Что ты будешь делать?

— Юр? — первое, что слышит Юра, войдя домой и бросив на тумбочку ключи, и от этой фразы губы мгновенно ползут вверх. Отзывается, просто «я», боится говорить больше, чтобы лишнего не сболтнуть на эмоциях. Какая-то эйфория его не отпускало, а стоило бы. Он дома. И за вот это не злое, не раздражённое, слегка уставшее «Юр» он был готов отдать что угодно. Снова хуёвые дешевые лампочки, которые нужно поменять, снова потёртый и истоптанный ковёр, из которого по бокам нитки торчат, и его протёртые на пятке домашние тапки, которыми очень удобно бить Пашу по жопе и мотыльков, которые нагоняли на вышеупомянутого дикий ужас. Паша стоит на кухне и лениво наливает себе суп из кастрюли. На Паше серая футболка с дыркой на рукаве, которая когда-то была белой, трусы и длинные зелёные носки с динозаврами. На башке у Паши пиздец, иначе и не скажешь, видимо тот помыл голову, скрутил волосы в пучок на макушке и лёг спать, а пока спал всё это счастье растрепалось и теперь представляло из себя гнездо, в котором только птиц да сучьев не хватало. — Прости, Паш, я виноват, нужно было телефон снять с беззвучного, а я перебрал и не вспомнил, — прижимается со спины и сжимает Пашины ребра. Личадеев ставит тарелку в микроволновку и не глядя нажимает на кнопку четыре раза. Потом ещё греть придётся, за это время разве что тарелка нагреется, а содержимое останется холодным. Он не жрал нормально со вчерашнего утра, из-за энергетиков крутило желудок и аппетита не было совсем, а потом ещё Музыченко со своей пропажей. Настроение, несмотря на то, что экзамен с горем пополам сдал, буквально выклянчил у препода тройку с обещанием поставить в церкви свечку за его здоровье, оставалось каким-то уныло подавленным. — Всё окей, Юр, — разворачивается и скрещивает ноги. Юра тут же лезет целоваться, но надолго не задерживается, соскальзывает на шеи и спускается с каждой секундой всё ниже. По родинкам, лижет, покусывает, всё, как Паша любит. Личадеев запрокинул голову, открывая ему ещё больше шеи для поцелуев. Знал, к чему дело идёт, Юра всегда так извинялся, когда сильно косячил. И видимо сегодня исправлять ситуацию по-другому не хотел. Холодная ладонь забралась под майку, проскользила к копчику и забралась под резинку трусов, оттягивая. Хотелось его по жопе ударить, чтоб аж вскрикнул. Паша от прохлады вздрогнул и заметил сквозь прикрытые глаза, как Юра стал опускаться на колени и стягивать с него трусы. Улыбается. Мягко взял член в рот и тут же почувствовал, как Паша сжал между пальцев его волосы. Шумно выдохнул и сцепил зубы. Музыченко, пока мог, вобрал член в рот полностью, чувствуя, как Паша вздрогнул и прижал его ближе. В комнате был полумрак, микроволновка за спиной жужжала и отвлекала от ощущений, но лишь до поры до времени. Спустя несколько поступательных движений Юриных губ на своём члене в уши будто ваты набили, слышал всё через какую-то пелену. Наблюдал сквозь прикрытые ресницы, нравились ему Юрины развратные и довольные глаза, когда тот выпустил член изо рта и слюна капала ему на подбородок, бороду и рубашку. Крепко обхватил член у основания, блядски провёл языком по всей длине, лизнул головку и стал подрачивать. Личадееву много не нужно было, по его зажмуренным глазам и красным щекам Юра мог с лёгкостью сказать, что ещё парочка ещё любимых финтов и Паша изольётся ему в рот. Толкает мокрую головку за щёку и обводит языком. У самого член стоял в боевой готовности, но своё он уже получил, а Пашку нужно было отвлечь. А отвлекался он лучше всего минетом, слюнявым и таким неожиданным, как и сейчас. Музыченко хватает Личадеева за ягодицы и быстро-быстро двигается губами, чувствуя, как парня мелко потряхивает и каждый раз, когда член заходит глубже в горло, пробивает на сдавленный стон. — Блять. Юра ухмыляется и мысленно считает до трёх. Еле держится. Личадеев замирает, тянет за волосы и наполняет любимый рот горячей липкой спермой. Перед глазами всё плывёт, а он уже сквозь помутнение чувствует, как ему попадёт от Юры. Музыченко выжидает, пока Паша перестанет содрогаться и поднимается с колен, стряхивая пыль с джинсов. Сплёвывает в раковину, смывает водой и полощет рот. Паша привык, Юра всегда так делал, когда Личадееву настолько срывало башню, что тот забывал о неприязни Музыченко к окончанию в рот. Юра улыбается и целует в губы, тот опять ободрал все, когда стоны сдерживал. Он сегодня ругаться не будет. Но только сегодня. — И мне суп погрей, я тоже хочу.

***

— Как ты блять с ним живешь, это ж заноза в заднице, честное слово, мне его уже через полчаса хотелось пристрелить, — сокрушался Саша, припоминая утренние звонки Личадеева. У того была утренняя игра «В поисках Юры», который после попойки должен был традиционно остаться у Кикира, чей номер, к сожалению, давным-давно был в контактах у Паши, и неожиданно исчез со всех радаров. Паша волновался, Кикир не знал, что ему делать, потому что ни Юры, ни малейшего представления, где его искать, у того не было. Если обычно разбудить дрыхнущего под боком, слюнявящего подушку похмельного Юру и сунуть тому в лапы телефон с недовольным «Отвечай сам своему бешеному» не составляло особо труда, то тем утром Кикир не знал, куда себя деть. Паша начал с десяти и не унимался часа два точно, Саня вылавливал те драгоценные минуты, пока Личадеев выдерживал паузу между звонками, звонил Юре и слушал долгие-долгие гудки. И только ближе к ночи в дверь позвонили, а на пороге оказался никто иной как Юрий Юрьевич Музыченко собственной персоной. С довольным лицом, явно уже был дома, и ни о чём не подозревающий Павел Игоревич принял его грешное нашкодившее тело с распростёртыми объятиями. Ну или Юра сделал всё возможное, лишь бы у Паши и мысли не осталось спрашивать, где он был, что делал и почему не брал трубку. Пиздец было интересно, куда этот черт вляпался на этот раз, где ночевал, почему общался с ним исключительно сообщениями и сбрасывал все звонки, но всё по порядку. Его Аня должна была вернуться ближе к полуночи, Саша обещал забрать её с вокзала, чтобы на такси лишний раз не тратилась. Времени на часах было около десяти, на долгие задушевные разговоры с Юрой времени оставалось не так много, поэтому Кикир добродушно предложил тому чай, между делом вклинив, что скоро вернётся Аня и ему нужно прибраться, а после ещё и с вокзала её забрать. Музыченко ухмыльнулся. Слишком много Ань стало в его жизни за последние двадцать четыре часа. — Кик, с меня бутылка, как разбогатею, ты спас наши отношения, — в своей манере обещает Музыченко и хрипло смеётся, как шакал. Фраза означала, что не видать Сане никакой бутылки, потому что если у Юры и было в планах разбогатеть, то для осуществления этих планов должно было случится чудо. Ничего не делал, лишь бы свой бизнес с колен поднять, всё надеялся на помощь со стороны, хотя шанс, как казалось Кикиру, постоянно мельтешил где-то рядом и жутко пугался Юриных пьяных выходок. Каждый раз с опаской затягивал «Не, чувак, протрезвеешь, тогда и поговорим» и снова уходил ждать. А потом история повторялась. Саня уже две недели на антибиотиках, болеет какой-то неизвестной хренью, поэтому и бутылка то ему по факту не особо нужна. Вообще без разницы, хоть с водой, хоть с водкой. Он как с Аней стал встречаться и вовсе подзавязал с выпивкой, не то, что они с Пашей. Те, как стали жить вместе, то и дело напивались. Вместе, когда находили какой-нибудь повод для праздника, и отдельно, если кто-то вёл себя как полный мудак или просто ни с того, ни с сего хотелось надраться. — Где тебя носило, блять? — опускает на столешницу две чашки с чаем и закидывает ноги на свободный стул. С этого вопроса и стоило начать их с Юрой разговор, а не перебрасываться стандартными «как дела». Ситуация складывалась смешнее некуда, его лучший друг прошароёбился где-то всю ночь, скрывая это от своего партнёра, а сам при этом не объяснил ничего и не дал даже малейших инструкций, что делать, если ложь выйдет из-под контроля. — Мне ж нужно знать, от чего я спасал твою задницу, а то Паша спросит, а я и не знаю, что ему говорить. — Я поэтому и приехал, легенду продумать, а то мало ли, — делает глоток, чаю он сегодня напьётся на всю оставшуюся жизнь, а вот барбарисовый больше никогда в жизни не купит. Прокашливается, сдерживает невольно появившуюся улыбку. Они обсуждали столько мерзких вещей и ещё больше пережили вместе, но почему-то именно в этот момент стало неловко, будто Короче, у меня сегодня был секс. Юра тут же мысленно захотел поправить самого себя, вспоминая, как отсасывал Паше на кухне, пока в микроволновке грелся позавчерашний суп из пакетика. Вспомнил, как за очередным обсуждением Кикир его исправил, мол, «минет — не секс», поэтому его фраза исправление ситуации не изменило бы. — Вы с Пашей ебетесь каждый день, — слегка устало, абсолютно повседневно отвечает Саша. Несмотря на то, что к обсуждения сексуальной жизни друг друга ребята относились довольно скептически и если и обсуждали, то какие-то очень уж выдающиеся события, о том, какие Паша с Юрой помешанные на сексе и удовлетворении друг друга не знал только ленивый. Перетрахались на каждом углу Юркиной тату-студии, благо, делали это, когда там не было посетителей и из мастеров оставались только самые приближенные. — Если ты хотел меня этим удивить, то увы. — Кикир, блять, причём тут Паша?! — нервно вскидывает руки и ударяет по коленкам. Хорошо, что чашки на столе не задел, а то бы подкинул Кикиру работёнки. — Паше вообще об этом знать нежелательно. — А, ну, тем более не удивил, — фыркает и закатывает глаза. В голове проносится «Наконец-то», тлеет надежда, что хотя бы после ночных событий Юра перестанет заглядываться на чужих мужиков и поймёт, что лучше Паши ему не найти. — Я твои рассказы об охуенных мужиках из «Станции» слушаю через выходные, наконец-то ты решил с кем-то из них потрахаться. — Я был с женщиной, — на одном дыхании выдаёт Юра, улыбается и наблюдает за реакцией. Сегодняшний день можно было смело называть днём разбрызгавшегося чая и попыток подавиться. На этот раз пострадавшим мог стать Кикир. — Чего?! — запивая печенье, от крошек которого секунду назад чуть не помер, прокашливается и переспрашивает. Ему же не послышалось? — Чего слышал, у меня был секс с женщиной. — Ладно, тебе удалось меня удивить, — опирается на кулак и сверлит Юру глазами. Да тот же Юра, что и десять лет назад, ничего не изменилось совершенно. Помниться тогда он вот так же пришёл и рассказал, как впервые передёрнул на гей-порно и ему понравилось, а ещё спустя пару месяцев рассказывал о первом опыте с мужиком, с которым в интернете подготовился. И что теперь? Даёт заднюю? — И как тебе? На самом деле было интересно. Он-то прекрасно знал, какого это, с женщиной, а вот Юра явно подзабыл и для него нечто привычное для других явно приобрело новые краски. — Женщина охуенная, — чуть ли не по слогам, чтобы собеседник уж точно всё расслышал и не пришло в голову переспрашивать. Повторять, как попугаю, не хотелось, каждое слово возвращало в прошедшую ночь и отзывалось новым спазмом в районе паха. Юра молился, чтобы это был последний раз, в очередной раз пообещал себе, что просто не будет вспоминать Аню. Затормошился, Кикир глянул на него вопросительно, а Юра добавил вывод, который сделал несколько часов назад, когда смывал с себя в душе запах женщины. — Встреть я такую десять лет назад, моя жопа осталась бы нетронутой. — А секс? — А что секс? — поправляет усы, скрывая улыбку. Ну не признаваться же, что ему пиздецки понравилось. Главное не вставать, иначе Кикир заметит его стояк и сделает неправильные выводы, а это ему сейчас было ненужно. — Хорошо было, нежно как-то, мокро, — добавляет последнее и усмехается, уж очень хорошо это слово описывало их секс. Он даже не задумывался раньше о том, что чувствовал, когда был с женщиной, поэтому просьба Саши рассказать, как было, и вызвала затруднения. Прокрутил их последнюю близость с Пашей и понял, какая необъятная разница между тем, что было прошлой и позапрошлой ночью. — С Пашей совсем по-другому, даже сравнивать нечего. С Пашкой нежно редко бывает, только если он попросил. Грубость, страсть, — задумался, чего бы добавить ещё, но Саша закончил за него. — И литры смазки. — Ну как без этого, — хохочет Юра и разводит руками. Что правда, то правда, Кикир был знаком и с этой частью их с Пашей постельной жизни. Кикир ржёт, не останавливаясь, никак не мог привыкнуть к тому, каким Юра прямолинейным стал. — И что думаешь? Теперь переквалифицируешься в би? — теребит крестик в ухе и наматывает на палец кудряшку. Юра пожимает плечами. До сих пор он не задумывался, будет ли что-то делать, и стоило ли вообще делать что-то. Это был разовый перепихон, пусть и на всю оставшуюся жизнь запомнившийся. Стоило ли это замешательство их с Пашей отношений, которые могли как минимум покачнуться, а то и рухнуть? Однозначно нет. Значит нужно было забыть и как можно поскорее. — И как я Паше объясню это по-твоему? Что у меня на нормальную порнуху стал хер вставать? Так нихрена подобного, — разволновался, даже привстал, но вовремя понял, что разорался слишком громко и Саниным соседям необязательно было знать о том, на что у него встает и на что нет. Кикир даже замечание не сделал, видимо был очень увлечёт душевными терзаниями Юры, а у того чуть ли не слюна во все стороны летела, так увлечённо рассказывал. — У меня никогда не вставало на девчонок так каменно, я думал, меня разорвёт нахрен, если не кончу. Сколько мне ни дрочили, ни сосали, что угодно, а тут знаешь от чего встал? — Саня пожимает плечами, всем своим видом показывая, что понятия не имеет. Юра подуспокоился, но ненадолго, хотя бы орать на всю квартиру перестал. — От сраного поцелуя! — Гонишь, — недоверчиво хмурится, потому что от поцелуя даже у него ни разу не вставало. Поверить в то, что на гомосексуального Юру поцелуй женщины подействовал получше виагры было трудно. — Прикинь. Я думал она мне подсыпала что-то, но я не отходил никуда. Черт его знает, что это было. Просто поцеловала и мгновенно, — показывает жестом, заставляя Кикира снова согнуться пополам от смеха. — И что дальше? Обменялись номерами и будете периодически спать? Музыченко делает глоток из чашки и отрицательно мотает головой. Аня ясно дала понять, что ей это не нужно, а у него был Паша, с которым ему было комфортно и тепло в постели и вне её, а главное безо всяких угрызений совести и навязчивых мыслей. Паззл красиво сложился, книжка, а точнее брошюрка, закрылась, и отправилась на полку воспоминаний. — Главное сейчас, чтобы Паша ничего даже случайно не узнал, а иначе пиздец нам троим. Он нам обоим яйца открутит, а Аню найдёт и волосы повыдирает, что посмела ко мне подкатить, — смеётся, а самому нихуя не смешно. Ревнивый Паша — это пиздец, похлеще инквизиции. Только заведёшь и всё, никому в радиусе километра не поздоровиться. — Аня? — Кикир ухмыляется. Забавное совпадение, компашка бы у них вышла отличная, если бы Юра всё-таки поехал кукухой и бросил Пашу ради девушки из бара, которая смогла одним только поцелуем поднять его член из десятилетней спячки. — Аня, — вздыхает, а в нос бьет запах ее волос и кожи на шее. Снова, в который раз за день, снова дурманит. От самого себя уже тошнит, он не хотел, но возвращался в воспоминания и те каждый раз ярче вспыхивали. Поскорее бы его перестало бросать в воспоминания, а то ведь ничем хорошим это не кончится. Нужно вернуться домой и забыться в объятиях Паши. Тот как раз в хорошем настроении после Юриных извинений за то, что не брал трубку и приехал домой на час позже обещанного, а Музыченко почему-то неимоверно хотелось нежности. Ведьма, всю малину ему переломала. Надеялся, что ляжет спать, а утром проснётся, как ни в чём не бывало. На этом тему и закрывают. Кикир косится на часы и на стопку грязной посуды в раковине, Юра набирает Личадееву сообщение, что скоро будет. Всё медленно становилось на свои места. План не должен был сорваться, Юре стало поспокойнее. На улице снова метёт, пока дойдёт до метро и вовсе в снеговика превратится. Повыше горлышко свитера натягивает. Пахнет домом и мылом, которое в шкафу держали, чтобы одежда залежавшимся не воняла. — Юр, у тебя так глаза блестят, я давно такого не видел, — уже в пороге Саша решается и озвучивает своё наблюдение. Пугало это, не знал, как Музыченко отреагирует. Тот был на удивление спокоен. То ли устал, то ли и сам это заметил, но отказывался признавать. — Да? — по-детски наивно поднимает взгляд и пожимает плечами. Тычет пальцем в люстру. — Свет у тебя такой, лампочку смени. Кикир усмехается и закрывает за ним дверь. Юру жаль. Юра забил себя в жёсткие рамки своей ориентации и теперь даже мысли о том, что может быть по-другому не допускал. Советовать ему что-либо было равносильно битью головой о стенку, толку ноль, только шишки набьёшь. Они взрослые мальчики и сами в праве решать, что им делать, что есть и с кем спать. И всё же ему казалось, что нихрена у Музыченко не получится этот секс забыть.