Лунная соната

      Сладковатый химический аромат шампуня забивал нос. Мия заворожённо смотрела на тёмную стену волос, словно водопадный слив бегущую с затылка, висков, заполняющую раковину-водоём цветом, близким к соломенному. Грязь и кровь давно утратили свои оттенки, остались лишь редкие пузырьки белой пены. Шум воды успокаивал, утягивал в приятную бессознательность. Спина слегка ныла: казалось, она простояла, склонившись над умывальником, целую вечность. Сморщенные подушечки пальцев говорили о том, что предположение не так уж далеко от истины.       Несколько мокрых дорожек соскользнуло по шее к груди. Опомнившись, Мия потянулась к крану, и тишина опустилась на уши почти неподъёмной тяжестью. Аккуратно отжав волосы, она промокнула их полотенцем, а после откинула на плечо, открывая обзор запотевшему зеркалу. Полотенце было мягким и белым. Такими же белыми были её лицо и ладони. Неправильно чистые. Особенно в сочетании с грязной одеждой и открытыми участками тела, словно кто-то свыше собрал конструктор, перепутав детали из разных наборов. Всё же стоило сразу принять душ, но отчего-то единственным неподконтрольным желанием было скорее смыть удушливый запах гари с волос.       Мия прошлась влажной тканью по ключицам — на белом тут же густо проступило дымчато-серое. Стало до брезгливости противно. Она судорожно проверила оголённые плечи. По какому-то удачному стечению обстоятельств крови на них не было, лишь присохшая местами земля и зеленоватые от травы локти.       Досадливый выдох обжог губы. Чего она ждала? Спешного указания делать отсюда ноги? В конце концов, Виктор давно уже должен был к ней вернуться.       Словно в ответ на её мысли раздался чёткий стук в дверь. Не долго думая, Мия подорвалась с места, и только на полпути запнулась, задумавшись о том, что вампиру не нужна была просьба открыть, чтобы попасть в комнату. С колотящимся сердцем она замерла, будто её движения мог кто-то подслушать. При мысли о том, что отчаянный недоброжелатель тоже вряд ли бы стал соблюдать приличия, паранойя чуть стихла. Девушка сосредоточилась на Даре Луны, почти сразу уловив в коридоре присутствие человека, и лёгкую нервозность, и что-то ещё, всепоглощающее, бесконечно тоскливое, отчего заныло сердце.       На пороге обнаружилась девушка. Невысокая и крепкая, она без видимых усилий удерживала одной рукой стопку постельного белья и поверх её нагруженный поднос. Мия обратила внимание на чёрный передник, повязанный поверх таких же брюк и светло-серой атласной рубашки с коротким рукавом. Вероятно, домработница. Она упорно прятала глаза в пол, и всё же от Мии не укрылась их болезненная припухлость и краснота, будто она долго плакала. Девушка неглубоко поклонилась, мелодично обронив:       — Mevrouw.       — Можем говорить по-английски?       Вопрос был безобидным, но собеседница вдруг густо порозовела и наконец подняла глаза, будто стряхнув с себя пелену отрешённой задумчивости.       — Разумеется. Прошу прощения, госпожа.       Она вновь поклонилась, отчего ситуация стала ощутимо более неловкой. Рука Мии механически потянулась к голове, коснулась влажных волос. Вспомнив свой неприглядный внешний вид, покраснела теперь она сама и, слабо улыбнувшись, позволила девушке пройти в комнату. Хотелось спросить, как она может к ней обращаться, но тот же текучий, словно шёлк, голос прозвучал раньше:       — Меня зовут Виен. В замке сейчас неспокойно, шумно. Ваш супруг желал, чтобы вы оставались в комнате, и распорядился подать завтрак сюда. — Она ловко убрала со стола шахматную доску и теперь раскладывала на освободившемся пространстве столовые приборы и блюда, а потому не заметила секундное недовольство, промелькнувшее на лице Мии. Закончив с сервировкой, потянулась было задвинуть шторы.       — Оставь. — Она слегка вздрогнула, видимо, испугавшись, что сделала что-то не так. И Мия поспешно добавила самым доброжелательным тоном: — Я не вампир, дневной свет меня не беспокоит. Мне нравится так.       Виен снова уткнулась взглядом под ноги, разгладив несуществующие складки на брюках и кротко уведя руки за спину. Мелко вьющиеся рыжеватые волосы, забранные в аккуратный пучок на затылке, ярче вспыхнули под мягким солнцем, благодарно заглянувшим к ним сквозь тюль. Было в её внешности что-то очень самобытное: то ли восточный разрез глаз, то ли губы, необычайно крупные, но очень естественные, органично дополняющие круглое лицо, то ли атлетичные плечи, не вяжущиеся с безобидностью образа. Мие она показалась располагающей, и от того сильнее хотелось понять, отчего так неприкрыто читалось в ней глубокое горе.       — Желаете, чтобы я приготовила ванну?       Шею вновь горячо обожгло от смущения. Неужели она настолько плохо выглядела? Подумав, что отказываться глупо, борясь с неудобством, вызванным угодливостью девушки, она вежливо кивнула.       — Если тебе не трудно.       — Это моя работа, — с обезоруживающе-мягкой улыбкой заметила Виен и скрылась в ванной комнате так быстро, словно случится что-то непоправимое, если она тут же не займётся делом.       Мия приблизилась к столу, вместившему овсяные хлопья, корзинку с выпечкой, пиалы с джемом и шоколадной посыпкой. От вида сладкого сразу замутило, а желудок согласным урчанием отозвался на запах горячего хлеба с ветчиной и яичницей сверху. Решив, что с едой лучше повременить до конца водных процедур, она потянулась за кофе и сделала пару жадных глотков. Слегка обожгло нёбо, но вяжущий, с ореховым послевкусием напиток не стал от этого менее вкусным.       Слова Виен о неспокойствии в доме потревоженным роем гудели в мыслях, и Мия потянулись открыть окно. Глубоко вдохнула по-утреннему чистый, едва не режущий своей остротой воздух. Они действительно добрались до замка в считанные минуты, но за время недолгой поездки солнце неуловимо выпростало первые жадные до неба лучи, поймав в сияющие сети не успевшие разбежаться тучи, верхушки могучих деревьев и острый кончик восточной башни поместья Равеля. В этом месте было легко забыть обо всём случившемся. Сладкий цветочный аромат, доносящийся из сада, смешивался с зелёными нотами, пряностью земли и ещё не набравших цвет персиков, а хрупкую тишину разбавлял лишь мелодичный щебет птиц, переговаривающихся с листьями.       Всё это было привычно, звенело обещанием покоя и безопасности, и вовсе не вязалось в представлении Мии с тем, что так грубо пыталось его минувшей ночью нарушить. Но стены не могли лгать. Несмотря на снующих людей, спешно задёргивающих шторы высоких окон в зале, на странное, витающее в воздухе оживление, какое всегда сопровождает присутствие нежданных гостей и спрятанную запертыми комнатами суматоху, древний камень был непривычно молчалив. Казалось, стекляшки высоких люстр утратили блеск, а цвет покинул картины, и яркий ковер лестницы, и даже живые лица слуг. Будто это могучее сооружение потеряло что-то важное, неочевидное, пылающую первооснову, как каминная клетка — огонь и поддерживающие его поленья.       Без Алена было пусто.       Пусть даже физически он находился где-то поблизости, сознание его по-прежнему отсутствовало и делать прогнозы было особенно тягостно и ненадёжно. Мия могла полагаться лишь на витающую в воздухе суетливость хлопочущих о его состоянии людей и вампиров, но не могла не замечать горечи атмосферы будто бы чахнущего дома.       Виен вновь появилась в комнате, вынудив вынырнуть из тоскливых мыслей — шуршание воды, наполняющей ванну, и разлившийся следом молочный запах с примесью лаванды не оставил им и шанса укорениться и задержаться. К удивлению Мии, девушка не спешила уйти. Приблизившись, подобрала оставленное в кресле постельное бельё и бойко засуетилась у кровати. Хотелось заметить, что в этом вряд ли была необходимость — они с Виктором не провели здесь ни ночи. Но, казалось, девушке было жизненно необходимо куда-то себя приткнуть, забыться пусть даже такой нехитрой деятельностью, как смена пододеяльника, и Мия не стала её этого лишать. Без всякого применения Дара она улавливала тягостную озабоченность Виен, препятствующую любому покою.       Она недолго понаблюдала за её резкими, отточенными движениями. Молчание давалось тяжело. Решив, что откровенничать с незнакомой та вряд ли станет, а любопытство, помешанное с критической сердобольностью, не оставит её саму, Мия непринуждённо спросила:       — Обычно здесь куда спокойнее, да?       — Боюсь, господин Равель не большой фанат спокойствия, — с лёгким смешком ответила девушка, но голос предательски запнулся то ли от волнения, то ли от того, что позволила она себе подобный тон, говоря о князе вампиров. Даже руки на миг замерли прежде, чем она приглушённо продолжила: — Суета здесь привычна, знаете. «Не дай тишине завладеть этим домом, иначе услышишь, как он умирает». Так он всегда говорит. Спокойствие позволено только саду. Он особенно любит георгины, вы, наверное, видели…       Мия с удивлением буравила взглядом плечи Виен. Она не могла понять, был ли её голос таким сам по себе, или всё дело в тоне, что переливался особенной мягкостью и нежностью. Она вспомнила её глаза, красные, будто заплаканные. Ощутила укутавшее всё её существо смущение. Стало так неудобно, будто она заглянула в замочную щель запертой от лишних глаз комнаты. Не хватало выпытать у юной девушки детали невзаимной влюблённости, да ещё в кого!.. И пусть предполагать подобное было странно, даже неприлично, живое воображение тут же добавило необходимые штрихи, и в голове Мии вся эта ситуация скоро приобрела своё очень светлое, невинное очарование.       — Наверное, давно здесь работаешь?       — Дольше в отеле. Мне предложили эту должность в конце декабря. Почти рождественский подарок. Хотя, вероятно, до приезда госпожи в ней просто не было большой необходимости.       — Ты выполняешь поручения мисс Ларсен?..       — В основном, — уклончиво ответила Виен.       Мия на миг застыла и даже могла поклясться, что натянутые мышцы едва уловимо зазвенели — так напрягается и чутко вытягивается гладкое тело гончей, учуявшей близость цели. Первая мысль была почти торжествующей: будучи подле Ларсен столь долгое время, Виен должна была заметить хоть что-то неоспоримо ценное. Представить, что датчанке требовалась компаньонка, казалось странным, несуразным, как пережиток слишком далёкого прошлого. И тем не менее в подчинении Алена было достаточно слуг, чтобы обеспечить комфортное пребывание здесь ещё одного лица, а, значит, обязанности девушки несомненно выходили за рамки роли простой горничной.       Но вторая мысль болезненно спустила её на землю: нахождение Виен здесь, а не с Тильдой не имело никакого смысла, если она в действительности была в её непосредственном услужении. Могла ли она ей симпатизировать и быть здесь по её поручению? Мия прошлась взглядом по мягкому профилю, стремясь считать в нём хоть отблеск эмоций, указавший бы на расположенность к вампирше, но по-прежнему ощущала лишь невыдуманное смущение и некую зажатость, словно она старательно одёргивала себя даже в испытываемых сейчас чувствах. Мия не хотела так глупо и неумело потерять возможного свидетеля, но и не могла сказать точно, какая позиция вызовет ответное доверие девушки, а потому расплывчато заметила:       — Уверена, ей сейчас непросто. — Слова встали поперёк горла сухой коркой, пришлось даже прокашляться, но, вероятно, её скривившееся лицо вполне походило на участливое понимание или неумелое сострадание. — Если тебе нужно быть в другом месте…       — Всё в порядке. Мисс Ларсен давно не нуждается в моём постоянном присутствии. — Виен на миг вскинула глаза, адресовав Мие слабую улыбку. Аккуратно уложив взбитые подушки, она выправила покрывало в изножье кровати и двинулась ко второй половине, бросив так тихо, словно себе под нос: — Скорее, оно вовсе ей не нравится.       «Вот оно».       Мия не собиралась злорадствовать, но не смогла подавить поднявшуюся в груди нелепую радость. Чем бы ни было вызвано недовольство датчанки, сейчас оно играло против неё и давало неоценимые козыри не в те руки. Секундное сомнение мурашками пробежалось по плечам, но возможная информация была важнее моральных терзаний и притихшей совести. Мия неспешно сделала несколько шагов Виен навстречу, стараясь не отвлечь, не спугнуть лишним звуком. Лишь мягко спросила:       — А тебе? Нравится здесь?       Шея девушки пошла розовыми пятнами. Смутил ли её вопрос ещё больше, задел, оскорбил, она вдруг, не оборачиваясь, горячо зачастила:       — Конечно, нравится! Здесь совершенно чудесно, само место и люди… В смысле… У нас замечательный коллектив. И господин Равель… Это ведь совершенно бесценный шанс попасть на службу к самому Князю! На что мне жаловаться?       — Но с появлением мисс Ларсен работа стала труднее?       Виен чуть заметно вздрогнула, обернувшись на раздавшийся за спиной голос. Мия тут же перехватила взгляд широко распахнутых в немом испуге глаз. Совсем лёгкое воздействие, почти невесомое, зыбкой пеленой смазавшее насторожённость девушки. Пальцы деликатно легли на оголённое плечо, ободряя, укрепляя хрупкую нить доверия, рождённую сторонней волей и навязчивым прикосновением. Тугие мышцы расслабились, а взгляд грустных телячьих глаз повлажнел, стал мутным, как туманность изображения в глубине стеклянного шара.       — Здесь очень хорошо, госпожа… Я очень старалась, чтобы мисс Ларсен тоже было здесь хорошо. Это ведь моя работа…       — Тогда что тебя тревожит?       — Никому не хочется умирать, верно?.. Иначе зачем бы мы здесь были? Я не хочу. — Голос сорвался, сдавленный всхлип покинул губы девушки, а голова безвольно качнулась из стороны в сторону, словно старательно отрицая то, что крутилось у неё в мыслях.       Мия недоумённо уставилась на Виен, стремясь определить смысл сказанного хотя бы по беспокойной мимике, но даже так оно мало походило на вразумительный ответ. За грудиной свело от непонятной тревожности. Что же такое ужасное могло грызть изнутри эту девушку? Пальцы на плече непроизвольно сжались сильнее. Мия пристально всмотрелась в её глаза, теперь уже глубже, настойчивее ломая чуть прогнувшуюся её желаниям волю.       — Что тебя так напугало? Ты можешь поделиться со мной, Виен.       — Могу поделиться, — она согласно кивнула. Скривившееся от подбирающегося плача лицо разгладилось и теперь напоминало сонное. Казалось, отпусти Мия её руку, девушка сразу обмякла бы тряпичной куклой. Стыдно было лишь секунду, пока путанные слова не достигли слуха. — Это всё Мика. Он вообще был помешан на всяких россказнях про нечисть, а, когда про вампиров случайно узнал, так вообще… Говорил, что мы будем полными идиотами, если даже не попытаемся, это ведь такая возможность. Мы учились здесь по обмену, а после устроились в отель. Словно другой мир открылся, завораживающий, но вампиры особенно, они… ну вы понимаете. Я ни разу не сомневалась. Ни разу, пока…       Виен запнулась, на миг уведя глаза вбок, и Мия нетерпеливо положила ладонь на второе плечо девушки, молчаливо подбадривая, моля продолжить, интуитивно чувствуя, что они вот-вот подберутся к самой сути. Она ощущала лёгкий мандраж в теле, как если бы её вынуждали стоять на пороге, со стороны наблюдая разворачивающуюся в распахнутой комнате сцену, не позволяя вмешаться и стать её частью. Хотелось самостоятельно завершить оборванную фразу Виен, ведь не могло быть ни капли сомнений, что причиной всех напастей было появление в этих стенах Тильды Ларсен. Но губы девушки коротко задрожали, а влага, весь рассказ едва сдерживаемая нижними веками, всё-таки потекла по болезненно-розовым, круглым щекам, тёмными крапинками проступая на атласном воротнике рубашки.       — Нам всего полтора года оставалось. Он так гордился, старался всегда, б-брал дополнительные смены, а теперь он… у-умер. И ещё Кевин…       Девичья ладонь метнулась к губам, а глаза распахнулись ещё больше, словно она сама удивилась тому, что сказала. Словно сделала это впервые, и, озвученные, эти слова ударили с небывалой силой. Словно ей впервые пришлось в них поверить. В груди похолодело, и Мия глухо уточнила:       — Что случилось с Микой, Виен?       — Я знаю, что он был в той машине. Слышала, что случилось, и спросила Виллема, кто сопровождал господина Равеля. Он же управляющий. Но я и так… как будто сразу знала, понимаете?.. — прошептала девушка. За пеленой скорби едва угадывался вопрос, твёрдый и важный, что коснувшееся её чувство она не придумала. И слабость воли вдруг обрела шаткие очертания, когда она убеждённо добавила: — Он ничего не сделал. Никогда бы не подверг князя опасности, я точно знаю.       Воспоминание краткой вспышкой промелькнуло в сознании. Вспаханная земля, влажная и податливая под её ладонями. Внушительная фигура оборотня, замершее в водительском кресле тело и испачканные багрянцем когти. От горечи, поднявшейся от рёбер, замутило. Она ничего не смогла сделать. Парень просто оказался не в том месте, не в то время. Мог бы быть любой другой, со своими привязанностями, мечтами и целями. Он мог с той же лёгкостью умереть позавчера, через год или даже пару часов спустя «в наказание и назидание прочим, кто стремится заработать вампирскую благосклонность», ведь безопасность князя приоритетна, кто бы ни был на самом деле виновен.       Мия не могла сказать, что ей жаль, потому что это было бы нечестно и потому что билет в вечную жизнь имеет свою цену, только понимают её слишком поздно, когда пути назад нет. Но, глядя в заплаканные глаза Виен, ощущая терзающие её душу обиду, разочарование и мрачную скорбь, как свои собственные, она не могла остаться равнодушно-холодной, почему-то особенно остро чувствуя вину за бездействие. Словно перед ребёнком, чью мечту разрушила так неаккуратно, вывернув её на несправедливо-уродливую изнанку. Мия сочувствующе улыбнулась и чётко произнесла то единственное, в чём нуждалась не тронутая болью вера девушки:       — Конечно, нет. Мика сделал достаточно, чтобы у нас был шанс спасти князя. — Виен по-прежнему будто в полудрёме кивнула. Благодарность и робкая надежда проступили в её ауре так же ярко, как обретший цветные оттенки монохром. Мия постаралась аккуратно подтолкнуть её к осознанию этих чувств, сделать их настолько большими и важными, чтобы они смогли хоть немного вытолкнуть чёрную тоску из её сердца — единственное, чем она могла сгладить вину за то, что вновь задавала несвоевременные, неудобные вопросы. — А кто такой Кевин?..       — Он идиотом был. Многие знали, что он не чист на руку. Но в отеле все поначалу стараются держаться друг друга, никто бы не стал его сдавать. Сами понимаете, что бы его тогда ждало. Хотя, ему и так это не сошло с рук. Он ведь тоже…       — Умер?       — Ещё вечером. Кровопотеря слишком большая, наверное. Почему всё так?.. — вяло спросила девушка, не обращаясь ни к кому конкретному. Усталые, остекленевшие глаза смотрели прямо, но будто бы мимо лица Мии. — Это ведь даже не его смена была. Он вообще бросить хотел. Так и сказал тогда: «К чёрту! Пошли они все». Мы раньше не понимали, когда нам говорили, что не все до обращения протянут. А оно вот как бывает, оказывается…       — Подожди. Кевин это тот официант, которого мисс Ларсен?.. — заканчивать ей не пришлось. Виен слабо кивнула, сморщив нос, будто собиралась зевнуть, но в последний момент передумала. Мия понимала, что долгое воздействие гипноза всё больше истощает и без того слабый организм, но не могла отпустить её так скоро. Она в общем-то не собиралась выслушивать слёзные истории о судьбе всяких Мики и Кевинов, её интересовало совсем не это. Но за последнего всё равно стало слегка обидно — отстоять его право на жизнь она хотя бы пыталась. — Ты боишься её?       — Нет, госпожа никогда не была груба со мной.       — Но ты говорила… — Мия удивлённо запнулась, почувствовав себя едва ли не преданной. Ради чего она тогда затевала весь этот разговор?       «Какого чёрта, Виен? Мы так не договаривались!»       — Ты говорила, что твоё присутствие ей не нравится. Наверняка, тебя это обижает, — глубоко выдохнув, спокойнее добавила девушка. Так просто сдаваться не хотелось. Для пущей убедительности она вернула Виен её собственную, всё повторяемую фразу: — В конце концов, ты просто выполняешь свою работу.       — Я бы хотела, чтобы она вернулась домой, — прозвучал в ответ глухой шёпот. В нём не было ни злости, ни раздражения. За густым слоем усталости, собравшимся из-за влияния дара на слабое человеческое сознание, слышалось что-то похожее на участливость. — Тогда бы здесь снова стало хорошо. Я думаю, всем стало бы легче. И мисс Ларсен особенно.       — Почему ей должно стать легче?       — Что-то постоянно тянет её домой. А после возвращения становится только хуже. Как сейчас.       В груди стало вдруг очень горячо, и Мия, едва не задыхаясь от стремительно пронёсшихся в мыслях догадок, приблизилась почти вплотную, словно боясь, что ответ сорвётся и упорхнёт куда-то мимо и она уже никогда-никогда не сможет его поймать, сдавленно спросила:       — Когда Тильда Ларсен покидала Нидерланды?       — В начале месяца она отсутствовала меньше суток, никто даже не заметил. И ещё… февраль. Да, была середина февраля. Она тогда вернулась с сыном. — Виен нахмурилась, то ли припоминая, то ли от самого этого факта. Мороз прошёлся по коже Мии, словно наяву коснувшийся её промозглый холод февраля. Ей даже не нужно было его представлять, досточно лишь вспомнить сродни ему колкий взгляд. Даже их с Виен шёпот будто завис невидимыми облачками пара, а после рассыпался, стоило девушке убеждённо подвести: — Я думаю, тогда всё и испортилось.       — Из-за сына?       Девушка вдруг с усилием покачала головой, тяжело, медленно, как если бы каждое крошечное действие преодолевало сопротивление огромного веса. Веки дрогнули, скрывая мутный взгляд, а губы сжались, явно намеренно, не мало удивив Мию. Что такого особенного таил возможный ответ на этот вопрос, что измученному сознанию удалось воспротивиться вампирскому гипнозу? Лицо Виен заалело, от стыда или напряжения, было не разобрать. Захотелось слегка встряхнуть её, привести в чувства, но любое воздействие теперь ощущалось напрасным, словно собеседница была сильно пьяной.       — Они очень близки, знаете. Поэтому моё присутствие стало мешать. Сейчас особенно. Но я не специально, такие обязанности. И когда ругались, совсем не специально слышала. Даже не поверила, что это его голос, такой был тон. Я думаю… думаю, она его не любит. Не так, как нужно, понимаете?..       — Ларсены ругались?       — Нет, господин Равель, — как-то вымученно простонала девушка, а после тронула губы, как будто удивлённая, что позволила им подобные слова. Будто хотела вернуть их обратно, а, может, остановить так и не сказанное. Мия страдальчески свела брови, поняв, что совершенно потеряла нить повествования, сменившуюся стремительно, как картинка в калейдоскопе.       — Я запуталась, Виен. Повтори, о ком ты сейчас говорила?       Звук открывшейся двери совершенно громоподобным образом вторгся в их установившееся единение, вынудив испуганно обернуться и одёрнуть ладони от плеч девушки, словно ошпарившись. Концентрация резко спала, теперь напоминая о себе лишь лёгкой тянущей болью в висках. Мия заметила вопросительно вскинутые брови Виктора, бегло оценившего происходящее. Она испытала что-то среднее между жгущимся раздражением на его несвоевременное появление и смущением, как если бы он застукал её за чем-то неприличным. Набрав в лёгкие побольше воздуха, готовилась хоть как-то прояснить ситуацию, когда за спиной послышалось приглушённое бормотание Виен.       — Не знаю, зачем я это рассказала…       Она выглядела до ужаса потерянно, дрожащими пальцами ощупывая лицо, беспомощно бегая слезящимися глазами от распахнутого проёма двери и обратно, куда-то под ноги. Даже если бы путь не преграждала высокая фигура вампира, она бы вряд ли смогла сдвинуться с места. От нахлынувшей вины стало до тошноты омерзительно, как если бы с затылка стекало на плечи что-то особенно гадкое. Мия поймала руки Виен, грубоватые, тёплые, очень хорошие руки, отняла от лица, последний раз заставив взглянуть себе в глаза:       — Забудь. Ты ничего не рассказывала, Виен. Просто переутомилась от переживаний.       — Точно. — Слабая, но ласковая, как и прежде, улыбка на миг тронула полные губы. — Простите.       Взгляд невольно зацепился за розоватый след на плече девушки, оставшийся, по-видимому, от долгого, неоправданно сильного сжатия. Мия виновато скользнула ладонью по её руке, отходя в сторону и позволяя наконец покинуть комнату, напоследок бросив:       — Ты прости.       С пылающим, как в лихорадке, лицом она проводила каждый её неуверенный шаг, каждое крохотное колебание силуэта, отклоняющегося от ровной прямой движения, будто сносимого порывистым ветром. У порога её уже заметно качнуло, вызвав колючее желание броситься к ней для поддержки, а лучше провалиться с головой в ледяное подполье, но щёлкающий звук, с каким поворачивается ключ в замочной щели, оставил позади и скрывшуюся в коридоре Виен, и витающий в воздухе призрак оборванного разговора, теперь уже невосполнимо и окончательно рассеявшегося. Не перекрыл только короткого замечания Виктора, как бы между делом брошенного:       — Впечатляет.       — Это от переживаний, я не сильно её…       — Перестаралась.       — Слегка! — Сердито выдохнув, Мия развернулась на пятках и поспешила спрятаться в соседней комнате.       Раздражённо повёрнутый вентиль тут же оборвал свободный бег тонкой струи воды. Несколько капель запоздало сорвались вниз, разогнав узор пурпурных колосков лаванды и оставив расходящиеся кольца на белёсой глади. Блёклый молочный оттенок так не кстати напомнил об утерянном адуляре, обострив болезненную разочарованность от каждой минувшей неудачи.       Гудение в висках усилилось. Мия обернулась к зеркалу, мутному от душистого пара, но даже он не спрятал бледности лица, на котором лихорадочно горели красным лишь губы и тонкая кожа век. Небрежно забрав влажные волосы в бесформенный пучок на макушке, потянулась к крану. Руки мелко подрагивали, упуская сквозь пальцы воду, когда она прикладывала к щекам холодные ладони, напрасно стирая с них стыдливость за назойливость и заткнутую человечность. Ничего из услышанного того не стоило.       Сбоку вновь показался силуэт вампира. Она знала, что срывалась так глупо. Что оправдываться здесь было не в чем, да он никогда бы и не потребовал. Что никто не играл здесь по правилам, и, если она хотела выстоять, давно пора было закрыть глаза на смещённые ориентиры морали и не принимать их так близко к сердцу. Но потерянный вид Виен по-прежнему стоял перед глазами, и Мия не могла не думать, что чувствовала себя внутри ничем не лучше.       — Тошнит от себя…       Губы зло дрогнули. Она ощутила касание холодных пальцев к пылающему виску, скользнувшую за ухо мокрую прядь, повисшую у лица. Ладонь непреклонно легла на шею, и Мия без всякого сопротивления ей поддалась, тяжёлой головой привалившись к груди Виктора, а после окончательно сдавшись, вжалась в него всем телом, обвив руками талию.       — Это пройдёт.       Секундно стиснув его торс в немом согласии ли, благодарности ли, бездумно, как сжимают детские руки плюшевую игрушку, не в силах выразить всю сложность переполняющих их чувств, она легко отмахнулась от всего мешающего. Пусть это была лишь краткая передышка, пусть все играющие против них обстоятельства по-прежнему висели грузным облаком, давя на голову, в объятиях Виктора всё как-то само собой уходило на второй план, отступало, сбегало. И, если особенно сильно зажмуриться, вполне можно было принять секундный покой за истину. Ощутимую, словно незримый кокон силы, укрывший со всей сдержанностью так бережно, будто кости её заменял хрусталь, а хрупкость бумаги — кожу. Не оставалось ни плохого, ни хорошего, ни здесь, ни в Штатах, один лишь он в любой точке земного шара — её персональный дом для маленького, мятежно горящего пламени.       Мия потёрлась носом о холодный шёлк рубашки. Уперев подбородок в грудь Виктора, вскинула лицо, наивно прося ответной ласки. Мягкость губ опустилась к виску, под глаза, замерла в уголке рта, приподнятом в удовлетворённой улыбке. Мия невольно тронула его кончиком языка, забирая себе чуть больше, чем могло остаться на коже, и наконец распахнула глаза. Крохотная иллюзия — желанный самообман — рассеялась, оставив напоследок немного спокойствия и вернув её к насущным проблемам.       — Виен сказала, что она близка к Ларсен, и я просто… не могла не попробовать. И я знаю, что ничего бы не получилось, если бы я не захотела, поэтому это не то что бы оправдание! Но я бы хотела не хотеть это сделать, понимаешь? Так было нужно, но это было бесчестно к ней. И, кажется, я правда слегка увлеклась…       — При пониженном эмоциональном фоне в подобных реакциях на воздействие гипноза нет ничего удивительного. Не накручивай себя.       — Дело не в этом! Я могла прекратить в любой момент, но не стала. Получается, вроде как намеренно воспользовалась её слабостью.       — Как всегда поступали и будут поступать все люди. Твоя природа даёт преимущество, и ты не должна чувствовать себя виноватой за то, что им пользуешься.       — Твоя природа требует питаться кровью, но что-то мне подсказывает, что ты не очень любишь идти у неё на поводу, — выразительно вскинув брови, пробурчала Мия. Напряжённые челюсти едва двигались и на последнем слове звонко встретились, породив короткий звон в ушах. Рука Виктора переместилась от шеи к лицу, сжав её щёки и чуть отстранив от себя. В глазах обозначилась тень вопроса, тёмного, неразрешённого — заглохший зов проигравшей тяжести воли природы — от которого, вопреки всему, низ живота связало приятным волнением.       — Стоит ли отрицать и бегать от того, что поддаётся лишь принятию? Научись её контролировать. Остальное не самый разумный выход, милая. — Мия попыталась качнуть головой в сторону, но непреклонные пальцы повели вниз, вынудив согласно кивнуть. Негодующий стон вырвался через горло, тут же исчезнув на губах вампира, припавших к её раскрытому рту. — И что-то мне подсказывает, что тебе просто нравится со мной спорить.       — Если только совсем чуть-чуть, но с тобой это почти невозможно, — с притворной обидой прошептала девушка, вытянувшись на носочках, вновь прильнув к лицу мужа. Виктор не отстранился, ближе прижав к своей щеке её голову. Казалось, уставшее тело слегка качает, и было сонно. Она никогда не была дружна со спокойствием, но у спокойствия было тепло холодных рук, и вся нерастраченная, терпкая, как вино многолетней выдержки, нежность, и ровный стук давно измученного, болящего за неё и для неё сердца. Нет, она не могла не полюбить его так всепоглощающе. И Мия мысленно исправилась:       «Просто с тобой. Просто нравится.»       Она зарылась носом в изгиб шеи. Слабо играющие после дождя ноты мужского парфюма уступили запаху кожи, вызывая единственное желание — забыться в этом дурмане, укрыться, оставив себе хоть самую малость. Губы скользнули вдоль острого воротника, вжались теснее, впитав горечь на самый кончик языка. Мурашки встопорщились на коже, когда ладони мужа забрались под майку, огладили напряжённо прогнувшуюся поясницу, выше. Она легко поддалась его ласке, впервые за многие часы расслабившись. Ощутила, как пальцы, не нащупав застёжки, подцепили край кружевного топа, и Мия немного отстранилась, приподняв руки, помогая стянуть с себя все лишние элементы гардероба.       Глаза встретились.       Борясь с вмиг отяжелевшими веками, она потянулась поцелуем к его лицу, угодив отчего-то чуть ниже, в острый подбородок. Сбитый выдох тронул гладкую кожу, стоило Виктору невесомо коснуться живота, расправляясь с пуговицей на брюках. Девичьи руки с жадностью легли на его плечи, притягивая ближе. Их слегка повело назад, будто случайно. Затем сильнее, и она быстро сдалась его напору, отступая, пока не наткнулась на выросшую за ней ванну.       — Присядь.       Мия покорно кивнула, не желая противиться ни его тону, ни собственным взыгравшим желаниям. Украв ещё один поцелуй, опустилась на холодный борт, Виктор — перед ней следом, взглядом коротко мазанув полуобнажённое тело. Жар, жидкой сталью заполнивший вены, вынудил сильнее сжать бёдра, словно от этого сдержать его стало бы проще. Руки мучительно медленно стягивали с неё джинсы — тугая от влаги ткань упорно не желала освобождать из плена ноги и раздражала своим присутствием только больше, заставляя бороться с желанием самостоятельно порвать их на части.       — Их всё равно не спасёт ни одна химчистка, можешь не деликатничать.       Вопреки словам, вампир торопиться не стал. Ладони неспешно поглаживали оголившиеся участки кожи, будто пытались снять с них розоватый от грубого трения цвет. Когда губы с нежностью прикоснулись к круглой, блестящей коленке, она уже едва что-то чувствовала, переполнившись долгим томлением. Стало горячо, почти критически, отчего даже воздух в лёгких, казалось, расширился и препятствовал любым попыткам делать нужные вдохи — оставалось лишь выдыхать с тихими стонами.       Виктор поднялся, и она импульсивно вытянулась ему навстречу. Образовавшиеся между ними сантиметры превращались в секунды, секунды — в вечность. Больше чем она могла позволить. Больше, чем ей когда-либо захочется. Костяшки мимолётно тронули её скулу, загоревшуюся словно лампочка от коснувшегося её тока.       — Ты собиралась принять ванну.       — Возможно… — с придыханием ответила Мия, заворожено глядя, как он расстёгивает запонки, едва сдерживаясь, чтобы не дёрнуть осточертевшую рубашку из-под ремня брюк.       — Без одежды это делать удобнее.       Она согласно покивала, уже мысленно высвободив из петелек все пуговицы. С лёгким недоумением проследила, как Виктор отошёл обратно к раковине, с мелодичным стуком опустив на выступ снятые запонки. И только вид неспешно подворачиваемых рукавов донёс до неё смысл сказанного. Вожделение, ещё мгновение назад вынуждающее сводить колени, должное лопаться в ней сотнями пьянящих пузырьков, оказалось пресным, как выдохшаяся газировка.       Мия рассеянно моргнула несколько раз, будто от этих нехитрых действий возмутительная реальность сгладилась бы и вернулась на пару десятков секунд назад, к блаженной слабости — единственной, которой она согласна была упиться, которая не была постыдной. Слабость, что делили они на двоих. Сейчас обманчиво поманившая и скрывшаяся, она лишь удручала и злила, как упорхнувшая с ладони птица.       — Так, значит?.. — прищурившись, протянула девушка. — Окей. О, я запомнила!..       Не придумав ничего лучше, демонстративно отвернувшись, она до побеления костяшек сжала борт ванны и подалась назад, соскользнув в тёплую воду, последними с громким плеском перекинув ноги. Ванна оказалась глубокой, и, когда Мия постаралась устроиться ниже, встревоженная её резкими жестами волна добралась до самого носа. Сердито вытерев горечь с губ и разогнав островки лаванды, будто именно они были виновны во всём происходящем, она наконец затихла, погрузившись по горло и откинув назад голову.       В поле зрения вновь показалась фигура Виктора. Бледные, жилистые руки, при одном взгляде на которые стало особенно досадно. Он аккуратно присел на широкий бортик, пустив по воде круглую губку. Она наткнулась на его внимательный взгляд, словно угодив в сети, маленький карманный мир, в котором просто не могло существовать обиды. Слуха коснулся его голос, ласковый, таящий в себе откровенную обеспокоенность.       — Мия. Ты не хочешь этого. Не в таком состоянии…       — О нет. Я запомнила! Моя месть будет изощрённой и страшной, это я тебе обещаю.       — Надеюсь, не сегодня? — с лёгкой улыбкой спросил он, не поверив ни в силу её памяти, ни в шутливые угрозы. Мия беззлобно фыркнула, почувствовав, как быстро сдалось предательское сердце в ответ на такую редкую, особенно любимую мимику, лишь театрально возмутилась:       — За кого ты меня принимаешь?       Он не ответил. Она проследила взглядом, как медленно скрывается под водой рука Виктора, почти слившись с полупрозрачным молочным оттенком. Замерла, ощутив щекочущее прикосновение к предплечью, по сгибу локтя ещё выше, желая впитать каждый чувственный оттенок. Плечо, угодившее в тиски его пальцев, сдалось так же быстро, покрывшись мурашками раньше, чем покинуло тёплый плен и оказалось на холодной поверхности.       Казалось, время замедлилось. Словно слепленная из глины, размокшей, блаженно расползшейся от влаги, рука безвольно поддавалась малейшему побуждению — неважно, крутил ли он её нужной стороной на свет или гнул в локте, мягкой губкой стирая следы каждого приветствия с землёй за время её паршивого приключения. От этого было спокойно. От этого было хорошо. И Мия благодарно притихла, признавая его правоту, что это ей было нужнее прочего.       — Хочешь поговорить о сегодняшнем? — глухо спросил Виктор.       Она неопределённо пожала плечом, пусть в воде это было едва видно. Говорить о случившемся с холодной головой, в обстановке покоя и безопасности было куда легче. Но озвучить всё это было равносильно тому, чтобы пустить разыгравшуюся собаку топтать газон — последствия подобных решений она знала слишком хорошо. На прежней чистоте и ясности этого островка безмятежности можно было с равным успехом поставить крест. Но было ли это важнее возможных ответов? За минувшие часы она увидела и услышала так много мелкого, непонятного, что можно было уже сейчас распрощаться с крепкими снами — обманчивое подсознание наверняка сложит разрозненные детали в особенно красочно-страшные комбинации. Не желая сдаваться на его волю, Мия робко начала с самого, на её взгляд, безобидного:       — Виен, та девушка, сказала, что Ларсен не всё это время была в Нидерландах. Четыре месяца назад, Вик…       — Я знаю.       — Знаешь? — хмуро уточнила девушка.       — Когда Ларсен вдруг появилась здесь в компании мальчишки, об этом говорили все. Это не узко известная информация. — По-видимому, уловив мгновенно вспыхнувшее в ней то ли на его молчание, то ли на собственную неосведомлённость негодование, он непреклонно продолжил: — И я прекрасно помню про того Стража, что был найден четыре месяца назад на границе Дании. Как только мы сможем найти доказательства этой связи, мы их предъявим, но сейчас этого недостаточно.       — Ну так Виен сказал, что Ларсен отсутствовала и в начале июня. Всего сутки, чтобы не заметили. Велика тайна, да? Но Август Мейер пропал чуть больше месяца назад. Тогда же завели дело в Италии. Почти в то же время погибла Ал… Алессия. Неделю или сколько спустя? — Дыхание сбилось. Мия чувствовала свои горящие щёки и напрягшиеся мышцы, словно сталь, вытеснившая кровь, наконец затвердела. Чувствовала, словно каждое брошенное слово оседало на барабанных перепонках, ластилось к коже, позволяя распалённой бессилием злости гореть ещё дольше. — Зачем нужно скрывать ото всех какую-то пустяковую поездку домой, да и домой ли? Может, она действует не своими руками, но я не верю в такие совпадения. Разве не странно, что она вдруг обосновалась здесь ровно в то время, как начала происходить вся эта история с полудёнными убийствами? Почему мы вообще до сих пор закрываем на это глаза, когда всё очевиднее некуда?!       — Спокойнее, Мия. Всё хорошо.       Взгляд Виктора твёрдо упёрся в её, и от этого неожиданного давления стало жарко. Она ощутила успокаивающее поглаживание на запястье и, растеряно сведя брови, скосила глаза к их сцепленным рукам. Было почти больно, костяшки саднило. Мия с удивлением нашла, что с силой стискивала его кисть всё это время. С силой неоправданно, несоизмеримо больше нужной.       Смутившись, ослабила хватку, по-прежнему чувствуя холодящую ласку его пальцев на тыльной стороне ладони. Она попыталась найти оправдание, хотя бы для себя. Напрасно. Да что с ней такое?! Цепляясь за очевидное, лишь тихо выдохнула:       — Я разозлилась.       — Я заметил.       — Прости.       — Не стоит, — мягко заключил Виктор. Она плохо поняла, что именно не стоило: злиться или просить за это прощение. Вся ситуация казалась особенно бестолковой и рождала нехорошие предчувствия о причине подобных странностей. — Мы можем закончить.       Мия отрицательно замотала головой. Она сама согласилась, а пускаться на попятную слишком поздно, трусливо и глупо. Идти на поводу у своей слабости значило придавать ей слишком большое значение. Она не хотела. Сейчас нет. Набрав в грудь побольше воздуха, зачастила, словно их разговор вовсе не был ничем прерван:       — Нужно было уточнить даты, наверное. Но я будто вообще не о том спрашивала. Хотелось обо всём и сразу, и я только её измучила.       — Я подумаю, что можно сделать, не переживай, — подвёл он незримую черту под вопросом.       Мия кивнула, старательно глуша по-прежнему сидящее в ней смущение от неожиданно проявившейся силы, от того количества тлеющего в ней гнева, находящего подобный выход, и больше всего от того, что выливался он так неконтролируемо и почему-то на Виктора. Но вампир, по-видимому, решил игнорировать странный эпизод, да так естественно, что мелькнула мысль, не распаляла ли она абсолютную мелочь до масштабов трагедии. Не оставалось ничего другого, кроме как отпустить тоже, сосредоточившись на последовавшем вопросе.       — Узнала ещё что-нибудь?       — Она больше рассказывала о личном. Про своего друга, который погиб сегодня в том автомобиле. Что официант с вечера погиб тоже, ему не смогли помочь, а, может, и… не сильно хотели. И про какую-то ссору, я так и не поняла, кого с кем. То ли Ларсены, то ли Ален с ними.       Сказанное теперь показалось ей особенно мелким, неважным. Она испытующе заглянула в лицо мужа, надеясь, что хотя бы в нём оно откликнется и даст зацепку к дальнейшему. Но Виктор лишь мягко выпустил её руку и безмолвно попросил вторую, протянув раскрытую ладонь в её сторону. Мия, схватившись за неё, выпрямилась, придвинулась ближе. Расслышала, как вода плеснула за край, но оба они не обратили на это должного внимания.       — Странная ситуация с тем юношей, — бесстрастно заметил вампир. В ответ на недоумённый взгляд девушки продолжил свою мысль: — Характер ран скорее рваный, чем колотый. Ларсен почти не пила его. Хотя, что более странно, в таком случае остался бы яд, замедляющий свёртываемость крови, но ничего подобного не было. Кровопотеря не должна была стать смертельной.       — И когда ты успеваешь?..       — Когда ты ходишь туда, куда ходить не нужно, Мия. — Глаза мужа блеснули сдержанным укором. Она сделала вид, что не заметила, на миг подняв взгляд к потолку. Свесив освободившийся локоть с края ванны, она наблюдала, как срывается с него вода, оставляя на плитке небольшую лужицу. Различимый острым слухом звук нервировал, рождал глупую тревожность. Закусив губу в смутном сомнении, Мия неуверенно предположила:       — Пока я была в отеле, всё думала… Слишком уж гладко провернули похищение камня — совершенно целые замки от сейфа и двери номера, отключённые камеры. Наверняка, это сделали не без помощи кого-то из персонала. Что, если тот парень был причастен? Виен сказала, что он не должен был тогда работать. И что умер он вечером. Может… кто-то мог ему «помочь»?       — Правды мы сейчас не узнаем. Возможно, так и было. Возможно, дело в резко упавшем давлении или прочих особенностях, которые усугубили его состояние. Вопрос индивидуальный. Для подозрений этого мало.       — А чего не мало? — устало спросила она. Поймав взгляд Виктора, вспомнив короткую перепалку с датчанкой и Мора, слова Ларсена, глухо осевшие в глубине рощи, наконец решилась, чувствуя, как колет подушечки пальцев от нервного возбуждения. — Я права была, да? Она знает про лаборатории. Наверное, даже больше чем мы, иначе бы не стала уповать на эту информацию. Ты тоже знаешь. Про неё, про каких-то Дюбуа… О какой правде вы говорили, Вик?       Он не ответил. В какой-то отрешённой задумчивости провёл губкой вверх по её руке, добравшись до ключицы. Мия уронила голову на сложенный локоть, послушно открыв доступ к шее. Пульс зачастил. Наблюдая за ним снизу вверх, сквозь радужную дымку на мокрых ресницах, она не смогла сдержать улыбки. Прибегнув к последней хитрости, просяще протянула:       — Поделись со мной.       Виктор вдруг небрежно мазнул губкой по кончику её носа. Мия, коротко рассмеявшись, сморщилась от этого непосредственного жеста.       — Любопытство кошку сгубило.       — А по-моему, там было что-то про то, как, удовлетворив его, она воскресла.       Ван Арт скептично свёл брови на её дополнение. Пальцы с нежностью обрисовали овал лица, почти ощутимо повторили каждую линию взглядом. Она затаила дыхание, едва не дрожа в ожидании толики желанной правды, зная, что он уже обречённо сдался.       — Та фамилия — Фредериксен — безусловно важна, как факт, но слаба, как зацепка, и не сильно сузила круг поисков. Довольно распространённая, не самая запоминающаяся, кроме того, вампиры часто меняют имена, и связать её с Ларсенами можно равно как и со всеми прочими. Но я вспомнил, что западное предместье Копенгагена получило своё имя после возведённого там в начале восемнадцатого века дворца — Фредериксберг. Когда-то его начали заселять богатые жители столицы, сейчас он преимущественно состоит из отдельных особняков, жилых кварталов и парков. Спокойное, уединённое место не вдалеке от дома вполне могло стать пристанищем новообращённому вампиру. Подумал, что гравировка на портсигаре с большей вероятностью могла быть не именной, а отсылать к городу, возможно, к местному производителю.       — Значит, догадки про художника не так уж близки к истине?       — Я этого не сказал. Одно не противоречит другому, и, сказанное мной было не более чем домыслами. Но что действительно помогло продвинуться дальше в поисках…       — Что ты?.. — она попыталась обернуться, когда Виктор неожиданно поднялся и, обогнув ванну под её озадаченным взглядом, скрылся за спиной девушки. Действие не возымело эффекта. Руки мужа тут же непреклонно легли на плечи, заставив её замереть, срывая закравшимся ожиданием ровный ритм дыхания. Пальцы скользнули по шее, с мягким нажимом вынуждая её податься вперёд. Тепло тысячами мелких иголок зародилось в чувствительной зоне, натянутой на лопатках, вслед за ладонью Виктора потекло к рёбрам. Мия болезненно сжала бортики, будто тем самым пыталась поймать ускользающее хладнокровие.       Казалось, каждая мышца и каждая связка плечевого пояса ныли от напряжения, а в лёгких совсем не осталось воздуха — последние крупицы упорхнули с губ с тихим, жалобным стоном, стоило Виктору вернуться к шее, большим пальцем надавив на особенно восприимчивую точку. Мия блаженно прикрыла веки, сдаваясь в плен привычно-мягких массирующих движений. Сознание плыло, собираясь в такую же молочную туманность, что сейчас обволакивала кожу, с трудом противилось манящему забытью.       Брови насупились от тяжести по-прежнему нависающего над ней бремени.       — Ты пытаешься меня отвлечь. Рассказывай уже!..       — Терпение, милая.       Ласка рук уступила искусственной мягкости губки. Мия попыталась игнорировать пробравшуюся внутрь стылость, и скрытую словами вампира улыбку, безупречно уловившего дрожь тела, слишком покорного, слишком жадного до его прикосновений. Но озвученное им быстро вернуло сухую сосредоточенность и его тону, и беспокойно снующим в голове девушки мыслям.       — Во время беседы с Олом Йерде на вечере я упомянул это место. Как ни странно, оно на слуху не только у местных вампиров. Имена не называются, но о расправе волков над целой семьёй вспоминают едва ли ни при любом упоминании оборотней. Как ты можешь понять, их там не сильно жалуют.       — Что за история?       — Говорят, это произошло в сороковые годы прошлого века. Три молодые женщины, мужчина и маленький ребёнок прожили там не больше года. Появились из ниоткуда, обосновались в уединении ничем непримечательного дома и никаких подозрений о своей природе не вызывали. Хотя доподлинно известно лишь, что вампиром был мужчина — несмотря на скрытность, на скудно населённую представителями нашего вида местность, некоторые знакомые у него появились — найти друг друга для нас вопрос времени. Если бы не странные детали участия оборотней, о его кончине едва ли кто-то заговорил бы — за наличие семьи вампир прослыл чудаком. Но дело вышло громкое.       Голос Виктора стал тише, и Мия отчего-то особенно остро почувствовала встопорщившиеся на коже мурашки — как если бы ей снова было шесть, и глупый фонарик дяди будто случайно погас, погрузив во мрак самодельный шатёр из подушек и пледа, замуровав в тени пугающие образы поведанных шёпотом страшилок. Она даже на миг вскинула взгляд к потолку, убеждаясь, что слепяще-белый электрический свет ей не мерещился.       — Хороший район. Никто не мог даже помыслить о возможном появлении там диких животных. Кто-то из ближайших соседей утверждал, что слышал волчий вой и женские крики. Лишь сутки спустя в густом парке, укрывшем дом, нашли обнажённое тело женщины, растерзанное, без сомнения, зверем. После — что для людей было особенно странно, в самом доме — в куда более печальном виде то, что осталось от вампира, и крупное тело волка. Там же обнаружились следы борьбы и крови неопознанного лица, но две другие женщины и ребёнок в последствие значились пропавшими без вести. Дело взяли на себя вампиры. Тела предали огню, а дом, в последствии бесчестно разграбленный, на долгие годы стал предметом стращания редких туристов. Виновных так и не нашли, но в вампирском обществе северо-европейских стран случившееся породило большой резонанс. Случай беспрецедентный, ведь оборотней в Дании нет. И, зная некоторые их… убеждения, странно предполагать, что это случайная склока. Нужен был весомый повод.       — Например?.. — сипло спросила Мия. Голос ощущался замёрзшим, липнущим к стенкам лёгких. Казалось, даже вода колебалась от частого ритма, что выбивало её сердце об остро ноющую грудину. Она уже догадывалась, какой ответ последует.       — Я не знаю, Мия. Эмиль Обье поведал лишь о единственной крупной ссоре вампиров с оборотнями, которая подпадает под временные рамки. Некая стая Дюбуа искала нечто, якобы украденное нами, но отчего-то широко не распространялась об этом среди своих. Обитают, насколько тот знает, на территории Бельгии. Сопоставить всё это между собой сложно. Однако…       — Ну?       — Вчера днём я встречался с одним вампиром. Довольно неприятная личность, торгаш, — кисло уточнил Виктор, будто это всё объясняло. Мия ощутила, как змейками заструилась по плечу прохладная вода, пущенная с раздражённо сжатой губки. Она не видела лица мужа, но готова была поклясться, что губы его неприязненно скривились. — Когда ты предположила связь датчан с тем художником, я перебрал имена знакомых арт-дилеров, которые могли бы вывести на след тех, кто специализируется на датской живописи. Большинство вампиров, занимающихся продажей предметов искусства, крутятся в этой сфере десятилетиями. Художники редко продвигают свои работы на рынке самостоятельно, и, если тот самый Ларсен действительно прошёл обращение, высока вероятность, что он продолжил творить, но едва ли мог это делать под своим именем и претендовать на право распоряжаться уже известными полотнами. Нужен был посредник. И, как ты могла догадаться, такой посредник действительно нашёлся.       Мия нетерпеливо обернулась всем телом, оскользнувшись на гладком дне. Вода плеснула по груди, за борт, наверняка попав на брюки Виктора, но всё это было мелочным и неважным, когда такая необходимая истина, пусть хоть трижды ничем недоказанная, опровержимая, звучала из его уст так убеждённо-складно, что ей хотелось только впитать её до капли. Он чуть нахмурился на её несдержанность, вздохнул досадливо (возможно, жалея о брюках), но продолжил ровно, заглядывая ей в лицо:       — Он имел с ним дело вплоть до двадцатых годов, потом значительно реже, пока господин Исаакс, как тот тогда себя называл, не отошёл от живописи после смерти супруги. Подробностей вампир не знал, но это не столь важно. У господина Исаакса в действительности осталось две дочери.       — Выходит, тот вампир?..       — И даже более того. Мистер Ларсен — а по всему выходит, что это был именно он — отсутствовал в Дании несколько лет. После чего с посредничества нашего так называемого арт-дилера приобрёл в отдалённом жилом районе тихого городка Фредериксберг собственность некоего семейства Фредериксен — мелких мастеров по изготовлению кистей, услугами которых когда-то пользовался и которые, не имея большого производственного успеха, легко уступили давнему знакомому за пару талантливо выписанных реплик.       — О господи…       — Я показал ему фотографии Ларсенов, не называя имен, разумеется. Лицо Тильды ему ни о чём не сказало, правда, он никогда не видел ни супруги, ни дочерей художника. Но, что странно, практически сразу нашёл юношу поразительно похожим на Ларсена. Как может быть похожа чистая современная копия на состаренный, потемневший от времени оригинал, что всегда выделяется своим неподдельным шармом, по его словам. — Виктор пренебрежительно дёрнул бровью, словно большей глупости в своей жизни не слышал. — Торгаш, как я и сказал. Сомневаюсь, что он когда-либо сталкивался с достойными работами. Сложность техник и ухищрений, на которые идут копиисты, порой поражает. В конце концов, художнику ван Мегерену грозил серьёзный срок за продажу полотен Вермеера немцам, тогда как на деле они оказались лишь его искусными подделками.       Мия не сдержала короткой улыбки, поняв, что Ван Арт слегка отошёл от темы, вильнувшей в ту сферу, что была ему так близка и хорошо знакома. Но одна деталь не давала покоя, выбивалась из связного рассказа, как неожиданная колдобина посреди ровной дороги, и девушка неуверенно уточнила:       — Но ведь… Если это тот самый вампир, которого ты когда-то видел в музее Копенгагена, и если этот продавец, который работал с художником многие годы, заметил их схожесть с Ларсеном, разве он не должен был показаться тебе знакомым?       — В этом и странность. Но, откровенно говоря, даже сейчас я бы не вспомнил, как тот выглядел. Мимолётная встреча почти сотню лет назад, невзрачная внешность, больший возраст, что оставлял куда более резкие отпечатки на лицах в то время, возможно, другой цвет волос, характерный цвет глаз. Думаю, это несущественные мелочи.       Виктор убеждённо заглянул ей в глаза, словно старался донести неоспоримую истину, хотя большого смысла в этом не было — она уже безоговорочно ему верила. В каждое случайное совпадение или погрешность, в каждое крошечное звено, стройно лёгшее в единую цепочку, пусть некоторые из них по-прежнему оставались затёртыми, слишком ломаными, а местами вовсе отсутствующими. Всего лишь вопрос времени, ведь не могло быть таких совпадений. И, словно считывая необходимый ответ с сетчатки глаз девушки, вампир невозмутимо произнёс, безошибочно облекая в форму так ей и неозвученное:       — Не бывает таких совпадений.       Мия согласно кивнула. Задумчиво уведя взгляд вниз, она вновь и вновь перебирала в мыслях сказанное — кровавые, потускневшие фотокарточки чужой истории. Могла ли она быть связана с лунным камнем? Череда холодящих, заставляющих стынуть кровь в жилах событий была характерна и для его скромного следа в человеческом мире. Но за что могла поплатиться ничем непримечательная семья? Неужели оборотни были правы, всего лишь отстаивая право на обладание тем, что им принадлежало? Присвоенный ей или Мора камень тоже был их?..       В голове гудело от количества вопросов, которых вопреки теперь известному не становилось меньше. Она попыталась представить, куда могли бежать и где затеряться дети художника, значившиеся пропавшими после роковой ночи — сомнений в том, что две женщины, жившие в проклятом доме являлись выросшими дочерьми вампира, у неё отчего-то не было — и неизменно возвращалась мыслями к ненавистным датчанам. Мие не нравилось, насколько ближе теперь становились они и погребённые в их прошлом скелеты.       Наверное, она могла бы даже найти в себе немного сочувствия. Скрепя сердце, отринув все нанесённые нарочно или пусть даже случайно обиды и внушённые, давно давшие в ней больные ростки страхи. Только не очень-то хотелось, да и смущало другое. Кем была третья женщина и чей ребёнок? И мог ли им быть Ульф?       Сходство с тем самым Ларсеном не стало весомым аргументом против того, что она о нём знала. В конце концов, и бабушкины давние знакомые при встречах с Мией не теряли возможности заметить «как удивительно вновь видеть перед собой помолодевшую Маргарет». И, разглядывая её выцветшие фотоснимки, она даже могла их понять, хотя всегда считала себя в большей возможного мере копией матери — от неизвестного отца она унаследовала чуть больше, чем ничего, почти поверив в правдивость неизменных за все два пять лет отговорок про партеногенез и проделки лепреконов. Когда-то ей нравилось думать, что отец её был кем-то невероятно важным, и в нужное время обязательно явится, и сделает их жизнь гораздо приятнее — подобные небылицы она любовно примеряла на свою маленькую жизнь, заслушиваясь историями о Мерлине. Но Мия рано усвоила, что единственная участь детских фантазий остаться погребёнными в реальности вместе с причинами упрямой маминой тайны и напрасными ожиданиями.       И всё же случай Ларсенов не поддавался её пониманию, представая в сознании сложнее и путанее выдумок про почкование. Если Тильда всё же являлась одной из дочерей вампира — как и предполагал изначально Виктор — будучи гибридом, она не могла быть и матерью Ульфа, так же как Ульф не мог быть художнику внуком ни при каком раскладе. Мия чувствовала, что разгадка была где-то рядом, жглась на кончиках пальцев, колола язык, как позабытое, но срочно необходимое в важный момент слово.       Она попыталась представить себе давно жившего вампира с внешностью Ларсена, но что-то не сходилось: подтверждая вывод, сделанный Виктором, даже её воображение здесь было бессильно. Только невольно признала, что с красными радужками Ульф и правда выглядел бы совсем другим человеком. Словно всё в его смазанном, блёклом лике ещё больше терялось на фоне глаз — слишком светлых, неизменно притягивающих взгляд, как в густоте тумана неожиданно вспыхивающий свет фар. Что многие годы спустя эта странная особенность и звенящее в нём чувство угрозы стали бы единственным, что она о нём вспомнила.       И напоследок отчего-то подумалось вдруг, что Ларсен оказался совсем не мальчишкой. Неразрешимое противоречие, от которого сбился вдох и похолодели плечи.       — Жутко.       Сиплый выдох заглох резко, словно прорвавшись из-под воды и растеряв все звуки на границе. Мия бездумно проследила ногтем пунктирную кривую, начертанную мокрыми, темнее проступившими волосками на бледном предплечье вампира. Он аккуратно тронул её подбородок, и она только теперь заметила, как близко были их лица. Как если бы горечь правды передали губами на губы — иное было бы невозможно, вдруг перехватит кто-нибудь лишний, сомнёт и выкинет в безызвестность. Теперь она нарывала, саднила, как язва, стремящаяся пробраться в рот. Рука невольно потянулась к лицу, стирая мнимый вкус.       — Повернёшься? Я не закончил.       — Окей, — так же шёпотом ответила Мия. Чуть подалась вперёд, с нежностью потёрлась кончиком носа о его нос, оставив быстрый поцелуй на верхней губе. Ласкающий взгляд из-под тёмных ресниц, как растопленный мёд. И не было ничего проще и слаще в целой вселенной, сжавшейся до нуля бесконечности — замершей ради них секунды, мгновения, начальной точки отсчёта, в которую всегда можно было вернуться, а после вновь шагнуть в неизвестность.       Мия приняла прежнее положение, теперь расслабленно откинувшись назад, затылком устроившись на плече Виктора. Она могла бы даже забыться в аккуратных прикосновениях рук, губкой скользящих по ключице, плечам, с какой-то целомудренной отрешённостью спускающихся до груди. Но молчание их было тревожным. Так ощущается пущенная ещё далёким, невидимым глазу объектом рябь по тихой умиротворённости отрезанного от суетного мира озера. Казалось, они думали об одном и том же — перебирали упущенные вопросы и нестыкующиеся детали обретших форму образов. Сказанные кем-то фразы, тайком или прямо услышанные, сменялись в мыслях Мии, как частоты радиостанций, пока не запнулись на нужной.       — И никаких шансов для таких, как вы, пройти полное обращение?       — Нет. — В полумраке отчётливо блеснули его серые радужки, то ли подначивающие зайти в своих вопросах чуть глубже, то ли гадающие, осмелится ли. — Естественным путём, разумеется.       Мия сжимала губы, и вмиг похолодевшие при этом воспоминании пальцы, хотя, вероятно, всего лишь вода была уже остывшей. Мог ли он намекать ей на неосведомлённость вампиров, когда-то высокомерно отторгнувших собственное слабое потомство и теперь расплачивающихся за это? Она повторила про себя то немногое, что знала о гибридах: высокая регенерация, зачатки даров и полная стерильность. После сегодняшнего она не сомневалась лишь в том, что Ульф не подпадал под два из трёх критериев, вот только причины подобного ей оставались по-прежнему неведомы. Лгали ли Ларсены о собственной природе или удобно использовали незаинтересованность вампиров в своих же детях?       Возможно, всё и вовсе было куда проще, и третьей женщиной была супруга художника. Женщина, что стала матерью Ульфа и после рождения ребёнка согласилась на обращение. Возможно, именно ей и была Тильда. Но Мия помнила первоначальные догадки Виктора о том, что они с Ларсен многие годы назад виделись. Помнила её вопиющие для вампирского общества идеи и тесную включённость в некие лабораторные исследования. Странные, мутные радужки, озадачившие ещё в первую встречу. Эпизод на вечере. Затёртые шрамы. Характер ран скорее рваный. Нет, ничего в ней складно не было, слишком много несостыковок, заставляющих верещать предупредительной сиреной интуицию девушки.       Что-то было не так с ними или со всеми гибридами. Вампирам определённо не стоило быть столь беспечными, закрывая глаза на существование тех, кто был с ними одной крови. Кого они считали никчёмно-слабыми, недостойными, чтобы признать себе равными. Платой за подобное снисхождение стало незнание, незнание поставило теперь их самих в уязвимое положение. Сработает ли этот старый, заржавелый, совсем безобидный с виду капкан? Мия должна была разобраться в этом. Касалось ли это напрямую Ордена или расследуемого ими дела, она особенно остро чувствовала, что правда о гибридах сейчас имела для неё пугающе личное значение.       — Ты в порядке?       Тихий вопрос всколыхнул сковавшее её оцепенение, как вспарывает глухим плеском тугую гладь воды брошенная галька. Мия слегка вздрогнула, почувствовав пальцы Виктора скользнувшие по предплечью, а после уверенно накрывшие её кисть, зыбкую, нечёткую в колыханиях бликов на разбавленном молоке. Что-то тяжело ухнуло внутри, будто проглоченный булыжник. В глубокой прострации Мия не обратила внимания, когда ладонью бездумно потянулась к животу. Рассеянные поглаживания, словно она старалась успокоить себя или кого-то пока неопределённого, уже входили в привычку.       Плотно сжав губы, она вскинула взгляд к лицу Виктора. Его ровное дыхание над ухом, звенящее в тишине ванной комнаты молчание и ощутимая тяжесть их рук отчего-то сделали этот миг особенно откровенным, рождающим незнакомое ей прежде смущение. Кровь прилила к животу, толкаясь в нём частой пульсацией. Мия чутко вслушивалась в эти слабые звуки, смутно угадывая, что Виктор с той же участливостью раскладывал их по нотам. Видела расфокусированный взгляд и лёгкий флёр отрешённости на лице, обостривший и без того рельефные черты. Прорезавшийся голос глухим эхом пробрался в ухо, вжатое в шею мужа:       — Какой диагноз, доктор?       Он мягко улыбнулся её безобидной иронии, притворно задумался, будто и правда сопоставлял имеющиеся данные. Было… странно. Непривычно волнительно и тихо, словно само время, и замершая гладь воды, и даже воздух, циркулирующий по их лёгким — от одного к другому — замерли в ожидании неизвестно чего. Только собственный пульс невидимой птахой бился в ладони. Мия ласково потёрлась щекой о раздражающий кожу воротничок рубашки. Голос вампира вибрацией отдался в затылке и гулко зазвенел единственным, всё повторяющимся вопросом, непрошенным звуком, угодившим в колокольный купол.       — Слышишь?       Распознать скрытый простым вопросом смысл было не трудно — учитывая всю особенность ситуации, она нашла его вполне однозначным. Но сделала то абсурдное, что только могла. Она рассмеялась. Легко и глухо, как от уместной в светской компании довольно тонкой шутки. При всём уважении к многообразным талантам Ван Арта, Мия знала, что даже безупречный слух вампира и музыканта не мог уловить то, чего ещё не было, как не могла уловить чуждое сердцебиение она сама. Но лицо его осталось серьёзным, и она уже менее уверенно, с тающей на губах улыбкой воскликнула:       — О, не разыгрывай меня! Что ты мог услышать?..       — Полагаю, дело в звуковых колебаниях. Вода более плотная среда, чем…       — Я не о том, — взволнованно прервала ненужный сейчас экскурс Мия. Она нетерпеливо подобралась на месте, едва не оскользнувшись коленями, и повернулась к Виктору, упёршись тазовыми косточками в борт ванны. Нависшее над ним тело словно вопило: «Скажи, что ты ошибся, что это чушь, и у неё ещё есть немного времени, чтобы со всем свыкнуться». Но озадаченность в его глазах была такой всеобъемлющей, что она тут же смутилась своего порыва и переполнившего всё её существо грубого, неозвученного требования, вызванного чем-то средним между испугом и недоумением. Она виновато свела брови, сглотнула и выдохнула сквозь пересохшие губы.       — Мия.       Не дав ему продолжить, со всем доступным, ещё не побитым достоинством девушка чуть вскинула подбородок, ладонями сжала грудь, как если бы этот бессмысленный жест помог ей спрятаться, и, заглянув в родные глаза, твёрдо, но будто с мольбой, сказала:       — Послушай ещё.       Теперь тишина по-настоящему обрела форму. Толстым ледяным наростом сковала всю комнату и их силуэты, застывшие резными скульптурами. Непрошенной гостьей заполнила проём двери, слепо высматривая развернувшееся для неё представление и будто всё ждала, когда её назовут по имени. Мия вздрогнула, когда рука Виктора легла на её бедро, огладив и крепко сжав, даря ещё одну нужную опору, что ломалась сейчас вовне и в ней всеми возможными способами.       Дыхание коснулось пупка, вслед за настойчиво вжавшимися в живот губами и кончиком носа двинулось ниже, но покоя в этом не было, только всё нарастающее, скручивающееся тугим узлом внутри напряжение. Наконец вампир замер, примкнув к ней ухом. Мия прислушалась тоже, но зло думала лишь о собственном пульсе, таком огромном, разрастающемся и неестественно громком, что, окажись она под водой, тотчас бы оглохла.       — Какой срок, Мия?       — Что?.. — Она не сразу вникла в сорвавшиеся слова, слишком дезориентированная и оцепеневшая, а после подумала о том, что совершенно потерялась во времени. Сколько вообще прошло этого чёртова времени? В последний раз она твёрдо знала, что ожидание мучительно зависло на трёх неделях. Выходит, теперь их пять? — Да, пять недель. Или семь. Акушерка говорила прибавлять ещё две.       Она вообще много чего тогда говорила, бегло, воодушевлённо и почти без умолку. Мия благополучно упустила большую часть мимо, слишком сосредоточенная на переваривании того факта, что не существовал да и не должен был в её новом мире, ещё и соврав про две идиотские недели — не говорить же ей было, что цикл у неё напрочь сбитый и давал о себе знать «всего-то» восемь месяцев назад, но в вопросе её ненормальной природы это самое что ни на есть нормальное. Да и неважно оно было.       Без всяких заумных исследований и расчётов Мия обречённо знала, что всё решилось двадцать девятого мая так точно, что могла бы обрисовать его в календаре несмываемым маркером, кроваво-красным. Наверное, он был помечен в ежедневнике мистера Боу как невовремя прошеный отгул. Наверное, в моменты особенно тяжкой агонии, когда она пылко завещала Виктору свою печатную машинку, которой не пользовалась от слова вовсе, и просила не выкидывать на улицу Йорика, она верила, что именно эта дата будет выбита на её надгробии. Что причина того — насмехающаяся полная Луна, решившая забрать то немногое, что когда-то ей отмерила. Странная, невесть откуда свалившаяся в те невыносимо долгие сутки лихорадка — в итоге так же бесследно сгинувшая — сплеталась с подкожным страхом и погружала её в безумие, доводя вколачивающуюся в поясницу боль до критичного, вынуждая жалобно хныкать и про себя молить, чтобы кто-нибудь посильнее ударил её в живот и прекратил эти мучения.       Поэтому, выскочив из клиники, Мия обрела твёрдое знание, что именно в тот майский день в ней прочно укоренилось что-то ей неведомое и пугающе чуждое. Что-то, странным образом ставшее их с Виктором общим, пусть пока крошечным, но уже непомерно значительным. Не знала только, как к этому относиться, что говорить и как вообще дальше жить.       Чутко уловившая её настрой женщина деликатно сказала тогда, что у неё есть, как минимум, полтора месяца определиться с решением и встать на учёт не раньше девятой недели. Решением Мия не мучилась, но так наивно верила, что у неё есть время с ним свыкнуться. И сейчас оно утекало слишком быстро. Так быстро, как отзывающийся в каждой клетке тела пульс, слишком открытый чутким ушам Виктора. Ещё быстрее, с потоком слов, пронзившим тишину, скалящуюся ей безымянным ликом.       — Ты взволнована. Я слышу твоё сердце, бегущее ровно, хоть и превыше нормы. Все эти годы думал, что с любыми огрехами красивее и ценней звука нет. Поверь, я заучил его наизусть. Поэтому я слышу второе, Мия. Бьющееся почти в два раза чаще, чем твоё. Почти в два раза медленнее, чем ощущаются колебания крыльев бабочек-монархов в воздухе. Оно другое, но оно тоже твоё. И это красиво, ангел мой.       Она задержала дыхание, хотя и смысла в том не было. Горло вспухло и едва ли пропустило бы хоть один выдох. Мия чувствовала, что колени у неё подкашиваются и была, как никогда, благодарна, что руки вампира держали её так крепко. Она не помнила, когда пальцы ослаблено опустились на его голову и начали бездумно перебирать смольные волосы. Она ещё старалась прислушаться, но скоро признала, что желания принять эту реальность, уже внушительную, неоспоримую, в ней по-прежнему меньше нужного.       «Не могу. Не хочу. Не готова слышать.»       Она всё ещё помнила ту оглушённость, с какой покинула кабинет и вышла на оживлённую улицу. Казалось, привычный мир рушился. В привычном мире у неё никак не могло быть детей. В привычном мире случившееся стало ещё одним доказательством её слабости, её уязвимости. Чем-то, что могло произойти с кем угодно, но только не с ней. Она неизменно спрашивала: «Откуда ты взялся?». Будто нанесённую кем-то сторонним обиду, посеянную в ней болезнь. Но теперь он стал реальным, а она, по-прежнему поражённая, могла про себя шептать лишь:       «Значит, ты есть».       Но как признать, что ей по-прежнему нужно это переварить? Что для неё оно всё ещё слишком большое? Его просто много. Сейчас, наверное, особенно. Как не разрушить и не разбить то, что сказано с такой безграничной любовью? Осипший голос произнёс:       — Дашь мне время?..       Мия не могла сказать, к кому обращалась больше. Даже не знала, о скольком просила, потому что времени всегда и много, и мало, и в выпавшем ей раскладе оно утекало ещё стремительнее. Но чувствовала, что ледяная корка в ней надломилась, осколочными занозами ранив сердце. Больно не было, лишь нестерпимо горячо, и так даже правильнее, потому что она убеждённо верила — именно в этом жизнь.       — Всё время мира, — ровно ответил Виктор. Слова были почти сухими, но оттого ощущались особенно честными и нерушимыми. Мия видела только его опущенные ресницы, но, даже не читая взгляд, ощущала голое умиротворение, не испорченное ни злостью, ни осуждением, и это было приятно.       Он отстранился на миг, только чтобы вновь прильнуть поцелуем к её животу. В этом приятного было даже больше. Возможно, если он будет чаще так делать, она вполне быстро привыкнет. Её ладонь сама потянулась к тёплой, влажной коже. Если бы только она могла почувствовать. Непременно привыкнёт. Они встретились руками, глаза — с глазами. Волнение связало внутренности, когда Мия вновь напряжённо прислушалась. Но, словно насмешка, звучный протест её тела на внезапно появившиеся мысли, в тишине раздалось недовольное бурчание слишком давно пустующего желудка. Однозначное напоминание, что даже о себе она заботилась в доле, меньшей нужной.       — Это другое, — со спокойной улыбкой начал Виктор. Ладонь успокаивающе прошлась по животу, оставив россыпь мурашек по своему следу. — Низкочастотное, гулкое, неблагозвучное. Что-то на языке китообразных. Могу предположить, что это голод. Без самоотчёта пациента, боюсь, диагноз не точен.       Мия тепло рассмеялась, с театральным стыдом спрятав лицо руками. Вампир выпрямился, вновь став ощутимо выше. Ладони проскользнули под её плечами, аккуратным объятием сжав рёбра и погладив спину. Равновесие было упущено, и девичьи руки с жадностью обвили шею мужа, вжимаясь в него всем телом. Сухой поцелуй лёг на её скулу, за ним последовал второй, украсив натянутую от широкой улыбки щёку. Третий заставил счастливо зажмуриться, как от солнца, согрев шею и усыпанную нежностью полевых цветов душу.       Невольно открыв глаза, она всмотрелась в пустой проём двери. Тянуло сквозняком, словно незримая гостья наконец покинула эту комнату и их покой. Старая подруга, имя которой необратимость. Мия признала это на удивление просто, словно не боялась и не бежала от неё так дико каждый день своей жизни. Наверное, Виктор был прав, и это единственно разумный выход — признать, что она есть и что пугала больше прочего. Тяжело вздохнув, она вжалась лбом в его шею и с улыбкой ответила:       — Ужас. Киты определённо требуют завтрака.       — Тогда точно не следует испытывать их терпение. Помыть тебе волосы?       Мия чуть повела головой, ткнувшись носом в налипшие к плечу редкие, выпавшие из пучка пряди. Казалось, отголоски того тошнотворного запаха ещё забивали пазухи: такое ничем не вымоешь, не перекроешь. Но в целом, она готова была ставить на то, что существовали они лишь в её сознании, а потому отрицательно качнула подбородком.       — Не хочется выбираться, — глухо пробормотала девушка. Если и были места, в которых ей нравилось прятаться от проблем, ванна абсолютно точно занимала одну из самых высоких позиций, уступая, наверное, только потрёпанному временем домику на дереве, построенному для своих детей ещё дедом, и объятиям Виктора.       — Думаю, до полудня у тебя вполне есть время.       — Время превратиться в сморщенную ледышку? Вот уж спасибо, — с улыбкой прокомментировала Мия.       Она вновь попыталась осесть на дно ванны и утянуть за собой вампира, сцепив пальцы в замок на его шее. Но он остался непреклонен, тут же отняв от неё ладони и с прямой спиной упершись в бортики. Заглянув в лицо супруга, она тут же нашла, что недавняя расслабленность покинула его черты, а строгая сосредоточенность уже гнула брови. Остатки тёплой неги окончательно скрылись, как подмахнувшая хвостом лиса-воровка. И как бы малодушно ей не хотелось возвращаться к разговору о Ларсенах, оборотнях и пропавшем камне, пусть даже двух, пусть даже они были неотъемлемой частью всех самых страшных и опасных в мире ритуалов, Мия легко приняла эту резкую перемену, наверное, даже довольная, что он сам затронул тему и ей не пришлось выпытывать.       — Что будет в полдень?       — Вернёмся в Амстердам. Нужно встретиться с Габриэлем.