Что ты будешь делать?

Впервые за месяц Музыченко выспался. Работы у него как таковой не было, но вечные утренние пары Паши мешали отоспаться уже долгое время. Тот каждый божий день мотался в универ, несмотря на то, что началась сессия, а Юры просыпался вместе с ним и уснуть после его отъезда уже не получалось. Сегодня же не было ни будильника, ни шума на кухне и запаха подгоревшей яичницы, ни упершегося ему в копчик Пашиного утреннего стояка. Проснулся, как просыпаются принцессы в диснеевских мультфильмах, только птичьего пения над ухом не хватало. Даже сушняка не было. Спина не болела, одеяло не кололось, а в комнате было свежо и пахло химозным барбарисовым чаем. На потолке не было привычных рыжих подтёков от недавнего потопа, только старенькая люстра с двумя плафонами вместо положенных трёх. В коридоре горел свет, в ванной журчала вода, на плите что-то шипело. Юра разлепил глаза, вздохнул и наконец вспомнил все события вчерашней ночи. От и до. От губ и до дрожащих от оргазма бёдер, от звенящих в тишине стонов до тихого сопения, под которое он и сам не заметил, как уснул. На шок мозг отреагировал улыбкой и беззвучной истерикой. Он лежал, закрыв лицо руками, и тихо смеялся. В голове не укладывалось до сих пор, хотя по факту всё было сделано и отсутствие белья на нём было прямым доказательством. Он переспал с девушкой. Он изменил Паше и теперь должен был костьми лечь, лишь бы Личадеев ни о чём не узнал. Не спалиться, не ляпнуть лишнего, продумать легенду и согласовать её с Кикиром, заранее прощупать почву, продумать вопросы, которые тот может задать, чтобы отвечать правдоподобно и не волноваться. Все его душевные метания, угрызения совести должны были остаться в памяти и стать поводом набухаться, когда он останется один. Лучше бы исчезли, конечно, стёрлись, жить проще было бы, но понимал, что отныне будет снова и снова возвращаться в эту ночь, прокручивать свои ощущения и задаваться одним и тем же вопросом. «Что это было?». Натворил делов, теперь расхлёбывать. Огляделся. Светло и чисто. На батарее сохли знакомые чёрные трусики. Его шмотки лежали аккуратно сложенными на подлокотнике, рубашка висела на спинке стула. Отглаженная. На часах половина второго. Судьба давала ему шанс сбежать, но он отказывался им воспользоваться. Натянул трусы и прошлёпал босыми ногами в коридор. Там также ничего не валялось, его дублёнка аккуратно висела на крючке. Из-за двери в ванную несло водяным паром и пахло чем-то сладким, вроде малины. На телефоне был с десяток сообщений от Паши, штук пять пропущенных от него и около двадцати от Кикира. Юра озадаченно чешет затылок. Проснулся он вовремя, Саша звонил буквально минуту назад. Отбился сообщением, что перезвонит, написал взволнованному Паше, успокоил, что всё хорошо, Кикир дрыхнет как убитый, хер разбудишь, и что через час будет дома. А Паша в ответ написал, что сдал свой проклятый экзамен на тройку, и заставил Юру улыбнуться. Справился всё-таки, молодец. Похвалил. Главное, что не пересдача. Захотелось домой, неважно было, что Паша прямо сейчас собирался лечь и отрубиться. Натянул джинсы, сел на край дивана и залип на падающий за окном снег. Шума воды больше слышно не было, бежать было поздно. Так и остался сидеть в одном носке, пытаясь наощупь привести волосы в порядок. — Доброе утро, — его ночное помутнение быстрым шагом входит в комнату и влечёт за собой тёплый и влажный аромат чистоты. Скользя по линолеуму ногами в толстых шерстяных носках, которые явно ей были велики на несколько размеров, подходит к плите и снимает крышку со сковороды. Шипит сильнее, капли конденсата попали на раскалённые стенки. Аня одёрнула руку, обожглась, теперь касалась повреждённого участка губами, будто это могло ей помочь избавиться от ожога. В белом, будто спёртом из гостиницы халате и с объёмным сооружением из оранжевого полотенца на голове. Того толком даже не хватало, чтобы всю её копну уместить. Улыбается, размазывает крем по лицу, а Музыченко и слова из себя выдавить не может, накрыло виной, аж подташнивает. Мерзко так от самого себя стало, тут же пожалел, что не сбежал, пока она была в ванной. Аня забралась с ногами на стул и отрешённо что-то записывала на лист. Составляет список покупок для счастливой семейной жизни? Завтрак, сложенные вещи, она совершенно без косметики и без доли стеснения после произошедшего. Всё это очень походило на то, что она надеялась на что-то большее, нежели просто одна ночь. А Юра не мог ей этого дать в силу некоторых вещей. Как минимум из-за того, что он гей и у него есть любимый мужчина. — Доброе, — откидывает с лица волосы, которые теперь больше на сопли походили и зевает. Так беспардонно разглядывать он мог себе позволить только Пашу, и то, того страшно раздражало, он заливался краской и начинал перебирать в голове варианты, что натворил и почему Юра его сверлит таким взглядом, то ли в чём-то подозревающим, с чётким желанием вывести его на чистую воду, то ли просто влюбленным. А Аня сидит, как ни в чём не бывало, сосредоточенно орудует ручкой, смешно высунула кончик языка. Заметив его максимально растерянный вид, подмигивает, но не так, как вчера в баре, скорее ободряюще. Кто вытянет разговор из тупика, если не она? — Я рубашку тебе погладила, ты не против? — обворожительно улыбается, откладывает ручку и спрыгивает со стула. Мокрое полотенце на спинку, волосами взмахнула пару раз, те тёмным водопадом рассыпались по плечам. Потянулась в спине, размяла шею, та жалобно захрустела. Юра пожал плечами и почему-то засмеялся, закрыв лицо ладонью. Чувствовал себя самой что ни на есть настоящей шлюхой. Изменил, вот так вот глупо изменил, дал ей надежду, а она к тому же и рубашку ему погладила. Засранец, по-другому его и не назовёшь. Самый настоящий подлец, который прямо сейчас может разбить девочке сердце. — Ань, послушай, — решительно начинает, сделав вывод, что нужно немедленно расставить все точки на и, пока ситуация не зашла слишком далеко. Запускает ладонь в волосы, выдыхает, пытаясь собрать слова в красивую фразу, но Аня напротив не даёт закончить и громко прыскает, ему от этого ещё хуже становится. Хули она смеётся, он же абсолютно серьёзную тему поднять собирался. Рассмеялась, пополам согнулась и громко искренне хохотала, как будто услышала лучшую шутку в своей жизни. Он серьёзно сейчас хотел оправдаться, или ей показалось? — Юр, я ни на что не претендую, расслабься, — смеётся, про себя отмечая, как изменилось его лицо от этой её фразы. Расслабился, будто камень с души. Кивает на стул напротив, а сама идёт к плите, смахивая из уголков глаз навернувшиеся от смеха слёзы. Рассмешил он её конечно, неужели она повела себя так, чтобы он подумал, что у неё есть на него планы? Накормить если только, а рубашка и аккуратно сложенные вещи были для неё в порядке вещей, просто не нравилось, когда вокруг был бардак, да и чего одежде на полу валяться. — Любишь омлет с картошкой? Я ничего оригинальнее не придумала, — не дожидаясь ответа, делил порцию наполовину. Даже если он откажется, целый она не осилит, хотя не ела, казалось, целую вечность, как только на ногах стояла после такого выматывающего ночного марафона. — Могу суп погреть, если омлет не хочешь, — оборачивается. Юра всё ещё пребывал в состоянии лёгкого шока, скорее от её бодрости и лёгкого отношения ко всему, что между ними было. Обычно таким поведением славились мужчины, даже в их гомо-тусовке было в порядке вещей переспать без каких-либо обязательств, но девушек, для которых случайный секс был просто случайным сексом без какого-либо подтекста и намёка на дальнейшие отношения, фактически не встречал, даже по рассказам друзей их было не так много. — Давай свой омлет, — глядя на её улыбающееся лицо не может не улыбнуться в ответ. Ему по большему счёту пофигу было, что есть, из-за волнения голода не чувствовал, но раз уж она постаралась, то он оценит. Довольно большая тарелка с приказным «Ешь» ставится перед ним на стол. Там же и чашки с кипятком, и сахар, и чай в пакетиках, который и являлся источником барбарисового аромата. Аня спокойно стучала вилкой по тарелке, разделяя порцию на кусочки поменьше, чтобы скорее остыло. Попробовала, повела бровью, будто чего-то не хватало, метнулась к холодильнику, отрезала два кусочка сыра, зажала свой в зубах, а второй, явно побольше её собственного, молча положила Юре на тарелку. — Вкусно, — отмечает Юра, поднимая на неё глаза, та аж светится от полученного комплимента. Без красных губ ей было гораздо лучше, создалось впечатление, что в них и была вся её вчерашняя магия. К чёрту, отрицать то, что перед ним сидит адски красивая женщина он и не собирался. — На здоровье, — шумно прихлёбывает из чашки. Ни чайный пакетик не достала, ни ложку, та смешно её по носу ударила. А как же знаменитая женская примета, по которой нельзя пить из чашки с чайной ложкой, а иначе не выйдешь замуж? Усмехнулся своим мыслям, Аня в придачу ко всему ещё и на углу стола сидела. Кольца на пальце не было, он и не сомневался, что она не замужем. Слишком откровенно пялился на неё. — Считай это благодарностью за три лучших оргазма в моей жизни. Музыченко чуть не подавился. Вот тебе и «на здоровье». — Ты поэтому такая довольная? — обнажает зубы и отправляет очередной кусок омлета в рот. Не только же ей его в краску вгонять. Девушка напротив покраснела, он даже удивился, что она умеет. Такая самоуверенная, горячая во всех смыслах, казалось, земля там, где она ступала, тут же пылать начинала, а тут так смутилась констатации факта. От воспоминаний о ночи, плавно перешедшей в утро, дыхание перехватывало и во рту пересыхало, чай был как раз кстати. Аня кивает и закусывает губу, чтобы улыбку скрыть. — Давай начистоту, — откладывает вилку в сторону и, откинувшись на спинку, складывает руки на груди. — Мне вчера сильно хотелось секса, а ты был не против, — пожимает плечами и поправляет халат, открывавший чересчур много в зоне декольте. В пальцах перебирала простенький золотой кулон на цепочке, глаз с него не сводила. — Нервный ты какой-то, — садится с ногами, прижав коленки к груди и оперевшись на них подбородком. — Что не так? Меня было слишком много? — Решила провести работу над ошибками? — криво усмехается собственной удачной шутке, Аня закатывает глаза и качает головой. Любой бы выгнал его за такие подтрунивания к чёртовой матери. — Ну, дело вообще в другом, — мнётся, как бы подойти помягче к информации, которая её не то, что расстроит, но шокирует так точно. — У тебя есть девушка? — отвлекается и отправляет остатки омлета в рот. — У меня есть парень, — Аня напротив выгибает бровь, требуя пояснения. — Я гей, — поперхнулась, закашлялась до такой степени, что Музыченко привстал, полный готовности оказать ей помощь и похлопать по спине. Не понадобилось, Аня пришла в себя и теперь смотрела на него округленными охуевшими глазами, как сова из советских мультиков. Слов не было, ни единого словечка. Она прокручивала в голове то, что он творил с ней прошлой ночью, и просто не могла уместить всё это в понятие гея, которое существовало у неё в голове. Он не был отвратительно манерным, как их всех описывали. Да, ухоженные усы и борода, да, стильно и аккуратно одевается, да, невероятно сексуальное, подтянутое тело, к тому же покрытое несколькими десятками татуировок, которые только и хотелось, что трогать и рассматривать. Ну какой он гей? — А я думаю, чего у тебя руки такие мягкие, — смеётся, смешного ничего не было, защитная реакция на его слова. Руки и правда её удивили, он был с ней таким кремово-нежным, касался так аккуратно, что она запросто подумала бы, что её ласкает женщина. Привыкла к мужским рукам с заусенцами и жесткой кутикулой, с грубой кожей на пальцах и шелушениями на костяшках, привыкла, что, когда её касались, было шершаво, а у него руки были, будто он ежедневно и по несколько раз послушно смазывал их кремом. — Стараюсь, — счёл за комплимент и пожал плечами. Её реакция веселила, Аня мотала головой, будто не могла поверить в происходящее, начинала смеяться и так же резко заканчивала. — Охуеть, гей трахнул меня лучше натурала, — уже забыла о остывающем чае, пялилась на него и повторяла «офигеть» в разных вариациях. Юра покраснел, он действительно старался вчера ночью, сам от себя не ожидал такого напора и пыла. Говорить Ане, что дело было в ней и том, какая она нереально соблазнительная, не собирался, как и рассказывать о том, что его член раньше никогда так не реагировал на женское тело. — И чё ты, — смущается, но не задать терзающий вопрос не может. Чёрт возьми, перед ней сидит самый противоречивый гей из всех, что она встречала! — Да-да, прямо туда, — понял с полуслова и засмеялся. Хоть в чём-то эта женщина была похожа на остальных! — Где ж ты так лизать научился, — вздыхает, слегка расстроенно, а внизу живота приятно сводит от воспоминаний. Они могли бы запросто повторить ночной подвиг утром, но теперь даже намекать было не по себе. У него был парень, следовательно, и волновался он из-за того, что в какой-то степени тот связь на стороне, пусть даже и с женщиной, считалась изменой. — Такой талант пропадает, — Юра громко прыснул в чашку, чай чуть носом не пошёл. Аня поняла, что ляпнула какую-то несуразицу и согнулась пополам от смеха. Чтобы успокоиться понадобилось время, а после тишина затянулась. Тарелки были уже пустые, чашки практически, пару глотков оставалось да налёт на стенках, потом содой оттирать придётся. — Не переживай, Юр, — Аня как-то посерьёзнела и стала ковырять отросший маникюр. — То, что было, останется между нами, а искать я тебя не буду, мне незачем, — уголки губ ползут вверх. Она чем-то расстроена и старается скрыть, но выходит неправдоподобно. — Мы хорошо потрахались, не более. Юра поджал губы и закивал. Аня улыбнулась. У Юры остались вопросы, ей было интересно, что же её так сломало, что стало причиной такого отношения к сексу и к мужчинам, почему она, идеальная женщина, ищет секса на одну ночь и не ввязывается в серьёзные отношения. Спросить не рискнул, обиделась бы, слишком глубоко хотел залезть для человека, с которым она «просто потрахалась». На столе пачка сигарет и розовая зажигалка на ней. Аня подкуривает сигарету и с завидным наслаждением обхватывает её губами. — И всех ты, кого в клубах склеиваешь, чтобы потрахаться, завтраками кормишь? — Нет, ты за первый за последний год, — ногу на ногу закидывает, оголяя бедро сильнее нужного, затягивается сигаретой и с улыбкой выдыхает, — я обычно делаю вид, что сплю, и они смываются все сами. Пугаются чего-то, я вроде не страшная и кусаюсь только за дело, — пожимает плечами. — Сколько тебе лет? — в точности повторяет её позу и подпирает подбородок. Выглядела она эффектно и вела себя так же, на вид ей явно не меньше двадцати пяти. Раз уж они были настолько близки и пошли на такие откровения, то свой вопрос Юра считал вполне законным. Ухмыляется, вскидывает наверх брови и меняет положение ног. — Много, — допивает чай и стряхивает пепел в пустую чашку. — Ты удивишься. Угадаешь? — Двадцать семь? — наивно полагает, что прав, Аня напротив перекидывает копну волос на другое плечо и обнажает зубы. Не угадал, но было приятно. Она выглядела гораздо моложе своих лет и делала всё, чтобы как можно дольше получать комплименты по поводу того, как хорошо она сохранилась. Цокает языком и отрицательно мотает головой. — Мне тридцать три, — встаёт и убирает со стола, пустые тарелки и чашки мозолили глаза, нужно было чем-то руки занять, чтобы не отодрать ногти окончательно. Завтра ей на маникюр, а ночью как назло ударилась о что-то ногтем. Не помнила, о что, но лак отслоился прилично, цеплялась за волосы. Едва она открывает рот, чтобы продолжить, на тахте звонит телефон и Музыченко подрывается с места. Паша, не спит всё-таки. Он обещал, что будет через час, а уже практически сорок минут прошло. Опаздывал, снова и снова опаздывал. В спешке измял идеально отглаженную рубашку, пока застёгивал. Аня поняла всё без слов, стояла, оперевшись на стенку и сложив руки на груди, и наблюдала. Её лучший любовник-гей пробыл в её квартире ровно десять с половиной часов. Аня проводила его до дверей и только там впервые за утро коснулась его, тепло тронула плечо, чтобы тот задержался ещё не пару секунд. В глазах было что-то непонятное, нечитаемое, то ли грусть, то ли сожаление. Кротко мазнула языком по губам на прощание, улыбнулась, подтолкнула к выходу и захлопнула за ним дверь.