Что ты будешь делать?

Убедившись, что вокруг никого нет, Музыченко уронил голову на сложенные на столе руки и завыл во весь голос, как попавший в капкан медведь. Так громко и низко, что Аня, администратор его стоящей одной ногой в могиле тату-студии, выбежала из подсобки, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке и на него не напала парочка сбежавших из соседнего здания заключённых. В зале, к счастью, никого из посторонних не было, вообще никого не было, только её замерший в позе сдавшегося офисного работника босс. Хотя какой он босс, одно название. Частично можно было сказать, что на Юру напали, но физической опасности нападавшие не представляли. Хотя это тоже смотря с какой стороны посмотреть, моральные издевательства вполне могли привести к желанию свести счёты с жизнью, но за Юрий Юрьичем она таких наклонностей на наблюдала, по крайней мере в рабочие часы. Перед Музыченко лежала скромная стопочка счетов, в том числе и пара просроченных за аренду. И, как бы удручающе это ни звучало, выручки студии не хватало, чтобы покрыть даже половину суммы накапавшего долга. Юра в очередной раз разочаровался в своей давнишней мечте и идее. Студия должна была приносить деньги, но делала это настолько редко, что Юра даже и не помнил, когда ему что-то в карман перепадало. Всё уходило на аренду, коммуналку и зарплату админу, мастера давным-давно работали на аренде места и послушно отстёгивали Юре ранее оговоренную сумму. Мизер, потому что клиентов можно было пересчитать по пальцам одной руки. Мысли бросить эту убыточную ошибку молодости не покидали его уже давно, но вечно что-то останавливало. Ему не хватало пинка под зад и безумной бизнес-идеи, которые явно бы подняли загнивающую студию с колен. В кармане оставалась пара сотен, благо сегодня вечером они с Пашей договорились на выступление в баре с сомнительной репутацией недалеко от Пашкиной академии и у Юры снова появятся средства для существования. Но ненадолго, придётся искать подработку или залезать в неприкосновенный запас, рука к которому тянулась так часто, что тот стремительно пустел. — Юр, чего ты? — Анька уже собиралась уходить, записи после обеда не было, торчать на работе не было смысла, записать редких клиентов она могла и по телефону или через инстаграм или вконтакте. Давненько шеф не бился головой о стол, несчастному деревянному товарищу максимум рюмкой по столешнице перепадало в последнее время, а лоб Музыченко явно был крепче. Юра был таким начальником, которого и нахуй послать не страшно было, если за дело. Она могла спокойно найти себе работу получше, на которой бы скромную зарплату не задерживали и не просили работать по воскресеньям. Аня держалась за идею и верила, что когда-нибудь Музыченко возьмёт себя в руки, перестанет пить и станет поистине великим человеком, а тогда и дела с бизнесом пойдут в гору. Либо же найдёт правильного компаньона, который толково подскажет, что нужно сделать. А пока ей оставалось только надеяться, что арендодатель не попросит их освободить помещение за долги, хоть к этому всё и шло. Музыченко вырулит, он и не из такого говна чистеньким и розами пахнущим выбирался. — Как думаешь, какую почку продать, чтобы побольше бабла срубить? — поднимает глаза и откидывает назад волосы. Нервно грыз колпачок от ручки и дрыгал ногой, от этого скрипел стул. Аня закатила глаза и цокнула языком. — На эскорте больше заработаешь, — усмехается и рывком застёгивает куртку, морщится, потому что прищемила подбородок. Музыченко ухмыльнулся её реакции. Аня-то точно знала, как его подбодрить, чтобы он окончательно не сник и не чувствовал себя безынициативным и бесполезным говном. Интересная такая, всё у неё так просто и шутливо. Как будто бы Юра сам не задумывался о таком выгодном заработке, со стороны казалось, что это до безумия лёгкие деньги, но семейное положение не позволяло, как и в порно индустрию податься. Секс он любил конечно, но нет. Последнее время он и так до мозга костей себя говнюком и изменщиком чувствовал, ещё в эскорт податься не хватало, чтобы добить свою совесть, которая отныне приняла образ бойца и ни дня покоя не давала. За окном светило солнышко и пели птицы, когда только успели вернуться. Глупые, холода ведь ещё возьмут свое. Весна потихоньку вступала в свои права и радовала теплом, петербуржцы выбирались из своих сырых квартирок и ловили солнечные лучики щеками, но праздник обещал быть недолгим. Со следующей недели передавали дожди и мокрый снег, а значит нужно было пользоваться моментов и звать Личадеева, и не только Личадеева, на романтическую прогулку по Невскому. А у Паши как назло курсовая, какой-то гениальный проект, из-за которого тот не спит ночами, вечно зависает в телефоне в переписках и обсуждениях спонтанных идей. Режиссёр сраный, чёрт бы его побрал. Угораздило же Юру пропиздеться о том, как интересно учиться на творческой специальности и вдохновить Пашу. Сам был виноват, что тот медленно предпочитал их отношения учёбе и будущей профессии. И Юра бы ничего против не имел, наоборот, только радовался за Пашу и поддерживал, если бы не одно «но». Паша не угасал, но неосознанно делал всё, чтобы Юрино пламя стало поменьше и горело поспокойнее. Потому что его часть теперь поддерживала тепло другого человека. — До вечера, Юр, мы придём на выступление, — звонко прощается Аня и уходит, а Музыченко остаётся в студии абсолютно один. Возвращает счета обратно на стойку админа, пишет арендодателю сообщение, что в этом месяце они снова немного задержат аренду. Извиняется, получает сухое «Ок, только не как в прошлый раз» и снова залипает на ясную погоду за окном. Благодать. Песня, а не погода, когда ещё такая будет. Ане набрать он не решался уже неделю. Очень хотел, следил за её онлайном в телеге, порывался, но не мог придумать повод для встречи и предлог, чтобы свалить из дома. Хотя второго можно было и избежать, Личадеев со своей драгоценной учёбой и зачётным фильмом всё равно не заметил бы его отсутствия. Хоть какой-то плюс. Пользоваться его увлечённостью и какой-то пренебрежительностью на фоне этой увлечённости не хотел, любил же всё равно его, пусть это чувство и пугающе часто в последнее время подвергалось сомнению. До вечера он был абсолютно свободен, а желудок заурчал так громко, что, если бы кто-то остался в студии, его услышали бы на первом этаже. Над его башкой будто в мультиках загорелась лампочка. Вот и повод нарисовался, оставалось только убедиться, что Аня не выставит его за порог и составит ему компанию. Нормальные люди приглашают на обед в какое-нибудь более или менее приличное место, ресторан, кафе, бистро, задрипанную столовку на самый уж крайний студенческий случай, но у Юры была идея куда лучше и, на его голодный взгляд, заманчивее и возможно в какой-то степени романтичнее. Пашка бы его однозначно оценил. Музыченко написал сообщение на конспирационный «Кикирон мегафон» и буквально подскочил с дивана, шнуровал свои ботинки и продумывал путь, даже не получив ответа. Поедет домой, если она скажет, что не хочет его видеть. Верилось в отказ слабо, но всяко было возможно. Женщины, как он уже успел понять, существа непостоянные, с Пашкой и прочими мужчинами было гораздо проще в этом плане. У него было время покурить и забежать в магазин за углом. А погодка была и правда воодушевляющая и вдохновляющая на подвиги. Рыцарь из Музыченко был такой себе, на троечку с натяжкой, но ради такой женщины мог и постараться.

***

«Ты дома?» Аня аж опешила, увидев это сообщение, да ещё и с незнакомого номера. В таких случаях обычно сразу стирала и блокировала номер, это запросто мог быть кто-то из ее мужиков, с которыми она не планировала продолжать общение, но здесь что-то насторожило. В конце-то концов, она взрослая самостоятельная женщина, она спокойно звонила в жкх и ругалась из-за того, что те не могут уже неделю прислать сантехника, чтобы тот разобрался с её текущими трубами, а сейчас боялась ответить на сообщение человека, который, вполне возможно, был ей знаком. Выдохнула и смело набрала номер. А когда услышала хитрое и хриплое «Привет» на другом конце, сама удивилась своей глупости. И как она не догадалась, что это Юра? — Привет, — облегченно выдыхает, заранее предчувствуя, в каком русле будет их разговор. Они договорились, что он позвонит, когда захочет ее увидеть, видимо момент настал. Аня выходит из театра на улицу и улыбается. Солнце нежно касалось лица и заставляло щурится, а очки она забыла дома. Прохладно, свежо, но лучики греют. И даже неважно было, что она устала, что руки тряслись от кофе, что позавчера она стала на год старше и утром проводила любимую мамочку в аэропорт, не имея ни малейшего понятия, когда увидит её в следующий раз. — Соскучился? — прикусывает губу и ухмыляется. Ясное дело, соскучился, иначе бы не позвонил первый. Она, даже если бы очень хотела, то не знала бы, куда звонить. — Можно и так сказать, — усмехается и запрыгивает в хвост автобуса, что шёл прямиком в Анин район. Храни, господи, Яндекс транспорт, а иначе он и продолжал бы тратиться на такси, когда можно было потратить деньги на что-то более необходимое. — Мне чертовски хочется разделить с тобой пачку пельменей, которую я несу в пакете. Аня рассмеялась прямо посреди улицы, на неё даже парочка прохожих покосилась. Он нашёл повод, и тот был таким нелепым, что от смеха сводило щёки и болел живот. — Мне купить сметану? — Значит я могу приехать? — отвечает вопросом на вопрос, в голосе слышны нотки самодовольства. План работал. — Я еду с работы, буду минут через сорок, не раньше, — угораздило же ее поселиться так далеко от своего места работы, считай, у черта на куличиках. Просыпаться приходилось раньше, чем могла себе позволить, а по дороге домой она первое время, пока не забросила постановки с текстом, вполне успевала выучить наизусть половину нового сценария. — Подождёшь? Юра соглашается и шутит что-то про то, что пельмени растают и придётся снова их замораживать. Аня обещает поторопить водителя и кладёт трубку. Она миллион лет не ела простые пельмени, все старалась радовать себя кулинарными изысками, благо времени на готовку хватало с головой, а тут такое заманчивое предложение, как в студенческие годы, когда однокурсницы звали учить очередной кодекс и есть пельмени. Она не слышала его практически неделю и думала, что он снова исчез на полтора месяца. Но нет, он объявился гораздо раньше, с ноги выбил дверь в её жизнь и лёг на диван, закинув ноги на подлокотник. Через час Музыченко вовсю хозяйничал на ее кухне, помешивал ее ложкой дымящуюся воду в ее кастрюле и собирался забросить туда свои подтаявшие и успевшие обратно замёрзнуть, пока он сидел около подъезда, пельмени. Аня, как и обещала, купила сметану, насчёт свежести и пригодности в пищу той, что стояла в холодильнике, она не была уверена, поэтому перестраховалась. — У меня есть мамин торт, если хочешь, — нарушает молчание и ловит заинтересованный взгляд Музыченко. Она давно поняла, что его можно завлечь едой, хоть голодным он и не выглядел. Торт, который к ее дню рождения приготовила ее приехавшая из Благовещенска мама, вторые сутки ждал, чтобы его ел кто-нибудь, кроме самой Ани. А Аня уже не могла смотреть на него. Юра замер, глядел на неё и будто взвешивал все в голове, Аня едва не рассмеялась. Как будто она ему автомобиль предлагает, а не торт. — Будешь? — Странное у нас с тобой общение, — вздыхает, а на слове «общение» прерывается, будто оценивая, насколько уместно было его использовать. Он бы назвал это по-другому, как бы ему больше хотелось, но не знал, как отреагирует на это Аня. — Я к тебе поесть прихожу и по душам поговорить. — У нас в целом все странно, не заметил ещё? — усмехается и вздыхает с какой-то дрожью. Наконец-то они подошли к обсуждению того, что стоило обсудить уже давно. — Мы видим друг друга третий раз в жизни, а я без гвоздей тебя к себе домой пускаю; мы переспали в первую встречу и ни разу не припомнили это, хотя секс был потрясающий; ты гей и три года в отношениях, но твой парень обо мне и твоих гетеросексуальных наклонностях даже не догадывается, — вываливает все за раз, без злобы, будто с усталостью и разводит руками. — Зачем? У тебя же Паша есть, зачем все портить? — Ань, — со стуком опускает ложку на столешницу. Разговора, как он понял, не избежать. — Подожди, я не договорила, — подходит к нему и рот рукой закрывает, прямо в глаза глядит, а зрачки бешено бегают туда-сюда. Запах духов ударил в нос, этот интимно-близкий контакт глаза в глаза и миллиметровая дистанция просто сносили крышу и добавляли решительности. Девушка напротив уверенно несла какую-то невообразимую ахинею, которую стоило прекратить да поскорее. — Послушай, я ни разу не пожалела о том, что развела тебя на секс, но тот факт, что я своими руками, и не только ими, рушу твои убеждения и здоровые долгие отно…- договорить не успевает, Музыченко убирает его ладонь и прижимается губами к ее незатыкаемому болбочущему всякую дребедень рту. Аня так и замерла с отведённой в сторону рукой, губами мягко шевелила и поддавалась движениям Юриных. Забыла, что нужно дышать. Музыченко улыбался сквозь поцелуй и осторожно сжимал обтянутую мягким платьем талию, достаточно крепко, чтобы она не вырвалась, хоть никуда вырываться и не собиралась. Отлипла, расфокусированно захлопала глазами и меж губ за секунду до их соединения сбивчиво прошептала: — Забудь, что я сказала. — Уже забыл, — прижимается к тёплым мягким губам на пару секунд, вспыхнувшая в голове фраза переходит на язык и бесконтрольно вырывается наружу. — Давай попробуем? — Давай. И в этот раз ей ни секунды, чтобы подумать, не потребовалось. Ни в чём не была так уверена, как в своём решении. Спонтанность и необдуманность не были её вторым именем, но делать шаг назад не хотелось. Только вперёд и ещё ближе к человеку, впервые за долгое время пробудившему в ней хоть какие-то чувства, кроме слепого желания. Сквозь тернии размышлений, бесконечных взвешиваний всех «за» и «против» Аня окончательно убедила себя в том, что в ту ночь она не поддалась алкоголю и бушующим гормонам, а действительно почувствовала искру, и губы, сейчас так нежно и чувственно ласкающие ее, были прямым тому подтверждением. Голова протестовала, но ее Аня постаралась максимально отключить. Она давно себя такой воздушной и полупрозрачной не чувствовала, сердце и тело вышли на демонстрацию с транспарантами и во весь голос требовали соответствующих расцветающей весне за окном чувств и такой нежности, чтобы аж тошнило. Она была уверена, её обязательно затошнит: и от этой приторной сладости их отношений, и от чувства вины, и от самой себя и своего безнравственного поведения. Но это будет потом. Сейчас хотелось чувствовать и цвести. За спиной что-то зашипело и оба, как ошпаренные, отскочили друг от друга. Пельмени убежали. Анины щеки сдавали все ее явки и пароли и беспощадно краснели, жарко стало, она пожалела, что не переоделась в домашнее, как только пришла. Прижимала ладони к лицу, стараясь унять жар. Она вернулась за стол и молча со смущенной улыбкой, застывшей на лице, наблюдала за сражением Юры с ее плитой. Уже и есть перехотелось, хоть она сегодня и только позавтракала. Как всегда на ходу, потому что маму в аэропорт провожала и уснула ближе к пяти утра. Ее утренние отбои уже вошли в какую-то дурацкую привычку и никак с ее ритмом жизни не вязались. И происходящее никак не вязалось с её устоявшимися принципами, по которым не стоило поддаваться мимолётной влюблённости и нырять в чувства с головой, даже не набрав достаточно кислорода. Принципы летящей походкой шли нахуй, а Аня тонула. Стоило наглотаться воды, раз они решили попробовать. Довольный Юра с видом шеф-повара раскладывал по тарелкам пельмени. Пахло вкусно. На торт он все-таки согласился, а пельмени даже не переварил. Видимо готовил их слишком часто и уже приловчился. Аня таким мастерством похвастаться не могла. Готовила она хорошо, но иногда так зарабатывалась, что напрочь забывала о бурлящих на плите на маленьком огне макаронах и те слипались. Завидная хозяйка, идеальная жена, никак иначе. Юра между делом говорит о своих сегодняшних планах на вечер и концерте, рассказывает о их скромном ансамбле из трёх человек и том, что никогда бы не подумал, что практически в тридцать ему пригодятся семь лет учёбы в музыкальной школе и навык игры на скрипке, а Аня с горящими глазами просит его скинуть адрес бара, потому что хочет прийти и послушать. Даже Паша её больше не смущал, наоборот, в какой-то степени даже интересно было посмотреть на их с Музыченко вместе и него в отдельности, чтобы знать своего, так сказать, соперника, в лицо и не попасть в дурацкую ситуацию, если вдруг случайно встретит Юру с ним на улице. Музыченко сперва попытался её отговорить, но, когда понял, что это абсолютно бессмысленно, сбросил ей адрес сообщением. Про себя отметил, что только её ждать и будет и чертовски расстроится, если она передумает, стушуется, решит, что не готова встретиться лицом к лицу с его бойфрендом, и не придёт. Вечер наступил слишком быстро, а прокуренный до последней пепельницы бар медленно наполнялся людьми. При виде довольного и пребывающего в игривом настроении Паши внутри кольнуло, благо Личадеев его изменившееся настроение даже не приметил, как ни в чём не бывало глубоко поцеловал в подсобке бара, где они переодевались, и многообещающе пробормотал на ухо что-то про сюрприз, который ждёт его дома. Интриган. Юра натянуло улыбнулся. И к Паше у него были чувства. Ровным счётом такие же, как и к Ане, только привязка гораздо сильнее, столько лет одним пальцем не раздавишь, как минимум кулак понадобится. У Юры намечался сезон тяжёлой игры на два фронта, предсказать исход которой он даже не брался. Он и раньше часто бросал всё на самотёк, но так страшно это делать, как сейчас, никогда не было. Либо он успешно сидит на двух стульях сразу, либо падает сразу с двух и отбивает задницу к чертям собачьим. Посреди выступления, когда голос слегка подохрип и зудящее горло потребовало хотя бы глоток воды, метнул взглядом из-под мокрой спадавшей на глаза чёлки в толпу и тут же выцепил Анины восхищённые карие глаза и хитрую самодовольную улыбку. Ухмыльнулся в ответ, раскрасневшийся потный Личадеев с аккордеоном наперевес выхватил у него бутылку и обжёг взглядом своих голубых. Казах ебаный. Прямо здесь соблазняет, пиздец ему дома. Юра зачесал мокрые пряди назад, ловко занёс смычок и с ещё большим энтузиазмом загорланил «Слово пацана». Вышло как никогда актуально, потому что ни как выйти из воды сухим и не намочивши головы, ни чего ему теперь делать, Юра не знал.