Лунная соната

      Яркий свет ударил по глазам, чёрно-синими кляксами растёкся по мгновенно сомкнутым векам. Казалось, вслед за хрупкой девичьей фигурой подъезд покинул и спёртый воздух, и столетняя пыль, и весь стойкий шлейф ароматов, которые поселились здесь с первыми жильцами и никогда уже не оставляли этого места. Мия вдохнула полной грудью в напрасной попытке выветрить из лёгких ноты пахучих масел и благовоний, едва ли способные перекрыть запах нищеты и старого тела. Но заместо желанной свежести в них осел лишь тяжкий вес удушливого, нагретого полудённым солнцем, воздуха.       После нескольких часов, проведённых в затемнённом помещении тесной комнатки, слегка кружилась голова, а чувствительные зрачки отказывались пропускать хоть толику света. Замерев на крыльце, девушка постаралась открыть глаза, огородив их от ранящего воздействия ладонью, но мягкие, обволакивающие, как жидкая карамель, лучи облизывали пальцы, проникали между ними и с игривой насмешкой продолжали щипать за щёки и растянутые в широкой улыбке губы.       — Мия, — раздалось в динамике зажатого плечом смартфона. Голос Виктора, долетающий до неё лишь через громкую связь на втором телефоне Артура, звучал глухо и искажённо.       — Я здесь. Простите, отвлеклась, — звонко ответила она, уже более чётко и осмысленно оглядывая скудный пейзаж.       Обласканная сладостным, беспутным зноем, в слепящей белой дымке Мия легко могла представить себя в самых сказочных декорациях — от песчаных пляжей, омываемых серебрящимся атласом моря, до устланных сочным покрывалом лугов и цветущих парковых зон. Но реальность была поразительно грустна и убога — лишь серое напыление городской грязи, осевшее на таких же серых стенах, исписанных потускневшим граффити, заколоченные окна в доме напротив и пустой провал погибшей в огне витрины, бесконечная паутина пожарных лестниц и выстроившиеся в ряд поддержанные автомобили. Во всём здесь кричала бедность и брошенность на произвол насмешницы-судьбы. Чуть в отдалении разносилось эхо стройки, злым ехидством возвещая о том, что сюда, за протянутую заборную сетку, она никогда не доберётся.       Здесь же гулкий ритм отбивал лишь пыльный баскетбольный мяч, гоняемый небольшой шайкой ребят на вид восьми-десяти лет. Мия тут же нашла взглядом свой припаркованный чуть в отдалении автомобиль, оценив, как лениво начала удаляться с той стороны разношёрстная компания. Глаза некоторых из них, недобрые, будто бесконечно обиженные на неё или весь мир, совсем не детские, мазанули по девушке всего на миг, да так откровенно, что захотелось стереть оставшийся на белом сарафане грязный след. Спрятав неуместную для этого района улыбку, Мия прокашлялась и вновь обратилась к висящим на другом конце линии вампирам:       — В общем, эта чудесная женщина поведала, что пару месяцев назад в этом квартале поселились — цитата — «эти грязные сатанинские выродки», которые одним лишь своим присутствием навлекли на них немилость лоа. Как я поняла, речь шла о тех самых адвентистах седьмого дня, что подняли весь крик об осквернении местной заброшенной церкви. И госпожа Ненге утверждает, что единственным, кому местные поселенцы отрубали голову в последнее время — это несчастный петух. Не уверена, что поняла все тонкости религии вуду, но, кажется, эти люди довольно безобидные.              — Всего лишь безобидно устраивают ритуальные жертвоприношения животных и практикуются в чёрной магии, — весело заметил Артур. Такой же несдержанный смешок сорвался с губ Мии, когда она осознала, насколько абсурдно всё это звучало со стороны.       — Это не суть важно! Я имею в виду, это наверняка какие-то разборки из-за неудобного сожительства, религиозных споров или дело рук особо убеждённого сектанта. Не думаю, что к убийствам как-то причастны… — девушка запнулась, оглянулась на входную дверь и, понизив голос, завершила: — Вампиры. Я, конечно, могу написать статью о разбушевавшихся под покровом ночи, под полуразрушенными сводами протестанской церкви духах, что заключают сделки на вечность в обмен на небольшое количество крови, но проще оставить решение этого дела за полицией.       — Лишним не будет.       — Очень сомневаюсь, что до бедняцких кварталов доходят ваши журналы, так что, если убийства вдруг таинственным образом прекратятся, мы сможем предполагать, что наживка заглочена и сообщение дошло до клыкастого адресата.       — Как скажете. Вам виднее.       — Минуту. Не клади трубку. — Вновь послышался голос мужа, совсем уже не разборчиво. Очевидно, обращался он к Артуру, после чего затих, оставив их наедине.       Мия вздохнула, вновь пробежавшись глазами по тоскливой местности. Густой зной пёк плечи и кончик носа, тонкой плёнкой зависал над разгорячённой поверхностью асфальта, искажая воздух в незамысловатую иллюзию. Казалось, вот-вот мимо пронесётся сухой ком травы перекати-поле. Общая раздолбанность и запустение только усиливали впечатление, что девушка находилась в каком-нибудь старом, дешёвом вестерне, не хватало только характерной музыки на фоне.       Всё это странно веселило, будто солнечный свет наполнял каждую клеточку тела и заставлял её лопаться, как пузырьки шампанского. В такие дни ничего плохого не происходило — это противоречило всем законам жанра. И всё же они вели абсурдные разговоры об убийствах, вампирах и магии вуду. За последние полтора месяца в этой части города было найдено три обезглавленных и обескровленных тела, выставленных в полуразрушенной церкви неподалёку как элементы ритуального жертвоприношения. По мнению Мии, этим оно, вероятно, и было — страшным, жестоким и чем-то из разряда абсолютной невменяемости. Но Артур считал необходимым проверить, не были ли к истории причастны какие-нибудь заигравшиеся новообращённые, желающие отвести от себя подозрения.       — Что ж, пока меня ещё не лишили головы за то, что я заслал тебя в тот чудесный район… Предлагаю встретиться в клубе через час и обсудить остальное из того, что ты нашла.       — Уверена, даже со всеми вампирскими сверхспособностями Виктору понадобится чуть больше времени, чтобы закончить собрание и пересечь весь город в пробки. К тому же, район как район, сейчас полдень и госпожа Ненге дала мне какой-то странный гри-гри амулет на удачу. — Мия покрутила в пальцах маленький холщовый мешочек с вышитой руной, чем-то набитый и перевязанный куском бечёвки. Принюхавшись, она уловила тонкий запах сухоцветов и благовоний. — Кажется, он с травой.       — Уверена, что у неё нет судимости за распространение наркотиков? — В ответ на её саркастичный смешок Артур тут же продолжил: — Не обижайся, Мия, но богатенькая белая девочка с видом святой наивности для местного контингента всё равно что мишень, кричащая «заберите мои кредитки» или ещё чего похуже.              — Зато вот будет умора, когда эта святая наивность надерёт им задницы, а? Лучше им не встречаться со мной в тёмных подворотнях, — с бравым весельем заметила девушка, но, не получив в ответ восторженной реакции, поспешно добавила: — Я шучу, ладно? Уже выезжаю.       Она бодро соскочила со ступеней крошечного крыльца. Несмотря на всю неприветливость и затхлость дома, по крайней мере он оставался оплотом прохлады, и Мия даже слегка пожалела, что ей пришлось покинуть это место. Казалось, подошвы кед плавятся и липнут к асфальту и, откровенно говоря, она не была уверена, что это лишь видимость. Ведомая ярким пятном своего автомобиля, она ускорилась и на ходу с широкой улыбкой спросила, заранее зная ответ и все варианты отговорок, которые уже можно было бы записывать в отдельный список электронного блокнота:       — Мне забрать тебя? Раз уж я в паре кварталов.       — Здесь отличный кофе, я подожду такси.       — Тогда через час мы точно не встретимся.       — Тогда я лучше прогуляюсь пешком под палящим солнцем.              — Настолько понравилась официантка?       — Настолько не нравится машина, прости, — с театральным сожалением ответил Артур, хотя по спрятанной улыбке было заметно, что виноватым он себя ни на йоту не чувствовал. — Нет, она отличая, и я ничего не имею против цвета в целом, но… Розовый автомобиль это уже слишком, ты не находишь? Я до сих пор задаюсь вопросом, чем вы думали, когда покупали этот ужас на четырёх колёсах.       — Не знала, что ты шовинист! — с таким же притворным негодованием воскликнула девушка. Не то чтобы её сильно задевали слова вампира, но свою машину она любила, насколько вообще можно было любить неодушевлённый предмет. Вероятно, из-за хороших воспоминаний или за тот факт, что в эту первую совместную с Виктором покупку были упрямо вложены собственные деньги. Потом, правда, она покорно признавала, что её доля была смехотворно незначительной, а деньги не совсем личными, а присвоенными из сейфа нечестного банкира. В такие моменты под уколом совестливости Мия сокрушалась, что в ней бесславно и напрасно умер современный Робин Гуд, но совсем недолго. Да, вероятно, дело было лишь в приятных воспоминаниях. — Виктора, к слову, она совсем не напрягает.       — Правда никогда не задавалась вопросом, почему он с завидной частотой подвозит тебя на собственном автомобиле?       — Я думала, это называется галантность, удобренная заботой и са-а-амую малость паранойей и гиперопекой.       — Я думал, мы обсуждали серьёзное дело, — холодно прозвучал в отдалении голос супруга.       Мия слегка смутилась, но придумать вразумительный ответ или расслышать слова Артура не успела — в метре от её головы просвистел тускло-оранжевый снаряд, с силой ударился о покосившийся фонарный столб и отскочил в бампер автомобиля, вызвав немелодичный плач его сигнала. Девушка успела лишь поймать мяч ногой в последний момент, не дав нарушителю сбежать с места преступления. Сердце зашлось рваным ритмом от неожиданности случившегося и начавшего вскипать возмущения.       Она резко обернулась. Напоровшиеся на её горящий взгляд трое мальчишек замерли, не решившись приблизиться ещё больше. Только один из них — долговязый и загорелый, в слишком широких шортах и подраной майке на костлявых плечах — чуть выдавался вперёд, свесив длинные руки, сжатые в кулаки. Большой рот кривился в явно стянутой у кого-то из взрослых презрительности, совсем не шедшей детскому лицу.       — Мяч верни, — шепеляво прогундосил он.       — Извиняться не учили? Вы чуть бампер машине не снесли!       — Скажи спасибо, что не твой.       Паренёк с коротким смешком обернулся назад, как бы ища одобрения друзей. На их лицах играли щербатые улыбки, и ребяческий гогот, как сладкий сироп, лениво потёк в густом воздухе. Сквозь гул сигнализации едва пробился голос Виктора, интересующийся, всё ли у неё в порядке. Но Мия думала только о том, что, вероятно, Артур был прав, и для здешних жителей, даже самых маленьких, она не более чем «богатенькая белая девочка», не достойная и грамма уважения. Но злиться отчего-то не получалось. Чуть подкинув тяжёлый мяч носком, заставив его коротко подскакивать на месте, она в тон им развязно бросила:       — Крутой парень, а? — Тот в ответ неопределённо пожал плечами, но было видно, что шутливое обращение ему понравилось. Раньше, чем резиновый снаряд вновь успел коснуться земли, Мия сильным и точным пинком запустила его в противоположный конец улицы. Судя по всему, она слегка перестаралась. Мяч, скрывшись на миг в лучах солнца и описав противоестественно высокую дугу, едва не улетел за заборную сетку, но, к счастью, угодил ровно в неё и медленно поскакал обратно выбивать пыль с асфальта. На лицах детей застыло что-то среднее между совершенным ошеломлением и восхищением, и, не сильно задумываясь о реалистичности таких ударов хрупкими девушками, они с шумным улюлюканьем бросились следом. Лишь долговязый мальчишка застыл, глядя на неё широко раскрытыми глазами. — Следующий полетит в твой бампер, усёк?       Видимо, разумно посчитав этот вопрос угрозой, он поспешил смыться за всеми, сверкая белыми пятками в поношенных сандалиях. А Мия, довольная собой, наконец приблизилась к машине и с нежностью провела ладонью по нагретому металлу, словно это могло её успокоить. Переполошивший, наверное, весь район сигнал стих, и она вернулась к прерванному разговору.       — Порядок. Просто шпана малолетняя.       — Впечатляющие навыки общения с детьми. Ты просто гроза городских кварталов, Мия, — давя гулкий, грудной смех проговорил Артур. Девушка закатила глаза, но, поддержав его благодушный настрой, весело подтвердила:       — А то!.. — она обошла автомобиль, и взгляд тут же зацепился за вложенный под дворник небольшой отрезок бумаги, повёрнутый почему-то пустой стороной вверх. Тут же выхватив свою находку, медленно и торжественно протянула: — О, у меня тут какая-то листовка. Надеюсь, меня сочли достойной и это приглашение на собрание секты…       Под конец голос сам по себе стих, растеряв всю радость и игривое настроение. Пальцы, удерживающие лист, напряжённо сжались, словно пытались растереть его в пыль. Мия снова пробежалась глазами по чёрным печатным буквам, а потом опять, но смысл упорно улетучивался или не желал усваиваться её сознанием, оставляя после каждого нового прочтения лишь горячую злость.       «Ублюдок!»       Голоса вампиров доносились как из-под воды. Она лихорадочно старалась разобраться, было ли написанное бесплотной угрозой или уже шёл отсчёт на время, почему ноги до сих пор не сдвинулись с места, откуда взялось чувство, что она зажала носком невидимую мину и теперь любая попытка бегства была обречённой и бессмысленной, могла ли она незаметно намекнуть Артуру, чтобы отключил связь с Виктором, и какого чёрта даже у внутреннего голоса прорезались едва уловимые ноты истерики.       Мия судорожно выдохнула, стерев раздражающие кожу шеи дорожки пота, а после прижала костяшки к совершенно сухим губам. Да, наверное, дело лишь в жаре, от которой искрили и плавились нейронные связи в голове, и в действительности всё было совсем не так плачевно. Она обязательно разберётся с этим, как и со всем прочим. Перехватив выскальзывающий из-под щеки смартфон, она чуть откашлялась, возвращая себе голос.       — Здесь записка.       В унисон раздались два резких вопроса, старательно скрывающих беспокойство и нетерпение:       — Что там?       — О чём она, Мия?       — Мы можем обойтись без паники, да? — деланно воодушевлённо спросила девушка, сама до конца не веря, что старалась успокоить двух взрослых мужчин, когда внутри неё всё медленно тлело от подбирающегося страха, скрытого разве что слепящими лучами солнца — она упорно повторяла себе, что в такие тёплые во всех отношениях полдни должно случаться лишь хорошее. Чуть осипшим голосом она наконец зачитала то, что нестираемо выжглось на сетчатке:

      «Если оставить машину в неправильном месте, можно обнаружить её на штрафстоянке. Но где найти машины тех, кто переходит дорогу неправильным людям? Слышал, они взрываются.»

В.

      Последнее слово спазматично сдавило глотку, и пришлось вновь медленно выдохнуть, чтобы привести себя в чувства. Мия смотрела на розовый бок своего автомобиля, отражающий по-летнему жадное и расточительное солнце, и не могла поверить, что этот безвредный и глупый цвет мог таить в себе нечто угрожающее и злое. Она смутно осознавала, что страха за себя не было. Что вера в собственную неуязвимость давно достигла таких смехотворно-огромных и всепоглощающих размеров, что даже небо казалось ниже. Она справится и выкарабкается, как всегда удавалось. Было немного грустно, что, возможно, придётся распрощаться с машиной, и от этой мысли ей стало невыносимо смешно, почти безудержно, немыслимо и как-то истерически. Но в целом Мия думала только о том, что Виктору не стоило этого слышать. Что по-настоящему страшно было представить ту чёрную бездну мыслей, обосновавшуюся сейчас в его голове. И ещё страшнее то, что она ничего не могла с ней сделать, ни развеять, ни разогнать, и лишь тонуть в идентичной, накрывающей с головой беспомощности.       — Отойди от машины, Мия. — Даже искажённый несколькими динамиками смартфонов голос супруга звучал отчётливо требовательно и холодно. Наверное, услышав вблизи его силу, она бы точно растеряла всю волю, без единой заминки поддавшись непреднамеренно прорвавшемуся в слова гипнозу.       — Да, будь умницей. Я уже выдвигаюсь тебе навстречу, и где-нибудь на середине сойдёмся, договорились? — бодро добавил Артур, и Мия была безмерно ему благодарна за эту напускную будничность тона, словно единственным их планом было встретиться и пойти есть мороженное в ближайшем кафетерии.       Она невольно задержала дыхание и сделала крошечный шаг назад. Солнечный блик как-то одобрительно подмигнул ей в тёмном стекле, размазав по нему отражение бледного лица, и Мия увереннее отступила ещё, и ещё, пока её чуть не занесло в сторону от нехватки кислорода, или духоты, или странного воодушевления, будто сделала она что-то невозможное и очень важное. А после замерла, со стороны наблюдая теперь за узкой улочкой, с двух сторон заканчивающейся тупиком — тоскливой металлической сеткой, отгораживающей это место от лучшей жизни, и её сияющим автомобилем, перегородившем последний путь к отступлению.       В груди больно сжалось от непонятной тоски, такой всепроникающей и давящей изнутри. Она смотрела на беззаботно снующую компанию мальчишек, кучкующуюся и беспорядочно перемещающуюся от одного косого фонарного столба до другого, как свора маленьких мушек в густом зное. Чувствовала какой-то оставшейся в сознании частью, что именно она привела в это место нечто пока незримое, но опасное.       — Не молчи, слышишь? Я прошу тебя хоть раз обойтись без ненужной самодеятельности и просто отойти от чёртовой машины, Мия.       — Да-да, отошла я от грёбаной машины, боже!.. — запальчиво ответила девушка на переполненный волнением тон, который пугал лишь сильнее. Вероятно, всё же давали о себе знать напряжённые нервы. Заставив себя успокоиться, она тихо выдохнула: — Просто… здесь дети…       Она старалась убедить себя в том, что записка не более, чем очередная угроза. Что трусливые шавки, вроде Энтони Вилара, ни за что не решаются на столь наказуемые, громкие акты, кто бы ни стоял за их спинами. Что какую-то минуту назад в её автомобиль влетел здоровенный баскетбольный мяч, и, если что-то и должно было случиться, оно бы уже без сомнения случилось. И всё же твёрдой убеждённости не было — на этот район давно махнули рукой, и даже прогремевший взрыв стал бы очередным не заслуживающим внимания случайным событием, забытым быстрее, чем выйдет вечерняя сводка новостей.       Но Мия зачем-то продолжала всматриваться в убогие подъезды, занавешенные окна первых этажей, которые наверняка прятали в себе некое подобие домашнего покоя, разрушать который она совсем не имела права. С ближайшего по левой стороне крыльца сошла худая, замученного вида женщина с туго набитым чёрным пластиковым пакетом. Оставив его возле переполненных мусорных баков, рядом с которыми были раскиданы бесхозные доски, она заметила внимание Мии и наградив её каким-то особенным презрением, сплюнула на землю. Ей в общем-то не было до этого дела. Взгляд девушки замер, неотрывно прикованный к грязному месту. Сердце грозилось пробить грудную клетку, отдаваясь в пульсирующей голове единственной мыслью: «Как она могла быть такой идиоткой и не заметить?..»       Ноги бездумно понесли её вперёд, будто желали продемонстрировать ей наивную истину — это всего лишь мираж, не более. Но образ не таял, выпукло выдавая себя наносным лоском, отличным от стоящих рядом дешёвеньких иномарок. Сухими губами Мия сдавленно прошептала, как будто бы для себя и никого больше:       — Это не моя машина…       Она уже не разбирала голоса вампиров и слова завязавшегося спора на другом конце линии. Глаза скользили по знакомой матово-чёрной крыше и слишком дорогой для этого паршивого района эмблеме. Ослепительное отражение забирающегося сюда солнца дразнило веки, плясало по тонкому силуэту угрожающе вздыбившегося льва. Девушка замерла, словно вросшая в землю, словно неосторожно зацепившая ногой раскрытый капкан. Дёрнешься — поймает. Секунды стали вязкими, не давали обдумать реальность происходящего. Что бы она ни сделала, казалось, сейчас это заранее безнадёжно. Полупустая улочка в глубине паршивого квартала, развязная детская ругань и звучное эхо ударов мяча по асфальту. Воздух плавился от жаркого полдня (пока лишь от полдня). Белый лист чуть подрагивал в сжимающих его пальцах, а белый спорткар скалился на неё беззубой пастью.       Наверное, такое невозможно уловить или заранее почувствовать. Мия лишь видела, как долговязый мальчишка вскочил на крыльцо за ускользнувшим снарядом, едва не сбив с ног такую же тощую, высокую женщину, и получил от неё подзатыльник. Как резиновый шар закрутился в воздухе, взлетев над машиной, а после ударился в землю в считанных сантиметрах. Как радостно бросилась врассыпную шумная гурьба, довольная провёрнутым фокусом. Возмущённое «Эй!» успело сорваться с губ девушки, когда паренёк с лихой улыбкой победителя проскользил по капоту и бросился наутёк. «Не успел бы, » — подумалось отчего-то раньше, чем картинка завибрировала перед глазами. Крошечные доли секунды, будто незримые человеческому глазу помехи на экране. Два рваных удара сердца, как маленькая бесконечность, чтобы вцепиться пальцами в худощавую руку и дёрнуть на себя прежде, чем оглушительно грохнуло и боль ослепительной вспышкой разорвавшегося солнца пронзила тело.       Было чудовищно светло, до раскалённой белизны. И так же тихо, будто наступило блаженное небытие. И Мия поверила бы, если не жгучие ощущения в каждой мышце, на каждом участке кожи, словно дневное светило и вправду вспыхнуло и растекалось теперь по ней горячими волнами.       Над глазом пульсировало и влажно заливало, искажая видимость. Она предприняла слабую попытку приподняться с живота, но спёртый в лёгких воздух не позволил — плотный, закаменевший, он болезненно сдавливал рёбра. А после пришло размытое осознание, что вжималась она в тощее мальчишеское тело, укрыв его своим весом. Чумазое лицо, испещрённое дорожками разбавленной слезами грязи, кривилось в беззвучных рыданиях. Секундная радость, что тело это было живое, сменилась недоумением, почему дышало оно так безмолвно, и почему ни звука не издавало её собственное. Казалось, взорвалось в её голове, но прежде уши намертво заткнули пробками. Борясь с подступающей дурнотой, Мия потянулась дрожащей ладонью к виску и пару раз хлопнула, но безнадёжно. Ощутила только, что было мокро.       Её мутило. Перед глазами всё плыло. Чудовищная пульсация под затылком словно обрубала все связные мысли. Стало особенно тошно, когда пальцы нащупали и медленно вытянули что-то острое в вязкой кашей, испачкавшей волосы. Мия с трудом различала свои пальцы, заместо их — одни красные, сверкающие рубинами на свету пятна. А после краем глаза уловила, как в считанных сантиметрах об землю ударилось большое и тёмное, и это странным образом привело её в чувства.       Прилетевшая тень оказалась покрышкой. Девушка тут же вспомнила, как волна жара ударила в спину, отбросив её на разгорячённую зноем дорогу. Стерев кровь с разбитой брови, она постаралась сфокусировать зрение, но мешала поднявшаяся пыль и едкий чёрный дым, заполнившие улочку. Рыжее пламя облизывало когда-то белый спорткар, стоящие рядом машины и мусорные баки, распространяя по округе тошнотворную смесь запахов.       Были люди. Гораздо больше, чем до этого. Недвижное тело выглядывало из-за горящей, сложенной жестокой рукой судьбы инсталляции. И было солнце, насмешливо взирающее на происходящее, беспечно играющее с осколками выбитого взрывом стекла окон. И Мия думала, что так извращённо-прекрасно его понимает. Тело жгло от боли, но оно было живое. По-прежнему чарующе живое и от этого хотелось нервно смеяться и плакать тоже. Какой несокрушимой она была, боже! Как и обещала — с ней ничего не случилось. И не случится, потому что она сильная, Вик, ты помнишь?       «Вик?..»       Неправильная, нездоровая радость стихла. Сдавила лёгкие так, что вновь стало трудно дышать. Пальцы судорожно заскребли по земле, разгоняя пыль, как если бы это помогло ей найти пропажу. Смартфон обнаружился в стороне, безнадёжно разбитым. Сколько бы раз она не пыталась снять блокировку, лишь оставляла кровавые разводы на чёрном, мёртвом экране. В ушах гудело с небывалой силой. Мия не могла понять, было ли это следствие восстанавливающегося слуха или давящего изнутри страха за супруга.       Она обернулась к свернувшемуся на земле мальчику, оглушённому произошедшим и всё продолжающему трястись в беззвучных рыданиях. Она не могла помочь, хотя, наверное, всё же хотела. Но важнее сейчас было другое. Коснувшись худого плеча, сама едва сдерживая подбирающиеся слёзы, девушка дрожащими губами прошептала:       — О, пожалуйста… Пожалуйста, не плачь. Мне так нужно позвонить… телефон…       Но почему-то не сорвалось ни звука. Всё как-то резко отошло на второй план: желание помогать и быть полезной, окружающие люди, горечь последствий, дерущие тело болезненные спазмы и острое раздражение от медленно затягивающихся ран. Мия с трудом поднялась на ноги, преодолевая всё мыслимое и немыслимое сопротивление медленно побрела к своей машине, слишком чистой, слишком пёстрой, совершенно глупой и неправильной во всём творящемся хаосе.       Она сама не могла потом объяснить, откуда взялись силы и ясные остатки рассудка, чтобы забраться в салон, вставить ключ в замок зажигания и сдвинуться с места, даже успешно. Хотя, о рассудке, наверное, речи не шло. Мия почему-то вспоминала дедушку и его глупые байки про куриц, которые могут прожить без головы несколько месяцев, и всё судорожно трогала свою собственную, чтобы убедиться, что она на месте и мёртвое тело не двигается из-за каких-нибудь остаточных рефлексов — настолько реальность казалась неправильной и фантастичной. Ей просто нужно было найти средство связи, отчаянно и срочно.       Она не помнила ни одного поворота, ни одного перекрёстка и светофора, и лишь надеялась, что по пути не стала причиной ещё одной неоправданной катастрофы. Сознание туманилось, напоминая ядовитые клубы дыма, а потом вдруг резко всколыхнулось, прояснилось, стоило ей увидеть впереди широкоплечую фигуру Артура. Затормозивший в нескольких метрах от неё, он по-прежнему казался иллюзией, но чувство облегчения было сильнее. Мия затормозила тоже, импульсивно, бездумно. Распахнула дверь, тут же уловив сквозь гул и зуд в ушах протяжный сигнал и несколько отборных ругательств в свой адрес. Наверное, заслужено.       Боль в израненных бёдрах, которую она игнорировала так долго, кольнула по мышцам, словно подрезала, заставив ноги подкоситься и уронить уставшее тело на землю. Спасли только негнущиеся пальцы, отчаянно цепляющиеся за ручку дверцы, и сильные руки, придержавшие в последний момент. Мия подняла глаза на Артура, объясняющегося с разгневанным водителем, которого она слепо подрезала, съехав к обочине. Всматривалась в растрёпанные волосы и напряжённые от частого дыхания скулы. Бежал к ней. Под палящим солнцем. Стало горько, но спросила она совсем не о том:       — Он слышал? Ты сказал ему?       Вампир наконец обратил к ней взгляд. Странно ошарашенный и потрясённый. Осторожно опустился перед ней на корточки — то ли боялся спугнуть, как раненого дикого зверя, то ли крупное тело в принципе не способно было принять эту тесную, неудобную позу. И всё продолжал молчать, с ног до головы цепко осматривая девушку, вызывая в ней непонятно откуда взявшуюся злость — будто она сама не понимала, насколько потрёпанно и дерьмово сейчас выглядела.       — Не молчи же!       — Эй, эй… Успокойся, ладно? — мягко начал он. Примирительно поднятые руки замерли в считанных сантиметрах, словно желали ободряюще сжать плечи, но не посмели. Хотелось иронично заметить, что совет глупый до невозможного, да и успокаиваться ей было не нужно. Паники не было, и эта отрешённость по-своему пугала. Но всё было неважно, кроме того факта, что где-то на другом конце города нечто едкое и отравляющее могло сейчас медленно, изнутри убивать её мужа. — Давай вот что сделаем…       Артур неспешно стянул с себя пиджак, видимо, намереваясь накинуть его ей на плечи. Мия болезненно поморщилась, почувствовав протестные уколы в саднящей спине, но выбора не было — она уже привлекала ненужное внимание своим видом. Вампир помедлил, позволив ей секунду разобраться с терзающими сомнениями, и после аккуратно укрыл широкой и плотной, как покрывало, тканью. На мгновение стало легче, будто её спрятали самым надёжным в мире куполом.       — Артур…       — Вот так. — Он крепко сжал лацканы пиджака у неё под горлом, как если бы это могло заставить её молчать. Губы в самом деле несдержанно поджались, обрывая все звуки. Мия почти не почувствовала, как пальцы вампиры на миг переместились к затылку — невесомо, словно он сам боялся обнаружить там нечто страшное и несовместимое с жизнью. Почти не обратила внимания, когда он вытянул платок из нагрудного кармана и промокнул саднящую рану над глазом. Заметила только, что внимательные глаза напротив и правда стали яснее, и как дрогнули в улыбке тонкие губы. — А сейчас мы постараемся незаметно убраться из этого места, да? Ты аккуратно залезаешь на заднее сиденье, а я — за руль твоей кошмарного цвета машины. Вот это будет зрелище, что скажешь?       Туман в голове стал плотнее, и начало казаться, что все её силы уходили на то, чтобы оставаться в сознании. С трудом взобравшись в салон, не без помощи Артура, Мия болезненно выдохнула сквозь стиснутые зубы и свернулась на светлой обивке кресел. Тело била слабая дрожь, и она едва удержалась, чтобы не попросить вампира включить обогрев — вот уж точно была бы уморительная в такой зной сцена. Стискивая пиджак на груди, с нажимом повторила:       — Что ты сказал ему?       — Я сбросил, Мия, — наконец ответил вампир, отвлёкшись от стирания следов крови с руля и полуобернувшись к ней со сдержанным сожалением на лице. — Как струсивший мальчишка, подумать только…       — Это хорошо, наверное… Если он слышал… Боже, он запрёт меня в доме на веки вечные, — с нервным смешком прошептала девушка. Голос был сиплым и незнакомым. Вероятно, из-за едкого жара, обосновавшегося в носу. Знала, что комментарий был до жути глупым и неуместным, но озвучить иное, на повторе крутящееся в мыслях, хотелось ещё меньше.       «Боже, он там с ума, наверное, сходит.»       Пусть лучше думает, что она безалаберная идиотка. Пусть жжётся разочарование от того, что она в очередной раз проигнорировала, сглупила, не оправдала возложенных ожиданий. Представить, как глухо бьётся изорванное, изъеденное болью прошлого и горькой неизвестностью сердце, было страшнее. Немыслимо, как представить сломленным того, кто всегда нечестно силён за двоих.       Впервые хотелось сдаться, забыться, позволить себе дрейфовать в блаженном беспамятстве, только бы не чувствовать вколачивающуюся в сознание ясность и все картинки случившегося. Не своё тело, охваченное неподъёмной тяжестью бессилия, и эхо слишком больного исцеления. Но сейчас пришла её очередь оставаться сильной. За них, ради них, всего мгновение, а после она обязательно спрячется, и сбросит слишком тугую маску, и тихонечко взвоет о несправедливо испорченном солнечном полдне и той красивой иллюзии, что безвозвратно сегодня рассыпалась.       — Дай телефон. Я сама позвоню.       Она плохо осознавала себя в тот момент, когда дрожащие пальцы жали кнопку включения на смартфоне Артура. Когда вслушивалась в неживые, искусственные, всё повторяющиеся слова о том, что абонент занят и разговаривает по другой линии. Когда наконец слух кольнули почти такие же неживые, мёртвенно-ледяные ноты голоса Виктора, сильнее угроз, одним лишь тоном убеждающие в том, что другу серьёзно не поздоровится за сброшенный вызов. Когда Мия с таким же искусственным, слишком неправильным, лживым воодушевлением сбивчато сочиняла посредственную историю о подрастающем хулиганье, напрочь убившем её телефон в самый неподходящий момент, в общем-то тоже. Она ничего не осознавала, кроме своего гудящего притворством голоса и напряжённого молчания вампира, непрерываемого даже волнующими выдохами.       Знала, что скрывать своё состояние было лишено большого смысла — Виктор без сомнения улавливал каждый постыдный оттенок дрожи и фальши, с каким бы театральным усердием она не пыталась их спрятать. Но она верила, что есть моменты, когда правда не поможет. Мия думала только о том, что её бесплотного голоса будет достаточно, чтобы утихомирить бушующую в груди вампира пучину, рождённую неподконтрольным даже ему страхом. Что, захлёбываясь в истерике, сдавшись гнёту пережитого, сделала бы хуже ему и себе тоже. А до приезда Виктора она как-нибудь разберётся с последствиями и более складными выдумками о произошедшем. Он очевидно и предсказуемо ей не поверил, потому что безапелляционно попросил передать трубку Артуру. И Мия про себя молилась, чтобы тот не сболтнул сейчас чего-нибудь лишнего, разрушив все её планы. Но раздалось лишь короткое, глухое и непривычно покорное:       — Понял. Наберу позже.       Комкая в пальцах лацкан пиджака, она дождалась, пока вампир положит телефон и тут же выпалила:       — Не рассказывай. Это ерунда, я что-нибудь придумаю. Только не говори ему, ладно? Так хуже.       Вновь обернувшись к ней со странной, плохо читаемой смесью эмоций на лице, Артур задержался взглядом на её собственном. Мия не хотела думать, что он осуждал её просьбу, считал её глупой, нечестной и неправильной. Но и сил на протесты не осталось. Вопреки тяжёлому взгляду голос прозвучал мягко, почти ласково:       — Мне стоит отвезти тебя в больницу?       — Не нужно! Я хочу домой, — несдержанно выпалила девушка и, смутившись своей грубости, добавила с натянутой улыбкой, от которой скулы свело, как от острой нити: — Просто отвези меня домой, пожалуйста. Я в порядке.       — Ты не в порядке, — тихо, смазав с губ какую-то особенно горькую улыбку, ответил Артур. Словно старался донести до неё и без того известную истину, на которую сама она с завидным упорством смотрела сквозь пальцы. Вернув глаза к лобовому стеклу, вампир наконец завёл машину и медленно тронулся с места. Мия смотрела на его скованные движения и слишком широкие плечи, будто с трудом умещающиеся в салоне, и чувствовала себя удивительно спокойно, зная, что он больше не станет спорить и скоро она действительно окажется дома. Сквозь стремительно накатывающую усталость различила глухую фразу, сказанную будто для себя или вовсе послышавшуюся: — Господи, что у тебя в голове, Мия?..       Ещё сильнее сжавшись, насколько это вообще было возможно, она по самый нос закуталась в пропахший терпким мужским парфюмом элемент гардероба и с облегчением прикрыла веки. Под щёку скользнуло горячее и мокрое. Девушка незаметно утёрла тыльной стороной ладони собравшуюся под носом влагу. Слишком рано. И всё повторяла сквозь жжение в теле, надеясь вернуть себе немного сбитой с уровня неба веры, что она в порядке и это ничего не меняет. А в голове, как упрёк, как насмешка, проносилось другое: «Будь аккуратнее, Мия. Не лезь на рожон, Мия. Сохраняй бдительность и оставайся осмотрительной, Мия.»       «Зачем? Разве она не сможет навалять кому-нибудь вроде Энтони Вилара?»       Усиленно жмурясь, она старалась тем самым вытолкнуть из мыслей ехидный внутренний голос, спорящий с ней или Виктором, она не могла разобрать точно. Чувствовала, что это бессмысленно, потому что стоило ему умолкнуть, пустующее место тут же заполняло недавно слышанное: «Прошу тебя хоть раз обойтись без ненужной самодеятельности…» Очередная маленькая просьба, которую она не выполнила. Дерущая грудь боль стала почти невыносимой, как выскобленная изнутри наждачной бумагой. Оставалось лишь беззвучно шептать про себя, с робкой надеждой обрести в трёх коротких «прости меня, Вик» немного покоя, пусть даже временного, на самый короткий миг желанного забвения.       Но оно не наступало.       Немой шёпот по-прежнему тревожил сухие губы, а разрозненные осколки воспоминаний — голову. Было зябко, дрожь пробирала до каждой кости и саднящей мышцы. Понимание, где она находилась, не настигло — Мия чувствовала только, что руки были плотно прижаты к телу, ограничивая любые попытки движения, под рёбрами жало что-то жёсткое, и было чудовищно неудобно. Чугунная голова болталась, как у болванчика, пульс давил на виски, усиливая чувство, что находилась она в перевёрнутом состоянии. Прилившая кровь и упавшие на лицо волосы мешала видеть что-то помимо багряных и иссиня-чёрных пятен, распускающихся перед глазами диковинными цветами.       Попыткам разобраться в ситуации не хватало ни сил, ни информации. Продолжая хранить относительно безопасную сейчас недвижность, девушка судорожно цеплялась за малейшие проблески в сознании, способные, как по деталям пазлов, открыть ей целостную картинку, но она упорно не складывалась. Память то и дело подсовывала ей одно и то же позабытое, стёртое воспоминание из прошлого, которое ей совсем не хотелось сейчас видеть. Но сбежать от него не получалось. Оно проступало в ритме дыхания, на участках тела, жгущихся, как нарывающие очаги инфекции.       И тогда она позволила этим ощущениям словно плыть по течению. Позволила задерживаться в каждом месте, что горело сигнальным пламенем. Позволила телу помнить, и вместе с ним помнила она тоже. Помнила боль. Тупую, ноющую, ритмично выбитую на лбу и ниже, подобно машинной строчке по ткани. Затихающую, Мия упорно продолжала тянуть её на поверхность сознания. Помнить — значило сохранять ясность. Чувствовать её — позволяло оставаться в реальности, даже если она была кошмарной до безобразного.       В носу жгло от едкого металла крови, заполнившей пазухи. Онемение медленно, словно под действием анестезии, распространялось по переносице, скулам и сжатым челюстям. В грудине жгло, но вовсе не это мешало ей до предела наполнить лёгкие. Её вжимало в водительское кресло, и сквозь затуманенное сознание с трудом проступало робкое понимание — это нечто было живое и находилось опасно близко. Мия предприняла вялую попытку дёрнуться, но тело предательски подвело.       — Не советую делать резких движений, если не хотите оказаться придавленной невовремя сработавшей подушкой безопасности. — Послышались глухие, едва различимые слова откуда-то сбоку.       Мутное зрение едва ли помогло распознать говорящего, но тихий, глубокий голос без сомнения принадлежал Ульфу Ларсену. Одно это заставило всё внутри протестующе вскипеть и тут же проигнорировать сказанное. Высвободив руку, она слабо, но ощутимо ударила по зажавшему её плечу и была готова добавить локтем по рёбрам, когда что-то под ними жалобно заскрипело и пришло в движение. Путей отступления у неё не было, Ларсен же подался назад, в распахнутую с её стороны дверцу машины. Вцепившись пальцами в проём, словно пытаясь удержать равновесие своё или автомобиля, он судорожно, как будто устало, выдохнул и, прожигая девушку потемневшим взглядом, так же тихо процедил:       — Вступительная ремарка, чтобы между нами впредь не возникло недопонимания: я не угрожаю, всего лишь обрисовываю перспективы. Если продолжим в том же духе, нырнёте вслед за этой грудой металла в канал. Если очень хочется, конечно, возражать не смею. Как вариант, приложитесь лицом в подушку. Убежден, что это может быть больно и не очень приятно, но всегда пожалуйста. Но, если всё же позволите, — парень небрежно ткнул кистью куда-то в её сторону, — я помогу отстегнуть. Ремень заклинило.       Мия часто дышала, стараясь переварить происходящее. С гудящей головой получалось паршиво. Было темно, и картина за лобовым стеклом так и не приобрела чётких очертаний. И всё же смещённый центр тяжести подсказывал, что какая-то правда в сказанном датчанином была. Правая часть капота находилась ощутимо ниже, чем её собственная. Подёргав крепление ремня, девушка быстро установила, что и эта часть пылкой тирады оказалась истиной. Страх обхватил своей липкой рукой горло, тут же подстегнул её обернуть эластичной лентой ладонь и резко потянуть со всей доступной силой. Замок треснул, наконец освобождая её из плена.       — Что ж, можно и так… — заметил Ларсен, чуть отодвинувшись, открывая ей выход.       Только облегчение не наступило, и иррациональный страх по-прежнему удерживал её на месте. Сил не хватало даже на то, чтобы решиться. Затравленно осматривая тёмный участок земли, в которую с виду вполне надёжно упирался коленями юноша, Мия усиленно глушила разыгравшееся воображение и тревожные мысли, что ей не выбраться и машина придёт в движение, стоит ей сделать самую крошечную попытку. От этой охватившей её неконтролируемой паники стало стыдно. Подрагивающая рука в совершенной растерянности коснулась лба, словно желая прикрыться и спрятать свою беспомощность.       — Порядок?.. — По-прежнему сдавленный, нарочито глухой голос вклинился в растекающееся бесформенной, вязкой массой сознание. Голос, который ей так упёрто хотелось навсегда изгнать из фонотеки своей памяти, сейчас отчего-то ощущался неправильно нужным, словно якорь удерживающим её в мире, что грозил рассыпаться и истлеть прямо в ослабших ладонях.       Видимо, заметив её замешательство, Ульф вновь приблизился. Мия не понимала его желания помочь, и молча молила, чтобы среди таинственных причин затесалось что угодно, кроме унизительной жалости. Мучительно вглядываясь в укрытые тенями руки, она старалась найти в них доказательства злых умыслов. И так же мучительно гнала от себя мысли, что ей хотелось принять их поддержку и вновь ощутить рядом толику чужой силы, только бы не тонуть, не барахтаться в накрывающей, тошнотворной покинутости.       Тёмный силуэт загораживал весь дверной просвет, и почему-то теперь это не вызывало нервного волнения. Вспомнилась первая встреча и крепкая хватка на предплечье, удержавшая от неизбежного падения. Что бы ни стояло между ними и какие бы опасения не гложили, сколько бы раз в голове не пронеслись картины случившегося и злое «всё ты», она вновь и вновь думала о том маленьком эпизоде, когда так беспечно доверилась и это доверие было оправдано тем, кто уже тогда знал о ней неоправданно, пугающе много.       Как бы глупо и наивно это ни было, она вновь поверила. Всего на миг, в который никого и ничего другого для неё не существовало, кроме эфемерного спасения в ненавистном лице. Боясь даже лишний раз коснуться машины, намертво вцепившись в плечи Ларсена, Мия позволила вытянуть себя из салона. Не имели значения ни слишком горячие ладони на её теле, ни близость чужого парфюма. Лишь гул в ушах, давящий, всепроникающий, и бессвязные проклятия на все существующие в мире автомобили и чёртов прогресс, которому стоило остановиться на лошадях и велосипедах.       Земля под коленями показалась чем-то искусственной, будто придуманной. Лишь убедившись в её устойчивости и надёжности, Мия глубоко втянула воздух, запоздало заметив, что вообще задерживала дыхание, и тут же отстранилась от Ульфа, резко толкнув его в грудь. Оба они неловко осели от этого жеста, пошатнувшись на ровном месте. Крошечный укор вспыхнул в сознании девушки, ярко, как спичечная головка, и так же быстро угас. Избегая холодного, серого металла радужек, она впилась пальцами в мокрый природный ковёр и, обретя наконец точку опоры, позволила себе оценить обстановку.       Глаза, привыкнув к чуть мутной темноте, выхватили лунные блики, пляшущие по узкой ленте канала, очертания смятого дорожного ограждения, крупного внедорожника поперёк трассы и вспаханные борозды грунта, ведущие к ней с Ларсеном, и ещё одни, более глубокие, в стороне. Мия моментально вспомнила пустое шоссе, чудовищный скрежет, с каким смялась машина Равеля, перехваченное из рук рулевое колесо и эхо удара за грудиной. До заложенного носа донёсся запах бензина, сразу распространившегося в крови каплями адреналина.       — Ален…       Она резко подорвалась с места, но не успела даже как следует встать на ноги — лодыжка словно угодила в тугую петлю, болезненно вернув девушку на землю. Воздух выбило от удара, а после — от поднявшейся ярости на коснувшийся уха шёпот датчанина и осознания, что причиной её неудачи были предательски вцепившиеся в ногу пальцы.       — Жить надоело?       Всё ещё плохо владея ослабшим телом, Мия готова была разразиться гневной тирадой о том, где окажутся его руки, если он ещё раз попробует тронуть её подобным образом, но прикусила язык, заметив движение чуть впереди и сбоку. Автомобиль служил им внешним укрытием, но она совсем не была уверена, что их здесь нахождение осталось в действительности незамеченным. Из-за заднего колеса, оказавшегося теперь странно близко к её лицу, в нескольких метрах, рядом с покорёженной машиной Князя Мия отчётливо видела внушительную фигуру волка. Огромный, он мог бы посоревноваться размером с Реми или Джоном Фоллом.       Вырванная с петель водительская дверь была отброшена в сторону. Высокая тень почти полностью загораживала происходящее в тёмном проёме — перед глазами стояли лишь мощные звериные лапы, упёршиеся в землю, и нервно подрагивающий хвост, и конвульсивно дёргающееся тело в кресле. Могла ли она что-то сделать? Мысли бежали в противовес застывшим, недвижным мышцам. Прижав ладонь ко рту, коря себя за испуг и бессилие, девушка не могла отвести взгляда от ужасающей картины, пока рваные импульсы бесславно и тихо умирающего водителя не затихли.       В тусклом свете показалась когтистая лапа. С неё лениво капало чёрное, похожее на густые нити мазута, но истинная природа этой грязи была ей понятна. Тяжёлый, шумный выдох сорвался с волчьей пасти. Мия видела, как слепо он повёл мохнатой мордой, будто принюхиваясь, будто только теперь задумавшись о том, кого только что прикончил. И стало по-настоящему страшно, что зверь на этом не остановится, что цель и вовсе была иная, что несчастный водитель всего лишь оказался не в том месте и не в то время. Могли ли оборотни пойти против вампиров высшего света? Подобное изуверство противоречило всему, что Мия о них знала. Задумываться о неясных мотивах сейчас было напрасно — ей всего лишь нужно было предотвратить то, что грозило перерасти в конфликт поистине крупный и опасный, и ещё больше — отвести угрозу от Князя.       Взгляд зацепился за тускло разгоревшуюся, потрескивающую ветку в траве. Расстояние до неё было слишком значительным, чтобы не привлечь внимания, а, значит, сделать это следовало намеренно, пока не произошло что-нибудь необратимое. Размышления и без того забрали у неё нужные секунды, и Мия вновь рванулась вперёд непривычно тяжёлым телом, оттолкнулась от земли, изо всех сил напрягая плечи и подкашивающиеся ноги. В молчании ночи голос разнёсся особенно звонко, гулким эхом отдавшись в её груди.       — Эй!       — «Эй»?! Гениально… — послышался за спиной наигранно потрясённый шёпот Ларсена, не успевшего затормозить ни её окрик, ни импульсивное движение. — Здравомыслие и чувство самосохранения не ваш конёк, я понял, — со злой иронией, особенно разочарованно добавил он, а после раздалось совсем сдавленно и тихо, как шелестение бесплотного призрака в старом доме. — Какой к чёрту Орден?..       Дрожь на краткий миг сковала плечи. Но сейчас ей совсем не хотелось разбираться с его путанными словами, непонятным негодованием и неизвестно откуда взявшимися нереализованными ожиданиями. Хотелось раздражённо бросить, чтобы просто заткнулся и продолжил трусливо отсиживаться в стороне, пока она пытается сделать хоть что-то правильное и важное, но глаза волка обратились к ней раньше, заморозив все несорванные слова и вдохи в зудящем горле. Непривычно светлые, особенно выделяющиеся в тёмном мехе радужки показались почти знакомыми. Но Мия не могла выудить в них ни осознанности, ни интереса, ни рыхлости воли, чтобы сломить её острыми кольями гипноза — настолько непроницаемо они встали перед её взором. Тянущие ощущения в животе так не кстати напомнили, что бросаться в бой — не самое блестящее решение, да и становиться невольным отягчающим обстоятельством в неизвестной распре ей так же не хотелось. А потому, не придумав ничего лучше, она размеренно заговорила:       — Ты не знаешь меня, верно? Но заверяю, я не враг оборотням. — В подтверждение своих слов, девушка выставила перед собой раскрытые ладони, как бы показывая свою безоружность, и сделала медленный шаг. — И находящийся в автомобиле вампир тоже. Ты знаешь, кто там находится? Уверена, всё это огромное недоразумение, потому что, если нет, у тебя будут просто гигантские проблемы, приятель. Но мы можем… договориться. И уладить эту проблему. Что скажешь?.. Можем мы мирно уладить эту проблему?       Дыхание сбивалось. То ли от раннего удара по рёбрам, то ли из-за волнения, что достигло теперь поистине космических размеров. Под ногами тихо похрустывало осыпавшееся стекло. Передвигаясь крошечными шагами чуть вбок и навстречу зверю, Мия всё больше чувствовала, что сжимается, стаптывается, хотя рациональной частью и понимала, что лишь ближе становилась внушительная фигура, значительно превосходящая её ростом. На задворках памяти вспыхнуло слабое ощущение дежавю, ставшее лишь сильнее, когда волк тяжело зарылся когтями в податливую землю и неспешно двинулся к ней. Он всё продолжал молчать, сверлить её своими пустыми глазами, рождая смутные сомнения в том, насколько вообще скрытый в животной шкуре человек находился в ясном уме и сознании. Невольный страх заставил её затормозить и отчаянно метнуть взгляд к хлипкому пламени — по-прежнему слишком далёкому, чтобы почувствовать немного уверенности в силе импровизированного оружия.       А после происходящее закрутилось перед глазами подобно сменяющимся картинкам в калейдоскопе. Лишь миг, сорвавшийся шумным звериным фырком, словно особенно неприятный раздражитель коснулся его носа, и резко повернутая в сторону Ларсена голова волка. Мия импульсивно всмотрелась тоже. Бледное, будто слепленное из гипса, лицо, потерявшие цвет губы. Ничто в застывшей мимике не выдавало его эмоций, только глаза — напряжённо прикованные к фигуре оборотня, насторожённые и испуганные. Девушка с удивлением заметила скинутое пальто и пальцы, замершие на закатанном рукаве. В голове недоумённо пронеслось: «Что ты собрался делать?» Но опередивший мысль волчий рёв взбередил сознание, безраздельно завладев её вниманием.       Крепкая туша кинулась вперёд, и Мия без заминки — тоже, попытавшись дотянуться до облизываемой огнём ветки. Волк оказался проворнее. Когтистая лапа наотмашь ударила по земле. Сверкнувшая в воздухе искра, отправленная к автомобилю. Ослепительно белый оскал мелькнул в её пламени, опасно близко. А после внезапно вспыхнуло, осветив ночь первобытным танцем огненных лилий. Мия успела почувствовать, как я её потянуло за шкирку, подобно безвольному котёнку вновь роняя на землю, и даже заткнула уши, прежде чем в груди содрогнулось от слабого взрыва.       Спрятав лицо, она всё равно ощутила, как кольнуло бровь острой болью. Слышала, как жалобно, пронзительно взвыл волк, и в воздухе поплыл тошнотворный запах горелой шерсти и плоти. Но труднее было дышать от навалившихся образов прошлого, теперь слишком явных, давящих в спину и лёгкие, или то было нечто иное — объективное и живое.       Мия часто хватала ртом вдохи, старательно глуша отголоски пережитой агонии. «Не сейчас, не снова». Судорожно вспоминала те крохи ясности, что прорубали себе путь в заледеневшем, скованном дрянной панической атакой сознании. Их было немного. Горячая ладонь на скуле — противоположность колючей траве, раздражающей вторую щёку. Блеснувшее стекло в пальцах Ульфа, испачканное её кровью. Такие же блестящие осколки звёзд, сыплющиеся с покачивающегося небосвода. Размытый силуэт волка, белый, словно бы невесомый. Мия не могла сказать точно, видела ли глаза зверя, светлые, мутные, как бельмо, почти вплотную. Всё терялось в густом тумане, тянуло виски при малейшей попытке прибавить немного чёткости загадочному изображению. Чудовищно горело предплечье, или она драла его пальцами, а горло — криком. Вероятно, она окончательно потеряла сознание в тот момент, и не было никакого смысла продолжать насиловать свою память до полного изнеможения.       Задетый нерв над глазом тут же подтвердил правильность её намерений. Даже слабая тень боли продолжала возвращать её к событиям недавним и давно минувшим, смешивая их в один болезненно-жуткий образ. И Мия поспешила скорее от всего этого отмахнуться. Лишь запах — петрикор, дым и сладкая вата — продолжал тревожить её мысли, не находя в них ни одного якоря, за который странный след мог зацепиться. Ну в самом деле, где она умудрилась найти аромат жжёного сахара, давно уже ей позабытый? Но так же быстро его вытеснил знакомый парфюм с неизменными землистыми нотами пачули и терпкостью моря, в который она едва не тыкалась сейчас носом. Он привел её в чувства быстрее, чем если бы под нос сунули пузырёк с нашатырным спиртом.       По шее и волосам раздражающе бежало что-то мокрое. Мия резко вскинулась, но это действие не возымело эффекта — стянутые рёбра и напрягшиеся мышцы живота отозвались болью. Слабый стон вырвался сквозь сжатые челюсти, вызвав отчего-то сиплый смех у того, кто издевательски удерживал её на плече, как безвольную куклу. Больше самого этого факта и своей практически полной обездвиженности злило, что она прекрасна понимала, кем этот «кто-то» был.       — Кто бы мог подумать, как приятно узнать, что не тащишь на себе бездыханный тело…       Голос Ларсена никогда не отличался достаточной громкостью, но даже для него слова звучали неправильно глухо, почти болезненно. Возможно, дело было в сбитых выдохах, на что Мия про себя с неясной обидой заметила, что не настолько она и тяжёлая. Но вопреки всему сорвавшийся с её губ ответ прозвучал так же хрипло и странно похоже.       — Куда лучше представлять, что тащишь на себе набитый дерьмом мешок, а?       — Будь оно так, я бы давно сбросил вас по дороге. К несчастью, вы очень высокородный мешок.       Мия вновь возмущённо дёрнулась, попытавшись вытянуть онемевшие руки. Она не была связана, но что-то упорно противилось её освобождению. Слёзы бессилия и злости выступили на ресницах, но, извернувшись, она почувствовала, как влажные дорожки скатились по подбородку, щекам и забились в ноздри. Сопоставив это с мокрым затылком и слышанным ранее запахом, она сделала вывод, что, вероятно, снова шёл дождь.       — Я сама могу идти.       — Да, вы говорили. Перед тем, как снова отключились. Пару раз. Или пять.       Хватка над коленом стала крепче, усилив желание немедленно от этих оков избавиться. Облизнув губы, замедлив рвано пробивающееся дыхание, Мия легко пошевелила пальцами, стараясь разогнать застоявшуюся кровь. Правое предплечье тут же обозначило себя слабым зудом, однако что-то в нём было не так. Ответ на ум пришёл сразу, но девушка упорно отказывалась принять его за правду, потому что он чертовски ей не понравился — в задранном, обнажившем запястье, рукаве ощущалось уже непривычно пусто.       Завозившись, очевидно нервируя своими действиями Ларсена, она смогла дотянуться второй рукой до предплечья, но сколько бы она ни царапала гладкую кожу и ни забиралась под кофту, лунный камень так ей и не явился. В горле спёрло. Предприняв последнюю отчаянную попытку, Мия сдавленно процедила, мало надеясь на понимание или мирное разрешение возникшей ситуации:       — Отпусти. Меня.       Знала, что он без сомнения услышал, но остался упрямо глух, только ход слегка замедлился, будто каждый шаг давался ему с трудом. Подстегнула ли её нахлынувшая паника, злость или всё вместе, Мия яростно затрепыхалась, как угодившая в силок птица. Получившая наконец свободу кисть сжалась в кулак и несколько раз чувствительно ударила датчанина в спину, слепо и остервенело. Она не могла сказать точно, что оказалось эффективнее — встретившийся с его затылком локоть или угодивший в бедро тяжёлый носок сапога — Ларсен запнулся, а копчик девушки болезненно встретился с твёрдой землёй, лишь выставленное колено парня уберегло их от того, чтобы не столкнуться лбами.       Тяжело приподнявшись, он вдруг сжал её локоть, потянув на себя. Сердце испуганно толкнулось о грудину. Вся видимость представляла собой вереницу тёмных пятен, а руки по-прежнему казались неподъёмно слабыми и безвольными, и Мия наугад пнула ногой в его сторону, определённо угодив во что-то твёрдое. Пальцы сразу выпустили рукав и стало свободнее. Злой выдох с шипением вырвался сквозь зубы едва различимо брошенным:       — Ненормальная…       — Тронь меня ещё раз… — просипела девушка, пусть прозвучало это и не так угрожающе, как хотелось. Проморгавшись, она спешно попятилась назад, увеличивая расстояние между ними. Ладони оскальзывались на размякшей земле и мелких камешках, и Мия с раздражением на себя и всю эту ситуацию запальчиво бросила: — И даже не думай приближаться ближе, чем на метр! Отойди на грёбаные метры, ты…       — Ладно!.. — обрывая её ругань, сдержанно воскликнул парень. Сквозь редкий дождь, цепляющий ресницы, она наконец различила его очертания в царящей темноте и белые ладони, поднятые в знак поражения. — Я понял.       Мия не успела вглядеться в его лицо — он отдалился ещё на шаг и отвернулся, устало упершись одной рукой в колено, второй — обхватив рёбра. Стало отчего-то особенно неловко, когда она заметила под собой его смятое пальто, которое, судя по всему, и ограничивало до этого любые движения тела. Вспомнилось, что в нём определённо было теплее, но сейчас это не имело значения — вмиг расползшийся по коже жар быстро согрел её даже в промозглой сырости.       Ей понадобилось несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя и остановить бесконтрольное движение раскрутившейся в голове карусели. В прояснившихся мыслях вновь вспыхнул голубой блик адуляра, словно зовущий, влекущий немедленно его обнаружить. Мия судорожно похлопала себя по мокрым рукавам, но не нащупала в них ничего отдалённо бы напомнившего округлость камня.       Тихо ругнувшись, чувствуя, как леденеют от накатывающей тревоги руки, она живо стянула кардиган с плеч и распластав его по земле, принялась исследовать каждый неприметный уголок, каждую вязаную цепочку, способную притянуть к себе цепкую проволоку. Но было пусто. Неправильно, отвратительно, до обидного пусто.       — Нет, нет, нет…       Холодный дождь жёг оголённые плечи, но эти ощущения её отнюдь не волновали. Мия прожигала ошарашенным взглядом ярко-красное пятно кофты, будто оно намеренно прятало от неё камень и от этого злого воздействия вот-вот сдастся, сославшись на дурную шутку. Мелькнула мысль, что адуляр наверняка спрятан в другом месте, а она просто запамятовала. Ладони прошлись по бёдрам, огладили карманы джинс, узкий ремешок на талии и напоследок слегка сжали грудь, но ничто не отозвалось ярко вспыхнувшим воспоминанием или чувством, что рождал в ней лунный камень. Неприкрытая правда была в том, что минерала при ней не было.       — Потеряли что-то?       Тихий вопрос отчего-то лопнул в ней едкой вспышкой и рассыпался мелкими иглами злости. Как если бы Ларсен был единственным, кто мог быть виновен в пропаже. Холодок вдруг прошёлся по позвоночнику — что если так в действительности? Мия не могла отделаться от подозрения, что камень он чувствовал. Мог ли желать обладать им? Опять вспомнилась каморка. Слишком очевидно и просто. Ради чего тогда было намекать ей, заведомо так откровенно связывая себя с вещами мало кому известными, тёмными и, как оказалось, преступными? Нет, он явно прятал в своих мотивах нечто иное. Но от этой мысли остатки спокойствия рассеялись ещё стремительнее.        Мия наконец подняла глаза, зацепившись взглядом за незнакомую местность. Темнота здесь была плотнее, свисала потрёпанными лоскутами разорванной ночной мантии с ветвей худых деревьев, кутала своими полами неровную землю, испещрённую участками высокой травы и мозолистыми, выползшими на поверхность корнями. Сквозь редкие стволы проглядывала привычная равнинная местность и звёздное небо, лишь у самого горизонта клубящееся сизыми облаками. Непонятно, откуда вовсе лил тогда дождь — словно занесённый сюда шустрым ветром или падающий с невидимых туч. Они явно находились в какой-то узкой роще — и это тревожило меньше, чем если бы она очнулась в глухом, непроглядном лесу, и всё же Мия предпочла бы вновь увидеть зарево пожара, голую трассу и искорёженные куски металла.       Стараясь усмирить бешено заколотившееся сердце, не вспоминать о глупой пророческой иронии, тревожащей голову в тот момент, когда она так беспечно села с датчанином в одну машину, Мия медленно прошлась ладонями по бёдрам ещё раз и так же медленно выдохнула, не нащупав в карманах ничего, похожего на прямоугольный корпус смартфона. Скосив глаза вбок, убедившись, что её непрошенный компаньон по-прежнему находился на расстоянии метров, она тихо ответила, борясь с пересохшим горлом:       — Телефон… Я, кажется, выронила телефон.       Едва ли слова выглядели достаточно достоверно на фоне всех её ранних суматошных жестов. Она не рассчитывала на содействие, не рассчитывала на правду. Не хотела даже задумываться над тем, не разыгрывали ли они сейчас друг перед другом нелепое представление, защищая каждый свою истину. Ей просто нужно было отсюда выбраться. Страх свернул свои кольца, притихнув, позволив наконец решимости обрести голос и наполнить подрагивающие от холода мышцы силой.       Нет, она не закончит здесь. Не в грёбаной глуши. Не с грёбаным Ларсеном.       Тёмнеющий силуэт пришёл в движение и чуть приблизился. Мия резко обернулась, отчего в рёбра впилось несколько особенно неприятных игл боли. Напрягшееся тело готово было вот-вот подскочить с места, но взгляд куда раньше метнулся к зажатому в пальцах парня предмету, а после задержался на подсвеченной белым коже. Судорожный вдох встал поперёк горла — от вида то ли собственного смартфона, то ли разбитого лица Ульфа.       Он медленно приподнял руку, настойчиво продемонстрировав ей пропажу — словно желал убедиться, что Мия достаточно чётко осознала увиденное и не собиралась бросаться на него с кулаками. Став ещё на шаг ближе, вдруг легко кинул гаджет в её сторону — рефлексы девушки сработали безупречно, поймав его на лету и не дав болезненно упасть к ней на колени. Корпус был совершенно холодным, а экран — сонно-чёрным.       — Разряжен.       «Разумеется» — раздражённо выдохнув, ответно заметила про себя. В голове крутились десятки вопросов о том, какого чёрта её телефон вообще оказался у Ларсена, что он с ним делал и почему до сих не потрудился вызвать помощь со своего собственного. Но разозлиться в этот раз не получилось. Мия во все глаза всматривалась в его сторону, невольно подмечая поблескивающий багрянцем висок, и вспухшую скулу, и покосившуюся прямую будто в спешке застёгнутых пуговиц светлой рубашки, и всё недоумевала, где и когда его так потрепало. Вспомнился и съехавший в кювет автомобиль, после которого тот выглядел вполне сносно, и глухой гул взрыва, и волчий оскал, которому он уж всяко не мог противостоять один на один. Несдержанно бросила:       — Дерьмово выглядишь.       Глаза Ульфа слегка сузились, обозначив что-то среднее между недоумением и недовольством. Вероятно, это крошечное изменение мимики доставило ему ощутимый дискомфорт, потому что в следующий миг он болезненно скривился, дёрнувшись головой, словно кто-то невидимый кольнул его прямо в незаживший шрам. Насколько она знала, гибриды обладали той же регенерацией, что и вампиры, и уже собиралась задаться вопросом, почему же его не работала, но датчанин опередил её, приподняв уголок губ в нервной усмешке и едко заметив:       — У вас очень грязный язык, Мия. Вам говорили?       От этих слов щёки словно опалило закатным светом. «Разумеется, говорили». Мия поджала губы, мысленно поблагодарив маму за это наследство. Сколько она себя помнила, бабушка настойчиво старалась искоренить эту привычку и слова «Банка, Эрин!» звучали в их с дедушкой доме чаще, чем все остальные. Но упрямство, по-видимому, тоже было вшито в их семье на генетическом уровне, а потому никакие «банки ругательств» и никакое количество брошенных в них долларов не заставили её мать соответствовать бабушкиным представлениям о культуре. Первое время Мия искренне старалась не злоупотреблять подобным при Викторе, но, казалось, её «грязный язык» не так уж его беспокоил, особенно когда он находил ему более приятное применение, а мнение остальных уж точно волновало её в последнюю очередь.       «То же мне, блестящий представитель высшего света!..»       Не в силах разобрать точно, от чего устыдилась больше — исполненного снобизмом замечания Ларсена, своего несоответствия придуманным кем-то стандартам или всплывшей в мыслях двусмысленности, испортившей два простых слова, она поспешно поднялась с коленей, смутившись ещё и унизительного в своей уязвимости положения. Но всё это вмиг показалось ей совершенными глупостями, стоило сознанию яснее выделить неоновым маркером имя мужа.       Она слегка пошатнулась. Отошедшие на дальний план поломанные декорации той страшной сцены вновь выстроились, взвились в её уме зловещими тенями. Мия представила, как все детали случившегося встают перед его глазами подобно костяшкам домино, и так же падают, и падают, и давят, наслаиваются, пока не дойдут до последней, удерживающей от полного и теперь уже неизбежного разрушения. Пылающая машина. Последствия взрыва. Молчащий абонент. Отсутствие тела. Или же?.. Другое. Бессознательное, но живое, только бы живое. Не бездыханное, так непривычно молчащее, по-прежнему хладное, но уже навеки и намертво. Что она делала здесь?       — Где мы?       Голос звенел, вибрировал в груди, готовый сорваться лопнувшей струной и впиться в горло — и без него в нём было сухо и резало так, что становилось больно. Мия вперилась взглядом в фигуру Ларсена, жалея и злясь на себя, что истратила столько времени на ответы теперь совсем неважные и ненужные.       — Где-то на подступах к замку, я думаю. Местность совсем не кажется знакомой?       Казалось, в мужском голосе отчётливо проступила издёвка. Мия не понимала, чем успела заслужить подобное пренебрежение, едва не граничащие с разочарованием или обидой. В концов концов, она не заставляла вытаскивать себя ни из автомобиля, ни с места происшествия, и уж тем более не просила волочить на плече в неизвестном направлении и в общем-то была единственной, кто имел право рассыпаться сейчас в претензиях.       Взгляд резко метнулся к просветам между деревьями. Напрасно — она ориентировалась здесь столь же успешно, как случайный турист, свернувшей с тропы путеводителя. Чего он ждал от неё? Проводником Мия не нанималась. Скорбел по своей покалеченной физиономии? Не велика потеря. С каждым поспешным выводом злость множилась в ней, как буйно разросшиеся сорняки, но от последнего, совсем ещё робкого, расцвела пуще прежнего — он знал, куда они ехали. Раздражение от непреклонности Алена, настойчивость, с какой Ульф стремился попасть в поместье и странный звонок Тильды — всё это казалось теперь особенно подозрительным и лишь укрепляло тлеющий пожар ненависти к датчанам. Какой идиоткой нужно быть, чтобы не заметить всю цепь проклятых событий, начавшуюся с их появления в Нидерландах. Почему же Равель поверил?.. Мия вспоминала его слова о Ларсенах и распалялась только больше.       «Хочешь поругаться, славный мальчик? О, мы поругаемся.»       — Как-то не доводилось ошиваться за пределами поместья, и не довелось бы и дальше, если бы кое-кого не понесло в чёртову глушь, когда стоило остаться на месте и вызвать чёртову помощь!       — Помощь?.. Да, наверное, стоило, — демонстративно виновато сдвинув брови, протянул Ульф. Почти чёрные в разверзнувшейся темноте радужки обожгли девушку, особенно остро напомнив ледяные провалы проруби, когда он так же ядовито продолжил, — где-то между тем, как вы в беспамятстве начали считать звёзды, а рассвирепевший от подпалённой шкуры волк не решил, что мы отличный рацион для завтрака. У вас все идеи такие блестящие?       — Лучше бы твоим «блестящим идеям» основываться на чём-то помимо трусости и желания спасти собственный зад.       — Как удобно вы игнорируете то, что я тащил ваш зад…       — Едва ли из альтруистичных побуждений, а?       Мия чувствовала, как слегка подрагивают руки от нервного перенапряжения, а внизу живота сворачивается склизкий ком волнения. Она могла только догадываться, как они вообще умудрились покинуть то место, учитывая её бессознательное состояние. Но со всей чёткостью осознавала, что любой на месте Ларсена счёл бы первоочередной задачей спасение Князя, если только не желал ему смерти или не был уверен, что спасать уже нечего. Она не знала какой из вариантов был хуже — мозг отказывался принять хоть один из них за паршивую истину — и всё задавалась единственным вопросом, сквозь зыбкую пелену дождя глядя в холодные глаза юноши: «Почему я?»       Губы начало саднить от пробирающей до костей сырости. Складывая все играющие против неё обстоятельства, Мия понимала, что остаётся лишь эфирная надежда на минимально благоприятный исход. Боясь услышать ответ, всё же нашла в себе силы просипеть сквозь дрожь:       — Что с Аленом?       — Горите желанием вернуться? Пожалуйста, можете проведать.       Мия не могла поверить в подобное безразличие. Озадаченно хлопая глазами, стараясь сморгнуть мешающие капли дождя с ресниц, она чувствовала себя так, словно в горящий за клеткой рёбер костёр обильно плеснули керосина. Нетерпение, помешанное с пылающим в груди, в области тоскливо толкающегося сердца гневом, вынудило девушку громче воскликнуть:       — Ты оставил его!       Ульф слабо дёрнул подбородком, отрицая, но, словно передумав, вдруг замер. Он не смотрел на неё, слепо уставившись куда-то в тени деревьев. Сжатые в тугую линию губы выдавали глубокую сосредоточенность, и Мия могла поклясться, что он вслушивался или пытался уловить нечто иное. У неё не было времени на понимание и его глупые игры. И, видимо, Ларсен пришёл к тому же неутешительному выводу. Глаза сверкнули во мраке, на мгновение сбив её с толку, заставив потеряться и упустить момент, когда разделявшие их метры исчезли, а глухой шёпот, словно вторящий её мыслям, совсем близко прошелестел:       — Не было времени.       Обогнув её застывшую фигуру, он явно собирался продолжить свой путь, уйти, скрыться, затеряться в маршруте, в котором она совсем ничего не смыслила. От возмущения подавившись вдохом, Мия в последний момент вцепилась пальцами в его предплечье и с силой дёрнула на себя. Поддавшись, Ульф обернулся и, к несчастью, ответно сжал её руку — крепко, но недостаточно, чтобы она не смогла вырваться. Однако девушка застыла, почувствовав жар касания там, где ещё недавно прятала камень, и всё прокручивала в голове — как ладони полувампира могли быть такими горячими и одновременно ощущаться настолько морозно-колкими. Скривившись, она сдавленно прошипела:       — Куда ты собрался?       — Спасать собственный зад, полагаю, а вы можете повернуть обратно. И к вопросу о том, кто кого оставил… — Губы Ларсена едва двигались, а от срывающегося с них голоса по спине бежали колючки тревоги. Или же дело было в том, что глаза парня впервые на её памяти горели самым искренним раздражением, граничащим с чем-то пугающе тёмным. — Так уж вышло, что я стараюсь держаться подальше от оборотней, и погибать сегодня в пасти одного из них совсем не входило в мои планы. Верите или нет, мы не доехали какие-то считанные километры. Странно, не находите?.. Волки на территории Князя. Только вот штука — Равелю ничего не угрожало, потому что волк был явно заинтересован другим. Возможно, он не нашёл, что искал. Возможно, к его неожиданной удаче, наоборот…       На последних словах он крепче стиснул её предплечье, и от того, как проникновенно потемневшие глаза всмотрелись в её лицо, Мия разом растеряла все сомнения в том, что хранимый ей лунный камень был для него секретом. Плотный ком воздуха встал поперёк горла. Она попыталась дёрнуться из его хватки, но безрезультатно.       — И, возможно, вы бы всё это знали, если бы оставались в ясном сознании, когда больше всего были нужны. — Мия почувствовала себя так, словно он отвесил ей звонкую пощёчину. Не было ни обиды, ни злости, лишь тотальное, давящее, как металлический пресс, ошеломление от того, что в его мыслях могло родиться нечто подобное. Но Ларсен не остановился, по-видимому посчитав, что недостаточно потоптался на её самоуважении. — Панические атаки, серьёзно?.. Всегда считал Стражей куда менее уязвимыми к подобным мелочам. В таком случае совсем неудивительно, почему Орден по-прежнему существует в чьих-то смелых и, судя по всему, чересчур поспешных мечтах — среди вампиров, семьи и походов к психотерапевтам ему совсем не осталось места.       — Да что, чёрт возьми, ты можешь знать про Орден?!              — Побольше вашего, очевидно. А вы снова тыкаете и ругаетесь, как девчонка. Забавно. Может, злые языки не такие уж злые, и все слова господина Мора про вас истина?.. На какое признание в обществе могут рассчитывать Стражи, когда их лидер слишком занят исполнением супружеского долга с вампирским Князем…       Мия никогда не углублялась в тему того, каким образом влияла на быков красная тряпка, но была уверена, что ощутила сейчас нечто подобное, потому что перед глазами на миг помутнело разлившимся багряным цветом, а остальное тело сделало быстро, точно и рефлекторно. Глубоко впившиеся в уязвимые ямки локтя ногти заставили кисть Ларсена разжаться, а стремительная подсечка тяжело уронила его на спину. Колено девушки упёрлось ему в грудь, а пальцы стиснули горло, напоследок приложив затылком о землю — для оглушённого падением в этом не было острой необходимости, но от этого импульсивного действия стало особенно приятно.       Ладонь Ульфа сжалась на её на запястье, как если бы он стремился избавиться от мешающей руки на горле, но слишком слабо. Светлые ресницы часто подрагивали — Мия бы списала это на поплывшее от удара зрение, но, вероятно, виной была дождевая вода, теперь отвесно сбегающая ему на веки. Почувствовав сорвавшуюся с носа каплю, девушка зажмурилась и раздражённо вытерла мокрый лоб свободной кистью, а открыв глаза наткнулась на растянувшую губы юноши усмешку — слишком живую, беззаботную, не шедшую всегда восковому лицу и более всего ситуации, которая угрожала лишить его кислорода в любой момент, находящийся во власти Мии. Она даже на миг подумала, не переборщила ли с травматизмом, но Ульф вдруг просипел:       — Не мои слова. Знаете, есть много полезного в том, чтобы слоняться по незапертым помещениям — много скрытых от чужих ушей разговоров слышишь…       Мия болезненно хотела выбить из него всю возможную информацию — кто, когда и при каких обстоятельствах нёс подобную чушь. Но ещё больше хотела, чтобы всё это оказалось нездоровой выдумкой Ларсена — отчаянно сильно, наверное, потому что подсознательно прекрасно знала, что эта больная риторика была ни ложью, ни редкостью здесь. И от этого ещё болезненнее хотелось придушить хоть кого-то — того же Ларсена, что так удачно был сейчас под рукой. Но, казалось, даже он не верил в то, что она способна нанести ощутимый вред кому-то, кто ей неугоден.       Пульс часто бил по нервным окончаниями, по подушечкам её пальцев, вжимающихся в шею датчанина, но она не чувствовала его страха. Взгляд скользнул по налившемуся синяку на скуле, по-прежнему кровоточащей ране на лбу, пачкающей висок, светлую бровь и волосы, остановился на глазах, почти полностью прикрытых, но таких же внимательных и режущих спрятанной за ними убеждённостью в своей правоте.       — Прекрасная сила… Но вы бежите. От себя или своей природы… Чего вы так боитесь, Мия?       Она сильнее надавила ему на горло, обрывая давно надоевший поток бессмыслицы и несвязных наставлений. Если бы так же просто можно было заглушить отдающее в черепной коробке эхо его голоса, осевшее в ней, как забивающий дыхательные пути пепел. Лицо Ларсена вернулось к привычной маске, чуть потеряв цвет и обозначив тени сжавшихся скул. Продолжить он больше не пытался.       — Чудно. Боялась, что не заткнёшься, даже если бы мне пришлось вырвать тебе трахею. Не то чтобы я совсем отказалась от этой идеи, поэтому добрый совет — оставь дерьмовые слова в своей глотке, от кого бы ты их не услышал. Считай это… условием к продолжению нашего дружелюбного общения. Кивни, если понял.       Мия видела по холодному блеску глаз, что переменившийся тон разговора его едва ли устроил, но, судя по всему, он действительно был сейчас неправдоподобно беззащитен перед ней. Вяло толкнув её запястье и слегка приподняв брови, он красноречиво продемонстрировал, что просьба кивнуть неосуществима в сложившихся обстоятельствах, на что девушка удовлетворённо заметила:       — И правда славный парень. Всё, как и говорил Ален. И как было бы здорово, если бы все и во всём так же оправдывали чужое доверие, как вы с матерью — его, да? Мир стал бы лучшем местом, ты так не считаешь?.. — Нахмуренный лоб, взгляд, которым он сверлил её глаза в ответ, и чуть сильнее стиснувшие запястье пальцы отчётливо выдавали недовольство затронутой темой или же несдержанный протест. — Тебе не нравится слово? Мать. Такое простое и честное, но ты ни разу её так не назвал на моей памяти. О таком лгать труднее?.. Может, тебе не нравится суть вопроса? О, прости, у меня просто всё не выходит из головы наша сегодняшняя встреча и тот звонок. А был ли звонок? Ты так торопился в поместье… Зачем ты так торопился? Знаешь, ведь мы могли бы уладить всё по-хорошему. Я могла бы мирно задать всё непомерно огромное количество вопросов о том, что меня тревожит, а ты мог бы так же мирно на них ответить, со всей пылкой искренностью заместо того, чтобы играть со своей загадочностью и таинственностью, как ты любишь это делать. Но ты очень-очень… очень сильно меня разозлил.       Это нелепая игра её мало развлекала и, глядя на лицо Ларсена, Мия могла сделать вывод, что он тоже находил её утомительной в своём пафосе и наигранном бахвальстве. Но она чувствовала острую злость, колющую изнутри тупыми ножами, чувствовала своё совершенное бессилие, как если бы ей пришлось бороться с камнем, чувствовала, что всего в ней было недостаточно, чтобы одним просчитанным жестом пролить свет на правду, как это всегда получалось у Виктора. Чувствовала, что чудовищно устала, и эта напускная грубость единственная позволяла скрыть свою слабость, как пышная мишура и обёртка — дешёвый подарок.       — Не знаю, чего ты ждёшь от своей игры и что прячешь на самом деле. Я лично была знакома с теми, кто заигрывался — со своим превосходством, своим душным образом, своими нелепыми записками и головоломками. Все, как один — жалкие трусы. И так же жалко кончили. Слышал об Энтони Виларе? — Распалённая, подстёгиваемая отголосками страха и злости, Мия грубо и непреклонно стиснула челюсть парня, не позволяя отвести взгляд, стремясь обнаружить в нём такую горькую истину, и со странным облегчением понимала, что в серой пустоте её не было. — Нет?.. Для тебя лучше. Потому что иначе ты бы бежал, прямо сейчас или того раньше, быстро, как только можешь, и не оглядывался, только напрасно, потому что некоторые истории не забываются и таких, как Вилар и ему подобных, не прощают — мелочных ублюдков, что боятся испачкать руки в честной драке лицом к лицу, только и способных, как паразиты, копошиться в чужом гноем. Поэтому не смей стыдить меня за то, в чём ни черта не понимаешь.       Мия перевала дыхание и чуть ослабила пальцы, ощутив, что плотнее стиснула их в эмоциональном порыве. Почувствовала ладонью, как жадно сглотнул Ларсен, и робкий укол вины за грудиной. Она не хотела, чтобы так вышло. Она не могла объяснить самой себе, почему навредить ему казалось чем-то больным и постыдным. Может, дело было в его потрёпанном виде и полном отсутствии попыток к сопротивлению. Ей просто хотелось встряхнуть его хорошенько, заставить выбросить навязанную Тильдой или кем другим чушь из головы и протянуть руку в наивной поддержке — только бы он сказал правду, какую угодно и как угодно много. Сознание верещало, горело красным сигнальным светом — неправильно это, противно и нездорово. Кто она ему и кто он?.. Какая ненужная им обоими встреча. Или так просто хотелось верить.       — Теперь я могу говорить?..       — О, не утруждайся. Я помогу тебе с чистосердечным признанием.       Теперь Мия ни секунды не сомневалась. Очередная, плохо просчитанная глупость. Раньше, чем осознание загорелось в потускневших глазах Ульфа, она поймала его взгляд, удивлённый, покорный, лишь на секунду помутневший от коснувшегося его гипноза, а после ощутила, как саму её накрывает с головой, будто она неудачно всплыла под волной.       Первое, что она усвоила в овладении Даром Луны — чем больше хочешь взять, тем больше готов будь отдать. Этому её научил Виктор. Она уже смутно помнила гипноз других вампиров, но точно знала — от их недолгого воздействия в голове собирался туман, зрение мутнело, сжимая видимое пространство до узкой точки света. Словно сознание глушилось накинутой поверх пеленой чужих смыслов. Но надёжнее и сильнее было более глубокое проникающее действие — когда сторонняя воля становилась твоей собственной, почти неотделимо. Мало, кто этим владел, но, вероятно, лишь мало, кто на это решался. Виктор всегда говорил, что равновесие нерушимо и нельзя вложить больше, чем уже есть. Хочешь вспороть чужой разум — будь готов приоткрыть собственный, а это всегда сопряжено с риском. Нужно было обладать достаточной силой, чтобы вовремя остановиться, закрыться и не наткнуться на более талантливого в этом вопросе вампира.       Мия не могла сказать точно, в чём просчиталась больше — противнике или собственных силах, да и не была она уверена вовсе, что когда-либо испытывала нечто подобное. Сквозь тупую пульсацию в голове не получалось различить ни лица Ульфа, ни своих рук, ни темноты пейзажа. Всё затянуло дымчатым маревом, в котором разливался слышанный ранее запах — петрикор, дым и сладкая вата. А после в этой серости проступили очертания домов и мокрой брусчатки, выстилающей знакомую ей улочку Амстердама. Как внезапно нахлынувшее воспоминание, о существовании которого она даже не знала.       На узком крыльце заднего хода теснились две молодые горничные отеля, пряча от сырости огоньки зажжённых сигарет, но девушку дождь не беспокоил. Почти тёплые и ласковые дорожки бежали по шее, скатываясь за воротник пиджака. Мия повернула голову, заметив в этом закутке между зданиями ещё одну невзрачную фигуру с глубоко натянутым на лицо капюшоном серой толстовки. Сигнал авто вернул её внимание к дороге. Широкая улыбка на лице Данте Гуэрра и мягко отскочившее от косых струй её имя. Она почти вспомнила. Почти осознала. Вновь всмотрелась в темноту, скрытую капюшоном. Её будто затянуло в разверзнувшуюся пустоту, поглотило, и вот она смотрит на собственную тонкую фигуру в чёрном брючном костюме как бы со стороны. Яркое пятно волос. Уже заметно выцветший розовый, небрежно убранный, пушащийся от влаги, как растрёпанные перья ваты. Тающая на языке ассоциация с привкусом сахара. На секунду обернувшееся лицо — глаза в жадном любопытстве распахнутые, огромные, светлые. Снова. Сигнал авто. Мягко отскочившее от косых струй её имя. Чуждая мысль, отчего-то рождённая в голове голосом Ульфа: «Значит, Мия».       Она пришла в себя, ощущая под пальцами сырую, рыхлую землю, судорожно пытаясь отдышаться и заново собраться воедино. Слышала за спиной, как так же судорожно пытался откашляться Ларсен, но ни чувствовала в себе ни вины, ни сил, чтобы подняться. Мир покачивался, казался ложным от самого основания, от всего, что она знала такое долгое время. Стараясь обрести равновесие на шаткой по ощущениям земле, Мия отползла на коленях ещё дальше от парня. Почувствовав на губах вкус крови, небрежёно вытерла их тыльно стороной ладони, будто так надо, будто ничего необычного не произошло — помнила, что то же самое её многострадальный нос выдал в отеле, когда они с датчанином зацепились взглядами. Только сейчас было гораздо хуже.       Насколько же долго он о ней знал? Чего хотел и чего ждал? Что, если он намеренно её искал?       «Боже…»       В носу по-прежнему стоял инородный, придуманный воспалённым воображением запах сладкой ваты. Это пугало больше горького предположения, что Ларсен её гипнотизировал. Или же проблема была в ней?.. Мия вновь прокручивала в памяти рваные лоскуты образов, что незаметно осели в мыслях после взрыва. Глаза волка, слишком белого, словно явленного монохромным изображением. Ясность стремительно утекала, и отчего-то Мия была благодарна. Разбираться во всей каше навалившегося она была в данный момент бессильна. Забывшись, она не сразу смогла различить предельно тихие слова Ульфа, с трудом пробившиеся то ли к её слуху, то ли через его губы:       — Теперь вы побежите?.. — Испуг секундной слабостью кольнул горло. Она устало обернулась, желая наградить парня особенно испепеляющим взглядом, но в его лице не было ни издёвки, ни угрозы. Испачканный красным бледный рот болезненно скривился, когда он слегка постучал себя пальцем по хрящику уха, вызвав тем самым вспуганную мысль о помешательстве. — Если слух не подводит… кажется, нас наконец-то ищут. Только вот… кто же?..       Мия прислушалась, но было глухо, словно вода залилась ей в уши. Ощущение угрозы расползлось по коже, заставив её подобраться. Она не ориентировалась даже на месте, где сейчас оказалась — откуда они шли и куда направлялись? Все пути смешались, но она чувствовала, что бездействовать нельзя. Если бы только глаза так предательски не слипались, а руки не дрожали, как в припадке. Ветер донёс до неё слабый шорох и чавканье размытой земли, а, может, всего лишь дождь выстанывал свою тоскливую колыбель. Мия медленно, по крупицам собирая все силы, поднялась, но не рискнула сделать и шагу, лишь слепо вглядывалась в темноту деревьев, которые могли прятать кого-то третьего.       — Вы же догадываетесь, что дальше будет? — не унимался Ларсен, нервируя её своим хрипящим голосом, — пропавший камень, нападение на Князя… Пока вы удобны Анхелю Мора. Но чем меньше осведомлённых о ситуации, тем твёрже его влияние, его контроль над вами, тем выше вероятность, что в один неудачный момент — как этот, к примеру, — на вас повесят всё происходящее. Кто будет свидетельствовать за вас? Супруг?       — Заткнись… — шёпотом бросила девушка за плечо. Мысли вязли, всё внимание рассеивалось в тенях листвы, но сказанное датчанином раскалёнными клиньями жгло беспокойное сознание. После эпизода с гипнозом впору было заставить его навсегда замолкнуть, но она отчего-то слушала.       — Потребуйте созвать Совет, Мия. Маловероятно, что вы заставите европейцев себя слушать, но, может, ваша искренность их растрогает?..       Она ошарашенно покачала головой, будто глупее варианта не существовало. Мия знала, что в особенно сложных и спорных случаях, затрагивающих международные конфликты, Князья собирались вместе, чтобы вынести свой однозначный вердикт по вопросу. Такого не происходило довольно долго, пару десятков лет точно. Учитывая, что подозрения в краже, а теперь ещё и покушении могли пасть на любого присутствующего в Нидерландах иностранного вампира, она не считала разумным делиться с ними хоть толикой информации о причине их с Виктором здесь нахождения. Но что если Анхель Мора и правда был не самым надёжным союзником? Так ли он пёкся об общем благе или же был заинтересован лишь в собственных выгодах от подобного сокрытия камня? Но, что важнее, какая выгода была от этого Ларсену?       Зло повернувшись, девушка заметила, как датчанин медлительно поднимался, придерживая рёбра, словно без этого они могли рассыпаться по земле и никогда уже не собраться. Но кольнувшая грудь вина не смогла удержать её от едкого комментария, отравляющего кончик языка:       — В чём твои плюсы? Если нам придётся говорить, не сомневайся — Тильда будет первой, на чью подозрительную деятельность прольётся свет и чью причастность мы попытаемся доказать. О, и я уверена, что-нибудь дискредитирующее вашу паршивую фамилию обязательно найдётся.       — Ваш супруг уже знает, не так ли? — Наградив её вопросительный взгляд слабой улыбкой, подозрительно расслабленной, будто бы даже удовлетворённой этим фактом, он вдруг перевёл глаза ей за спину и особенно глухо ответил: — Все скоро узнают…       Мия открыло было рот, чтобы грубо стряхнуть с него надоевшую обёртку двусмысленности и недоговорённостей, когда её притормозил особенно ненавистный голос, заставивший лишь тихо ругнуться сквозь зубы.       — А я давно говорю, что беглецы нынче обмельчали — так легко ловятся с поличным, никакого азарта играть с вами в прятки. Стоит ли говорить, что я не удивлён нашей встрече… миссис Ван Арт?       Ноги едва не дрожали от слабости, когда девушка обернулась, тут же наткнувшись на сверлящий взгляд и рыжую макушку. Победная улыбка подсветила лицо мистера Кано, как рождественская гирлянда, заметно выделяя его из компании трёх насквозь промокших и мрачных вампиров, которые едва не сливались с неприметными ночными тенями. Весь его торжествующий вид вопил о том, что вот сейчас она по-настоящему крупно попала. И хотя Мия прекрасно осознавала, какие обвинения он ей предъявит и как выглядит их с Ларсеном присутствие вблизи места происшествия, она не чувствовала ни капли тревоги, лишь внезапно накатившее облегчение. Возможно, ясно мыслить мешало всё пережитое и вязкая усталость, облепившая по рукам и ногам клейкой лентой. Она просто была чудовищно рада увидеть кого-то столь примитивного и простого, не способного спрятать искренних чувств за сложной головоломкой. Пусть даже этот кто-то был так ей противен и не скрывал своего к ней ответного пренебрежения. Оценив их с Ульфом молчание, вампир насмешливо протянул:       — Что ж, будет легче, чем я думал… Никаких скандалов и сопротивления?       Вскинув голову и наградив его прямым взглядом, Мия даже не пыталась начать оправдываться и с обиженным топотом доказывать, что поспешные умозаключения делают его ещё большим кретином. Подобная реакция, казалось, неприятно его удивила. Словно сеньор Кано так убеждённо верил, что самообладание девушки легко и быстро лопнет, открывая ему прямой путь к дальнейшему наступлению и третированию. И, как любой агрессивно настроенный задира, он мигом сдулся, не получив нужной подпитки. Раздражённо поморщившись, он вытянул из кармана своего голубого тренча одну руку, небрежно указав куда-то себе за спину, и резко обрубил все возможные и невозможные разговоры:       — Вы двое. За мной.       Мия в последний раз краем глаза оглянулась на Ларсена, но, почувствовав на виске его ответный взгляд, не стала больше рисковать и играть в непонятные, пугающие переглядки. Осторожно ступая по едва различимому, чёрному полотну скользкой травы, она двинулась вслед за испанцем мимо его компаньонов, что очевидно должны были замыкать шествие. Отбросив глупые мысли о стягивающей щиколотки тяжести, представшей в воображении кандалами каторжника или осуждённого, посланного на эшафот, девушка погрузилась в не менее тягостные размышления.       Перед глазами до сих пор стояла та сцена пятилетней давности, когда она тайком выскользнула через задний ход отеля, чтобы в компании Данте покинуть Амстердам и попытаться найти ответы в оперном зале Флоренции. Мог ли датчанин и правда быть там?.. Чем больше Мия об этом задумывалась, тем более нереалистичным и глупым оно казалось. Он просто хотел, чтобы она так думала, а в действительности не было ни скрытой капюшоном фигуры, ни запаха жжёного сахара, ни такого же сладкого удовлетворения от озвученного имени, будто оно стало последним элементом долго и трудно разыскиваемого кода. Да, каким-то образом Ульф просто смог повлиять на её сознание, вложив в него эту сбивающую с толку фантазию. А как именно у него этого получилось, она обязательно выяснит.       Их маленькая процессия почти бесшумного передвигалась сквозь узкий перелесок, почему-то не стремясь выйти на открытое пространство или замеченную в какой-то момент сбоку трассу. Путь занял не так уж много времени, и Мия невольно задалась вопросом — было ли дело в том, что они с датчанином успели убраться не так уж далеко, или до поместья и правда было подать рукой, что стало бы, если бы они всё же успели и кого тогда встретили? Тильду Ларсен? Что бы она сделала, увидь их вдвоём на пороге замка с подобными новостями? Может, и к лучшему, что так сложилось.       Но долго раздумывать над всеми возможными перспективами ей не довелось. Деревья расступились, открыв глазам девушки до боли знакомое зрелище. Мия зажмурилась от количества света, испускаемого многочисленными фарами. На их фоне сновали плохо различимые силуэты, напомнившие ей копошащихся за своей маленькой, но честной работой муравьёв. Огонь по-прежнему горел сигнальным факелом, плясал по металлическому скелету автомобиля, но уже совсем кротко, почти невинно — льющийся дождь усмирил, приструнил его, как строгий родитель, но не смог потушить полностью. От запаха гари и встрепенувшегося при мысли о жертвах волнения слегка замутило. Поддавшись секундному порыву, она догнала Кано и пристроившись рядом, запыхавшись от быстрого, широкого шага, спросила:       — Что с Князем Равелем?       Вампир наградил её скептичным взглядом, словно опять пытался уличить в блестящей актёрской игре. В своей привычной раздражённо-надменной манере бросил:       — С большой вероятностью восстановится. Не благодаря вашей помощи, я полагаю?       Запнувшись от накрывшей её волны облегчения, Мия совсем даже не разобрала последовавший ехидный вопрос. Ален был жив. В сравнении с этим всё остальное вмиг показалось ей неважным и незначительным: вампиры, оборотни, пропавший камень, подозрительный в каждой детали Ларсен и уж тем более смешной в своих подозрениях испанец. Словно с шеи стянули тугую петлю, тянущую за привязанный к другому концу камень ко дну, и теперь она могла свободно вздохнуть и позволить себе самую малость расслабленно дрейфовать на поверхности, наслаждаясь едва не утраченным кислородом будто впервые, почти заново родившись.       Она всё судорожно повторяла про себя «жив, он жив», как если бы эту правду вот-вот могли вырвать из рук, а ей так сильно нужно было её защитить, сберечь, как хрупкий хрустальный сосуд. Робкое знание, что её вина была не такой фатальной и она по-прежнему могла смотреть Виктору в глаза, не захлёбываться в спрятанной за ними боли без права на никчёмные оправдания. А со всем остальным они обязательно справятся. Почувствовав неожиданный прилив сил, почти переполнивших слишком тесную для них оболочку, вынуждающих едва не подскакивать на месте, Мия порывисто и так простодушно спросила:       — Виктор здесь?       Только запоздало вспомнила, с кем разговаривала, когда шумный выдох вырвался через ноздри Кано, и он раздражённо ускорился, попытавшись от неё избавиться. Но Мия упрямо решила не отставать, жадно вбирая взглядом все попадающиеся на глаза автомобили, но знакомого среди них не было. Её накрыла странная смесь тоски и облечения, от того, как мучительно ей хотелось сейчас ощутить на себе руки и поддерживающую силу мужа, и как сильно ей претила мысль, что он увидит весь произошедший ужас своими глазами. Да, лучше после, когда всё уляжется и можно будет поведать об этом, как стороннему наблюдателю, которого ничто так больно не касается.       Мия даже удивилась, насколько ситуация отошла на второй план, стёрлась и подзабылась. В окружении такого количества вампиров, занятых, по-видимому, сбором улик, сопоставлением всех деталей случившегося и заметанием следов от глаз человека, она наконец-то почувствовала себя в безопасности, которую никто не мог сейчас нарушить. Но всё не могло быть совсем хорошо.       Среди незнакомых ей лиц вдруг мелькнули смольные кудри, будто ещё более лоснящиеся и тугие от влажности. Позабывшая о брезгливости и мелочных неудобствах, насквозь промокшая, в своём, словно по случаю, траурно-чёрном, строгом платье в их сторону спешила Тильда Ларсен. В груди Мии запузырился жгучий яд. Она не помнила, когда в последний раз испытывала к кому-либо настолько больную ненависть — всё внутри протестовало против одного вида и существования вампирши, всё в ней знало, кричало, что эта дрянь виновата, и горело самым праведным возмущением от того, что никто больше, казалось, этого не видел, а объективных доказательств у неё по-прежнему не было. Но, как лишившаяся кислорода свеча, злость резко стухла, когда выступившее в тенях лицо датчанки стало предельно чётко видно.       Она отчего-то не рискнула подойти ближе, резко остановившись, как если бы натолкнулась на невидимую стену. Направленный за спину Мии взгляд без сомнения был прикован к плетущемуся где-то позади Ульфу, но показался ей пугающим больше, чем плещущиеся в мутной крови радужек презрение, надменность и все прочие чувства, которыми она когда-либо награждала девушку. Мия даже оглянулась, желая удостовериться, что та не увидела восставшего призрака, но натолкнулась, как и ожидала, лишь на Ларсена и двух замыкающих шествие помощников детектива Князя. Лицо парня, несмотря на побитость, вернуло себе безупречную отстранённость, не выражая ничего необычного и беспокоящего. Но, очевидно, не для Тильды. Глаза вампирши излучали ничем не скрытое потрясение и страх, такой явный, кристально-чистый. И чем больше Мия смотрела, тем труднее было отделаться от впечатления, что испугалась она не за него, а его самого.       Не обратив никакого внимания на застывшую в недоумении девушку и нетерпеливо ушедшего вперёд Кано, Ларсен вдруг сдвинулась с места, стремительно сократив расстояние до Ульфа. Отразившаяся на лице решимость и сжатые губы показались почти убийственными, и Мия на какое-то крошечное мгновение, совершенно необъяснимо и беспричинно решила, что вот сейчас она его ударит. Дыхание участилось, но в следующее мгновение это странное замешательство рассеялось. Бледные пальцы сжали рубашку на груди юноши и грубо дёрнули на себя, тесно вжимая в женское тело. Ни один мускул ни дрогнул на его лице. Словно лишь девушка почувствовала себя некомфортно от такой неожиданной демонстрации чувств.       К счастью, её окликнул сеньор Кано, отвлекая от неловкой сцены. По довольной физиономии вампира сразу стало понятно, что он собирался основательно помучить её допросом, но Мия чувствовала себя готовой. В конце концов скрывать ей было ничего. Почти. А лунный камень и вовсе, казалось, остался в кошмарных воспоминаниях. Уже сдвинувшись с места, она уловила краем глаза, как холодно и непреклонно датчанка прижимала к себе голову Ларсена, как глубоко впились длинные ногти в заднюю поверхность его шеи, как едва заметно шевельнулись пухлые губы. И была готова поклясться, что до слуха донеслось ошарашенно выдавленное, почти неразличимо шепчущее «что ты сделал?..»       Эта маленькая странная сцена глубоко засела в её голове, мешала прочим мыслям обрести ясность. Мие приходилось почти выковыривать как можно более детальные ответы на вопросы испанца — она искренне старалась быть полезной, рассказав то немногое, что лично знала о произошедшем на трассе — состоявшийся с Ульфом разговор от и до так и остался в её персональном мраке леса, который она совсем не собиралась никому стороннему высвечивать. Когда они начали по второму кругу пережёвывать одни и те же события, Мия начала раздражаться, в частности из-за того что насквозь продрогла и ощущала себя как никогда грязной — на том, к счастью, и закончили.       Мечты о том, что теперь то её отвезут в какое-нибудь более приятное место или хотя бы выделят телефон для звонка, растаяли стремительно и особо горестно. Сидя на пассажирском сиденье чьего-то автомобиля, кутаясь в одолженную, слишком огромную для неё куртку, Мия рассматривала через заплывшее лобовое стекло почерневшую машину Князя, уже потухшую, снующих по местности вампиров, кляня про себя их холодность и упрямство, и изредка нет-нет да касалась взглядом беседующих в стороне Ульфа и мистера Кано. В голове теперь беспрестанно крутилась выясненная в ходе допроса информация о том, что Равеля нашли далеко не в салоне и, судя по всему, некто помог ему выбраться. Чем больше Мия об этом задумывалась, тем глупее это предположение ей казалось — Ален определённо находился в автомобиле, когда тот загорелся, а вытаскивать его после было проблематично и некому. Ну не Ларсен же в самом деле постарался. Чушь полнейшая. Каким образом?       Вернувшиеся было к ней силы только мешали, не помогая спокойно сидеть на месте, ощутимой дрожью пробирая всё тело. Мию слегка потряхивало, а голова гудела от слепленного, тяжеловесного кома вопросов. На какое-то время она постаралась забыться, прикрыв веки. Прислушалась к ощущениям в организме, что уже не вопил от притупившейся боли и успокоившихся ссадин и ушибов. Как-то робко скользнула мыслями к животу, вмиг показавшемуся слишком мягким, особенно уязвимым, и вновь испытала слабый укол вины, теперь перед самой собой и маленьким существом, которому пришлось сегодня испытать свой первый, совсем несвоевременный и неоправданно сильный стресс.       «Надеюсь, ты в порядке, — неуверенно заметила про себя Мия. Пожелание показалось глупым и отчего-то нечестным. Решив, что не готова сейчас к разговору по душам и тем более обещаниям, что подобная беспечность с её стороны больше не повторится, с горькой иронией прошептала: — И с посвятом тебя, приятель.»       Свет фар вдруг ударил по глазам, вынудив зажмуриться. Из-за усеянного многочисленными каплями стекла картинка была мутной, нечёткой. Сердце отчего-то часто-часто затрепыхалось, как от волнения или предвкушения. Не способная точно объяснить себе это интуитивное чувство, Мия открыла дверь и выглянула на улицу.       С противоположной Амстердаму стороны трассы к ним приближалась стремительная тень, чьи очертания смазывали два опережающих луча света. Лёгкий гул стоял в ушах от тихого жужжания движка — кто-то явно выжимал последние силы из совсем не предназначенной для скоростной езды машины, но водителя это не волновало. Подобная спешка заставила её на миг встревожиться. Но, стоило колёсам неаккуратно съехать на обочину, а дверце с какой-то жадностью распахнуться, дыхание теперь уже безвозвратно сбилось, замерев в воздухе последним ровным и тёплым выдохом:       — Виктор…       Ещё до конца не осознавая виденное, она продолжала цепляться пальцами за раскрытый проём пассажирского места и так отчаянно всматриваться в знакомые силуэты. Видела показавшихся из салона Мора с Охотником. Как испанец на миг задержался рядом с её супругом, что-то прокомментировав, кривя сухие губы с надменным видом. Как двое степенно, как давно жданные персоны, единственные здесь прячущие головы под дорогим зонтом, пересекли широкое шоссе, перейдя на её сторону. Лишь Виктор остался недвижно стоять рядом с застывшим автомобилем, почти зримо покрываясь таким же режущим кожу дождём и холодом.       Горько сглотнув от этой серой картины, Мия медленно побрела ему навстречу. Знала, что он заметил её сразу, только покинув машину. Очевидно и то, что случившееся уже было известно ему во всех минимально необходимых деталях. Сердце сжалось. Хотелось тут же броситься к нему с объятиями и вечность шептать, что всё в порядке, никто и ничто её не забирает и он может ненадолго выдохнуть. Но жёсткий взгляд неожиданно пригвоздил к месту, не позволив даже ступить на асфальтовое покрытие трассы. Мокрое серое покрывало под ногами стало почти непреодолимым. И Мия застыла.       Вампир почему-то не стремился исправить это недоразумение в виде разделяющих их метров. За рёбрами стало стыло и до обидного горько. Она видела, как ненароком будто метался его взгляд к уродливой живой сцене где-то за спиной девушки. Видела, как отзывалась на это самая низменная, самая тёмная его суть, болезненно мечущаяся в безупречно выдержанной оболочке, не находящая выхода, готовая рвать себе путь, защитить от боли себя и тех, кто близок, привычно бескомпромиссно и разрушительно. Каких усилий стоило сохранять маску спокойствия и собранности, что пошла глубокими трещинами.       Всё в его виде показывало, почему ей не стоит приближаться. Почему недопустимо давать самый крошечный повод увидеть, от чего так больно и громко взвоет холод, и понесёт своё возмездие до поры до времени спрятанное в вакуум пламя. Их слабости и без того на ладони, с которой кормятся лишь стервятники. Всех здесь слишком много, а уязвимых наказывают.       Наверное, Мия отчасти понимала. В вампирском обществе чувства излишни, а любые их проявления — готовая мишень для нападок. Но что, если она не хотела с этим мириться? Ковать своё сердце в бездушный камень, только бы не попасться и не разбиться в момент, что, возможно, никогда не настанет. Что, если ей хотелось разбиться, и чувствовать так жарко, и вновь собираться для самого главного, позволяя чутким рукам скреплять в узоры шрамы? Ведь в человеческих проявлениях нет ничего постыдного. Что, если ему страшно и больно, но ей так отчаянно это нужно?..       «Может, тебе тоже?»       Крошечный шаг, который он сделал — случайно ли она его заметила или вовсе придумала. Мия без раздумий бросилась ему навстречу, словно влетая в глухую стену, и всё-таки разбиваясь, и собираясь в аккуратных объятиях, сначала будто в сомнениях сжавших спину, а после крепче, больнее, безрассуднее. Сиплый выдох заглох в горле:       — Задушишь…       А в голове другое: «Тебе тоже нужно». Победное облегчение, что он не отпустил, не отстранился, а то, что воздуха не хватало — совсем не так страшно. Прижимаясь губами к его шее, она печатала на ней все оттенки понимания и сожаления, какие знала, и тихо между ними шептала «прости, прости, прости». Ладонь, поглаживающая её затылок, ощущалась такой согревающе тёплой, что отстранятся не хотелось никогда и ни за что, и чтобы прижал ещё ближе, спрятав за пазухой, и навсегда там оставил греть израненное сердце таким же благодарным жжением.       — Скажи, что мне с тобой делать, Мия?..       Она нервно прыснула, наверное, согласная в этот момент на любые варианты условий и наказаний, только бы забрать себе хоть часть испытываемой им боли. Она знала, что Виктор спрашивал совсем не об этом. И совсем не об этом отвечала она, когда дрожащими от холода губами тянулась к его губам, тихо-тихо выдыхая сладкое «Можно просто любить. Вот так». И поцелуй правда казался особенно сладким, хотя мешала дождевая вода, стекающая по лицам, и щекотно падающие на лоб мокрые волосы. Но всё это было мелочное и пустое. Как занятые своими делами вампиры позади или пусть даже все на свете направленные на них взгляды. Как привкус крови, добавляющий горечи во вкус её губ. Как слишком тяжёлые ресницы с осевшей на них влагой и откуда-то взявшейся солью.       В этот момент Мия чувствовала себя в порядке. Чувствовала себя всесильной, потому что могла так просто облегчить зудящую боль любимого человека. Знала, что это лишь мгновение, которому суждено разбиться вот-вот и вновь потонуть в рутине и никуда не девшемся разваливающемся на куски мире со своей грязью и пробирающей сыростью. Знала, что забвение это мнимое и недостаточное. Но сейчас оно было приятным и непомерно важным, и этого было более чем достаточно.