Лунная соната

      Фигуры вампиров за спиной, тёмное дерево интерьера и охряное в рубиновых лентах пламя камина поплыли в отражении подобно многочисленным огаркам свеч. Вьющиеся дорожки жадно разбегались, сходились, ластились друг к дружке, размывая огни по стеклу в недолговечный акварельный узор. Маленький танец дождевых капель, сумасбродный, ещё невесомый, только набирающий силу под незамысловатый перезвон тонких струн, протянувшихся с черничного небосвода.       Ей было мало. Впервые хотелось, чтобы звучно треснуло, разорвало и разбилось глубокими расщелинами, отпуская с потоками воды гложущее и выедающее за грудиной чувство тотального бессилия. Если бы созданная природой музыка могла говорить буквами, каждый крошечный удар выбивал бы сейчас по ночному городу единственное закольцованное, повторяющееся без конца слово. И слово это было «неотвратимость». Выжженное на её саднящем от боли предплечье, на истлевшей в костре обмана и недомолвок душе, источающей тошнотворный запах гари.       Мия искала его в восковом профиле Ларсена, и каждая текучая тень складывалась в иное — резкое, ломаное, небрежно начертанное слишком спешащей рукой. И слово это было «угроза». Громогласное, как вызов, как выстрелившее предупреждение, раскалёнными щипцами вытягивающее за загривок ощетинившийся и спрятавшийся за рёбра ужас.       Притаившийся в рукаве адуляр больше не жёгся, как притихшая и спрятавшая когти своевольная кошка. Но его звенящая насмешка не смолкала. Она ведь звала, искала, едва не молила. Почему-то теперь Мия ощущала себя заряженным магнитом, притянувшим то, о чём просить она не могла и помыслить.       Всё началось с аукциона. Найденный камень, до неправильного, до пугающего живой. Необузданная тайна, ломающая само мироздание и привычную природу. Её или его воля вела их друг к другу? Стражи, Алессия, очередные вампирские дрязги, как удушающие петли, набрасываемые одна за другой, плотно стягивающие её плечи и рёбра между собой. Ульф Ларсен. Последний тугой виток, обхвативший шею и перекрывший ей кислород. Мия упорно пыталась выпытать у скрытой в нём пустоты — какие ответы ты прячешь? Скажи! И находила лишь первородный ужас, зачем-то ответивший на её зов и прочно вцепившийся в кожу.       — Я пойду.       Голос и ноги тут же воспротивились этой слабой попытке сбежать. Вцепившись в стол и неуклюже поёрзав на коленях Ингрид, Мия повернулась лицом к залу и сразу поймала несколько любопытствующих взглядов. Мелькнула мысль, что вампиры наверняка почувствовали проступившие в воздухе солёные ноты крови.       — Куда ты собралась в таком состоянии? Жаждешь растянуться посреди ресторана? — прошипела ей на ухо норвежка, а затем добавила с деланной паникой в голосе, — сейчас все решат, что это я довела тебя, позавидовав молодой, пышущей жизнью мордашке!       — Я буду убедительно врать, что моей молодой мордашке позавидовал мистер Барри. — Мия невесело усмехнулась, всё же попытавшись отвлечь внимание от лица, завесив его волосами. Хотела уже вернуть одолженный платок вампиру, но, казалось, только испугала его своим жестом. Заметив проступившие на белом червонные подтёки, она и сама смутилась, скомкав ткань в ладони и вновь прижав её к носу, после чего гнусаво поблагодарила голландца и убеждённо прошептала для Йерде. — Я в порядке, Ингрид. Это просто усталость.       Наконец поднявшись, Мия пообещала подруге найти её позже и направилась к барной стойке, возле которой по-прежнему вели диалог Равель и Виктор. Она чувствовала направленные в спину взгляды и перешёптывания, хотя и не была уверена в том, что их не придумала. Казалось, лишь Ларсен остался безучастным к её уходу, по-прежнему пряча глаза в огнях улиц снаружи. И всё же именно его присутствие отдавалось методичными ударами пульса в переносицу, а потому она спешила увеличить расстояние между ней и этим мутным юношей как можно скорее, старательно минуя двоящие перед глазами столики.       Виктор и Ален сразу заметили её приближение. Две пары глаз, как маленькие искры каминного пламени, вели её сквозь загустевший в приглушённом свете полумрак ресторана. И, если золотистые блики во взгляде Равеля ощущались мягкими, почти согревающими, в непроницаемой тьме зрачков мужа пряталось острое, жгучее — усмирённый огонь, никогда не покидающий извечной клетки.       Древние верили, что огонь очищает. Сейчас Мие почти отчаянно хотелось, чтобы это оказалось правдой. Чтобы мнимый жар ярких всполохов поглотил каждый страх, каждое сомнение и неуверенность, отпуская ей все ошибки и промахи. Она не была уверена, что сможет справиться со всем навалившимся в одиночку. Что она вообще хоть сколько-нибудь справлялась всё это время.       — В чём дело?       Мия раздражённо свела брови от того, как холодно и грубо прозвучал вопрос мужа. Но особенно тёмные сейчас глаза были направлены поверх её головы в зал, будто стремясь выявить среди присутствующих того, кто так опрометчиво рискнул испытать на ней силу гипноза. Храбриться и делать вид, что всё в порядке, было бессмысленно, да и не хотелось. Она лишь бессильно смяла в пальцах рукав его пиджака, молчаливо прося убраться отсюда подальше. То ли почувствовав исходящую от неё дрожь и нервозность, то ли уже совершенно рефлекторно вампир перехватил её руку, твёрдо сжав предплечье и даря такую нужную опору, но глаз так и не опустил.       — Безобразный инцидент, — раздался приглушённый ответ Равеля. Мия встретила его взгляд, непривычно тяжёлый и обеспокоенный, таящий то ли сочувствие к ней, то ли разочарование всем случившимся, а, может, всё вместе. Заметная морщинка глубокой озабоченности, расчертившая его лоб, ощущалась лишней и лишь усиливала чувство такой же глубокой тоски в душе девушки, — как скоро бы он не разрешился, уже не сгладить ни этой давящей лавины переживаний, ни осадка от беспочвенных подозрений. Мне искренне жаль, что вам приходится через это проходить. Постоянный стресс и волнение… Не удивлён, что они находят такой выход. Я попрошу принести льда.       Пока Ален обрисовывал ситуацию парню за барной стойкой, Мия вновь потянула за рукав Виктора, привлекая к себе внимание, и сдавленно прошептала:       — Можем выйти?       Вампир наконец обратил к ней горящий взгляд, заставивший отчего-то устыдиться и своей просьбы, и этого паршивого состояния. Будто за очередной обман и разыгранное представление, ведь слабость может быть только мнимой, иначе почему она так часто и с таким нездоровым упорством повторяла ему, что сильная.       Холодные пальцы коснулись её руки, зажимавшей испачканной тканью нос. Мягко отвели от лица, вынудив чуть запрокинуть голову и открыть внимательным глазам весь неприглядный вид. В тот же миг Мия почувствовала, что кровь совсем не думала останавливаться, влажно пощекотав верхнюю губу и гадко скользнув в горло.       — Чёрт. — Сглотнув и ощутив знакомые отголоски тошноты, она судорожно отняла кисть, прижала платок обратно и ниже, чем раньше, опустила подбородок. Всё это одновременно нервировало и пугало. Успокоившаяся было дрожь вернулась к ослабшему телу.       — Господи, Мия.       Болезненно тихий шёпот, больше походивший на шумный выдох. Очевидно, выглядела она страшно жалко. Ладонь Виктора приятной тяжестью легла на затылок, холодя разлившееся там вязкое пламя. Девушка лишь бессильно ткнулась лбом ему в грудь, уже ни о чём не думая, ничего не чувствуя и ничего не желая так сильно, как оказаться как можно дальше от этого места. Время будто вело с ней какую-то извращённую игру, то замедляясь почти полностью, то словно разгоняясь в обратном направлении, рождая стойкое чувство дежавю или забытого кошмара, которых и быть не могло. Ощущение полной дереализации было таким болезненно знакомым, что Мия бездумно начала перебирать маленькие пуговички на рубашке мужа и всё повторять про себя:       «Только не здесь, не сейчас, пожалуйста».       Словно уговаривая организм продержаться ещё немного, не ставить её в очередное глупое положение. Словно без идиотской панической атаки она и так не тянула на себе чересчур много.       Казалось, минула вечность, прежде чем бармен вернулся к ним с небольшим тканевым мешочком, полным глухо позвякивающего льда. Вероятно, Ален собирался предложить им спокойное место, чтобы покинуть ресторан их небольшой компанией и уединиться, но Ван Арт оборвал его раньше.       — Мы сами, если не возражаешь.       Короткая, понимающая улыбка легла на губы голландца. Мягко, будто напутственно махнув рукой в сторону, он остался стоять на месте, лишь напоследок бросил:       — Конечно. Найдёмся позже.       Мия в последний раз подняла взгляд в зал, выглянув из-за плеча мужа — скорее желая удостовериться, что разыгравшаяся сейчас между ними тремя сцена не вызвала излишнего интереса. И вроде бы было достаточно спокойно и тихо. Пока дыхание не зачастило, чуть не сдавив лёгкие, усилив из последних сил сдерживаемую панику. Она резко отвернулась, зажмурившись, будто стараясь тем самым стереть с сетчатки пепельную серость глаз Ларсена.       Виктор без лишних слов повёл её за собой через высокие двери выхода и слишком узкий по ощущениям коридор. Не сбавляя темпа, они миновали, по-видимому, какие-то хозяйственные помещения — да так уверенно, словно вампир знал каждый закуток и тайный ход этого отеля. Но сейчас это едва ли пробуждало в ней привычное любопытство. С трудом различая, куда ступает, Мия всё ещё не могла поднять глаз от пола, почти полностью полагаясь на поддерживающее плечо мужа.       Внезапно дыхнуло прохладой, и тёплый свет с непрошенной лаской поцеловал веки. Взору девушки открылся уютный внутренний дворик, подсвеченный паутиной маленьких лампочек, напоминающих притаившихся во влажной зелени светляков. Из-за слезящихся глаз их было в три раза больше обычного. Со всех сторон надёжно спрятанный стенами, он был излюбленным местом здешних постояльцев, но заливающий открытую мебель и цветные плиты дорожек дождь выгнал всех до единого.       Дверь за ней закрылась, отсекая тепло отеля. Взбудораженному сознанию понадобилось время, чтобы признать в развернувшемся пейзаже что-то знакомое — в этом углу двора Мия не бывала. Притаившиеся под навесом короткого выступа крыши столики на длинных высоких ножках соседствовали лишь друг с другом и одинокими пепельницами, явственно давая понять, для кого это место было предназначено.       Дрожа то ли от холода, то ли из-за перенапряжения, она стояла на этом клочке пространства, прижимая к носу осточертевший платок, и отчего-то чувствовала себя полной идиоткой. Виктор подтолкнул её вперёд, дальше от двери, за которой кто-нибудь особенно любопытный и бесстрашный мог бы подслушать их разговор. Остановилась Мия у самого края, где с прямого козырька прямо в клумбу отвесно сбегала дождевая вода подобно искусственному водопаду, но сесть и здесь было некуда. А потом с удивлением смотрела, как вампир снимает пиджак и аккуратно укладывает его на бетонное ограждение цветника.       — Испачкается, — глухо в нос заметила она.       — Это всего лишь пиджак, Мия.       С непреклонной мягкостью он вынудил девушку сесть на единственно сухое здесь место, сам же опустился перед ней на корточки, устроившись между разведённых бёдер и пристально всмотревшись в лицо. Избегая его пронзительного взгляда, Мия вновь отняла платок, оценивающе рассмотрела разросшийся узор пятен и даже решила, что всё прошло. Но, как и в прошлый раз, ощутила свободно побежавшую к губам струйку крови и зло выдохнула сквозь зубы.       — В чём дело? — повторил ранее заданный вопрос Виктор, на этот раз спокойнее и мягче, хотя Мия видела, что далось ему это с трудом. Будто он так старательно искал виновного за её тотальный развал, с кого можно было бы спросить за ущерб и немного больше. Будто не мог даже предположить, что причина была в ней самой. Будто не понимал, как подобная мелочь могла пошатнуть её настолько сильно. Будто она сама не злилась на себя за это так неистово.       Но всё разлетелось в ней, как давно разбитые и склеенные впопыхах стёклышки, слишком долго притворявшиеся, что представляют из себя нечто большее, чем бесполезную видимость. Обида на или за себя обожгла горячо бьющееся сердце. И, вспомнив о высокой вероятности задержаться под надзором в отеле, теперь совсем не безопасном, укрывшем в себе бессознательный, но такой жгучий страх, Мия неожиданно даже для себя запальчиво выдала:       — Не останусь здесь! Можешь хоть запереть меня, усыпить, нарушив своё обещание, я не стану сидеть, ожидая очередную глупую тайну или пока всё снова пойдёт через задницу. Да хоть сама пойду искать этих ваших де Рьё, англичан, непонятных Габриэлей, только… — Голос вдруг странно булькнул, склизкий комок с металлическим привкусом скатился в горло и стало как-то совсем горько, но ещё больше стыдно. Из носа по-прежнему текло, только она уже не была уверена, что дело лишь в тонких кровеносных сосудах. Сплюнув собравшуюся во рту кровь на пёстрые плитки пола, она смотрела, как дождь размывает её красный след, и так же размыто и тихо закончила свою речь. —… не оставляй меня в стороне.       Ответа не последовало. Лишь крупные капли выбивали свою заунывную мелодию по упругим листьям и деревянной мебели, как тоскующий музыкант по брускам ксилофона. Опущенные глаза ловили отражения лампочек в пузырящихся лужах, когда пальцы Виктора тронули её подбородок, по-прежнему молча, и требовательно повернули лицо к тускло падающему свету. Не зная куда смотреть, она продолжала прятаться за опущенными ресницами, как вдруг уже позабытый ей ледяной компресс опустился на переносицу и сразу неловко стёк в бок, заставив её зажмурить правый глаз.       — Ай, — холод тысячей колючек впился под глазницу и в лоб. Решив, что это одна из неприятных частей наказания, Мия натужно выдавила, хотя ничего смешного в этом не было, — не буду больше выражаться.       Вампир удобнее переложил набитый льдом мешочек, теперь морозящий только нос до самой кости. Это вмиг стало неважным, когда бархатные, будто снежные, иглы его голоса пробрались ещё глубже, выстудив самые труднодоступные уголки в груди.       — Ты разбиваешь мне сердце, Мия.       Ни укора, ни злости, ни спрятанного разочарования. Сухое признание, выцветшее и усталое, словно забившая и наполнившая до предела лёгкие пыль. Даже дыхание стало казаться до абсурдного больным и бесполезным. Она упёрто смотрела вверх, через полупрозрачный навес козырька в непроглядную темень неба. То ли слишком широко распахнутые, то ли заиндевевшие от приложенного льда они обильно наполнились слезами, и даже с самым большим желанием она не смогла бы сейчас противостоять предательской силе тяготения.       — Тогда точно не буду. — Лучше бы она молчала, потому что губы судорожно дёрнулись и пришлось тут же сжать их в тугую линию, только бы не создавать бегущим по вискам горячим дорожкам стенающий аккомпанемент. Попытка оказалась провальной, потому что забитый нос совсем не справлялся с тем, чтобы помочь ей дышать.       Она вдруг представила, как выглядит со стороны. С мокрым лицом, наверняка болезненно белым, а в худшем случае ещё и с зеленоватым оттенком. Красные глаза с явно выделяющейся сеточкой капилляров на тонких веках и в тон им распухший, будто разбитый, нос и испачканные губы. Даже после всех драк и стычек она точно смотрелась куда как живее. Вспомнила о странных следах на предплечье, обеспокоенность Виктора из-за банальной тошноты и вновь ощутила болезненную потребность скрыться, исчезнуть и не испытывать вины за его тонко настроенное сердце и свою критически низкую тягу к самосохранению.       Страшнее всего остального было то, что причины происходящего множились только в ней. Постыдная тайна росла, распухала, опутывала внутренности ядовитым плющом и без всякого влияния лунного камня. Одно лишь знание, что прятала она его так долго, травило кровь и заставляло испытывать все эти муки. Задумываться о том, что стало бы, поступи она по-другому, не имело никакого смысла — адуляр уже был прочно припаянной к ней частью. Пугало лишь то, что проклятый камень тянул за собой — странные силы, Стражей и чёртова Ульфа Ларсена. Имела ли она право теперь просить о помощи?       Тугая пелена на глазах мешала видеть ясно. Хотелось зажмуриться, позволить горячей влаге свободно бежать по щекам, так неприкрыто звеня задушенной, никогда не срывающейся с губ фразой: «Помоги мне, пожалуйста». Хуже только признать, как ей страшно. Может, только шёпотом, совсем чуть-чуть, незримо и тихо спрятав в одном из шумных выдохов:       «Мне так страшно, Вик.»       Судорожный всхлип всё же сбежал с губ, тихий и неприметный, как уличный вор. Мия стиснула мертвецки холодную руку Виктора, в которой он зажимал мешочек льда, будто испугавшись, что он отстранится. Поймав более-менее глубокий вдох, молясь про себя, чтобы не было ещё слишком поздно — для неё, для них, а, может, чего-то значительнее и больше — она тихо заговорила:       — Помнишь… — Голос не слушался, будто был чужим и незаконно присвоенным. — Ты обещал тогда. Что не будешь злиться, когда я всё расскажу.       — Я не злюсь, Мия. Не важно, что я думаю о вашем с Мора решении — сделанного этого не исправит.       — Не об этом, — казалось, проще сжать воду, чем вытолкнуть из горла давно умалчиваемую правду, но иное было не позволительно, — Мора сказал, что я могу чувствовать камень. Это правда. Сложно объяснить… он просто отзывается, словно прячет в себе что-то живое и гудит этой силой. Как противостоять гипнозу. И я будто всегда это знала. Тот аукцион… Я вроде как ждала, что почувствую что-то, но камень оказался пустышкой. А потом… продавец. Я говорила с ним. Практически перед тем, как его убили вообще-то.       Слова сбивались. Сердце настолько часто и рьяно колотило в грудину, что грозило пробить её вместе с хлипкими остатками самообладания. Хотелось наивно спросить: «Ты видишь?» Онемевшие скулы запоздало заметили пропавший с лица компресс и лёгшие заместо него ладони Виктора, едва ли на тон теплее. Несправедливо ласковые, успокаивающие, будто молчаливо возвещающие в ответ на её немой вопрос: «Я чувствую, Мия». Глаза наконец встретились с его — непроницаемыми, мутными, как тёмное стекло. Хотя, вероятно, дело было в застилающей её зрение пелене слёз. Собравшись с духом, она продолжила, зная, что разобьёт в них сейчас что-то очень важное и нужное:       — И у него был камень. Второй адуляр, такой же, как у Мора. Это точно, я чувствовала. Их два, понимаешь? А, может, и больше, только вампиры об этом не знают. А продавец поменял их — хотел продать менее ценный. Но… увидел вампира там, на торгах. Как и его жена до этого. Мора тоже сказал, что адуляр искали и, вероятно, по-прежнему ищут. И тогда он испугался, после нашего разговора. И… вроде как отдал его мне, а я совершенно ничего не смогла сделать. — Мысли вязли, и Мия с трудом осознавала, получилось ли из её сбивчивого рассказа что-то цельное. Только слепо продолжала вглядываться в глаза Виктора, пытаясь понять, дошёл ли до него смысл сказанного. Хотела твёрдо повторить, но голос упал до сиплого шёпота. — Я имею в виду, тот второй камень… Он у меня, Вик.       Тянущая боль в предплечье вновь дала о себе знать. Совсем слабая, едва ощутимая, но даже её хватило, чтобы задушить испуганный вдох в горле. Всё это время присутствовавшая где-то на втором плане история с лунным камнем вдруг обрела выпуклость и краски, перестав быть эфемерным миражом, который легко развеивался в реальности. Будто она снова была той потерянной девчонкой, как и пять лет назад, которая не имела ни малейшего понятия, в какую чертовщину её превратили. Единственной надеждой которой был рассыпанный след из крошек в виде кусков пророчества. Она просила совсем не об этом — с неё хватило. Она могла сколько угодно бежать от рутинного спокойствия, но допустить, чтобы его забрали силой, очередной насмешкой судьбы она не могла. И сейчас ей было чудовищно страшно, что, кажется, это вновь происходило.       Виктор молчал. То ли сопоставлял детали открывшегося, то ли переваривал и усмирял разгоревшиеся из-за этой правды чувства. Мия не торопила — нести ответ было труднее, чем умалчивать о, казалось, ненужном. Сухо и холодно прозвучало:       — Ещё что-нибудь? — Перемолотые и развеянные чувства оставили лишь деловую сосредоточенность, шероховатую и грубую, как кора дуба. Злился. Горячо и непримиримо, почти плавя тугую шлейку неснимаемого самоконтроля.       Чёрная, едкая горечь растеклась в груди смоляными подтёками. Она не знала, что ему говорить, хотя поток слов теперь должен был быть нескончаемым в своей жаркой искренности — все они для неё будто стали пустыми и потеряли право на смысл.       «Убитых словом добивают молчанием», — так завещал Шекспир, Вик?»       Приняв за ответ её безмолвие или переполненные виной глаза, вампир несдержанно вскочил на ноги, резко и почти неуловимо. Мия с силой сжала челюсти, сдерживая дрожь губ и несорванный всхлип. Ногти глубоко вошли в нежную плоть ладоней. В сознании отдавалось единственное: «Терпи, терпи, терпи». Легче не становилось, но эта тупая боль, казалось, наслаждалась её смирением, постепенно стихая, оставляя пусть мелочную, но явную мысль — она всё сделала правильно.       Секунды издевательски медленно таяли. Мия наконец нашла в себе силы поднять глаза, но встретила лишь напряжённую спину супруга. В его одиноко заставшем силуэте и склонённой голове читалась какая-то роковая сражённость неизбежным, ещё непринятая, отвергаемая, но подспудно понимаемая. Ей было горько и больно это видеть, но глубоко в душе она чувствовала, что этот момент осознания должен быть принят им в одиночестве, а все её мольбы о прощении лишь испортят — как если бы она стала извиняться теперь за то, что не нашла своё призвание в каких-нибудь макраме и вязании.       Сведённые лопатки, укрытые атласным узором складок рубашки, чуть расслабились. Пальцы с силой потёрли бровь, будто желая избавиться от приступа мигрени, когда Виктор повернулся в её сторону. Притихшая буря сменилась привычными собранностью и спокойствием.       — «У тебя» это где?       Мия слегка замялась от резкости вопроса и своего возможного ответа. Невольно потянулась к скрытому рукавом запястью и потёрла засаднившую кожу.       — Здесь. Сейчас, со мной.       Озвученные, слова показались ей особенно глупыми. Но ещё глупее показался сам факт того, что, зная о поисках пропавшего камня, она таскала с собой идентичный, словно обернувшись красным флагом. Вероятно, Виктор подумал о том же. А, может, вспомнил ту сцену в спальне и бугрящиеся голубоватые вены предплечья. В упор взглянув на неё, он зло процедил, заставив её почти сжаться:       — Ты носишь его?       — Не ношу, так вышло! Не было выбора, когда вампиры заявились в поместье. Если бы они начали искать? Оставлять его там было небезопасно.       — Кто ещё знает?       — Лита. — Скрывать было бессмысленно, и лучше выложить наконец всё как на ладони. Немного подумав, Мия тихо добавила, уже не в силах таить в себе пугающие догадки. — Может быть, Ульф Ларсен. В смысле… что их несколько. Он вроде как намекал ещё в первую встречу.       Оба они напряжённо вслушались в редкие здесь звуки, словно испугавшись быть пойманными, но было тихо. Тень, лёгшая на бледное лицо, скрыла все зримые отпечатки эмоций. Она даже не была уверена, что глаза направлены на неё, а не куда-то мимо. Будто между ней и Виктором вырос монумент стеклянной пластины, закоптившийся или подвергшийся коррозии, но безнадёжно испортивший видимость. Хотелось стереть, разбить, сдвинуть — что угодно, лишь бы разрушить эту плотную тишину и рассеянные в ней взгляды, не находящие друг друга. Она бы подорвалась с места, но непреклонно повернутый к ней профиль вампира стал весьма красноречивым протестом. Поджав губы, Мия с неясной обидой прошептала:       — Ты злишься.       — Иное было бы странно, ты не находишь?       Гулкое, слишком честное и особенно нелюбимое ей эхо подсознания ядовито заметило: «Его правда».       — Я не знала, что так выйдет.       — Ты ничего не сказала, — на миг дёрнувшаяся в её сторону голова, словно импульс, тут же непреклонно оборванный. Упавший до критически тихого голос с неприкрытой горечью бросил, — почему ты не сказала мне сразу, Мия?       Она невольно задержала дыхание, как если бы сорвавшийся с его губ вопрос был заточенным дротиком, угодившим точно в цель. Вопрос, которого она избегала даже наедине с собой, потому что не могла подобрать к нему ни одного подходящего ответа. Не то чтобы она старалась. Будто боясь ворошить возможные варианты, гадкие, подлые и неприятные. И встретившись с ним сейчас, она в ступоре замерла, а потом, заикаясь, выдохнула, отмахнулась, как от раздражающе вьющихся перед глазами мушек:       — Н-не знаю. Я не знаю.       Мия видела, как острее выделилась точёная скула, а верхняя губа криво изогнулась, выдавая ничем неприкрытое сомнение. Словно он хотел возразить ей, но в последний момент передумал, то ли уступив её бессилию, то ли испугавшись, что выйдет на свет, если он продолжит настаивать.       Последний раз нервно тронув висок, Виктор вдруг в два шага преодолел разделявшее их расстояние. Суровая сосредоточенность грубой маской сковала его лицо, и от такой резкой перемены стало особенно не по себе. Мия видела его почти вплотную, только невидимая преграда, которая должна была разбиться вслед, отчего-то никуда не делась. Лишь стала ближе, и девушка невольно подумала, что могла бы коснуться её ладонью.       — Твоя рука, это всё… — Он неопределённо обвёл кистью контур её лица, но не посмел дотронуться. — Дело в камне?       Она чувствовала, как вибрирует в нём злость за наносной строгостью. Из последних сил удерживаемое в ладонях пламя, разъедающее, жгущееся настолько, что ощущалось холодным. Никогда не сорвётся, даже рискуя разрушить и спалить самого себя в мёртвое ничто. Мия не могла ответить, даже если бы точно знала. Она не могла лишиться камня, даже если бы пришлось притворяться, что всё в порядке, до такого же ледяного огня внутри.       — Отдай его мне.       — Нет!       — Мия…       — Пожалуйста! Хочешь, чтобы всё всплыло перед Мора? Его ищейки уже под тебя копают. Я не допущу, чтобы ответственность за мои ошибки легла на тебя. Продолжить держать его у себя безопаснее, пойми.       — Безопаснее? Это ты называешь «безопаснее»? — Уже не сдерживаемая, сочащаяся с губ едкость. Он прав, разумеется. Воздействие камня пугало, и справляться вопреки всем и всему ей давно перестало нравиться. Но потеряв его из-под своего контроля, она бы столкнулась с последствиями, которые были страшнее. Так она чувствовала. — Если ты допускаешь этому влиять на тебя, я — нет.       — Вот! Видишь, что ты делаешь? — так же запальчиво, в тон ему прошипела девушка. Грудь жгло от непонимания, от этого болезненного противостояния, которое забирало слишком много сил, которых и так уже не осталось. Но сдаться рано. — Может, поэтому и не сказала. Не хочу, чтобы ты решал за меня. Потому что это не твоя проблема и даже не наша. Может, я чувствую, что это важно для Ордена и Стражей. Не хочу становиться против… чтобы тебе пришлось потом выбирать между вампирами и мной…       Ладонь несдержанно метнулась к губам, но останавливать вспорхнувшие слова было поздно. Запоздало осознав бессмысленность этого жеста, Мия безвольно опустила её на колени, исподлобья взглянув на Виктора. Видимость по-прежнему была ни к чёрту. Часто сморгнув, она почувствовала, как застоявшиеся слёзы горячо и тихо соскользнули с ресниц и рассекли щёки. Непрошенная честность, но, может, так даже к лучшему?..       — Вик…       Голос, как задушенный крик, но молчание ощущалось громче. Выдох, покинувший лёгкие мужа, был ярче, чем весь сконцентрировавшийся холод снаружи, чем бьющие по слуху дождевые капли и собственный пульс, добравшийся до горла и щёк. Мия скользила взглядом по ломанным линиям, очертившим его присутствие в тени, но отчего-то казалось, что тёмный абрис таял, смазывался и так и норовил покинуть её. Она болезненно старалась дотянуться до него, незримо, своей жаждущей близости душой, заполнить каждую царапину и трещину, появившуюся её виной, непреложным убеждением, что, пусть всё в ней так сложно и чересчур, он всё ещё важнее.       «О, услышь. Пожалуйста, услышь».       Возвышающийся над ней силуэт, пусть не утративший стати, казался ослабшим и сдувшимся, как оголившиеся по осени деревья. Она не могла прочесть его опущенное лицо. Видела лишь ровно лёгшие под глаза тени ресниц, длинные, чернильно-чёрные, странно скорбные и в этой скорби невероятно красивые. Её шумные вдохи рвали тишину и пространство между ними, и часто вздымающая грудь супруга вторила этим звукам, обещая, что надежды не бесплотны.       Белая, приглашающе раскрытая в её сторону рука проступила в полумраке, и Мия без лишних мыслей вцепилась в неё дрожащими пальцами, тут же угодившими в изящную клетку. Мягкое сжатие. Казалось, она тонет и безнадёжно теряется, как терялась её хрупкая кисть между его ладонями. Трепещущий выдох медленно опал с её губ, одновременно испуганно и благодарно — в такие моменты всегда казалось, что, если бы он никогда не отпускал её, ей было бы достаточно.       Продолжая поглаживать её руку, Виктор медленно опустился перед ней на корточки, как и ранее, и вдруг сдержанно спросил:       — Знаешь, что я вижу? — На какие-то жалкие, недостаточные секунды он поднял на неё глаза, загоревшиеся, как два осколка янтаря. Мия почувствовала, как он слегка прокрутил кольцо на её безымянном пальце, почему-то сейчас показавшееся ей особенно горячим и тяжёлым, а после скользнул к линиям на ладони, будто прослеживая в них ответ. — Я вижу мир, такой несоизмеримо огромный, неправильный, противоречивый, будто пано из картинок разного ракурса, где у каждого своя правда. И если учитывать каждую, он будет разрастаться и множиться, пока не коллапсирует и вновь не взорвётся. И я вижу свою жену. Такую неправильно маленькую и хрупкую, которая всё ещё наивно верит, что может построить мир правильно. Сейчас она измученная и обессилевшая, будто стремиться взвалить на свои плечи целое небо. Но оно не падает, милая.       Прямой взгляд, проницательный и сильный, заставил дыхание сбиться. Она невольно задумалась, пытался он убедить больше её или самого себя. Ласково убрав спадающие ему на лоб пряди, Мия с щемящей тоской заметила:       — Ты даже не представляешь, насколько мой мир маленький и тесный, и насколько ты в нём огромный.       — Тогда позволь мне держать его для тебя. Без выбора, потому что его никогда передо мной не стояло и не встанет. Перестань разделять нас, Мия.       — Я не… — Она вновь запнулась, не найдя ответа, и устало выдохнула, воздев по-прежнему мокрые глаза к небу, — Почему обязательно должно быть так сложно?       — Не должно. Нет ни вампиров, ни Стражей, ни кого-либо ещё. Ты, — чопорный поцелуй лёг чуть выше колена, но даже через грубую ткань джинс её обожгло его теплом, — я, — ладони огладили бёдра, скользнули под кардиган и замерли на пояснице. Дыхание Виктора замерло в считанных миллиметрах от её живота, будто не решившись. Она видела, как болезненно сошлись брови на какие-то доли секунды, прежде чем он поднял на неё взгляд и убеждённо закончил. — Есть мы. И это довольно просто.       Мия молча кивнула, решив, что звучало несомненно складно и просто. Но ещё более правильно и весомо. Стало вдруг жутко обидно, как если бы Виктор сказал что-то злое. Наверное, правда действительно горче всего остального, а она лишь мечущаяся в собственноручно созданной клетке идиотка, каких ещё поискать нужно. Крепко зажмурившись и мысленно обратившись к чему-то большому и несуществующему, она жадно просила, чтобы ей стало достаточно, а все ветвящиеся в неизвестность развилки судьбы перестали её мучить. Кривя подрагивающие губы, тихо спросила, зная, что точку, как ни крути, ставить в этой истории ещё рано, а запятая лишь испортит:       — Я разочарование, скажешь нет?       — Ты не разочарование.       — Даже если, как всегда, сделаю по-своему?       Виктор бережно стёр ладонями влажные следы с её щёк. Едва заметно усмехнулся, как-то очень понимающе и обречённо, а после с выражение прочитал своим тихим, чарующе бархатным голосом:       — В том и ужас брака, Что эти нежные созданья — наши, А чувства их — чужие.       — Прости. — Она не знала точно, извинялась за всё сделанное или только грядущее, за каждый свой промах или за то, что выбрал он её такую упрямую, сложную и наивную в своей человеческой глупости. Оставила быстрый, смазанный поцелуй на лбу в благодарном порыве. Руки мужа крепче обвились вокруг неё, прижимая ближе. Девичьи пальцы зарылись в густые волосы, притягивая к себе его голову, позволяя уткнуться лицом под распираемые теплом рёбра. Спрятав ещё один поцелуй в макушку, Мия вновь шепнула «прости» и, кажется, так и застыла по меньшей мере на вечность, зарывшись носом в его запах и искренне веря, что у звёзд на них не такие уж плохие планы.       Хотелось, чтобы этот момент не кончался. Чтобы замер прочным узлом на протянувшейся в бесконечность нити времени. Чтобы секунды остановились и позволили ей остаться в этой иллюзии спокойствия для беспокойной души. Она вжималась щекой в его темя, зачем-то пытаясь поймать ритм едва пробивающегося дыхания. Будто этого было достаточно, чтобы снова стать цельными.       В груди было тепло и мягко — странное воодушевление. Какое всегда бывало в детстве после мучительно долгого ожидания выговора за особенно страшный по меркам возраста проступок, который оказывался лишь маленьким сорняком, особо старательно удобряемым воображением. Мия закусила губу, сдерживая неуместную, нервную улыбку. Вкус крови кольнул рецепторы, заставив её резко выпрямиться и с ужасом всмотреться в примятые и беспорядочно лежащие чёрные локоны Виктора.       — О, я тебя запачкала, наверное. — Она попыталась на ощупь найти постыдные следы, но вампир ласково перехватил её руки и поднялся на ноги, теперь окончательно разбивая мгновение.       — Не беспокойся.       Чуть вытянув из-под неё пиджак, освобождая себе место, он опустился на бетонное ограждение рядом. Ловкие пальцы пробежались по вискам девушки, к ушам, открывая лицо, завешенное волосами. Даже вдохнуть не получалось под гнётом предположений, что он собрался сделать. Раньше, чем Мия опомнилась, Виктор потянулся к платку, брошенному на её коленях. Лишь в последний момент успела перехватить его руку и замереть, выжидательно уставившись в глаза мужа.       — Скажи мне.       Прорвавшиеся отголоски отчаяния, что так давно терзали грудь, проступили в шепчущем голосе. Долгое время зреющий бутон правды наконец расцвёл пышным цветом. Только правда эта была диковинная, незнакомая, оставляющая лишь эфирную надежду, что она не таит в себе ядовитые споры. Мия не понимала, куда вели корни тайны, хранимой лунным камнем. Знала, что ей придётся самостоятельно до этого докопаться, хотя маленькая, наивная часть её будто убеждённо знала, что теперь Виктор обязательно всё решит и исправит. Но могла ли она требовать ответ? Могла ли просить совета?       — Я понимаю, как это выглядит. И, наверное, ты считаешь, что я опять влезаю в историю, которая меня не касается. Но я не могу просто так его чувствовать, понимаешь? Мора говорил, что о камне не было слышно многие десятилетия, так почему сейчас? Я чувствую, мы как-то связаны. И это пугает до чёртиков, правда! Но я должна узн…       — Узнаем. — Он не дал ей договорить, коснувшись большим пальцем губ. Возразить не представлялось возможным — убеждённому, стальному в своей твёрдости голосу хотелось лишь безоговорочно верить.— Чуть позже. Мы подумаем об этом позже, ладно?       Она кивнула. Виктор медленно убрал руку, почему-то задержавшись на ней взглядом и странно выдохнув. Прежде, чем девушка задалась вопросом, он потянулся к бегущей в считанных сантиметрах от них с крыши воде, тронул пальцами и смочил платок. Потяжелевшая, холодная ткань коснулась её носа, но протестовать не хотелось. Мия с готовностью перекинула ноги на бедро супруга, сокращая расстояние, и подалась вперёд, опёршись ладонью в другую ногу.       Пока он методично стирал уже въевшиеся в кожу отметины, она беззастенчиво ловила взглядом трепет его ресниц, остро желая ощутить его подушечкой пальца, и только сильнее стискивала бедро в бессильном запрете. Этот бесхитростный жест, казалось, только сбивал вампира, распаляя что-то большое и грубое за безупречно выточенной оболочкой.       Платок замер, дойдя до округлых изгибов рта. Ресницы приподнялись, открывая на миг загоревшийся голод во взгляде. Мия не успела вдохнуть — терпкий след поцелуя обжёг. Осторожный, словно вымаливающий поначалу, он быстро утонул в нетерпении, требовательно вынудив раскрыть губы. Прежде, чем она смогла забыться, до слуха запоздало донёсся рваный выдох Виктора. Язык нащупал остроту более явно проступивших клыков, и девушка отвернулась, обрывая поцелуй так же резко, как он загорелся.       — Прости.       Мия пыталась отдышаться, во все глаза уставившись на супруга. Подмечала давно виденные признаки будто впервые, и зло кляла себя за то, что не придала этому должного внимания, забывшись в собственных проблемах. Залёгшие под родными глазами тени в туском свете отдавали багрянцем, а во рту ещё ощущались тающие, солоноватые ноты крови.       — Когда ты был на охоте?       — Не важно, сейчас это второстепенное. Всё под контролем, ладно? — Будто в раздражении на себя отмахнулся Виктор. Спрятанный на миг взгляд вернулся к её лицу, и он убеждённо повторил, пресекая дальнейшие расспросы. — Прости.       — Виктор!       Она не могла поверить, что он не замечал всей абсурдности ситуации. Что упрекал в безответственности в то время, как сам забывал о себе не меньше и игнорировал нарастающую громкость воплей сдающегося организма. Всё равно что посмотреться в зеркало. Мия поджала губы, понимая, что настаивать на диалоге бессмысленно — непрошибаемая упёртость, что он знает лучше, была в равной доле его силой и слабостью. Лишь тоскливо заметила где-то внутри: «Мы настоящая катастрофа, Вик».       Повисла неуютная пауза. Признать его правоту было немыслимо, как и оставлять всё, как есть. Начать попрекать представлялось ещё более невероятным и феерически глупым — она же не испугалась. Она просто заботилась, а вампир досадливо вытягивал губы в прямую линию, скрывая в остром профиле поднявшееся негодование и озлобленность на свой промах. Выдохнув, Мия потянулась к его щеке, настойчиво повернула к себе и выдавила слабую улыбку, пытаясь убедить их обоих, что всё действительно в порядке.       — Всё чисто теперь?       Секундное недоумение. Она демонстративно вскинула подбородок, открывая лицо. Заметила, как радужки Виктора на миг скрылись за верхними веками, и не смогла сдержать уже вполне искреннего смешка — он тоже перенимал её привычки, пусть и не самые впечатляющие.       — Чисто.       — Ну и чудно, — она ещё раз погладила холодную скулу, ласково скользнула к мочке, чуть оттянув её пальцами. Привычный поцелуй ответно коснулся запястья, тут же напомнив о причине по которой они здесь оказались. Оставляя на потом всё резко всплывшее и переполнившее их единение, не позволяя себе замешкаться в сомнениях, выпалила, — м-м, так мы уходим?       Виктор принял её уловку, как должное. Вернув себе будничное хладнокровие и собранность, благодарно кивнул и заговорил.       — Останься, Мия, — твёрдый взгляд не дал ей зайтись в возмущении, остановив слова на приоткрывшихся губах, — это будет ужасно непродуктивный поход, если всё моё внимание будет сосредоточено на твоей безопасности, а нам нужны ответы, которые могут крыться в незаметных на первый взгляд мелочах. Ты полезнее здесь, в отеле, где всё и произошло. Случайные разговоры, чужие перешёптывания зачастую таят больше — поверь опыту Софии. Просто слушай, не подставляйся. И держись Алена — в его присутствии тебя не посмеют тронуть.       Он потянулся к карману брюк и извлёк небольшую пластиковую карточку-ключ от номера. В ответ на её вопросительный взгляд, мягко вложил ей его в руку и сжал.       — От номера Анхеля Мора. С его разрешения. Можешь осмотреться, вдруг заметишь что-то, ускользнувшее от внимания его вампиров.       Сердце чаще забилось. Несколько раз повторив про себя услышанное, Мия невольно смутилась. Во всём этом был смысл. И выходило так, что, пока она душила в себе яростные обвинения и напрасно злилась, доводя себя до горячки обиды, Виктор не собирался выталкивать её из общего дела. А, учитывая всё произошедшее в отеле, ему наверняка стоило немалых усилий и борьбы со своими демонами разделиться с ней и оставить здесь в одиночестве выпытывать сведения. Это место определённо нельзя было назвать сейчас безопасным. Мия вспомнила о присутствии Ульфа Ларсена и съёжилась, в последний момент прикусив язык, чтобы не напомнить мужу об этой неудобной детали. Крепче сжав карточку в пальцах, она весело выдала, переключая своё и его внимание:       — Не знаю, каким даром убеждения ты её заполучил, потому что Мора скорее поверит в то, что я обчищу его номер и сбегу с награбленным на рассвете, чем в мою полезность.       — Не увлекайся.       — Возьму только самое необходимое. — Уперев острый подбородок в плечо вампира, Мия оставила невесомый поцелуй на его шее. — Вик. Та записка ведь была на французском. Она тебя задела и поэтому ты хочешь лично наведаться к де Рьё, так? Я могу спросить?..       — Не сейчас. Мой интерес не связан с запиской. Рене де Рьё видела тебя тогда в гостевом крыле, именно поэтому я не могу допустить, чтобы ты была поблизости от французов, когда обстоятельства допускают этого избежать. Не переходи им дорогу, Мия.       Она импульсивно фыркнула, выражая всю глубину сомнения в опасениях по поводу де Рьё. По её твёрдому убеждению француженка была такой же безобидной, как заходящаяся истеричным лаем декоративная собачка. Воспоминания тут же подкинули ей не самые достойные разговоры с Йерде. Одна из сплетен казалась ей особенно забавной, и Мия, не сдержавшись, понизив голос, спросила:       — Правда, что у французского князя раньше была болонка?       — Скорее поколения белоснежных мальтезе. Особенно крикливых, нервных и невыносимых.       Видимо, заметив, что девушка усиленно давит смех, пряча лицо у него на плече, Виктор чуть снисходительно, спуская ей это ребячество, заметил:       — И его дочь совсем не напоминает болонку, как бы Ингрид не убеждала тебя и себя в обратном.       Мия ничего не могла с собой поделать. Воображение уже ярко нарисовало в голове девушки комичную сцену, в которой пуфик лоснящейся белой шерсти с розовым бантом, названный собакой, и под стать ей маленькая, напудренная француженка наперебой срывают высокие голоски, стараясь перетянуть на себя внимание любимого «папочки». Пусть они с норвежкой были предвзяты в своём мнении, это всё равно казалось ей до ужаса уморительным. Через силу преодолев охватившее её веселье и решив, что Виктор определённо последний, с кем можно без зазрения совести посплетничать, она быстро отмахнулась от всплывших образов. Только напоследок добавила, стараясь хоть самую малость оправдать то ли себя, то ли Йерде:       — Я не специально! И не пытаюсь нажить себе ещё одного врага, честно. Считай это женской солидарностью. Просто Ингрид… Я иногда пытаюсь представить себя на её месте и в такие моменты не понимаю, как она вообще её терпит. Постоянно видеть её и знать, что когда-то Ол находил в ней что-то нужное, возможно, строил общие планы на будущее, смотрел вот этими влюблёнными взглядами и даже делил постель… Бр-р, это же ужас!       Слова стихли и отчего-то повисли, как горячие облака пара на морозе. Брошенные, никем ответно не разрушенные. Молчание Виктора как-то враз показалось неуютным, и Мия выпрямилась, вглядевшись в его профиль. Отстранённый и странно задумчивый, словно он на секунду забылся и потерялся не в этом моменте. Поймавший её внимание взгляд тотчас вернулся к ней и придавил весом спрятанного за ним опыта или всего лишь мудрого понимания возраста (да, определённого его, какие могут вопросы?). Сердце тягостно толкнулось, но прежде, чем она дала волю фантазии, вампир ровно и сдержанно сказал:       — Вероятно, Ингрид важнее, что это в прошлом, которое невозвратимо. Как невозвратим Ол, выбиравший мадемуазель де Рьё, и момент, в который они находили точку соприкосновения. Лишь эпизод, который потерялся во времени, а в настоящем иной он, иные его чувства и женщина, которая их разделяет.       Каждая фраза тянулась, словно в замедленной перемотке. Мия с трудом моргнула, как если бы всю эту речь Виктор пытался вложить в её голову под гипнозом. Но глаза мужа были ясными и честными, лишь её собственное сознание затуманилось от горечи сказанного. Он с нежностью взял её кисть, поцеловав тыльную сторону, и теперь уже окончательно поднялся, вынуждая встать следом.       — Мора ждёт, милая.       Забрав пиджак, безнадёжно смятый и отсыревший, по-прежнему держась за руки, они вернулись в отель. Сознание почему-то старалось стереть всё сказанное, как выбивающийся из общего настроения статьи кусок текста. В этом она натренировалась достаточно, а потому легко проделала эту глупую махинацию с собственной памятью, которая и так вмещала в себя слишком много. Лёгкое чувство оглушённости ещё присутствовало, но Мия быстро уверилась в том, что дело лишь в организме, потерявшем немного крови, и волнении из-за предстоящей ночи в отеле, а вовсе не в странном завершении разговора. Когда они почти дошли до ресепшена, Виктор притормозил её, затаившись в темноте коридора. Пальцы стиснули запястье, проникнув под кофту.       — Сними его сейчас.       Спорить было бессмысленно. И, откровенно говоря, носить при себе камень уже совсем не выглядело хорошей идеей. Дрожащими руками она медленно стянула кардиган с плеч, задержавшись на правом рукаве, прятавшем адуляр, и бегло оценила нанесённые увечья. С удивлением заметив, что предплечье было вполне себе в порядке, разве что чуть синее обычного, она с какой-то торжествующей радостью продемонстрировала его мужу. Прохладные подушечки пощекотали тонкую кожу. Не найдя ничего тревожащего, Виктор так же удовлетворённо кивнул.       — Не выпускай из виду.       — Ладно.       — Ладно. — Внимательно проследив, как она повесила на руку сначала пиджак и только поверх кардиган с камнем, вампир осторожно прижал её к себе, ладонью пригладив волосы и задержавшись поцелуем на виске. — Я вернусь так скоро, как возможно.       Мия вдохнула тонкий аромат любимого парфюма, постаравшись задержать его в себе, и отстранилась с кроткой улыбкой на засаднивших губах.       — Да. Удачи.       Она видела из своей тёмной ниши, как в холле появился Мора с Охотником. Как их тени потекли по натёртому до блеска полу, который почти пылал белым светом, спадающим с уходящего ввысь потолка и громоздкой люстры. Если бы такая упала, подняла бы целое облако стеклянной крошки и цветных осколков битой плитки. Наверное, было бы даже красиво. Видела, как вампиры, уже не медля, покинули двустворчатые двери главного входа, оставив после себя словно опустевшее, покрытое пылью место. Стало неуютно. Мия поджала плечи, почувствовав себя странно голой.       Нужно было с чего-то начать, но мысли разбегались. Она могла бы вернуться к Ингрид, если та по-прежнему в ресторане. И не было бы ничего сложного и страшного в том, чтобы втихую подслушивать разговоры вампиров. А в компании подруги время точно прошло бы быстро и не тягостно. Но её планам не суждено было сбыться.       Уверенность растаяла, рассыпалась белым дымом, стоило девушке задержаться в дверном проёме и просканировать помещение взглядом. Почти все здесь хотя бы поверхностно были ей знакомы. Сгруппированные маленькими кружками постояльцы были поглощены собой и едва ли интересовались соседствующими с ними столиками, будто укрытые своими непроницаемыми пузырями. Йерде с Натаном Барри так и остались играть свою провальную или уже другую какую партию в углу у окна. И только одно лицо казалось по-особенному инородным, лишним и неприкаянным. Одинокая фигура датчанина занимала неприметный альков напротив бара. Мия слышала, что некоторые могут спать с открытыми глазами, и покрывшая его черты отстранённость производила именно такое впечатление.       Девушка судорожно вздохнула. Повторения их ранней встречи она не желала. Однако страха не было. Всё заполнило собой чистое, ничем не перекрытое раздражение. На его присутствие, на его слова, на один только вид и появление в стенах отеля, в Нидерландах, в её и без того искажённой, спутанной сейчас жизни.       Что ты вынюхиваешь здесь?       Успев заметить некоторую закономерность его поведения, она удивлялась, что могло заставить его находиться сейчас в переполненном зале ресторана, где все и всё ему чуждо. Без всяких сомнений его удерживала какая-то значимая цель. Возможно, даже идентичная её. Возможно, его послала Ларсен, не желая лишний раз светить лицом и ставить под ещё большую угрозу свою подпорченную репутацию. А следом мелькнуло робкое озарение, рождённое всеми несходящимися фактами, которые Мия знала о нём, о них, словно уцепила ускользающий конец нити. Но вытянуть её было не суждено — остекленевшие глаза юноши вдруг поднялись и обратились в её сторону, как если бы он с самого начала знал, куда и на кого смотреть.       Вздрогнув, девушка стремительно подалась назад, скрываясь за пределами зала. Чертыхнувшись на своё зашедшее сердцебиение, она сильнее стиснула пальцы в кулаки. В ладонь впился пластиковый прямоугольник, привлекая наконец к себе внимание. Ещё раз оглянувшись на свет ресторана и усмирив дыхание, Мия деланно бодро решила, что не очень-то и хотелось там быть, и поспешила к лестнице на верхние этажи.       Номер Анхеля Мора встретил её какой-то особенной тишиной и запустением. Положив вещи в кресло, в котором ещё недавно сидела, она немного прошлась по комнате и, замерев по центру, осмотрелась. Все эти разглагольствования о том, что ей позволено поискать улики, звучали, конечно, здорово и жуть как важно, но теперь ощущались красивым флёром, который стал лишь приманкой и увёл её от истинного расследования. Мия не знала, что искать. Не знала, что нашли подручные вампиры испанца. И очень сомневалась, что некто, позарившийся на столь ценную вещицу и перешедший дорогу одному из самых опасных князей, мог по неосторожности оставить хоть сколько-нибудь весомый след. Всё провернули безупречно.       Девушка ничего не ведала о записке, о семействе де Рьё, о Ларсенах, даже о каких-то давних недоброжелателях собственного мужа. Как можно было искать то, о чём она не имела ни малейшего представления? Разве что найти лупу и, как в детстве, на четвереньках исследовать каждый угол.       Она скользнула взглядом по ковровому покрытию пола, которое наверняка успели прибрать ещё до того, как обнаружилась пропажа. Испытующе вгляделась в тяжёлый письменный стол, отвоевавший себе всё пространство комнаты, узкий стеллаж за ним и зону дивана и кресел. Мысленно представляла, как касается тех же мест, что и глаза преступника. Искал ли он? Точно знал, куда идти и что требуется? Тревожило волнение, предвкушение или сладкий триумф его дыхание, когда он так же замер посреди одного маленького номера, не отличного от прочих, но ощущал в тот миг себя победителем, владеющим целым миром? Стоял ли он здесь?       Мурашки пробежали по шее Мии, приподняв волоски на затылке, будто бесплотный призрак дыхнул в спину. Поведя плечами, чтобы избавиться от этого гадливого ощущения, она метнулась к креслу и, порывшись в карманах пиджака Виктора, извлекла на свет чистый платок. Целенаправленно прошествовав к двери в соседнее помещение, тронула ручку, предварительно обернув её тканью. После всего произошедшего, она мало доверяла испанскому князю. Кто знает, вдруг вся эта доброжелательность была лишь видимостью и припадочный сеньор Кано потом обвинит её во всех злодеяниях, найдя оставленные повсюду отпечатки.       Во второй комнате ожидаемо оказалась спальня. Резная кровать на четырёх столбиках и общий интерьер очень явно напомнили теперь собственный номер, в котором она останавливалась пять лет назад. Мию интересовал лишь платяной шкаф. По-прежнему используя платок, она открыла створки, беззастенчиво сдвинула в сторону развешенные костюмы и сразу наткнулась на то, что искала — небольшой кнопочный сейф поверх вмонтированной тумбочки. Никаких тебе старых замков и простецких ключей, которые легко можно заменить парочкой невидимок. Сомнений в том, что взломщик действовал целенаправленно и со знанием дела, не осталось.       Бегло осмотревшись ещё немного, Мия вернулась в предыдущее место. Понуро вздохнув, она сцепила руки на груди, пытаясь докопаться до того, в чём хоть немного разбиралась. Толкнув стул ногой, заставив его слегка отъехать, она плюхнулась на кожаное сидение и откинулась на спинку. Номера были оснащены электронными замками. Такой не получится вскрыть легко, бесшумно и незаметно, не привлекая к себе внимание даже с отключённой камерой. Кто-нибудь из постояльцев определённо заметил бы. Если только они не работали сообща всем отелем или так же сообща отсутствовали. Первое показалось глупым, второе нереалистичным — когда все вампиры находились на вечере, камень красть было некому. Тупик, значит.       Сейф тоже открывался комбинацией кода. Анхель Мора был не глуп, чтобы использовать банальную последовательность цифр или оставить её на физическом носителе. Она слышала, что подобные замки можно открыть сбросом заводских настроек, но такое сработает только с новеньким сейфом и неосмотрительными работниками отеля. Ни то, ни другое тоже не походило на истину. Очередной тупик.       Единственным правдоподобным вариантом оставалось то, что грабителем был кто-то из персонала. В пользу этой версии говорило то, что на ресепшене хранился универсальный ключ для вскрытия неудачно заблокировавшихся тайников, а горничные имели доступ к ключам от дверей, чтобы проводить уборку. Вопрос оставался в том, был ли этот кто-то подкуплен вампиром или действовал сам, тайно, со стороны. Мия почему-то вспомнила сцену с вечера, официанта, слова Софии.       «Этот юноша был замечен за мелкой кражей. Под носом у князя. Неслыханная наглость».       Сердце зачастило в груди. Мог ли он быть замешан? Вампиры едва ли запоминают тех, кто обеспечивает их комфортное проживание. Никто не обратил бы внимания, люди для них всё равно что пыль под ногами. Не лица, а смазанные черты прислуги, которую поставишь вместе и не заметишь разницы, не отличишь никого в этой сплошной, слившейся куче. Брови сошлись к переносице. Она что-то упускала. Или же нет?..       Мия прошлась взглядом по запертым ящикам стола, вернулась к столешнице. Вспомнила издевательски улыбающегося ей с этого самого места Мора и свой поднявшийся стыд за брошенные им фразы. Кривляя слова, шёпотом пробурчала:       — Ваша неискренность вам на руку… Говнюк.       Хотелось сделать какую-нибудь пакость, очень глупую, мелочную, но приятную. В конце концов, она имела полное право злиться, ведь именно его идиотский план поставил под угрозу безопасность лунного камня и именно его вампиры посчитали уместным ворваться к ним в дом с немыслимыми обвинениями. Кто она ему, мартышка из цирка?!       Ничего вразумительного придумать не удалось, и Мия, не снимая обуви, просто демонстративно закинула ноги на его стол. Стало неудобно, зажатый в кармане смартфон впился в бедро, и ей пришлось изловчиться, чтобы его достать. Загоревшийся экран оповестил о том, что время близилось к одиннадцати часам, а звонок Макса так и остался без ответа. Она помедлила, вспомнив об их таинственной договорённости с Виктором. Ей хватило секунды на принятие решения — в конце концов, он её друг и какая разница кому из них двоих он пытался дозвониться.       Гудки отчего-то ощущались бесконечными. Уже не надеясь, что ей ответят, Мия готова была положить трубку, когда на другом конце линии вдруг зашуршало, звучно грохнуло и затихло эхом смачного ругательства, взвившегося по-юношески звонким голосом Шоном. Она невольно прыснула:       — Воу!       Шутливое восклицание не вызвало никакой реакции. Девушка различила приглушённые, странно тоскливые звуки, похожие на те, что выдаёт Йорик, когда просится на руки, а после — неразборчивые, более гулкие и хрипловатые слова Макса. Голоса постепенно стали чётче и ближе, но всё ещё будто со стороны:       — Она меня укусила!       — Не скули.       — Не скулю я!       — Я не тебе.       Детали слышанного как-то сразу обрели в сознании отчётливые черты, а тихое поскуливание — короткую ремарку — «принадлежало Нике». Мия мысленно посочувствовала ребёнку, который периодически неконтролируемо обращался в волчонка, несмотря даже на то, что некоторые эпизоды были по-своему комичны, но всегда абсолютно фантастичны. Она могла привыкнуть к существованию вампиров, оборотней и собственной странной природе, но видеть своими глазами, как полуторагодовалое создание, едва научившееся выводить каракули на бумаге, вдруг обращается в пушистое четвероногое было где-то за гранью её понимания.       Если когда-то обращение вызывал резкий испуг от начавшейся икоты, теперь Ника мучилась прорезающимися клыками и в меховом обличии становилась по-настоящему воинственной и озлобленной. Мия помнила, как с укуса на руке Макса два дня сходила припухлость и зеленоватый оттенок. На губах невольно проступила улыбка при мысли о том, что где-то за океаном всё по-прежнему было так привычно и правильно. Это приподнимающее чувство было таким пьянящим, что она не сразу разобрала прозвучавший в ухе голос Шона, полный демонстративной обиды.       — Ты кидала, Мия.       — Эм-м, прости?..       — Озеро, Эндрю, пришельцы… Помнишь об общениях, которые раздаёшь? — девушка тихо ругнулась сквозь зубы, вызвав понимающий смешок младшего Фолла. — Да, что-то вроде.       Радость быстро сдулась и сошла на нет — она в очередной раз облажалась, даже в такой ерунде. Узнав о том, что их с Виктором совместный отпуск накрылся, гложимая обидой за то, что он оставлял её в одиночестве в Штатах и не мог объяснить свою вынужденную поездку с Софией в Европу как-то определённее, съедаемая неудачей со статьёй о лунном камне, она в совершенно импульсивном и странном порыве согласилась свозить ребят на север штата Мэн к озеру Игл-Лейк, чтобы отвлечься и развлечь хотя бы себя.       Живописное место национального парка Акейдия с лесами и горами было отличным вариантом. Кроме того, оно было примечательно самым известным уфологическим явлением — похищением четырёх студентов в Аллагаше. Мистер Боу точно выписал бы ей премию, если бы она откопала что-нибудь интересное по этой теме, но планам не суждено было состояться. На фоне всего произошедшего с ней здесь она совсем забыла предупредить парней как минимум о своём отсутствии на континенте.       — Эндрю уже приехал?       — Ага, завалился пару дней назад. С кольцом в ухе, прикинь?       Известие заставило её вновь улыбнуться. До ужаса правильный, старательный и не по возрасту серьёзный Эндрю никогда не выглядел бунтарём, в большой компании как-то сразу сжимался, будто стеснялся своего роста и широких плеч, стремясь уменьшиться в размерах и не доставить никому неудобств. Такие зачитываются комиксами о Капитане Америка, а не прокалывают мочки ушей на пиратский манер. И Мия даже пожалела, что не может его сейчас увидеть.       — Как у Элтона Джона?       — Пф, нет. Он же не гей. — Хотелось заметить, что Шон поразительный дурак, ещё и поразительно слепой, но девушка спрятала все свои возражения за тихим покашливанием, которое тут же оборвал переменившийся голос парня, — И это не отменяет того, что я на тебя обижен.       — Всё, хватит сопли развозить, верни телефон.       — Я не закончил, — слова потонули в глухом сопении сбитого дыхания, будто парень перемахнул через преграду, и вслед ему пронёсся тявкающий лай. Мия не нашла ничего лучше, чем наградить его ещё одним обещанием:       — Дам тебе порулить своим спорткаром.       — «Порулить» то есть проехаться? Формулируй точнее, мне для фиксирования.       — Именно это я и сказала. А теперь дай трубку Максу, пока я не пожалела.       — Ты балбес, Шон. Нельзя уступать женщине так быстро, если она не твоя мать. Примет услужливость за бесхарактерность, и тогда пиши пропало, — раздались в динамике слова Фолла, перекрывшие глухое и торжествующе-радостное «замётано», а затем прямо в ухо, уже чище и чётче, — Салют тебе, лягушка-путешественница.       — И тебе не хворать, о знаток женской психологии.       — Как хорошо, что ты не умеешь в сарказм, потому что твоё искреннее восхищение как мёд в уши.       Мия закатила глаза, пусть видеть это могли лишь одинокие стены номера, и всё равно почувствовала, как тепло стало на душе, признавшей кого-то близкого и хорошо знакомого в этой холодной, тоскливой среде.       — Ты тоже на меня обижен?       — За то, что узнал о твоём отсутствии от Фрэнсис, когда ты уже полторы недели развлекаешься в Европе? Делать нечего, мне же не пять лет. Да, Шон? — слова стали глуше, обращённые куда-то в сторону, а после вернулись к ней, — Забей. Большие мальчики, не пропадут. Поплутают в глуши без связи и навигатора, поудирают от местных сумасшедших и впервые надерутся под луной до зелёных чёртиков. Зачем им мамочка? У них есть Джесс.       — О да, спасибо, что напомнил. Теперь я точно чувствую себя последней задницей перед Эндрю!       — Да брось, будет весело.       Мия кисло поморщилась, не найдя в словах Макса ничего весёлого. Не то чтобы она горела большим желанием отдохнуть в компании едва повзрослевших подростков, но её присутствие могло сделать поездку для юного Стража не такой удручающей, какой она теперь становилась, уж точно.       Джесс была из того типа девчонок, которые в подростковые годы Мии выплясывали с помпонам черлидерской команды, занимали самые лучшие и самые шумные столики в столовой, а на все нельзя отвечали «можно». Каким образом они с Шоном всё же сошлись в старшей школе и почему до сих не разбежались спустя два года отношений, оставалось для неё загадкой. Но по тому, что она видела, они представляли собой ту тошнотворно-сладкую парочку, что лобызается у всех на виду, кормит друг друга с ложки и не расстаётся ни на минуту, вызывая подозрение, что и в туалетные кабинки ходит под ручку.       Эндрю от этого зрелища спасало лишь то, что он жил и учился в Канаде, у родственников Фоллов, а к ним самим приезжал только на летние каникулы. Мия не могла утверждать, что понимает что-то в чувствах парня — у неё было лишь смутное допущение и давний разговор с Джоном Фоллом, — но что-то подсказывало, что ничем весёлым для него поездка с этими двумя не обернётся. Вопрос Макса наконец помог вынырнуть из этих пространных мыслей:       — Так, значит, в тебе взыграла совесть, и ты наконец соизволила позвонить объясниться?              — Ещё чего! Ты первый позвонил, прошу напомнить.       — Ах да… Не тебе, в общем-то говоря. Ну да ладно. Раз такое дело, может, поведаешь, во что вы опять вляпались?       — Беспокоишься о нас? Как мило…       — Да-да, губу закатай. Всего лишь самой чёрной завистью завидую тем приключениям на задницу, которых ты только что лишила Америку, — в динамике послышалась возня, звук чего-то тяжело упавшего и радостный, детский взвизг, который даже через телефон резанул по ушам, — Блеск, Ники. Да, знаешь, было бы неплохо поучаствовать в чём-то, что не решается простой сменой подгузника. В этом я теперь ас.       Мия не сдержала тихого, очень искреннего смеха, подумав почему-то, что необычайно сильно хотела бы сейчас оказаться дома. А, может, только что получила его небольшой кусочек. И лучше так, чем везти за собой обратно всю грязь Европы.       — Ну, если выслушивать брюзжания Мора можно назвать приключением, а так… Ничего особенно, знаешь, — наигранно бодрясь протянула девушка. Объяснять другу всё, во что они в самом деле вляпались и в чём увязли по самое горло, не хотелось да и не представлялось возможным.       — Все вопросы к Ван Арту, его была идея оставить полутруп отращивать новую шею.       — Перестань…       Мия вдруг почувствовала себя неуютно, словно за ней наблюдали. Всё же она находилась в номере испанского князя, и мало ли какая ненужная информация могла в нём осесть. На мгновение она прислушалась к звукам за дверью и попыталась заглушить поднявшуюся из ниоткуда тревожность. Не стоило забывать, что в отеле мог скрываться причастный к краже. И всё же даже придурок Дирк знал, что расхожая фраза про преступников, возвращающихся на место преступления, полнейшая чушь. Она попыталась расслабиться, переменив положение затёкших ног, и тут же перешла к интересующей её теме:       — Я же знаю, что он звонил тебе. Зачем тогда спрашиваешь, что происходит?       — Если мы говорим об одном и том же Ван Арте, я не знаю, зачем ты спрашиваешь, зачем я спрашиваю. Что он мог мне сказать?       — Ну что-то же он попросил.       — Что-то попросил.       — «Что-то» что?       — «Что» что?       — Ты дурак, Макс? Перестань паясничать.       — Ага, я знаю, что ты делаешь. Тебе ни о чём не доложили и ты хочешь, чтобы я проболтался. И что-то мне подсказывает, что, если я проболтаюсь, Ван Арт откусит мне голову. Если он это сделает, его голову откусит Сэм. Подумай о детях, которые останутся без отцов!       Мия раздражённо выдохнула прямо в динамик, надеясь, что это хоть немного устыдит Фолла. Казалось, в ней закипает каждая клеточка крови от осознания насколько близко была правда, почти под носом, а она не могла её взять. Ей с трудом удавалось сидеть на кресле и не вспыхнуть от его подначивающих издевательств, напускных, привычных, но сейчас совсем несвоевременных. Она знала, он понимал. Предприняла последнюю нечестную попытку:       — Ты на чьей стороне вообще?       — Аграрных социалистов. Надеюсь, тебе полегчало.       «Полный провал».       Стало отчего-то обидно. Горячо и несоизмеримо сильно. Будто ощутимая наполненность внутри сникла, как бракованный, дырявый шарик, который никогда и не мог быть надут. Мия поджала губы, не зная, что ещё сказать и из последних сил сдерживаясь, чтобы не сбросить вызов. Какое-то время слышалось лишь их перебивчивое дыхание и шуршание динамиков.       — Эй, — наверное, её молчание выражало настолько трагичное отчаяние, что голос Макса вмиг потерял всю излишнюю весёлость, — Серьёзно, Мия? Собираешься обижаться из-за такой чуши?       — Я не обижаюсь, ладно? Всё нормально. Я поняла.       Нарочито бесстрастный, мрачный тон дался легко. Раньше, чем она договорила, на другом конце раздался протяжный выдох, в котором запутался сдержанный, хрипловатый смех волка:       — Ты манипуляторша похлеще Ван Арта. Далеко пойдёшь.       — Я не…       — Фамилия. Он спрашивал про фамилию одной стаи у вас там. Это всё.       Мия поджала губы, стараясь не выдать торжествующее ликование. За грудиной кольнуло тупое чувство вины, но быстро отошло на второй план. Хотелось спрашивать, вслушиваться, ловить каждое случайно обронённое слово. Голос наверняка быстро бы выдал её нетерпение и жадность, поэтому она сделала один глубокий вдох и на медленном выдохе заговорила:       — Он сказал, что за фамилия?       — Дюбуа.       — Французы? — сердце девушки дало осечку.       — По-моему, бельгийцы. Хотя чёрт разберёт, что там у них намешано. Стая вроде одна из старейших и крупнейших в Европе. Таких там по пальцам одной руки можно пересчитать.       — И всё? Сложно найти кого-то конкретного по такому скудному набору характеристик.       — Слушай, я не вдавался в подробности. Ван Арт просил разузнать у старика Обье, знает ли он какую-нибудь семью оборотней, серьёзно повздорившую с вампирами в середине прошлого века. Да мало ли что они не поделили — кровососы давно изживают волков из Европы. Хотя Эмиль поведал, что стая — затворники, каких поискать, история мутная, одни слухи — не более. Типа про то, как твои прохладные друзья что-то у них украли. И, наверное, что-то важное, раз они решились на открытый конфликт, а?       — Наверное…       Голос осип. От зачастившего пульса зрение помутилось и стало казаться, что её укачивает. Мия прижала ладонь к губам, чтобы не сболтнуть что-нибудь лишнее и совсем сейчас ненужное. Могла ли эта история быть связанной с лунным камнем? Если в происходящем были замешаны ещё и оборотни, то ситуация складывалась более чем паршивая. Весь сверхъестественный мир закручивало в какую-то пугающую, непроглядную воронку, из которой пока совсем не светил выход.       От резко пришедшей в движение двери раскалённые нервы заискрили, опалив каждый миллиметр кожи и тут же заморозив её до ледяной плёнки. Едва не свалившись со стула, Мия спешно скинула со стола ноги, но появившаяся без всякого предупреждающего стука София очевидно заметила её вальяжную позу — надменно вскинутые брови и ехидно приподнятые уголки губ были красноречивее любых слов. Внутри поднялась горячая волна злости, будто её застукали за чем-то постыдным. Не хотелось даже думать, что фон Гельц могла всё это время бесцеремонно подслушивать за стенкой.       — У тебя всё нормально? — в голосе Макса послышалась напряжённость, словно он был совсем близко и так же замер, пытаясь уловить дальнейшие действия внезапно нарисовавшегося, но невидимого ему лица.       Вампирша не сдвинулась с места и по-прежнему ничего не произнесла, будто ждала, когда девушка наконец-то соизволит положить трубку. Они продолжали обмениваться молчаливыми взглядами, и с каждой секундой всё возрастало параноидальное чувство, что София нарочно помешала этому разговору. Не желая нагнетать обстановку, Мия глухо проговорила в динамик смартфона:       — Д-да, кхм… Слушай, я перезвоню потом, окей?       — Неприятности, значит… Эй, не геройствуй в твоём положении, лады? Лучше дай в нос и беги. Хотя с твоим ростом эффективнее сразу по буб… — она быстро сбросила вызов, мысленно сетуя на несдержанность Макса и чуткие уши фон Гельц. Хотя по лицу последней нельзя было однозначно сказать, действительно ли она не расслышала неловко оборванный диалог или просто сделала вид.       — Волк?              Невинный вопрос вызвал раздражение. Бесил ли сам факт, что каждый за последние сутки словно норовил её в чём-то упрекнуть и засечь, или то, что вампирша всё же уловила какую-то часть её беседы с другом, или прозвучавший за единственным словом подтекст (которого, возможно, и не было вовсе), Мия напряжённо выпрямилась в кресле и невольно огрызнулась:       — Это важно?       Казалось, Софию её реакция только позабавила своей горячностью. Она с язвительной улыбкой ответила:       — Это вежливость. Ты почти светишься. — Раньше, чем девушка успела возмутиться или задаться очередным вопросом, продолжила, — Вежливо так же будет спуститься и составить компанию присутствующим здесь Князьям за беседой.       — Хорошо, спущусь позже. У меня ещё дела здесь.       — Не вижу прикованного к батарее преступника или остывающий труп, требующий твоего пристального наблюдения. Остальное может подождать, верно? — Вновь не дав ей вставить и слова, со звенящей напряжённостью в голосе, какая бывает у строгих преподавательниц при общении с особенно туго соображающими учениками, фон Гельц подчеркнула, — Мия. Ты привлекаешь внимание. Запершись в номере Анхеля Мора, ты едва ли поможешь делу, зато вызовешь ненужные вопросы. Например: «Что здесь вынюхивает Страж?» и «Почему супруга Ван Арта копает под Равеля?» О последствиях додумаешь самостоятельно, у тебя прекрасное воображение. Так… Сосредоточимся на неприметности, да?       Надувшись от нравоучительных интонаций и, в общем-то, разумности сказанного Софией, Мия несколько раз выдохнула прежде, чем смогла натянуть на лицо симметричную её, такую же притворную в своей приветливости улыбку. Встав из-за стола, убрав в карман смартфон, она уже было двинулась к выходу, когда вспомнила об оставленном здесь адуляре. Замешкавшись в проёме и поймав вопросительный алый взгляд, всё же вернулась за кардиганом, решив, что под рукой камень хотя бы будет под большим контролем и уж точно в большей безопасности, чем в номере, из которого украли такой же.       В ресторане они целенаправленно последовали к вместительному, угловому столику, за которым расположился Ален в обществе германского Князя, пары лиц из его свиты и ещё нескольких местных вампиров, в числе которых была и подруга Софии — Анника. Между ней и Равелем и втиснули Мию, за что она была искренне благодарна — сидеть по соседству с одним из незнакомых ей немцев совсем не хотелось, да и с предложенного места лучше просматривался зал.       На столе теснились изящные рюмки со светло-карамельной жидкостью. По лёгкому запаху спирта и пряности можжевельника девушка заключила, что компанию им составлял женевер. А, немного погодя, перед ней опустилась чашечка латте, который здесь называли не иначе, как «неправильный кофе», с традиционным кусочком печенья на блюдце. Неправильной себя почувствовала и Мия, но вампиры, все, как один, деликатно сделали вид, что ничего необычного в её выборе напитка не было.       Мужчины почему-то вели пространные разговоры о страшной гиперинфляции в послевоенные годы, в начале XX века. София и Анника выглядели не заинтересованными и плохо уловимым шёпотом беседовали между собой. Хотя фон Гельц умудрялась вставлять подходящие ремарки, когда того требовали, и Мия сделала вывод, что краем уха та всё же слушала, и искренне позавидовала такой способности. Сама девушка находила, что периодически выпадает и забывается в моменте.       Сосредоточенная на выуживании витающих над другими столиками слов, она старалась связать их с темой лунного камня, кражи или Анхеля Мора. Но находящиеся сейчас в ресторане вампиры или правда были не причастны, или умело скрывали, а, может, виновник вовсе воспринимал проникновение в номер испанца, как мелкую пакость, и не придавал ей важности. В конце концов, камень когда-то был привязан к титулу. С тех пор прошло много лет, и каждый из них по-своему имел на него право, а архаичность Мора нравилась далеко не всем. Хотя и глупо было бы отрицать, что его боялись и с ним считались.       Пальцы нервно комкали сложенный на коленях кардиган, перебирая петли вязи. Мия чувствовала, что начинает уходить в своих размышлениях в очень далёкие степи. Она вновь прошлась взглядом по залу, сейчас менее полному, чем в начале. Ульфа Ларсена здесь больше не наблюдалось. К лучшему или к худшему это было, она не могла сказать. Компанию Ингрид теперь составлял Ол, и Мия очень жалела, что не может оказаться с ними. Правда, пару часов спустя норвежцы решили покинуть ресторан и, вероятно, отель, потому что перед тем приблизились попрощаться с Аленом. Йерде, подошедшая к девушке со спины, напоследок мягко и незаметно погладила её по лопаткам каким-то очень сочувствующим жестом.       Время тянулось мучительно. Единственным заинтересовавшим её разговором было обсуждение новейших достижений генной инженерии, в который София втянула германского Князя. Мия мало, что понимала, учитывая, что временами они переходили на немецкий, но прекрасно осознавала, с какой целью вампирша это делала — от Августа Мейера по-прежнему не было новостей, а последняя его деятельность явно была связана с фармкомпанией Алессии и, вероятно, неизвестным им препаратом. Но, пусть общение на родном языке ему было приятно, а внимание фон Гельц льстило, в затронутой теме немец понимал ровно столько же, сколько и Мия.       В какой-то момент он неожиданно обратился к ней с вопросом об Аши. Это было в высшей мере странно и не к месту, да и с кланом её связывало не так много. Мия так и ответила, сохраняя нарочитую вежливость, что кроме интереса к истории сверхъестественного мира у них нет точек соприкосновения и уже несколько лет они не поддерживали никаких контактов. Пока Князь пустился в воспоминания о том времени, когда «эти анахореты» портили ему кровь, девушка тоже невольно задумалась о том, почему хранители знаний до сих пор не заинтересовались камнем. Она была уверена, что у Аши повсюду есть глаза и хоть какие-то сплетни они должны были слышать. Считали, что адуляр не стоит их внимания? Или, что она справится с этой проблемой сама и радостно доложит подробности после?       К её безграничному счастью, вскоре вампиры с присущей им вежливостью покинули столик, оставив его в распоряжении Мии и Алена с Софией. Голова чудовищно гудела, не спасали даже две выпитые чашки кофе. Ночь складывалась паршиво — никаких нужных сведений ей так и не удалось добыть, в очередной раз усилив чувство, что оставили её здесь намеренно. Судя по всему, отель оставался довольно спокойным местом, а постояльцы вежливыми и учтивыми. Если только они не разыгрывали безупречный спектакль в присутствии Равеля. Полезным за минувшие часы оказался лишь разговор с Максом, но и сказанное им не подарило ясности, а наоборот подкинуло ещё несколько излишних вопросов. Задумываться о проблемах оборотней во всей кутерьме с вампирами было сейчас выше её сил.       Мия широко зевнула, с наслаждением зажмурив глаза — в темноте боль проходила. Задержавшись в этом благостном состоянии на несколько счётов, она медленно приоткрыла веки и заметила приближающегося к столику управляющего. Молодой, невзрачный вампир с короткими русыми волосами и слишком длинным носом нёс очередную порцию эспрессо для фон Гельц. Кажется, это была третья. По тому, как низко он склонился и недвижно замер, ожидая вердикта, видимо, тоже надеялся, что именно эта станет последней — София утверждала, что предыдущие были неверно сварены, по мнению же Мии, она банально издевалась.       Не получив очередного нагоняя, он коротко улыбнулся, очень светло и по-юношески, будто правда был рад оказаться полезным, и вдруг забавно выпучил глаза, о чём-то вспомнив, и обернулся к Князю:       — О, по поводу…       — Нет-нет, будь добр, — беззлобно отмахнулся Равель. — Обсудим позже.       Вампир согласно кивнул и поспешил скрыться. София тут же насмешливо выдала, едва он удалился больше, чем на метр:       — Твой новый управляющий идиот, Ален.       — Славный малый! Совсем молод, но очень порядочный и быстро учится. Ты предвзята, и тебе есть, с кем сравнивать. Но, в конце концов, именно вы забрали у меня Ксандра, — без тени осуждения заметил голландец, а после с улыбкой повернулся к Мие. — Ксандр работал здесь с самого основания. Поверьте, он знает этот отель даже лучше, чем я сам! Смешно было бы требовать от кого-то иного столь высоких стандартов.       — Ему нравится в Штатах. И «Новая жизнь» вполне подходящий вариант для приложения его талантов.       — Не спорю, — улыбка чуть потускнела, заставив сердце девушки с лёгкой грустью сжаться. Не обращаясь ни к кому конкретному, она спросила:       — Вы с того же времени знакомы, что и с Виктором?       — О, нет, гораздо позже! Откровенно говоря, странная история… Когда он появился в свете, то совсем ещё неважно контролировал жажду крови. Новообращённый юнец. Однако, при прошлом Князе с этим было строго — в Нидерландах только он имел право даровать обращение. Те, кто ставил себя выше его закона, карались смертью — и укушенный, и вампир, сделавший это. Правда, на справедливый суд рассчитывать не приходилось. Достаточно было самой крошечной клеветы. Это ведь ты и Артур познакомили нас с Ксандром, София?       — Верно, — Голос фон Гельц напоминал сухой лёд. Даже гранатовый цвет на губах выглядел тусклым, а улыбка застывшей и особенно недружелюбной. — Но ты, вероятно, запамятовал, что Ксандр несколько лет провёл заграницей, а в тот год как раз вернулся в Амстердам. Ровно к похоронам своего троюродного дяди, мистера Оффермана.       — Мистер Офферман! Такая скоропостижная смерть для вампира… — Ален словно на секунду вернулся в то время, пытаясь выудить ещё немного сведений о его кончине, а затем так же моментально расплылся в улыбке, театральным жестом чуть хлопнув себя по виску. — Всего не упомнишь!       Мия же не отводила глаз от вампирши, а в голове всё вертелось, убеждённо и нескончаемо, что она соврала. Про Ксандра, или умершего Оффермана, или всё вместе. Что-то в этой истории было не чисто, но, очевидно, на правду рассчитывать не приходилось. София неспешно отпила кофе из белой чашки, оставив на ней кровавый отпечаток холодного поцелуя. Заметив пристальное внимание девушки, перевала на неё невозмутимый взгляд, морозящий, неживой. Лицо так и осталось красивой маской, и Мия впервые поёжилась от её вида.       — Боюсь, я вынуждена вас оставить. Дела, — бодро провозгласила фон Гельц. Будто ничего не произошло (хотя так в общем-то и было).       — Возвращаешься в поместье?       — О, нет. Это в городе. И дождь как раз кончился.       — И всё же позволь организовать тебе машину. Виллем! — Ален поднялся, направившись по-видимому туда, где приметил управляющего, София — следом. Наконец снимая оцепенение, Мия тоже подскочила за вампиршей, роняя кофту, несдержанно поймала её за запястье и прошипела:       — Куда ты?       Та смерила сжавшиеся на руке пальцы надменным взглядом, но совершенно спокойно ответила:       — Не имею привычки оправдываться. Я занимаюсь своими делами, ты — займись своими. И будь добра, — Глаза вновь опустились к запястью, вынудив Мию безвольно и чуть смущённо отступить, — не делай глупостей.       Усиленно стараясь подавить в себе злость, немного потерянно оглядевшись, она вернулась за кардиганом, незаметно скользнула в рукав и нащупала камень. Несмотря на недавние ужасы его влияния, почувствовав его в ладони, Мия обрела немного спокойствия. Опустившись на стул, решила, что дождаться Равеля требуют, как минимум, нормы приличия, хотя оставаться в ресторане больше не хотелось. Именно об этом она и поведала, когда вампир вернулся.       — Тогда я настаиваю на том, чтобы показать вам бывшую комнату нашего друга и угостить отличным чаем! Там тихо, спокойно. Если и этот кофеин не сработает, то, по крайней мере, там будет удобно вздремнуть.       — Боже, я не удивлена, что у вас есть степень по дипломатии! Моя подруга сказала бы, что вы и мёртвого уболтаете, и оказалась бы права, — с широкой улыбкой воскликнула Мия, изумлённо покачав головой. Она бы не сказала точно, что в ней хотело поддаться ему сильнее — сонливость, жажда или любопытство, но он определённо чувствовал, на какие слабости давить.       Комната, которая когда-то принадлежала Ксандру, находилась в более старом крыле отеля, в самом дальнем конце первого этажа. Это было очень просторное помещение с белыми стенами и широкими окнами, которые частично прятал бордовый велюр штор. Из мебели — высокие книжные стеллажи, под завязку набитые, торшер и пара кресел у камина, несколько столов, сдвинутых в центр вместе со стульями, и, что показалось особенно странным, заваленная подушками кушетка сбоку, но никакой кровати. Ален заметил, что у вампиров свои причуды, а также поведал, что комната была фактически первой, которую отделали для отеля, но Ксандр обжился в ней раньше, чем вся работа была окончательно сдана, и с тех пор так в ней и закрепился.       Управляющий Виллем принёс им целый набор для чайной церемонии и несколько сортов чая на выбор. Провозившись какое-то время со всеми сосудами слишком конкретного и символического назначения и вылив воды больше, чем, вероятно, требовалось, они в конце концов заварили напиток самым примитивным и варварским способом. Ален искренне признал, что ничего в этом процессе не понимает, Мия — что её этот процесс и вовсе раздражает, а после сошлись на том, что Виктору об этом знать совсем не обязательно.       — Он говорит, это почти как медитация. Важно сохранять ясность мыслей, правильно дышать и находиться в моменте. Я пыталась, но у меня от этого все внутренности сводит. — Качая в руках уже четвёртую по счёту маленькую пиалу с ароматным чаем, девушка медленно прохаживалась вдоль стеллажей, рассматривая стёртые имена авторов и названия произведений. — Помню, когда мы были в Китае, присутствовали на такой традиционной церемонии, и, честное слово, я в жизни не слышала ничего страннее, чем доведение воды до состояния «Шум ветра в соснах»! Почему за пять градусов до кипения — это ветер и при чём тут сосны? И как вообще можно уловить этот момент?! Это успокоит разве что того, кто и так спокоен, как удав.       — Говорят, каждый уважаемый китаец в социуме — конфуцианец, а в душе — всегда немного даос. Запад живёт в спешке, беспрерывно стремиться ухватить будущее за хвост, на Востоке чтят иное. Там проще обрести душевный покой и гармонию со своим прошлым. Сдержанность в чувствах, стойкость перед ударами судьбы, сильное чувство долга… Удивительная культура!       — Звучит, как место, идеально созданное для Виктора.       — В определённый момент жизни, наверное, необходимое. Он многое перенял в те послевоенные годы, что прожил там. Но, что удивляет больше, покой обрёл ровно в противоположном… О, вы американцы не менее поразительны в определённых аспектах!       Мия не стала уточнять, положительные или отрицательные это были аспекты. Отложив чашку, она перебегала глазами от полки с произведениями японского писателя Рюноскэ Акутагавы до не менее, если не более, потрёпанных обложек с текстами Оскара Уайльда. Библиотека была впечатляющей, и ей было несколько странно осознавать, что её можно было оставить так просто — в запустении и безызвестности этой комнаты, которая, возможно, никогда уже не вернёт себе хозяина. Пальцы попытались выцепить что-нибудь из плотно слипшихся книг, но лишь утянули следом за своей жадностью целую стопку. Жар обжёг шею, в последний момент Мия успела словить начавшие заваливаться тома, привалившись к полкам. Под ноги полетела, вращаясь сброшенным листом, плотная карточка размером в половину альбомного.       — Это фотография! — с восторгом воскликнула девушка, привлекая к находке внимание Князя. Она успела заметить, что это именно снимок, но он неудачно лёг оборотной стороной вверх.       Пока Мия удерживала так и норовящие рассыпаться книги, Ален уже приблизился, опустился на корточки и чуть помедлил, не решившись перевернуть карточку. Взглянув на сообщницу снизу вверх, как заглядывают друг другу в глаза дети, придумавшие особо наказуемый, но такой желанный заговор, спросил:       — Насколько бесчестным можно будет счесть наш поступок, как думаете?       — Думаю, если бы там было что-то супер секретное и важное, Ксандр бы спрятал её лучше или забрал с собой в Штаты.       Равель лёгким кивком согласился с её умозаключением и, наконец поднявшись и встав рядом, продемонстрировал ей чуть потускневший от времени, но бережно сохранившийся снимок. Пульс Мии участился, и она слабо выдохнула:       — Боже…       — О, какое безобразие, что я совершенно о нём забыл! Вы только посмотрите!..       Мия смотрела, но, казалось, перед глазами всё немного плыло. Или то были мелькающие образы уже виденного, которые никак не желали сопоставляться между собой.       Лишь кажущаяся небрежность позы присевшей на широкий подлокотник кресла женщины. Прямой взгляд, будто вызов, гордо вскинутая голова, совсем не характерно для того времени. Мужчина за её правым плечом, знакомые лица. София и Ксандр, чьи благородные черты не тронуло время, казались ей частью костюмированной сцены конца девятнадцатого века.       Взгляд жадно вбирал давно выученные, выжженные, едва ли уже способные быть стёртыми из сознания линии. Навечно острые, принадлежащие другой эпохе, но всегда для неё особенно близкие, отражённые в каждом принадлежащем ей дне, моменте и уголке дома. Иными будто были лишь смольный локон, аккуратно завитый и убранный вбок, и мягко приподнятый уголок губ. Так смотрят те, кто убеждённо знает, что мир давно у их ног.       Мия облизнула пересохшие губы, продолжая рассматривать чёрно-белый силуэт Виктора в кресле, крошечной частью сознания надеясь, что он всё же мерещится. Но был здесь и Ален, такой же живой, реальный и неизменный. Высящийся по левую сторону от её супруга в забавном цилиндре, оттягивал большим пальцем лацкан жилета и светил широкой улыбкой.       — Ни о чём так не жалел, как о выходе цилиндров из моды! София считала, что мне просто нравится казаться выше и постоянно сбивала его своим зонтом. Да, чудесное было время, знаете… И у неё должна была сохраниться картина, насколько я помню!       Мия смотрела на тепло подсвеченное лицо Равеля, самозабвенно предающегося воспоминаниям. За грудиной саднило от странного чувства, насколько всё это было радужно и лживо. Хотя, вероятно, именно так для него всё и выглядело, и призраки прошлого были особенно торжественны и красивы, танцевали на истлевших костях и трухе прожитых лет, укрывая их сверкающей дымкой. А перед собственными глазами стояло иное.       Правая часть картины была безнадёжно испорчена. Мия различила лишь ноги сидящего в кресле мужчины. Всё, что выше, спадало рваными лоскутами, будто чьи-то когтистые пальцы рассекли его в приступе гнева.       Она с грустью водила взглядом по тусклым ликам изображений и всё думала, что они так и погибли с щелчком затвора, оставив лишь тени на карточке и пыльную россыпь воспоминаний. Снова и снова останавливалась на тонкой фигурке Софии и задавалась вопросом: «Насколько же глубоко вы её обидели, раз так этого и не заметили?» Но вслух лишь бесцветно заметила:       — Здесь нет Артура.       — Да, верно. Откровенно говоря, он часто где-то пропадал, не выносил высший свет, но не мог усидеть на месте и всё рвался в самую гущу событий. Не в политические игры, разумеется. Если я правильно помню, когда мы делали этот снимок, он находился в Африке. Добровольцем в англо-бурской войне. Да-да, это было как раз незадолго до… — Равель смущённо запнулся, и Мия сразу поняла, что он имел в виду.       — До свадьбы?       Голландец мягко улыбнулся, словно извиняясь, что вообще затронул эту тему. Перехватив удерживаемый девушкой груз и придержав вывалившиеся с полки книги, он бережно втиснул между ними снимок и помог поставить всё на место. Мия бездумно стряхнула с них пыль и попыталась выровнять покосившуюся линию корешков. А потом не сдержалась, бросив в спину удаляющегося к столам Алена тихий вопрос:       — Вы знали её?.. Аллегру.       — О, это невинное на первый взгляд любопытство!.. — Она обернулась к вампиру, который уже сидел, расслабленно откинувшись на спинку стула, и испытующе разглядывал её с лукавым прищуром. Мия смутилась, поняв, что слова были обращены к ней. От смеси этого чувства и поднявшейся на себя злости, голос стал суше и холоднее.       — Считаете нетактичным? Вы не обязаны отвечать, если по-вашему это неуместно.       Улыбка на губах Равеля стала шире, от чего от уголков век разбежалась солнечная паутинка морщинок. На миг подумалось, что именно такие глаза должны быть у хороших отцов и именно под их лаской вырастают особенно счастливые дочери. Синюшная, как туман в ночи, тень легла на его лицо, когда голландец заговорил:       — Я знал её дядю. Широкой души был человек, невероятно увлечённый и восторженный. Он был очень впечатлён заездом Берты Бенц, после которого многие уверились, что за безлошадными экипажами будущее. Инвестировал большие деньги в автомобильную промышленность. — Со странной смесью иронии и сожаления добавил, — никто не шутит более жестоко, чем сама жизнь. Тот автомобиль… был подарком будущим молодожёнам. Это разбило ему сердце, в самом прямом смысле. Скончался от сердечного приступа спустя неделю.       Мия не нашла слов, которые бы выразили достаточное сочувствие или горечь ужаса от такого изощрённого стечения обстоятельств. А, может, так было проще замести следы преступления и замять дело в обществе, сославшись на неудачу новомодных изобретений. Прислонившись спиной к стеллажу, она лишь молча продолжила слушать.       — Его брат с супругой рано ушёл из жизни, оставив воспитание маленькой дочери на его плечах. О, Мориц души в ней не чаял! Я бы сказал, что она выросла избалованной его вниманием, хотя, кто знает, может, темпераментный характер достался ей от итальянки-матери. Он всё сокрушался, что никогда не выдаст её замуж. Яркая красота и острый ум — поистине страшный коктейль. Аллегра грезила каким-то женским медицинским колледжем в Пенсильвании, мечтала стать непременно врачом, а не медсестрой. Но в то время… небольшое количество учебных заведений предоставляло женщинам такую возможность, ещё меньше — больниц, которые позволяли им клиническую практику, не говоря уже обо всей высмеивающей риторике в газетах и обществе. Но, помимо прочего, ей досталось ещё и гордое упрямство. Были ли мы грубыми мужланами, которые мало задумывались о несправедливости такого расклада? Без стыда не скрою. Как сейчас помню, мы беседовали в гостиной дома Ноэля, вероятно, о вещах не очень приятных и, вероятно, девушка это услышала. Как ни в чём не бывало, пронеслась по комнате и уже в дверях заявила, что лучше всю жизнь провести в окружении трупов, чем выйти за кого-то вроде нас.       Ален горько усмехнулся, а Мия подумала: «Какая злая всё же у судьбы ирония».       — Виктор не вызвал в ней симпатии. А, может, так только казалось. Но он был беспросветно очарован и столь же упрям. Мы с Артуром посмеивались, что случай безнадёжный и за все месяцы он скорее намозолил ей глаза своей физиономией, чем добился взаимности. Когда она с Морицем отбывала в Америку, мы были уверены, что это конец, но взгляды… Да, их взгляды говорили о том, что вопрос уже тогда был решён. Виктор дождался её, и пришло время раскрыть правду. Для неё это стало ударом. Да и как могла та, что желала спасать жизни, выживать, отнимая их?..       — Но ведь в конце концов она согласилась, — заметила девушка, хотя в глубоком закоулке души, очень тёмном и неприметном, открывшемся ещё с рассказа Виктора в семейном замке, ощущала, что жертва была непомерной и какой-то односторонней. И так же мелочно поблагодарила судьбу, что перед ней самой такого выбора не вставало, иначе на чашах весов остались бы только потрёпанные кусочки её сути.       — Не сразу. В то время я разделял философию Виктора и Ноэля. Мы брали столько крови, сколько минимально необходимо, ставя себя выше своей природы и, наверное, других вампиров тоже. Это имело свои минусы и не позволяло развивать Дары в должной мере, но мы считали, что это и не нужно. Непреложно было то, что вампир черпает жизненные силы, забирая чужие. Кто бы мог тогда подумать, что можно выживать на крови животных? Да и кто бы захотел черпать силы у кроликов? Разве что самые дремучие отшельники. Но Аллегра подошла к этому вопросу с живым исследовательским интересом, как настоящий учёный!       Мия сразу вспомнила слова Мора о том, что причастность Виктора к истории с лабораториями не вызвала его удивления, и так же моментально встало на место то неуместное упоминание Аллегры. Она удивлённо воззрилась на Алена, недоумевая, почему впервые узнаёт о настолько тесной включённости супруга в исследования вампиризма. Уже не в силах спокойно стоять на месте, приблизилась к столу, на коленях забралась на стул и продолжила слушать, подперев подбородок кулаками.       — Они смогли установить, что животная кровь легко заменяет человеческую, правда требуется чаще и в больших количествах. По началу это казалось неправильным, даже грязным… Нас куда больше прельщала возможность введения крови внутривенно, но она оказалась совершенно нерабочей.       — Странно, что не сработало, нет?       — Совсем не странно. Ведь и люди не питаются физраствором, — улыбнулся Равель и продолжил. — И спустя время, то что казалось диким и невозможным, постепенно становилось нашей реальностью. Да, суть не сильно менялась, из плюсов лишь возможность не испытывать перманентный голод, но сама идея!.. Я восхищался Виктором и искренне верил в то, что буду идти за ним, покуда мне позволено и сколько отмерено. Тосты, которые мы поднимали за лучшее будущее, когда тайно строили планы по низвержению предыдущего Князя, наверное, были смешны в своей горячности, но совершенно искренни. Le Roi est mort, vive le Roi!       Разобрав знакомые слова, Мия почувствовала, как похолодели пальцы, и широко раскрытыми глазами уставилась на Равеля, не в силах произнести ни слова. Он сокрушённо покивал головой, без труда прочитав её реакцию.       — Да-да, без сомнения Мора об этом известно, как известно и нашему неуловимому похитителю. Кто-то играет с нами, но, поверьте, это не настолько узко распространённая информация, чтобы начать подозревать кого-то конкретного. В то время многие ждали смены власти — мы с Софией годами протягивали сеть лояльных нам вампиров. Только…       Ален вдруг совершенно нехарактерно, резко подался вперёд, упершись локтями в стол. Мия видела, как нервно дрогнули маленькие, белые руки, будто хотели сжаться в кулаки, но так и и не смогли преодолеть сопротивление. По лицу Князя плясали мрачные тени от преломлённого о зелёный купол лампы света, больное раскаяние, жалящее своим пламенем кожу, и девушка в каком-то необъяснимом порыве потянулась к тонкой цепочке и дёрнула, заставив блики исчезнуть. Сложилось впечатление, что этим жестом она погасила все звуки. Склонённые друг к другу, они с Аленом на какое-то время замолчали.       — Знаете, Мия… Я помню тот день, когда впервые за многие годы увидел Виктора. После трагедии, после войны и тех лет, что мы по-прежнему хладнокровно раскидывали свои никчёмные сети, когда наконец-то пришло его время занять то место, что было обещано, — сдавленно, близким к шёпоту голосом начал он. Взглядом Равель прятался в руках или в столе, слепо заглядывал словно внутрь себя, в закутки своего низкого прошлого.       — Я увидел тогда глаза убийцы, и это был крах всего, во что я верил. Во что, я думал, верили мы, и что он никогда не должен был запятнать в память об Аллегре. Я никогда не смогу стереть то разочарование, что отразилось в моём взгляде. Разочарование, на которое я не имел права. Которым он сам незримо выел собственную душу до голой пустоши. Он видел. Знаю, он видел. Тогда, на совете, когда спросил, считаю ли я, что стану для Нидерландов лучшем Князем. И в тот момент я не смог соврать. Не ему. Наверное, если бы не Артур, София в ту же секунду лишила меня головы. — Уголки губ дрогнули в нервной улыбке, словно подобная перспектива теперь казалась ему не самой удручающей. — Меня поддержали те, кому я когда-то обещал лучшего правителя. Голоса разделились практически пополам, с разницей в единицу в пользу Виктора. А потом Артур… поддержал мою кандидатуру. Для нас с Софией это выглядело, как предательство, ведь все знали о его симпатиях и непричастности к политике. Бесчестно пойти против того, за кем извечно следовал. Но по итогу, в отличие от нас, он просто оказался… хорошим другом. Последний голос отдал Виктор, в мою пользу. И всё было решено.       Голландец наконец поднял на неё глаза, привычно светлые, совсем не убийцы. Глаза того, кто слишком сильно когда-то поверил в идею, предпочтя её человеческим привязанностям и слепым в своей вере чувствам. Мия не могла понять, были ли они поддёрнуты влажной дымкой или это всё происки преломляющегося на её ресницах света. Пазухи носа жгло — не от разочарования, горькой обиды за мужа или сочувствия к тому, кто долгие годы жил со своей тяжкой душевной ношей. Просто от того, как неправильно и нечестно ведёт свои игры жизнь, где ты одинаково безвинный и виноватый тоже, в разных обстоятельствах по-своему и в разных долях, кому вечность единовременно друг, урок и страшное бремя.       — Мы не были вздорными подростками, чтобы лелеять обиду друг на друга и продолжали поддерживать общение, во благо стран, которые любили, уж точно. Но я никогда уже не забывал о своём моральном предательстве. Я не жалел о титуле, потому что твёрдо знал, что Виктору он был больше не нужен. Но жалел о том, что принял его как властолюбец, а не как друг, заботящийся о друге. Я всё размышлял, смогу ли когда-нибудь себя искупить, хоть и не надеялся, даже в тайне, на прежнее доверие. Когда десятилетия спустя мы начала вести личную переписку, я подумал: «Да, может когда-нибудь». Когда он обратился ко мне с просьбой оказать покровительство юной особе, прибывающей в Амстердам, я не придал этому значения. Я слышал о вас, Мия, только по рассказам Софии — о, вы были ей невероятно интересны! — но в них не проглядывало ничего личного, а, может, не замечала она сама. И наконец когда мы встретились… Сложно описать, что я почувствовал после той встречи, этого было так много… Я лишь видел, как он смотрит на вас, но этого оказалось достаточно, чтобы ощутить себя, как никогда, искуплённым.       В горло будто затолкали комки ваты. Мия боялась, что если вздохнёт, то точно разревётся и уже никогда не соберётся во что-то сильное и большое, а второй раз за сутки это и вовсе смешно. Опущенные глаза заметили на тёмном, лакированном дереве стола несколько разбившихся капель — их она аккуратно и словно между делом стёрла ладонью.       Она не понимала, зачем Равель говорил ей все эти вещи — приятные, красивые, очень чистые, ведь искупают поступки, а не случайная появившаяся на краткий миг в его жизни девушка, и, если Виктор вновь счёл его достойным доверия, её заслуги в том точно не было. Хотя, безусловно, это ощущалось крайне лестным — подарить кому-то так много одним лишь своим скромным существованием. Немного подумав, с колотящимся сердцем Мия подняла на вампира глаза и заговорила:       — Думаете, — вышло глухо и сипло, из-за чего пришлось прокашляться, — Виктор найдёт своё?.. Просто мне кажется временами, что ему как бы… нравится. Тащить этот крест прошлого, постоянно что-то себе доказывать, испытывать и заслуживать то, что в заслуживании не нуждается. Хорошее ведь можно просто взять, верно?       — Да, думаю, нравится. Это закаляет. Такой уж характер! — Ален ласково ей улыбнулся и добавил. — Убеждён, что своё искупление он обрёл.       Она хотела ещё поинтересоваться, но смутилась под внимательным взглядом голландца, значительным и очень убеждённым. А потом и вовсе потерялась, запутавшись во вдохах и выдохах, когда он произнёс, так тихо, словно привиделось ей это в шелесте ветра за окном:       — Вижу это в том, как смотрите на него вы.       Тепло заполнило лёгкие, и Мия на пару секунд задержала дыхание, чтобы не выпустить ни капли. Благодарно улыбнулась Равелю — будто это и правда было тем, что ей было нужно или очень хотелось услышать долгое время. Пальцы потянулись к пиале с давно остывшим чаем — по нежно-медовой поверхности разбежались маленькие круги, как от пущенной гальки. Повисшая пауза не тяготила, и голова давно уже не болела. Стало вмиг завораживающе легко и спокойно, а ещё нестерпимо сильно хотелось позвонить мужу и сказать, как невозможно она его любит, а лучше прошептать прямо в ухо, когда он вернётся, и повторять так часто, пока по шее не побегут крошечные мурашки.       — Наверное, я покажусь сейчас до кошмарного бестактным, и, честное слово, готов понести заслуженное наказание! Я просто всё наблюдаю за вами в последнее время и не могу не вспоминать свою супругу…       Сказочный момент оказался таким же сказочным мыльным пузырём и теперь звонко лопнул от слов Алена. Да так, что у Мии заложило уши. Привычные черты Князя не выражали ничего пугающего, но девушка всё равно напряглась и отставила чашку, ожидая продолжения.       — Да вы в лице переменились! Господи, Мия, клянусь, я не собирался говорить ничего предосудительного. — Он с жаром коснулся ладонью груди, как бы давая нерушимое обещание.       — Нам с ней не довелось провести много времени вместе и, наверное, для неё это даже к лучшему. Я не был ни внимательным, ни отзывчивым, но не смог не почувствовать, сколь хрупкой она стала, когда ждала дочь. Я был спокоен только когда она спала, а уставала она чаще обычного, в остальном же мне было страшно даже пальцем её коснуться лишний раз! И ещё кровь… У неё постоянно шла носом кровь. — Установилась короткая заминка, в которую они успели обменяться быстрыми взглядами — его изучающий против её загнанного. — Вы беременны, Мия?..       Сердце запнулось. «Вот оно что». Глупо было надеяться, что кто-то вроде Равеля не сопоставят все странные особенности её состояния и поведения, в конце концов, он был свидетелем практически каждой из них, даже если и не все были связаны с её положением. Молчание затягивались, и начать отрицать уже не имело смысла. Отвечать напрямую тоже не хотелось. С лёгкой обидой она просто откинулась на спинку, скрестив руки на груди и наградив голландца сердитым взглядом исподлобья. Его это мало смутило. Лицо осветилось искренним упоением этой нехитрой новостью, и даже злиться за это не получилось.       — Мы не обязаны развивать тему, но позволю себе заметить, что я бесконечно рад за вас! И я больше ничего не говорю, — Он шутливо сжал губы, сделав вид, что закрыл на замок. — Никому и ни при каких обстоятельствах. Я могила.       Мия решила, что так и правда будет удобно, а потому ничего не сказала, только слабо кивнула подбородком, принимая его слова. Потянулась в карман за смартфоном, чтобы проверить время и наличие пропущенных — было пусто и уже почти три часа пополуночи. Захотелось позвонить Виктору и узнать, есть ли хотя бы у них с Мора ощутимые успехи, а ещё лучше — не собирается ли он уже вернуться. Девушка поднялась на ноги, чтобы прогуляться по коридору и немного размяться. Нашла глазами кардиган с камнем, а потом вдруг вспоминала Ларсена и резко обернулась к Алену.       — Раз у нас время неудобных вопросов… Могу я тоже спросить?       Равель усмехнулся её формулировке, но всё же благосклонно кивнул. А Мия с гулко бьющимся о рёбра сердцем, неуверенная в общем-то ни в чём, что собиралась уточнять, подрагивающим голосом выпалила:       — Вы что-то знаете об отце Ульфа?       Ален на мгновение застыл, будто утратив дар речи, а после тихо рассмеялся, зажмурившись и сжав пальцами переносицу.       — Очень провокационный вопрос, дорогая, а главное, какой меткий! — Девушка поморщилась в ответ на это странное веселье. Видимо, заметив недовольное выражение её лица, вампир чуть сгладил улыбку, медленно поднялся из-за стола и шагнула к ней. — Мия…       — Пожалуйста, не издевайтесь. Вы же знаете! — Она попыталась отступить, но Равель мягко удержал её за плечо. — Почему вы их покрываете?       — Ну нет же, какие глупости! Никто никого не покрывает. Но есть вещи, которые я не в праве раскрывать, — Он твёрдо заглянул ей в глаза, не отпуская рук и не удерживая досточно крепко, позволяя ей легко сбросить его ладони. Но Мия стояла, молчала и совершенно не понимала, почему он так легко намекал, что тайна существовала, но не мог её рассказать. — Всему своё время. И когда оно придёт, это станет шагом к лучшему будущему для нас всех! Просто поверьте, сейчас…       — Тогда в музее вы странно отреагировали, — не желала успокаиваться Мия. Намёки Равеля только больше пугали, перед глазами опять стояли холодные серые радужки, а предплечье жгло, будто к нему по-прежнему был приложен камень. — Ульф не её сын, верно? Какой-то эксперимент? Господи, во что они вас втянули, Ален?       Голландец нахмурился, видимо, не зная, как ещё убедить её в странности суждений. В тёплых радужках плескалось столько неприкрытого непонимания, будто она на полном серьёзе начала доказывать ему существование НЛО. Найти доказательства его неискренности не получалось — Мия уже была готова поверить, что её собственные мозги закипают и выдают что-то невообразимо бессвязное. Но прежде, чем Князь вновь заговорил, раздался чёткий стук в дверь.       Отпрянув от девушки, он сам пошёл проверить, кого занесло в эту часть отеля. Когда тёмный проём явил её глазам высокую, худую фигуру Ульфа Ларсена, внутренности свернулись тугим клубком, сделали кульбит и ухнули куда-то в пятки. Маятник в голове часто трепыхался между желанием истерически рассмеяться и запустить ему в голову заварочным чайником, и в каком-нибудь из более удачных вариантов поинтересоваться, какой прослушкой он пользуется, а иначе почему появляется всегда так вовремя. Но сил хватило только на то, чтобы упрямо сверлить его глазами и слать пожелания сходить в очень далёкие дали.       Не замечая её настроя или делая вид, он бесстрастно продемонстрировал Алену смартфон.       — Тильда звонила, просит приехать в поместье. Я могу взять машину?       — Так срочно? Что-то случилось?       Парень неопределённо пожал плечами. Почти незаметно изогнутая кривая рта с приподнятым уголком как бы возвещала: «А то вы не знаете? Очередная блажь». И эта мимика впервые показалась Мие настоящей и очень живой.       Ален о чём-то задумался, вызвав удивление и девушки, и датчанина. А после неожиданно выдал, легко хлопнув того по плечу:       — Не будем дёргать тебя понапрасну, мой юный друг. Уверен, я сам смогу разрешить это маленькое недоразумение.       — Но…       — Нет-нет, я настаиваю! Я сам позвоню Тильде, и мы решим этот вопрос на месте. Не волнуйся, я найду, кто меня отвезёт.       Невысокий голландец выглядел странно комично, убеждая длинного собеседника в том, что его участие не требуется. Было ли дело в непреклонных нотах, прорезавшихся в голосе, или в самом авторитете возраста и титула Князя, Ларсен сдался ему практически без сопротивления. Только глаза остались тлеть мятежно разгорающимся углём, всем видом демонстрируя, что такой расклад его совсем не устраивает. Не устраивал он и Мию, которая безмолвно продолжала хлопать ресницами, вперившись в спину Равеля — в её, видимо, уже засыпающем сознании никак не хотело укладываться, что он был последним её знакомым в отеле и собирался бросить так же, как и все остальные.       Он наконец повернулся к ней с привычной улыбкой, но сейчас она ощущалась приклеенной и совсем не сглаживала странную неловкость и обеспокоенность, исказившие его черты. Если он так всеобъемлюще доверял датчанам, откуда взялась такая поспешность и нелогичность действий? Словно сама встреча Ульфа и Тильды ему претила. Вопрос был только в том, кто из них двоих вызывал большее сомнение. Вновь вспомнилась воротная башня. Что, если он узнал?..       — Мия, — приглушённо обратился к ней вампир, подойдя достаточно близко. — Не буду врать, что отлучусь ненадолго — дорога туда и обратно занимает достаточно времени. Но я попрошу Виллема быть вам помощником и другом, пока не вернётся Виктор. Уверен, это произойдёт очень скоро. Можете занять любой свободный номер или даже эту комнату, если угодно.       — Уверена, Виктору это не очень понравится. В чём дело?       Голландец вымученно улыбнулся, сведя брови. Пальцы крепче сжали плечо.       — Просто маленький вопрос. Который требует быть решённым прямо сейчас. Не беспокойтесь, так лучше.       Возможно, сонливость и правда туманила голову, мешала думать и складывать из обрывков мыслей хоть сколько-нибудь весомые аргументы. Мия упустила момент, когда Ален уже скрылся за дверью. Когда в коридор так же резво последовал датчанин. Наспех схватив кофту с кушетки, она побежала следом, не удосужившись прикрыть за собой дверь. Хотя последнее было даже на руку, потому что усталые глаза плохо различали протянувшийся в полумраке узкий тунель стен.       Мия плохо ориентировалась в этом крыле и могла полагаться только на эхо шагов впереди. Но, как и любое эхо, это тоже оказалось обманчивым и неприветливым к ней. Поплутав в закоулках первого этажа, она наконец заметила искрящийся тёплым светом холл и поспешила к нему, как отчаявшийся мотылёк. Узнав у ресепшиониста, что Князь снаружи, тоже покинула тепло отеля. Дождь кончился, оставив после себя мокрый блеск брусчатки и запах отсыревшей земли и стен каналов. Лунный свет серебрился в кристально-чистом воздухе, отражаясь в многочисленных звёздах на раскрывшемся во всей красе небе. Ален обнаружился чуть в стороне от главного выхода, уже севшим на пассажирское место автомобиля. Мия слышала тихий гул спора, который они вели с Ульфом, но, даже если бы захотела, не успела прислушаться. Датчанин раздражённо захлопнул дверь, позволив машине наконец тронуться.       Не понимая в происходящем ровно ничего, девушка продолжала бездумно вглядываться в то, как удаляется от неё голландец, споро набирая скорость. Наверное, не заметила бы даже, когда Ларсен оказался совсем близко, если бы тот не задел её плечом, поднимаясь по ступеням обратно к главному входу. Этот грубый жест заставил её отмереть, хоть и запоздало, и это единственное спасло его уши от сорвавшейся с её языка брани.       Нужно было что-то сделать, но что именно не приходило в тяжёлую голову. Мия присела на крыльцо, медленно вдыхая бодрящий ночной воздух. После всего услышанного знала точно, что не мог Ален так бездумно сорваться из-за какой-то мелочной прихоти, позабыв о первоначальной цели своего здесь присутствия. Вероятно, случилось всё же нечто гораздо серьёзнее. Но что он мог понять по единственной брошенной Ульфом фразе? И почему был настолько категоричен в том, чтобы не выпускать его сейчас из отеля?       Мия чувствовала, будто удерживает в руках чугунные чаши, никак не желающие обрести равновесие. В их нервной качке — одна — вниз, вторая — вверх, одна — вверх, другая — вниз — она слышала скрипучее, всё повторяющееся: «Ульф или Тильда? Тильда или Ульф?» Подумала, что вообще-то один как раз был под носом, и зря она его упустила.       Нащупав смартфон, набрала номер Виктора — в её положении только он мог дать хоть сколько-нибудь вразумительный ответ. Но гудки на другом конце линии бесконечно тянулись своей заунывной песнью, сменяясь в конце механическим женским голосом, предлагающим оставить сообщение. И так снова, и снова, пока ей окончательно не наскучило, и она в самом деле не записала короткую запись, сообщающую о том, что они с Аленом направились в поместье.       Решение было спонтанным и, вероятно, не очень умным. Нехорошее предчувствие драло рёбра. Мия знала, что интуиция редко её подводила — вскоре должно было произойти что-то по-настоящему дрянное. Знала, что не должна была позволять Равелю садиться в ту машину, а потому оставалось лишь поехать следом. В лучшем случае — убедиться в напрасности опасений и получить нагоняй от Виктора. В худшем… Наверное, хотелось верить, что даже в нём нагоняй безусловно светит, иначе становилось совсем тоскливо, и страшно, да так, что зубы болели. Разумеется, через пару часов они непременно встретятся. Она подняла глаза к небу, где холодным светом подмигивала Луна, словно лишь от неё зависел теперь дальнейший исход событий.       Мия пружинисто поднялась на ноги. Голые, замёрзшие плечи были совершенно белыми — теперь она даже не выбивалась из характерной месту компании вампиров. И всё же, оставив сомнению несколько стремительно пробежавших минут, накинула кардиган, продев кисти в рукава и с облегчением нащупав в одном из них адуляр.       Ей нужно было средство передвижения, и велосипед явно не был лучшим вариантом, чтобы добраться до другой провинции. Мия решила найти Виллема, раз уж ей оставили его в помощники. Но, к тому времени, когда их пути всё же пересеклись, выяснилось, что она была не единственной, пожелавшей обзавестись автомобилем во временное пользование. Управляющий обнаружился в комнате для отдыха и проведения планёрок в компании Ульфа Ларсена. Подобные встречи перестали её удивлять, да и были сейчас не особо важными.       Две пары глаз обратились к ней, как только ноги преодолели дверной порожек. Молодой вампир выглядел слегка смущённым — очевидно, задача отвязаться от датчанина выполнялась им не очень успешно. У Мии не было времени на лишние уговоры и вежливость. Она поймала взгляд Виллема, мягко вложив в легко открывшееся сознание свою волю, как учил Виктор. После многочисленных проб и ошибок, уроков мужа и нескольких лет практики это получилось свободно и безвредно, хотя Дар Луны по-прежнему не был ей близок — пусть менее травмирующий и грязный, она находила его не таким этичным, как честно прилетевший в лицо хук. Приблизившись, она ласково заговорила:       — Ты честный работник, Виллем, и безусловно помнишь поручения Алена. Ты должен мне ключ от свободного автомобиля, как о том и распорядился Князь, верно? Дай его мне.       Вампир без заминки и сопротивления потянулся к внутреннему карману пиджака и извлёк из него маленькую связку с брелоком-эмблемой «Форд». Мия ухватилась за неё раньше, чем вампир смог бы успеть передумать.       — Когда прибудет господин Ван Арт, сразу же сообщи ему, что мы с Князем Равелем направились в Утрехт, в его особняк. Кивни, если понял. — Голова управляющего слабо качнулась. — Вот и славно, Виллем. Я рассчитываю на тебя.       Она на миг перевела взгляд на Ульфа, всё время этого небольшого представления молчаливо стоящего сбоку. Светлые глаза ответно мазанули по ней непривычной мягкостью — таким же по ощущениям бывает туман солнечным утром. Захотелось щёлкнуть пальцами у него перед носом, чтобы убрал это нелепое восхищение или уважение, потому что вообще-то Мия только что успешно увела у него из рук ключи от машины. Но, вероятно, у них были разные представления о том, как складывалась ситуация.       Когда девушка вновь оказалась на улице и прошествовала к небольшой парковке, перед ней вдруг встала задача найти тот самый «Форд» среди прочих. В подтверждение снятой блокировки в ряду справа коротко мигнули огни фар. Она даже не успела сдвинуться с места, когда Ларсен широким шагом двинулся мимо и, будто ничего странного не происходило, занял пассажирское место в графитового цвета автомобиле. От подобной наглости она на миг приросла к асфальту, и это чувство было сильнее, чем все прочие — страх, непонимание и подбирающее бессилие. Едва не пуская пар от возмущения, Мия подскочила к двери с его стороны, но та не поддалась. Датчанин без интереса наблюдал за её безуспешными потугами какое-то время, а потом медленно приспустил окно.       — Какого хрена?! Выметайся!       — Как грубо.       — Слушай, — терпение её оставляло, и Мия медленно процедила, будто разжёвывая информацию для умалишённого, — я не знаю, что за игру ведёшь ты или твоя мамаша, что вы вообще забыли в Нидерландах и какого чёрта добиваетесь от Алена. Сейчас у меня нет времени разбираться в этом, а ещё я очень сильно не хочу портить чужой салон, хотя твоё лицо так и напрашивается. Поэтому вежливо прошу — свали, пока мы ещё можем разойтись миром.       Взгляд парня оставался скучающим и словно вовсе неосмысленным. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока она говорила, поэтому Мия даже не сразу заметила, что полные губы двигаются, когда в тишине раздался спокойный и сухой, в противоположность её собственному голос.       — Допускаю, что в данный момент мы преследуем одну цель. И чем скорее тронемся с места, тем успешнее её достигнем. У тебя есть средство передвижения, у меня — знание, куда и как ехать самым коротким способом. Разумеется, ты можешь воспользоваться тем славным гипнозом, и тогда мне придётся искать другой автомобиль. Но в итоге мы, так или иначе, встретимся в одной точке, но потеряв драгоценное время. Оно, кстати, уже уходит. И даже, допуская полное отсутствие доверия с твоей стороны, замечу, что держать врагов ближе выгоднее, чем позволять им свободно передвигаться где-то около. Так, может, мы наконец двинемся, раз нам всё равно по пути?..       Дыхание часто тревожило грудь. Мия не хотела признавать, что зерно рациональности во всём сказанном было. Кроме того, она в самом деле не знала не то что короткую, в принципе дорогу до места, а Ларсен наверняка указал бы ту самую, что увеличила бы шансы на встречу с Аленом. Правда, часть её напомнила, что он с тем же успехом мог направить девушку в совершенную глушь, где за раз можно легко избавиться от ненужного свидетеля и его трупа.       Времени на принятие взвешенного и здравого решения не было, а потому она согласилась, убедив себя в том, что датчанин был безобиднее, чем она себе надумала. Уж точно безобиднее Тильды Ларсен, к которой сейчас спешил голландец. Оттолкнувшись от окна, Мия уже собиралась отойти, когда в спину донеслось:       — Рад, что мы перешли на «ты».       — Мы не на «ты», понял…и? — вновь склонившись к надменному лицу, резко бросила девушка, глупо запнувшись в конце и растеряв всю запальчивость. Ответ разнёсся уже в салоне, когда она заняла водительское кресло и пристегнула ремень безопасности.       — Как скажете, Мия.       Хотелось взвыть от необходимости находиться с ним так близко. От того, как звучал его голос, произносящий её имя и заставляющий отчего-то чувствовать себя испорченной и грязной. От того, как неуловимо запах его парфюма успел заполнить каждый квадратный сантиметр пространства, и слишком остро разъедал ноздри. Она молила, чтобы он больше с ней не заговаривал, и, к счастью, их взаимное молчание было надёжнее, чем срывающиеся радиостанции.       Они быстро покинули город. Следуя коротким и редким комментариям, Мия вывела машину на знакомую трассу, которая должна была следовать строго вперёд и не петлять, а потому немного успокоилась и перестала так судорожно сжимать руль. Автомобилей было совсем немного в это время суток, поэтому внимание слегка рассеивалось. Она всё размышляла, зачем Ларсен так упорствовал в том, чтобы попасть в поместье. Знал ли он больше, чем рассказал, и беспокоился за Тильду? Хотя реакция Равеля и ему показалась удивительной. Мог ли Ульф тогда опасаться за него?..       Мия не хотела думать, что везла на соседнем сиденье медленно тикающую бомбу. И всё же было в нём что-то странно беззащитное, отчего совсем не получалось видеть в этом парне главный источник всех закручивающихся напастей. Лёгкое раздражение кольнуло грудь. Она выбрала совсем неверную тактику. Вместо того, чтобы втереться в доверие и с дружелюбной улыбкой выпытывать сведения, девушка злилась, пылила и всячески отталкивала от себя того, кто владел заведомо большими объёмами информации. София бы сказала, что она так ничему и не научилась. Но Мия боялась.       Сейчас она могла честно себе в этом признаться, периодически нервно ёрзая по сидению, стараясь не косить взглядом в сторону непрошенного соседа. Ульф явно что-то знал про Орден, пусть и казалось это абсурдным и глупым. Каким-то образом он знал про лунные камни, когда вся эта история только начала закручиваться. Когда собственная тайна ещё была надёжно спрятана. Но, что страшнее — он чувствовал. Как чувствовала она, и эта связь была неправильной, непонятной, больной, в самом прямом смысле этого слова. Предплечье вновь саднило от расходящегося по нему холода. И Мия могла поклясться, что взгляд Ларсена нет-нет да касался её объёмного рукава, но усиленно убеждала себя в том, что это не более, чем паранойя.       Она усиленно гнала по пустому шоссе, и спустя чудовищно долгое по ощущениям время впереди показался тёмный автомобиль. Каким-то образом Ульф даже издалека различил отпечатанный номер и, уверившись, что это тот самый, потребовал сбросить скорость и выключить фары. Последнее показалось особенно нелепым и ненужным, но парень был убеждён, что вампиру не составит труда заметить их преследование, а ночь не настолько тёмная, чтобы совсем не ориентироваться на дороге. Мию это мало убедило, и всё же она с удивлением обнаружила, что послушалось. Они значительно отстали, напряжение вновь возросло, а глаза, откровенно говоря, видели практически ничего — лишь яркий огонёк фар удаляющейся от них машины.       Ларсен вернулся к своему типичному состоянию полной отрешённости, рассматривая безбрежное небо в боковом окне, и отчего-то это ужасно раздражало. Раз он так превосходно видел в темноте, мог бы попытаться быть чуть более полезным, чем бездушный багаж. Мия не сдержала лёгкой колкости:       — Ориентируетесь по звёздам?       — А вы нет?       — Прости? — Она на миг оторвалась от созерцания лобового стекла, тут же попав в серый плен глаз. Вернув взгляд к дороге, почувствовав, как горячо загорелись щёки, девушка нахмурилась и мысленно посетовала на то, что вообще подала голос.       — Стражи, дети Луны, всегда могли читать знаки, что посылают ночные объекты и их комбинации. Они предвещают и запечатывают в себе все сколько-нибудь значимые события. Новые звёзды, затмения, парады планет. В этом году Сатурн особенно яркий, не замечали? Для древних он символизировал тяжесть рока, отсечение старого и движение вперёд через разрушение. Греки связывали его с Кроносом, Богом времени.       — Чудесные сказки, — хмыкнула Мия, почувствовав себя так, словно Триша опять зачитывала ей идиотскую статью из раздела эзотерики и астрологии. — Греки вообще много чего много с чем связывали. Ну знаете, как бывало до всяких там научных открытий и изобретений.       — Ни одно научное открытие до сих пор не доказало существование вампиров и оборотней, а они, посмотрите-ка, есть.       — Это другое.       — Нет, Мия, то же самое. Мифология таит в себе множество ответов, о которых мы даже не догадываемся.       Ей не хотелось спорить и что-то доказывать. На несколько мгновений установилось привычное молчание, когда Ларсен вдруг продолжил, почему-то понизив голос так, что пришлось вслушиваться.       — Знаете, как скандинавы объясняли лунные затмения? Они верили, что сын Фенрира, Хати, преследует Луну каждую ночь, и иногда ему удаётся приблизиться очень близко. И когда он совсем её догонит, наступит Рагнарёк — конец света, гибель всего старого мира. Да, — совсем затихнув произнёс Ульф. Краем глаза она видела, что он повернулся к ней, острый взгляд обжёг висок, а убеждённая фраза, которой он закончил странный миф, — грудь. — Когда-нибудь Волк обязательно поймает Луну.       — Предпочитаю не верить ни мифам, ни звёздам. И вам не советую, если не хотите провести жизнь на чужой удочке.       Напрягая зрение, Мия переводила глаза с чернильной ленты трассы к небу, по которому была рассыпана частая крошка, и обратно. Только бы усмирить слишком часто бьющееся сердце, напоминающее трепыхающуюся в когтях хищника птицу, не сдающуюся, но обречённую.       — Людям обычно легче становится, когда они перекладывают немного ответственности или получают у неодушевлённого ответы. Всем нужна звезда, чтобы иногда спросить маленького совета.       — Может быть.       — Какая ваша?       — Вы не знаете.       — Я многие знаю.       «Ни черта ты не знаешь».       — Вия. — Девушка тут же прикусила язык, не поняв, зачем вообще это сказала. Словно хотела поддеть, разозлить, по-детски поставить на место, но просчиталась, выдав то, что не нуждалось в озвучивании и для кого угодно, кроме неё, было бессмысленным.       — Вия, — медленно повторил датчанин, а после отвернулся, продемонстрировав профиль и скривив губы, будто во рту и правда свело от приторности. Понял всё же. — Как сладко.       — От латинского «путь». Потому что она у нас общая, и путь тоже.       Уши Мии загорелись, а пальцы крепче стиснули руль, только бы не дать волю чешущимся рукам. Она не понимала, почему оправдывалась, почему вообще считала нужным разжёвывать для кого-то вроде Ларсена вещи личные и совсем его не касающиеся. Она вновь судорожно всмотрелась в веснушчатое синее небо, но искать в нём нужное ей было невозможно из-за движения, да и звёздные схемы никогда не давались ни её понимаю, ни памяти. Ей было достаточно знать, что их с Виктором маленькая тайна была где-то там, нерушимая и крепкая, дольше любой обещанной вечности. Что он умудрялся чертить на её коже такую же маленькую карту, которая вела по отметинам родинок именно к Вие, но в такие моменты она терялась особенно и забывала все смазанные губами линиями.       Она не сразу поняла, что датчанин продолжал говорить всё это время. Выцепила одно знакомое слово, а остальное было какой-то неясной дребеденью на иностранном. Недоуменно сведя брови, Мия скосила взгляд в его сторону, и тогда он повторил уже на чётком английском.       — На пути в ад всегда много людей, но это путь, который вы проходите в одиночестве. Хорошая фраза. Вы следуете за чужими звёздами, Мия. Но ваш путь иной. — Расплывающееся пятно шоссе перед глазами привлекало чем-то внимание, но слова Ларсена сбивали, не позволяя сосредоточиться ни на чём, кроме сказанного. Она усиленно моргнула и даже на миг задержала дыхание, когда он холодно выдал совершенно ошеломительное. — Я вам его покажу.       Автомобиль Алена, за которым они следовали, стал разительно ближе. То ли она разогналась в эмоциональном запале, то ли Равель отчего-то замедлился, Мия не могла разобрать из-за частого пульса и стоящих тёмных пятен перед глазами. Всё произошло странно быстро.       Она не заметила приближающийся перекрёсток или развилку. Не заметила такого же лихача с отключенными фарами, как и у них с Ларсеном. Лишь стремительно промелькнувшая за доли секунды вспышка, сносящая с трассы машину Князя, сопровождаемая игрой дальнего света фар и звуками искорёженного металла. Всё это Мия уловила за мгновение перед тем, как чужая рука дёрнула руль, уводя их из-под такого же тарана. К несчастью, колёса закрутило по мокрому после дождя асфальту, и их собственная машина неаккуратно съехала в кювет, снеся какое-то ограждение — удар о него болезненно отдался за грудиной.       Кажется, Мию неплохо приложило носом. Переносицу тянуло со страшной силой, а на губах отчётливо, как и раннее вечером, проступил вкус крови, но уже не заливало, и на том спасибо. Перед глазами плясали мушки и, вероятно, она отключилась на какое-то время, потому что не понимала ни капли происходящего.       Она совершенно точно находилась не в машине. Щека касалась чего-то сырого и мягкого, пахнущего землёй и травами. И, собственно травой оно и было, только особенно колючей, как стеклянная крошка. С трудом сфокусировав зрение заметила в считанных метрах нырнувший носом в канал автомобиль, на котором и ехали они с Ларсеном.       Вспомнив, что должна была быть не одна, попыталась подняться, но безнадёжно. Почти свинцовая тяжесть, наполнившая мышцы, позволила только повернуть голову, пустую и неподъёмную, как у тряпичной куклы. Было чудовищно светло, как днём. Это всё, что она поняла поначалу. А потом в забитый нос проник запах гари, плавящегося пластика и бензина. В стороне, в нескольких метрах занимался бесстыдно-рыжий пожар, как вылившийся на поверхность кусок магмы. Сознание дёргало, как заклинившую клавишу — бам-бам-бам. Знала, разумеется, она знала.       Щёки защипало от горячей соли. Оборванные картинки впивались в голову болючими иглами. Когтистая лапа огромного волка, сдавливающая крючащееся тело на водительском месте. Взбрыкнувшая задними колёсами машина Равеля, неспешно, даже лениво поглощаемая языками пламени. Ударивший по ушам гул взрыва, знакомо сдавивший грудь, и, кажется, она задыхалась в очередном приступе паники. Рука Ульфа слишком близко от её лица, и пропавшая боль от вытянутого над бровью осколка стекла.       Темнота утягивала её туда, где было тепло и приятно. Как издалека она различала рокот волчьего рёва, но это стало неважным. Казалось, она видела, как белая тень отделилась от грузного, тёмного тела, а, может, уже померещилась, ведь у волков не бывает призраков. Небо, такое низкое, бархатно-синее, раскачивалось всё больше, и острые звёзды падали, падали, падали, рассыпаясь биллионами прозрачных осколков перед её глазами.       И было тихо.       А Мия жалела только о том, что не успела спросить хоть у одной из них какого-нибудь совета.