, Ален.       — Хочется верить, что так. — Улыбнувшись друг другу под тихий перезвон встретившегося стекла, они сделали по глотку. Отрезвляющая прохлада и стойкий цитрусовый привкус проясняли мысли. Заверив Равеля, что никто её отсюда не украдёт, а побыть немного в одиночестве скорее даже привилегия, чем каторга, она осталась у столика одна.       По-прежнему погружённая в рассказ голландца, она пропускала мельтешащих в поле зрения гостей. Перед глазами заместо них проносились придуманные картинки местного бомонда, вычурного, великолепного внешне и насквозь прогнившего, каким он мог быть десятилетия назад. Те же лица, те же разговоры, те же спрятанные за доброжелательными масками глаза убийц, порочные, жестокие, без капли стыда и сожаления. Человеческая мораль излишня. Среди людей легко прикрываться добродетелью, а в этом сумрачном мире она была ничем не лучше.       Взгляд зацепился за две мужские фигуры в противоположном ей углу зала. Спрятанные за внушительной подставкой-колонной и пышным букетом белых гиацинтов и тюльпанов, разбавленных сочной зеленью, о чём-то невозмутимо беседовали Виктор с норвежским Князем.       Вампир выглядел таким же, каким она его помнила — суровый и холодный, странным образом покорный лишь вольным прихотям и капризам собственной супруги. Тяжёлый взгляд, волевой подбородок с аккуратной бородкой, покрывающей впалые щёки, зачёсанные назад волосы цвета горького шоколада, коротко выбритые у висков. Его спокойную красоту не портил даже искривлённый нос, будто сломанный и неправильно сросшийся много веков назад.       И всё же он терялся рядом с её мужем, рядом с Виктором. Её Виктором. Как терялось всё остальное — прошлое, настоящее, законы нравственности, чужие пересуды, её собственные неприменимые к ним убеждения и тошнотворно правильное мировоззрение. Всё было неважным, относительно одного его ласкового взгляда, и слова, и трепетного касания. Он был важным. Сейчас и в любой момент времени, который они разделили, в котором их никогда не было и который ещё только будет.       Пальцы нащупали мягкость бархатных бутонов на запястье. Такая же яркая бутоньерка в его нагрудном кармане, над сердцем, будто незримой нитью соединившая разделяющие их метры. Взгляд забрался вверх по длинным ногам, к спрятанной в карман кисти, под небрежно убранную полу пиджака, чтобы зацепиться за атласный пояс с металлическим медным отливом, каждую пуговичку и деликатную линию плиссировки на груди, а затем безвольно замереть на чуть двигающихся пухлых губах.       Мия рвано выдохнула, разом допив содержимое стакана и звонко поставив его на стол. Талая вода приятно холодила горячие горло и нёбо, желающие сейчас сказать (сделать) так много. Она уверенно шагнула вперёд, когда кто-то подкрался к ней со спины, крепким кольцом стянув плечи и рёбра. Сердце яростно забилось, протестующе толкаясь между лопаток. Она же испуганно замерла с несорванным вскриком на раскрытых губах.       Нос щекотнул знакомый аромат — прохладный, резкий, с ощутимыми хвойно-зелёными нотами и сладостью груши. Приникшее к ней тело определённо было женским. Потерявшись где-то между возмущением и восторгом, она воскликнула:       — Ингрид!       — О, lille rose, — мягкие губы звонко чмокнули скулу. Мия хотела было обернуться, но женщина не позволила, щекой прижавшись к её виску и ещё крепче обхватив ладонями плечи, — цветёшь и пахнешь так сладко. Не смогла удержаться! Ты так сосредоточенно что-то высматривала, так жадно… Что же ты высматривала?       Обычно хрипловатый и грубый, её голос звучал сейчас куда звонче и чище, но Мия едва задумалась над этим, чувствуя, как пылают кончики ушей от этого нарочито жеманного тона и таких же слов. Её вдруг настойчиво отвернуло в сторону, картинка заплясала и расплылась перед глазами.       — Ммм, может быть, госпожу фон Моос? Говорят, у неё новый любовник, ещё моложе прошлого. Удобно быть княгиней Швейцарии, никто ни слова не скажет о том, как небрежно ты расходуешь человеческий материал под свои нужды, а? Нет, тут явно другое…       Ингрид без всякого перехода вновь качнула её, теперь уже влево. Игривый тон и непривычно сильная хватка заставляли её теряться, поэтому Мие оставалось лишь покорно всматриваться в том направлении, которое ей было позволено лицезреть.       — О, неужели Грейсток? Уже почти год без своего партнёра, какая жалость. — Усмешка, запутавшаяся в словах, говорила о том, что жаль ей не было. — Ты злорадствовала? Хотя нет, о чём я… Знаю, как ты смотришь. Но, насколько я помню, убийство сегодняшней программой не предусмотрено. Определённо не то…       Наконец вернув её в исходное положение, норвежка с театральной пылкостью зачастила, снизив тон до волнующе приглушённого. Таким, наверное, искушают праведников к особо тяжкому греху.       — О, я знаю-знаю! Это мужчина. Высокий, статный, невероятно привлекательный мужчина. В том углу. В этом безупречно сидящем костюме. Хотя, разумеется, без костюма всегда лучше. Эта выдержка… А сколько силы, способной одним лишь отточенным жестом убрать любого. Образцовая холодность…       Уже напрочь смущённая Мия хотела лишь раствориться в сжимающихся её руках Ингрид, исчезнуть из этой глупой ситуации, будто пойманная за непотребством школьница. Греющий скулы румянец просил остановиться. Упрямый взгляд с жадностью продолжал вбирать знакомый в каждой детали образ. Наверняка почувствовав их настырное внимание, Виктор с князем Йерде повернули лица в их сторону. Густое золото блеснуло в радужках мужа, чарующее, непреодолимое. Такое не нуждается в огранке гипноза, и без него заставляя беспросветно вязнуть мысли.       — Казалось бы, ни единого шанса ей противостоять. Но вот он смотрит на тебя… и этот взгляд мог бы расплавить все вечные льды Арктики. И ты стоишь, не в силах сказать ни слова, так глупо хлопая своими очаровательными глазками, с единственной мыслью в сознании — «почему я?».       Ингрид совершенно ребячески усмехнулась. Дыхание тронуло щёку. Короткий вопрос гулкой вибрацией отдался в ухе:       — Этот мужчина?       Мия беззлобно закатила глаза, согласно промычав что-то плохо связное. В тот же миг в боку больно ущипнуло, почти вынудив её подскочить на месте.       — Ауч! За что?!       — Ты заглядываешься на моего мужа. Я могу начать ревновать.       Мия уже плохо различала границы её игры, слегка опешив от серьёзности тона, которым была сказана последняя фраза. Робко уточнила:       — Так ты про Ола?..       — Ну не про Ван Арта же. — Какие-то доли секунды она, видимо, наслаждалась закипевшим и поднявшимся до покрасневших кончиков ушей возмущением, исходящим от девушки. Но быстро сдалась, наконец легко и неприкрыто рассмеявшись над ситуацией, напоследок звонко, как и ранее, чмокнув её в макушку.       — Да, смешно, — бросила Мия, ещё ощущая тонкий шлейф уходящей обиды. Почувствовав, как ослабли удерживающие её руки, тут же выпуталась из объятий и резко обернулась с намерением вручить собеседнице ответную колкость, но вмиг замерла, не в силах поверить в увиденное.       Она несколько раз моргнула, желая снять наваждение. Но образ не рассеивался. Болезненная пустота сковала лёгкие. Мия не могла подобрать слов — любое восклицание казалось странным и неуместным, как если бы она решила донести до Ингрид очевидную истину. Только в этой истине нуждалась она сама. Глухой голос, едва ли похожий на собственный, жалко просипел:       — Давно?       Улыбка сползла с лица женщины. Она вдруг бессильно простонала, закрыв лицо руками, как будто это могло что-то исправить. Но тонкие кисти, будь они хоть трижды зримыми, не могли теперь спрятать от неё въевшуюся картину — хитрый прищур льдисто-голубых радужек бесследно погас, сменившись до боли знакомым багряным цветом. Цветом чужой крови. Несмываемой вампирской меткой.       — Этого я и боялась! Не хотела тебе говорить. Знала, что ты расстроишься…       — Я злюсь, потому что ты не рассказала, а вовсе не расстроена!       — Тогда почему ты так смотришь?       — Как…       Она не дала ей договорить, отняв руки от лица. Мия едва заметно вздрогнула, вновь наткнувшись на непривычно пылающие глаза женщины вампирши. Виновато свела брови, устыдившись этого неконтролируемого жеста.       — Вот так смотришь. Будто смертельно разочарована.       В носу ощутимо жгло от обиды. Мия сцепила руки на груди в небрежной попытке спрятаться, защититься. Она плохо понимала сама, почему её это так задело. Можно было сколько угодно обманываться перед собой, что душила злость от недоговорённостей. В глубине души же ворочалось нечто иное, непримиримое и порочное.       Скольких вампиров она знала достаточно близко, чтобы не противопоставлять их привычному кругу общения? Достаточно, чтобы не принимать обращение Ингрид настолько близко к сердцу. И всё же тлеющий вкус предательства жёг язык липким, острым послевкусием. Мия не имела на это права. Она презирала себя за подобное малодушие, но прятать от себя уродливое чувство, прикрываясь красивой ширмой, было ещё хуже.       — Выйдем на воздух?       Девушка слабо кивнула, но глаз не подняла. Не из страха того, что могла увидеть. Скорее не желая показывать плещущегося в них стыда. Чтобы совсем не смотреть себе под ноги, она упёрла взгляд в спину Ингрид. Невольно отметила, что и без того нордическая бледность кожи совсем не изменилась.       Шёлковое платье на тонких бретелях, цветом близкое к тёмному золоту, мягко струилось по тонкому силуэту, двигаясь в такт плавным движениям и визуально удлиняя и без того высокую фигуру. Весь путь до террасы Мия заворожённо наблюдала за покачивающейся, словно маятник, подвеской на конце длинной цепочки, спускающейся к самой пояснице.       Никто их не остановил и не проявил любопытства тем, куда они направлялись. Несмотря на полностью распахнутые окна, прохладный воздух едва долетал до зала, будто застревая в лёгких многочисленных гостей. Только выйдя наружу, на маленький клочок пространства, отгороженный от воды каменным парапетом, Мия почувствовала, как сильно нуждалась в этой живительной передышке.       Прямая и вытянутая, как струна, в толпе, здесь норвежка как-то сразу обмякла. Прямые, острые плечи вмиг расслабились. Она нервно коснулась коротких волос у шеи, не забранных в небрежное плетение на затылке. Они стали короче с их прошлой встречи, не изменилась лишь хулиганская, рваная чёлка. Тут же подумалось, что в ней в принципе ничего не изменится теперь, навечно застыв в этом облике.       — М-м-м, чёрт их всех дери, как же легко здесь дышится! Все эти важные физиономии и глупые разговоры уже просто не усваиваются в голове. Идиотизм, снобизм и щепотка перемытых косточек сверху. Самый потребляемый здесь коктейль. И знаешь, что самое страшное? Я уже чувствую, как начинаю говорить на их языке, словно это какой-то особый, вампирский диалект! Немыслимо. — Нарочито бодро усмехнувшись, Ингрид наконец обернулась к ней.       Не услышав ответа и не найдя его в лице Мии, она сокрушённо вздохнула и отошла к самому краю террасы, облокотившись на ограждение. Приглашающе похлопав рядом с собой, стала ждать, пока девушка исполнит немую просьбу. Мия без особых восторгов приблизилась, прощупала непросохший и всё ещё влажно блестевший от ливней камень, но так же, как Йерде, беспечно опёрлась о него поясницей.       — Если бы у меня была дочь и мне бы в голову взбрело объяснить ей, что нашла я её далеко не в капусте, разговор был бы менее неловким.       Взгляд девушки упёрто буравил колышущийся тюль, будто стремился его поджечь и испепелить. Сновали слившиеся друг с другом силуэты в большом зале. Молчание становилось неприличным, но горло не способно было воспроизвести ни звука.       — О, не дуйся на меня, это невыносимо!       — Я не дуюсь, я просто… Не понимаю.       — Чего?       — Ты же не хотела! Всегда была против обращения.       Мия наконец посмотрела на свою спутницу, так отчаянно, будто от одного этого взгляда всё вмиг могло повернуться вспять и стать, как прежде. Неприкрытая жалость читалась в теперь уже алых радужках, заставляя её чувствовать себя ещё более эгоистичной и подлой. Как вышло, о её чувствах Ингрид заботилась куда больше. Тонкие пальцы потянулись к её лицу, на секунду замерли, решаясь, и всё-таки тронули короткую прядку, бросаемую ветром в глаза, убирая её за ухо.       — Всё меняется, птенчик. Семь лет назад я категорически не хотела замуж. Два дня назад я даже не думала сюда возвращаться, но вот я здесь. У меня по-прежнему кольцо на безымянном пальце. И я терпеть не могу лингвистику, которую с любовью когда-то преподавала. Мы меняемся.       — Идиоткой себя чувствую…       — О, не стоит, юношеский максимализм с возрастом проходит. Мне понадобилось… А, хотя нет, забудь! Я в том возрасте, когда о нём уже неприлично говорить.       — Да брось, когда тебя это волновало?       — Верно, никогда! Но в какой-то момент я подумала… Подумала, что вообще-то не вечна. Глупость, да? Несколько лет прожить бок о бок с вампиром, чтобы потом — раз! — как обухом по голове. И я вспомнила все бары и все горнолыжные курорты, которые не успела ему показать. Ну то есть, вот он Ол. Весь такой важный, слишком серьёзный, будто по-прежнему считает, что всем вокруг должен… С этим своим княжением настоящей жизни вообще не видел. Кто, если не я, ему покажет? Вот эти нафталиновые аристократки? — Она острым пальчиком осуждающе ткнула в сторону зала. — О нет, дорогуши, не в этой жизни! Я просто не могу его оставить. Да, подумала, что мне стоит ещё немного задержаться.       Мия вгляделась в лицо Ингрид, благородное в своём спокойствии и отчего-то совсем не переменившееся. Всегда острые черты, высокие скулы, ровная кожа, едва тронутая мимическими морщинками. Будто рождённая для того, чтобы пополнить ряды бессмертных.       Ей всегда нравились её живость, развязность и совершенная непохожесть на весь этот высший свет. Несмотря на статус и высокопоставленного супруга, Йерде низменно оставалась собой. Вечность её не прельщала. Ей хотелось яркой жизни и такого же яркого финала. «Раньше я всё думала, какими злачными местами и богом забытыми северными деревушками удивить Ола, пока вдруг не обнаружила себя выбирающей интерьер в гостиную на следующие десять лет. Совсем меня одомашнил!» — так она ей сказала в их последнюю встречу. Наверное, это уже было той самой точкой невозврата.       Глядя на неё сейчас, Мия думала, что поверила в эту причудливую идею сильнее требуемого. Словно очередной сюжет для безумного романа или будоражащей воображение статьи. Она совсем исключила из него реальные чувства женщины, которая любила и была счастлива. Когда-то судьба всё решила за неё, наделив бессмертием. Но согласилась бы она сама год за годом проживать короткую человеческую жизнь, видя нестареющие черты Виктора, зная, что после неё придут другие, что своим увяданием делает лишь больнее?       Колкий жар жёг пазухи носа, влажной дымкой подбираясь к глазам. Она не была на месте Ингрид. Она не имела права весить на неё собственные глупые ожидания. Срывающийся в шёпот голос наконец сказал:       — Прости меня.       Ласковая улыбка украсила лицо новообращённой вампирши. Хитрый прищур так и не покинул изменившихся глаз, колко поблескивающих из-под длинной чёлки. Мягкие губы легли на её похолодевшее плечо, всего на миг, совершенно материнским касанием.       — Ты обижена, потому что чувствуешь, что я оставила тебя. — Наткнувшись на вопрошающий взгляд девушки и вскинутые брови, Йерде со значительным видом продолжила. — Да-да, определённо так и есть! Главный закон выживания — изгои должны держаться вместе. Поэтому мы и сошлись, не отнекивайся. Когда вас как минимум двое, уже проще делать вид, будто это вы не приняли остальных, а не остальные — вас. Теперь, когда я с «остальными», ты чувствуешь себя преданной.       — Чушь какая-то, Ингрид. Мы же в не в школе.       — Школьники, студенты, столетние дети… Один ветер в голове.       Мия фыркнула, выражая всю глубину протеста. И всё же в груди что-то согласно заворочалось на этих словах, вынуждая её вновь переноситься в день их знакомства и во все остальные дни, когда они были в свете, отстаивая своё в нём присутствие. Они обе были вхожи в вампирское общество, и обе ему категорически не соответствовали. Ингрид была человеком, она — где-то между. Современная жизнь и культура оставили в них несмываемый отпечаток, отличный от того, которым вечность клеймила любого из здешнего бомонда.       Всегда обсуждаемые — каждый их шаг, слово и непривычное убеждение оценивались и препарировались с хирургическим усердием. Они также глупо злословили в ответ, противопоставляя себя всей этой надменной элите. И Мие нравилось это чувство сопричастности. В своей привычной исключительности она не чувствовала себя одинокой. Но теперь Ингрид была вампиром — похожей, «своей», как все они — потеряв всю свою занимательность в глазах сплетников и оставив её в одиночестве держать баррикады.       Наверное, в глубине души она нет-нет да задумывалась, что тоже этого хотела. Чтобы единственный укус сделал всё понятнее и проще. Чтобы так наивно стать маленькой частью чего-то большего, чего-то известного, а не болтаться в своей чужеродности, где бы ни старалась приткнуться. Но ей это было недоступно, и Орден по-прежнему оставался единственной возможностью найти своё место. Невесело усмехнувшись, Мия глухо заметила:       — Что ж, по крайней мере теперь у тебя есть зубы, чтобы кусаться.       — Не прибедняйся! У тебя чудесные шипы, lille rose, — Ингрид заговорщически подалась к ней, понизив голос, пряча слова от тех, кто был в зале, — иначе почему они так боятся?       — Ну да, так и вижу, как их чёрные души уходят в пятки при виде меня.       — Ты глупая, Мия. Агрессия происходит из страха, страх — от неизвестности. Ты неизвестная. Им непонятно, чего ждать. Ты сильна и можешь разделаться с любым из них при свете солнца. Орден… Что ещё за Орден? Их будут судить, поставят на колени? Ах, да где оно видано! — Норвежка театрально приложила руку к груди, состроив возмущённо-испуганное лицо, вызвав невольную улыбку у девушки. — Новый Свет далеко. Что там творится? Ван Арт убил двух князей. Чья же голова полетит следующей? Такая сила пугает, такую силу всегда хочется и себе. Многие на самом деле отказались бы иметь лояльного Стража под боком? О, поверь, в их головах политика и личная жизнь совершенно несовместимы. Таких мерзостей наслушалась!       — И когда ты только успела? — Игнорируя заколотившееся сердце и слишком живое воображение, тут же нарисовавшее малую долю той грязи, которую могла иметь в виду Ингрид, Мия с самым невинным видом увильнула в сторону темы, которая её интересовала.       — Мы уже приезжали где-то пару недель назад. Хотели устроить себе небольшой отпуск. Но постоянное солнце всё испортило. Потом ещё князь Анхель Мора… Опять какие-то рабочие вопросы, ему позвонили из Осло. Самолёт, туда-обратно, сейчас это не проблема, к сожалению.       — Ты сказала, что не хотела возвращаться.       — Как я и говорю, здесь было довольно тоскливо, слишком много чужого грязного белья. И, чёрт возьми, это заразно! Я просто не смогла пропустить сегодняшний вечер — очень уж привлекательна была возможность увидеть, чем разрешится вся эта история с датской мегерой.       — О чём ты?       — Скажи честно, с какой Луны ты свалилась, моя хорошая? Единственный вопрос, на который хотят получить ответ все присутствующие, объявит ли Равель о помолвке. Но… Часики тикают — дин-дон! — вечер скоро кончится, так что, вероятно, кто-то уже ощутимо в пролёте.       — Я думала, это вопрос решённый.       — Зачем тогда Ван Арт прилетел так скоро, ещё и в гордом одиночестве?       Ингрид серьёзно посмотрела на неё, будто и правда хотела получить настоящий ответ. Мия же вдруг вспомнила, что детали с расследованием, убийствами и Стражами были никому стороннему неизвестны, а потому и причина длительного пребывания здесь её мужа и Мора по официальной версии должна была быть иной. Она неопределённо повела плечом, соскакивая с вопроса. К счастью, Йерде была не против сама поведать ей о происходящем.       — Все об этом судачили. Я слышала, некоторые были очень недовольны его появлением — что-то про то, как он снова вмешивается в дела нидерландского общества. Им явно не нравится, какое влияние Виктор имеет на местного князя. Возможно, считают, что в компании с Ларсен тот станет независимее. Хотя те, кто не шибко ей симпатизируют, наоборот верят, что Ван Арт убережёт Нидерланды от змеи у власти. О милая, в какой-то момент это стало даже интереснее, чем читать романы Дюма!       — Кажется, вампиры и без Дюма неплохо справляются. Раздуть подобное из обычного приезда давнего друга, только потому что он прибыл один.       — Ну, это была самая распространённая версия. Были и другие, конечно. Менее приятные и умные. Некоторые говорили, что вы расстались…       — Ну разумеется.       — Что ты предсказуемо сбежала к некоему оборотню…       — А как иначе?..       — И даже, что ты беременна.       Мия поперхнулась воздухом, не найдя слов и во все глаза уставившись на собеседницу. Ладони покрылись липким потом. Она наигранно усмехнулась, стараясь доказать тем самым всю абсурдность этого предположения. Но, казалось, Ингрид в принципе не сильно задумывалась над чужими сплетнями, вдохновенно пересказывая их как глупые байки.       — Тебя давно не видно в свете, это было ожидаемо. Ждут и трепещут, какую химеру вы явите миру!       Она задорно рассмеялась. Мия едва удержалась, чтобы не оправить пышную сборку на платье, топорщившуюся у живота, почувствовав себя почему-то отвратительно незащищённой. Под рёбрами стянулся тугой ком тревоги. Решение Виктора не распространятся о её положении теперь не вызывало вопросов. Страх перед неизвестным вызывает агрессию и может толкнуть на совершенно непредсказуемые поступки, верно. Подобно стервятникам европейские вампиры будто ждали, когда они грубо оступятся, посягнув на старый, привычный порядок. И сейчас у них действительно было то, что могло его пошатнуть. То, о чём никому не стоило знать как можно большее время.       — У Стражей вообще были дети?       — Мы не находили такой информации. Да и, откровенно говоря, не думаю, что Стражи вообще переступали грань личных взаимоотношений с кем-то из представителей сверхъестественного мира.       — Ммм, значит, вы первые, — игриво заметила вампирша. — Как у Шекспира.       — Нет.       — Извини, — Ингрид искренне удивилась её реакции, как и сама Мия удивилась тому, насколько резко и грубо прозвучал собственный ответ. Читаемые бархатным голосом мужа строки безусловно были приятны, но она была абсолютно убеждена, что сюжетами Шекспира лучше любоваться на расстоянии и не иметь с ним ничего общего, — Так… Чем ты болела?       — Слушай, это неважно, правда. Не хочу вдаваться в неприятные подробности.       — Уф… Окей, я поняла. — Норвежка оттолкнулась от ограждения, свободно встряхнула руками, как если бы они устали после длительно нагрузки, и с лукавой улыбкой на тонких губах потянулась к ней, зовя за собой. — Мне срочно нужно снять напряжение, иначе моё бессмертие закончится здесь же, едва начавшись!       Сил сопротивляться совсем не было, и Мия легко поддалась холодным рукам, сжавшим запястья. Она послушно вышла за Ингрид в зал. Золочёное великолепие больше не казалось красивым, словно не скрытая более привлекательным фасадом гниль. Она насторожённо скользила взглядом по лицам, зачем-то стараясь угадать в них искомые тени страха и скалящихся масок. К счастью, вампирша крадучись уводила её вдоль стены к выходу, минуя ненужных собеседников.       — Куда мы?       — На парковку. Мой любимый мундштук сегодня совсем не соответствует образу, пришлось оставить в машине.       — Ты же бросить хотела.       — Зачем? Лёгкие теперь в порядке.       Низкий смех прокатился по пустому каменному коридору, взлетел к высокому потолку холла, застряв в нём гулким эхом. Мия едва не споткнулась на ровном месте, краем глаза зацепив фигуру Виктора на промежуточной площадке лестничного пролёта. Если он и заметил её появление, никак не дал об этом знать, занятый каким-то телефонным разговором. Последний раз озадаченно обернувшись и мысленно посетовав на его извечную занятость даже в такие моменты, она тихо выскользнула за дверь, догоняя Ингрид.       Та повела её какими-то окольными тропами к дальней части парковки, широкой дугой огибая пустой двор. Снаружи любителей ночных прогулок не оказалось. До сюда долетал лишь редкий смех, разноголосый шум разговоров и отдельные ноты неизвестной ей мелодии. Было чарующе прохладно и тихо, как бывает лишь глубокой ночью, пусть даже такой короткой. Перешёптывания листвы и обнимающий плечи ветер дарили нужное сейчас спокойствие. Мия дышала полной грудью, мечтая задержаться в этом моменте как можно дольше.       Темнота давила на веки. Делая осторожные шаги, она всё больше ориентировалась на мягкую дробь, с которой каблуки Ингрид встречали брусчатку. Было в этом что-то умиротворяющее. Они приблизились к одному из автомобилей, чудовищно похожих друг на друга. Мия чуть отстала.       Поредевшие облака местами обнажили тёмно-синий бархат неба. В одну из таких прорех робко заглядывала растущая луна, подсвечивая курчавые края голубоватым светом. Почему-то подумалось, что скоро полнолуние и есть вероятность, что в какой-нибудь точке земного шара, бесконечно далёкой или до абсурдного близкой, мог появиться новый Страж.       — Как это было? — Тихий вопрос несдержанно вспорхнул с губ Мии. Она слегка смутилась, когда Ингрид, наполовину скрывшаяся в салоне и настойчиво перерывающая бардачок, вдруг повернулась к ней с немым вопросом в глаза. — Обращение.       Вампирша оперлась предплечьем о крышу машины, острые ноготки коротко постучали по металлу. Она чуть задрала голову, вглядевшись вверх, будто прося у перемигивающихся звёзд подсказать ей ответ.       — Красиво. — Мягко перекатила слово на языке и, заключив, что оно вполне подходит, удовлетворённо кивнула, — Да, красиво.       — Исчерпывающе, спасибо. — Ингрид состроила дурашливую рожицу в ответ на её сарказм и неутолённое любопытство, будто специально поддразнивая. И всё же сдалась, заговорив бегло и небрежно:       — Ну и зануда же ты… Он дал мне свою кровь. Худшее из всего, что мне доводилось пить, а пробовала я за свою жизнь многую дрянь, уж поверь. Потом взял мою. Совсем не так томно и романтично, как показывают в фильмах. Чертовски больно! Меня в детстве цапнула за лодыжку собака. Так вот это как три собаки в три раза крупнее. Прошло, правда, быстро. Такая странная эйфория, как под наркозом. И, кажется, я несла какую-то совершенную дурость. Когда очнулась, голова и тело гудели, как после двухдневной попойки в особо прожжённом баре, где ты впервые решаешься на абсент, а в завершение оставляешь бармену своё белье заместо чаевых. Была у меня такая… Никогда не пробуй абсент. — Норвежка строго взглянула на неё, как если бы Мия в самом деле собралась искать этот напиток в ближайшем пабе. Она же с трудом переваривала услышанное, пытаясь отыскать в этом наборе слов что-то, подходящее под определение «красиво», и всё думала, что Йерде всё же совершенно сумасшедшая и именно этим восхищала.       — Но я ни о чём жалею. Знаешь, я прожила хорошую жизнь. Некоторым для всего этого понадобилось бы две или три. Так что… Я всё сделала правильно. Возможно, всем нам в какой-то момент суждено осесть на месте. И если Ол — моё, так тому и быть.       — Я рада за тебя, правда. Прости за ту сцену….       — Перестань извиняться! Теперь я буду изводить тебя многие годы, и, возможно, ты уже совсем не будешь так рада. — Они синхронно усмехнулись от такой перспективы. Вопрос в целом был исчерпан, но Мия не смогла сдержать ещё одного напоследок:       — Почему ты назвала это красивым?       — Не знаю, есть в этом что-то мистическое и возбуждающее. Его кровь во мне, моя — в нём. Что-то такое… вечное, непреложное. Такое не разорвёшь как свидетельство о браке в пылу ссоры.       На ум почему-то пришёл ритуал Долга Крови. Шон рассказывал ей, что нечто подобное происходит во время бракосочетания оборотней. Дикое, первобытное действо. Нерушимая клятва, запечатанная в симметричных шрамах. Чужим ушам и взглядам такое не позволено лицезреть, как не было позволено и ей, несмотря на близкую дружбу с Максом. Тайное знание. Но Шон балабол, и ему отчего-то простительно.       Как оказалось, в сверхъестественном мире многое было завязано и скреплено кровью. Самые страшные обещания и самые крепкие союзы. Она же в очередной раз осталась тоскливо непричастной. Мия подняла взгляд, поймав выглядывающий лунный лик, мысленно вопрошая, почему она обделила её каким-нибудь «красивым» благословением. Горящий алым слепок был свидетелем единственного их с Виктором момента. Он пролил за неё свою кровь, её кровь стала его, как было должно и правильно. Но в этом не было ничего красивого. Отчаянно, страшно и больно, словно медленное онемение, пробирающееся в лёгкие вместе с горьким вкусом потери. И это было её обетом? Незыблемой связью, неподвластной всем природным и надприродным силам? Казалось, что это чертовски мало, ведь вселенная редко слышит тех, кто ей шепчет.       — О чём задумалась?       — О том, что я очень жадная и стоит иметь голос погромче.       Судя по выражению её лица, ответ остался для Ингрид неразрешимой загадкой. Она мягко обхватила губами кончик мундштука, прищурив свои лисьи глаза, кутая их выпущенным, серым столбиком дыма. Мия привычно скривилась, почувствовав забивающийся в нос запах терпкого табака, и благоразумно отошла в сторону, чтобы он не впитался в кожу и волосы. Виктору это не нравилось.       — Я прогуляюсь, пока ты тут… — Она обрисовала руками контур вампирши, нарочито расползшийся и туманный, медленно отступая назад. Та понимающе усмехнулась, но возражать не стала.       Мия скользила взглядом по выстроившимся в ряд автомобилям. Она пыталась угадать, какой бы мог принадлежать тому или иному вампиру. Но все они так скучно похожи. Лощёные, начищенные иномарки класса люкс, громко заявляющие о статусе своих владельцев. Приглушённым блеском выделялись знакомые эмблемы. Но ноги невольно замерли лишь напротив одной…       …ослепительное отражение забирающегося сюда солнца дразнило веки, плясало по тонкому силуэту угрожающе вздыбившегося льва. Девушка замерла, словно вросшая в землю, словно неосторожно зацепившая ногой раскрытый капкан. Дёрнешься — поймает. Секунды стали вязкими, не давали обдумать реальность происходящего. Что бы она ни сделала, казалось, сейчас это заранее безнадёжно. Полупустая улочка в глубине паршивого квартала, развязная детская ругань и звучное эхо ударов мяча по асфальту. Воздух плавился от жаркого полдня (пока лишь от полдня). Белый лист чуть подрагивал в сжимающих его пальцах, а белый спорткар скалился на неё беззубой пастью…       Медленный выдох опустошил лёгкие. Такой же медленный вдох болезненно запнулся под рёбрами. Мия расслабила пальцы, ощутив, как ногти глубоко впились в ладони. Всё давно переболело и прошло. Но в последнее время всё чаще вновь давали о себе знать неприятные детали, оставленные глубоко в прошлом. Всё ощутимее проступали мысли, что эта история никогда её не оставит. Губы брезгливо скривились.       «Чёртовы французы со своими чёртовыми peugeot. Будто других марок не существует».       Она поспешила пройти дальше, ноги вели к другому концу парковки. Замёрзшие пальцы легли на плечи, приятно холодя горячие, затёкшие мышцы. Она попыталась размять их, убрать пружинящее напряжение. Глаза вдруг выцепили мелькнувшие в стороне тени. Или это был лишь обман зрения?       Она оглянулась в сторону Ингрид, но не обнаружила её на месте. Приглушённые звуки магнитолы и видимый в тусклом, жёлтом свете дым, поднимающийся от распахнутой двери, говорили о том, что вампирша была в автомобиле. Взгляд немигающе вперился в темноту сводов под воротной башней, которая пополам рассекала небольшой мост ко двору и служила неким парадным входом.       Дыхание стало более размеренным вопреки зашедшемуся в истошном бите сердцу. Мия прислушалась, напрягая свои нечеловеческие чувства. Едва ощутимые голоса звучали неестественно глухо, старательно пряча слова от лишних слушателей. Первая оплошность.       Интуитивно она уже ощущала, что стоило проигнорировать подобную мелочь и развернуться назад. Мало ли кто хотел уединиться после длинного вечера. Упрямство помноженное на любопытство твердило, что ей жизненно необходимо выяснить, кого же занесло в это тайное убежище, словно заранее зная ценность той информации, которая сама шла ей в руки.       Мия сделала аккуратный шаг. Стук каблука показался резким и оглушительным. Она не придумала ничего лучше, чем тихо выскользнуть из опостылевших туфель и уже мягче, поистине кошачьей поступью, двинуться дальше. Чуть влажная брусчатка холодила ступни. Стоило бы отвесить себе хорошую оплеуху, но адреналин в крови был таким жгучим и приятным, что она позволила ему вести себя к мистической цели.       Стараясь держаться ближе к краю моста, почти скользя объёмной юбкой по глухо выложенному камнем парапету, Мия держалась в тени стены башни, которая удобно закрывала обзор находящимся внутри. Чем ближе она подбиралась, тем отчётливее ощущала чужое присутствие. Слух по-прежнему не улавливал отдельные слова, лишь тон — раздражённый, запальчивый, сливающийся в озлобленное шипение.       Когда она наконец вплотную приникла к стене, всё стихло. Она задержала дыхание. Неужели заметили? Мия неотрывно следила за проёмом входа, но он был пуст, и никто не рвался отловить её подслушивание. Она ощутимо вздрогнула, когда с другой стороны вдруг что-то ударило. Как тело, резко встретившееся со стеной. Послышался характерный, короткий стон. Жар обжёг щёки. И почему она всегда на это велась?       — …кишка тонка…       Сиплые и всё же различимые слова достигли слуха, пригвоздив её к месту. Сердце пропустило удар. Пусть и искажённый, но без сомнения знакомый голос. Тильда Ларсен была сейчас от неё в считанных сантиметрах.       Тихий, сдавленный смех так же резко оборвался, едва начавшись. Кем-то задушенный, перехваченный прямо в горле, с шумным выдохом стихший, как выпущенный воздушный шарик.       Ни слабое укрытие, ни мнимая безопасность сейчас не имели значения. Рассудок удачно замолк, не сделав ей ни одной подножки прежде, чем Мия оказалась у зияющего входного проёма башни. Густой мрак резал взгляд. Её гулкое сердцебиение вспороло его лучше любого источника света. Две слившиеся тени в углу мгновенно отпрянули друг от друга. Две пары глаз сверкнули во мраке. Пробившаяся сюда лунная дорожка, посеребрившая кончики светлых волос Ульфа Ларсена, была последним, что Мия увидела прежде, чем броситься наутёк.