Рай начинается за углом

Этот и следующий кусок будут чем-то вроде маленькой меланхоличной идиллии. Как-то не получается по-другому. 32. Yiruma – Nothing to say (Just wanna say) Утро Шивона началось с мысли о новом диване. Старый устраивал его ровно до того момента, как он проснулся от боли во всем теле. Это было довольно странно – спать на диване в собственной гостиной, когда в спальне стоит безумно удобная кровать, но Хичоль захлопнул дверь перед его носом, даже не дав взять сменную одежду. Нарушать его покой среди ночи было себе дороже. Шивон не хотел знать, почему другу взбрело в голову остаться у него. Было достаточно того, что Хичоль, не хотевший одиночества, пошел к нему, а не к какой-нибудь знакомой проститутке. Расслабиться удалось только под горячей водой в душе. Шивон с сожалением поставил крест на желании выспаться, когда зашел на кухню, вытирая волосы полотенцем, и увидел, что часы показывали всего семь утра. Темнота за окном не предвещала ничего хорошего. В предрассветных сумерках были заметны густые тучи. Декабрь мог порадовать и дождем, и снегом, но такого счастья сейчас не хотелось. Кофемашина выдавила из себя маленькую порцию эспрессо, и Шивон бездумно залил его в себя, думая только о том, как побыстрее прогнать остатки сонливости и найти в себе силы продержаться с Хичолем весь день. Последнему могло взбрести в голову остаться здесь и на неделю, и на месяц, а о том, чтобы выставить его за дверь, не могло быть и речи. Положив пустую чашку в полупустую посудомоечную машину, Шивон дошел до двери в свою комнату и осторожно приоткрыл ее, только для того, чтобы проверить, не задохнулся ли Хичоль в сигаретном дыме. Из комнаты сразу же потянуло холодом. Можно было не опасаться нарушить чей-то сон. Хичоль никогда не засыпал, если было холодно. Шивон спокойно прошел вперед и прикрыл распахнутое настежь окно, поставив его на проветривание, чтобы дым от сигареты, пепел с которой Хичоль так привычно стряхивал в дорогую напольную вазу, не задерживался здесь надолго. Кровать осталась нетронутой, и это было довольно предсказуемо. Хичоль печатал что-то одной рукой, а другой то и дело подносил сигарету ко рту. Пустая пачка валялась рядом с креслом, в котором он сидел. Остатки разбитого об стену телефона – Шивон припоминал, что слышал ругань сквозь сон, но не придал этому значения – были разбросаны по всей комнате. Сам Хичоль явно чувствовал себя прекрасно, потому что вдохновение к нему вернулось. Шивон окинул безразличным взглядом свой ноутбук, засыпанный пеплом, и покачал головой, но ничего не сказал. Всего лишь вещь, которую всегда можно заменить, какой бы привычной она ни была. Если бы друзья так же продавались в магазинах с подробным описанием умений и черт характера, он бы тоже не придавал им никакого значения. Проблема была в том, что настоящие друзья не продавались. Как и по-настоящему любимые люди. Заслужить дружбу Хичоля было нелегко. Но, как оказалось потом, он отдавал друзьям все, что у него было, несмотря на свой эгоизм. - Я тебя ненавижу. Шивон даже не дернулся. Он сел в соседнее кресло и посмотрел на Хичоля, который, наконец, бросил потухшую сигарету в вазу и захлопнул крышку ноутбука. - Я знал, что тебе понравится. Нетрудно было догадаться, что Хичоль чувствовал. Отпечатки вчерашней музыки до сих пор сохранились в его глазах. Мелодии били по каждому больному месту, вытаскивая на поверхность все неприятные воспоминания и заставляя пережить их. Заново, но иначе. Так было со всеми. Шивон пережил это сам, когда Реук впервые пришел в бар и начал бездумно наигрывать что-то на рояле, чтобы проверить состояние инструмента, но потом увлекся и устроил маленький концерт. Шивон пережил это с Кюхеном. Пришлось жить у него неделю, постоянно вытаскивая на воздух из алкогольно-игрового запоя. Шивон видел, как с этим справлялся Йесон. Так и не справился – до сих пор. Но, наконец, перестал быть похожим на вернувшегося с того света мертвеца. - Такие люди долго не живут, - заметил Хичоль. – Впрочем, оно и к лучшему, если музыка умирает вместе с ними. Шивон знал, о чем он думал сейчас. Голос. Голос Йесона производил на людей такое же впечатление, как и та музыка. Вытаскивал на поверхность все скрытое, заставляя ненавидеть себя. Ненавидеть и оживать. - Никто не позволит ему умереть, - мягко сказал Шивон, потянувшись к Хичолю, чтобы заправить за ухо прядь выбившихся из хвоста волос. Но вместо этого невесомо провел по замерзшей щеке, мимолетно дотронулся до уголка губ и, почувствовав легкую дрожь, убрал руку. Хичоль сделал вид, что не заметил этого. Он привычно потянулся в карман за сигаретами, но, вспомнив, что они закончились, устало откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Шивон осторожно убрал ноутбук и, сдернув с кровати одеяло, накрыл его, зная, что после бессонной ночи у Хичоля больше ни на что не осталось сил. Он заснул сразу же, как только почувствовал тепло. Шивон осторожно снял резинку с его волос и, выслушав недовольное ворчание, с легкой улыбкой сел в свое кресло, продолжая смотреть на тонкое бледное лицо. Все сожаления пропали. В раннем пробуждении остались только плюсы. До будильника оставалось двадцать две минуты. Реук выключил его, чтобы постараться не разбудить Сонмина и уйти незаметно, но… - Собираешься куда-то? Горячая рука сжала замерзшее плечо так крепко, что вылезать из-под одеяла расхотелось совсем. Реук перевернулся на живот, чтобы сбросить руку как можно более естественно, и уткнулся лицом в подушку, потому что от навалившегося бессилия совершенно не хотелось двигаться. - На работу, - пробурчал он, мысленно сожалея о своем необдуманном решении пинком отправить Донхэ отдыхать в этот день. - Ты не работаешь по воскресеньям. Это была правда. Воскресенье был днем для души. Для отдыха после разрушительной субботы. Днем для Сонмина. Был. - Иногда работаю, - спокойно сказал Реук, подняв голову и, наконец, найдя в себе уверенность посмотреть в сонные, но невероятно живые глаза. – Такое случается. - Больше не случится. Иногда Реуку всерьез хотелось ударить его в ответ на такую самоуверенность. Дать пощечину или ограничиться обидным подзатыльником. Но он сдерживался, понимая, что это было бы как минимум глупо. - Не будем загадывать. Никогда не было ревности. Или же она скрывалась так тщательно, что Реук о ней даже не подозревал. Возможно, именно этого не хватало. Неприятно, когда кто-то считает тебя исключительно своей собственностью, но иногда хочется быть единственным в своем роде. Единственным для каждого близкого человека. Отсутствие ревности так же плохо, как и слишком навязчивое присутствие. Хотелось хотя бы изредка ощущать себя полностью безвольным, поддающимся исключительно желаниям кого-то другого, соглашаться со всеми собственническими замашками. Чтобы просыпаться утром и чувствовать себя потрясающе свободным. Никогда не было разговоров о чувствах. Это не было запретной темой. Реук знал, что Сонмин скажет все, что думает, если этот разговор начнется, но до этого все ограничивалось только музыкой. Музыкой и прикосновениями. Выражаться с помощью этого получалось лучше, чем объяснять что-то словами, но иногда… Иногда не хотелось ничего, кроме слов. Услышать. Узнать. Убедиться, что все это не исчезнет так же неожиданно, как появилось. Поначалу Сонмин так часто давал понять, что их связывали только обстоятельства, что Реук незаметно привык напоминать себе об этом каждый раз, когда хотел прикоснуться к нему. Это не сработало сейчас, когда до выключенного будильника оставалось восемнадцать минут, а рука сама потянулась к лицу Сонмина, чтобы с возникшей из ниоткуда нежностью провести по линии подбородка и прикоснуться к губам. Людей всегда связывали обстоятельства. Сводили их, подталкивали друг к другу, пока не начиналась зависимость, пока люди сами не начинали устраивать обстоятельства так, чтобы пересекаться намного чаще. Напоминая себе об обстоятельствах, Реук часто проматывал в памяти тот момент, когда Сонмин, наотрез отказывавшейся вмешиваться в чью-то жизнь, однажды выбил тонкую дверь, без лишней деликатности отодвинул с дороги пьяного отца, так и не понявшего, что случилось, и, выборочно побросав вещи младшего в первую попавшуюся дорожную сумку, утащил его из дома. Это было очень похоже на похищение, но Реук еще ни разу не пожалел о том, что не сопротивлялся. Он извинился перед родителями через несколько дней после этого и больше ни разу к ним не ездил, ограничиваясь только денежными переводами на счет матери. - Что-то не так? Реук провел пальцами по своим губам и обнаружил что улыбается. Он никогда не говорил, что это воспоминание было одним из самых лучших в его жизни, и не собирался делиться чем-то настолько личным даже с человеком, который в этом участвовал. - Обстоятельства, - коротко сказал Реук и придвинулся к Сонмину вплотную. - Что? – переспросил тот. Но ответа так и не получил. Минуты до не прозвеневшего будильника прошли слишком быстро. Обстоятельства в этот день повернулись так, что Реук впервые в жизни опоздал на работу. Но больше от них ничего не зависело.