***
— Отец, — бог грома поклонился почти до пола. — Я принес скорбную весть. — Знаю, знаю, не считай, что я — глупец, — глухо ответил Один и жестом приказал старшему сыну присесть. — Ты знаешь, кто совершил преступление против одного из своих? Ты знаешь, кто убил твоего брата? — Да, отец, — Тор тяжело вздохнул. — Это был Локи. Как хватило духу у этого лжеца… — Локи… — Один перешёл на шёпот, и сыну пришлось придвинуться ближе, чтоб не пропустить ни слова. — Снова он. Зачинщик несчастий обрёк нас всех на небытие, на забвение. И даже Хель не примет нас к себе. Бог обмана роет себе могилу, приближая Рагнарёк. — Я убью его, только позволь, всеотец, — с яростью поднялся на ноги Тор. — Я знаю, куда он скрылся после своего деяния — прямиком в мир смертных! Нарушая очередной твой запрет! Я уничтожу каждую кость в его лживом теле! — Усмири свой характер, сын, — прогремел голос Одина. — И не лезь поперек моего слова. Никаких лишних усилий. Просто приведи его ко мне.***
Вернувшись в свою обитель после очередных поисков, Тор предвкушал расправу над смертной, что посмела бродить по этому миру, сея смуту своей персоной. Мелкая вошь разрослась до огромной проблемы, которую нужно устранить, раздавить, прижать ногой и сжечь, развевая пепел по ветру. Но в главном зале обнаружил одну лишь свою жену, что любовно поглаживала отрезанные пряди светлых волос, лежащие на коленях. Но при виде мужа съежилась, пытаясь стать ещё тоньше и меньше. — Где нарушительница границ? — В-валькирии Ванадис, — руки Сиф задрожали. Они забрали смертную, утащили… — Дура! — в сердцах крикнул Тор, ударяя жену по лицу. Та упала плашмя, держась за горячую щёку; из прекрасных глаз брызнули слёзы. — Как ты смеешь гневить меня?! Громко дыша, он присел рядом и погладил Сиф по руке, остывая. — Ничего. Это ничего, глупышка. Иди ко мне, мы что-нибудь придумаем. В смятении, богиня доверчиво потянулась к мужу, но удар настиг и вторую щёку. — Я знал, что тебе ничего нельзя доверить, будь проклята твоя глупая натура. И ты не представляешь, что ожидает нас обоих, если всё провалится. Иди к себе и не смей выходить. Тор сплюнул под под ноги и стремительно покинул залу, не обращая внимание на то, как Сиф кричит ему вслед: — Нет же, подожди! Я знаю, я знаю что она…***
Бог грома чуял, что Локи где-то рядом: чары скрытности, должно быть, исчерпали себя из-за недостатка сил: на родину бог обмана сейчас попасть бы не смог. Он должен быть где-то рядом, прямо под носом. И если валькирии приложили руки к похищению смертной девы, должно быть, она может быть в Фолькванге, в прямо в Сессрумнире. Кажется, ведьма Ванадис решила урвать свой кусок от пирога, что безраздельно принадлежал одному лишь Тору. Нет, этому не бывать. Один не позволил убить Локи. Но это не помешает его старшему сыну снять шкуры с остальных приспешников.***
Фолькванг пребывал в огне. Отчаявшийся бог коварства оставлял после себя дороги из пламени, приближаясь к пристанищу Тора, растрачивая силы, утрачивая надежду на счастливый конец. Счастливые концовки бывают лишь в сказках, что смертные рассказывают своим детям перед сном. А довольные отпрыски засыпают и не ведают, что даже богов настигают муки и страдания. Ворвавшись внутрь без какого-либо сопротивления, Локи рванул вверх по лестнице, оставляя друзей далеко позади себя. Им двигала лишь маленькая надежда, что ещё не поздно, ещё не всё потеряно. Лив должна выстоять, должна выбраться, должна… «Где ты был раньше?» — Я убью тебя, Сиф, и понесу за это наказание, — кричал асгардец, но его голос лишь эхом расходился по пустой комнате. — Если ты…если ты посмела…я… На зов вышел невысокий юноша с колчаном стрел за спиной и луком в руках. Прищурившись, он опешил. — Локи? — Не время для приветствий, Улль, — зарычал бог. — Мне нужна твоя мать. — Она только что уснула в своей комнате. Не медля, Локи настиг нужную дверь и обнаружил Сиф, всхлипывающую даже сквозь дрёму. Грубо растолкал и кинул взгляд, полный яростного огня: — Где она? — У в-валькирий, — испуганно отвечала богиня. — Её забрали валькирии. Локи отшатнулся, чувствуя её страх. — Ты играешь в плохую игру, Сиф, и никогда не выйдешь из неё победительницей. А если рискнешь — я найду тебя в любом из миров и заставлю пожалеть, что существуешь. Никто не смеет отбирать у меня, никто не смеет. Я не закончил с тобой, но я это сделаю, обещаю. Локи вернулся к друзьям, обнаружив в рядах пополнение. — Улль, ты-то куда? — поморщился он. — Грядёт что-то страшное, а Идалир не сможет существовать без своего покровителя. — Лиод всё мне рассказала, — ответил Улль. — Вам не помешают союзники, раз ты, мой друг, стал самой желанной жертвой для Одина. Локи кивнул. — Право твоё. Нам нужно к Ванадис. Сурт подери, надеюсь, эта стерва не посмеет навредить своему дитя!***
Лив совсем не хотелось просыпаться. Паутина сна запутывалась всё больше и больше, погружая девушку в новую пучину грёз: вот она борется с волками Одина, вот — путешествует по мировому древу, о котором расссказывал Сагр. А дальше сны становились всё спокойнее и спокойнее, отправляя в прошлое: улыбки друзей, раскачивающиеся качели, отливы моря, затягивающие всё дальше и дальше… Тяжелые сны отпускали долго, взывая к себе, но Фишер упорно ползла в реальность, хватаясь за одеяло вспотевшими руками. Веки слипались, но Лив была непреклонна, возвращаясь в Асгард. — С этой прической ты- просто прелесть, золотко. Кажешься даже более юной, чем есть на само деле. Мозг отказывался всё соединять вместе: дымка перед глазами постепенно развеялась; Лив покачнулась. Локи лежал рядом, поглаживая рваные пряди и пропуская через длинные пальцы. Поймав взгляд девушки, он мягко улыбнулся, целуя ту в висок. — Я нашёл тебя. — Ты убил меня, — горько усмехнулась Фишер, приподнимаясь. — Убил своим молчанием. И я не хочу с тобой говорить сейчас. Но не прогоняла, прояснившимся взглядом приникая к золотым глазам, в которых не было привычных смешинок: лишь облегчение и нежность. — Скажи мне, Локи, — начала Фишер, качаясь вперед-назад. — Дано ли богам понять, каково это — в одну секунду понять, что мир, который всегда существовал, навсегда разрушен? Сначала ты живешь, мечтаешь повзрослеть. А взрослая жизнь оказывается той ещё сукой — родители в тебя верили, верили, что ты станешь великим доктором или физиком, а получили лишь дочь, которая позорит их имена раскапыванием могил, ведь ей это нравится. И они не могут это принять. А затем ты сталкиваешься с существованием других миров. С богами, своими устоями. И узнаешь, что твои родители, оказывается, вовсе не родители тебе, а лишь пара, что в нужный момент удочерила маленькую девочку, ожидая — опять же — что она вырастет великим человеком. Но вместо этого всё разбивается. И их девочка теперь — дочь чертовой богини. Не сдержавшись, Лив переходит на плач, а затем на крик. Она вновь, как близ дома Сагра, оплакивает свою прошлую жизнь, вот только облегчения ей никто за пазухой не принесет. Рыдает, потому что она — слишком слабая для всего этого, её сердце грозится разорваться в клочья от потрясения, рассыпаться, как осколки хрусталя. Несмело коснувшись спин девы ладонями, Локи отдавал свою магию, успокаивая Лив; гладил по коротким волосам, прижимался щекой к исхудавшему плечу, вытирал слезы кончиками пальцев. — Я не ведал о твоих корнях, — пояснял бог коварства, принимая в объятия безутешную деву. — Но теперь многое понял. Те скелеты старых викингов… Они поклонялись не мечу Харальда. Они поклонялись тебе лично, признав родную кровь почитаемой богини, золотко. Это ты их отправила обратно — вовсе не железяка. — Что будет дальше со мной? — всхлипывая, вопрошала Лив, становясь хрупкой и слабой в руках своего бога. — А с нами? — Не тешь себя надеждами, что Ванадис запросто возьмёт и отпустит прочь своё дитя, — усмехнулся Локи, возвращая глазам те самые всполохи огня. — Богиня войны — та ещё ведьма, но внутри неё жива душа, что так давно жаждала час счастья. Даже не пришлось вновь сжигать её платье, чтоб она пустила меня в твою комнату. Что такого интересного ты натворила за время разлуки, золотко? — Удивишься, но я была послушна, — улыбнулась Фишер, растворяясь в желанных объятиях. — Скажи…каким был мой отец? Его звали Од. — Од? — поразился асгардец. — Значит, Ванадис зачала своё дитя от того надоедливого смертного, что под ногами путался… — Локи! — Шучу, золотко. Твой отец…я не видел его часто. Всё, что мне известно — он слыл чрезвычайно смелым. Простым человеком, что бросил вызов богам и собственной жизни, остался с Ванадис, зная, что его век сокращается с каждой минутой. Но всё же остался, хотя мог и уйти — Один бы позаботился о возвращении. Он не покинул свою женщину, и Хель забрала его душу. Печальная развязка. — А что насчёт моей силы? Ванадис сказала, что ты блокировал её, не давая раскрыться. — Это правда, — Локи закрыл глаза, морщась от слов, что вылетали из его уст. — Ты не должна была своей силой выдать нас всех, обозначить присутствие. И я решился на маленькую хитрость. — Ты даже сейчас врёшь. Оберег с руной ты подарил мне ещё в Мидгарде, на земле. — Тогда мой подарок означал лишь извинения, — пояснил Локи, не переставая целовать шею Лив. — Всё время я черпал твою силу, чтоб суметь существовать в мире смертных. Если бы ты не пошла со мной — янтарь лишь даровал бы тебе нужную энергию. Считал, что ты — Лив из пророчества о Рагнареке. Та, что должна продолжить род земных жителей во имя падшего Одина. А оберег помог бы богам узнать тебя из толпы. — Ведь ты же не веришь в пророчество вёльвы. — Теперь я готов поверить во что угодно, — шептал бог на ухо Фишер, доставая из-за пазухи нож. — Хочешь посмотреть воочию, чем одарила тебя мать? Не дожидаясь ответа, он резанул себя по предплечью; из раны вытекала темно-красная кровь. Приложив руку Лив к порезу, замер; через несколько секунд от раны не осталось и следа. — Твоя сила, золотко, — продолжал Локи, прижимаясь ближе. — В исцелении. Ты способна исцелить от любой раны, если сердце всё ещё бьется. Но позже пробовать не стоит: Хель всегда стоит на страже душ, что должны упасть к её ногам. — Это сложно. Я не могу принять всё. — Тебе придётся, моя богиня, — асгардец так искренне улыбался, что у Лив щемило сердце. Девушка упала на колени бога, закрывая глаза заранее. — Ты — самое худшее, что могло со мной произойти. И одновременно — самое лучшее. И я всегда будут любить тебя, сквозь все миры. Даже если это не взаимно. Слышишь? Локи закусил нижнюю губу до боли, не позволяя себе противиться. — Ты прекрасна в этом платье. Моя погибель. Моё желание. Моя вечная любовь. И он целует Лив по-настоящему: без помпезностей, без обманов, без лишних слов. Вжимается ртом в солоноватые губы, не зная, что с ними будет дальше. И Фишер отвечает с яростью и страстью, будто лишь этого ждала, садится сверху, роняя редкие слёзы на лицо. Ею движет лишь отчаянное желание продолжить начатое, вновь ощутить себя на своем месте. Без прелюдий стряхивая юбку и обнажая упругую грудь, Лив вкладывает каждую свою эмоцию, желает лишь запомнить прекрасный лик рыжеволосого бога, зная, что жить ей осталось всего-ничего; доминируя, погружается в мгновенья яростного, болезненного наслаждения, насаживаясь, двигаясь вверх-вниз, главенствуя на богом, принадлежащим только ей одной, вздрагивая и шумно выдыхая в ухо Локи. — Золотко, ты просто откровение, — шепчет в ответ бог, двигая бедрами, пытаясь уловить ритм, сжимая нежную грудь в ладонях, оставляя этот момент в памяти навсегда. Момент, когда Лив принадлежит лишь одному ему никому более; когда стонет, лаская себя, откидывает короткие волосы назад, прижимается ближе и ближе, склоняется для влажного поцелуя. Когда забывается в секундах наслаждения, протяжно, нежно лепечет его имя, падает на мужскую грудь, шумно выдыхая в момент, когда Локи с рыком и силой вторгается глубже, вновь испытывая наслаждение, прижимая мокрое, слишком тонкое тело Лив с своей груди, постепенно выравнивая дыхание, бережно убирая слишком короткие пряди с лица возлюбленной. До сумерек они не разрывали объятия, надеясь, что никто не вторгнется в их шаткий мирок, любя друг друга, даря себя до последней капли, никак не успевая насладиться близостью, чувствуя тёмное облако, что нависло прямо над Фольквангом, грозясь разрушить каждый камешек. — Моя очередь, — усмехнулась Фишер, поглаживая идеальное тело заснувшего бога, вырисовывая на лопатках узоры пальцем. — Спи, моя любовь. Спи, а если понадобится — я отдам всё, умру с улыбкой, чтобы ты и дальше хранил память обо мне. Твоё бессмертие не должно прерваться. Спи, ч-ш-ш-ш. Я с радостью приму эту жертву. С наступлением темноты Тор дал сигнал своим братьям, Моди и Тюру, разнося в щепки дверь в обитель Ванадис. — Никто не встанет на моём пути.