Что ты будешь делать?

Воспитательное мероприятие под названием «не вернись домой ночевать после ссоры и дай Паше Личадееву реальный повод для подозрений» сработало именно так, как Музыченко и планировал, уезжая к Ане с ночёвкой после их перепалки во время репетиции и периодического мозгоёбства на протяжение всей предыдущей недели. Был, конечно, вариант, что Паша соберёт свои манатки и съедет с квартиры без выяснения отношений, думая об этом, у Юры закрадывалась мысль, что он, наверное, даже обрадовался, решись всё так просто. Паша так не поступит, Паша будет держаться за него до последнего, как и он за Пашу. С каждым днём его уверенность в этом «держаться» становилась всё более шаткой, виной тому была Аня и растущая с каждой встречей между ними не только физическая, но и духовная близость. Утром, а если быть точнее, ближе к полудню, когда Юра решил, что хватит с Паши переживаний, нехотя выбрался из согревающих объятий любимой женщины и добрался наконец до дома, Личадеев уже был как шёлковый, чуть ли не на задних лапках перед ним бегал. Ни капли обиды, послушный, покладистый, и шмотки, которые уже больше недели лежали в корзине с грязным бельём, выстирал, и завтрак приготовил, и постельное поменял наконец-то. Юра не узнавал того Пашу, который всю предыдущую неделю закатывал ему скандалы и пас, как овечку, а за одну ночь изменился до неузнаваемости, откатил свои заводские настройки до того Паши, с которым Юре было спокойнее и комфортнее всего. Всё ходил за ним, Юрочка да Юрочка, расспросами не донимал, лез обниматься, пальцы в волосы запускал и массировал, Музыченко уже и забыть успел, как кайфует от этой мелочи. Лежал у него на коленях, в пол уха слушал его рассказы об универе и болтовню новостей по телику, а вместо Пашиных чувствовал Анькины тонкие пальцы с наманикюренными острыми ноготками. И чувствовал себя уебаном, который ночью признаётся в любви, утром уплетает вкусный завтрак за обе щёки и пользуется любезно купленной ему с утра пораньше зубной щёткой, а после нежится в объятиях и разводит на быструю дрочку другого, которому уже практически два месяца наставляет рога. Приходить домой стало гораздо приятнее, не было того искрящегося напряжения и давящей тишины, они спокойно убивали тёплые апрельские вечера вместе, гуляли, писали музыку, набили Паше новую дурацкую татуировку и даже разок на дачу Юриных родителей выбрались. В первой же половине дня, пока Паша, усвоив главный урок их отношений, что Юру лучше не доводить, иначе он реально может не прийти ночевать домой, грыз гранит науки, Юра пользовался Анькиными отгулами и свободными от репетиций днями и проводил время с ней. В одну из таких утренних ленивых посиделок, когда за окном пригревало и светило солнышко и пели птички, напоминая о конце месяца и необходимости платить аренду студии и зарплату мастерам, Юра вскользь упомянул в разговоре реальное положение дел в студии и тот огорчающий его факт, что скорее всего в ближайшее время с бизнесом придётся распрощаться. И дело было вовсе не в долгах, деньги он кое-как зарабатывал, поднимал цену на аренду, набирал новых мастеров, подрабатывал ведущим на свадьбах в конце концов, только вот с ролью строгого руководителя и успешного бизнесмена справиться никак не мог. — Я могу помочь, — непринуждённо пожимает плечами, удивляясь, что он не сделал этого раньше. — Придумаем что-нибудь, покопаемся в документах, я более чем уверена, всё не так плачевно, как ты рассказываешь. И Юра, доверившись её первому высшему юридическому образованию и неоспоримому женскому шарму, соглашается и на следующий день передаёт все документы по студии в её ручки. Теперь, приходя к ней, он всё чаще наблюдал озадаченную Аню, что-то расписывавшую, помечавшую, куда-то звонившую, но увлечённую. Юра уже жалел, что свалил это всё на неё, но тут же передумал, увидев её горящие и счастливые от того, что смогла помочь, глаза, когда всё начало функционировать и давать первые плоды в виде большего количества клиентов, а следовательно и чуть большую выручку. Не знал, как её благодарить, кроме цветов в голову ничего не шло, но даже с такой простой благодарностью он мог запросто проколоться. Парни парням цветы не дарят, а будучи сопляком, он не мог себе позволить что-то роскошнее розочки в полиэтилене. Напряг голову, волновался, но с горем пополам выбрал. Сонная Аня сперва не поняла, что происходит и по какому поводу он дарит ей цветы, по внешнему виду было понятно, что он её разбудил, она даже умыться и причесаться не успела, как была в пижаме, так и открыла. Постояла, похлопала глазами, заулыбалась как-то смущённо, а потом расплакалась. Юра с букетом выглядел смешно и нелепо, но она оценила его старания, и ответная благодарность не оставила себя ждать. На майские праздники Личадеев воспользовался представившийся возможностью отдохнуть от Юры и учёбы и несколькими выходными подряд и улетел в родной Казахстан. Давно там не был, сперва мешали конфликты с родителями из-за его отношений с Юрой, потом отсутствие денег и беспросветная учёба. К конце зимы родители отошли от первичного шока, к середине весны приняли наконец сына таким, какой он есть, а в конце апреля скинули деньги на билет и позвали домой. Сказали, что соскучились, Паша тогда глазам своим поверить не мог, глаза весь вечер будто на мокром месте были, Музыченко даже перепугался такой реакции. Паше было трудно, переживания по поводу их также быстро закончившегося, как и начавшегося, кризиса в отношениях не отпускали, а поддержки хотелось, поэтому и решил съездить. Будь, что будет, обратный билет у него был куплен и в случае, если его будут пытаться вразумить и относиться, как к больному, он вернётся в Петербург и сделает выводы. Готовился с предвкушением, едва не дни считал до поездки, Юра тому весь мозг выебал с просьбой привезти пару бутылочек знаменитого горючего, под которое очень уж охотно писались их заводные матершинные песни. Паша отшучивался, даже не знал, кого Юра будет ждать из Казахстана больше, его или обещанные пару бутылочек коньяка. Когда дверь за Личадеевым закрылась, а тот сел в такси до аэропорта, Юра выдохнул. У него было три дня свободы, три дня, на которые можно было забыть о конспирации с ночи до утра. Первые несколько минут чувствовал себя одиноко, потом сходил покурить и как рукой сняло. Всего-то три дня, в компании Никитиной он и не заметит, как они пролетят, и Паша вернётся. С коньяком и чистым, проветренным горным воздухом, мозгом. Приглашать к себе домой Аню не рискнул. Во-первых, слишком уж велик был риск, что кто-то из вездесущих соседей между делом настучит по приезде Личадееву, мол, Юра в его отсутствие развлекался в компании роскошной незнакомой брюнетки и нарушал всеобщее спокойствие, особенно по ночам, и Пашино кое-как залатанное сердце уж точно такого поворота не выдержит; во-вторых, ему совесть не позволила бы привести искушённую уютом и чистотой Аню в тот беспросветный пиздец и сплошную развалюху, в которой уже несколько лет они с Пашей мариновались двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Если прибраться и навести чистоту он мог, квартиру до состояния помойки они не доводили, Личадеев был тем ещё педантом, и грязная плита и забрызганное мутное зеркало в ванной буквально в истерику его вгоняли, то с ремонтом ничего поделать не мог. У девушки, ступи она на порог их берлоги, случился бы культурный шок. Лампочка с февраля перегорела дважды, но бессменно заменялась такой же дешёвой и тусклой, потому что в магазине рядом с домом были только такие, в коридоре на потолке отвалились пенопластовые касетоны и на их месте зияла ржавчиной осыпающаяся на голову от любого звука штукатурка. Про их скрипучий диван, кухонный стол и старую с чёрной плесенью по углам душевую кабину и говорить нечего было, там они с завидной периодичность трахались с Пашей либо отсасывали друг другу, и с Аней он не смог бы использовать эти места по их прямому назначению без смешанных чувств, стыда и внутреннего дискомфорта. Поэтому со скрипом принял для себя решение встречаться с Аней на её территории, чтобы в придачу ко всему вышеперечисленному не оставить следов их встреч. Чувствовал себя ребенком, строгие родители которого уехали на дачу и оставили его наедине с его бушующими гормонами и горящей в поисках приключений жопой. Даже не знал сперва, куда податься: то ли сразу собрать вещички и умотать со спокойной душой к Аньке на все выходные, то ли отложить встречу с девушкой на несколько часов и насладиться долгожданной свободой. Пива попить около телика, носки поразбрасывать со спокойной душой, песни в душе попеть, голым походить — возможностей, хоть отбавляй, выбирай не хочу. После их с Пашей вчерашнего прощального секса нещадно болела задница, он даже удивился, миллион лет такого не было и не случилось бы, не забудь разгоряченный, раззадоренный предварительными ласками и чуть не текущий от возбуждения Личадеев о смазке и необходимости растянуть партнёра, прежде, чем толкаться внутрь. Юра готов был ему яйца открутить, придушить, как мокрицу в душе, похуй было на извинения и попытки загладить свою вину, как бы тот ни старался глубже в рот брать и зацеловывать его везде, куда только мог добраться. Поплатился за свою безответственность позже, а уснули всё равно в обнимку. Втроём: Юра, Паша и Юрина совесть, бьющая его сразу по двум щекам, чтобы одумался, что творит. Решает уделить время себе, когда ещё такая возможность предоставится, именно поэтому Аня заполучает его в свои руки только в конце рабочего дня. Он сваливается, как снег на голову, приходит без предупреждения, Аня уже привыкла всегда быть начеку, привыкла к тому, что в дверь могут постучать, когда она курит на балконе, или только-только намылила голову в душе. Вот и сейчас она разделась, забралась в ванную, включила дождик и намылила шею и плечи, когда по шороху подошвы кроссовок о коврик поняла, что до стука в дверь остались считаные секунды. Домыться он ей дал, хоть без поползновений в сторону её тела не обошлось. — Сходим куда-нибудь, или посидим дома? — Аня в своём кипельно-белом махровом халате плюхнулась рядом с ним на диван и прилегла на плечо. Расслабленно закрыла глаза, улыбнулась, наощупь нашла его ладонь, и он тут же переплёл пальцы, даже намекать не пришлось. От него ещё пахло автобусом, весенним тёплом и улицей, от Ани наоборот пахло свежестью и чистотой. Целый день на ногах в театре выматывал, особенно после долгого перерыва, но светившая ей перспектива провести сегодняшний вечер и ближайшие пару дней в более чем приятной компании прельщала и расслабляла получше горячего душа. — Ну, пока твоя схема раскрутки студии не сделала меня миллионером, могу предложить только прогуляться и поесть в маке, ты вчера хотела, — смеётся Музыченко, прижимая ее к себе покрепче и чувствуя себя самым ничтожным созданием в мире, который свою девушку даже в приличное место сводить не может. Никитина убеждала, что впереди у него и его бизнеса лучшие времена, говорила, что стоит немножко подождать и приложить чуть больше усилий и всё обязательно получится. Юра улыбался, ловил тёплые лучики в её карих глазах и верил так, как никому в своей жизни. В крайнем случае, мак — это тоже какой-никакой ресторан, то, что нужно, в его ситуации. Аня пусть и производила впечатление леди, которая ест исключительно ножичком с вилочкой и пьёт за ужином белое сухое, на самом деле спокойно делила с ним бутылку тёмного фильтрованного и сковородку жареной картошки с луком, порой сама предлагала заменить приготовление обеда тарелкой химозной лапши с хлебом и майонезным магазинным салатом. Простая была, удивительно простая. — Я не голодная, — пожимает плечами Аня и поднимает на него глаза, пытаясь найти там намёки на голод. Безуспешно, Юра поел перед выходом, чтобы не испортилось за его отсутствие, но Аню взгляд не убедил. — Ты хочешь есть? Давай в магазин прогуляемся, который подальше, я приготовлю, что захочешь. — Лежи, трудяга, — давит на плечи, чтобы улеглась обратно, а то уже подорвалась и была в боевой готовности, чтобы накормить. Бабулю его напоминала и маму, те тоже постоянно жаловались на его худобу и пичкали едой, едва тот дома появлялся. — Я и так у тебя ем постоянно, у меня аж живот появился. — Бе-бе-бе, — кривляется и щипает за тот самый живот. У неё и то жирка побольше было, Юра же — кожа да кости, поэтому и откармливала его активно. Долго ждала появления жертвы-дегустатора своих кулинарных экспериментов, а теперь не могла остановиться. Притащила ноутбук и поставила его на табуретку рядом с диваном, ловким движением опрокинула Юру на подушки и довольно улеглась в его объятия. Раз есть он не хочет, будут досматривать сериал, который по дурости вчера начали и не посмотрели, что количество серий в сезоне превышает их временной лимит на встречу. Сейчас же, когда этот лимит, пусть и временно, сменился безлимитом, Аня была абсолютно счастлива. В Алматы тем временем намечалась дружеская встреча по случаю приезда пропажи Пашки Личадеева, на которую тот охотно собирался. С местными друзьями старался поддерживать связь, провёл с ними большую часть своей жизни и просто так обрубить концы не получилось бы, те настойчиво напоминали о себе и вот сейчас, едва Паша сообщил о намечающемся возвращении домой, казахским консилиумом было решено закатить по этому поводу вечеринку. Сопротивляться было бесполезно, да и не хотелось. Ему, как и Юре в тысячах километров, было о чём подумать, а для таких глубоких размышлений непременно требовалось чуть больше алкоголя, чем обычно. Паша собрал волосы в хвост, поправил джинсы, поцеловал маму, пообещав быть хорошим мальчиком и не шуметь, когда вернётся, и двинулся в путь на давным-давно забытую квартиру. Предчувствие, что он сегодня где-то прилично накосячит перед своей совестью, не покидало. После литра пива и пары стопок коньяка целоваться со своей школьной любовью спустя пять лет даже Паше с его нетрадиционной ориентацией было не так уж и противно.