Рай начинается за углом

В честь того, что количество достигло сотни странных фикбуковских страниц (в моем ворде их всего шестьдесят с хвостиком, написано десятым курьером), я вернула пейринги xD И изменила описание, теперь оно не такое всеобъемлющее, но не менее интригующее. На самом деле порядок пейрингов не имеет никакого значения. Главное, что они есть, и это неизбежно xD Я не знаю, что будет в конце. Серьезно не знаю, и очень смутно представляю, к чему все идет х) Общие наброски где-то в воображении есть, а чем закончить - не имею понятия. Но все кончается, правда, не всегда так, как хочется окружающему миру. По моим прикидкам, все это грязное дело только недавно перевалило через середину, хотя не знаю, получится ли ограничить себя сотней вордовских листов xD Спасибо всем, кто со мной^^ 30. Hollywood Undead – I don’t wanna die Они смотрели друг другу в глаза и тихо смеялись. - Ты мне мешаешь. Смеялись не над какой-то шуткой, а просто потому, что им было хорошо вдвоем. Именно в этот момент. - Значит, я все делаю правильно. Сонмин очень редко видел, чтобы Реук смеялся. Улыбка была частой, но смех, несмотря на всю жизнерадостность, звучал редко. - Подвинься. Не было случайных прикосновений, пошлых взглядов или каких-то откровений. Они смотрели друг другу в глаза так, будто выкладывали перед собой всю душу. И принимали друг друга такими, какие они есть, медленно, постепенно, но полностью. Хотелось это остановить, но… - Куда? – устало огрызнулся Кюхен и подтянул к груди ноги, об которые Сонмин спотыкался сегодня уже не один раз. Младший пришел незаметно, через черный вход, и почему-то не вышел в зал, а уселся на пол под барной стойкой, мешая одним своим присутствием. Сонмин почти понимал, почему так случилось, но не хотел доводить это понимание до конца. Кюхен выглядел хуже. То есть, были времена, когда из-за бессонницы и огромного объема работы его нельзя было отличить от живого мертвеца, но тогда в его глазах хотя бы плескалась непомерная усталость. А теперь не было ничего, кроме пустоты. И почему-то быть безразличным к этому не получалось. Сонмин пытался посчитать, сколько раз Йесон с Реуком уже виделись, и у него не получалось больше пяти встреч. Это была поразительная искренность и невероятная естественность. Всего за три недели Йесону удалось добиться того, чего другие не могли и за несколько лет. Реук не всем так открывался. Далеко не всем. Возможно, мечта сыграла не последнюю роль, но он утверждал, что делал все ради голоса, и плевать хотел на его обладателя. Но, видимо, не учел того, что Йесон заслуживал отдельного внимания даже тогда, когда не мог петь. Сонмин не чувствовал ревности. Хотя бы потому, что был сейчас не один. Кюхен молча взял бокал с вином, но пить не стал. Вертел в руках, бездумно наблюдая за образовавшейся воронкой. - Мне нравится, как ты это делаешь, - неожиданно сказал он. - Что? – спросил Сонмин, неотрывно наблюдая за отчаянной жестикуляцией Реука, который пытался объяснить что-то, чего Йесон не мог понять. - Выражаешь отношение к людям. Кюхен впервые сказал что-то подобное. Он вообще не был похож на человека, который станет выражать свое одобрение кому-либо. Это было слишком просто для него. - Я не имею к людям никакого отношения. Кюхен усмехнулся. Крышка рояля со стуком открылась, и по залу растеклась плавная, нежная мелодия. Сонмин знал, что это. Реук часто играл ее дома, когда был в хорошем настроении. Он рассказывал, что это была одна из первых целостных мелодий, появившихся в голове, но никогда не говорил, что написал к ней текст, превратив в одну из многих песен для своего личного безумия. Сонмин бросил взгляд на часы. До открытия оставалось десять минут, а это значило, что песню они сегодня все же услышат. Хотелось скрыться на кухне, наталкиваясь на удивленные взгляды работавших там женщин, или выйти на улицу, но Сонмин так и остался стоять, зная, что не сможет сбежать от этого голоса, когда тот зазвучит. - Такие люди, - негромко начал Кюхен, - занимают в жизни друг друга слишком много места. Смирись. Кюхен потянул Сонмина за рукав вниз, и он опустился рядом как раз в тот момент, когда вместе с музыкой по залу разлился голос Йесона. Это было странно – сидеть на холодном полу рядом с человеком, который сегодня точно напьется. С человеком, который не был близок, но понимал абсолютно все, и из-за этого понимания хотелось ему врезать. Песня была такой нежной, что сжималось сердце, что хотелось сбежать от этого света, который она в себе несла. - Ты можешь не слушать, если не хочешь. Кюхен сказал это тихо, но его голос неожиданно отодвинул все остальное на второй план. Он что-то говорил, наклонившись к уху Сонмина, и тот не был способен различать слова сейчас, потому что они сливались с песней, но голос смешивал чувства, разгонял их, ветер разгоняет тучи, и даже если солнце до сих пор не выглянуло, дышать стало намного легче. В голосе Йесона было столько любви, сколько, наверное, могло бы уместиться в пустоту внутри, и Сонмин не хотел это чувствовать. Голос Кюхена просто был, слишком громкий для образовавшейся в голове тишины, но слишком тихий, чтобы пережить эту песню безболезненно. От Кюхена пахло вином – когда только успел? – и совсем немного – Йесоном, потому что они проводили друг с другом слишком много времени. Первый запах нравился Сонмину намного больше, чем второй, и он потянулся за ним, не осознавая, что делает, до тех пор, пока не соприкоснулся с обветренными губами. В этом не было ничего такого, о чем можно было жалеть всю оставшуюся жизнь. Просто маленькое тихое сумасшествие, не влечение, не месть, не желание попробовать что-то новое. Не было вопросов, почему именно Кюхен, почему он не отталкивал, почему отвечал, почему изо всех сил сжимал запястье, почему цеплялся за этот поцелуй так, как не цеплялся никто другой. Песня закончилась, но Сонмин понял это не сразу, потому что в ушах все еще звенело от высоких нот и казалось, что эхо в самых дальних углах все еще повторяло слова любви. В этом не было ничего, кроме странности. Получалось не чувствовать ничего, кроме запаха растекшегося по полу вина, кроме жестких волос под напряженной ладонью, кроме шершавых губ и горячего языка. Сонмин впервые в жизни делал что-то без оглядки на пустоту, и у него впервые в жизни получалось не чувствовать ее совсем. Пусть даже это длилось совсем недолго, прежде чем послышался голос Реука, из-за чего осознание пришло непозволительно быстро. Сонмин поднялся первым, вынимая из руки Кюхена опустевший бокал, и, взяв стопку салфеток, ненадолго присел, чтобы вытереть темно-красную лужицу. Кюхен смотрел на него выжидающе, словно не хотел решать самостоятельно, что делать и как жить дальше. - Забудь, - ровным голосом сказал ему Сонмин. Он бросил салфетки в мусорную корзину и, поднявшись, повернулся к роялю. Йесон уже шел к двери, чтобы открыть ее для первых посетителей, а Реук возился с инструментом, что-то наигрывая и не замечая ничего вокруг. - Что ты будешь делать? Все казалось наваждением, абсолютно все в этом дне, слишком странном, чтобы считать его обычным. Было легко думать, что Реук все еще видит в Йесоне только голос, что не было этой искренности, что их связывала только музыка. От этого не становилось спокойнее, просто было как-то… По-другому. - Ничего, - сказал Сонмин. И протянул Кюхену другой бокал. Йесон подошел к барной стойке с какой-то растерянностью на лице. Он огляделся, словно пытался найти кого-то, кого здесь не могло быть. Не стоило никаких трудов понять, кого именно он так искал. - Что-то не так? – спросил Сонмин, расставляя на полке чистые бокалы. - Все так, - отозвался Йесон, скользнув по нему пустым взглядом. Сонмин не хотел знать, что происходило в жизни других людей. Не хотел ввязываться в это. Он бросил выразительный взгляд на Кюхена, но тот только пожал плечами, всем своим видом показывая, что не собирается показывать свое присутствие. И в очередной раз протянул пустой бокал. Реук бережно закрыл крышку рояля и подошел к стойке, сев рядом с тем местом, которое обычно занимал Кюхен. Он тоже удивился отсутствию младшего, но ничего не сказал. Барная стойка стала стеной, высокой, но хрупкой, способной расколоться от любого воздействия. Сонмин не собирался ставить на ком-то собственническое клеймо, но так просто отпускать кого-то от себя тоже не хотел. - Что-то не так? Реук повторил этот вопрос с той же интонацией, спокойно и почти безразлично, но в его глазах было какое-то подобие подозрительности. - Все так, - ровно ответил Сонмин. И незаметно налил еще вина в протянутый Кюхеном бокал. Реук посмотрел на Йесона в тот же момент, когда он оглянулся, чтобы сделать то же самое. Они смеялись. Они не понимали, что делали и почему это происходило. И вряд ли когда-нибудь поймут.