Выдержки из фольклорных сборников Континента

…Они посидели еще немного. Уже совсем стемнело, и только лампада и свечки разбавляли полумрак комнаты, скрадывая очертания ведьмака в глазах тетушки Марфы. Он выглядел почти нормальным, особенно когда поворачивал голову так, чтобы глаза не ловили жуткий отблеск. Кажется, он тоже ушел в свои мысли, и был не прочь затихнуть в потемках. Но поговорить все еще хотелось. Придумать бы, чего сказать — чувствовалось, что еще немного, и настанет логический конец встрече. — Ты говорил, что собираешь сказки? — …Да? — Расскажешь одну? — Я думал, ты предложишь мне свою, — смешок. — Ну дитятко, как же мне выбрать какую-то одну историю из всех? Не вспоминается же без повода. — Ну, можно… — Вот скажи мне, какую именно сказку ты хочешь? — Можно подумать, я знаю, какую. — Эпическую? Бытовую? Анималистическую? Добродушную, злобненькую, забавную, покороче или подлиннее, северную, южную, островную? — Выбери сам! — Я не знаю, мне все нравятся. Раздраженный вздох вместо ответа. — Хотя бы человеческую или не человеческую? — Допустим, не человеческую. — И ты не знаешь, чью хочешь конкретно. — Нет, не знаю. Он почесался и затих. Казалось — вообще отключился от разговора и не собирался продолжать. — Никак? — Я думаю. Вспомнил вот разве что. Знаешь сказку про жену-журавлиху? Хотя о чем я, ее кто только не знает. — Я не знаю. — Просто не помнишь. Охотник, выходивший раненого журавля, обнаружил, что кто-то прибирает его жилище и готовит ему еду, пока его нет дома. Как-то раз притворился, что уходит, спрятался и подглядел — скидывает перья девица, она и помогает по хозяйству. Раскрыл ее, женился, девушка дала условие, что останется с ним до тех пор, пока он не попрекнет хоть раз ее птичью суть. Зажили, может быть, даже детей успели завести, и неясно, сколько прошло времени, но у них случилась какая-то перепалка по мелочному поводу. Слово за слово, охотник и ляпнул что-то вроде «Да что ты со своими куриными мозгами знаешь, клювастая?» — Ушла, да? — А то ж. Тут же обернулась журавлем, взлетела — только ее и видели. — Я действительно не знала этой сказки. — Ой. А я рассказывал так наскоро. Тетушка Марфа неожиданно звонко для своего возраста и внешности хихикнула. Кликнула Гертруду, чтобы принесла новую свечку, зажгла ее от старой, пригладила уходящей Гертруде выбившийся локон. Ведьмак вдруг оживился. — А знаешь что. Кстати о птичках. Я вспомнил сказку о том, как цапля отдавалась в ведьмаки.

***

Человеческая сказка, распространение — центр Континента. Записана неизвестным ведьмаком.

Когда звери еще умели разговаривать, жила на свете цапля. Ноги тонки, клюв долог, пестринки на шее — все, как полагается. И до чего же бесстрашна и воинственна она была! Раз шлепает по своему болоту, видит страшнющую огромную жабу. Жаба старая, тиной, будто платком, укрытая, отдыхает в стылой водице — одни только глазищи наружу вылупила. — Ага, страхолюдина! — Сказала цапля. — Скажи-ка мне, почему у тебя такие бородавки огромные! — Какое тебе дело? Такие уж есть! — Ответила сердито жаба. — Ну да, бородавками, может быть, никто не обделен. А вот все-таки скажи мне, почему у тебя ребер нет, одна хребтина? — Почему да почему, — разозлилась жаба, — раз уж ты такая зоркая, иди в ведьмаки колдовскому делу учиться! Там твой длинный нос и пригодится, может, будешь по мелочам вукодлаков от людов отличать! — А ведь и правда, спасибо за совет, чего мне на родном болоте торчать? Выучусь-ка я ремеслу! Надо бы только подкрепиться перед дорогой. Цоп! Тюкнула цапля без всякого смущения жабу по темечку, сцапала ее в клюв, так целиком и проглотила… Так и потяпала сытая с болота на дорогу — ведьмака искать. Тяпает и видит… «Ага, вот и чудище первое! Как раз будет, чем себя рекомендовать, как ученика!» Очертила цапля клювом (вместо меча, меча-то у нее и нету) круг вокруг себя — на удачу, как водится, сказала против порчи единственное слово, что знает на Старшей (что это за слово, история утаивает), да и тяпнула клювом со всей мочи! Зло убито, ах, что за цапля — еще ни у кого не училась, а в колдовской науке уже кое-что понимает! Донельзя гордая, нацепила она трофей себе на грудь за перышки — а был это рыжий тараканище — и отправилась дальше. Тяпает по дороге — перепархивает даже, хоть уже и темнеет, и солнце великое заходит, когда замечает нетопыря. Нетопырь, как известно, зверь непростой — недаром он рождается из мыши, съевшей случайно нами уроненный кусочек весенней паски. Где нетопырь — там и упырь, он вампирам первый слуга. «Раз слуга, значит, наверное, и о главном враге хозяев знает!» — Решила цапля. — Нетопырь, а нетопырь! Скажи мне — где ведьмака найти можно? — Зачем тебе? — Испугался нетопырь. Цапля ему сдуру и скажи прямо: — Ищу, чтобы в ученики податься да выучиться колдовскому ремеслу! Я только сегодня могучего сектойда по науке в могилу уложила, глаза остры, ум остер, клюв и того острее! Кто после такого отвечать против себя же будет? — А ты знаешь… Что в ведьмаки можно податься только с собственным мечом? У тебя-то клюв один! — Ой, не волнуйся, братец! Я как раз знаю от стаи воронья местечко, где мечей сколько хочешь! Это ты хорошо предупредил, я быстренько слетаю! Говорят, там гули и ожившие мертвецы бродят, правда, но что мне до них? Один клевок — семеро обратно на землю и упадут! Нетопырь перепугался пуще прежнего. Какая бесстрашная цапля — что же будет, когда такая ведьмачьим премудростям научится! — А меч… А меч-то не простой нужен, сестрица, а из серебра! А на серебро недавно король наш как раз налог поднял… Тут только цапля и осела. На серебряный меч — да еще и с налогами — ей ни в жизнь не заработать. Плюнула, топнула лапищей да и слетела обратно в свое болото. Потому среди цапель ведьмаков ни разу и не видали. И ладно с ними.