Рай начинается за углом

33. Helen Jane Long – Echo Рядом с Донхэ было больно. Особенно если больно было Донхэ. Хекдже часто начинал разговаривать с ним без особой причины, но, натыкаясь на удивленный взгляд, замолкал и уходил в другое помещение, ссылаясь на забытые дела. Но через несколько минут Донхэ приходил к нему сам и почти непринужденно начинал ту же тему. Можно было закрыть глаза, слушать мягкий голос, и представлять, что их совершенно ничего не разделяет. Иногда почти получалось. Это было наказанием. За всю цепочку событий, которая привела к убийству. За танцы, за несделанные домашние задания, за ссоры с родителями, за уход из дома, за переезд в другой город после успешного поступления в университет. Это было наказанием за то, что он впустую тратил свою жизнь, не задумываясь о том, чтобы в будущем стать кем-то… По-настоящему достойным. Рядом с Донхэ было больно, иногда – просто невыносимо, особенно если он ходил по питомнику бледной от недосыпа и холода тенью, далеким подобием нормального человека. В такие моменты чувство вины достигало своего пика и грызло изнутри с удвоенной силой, не давая сосредоточиться на работе. Это было наказанием. Поэтому Хекдже не мог позволить себе радоваться, когда Донхэ улыбался ему, легко и почти счастливо, на несколько секунд превращаясь в тот яркий огонек жизни, каким был несколько лет назад. Это было наказанием. Поэтому Хекдже смотрел в невыносимо грустные глаза так долго, как только мог, пока Донхэ не спрашивал, что случилось, и не отворачивался, пытаясь скрыть свое смятение. Они не говорили о том, что было. Общались так, как люди, познакомившиеся целую вечность назад, но вынужденные сблизиться только сейчас. Хекдже узнавал Донхэ заново. Находил ответы на вопросы, которые задавал по ночам спрятанной под подушкой фотографии. И даже не пытался спросить себя, почему они все время рядом, хотя питомник такой большой, почему Донхэ не спешил исчезать куда-либо, почему боль не прекращалась. - Сегодня? Хекдже вздрогнул от неожиданности, потому что не услышал, как Донхэ подошел. Был слишком занят игрой в гляделки с рыжим котом, который явно чувствовал, что что-то произойдет. - Сегодня. Кот смотрел на них с подозрением, как на заговорщиков и предателей. Его хвост нервно дергался. Хекдже подумал, что первое время им будет тяжело вдвоем. Он повернул голову к Донхэ и обнаружил, что тот держал в руках переноску. Кот развернулся к ним спиной, всем своим хвостом показывая, как сильно не хочет вмешиваться во все, что произойдет. Переноски обычно означали, что он снова останется в одиночестве. Сложно будет убедить его в том, что это не всегда так. Но, тем не менее, он не сопротивлялся. Обреченно повис в руках, дал засунуть себя в переноску и заметался по ней уже после того, как Хекдже закрыл маленькую дверцу. - Будет тяжело, - заметил Донхэ, стягивая с себя халат, чтобы закинуть его в подсобку. - Поможешь? Вопрос вырвался сам собой. Он был результатом сегодняшних мучительных размышлений о том, сможет ли он без потерь донести и кота, и огромную тяжелую сумку со всем, что к нему прилагалось, до дома. - Без проблем. Это было наказанием. Но, почувствовав облегчение, Хекдже начал сомневаться. Кот обреченно метался по слишком ограниченному пространству, царапал стенки переноски и едва ли не грыз прутья решетки. Из-за этого нести его было вдвойне тяжелее, поэтому за одну только дорогу до остановки Хекдже вымотался больше, чем за весь день. Но понимание выматывало еще больше. Хекдже представлял себя. Проматывал в памяти долгие минуты перед вынесением приговора. Долгие секунды после. Невольно вспомнил побледневшее лицо Сонмина. И наполненные какой-то злой радостью глаза Донхэ. Хекдже вспоминал холод наручников на своих запястьях, тяжелую руку тюремщика, до боли сжимавшего локоть. Вспоминал, как за ним закрылась дверь тюремной машины. Вспоминал ослепительно голубое небо за маленьким зарешеченным окошком. Кот метался потому, что не знал, что его ждет. А Хекдже всю дорогу до тюрьмы смотрел на небо, прекрасно понимая, что его не ждет ничего. Откровенный ор постоянно сменялся на жалобное мяуканье, и всю поездку в автобусе окружающие смотрели на Хекдже так, будто он был живодером. Донхэ пресекал все вопросы доброжелательной улыбкой и как попугай повторял, что все нормально, настоятельно не советовал маленьким детям засовывать пальцы в переноску, мягко отвлекая их внимание на себя. Это было наказанием. Поэтому Хекдже смотрел на него неотрывно всю дорогу, почти не слыша мяуканья, ловил каждое слово, постоянно обводил взглядом контур губ, когда они растягивались в улыбке. Это было наказанием. Самым настоящим. Было больно. Было больно от мысли, что они могли встретиться при других обстоятельствах. Что если бы Хекдже не повздорил с Сонмином в тот день, проглотил бы обиду и остался дома, то не наткнулся бы на пьяницу, и тот попал бы в тюрьму за изнасилование, но не умер. Правда, Донхэ в любом случае остался бы без семьи. Но обвинил бы в этом кого-нибудь другого. Это было наказанием. За глупые пустые мечты о том, чего никогда не произойдет. Хекдже пришел в себя только тогда, когда Донхэ с громким стуком опустил сумку на пол в прихожей. Пора было возвращаться в реальность и взять себя в руки. В переноске было еще одно подтверждение того, что он был на свободе. Что он мог жить дальше. Что все еще был способен позаботиться о ком-то. Пусть даже о маленьком существе, которое уже давно потерялось в жизни. Кот осторожно высунул голову из переноски и принюхался, пытаясь понять, куда его принесли и чем это грозит. - Никогда не видел его таким потерянным, - шепотом поделился Донхэ. Хекдже кивнул. Они боялись как-то сдвинуться с места, потому что лишний шорох мог заставить кота забиться обратно в переноску. Это было странно – так переживать, но Хекдже радовался, что не страдал таким идиотизмом в одиночестве. - Оставайся, я должен тебе ужин. Донхэ не хотел уходить, и Хекдже просто предоставил ему повод остаться, зная, что потом можно будет сказать что-то вроде: «Уже поздно, автобусы, наверное, не ходят» и оставить его здесь до утра. Это было наказанием. Поэтому казалось таким естественным. Кот вышел из переноски и, ненадолго оглянувшись, осторожно пошел в сторону кухни, из которой все еще тянуло подгоревшим завтраком. Хекдже жестом пригласил Донхэ войти и, наконец, закрыл дверь, давая понять, что не собирается отпускать его просто так. Рядом с Донхэ было больно. Хекдже повесил куртку на крючок и, разувшись, тихо прошел на кухню. Сидевший под столом кот повернул голову в его сторону, но сразу же отвлекся на спинку стула, почувствовав необходимость обнюхать ее. Можно было закрыть глаза и представить, что так было всегда, что кот здесь не первый день, что нужно было вести себя естественно, и тогда он быстрее привыкнет. Можно было закрыть глаза… Можно было бы. Если бы не необходимость держать их все время открытыми, чтобы не упустить какую-нибудь важную мелочь. Донхэ снова улыбался, наблюдая, как кот упорно не соглашается со своей реальностью. С той самой, в которой у него есть новый дом. Через какое-то время кот скрылся в комнате, а Хекдже сидел за столом, почти обнимая большую кружку с горячим чаем, и смотрел, как Донхэ доедает свой ужин. Он ел так сосредоточенно, будто именно сейчас от этого зависела его жизнь. За окном окончательно стемнело, а воздух вокруг стал еще холоднее. Хотелось двигаться, чтобы разогнать этот холод, так стремительно растекавшийся по венам, но Хекдже продолжал сидеть на месте, рассматривая Донхэ так, будто верил, что запомнит каждый волос на его голове. Чтобы его образ в любой момент предстал перед глазами во всей своей четкости. Даже через много лет после того как они навсегда попрощаются и разойдутся, наконец, по разным дорогам, больше не строя ни с кем болезненные связи из прошлого. А пока можно было… Было можно. - Оставайся, - сказал Хекдже именно в тот момент, когда Донхэ открыл рот, чтобы поблагодарить его и попрощаться. - Я могу?.. - Ты можешь. Это было наказанием. Поэтому кот после долгих метаний по квартире свернулся клубком на кресле, всем своим видом показывая, что теперь это его место, которое он не намерен никому уступать. Это было наказанием. Поэтому Донхэ не стал ничего говорить. Просто отодвинулся к стене, освобождая на кровати достаточно места, и Хекдже, выключив свет, молча лег рядом, повернувшись к нему спиной. Кровать была слишком узкой, одеяло – слишком маленьким. Но… Не было никакого дискомфорта. Хекдже часто спал рядом с Йесоном, когда было особенно холодно, и тот иногда прижимал его к себе так, что ныли ребра. Донхэ же казался… Теплее. Достаточно было его присутствия, чтобы согреться. - Если ты делаешь все это из-за чувства вины, то прекрати. Хекдже не ответил, сделав вид, что уже спит. Где-то на кресле пошевелился кот, и в глубине души проснулась непонятная радость. Хекдже улыбнулся. Впервые за этот день. Кто-то за стеной рыдал навзрыд. Кто-то снова ссорился с кем-то по телефону. Кто-то смотрел эротический фильм на полной громкости. Только просыпаясь по ночам, Хекдже понимал, насколько этот дом был полон одиночества. Но раньше он всегда просыпался от холода, а теперь настороженно прислушивался к своим ощущениям, пытаясь понять, что было не так. Холод был заперт где-то за пределами одеяла, под которым царило обволакивающее, но непонятное тепло. Хекдже попробовал пошевелиться, но так и не смог. Где-то внизу раздалось недовольное ворчание, а горячие руки еще крепче сжали его бока. Не больно, но слишком ощутимо. Слишком. Когда Хекдже попытался отодвинуться, чтобы лечь хоть немного удобнее, Донхэ по-собственнически закинул на него ногу и еще сильнее уткнулся лицом в его плечо, словно ни под каким предлогом не хотел оставаться один. Хекдже его понимал. Поэтому осторожно высвободил одну руку и погладил его по спине, заставляя успокоиться и расслабиться. Донхэ ослабил хватку и через какое-то время немного отстранился, но обнимать не перестал. Это было наказанием. И Хекдже в тот момент почти признал себя мазохистом. Потому что ему все нравилось.