Аромат лаванды

- С рассветом, - повторил священник, печально вздохнув. – С рассветом всё будет кончено. Вокруг царила темнота, приближалась полночь. Он мысленно обрадовался, что до наступления утра ещё есть время - конечно, не так много, как хотелось бы, но всё же хоть что-то. Клод велел Квазимодо разыскать в госпитале подругу мадам Бовен и вручить ей письмо. В этом письме архидьякон извещал Антуанетту, что Беатриче находится в безопасности и просил передать одежду и некоторые вещи, которые могли понадобиться девушке, пока не удастся окончательно доказать её непричастность к отравлению и колдовству. Звонарь послушно отправился исполнять указание. Подойдя к госпиталю, он заметил знакомые силуэты Пьера Гренгуара и Антуанетты неподалёку. Они остановились около уличного фонаря. Поэт перелистывал страницы одной из своих рукописей и совсем не смотрел на хорошенькую спутницу. Брюнетка решила, что настал час для откровенного разговора и прямо сказала: - Пьер, я не буду твоей женой. Я вижу, что ты больше не любишь меня, и даже сомневаюсь в том, что любил. Ты любишь только свои мысли и мечты. Я хочу расторгнуть нашу помолвку. - Я не стану тебя удерживать, но надеюсь, что мы останемся друзьями, - ответил поэт, втайне обрадованный подобным поворотом событий. Он действительно охладел к этой девушке и уже жалел о том, что в начале их знакомства позволил себе быть чрезмерно пылким и вышел из своего излюбленного состояния полного душевного равновесия, более подобного безграничному равнодушию. – Позволь мне быть твоим другом, Антуанетта. - Хорошо, Пьер. Прими от меня этот подарок. Мне кажется, он будет хорошим дополнением твоего пера. Развернув свёрток, поэт-философ с хладнокровием истинного стоика скрыл своё неудовольствие, так как считал, что изящный острый кинжал ему ни к чему: зачем оружие поэту, который отказался от всякой борьбы и живёт, лишь плывя по течению? Пьер убедился в том, что ему не нужно ничего – только самую малость, чтобы иметь возможность жить и сохранять абсолютное спокойствие. Его не волновали ни материальные блага, ни власть, ни слава, ни любовь – эти суетные и гибельные призраки, эти глупые страсти, которые вечно мучают людей, лишая их покоя и истинного счастья. Квазимодо, намереваясь прервать разговор поэта и девушки, вышел из тени. В это время Антуанетта увидела нечто за спиной у Гренгуара и задрожала, в её глазах появилось выражение предельного ужаса. Поэт обернулся. Рядом с ними стояло чудовище – человек, наполовину превратившийся в зверя: таким образом мрак ночи принёс Тристану Пустыннику долгожданный ответ на вопрос о причине его ненависти ко всему живому. Сущность Тристана скрывала в себе жестокого оборотня и теперь вырвалась на свободу, готовая разрушать и убивать без конца. Он, точно как его далёкий предок Адольф, превратился в огромного волка с тёмной, почти чёрной шерстью и злобным взглядом, направленным на людей. Гренгуар выронил рукопись и подаренный кинжал, попятился и побежал со всех ног, бросив девушку одну. Он посчитал себя слишком слабым физически, чтобы пытаться противостоять кошмарному созданию, и счёл необходимым не рисковать и спасти хотя бы собственную жизнь. - Пьер, нет… - в отчаянии прошептала брюнетка. Зверь находился уже слишком близко к ней, так что попытка бегства была бы напрасна, и приготовился к прыжку. Напряжённые задние лапы волка чуть задрожали, и наконец тело устремилось вперёд, как стрела, выпущенная из натянутого тугого лука. Квазимодо не медлил ни секунды и, схватив кинжал с земли, заслонил собой Антуанетту и встретил оборотня ударом. Раненое чудовище умчалось в темноту, а девушка упала на руки звонаря, лишившись чувств от страха. Клод вышел на площадь, казавшуюся тихой и совершенно пустой, и взглянул на ночное небо, полное возвышенного и умиротворённого спокойствия – даже облака были неподвижны и казались спящими. Всё же покой спящего города был обманчивым: поскольку теперь зрение и слух священника значительно обострились, он заметил, что в окрестных улочках под прикрытием ночной тьмы бесшумно притаилась многочисленная армия вооружённых бродяг. Они были готовы исполнить любое приказание своего повелителя – Клопена, узнавшего, что мадам Бовен предоставили убежище в Соборе Богоматери. Король Алтынный, не веря в искренность и порядочность представителей духовенства, подозревал, что так Беатриче попадёт в новую ловушку и будет казнена втайне от народа, чтобы не допустить бунта: возможно, Людовик Одиннадцатый захотел избежать повторения былой кровавой бойни у Собора. Сейчас Клопен колебался, начать ли штурм немедленно или попытаться прежде разузнать что-нибудь. - Где же эти лицемеры её спрятали? Жива ли она? – тихо проговорил он, оглядывая издали тёмный силуэт Собора. – Если бы звонарь не был глух, я попытался бы расспросить его. - Почему ты думаешь, что ему известно о моей сестре? – прошептала Флёр-де-Лис. - Один из стражников Дворца правосудия проболтался, что именно архидьякон Жозасский приходил в зал суда, а звонарь – приёмный сын архидьякона. Он может знать что-то. Флёр задумчиво произнесла: - Антуанетта рассказывала мне, что младший брат архидьякона был в госпитале после штурма Собора. Сам отец Клод пришёл туда в первый раз вместе с Беатриче, а потом снова приходил к ней, но она тогда уехала из Парижа. Антуанетта заметила, что архидьякон и моя сестра давно знакомы и, по-видимому, связаны дружескими узами. Потом я вспомнила: Беатриче при мне лишь однажды говорила о нём, но в её словах было столько душевной теплоты и ни тени неприязни. Я удивилась, ведь всем известно, что архидьякон – суровый, мрачный и нелюдимый человек, его все терпеть не могут и считают, что он продал душу дьяволу за тайные знания. Что может быть общего у такого человека с моей сестрой? Но что если он действительно верит в невиновность Беатриче и хочет спасти её? - Любимая, ты наивна, как ребёнок. Мне не верится в доброту служителей Господа, - Клопен решительно смерил взглядом силуэт Собора. – Я проберусь в это осиное гнездо и всё узнаю. Флёр-де-Лис вздрогнула, а Король Алтынный схватился за оружие, когда к ним внезапно приблизилась тень в сутане и произнесла: - Ваше неверие обидно. - Где мадам Бовен? Что вы с ней сделали? - Клопен узнал «тень» и мгновенно приставил к груди архидьякона острие своей шпаги. – Отвечайте или я проткну вас насквозь! Его изумление не знало границ, когда священник с нечеловеческой силой схватился за шпагу и, изогнув её, насмешливо завязал в три узла. - Что ж, - проговорил обезоруженный Король Алтынный. – Если бы я не был убеждён, что чародеев на самом деле не существует, то решил бы, что вы – самый искусный из них. - Замолчите! – резко ответил Клод. Хотя его физическая сила стала поистине сверхъестественной, душевные силы таяли, лицо было бледным, а голос звучал обречённо, как у приговорённого к смерти. Архидьякон ненавидел то, что ждало его после окончательного превращения, и это чувство опустошало его душу. - Прошу вас, скажите, что с моей сестрой, - Флёр умоляюще посмотрела на него. – Пожалуйста, хотя бы несколько слов. Она жива? Я не верю, чтобы вы оказались королевским наёмником и хотели убить её! - Вы правы, мадемуазель, я ни за что не причинил бы ей зла. Вы сможете увидеть сестру утром и убедитесь, что я вам не солгал. Я попрошу мадам Бовен выйти на балюстраду, - успокаивающе проговорил архидьякон и, вернув шпаге первоначальный облик, бросил её Клопену. – Пусть ваши люди по-прежнему остаются вокруг Собора, возможно, что король направит сюда солдат. Сказав это, он намеревался уйти, но Клопен обратился к нему: - Святой отец, извините мою дерзость и обвенчайте меня с мадемуазель де Гондолорье. Если вы действительно рисковали не только карьерой, но и жизнью, чтобы оправдать мадам Бовен, то ваше благословление будет для нас лучшим вдохновением на защиту Собора. - Благословите нас, отец Клод, - девушка скромно опустила глаза и нежно улыбнулась. Священник не отказал влюблённым и обвенчал их, невзирая на весьма неподходящее для этого время и обстоятельства, а затем вернулся в Собор. Там его уже ждал архиепископ для важного разговора. Квазимодо принёс Антуанетту в госпиталь и аккуратно уложил на скамью. Он хотел оставить письмо в руках девушки и уйти, но залюбовался её красотой. Стройная и хорошенькая брюнетка невольно напоминала ему Эсмеральду своей юной грацией и хрупкостью. Горбун осторожно склонился над девушкой, чтобы как можно лучше рассмотреть и запомнить её милое личико. Он страшился того момента, когда она откроет свои красивые изумрудно-зелёные глаза и увидит его. Квазимодо слишком хорошо понимал, что чарующие искромётные глаза этой красавицы, то кроткие, то упрямые, никогда не будут смотреть на него ласково – в лучшем случае, она просто может избегать смотреть на него, а в худшем – взглянет с брезгливостью и жестокой насмешкой, начнёт кричать или даже ударит его, чтобы прогнать. Он вспомнил выражение ужаса на лице Антуанетты, которое заметил, впервые появившись здесь и увидев её. Эта девушка вовсе не злая, просто всякая доброта иссякает, словно источник во время засухи, когда речь заходит о его врождённом уродстве, об этом неизвестно за что данном ему наказании. Внешность горбуна внушала всем человеческим чувствам столь сильное отвращение, что перед этим чисто физическим ощущением умолкали и голос разума, говоривший, что бедняга не виноват в своём уродстве, и голос морали. Он уже привык к подобному и просто хотел продлить прекрасное мгновение, когда мог находиться рядом с красивой девушкой, любоваться ею и не опасаться ничего. Он знал, что никогда не сможет рассчитывать на добрые чувства со стороны других людей, но в глубине души продолжал мечтать об этом. Сейчас, смущённый и очарованный прелестью Антуанетты, бедный звонарь не сразу понял, что она смотрит на него без всякого отвращения. Он обомлел, заметив трогательную улыбку на её губах, и решил, что девушка, должно быть, ещё не вполне пришла в себя. Когда брюнетка выпрямилась и села на скамейке, Квазимодо понял, что ошибся, и торопливо отпрянул от неё, попытавшись закрыть лицо руками. Он хотел в ту же минуту скрыться и больше никогда не попадаться ей на глаза, но Антуанетта робко коснулась его руки, желая показать этим примирительным и успокаивающим жестом, что она его не боится и не презирает. Горбун нерешительно замер и наконец проговорил: - У меня для вас письмо. Прочтите его. Он редко разговаривал, поэтому его речь звучала грубовато, но это не вызвало у девушки прежнего страха. Раньше она всегда боялась звонаря из-за его отталкивающей наружности и неприятного голоса, но теперь поняла, что все страхи были напрасны. - Спасибо тебе, - медленно проговорила Антуанетта, чтобы он успевал понимать её речь по движениям губ. – Ты спас мне жизнь. - Прочтите же скорее письмо, это очень важно, - ответил горбун, скрывая своё смущение. Брюнетка поспешно разорвала конверт и прочла письмо архидьякона. - Слава Богу! – воскликнула девушка. – Моя госпожа жива и её оправдают! Она быстро собрала платье, ленты для волос, гребень и ещё кое-какие безделушки, чтобы передать Беатриче. Квазимодо забрал всё это и заторопился в Собор. Антуанетта мягко прикоснулась к его плечу и произнесла: - Прости меня за то, что раньше я боялась тебя. Теперь мне за это стыдно. - Неужели теперь вы меня вовсе не боитесь? – спросил горбун. Брюнетка отрицательно покачала головой и улыбнулась. - И не испытываете ко мне ненависти? - Нет, - ответила девушка. – Ты хороший человек и мне вовсе не за что ненавидеть тебя. В следующее мгновение она приподнялась на носках и, ласково коснувшись ладошками его лица, поцеловала его сначала в лоб, а потом в щёку. Квазимодо чуть задрожал и вдруг разрыдался, как ребёнок, упав на колени перед хорошенькой брюнеткой с зелёными глазами, которая была так добра к нему. Антуанетта с нежностью погладила его по плечам. Через несколько минут он поднялся и попросил девушку утром обязательно прийти к Собору Богоматери и послушать звон колоколов. Сегодня Квазимодо хотел звонить совсем не так, как делал это раньше: мелодия должна была отражать не скорбь и чувство бессилия перед всемогущей судьбой, а радость и счастье. Он действительно чувствовал себя по-настоящему счастливым и впервые был убеждён, что отныне это чувство не покинет его. Едва звонарь, окрылённый надеждой на пробуждающуюся любовь Антуанетты, покинул госпиталь, к девушке пришёл Пьер Гренгуар. - Я просто хотел убедиться, что с тобой всё в порядке, - произнёс он. – Я очень волновался. Брюнетка подскочила к нему и с плохо скрытым гневом ответила: - Ты волновался? Быть того не может! Никогда больше ко мне не приходи! Я прежде и подумать не могла, что ты окажешься трусом и предателем! - Я не предавал тебя, - возразил поэт. - Ты бросился бежать и оставил меня на растерзание чудовищу, это можно назвать только предательством, - девушка дала бывшему возлюбленному звонкую пощёчину. – У тебя было оружие, а ты даже не попытался меня защитить! Уходи, я больше никогда не хочу тебя видеть, Пьер. Он вздохнул и ушёл. В это время Клод рассказывал архиепископу о борьбе с оборотнями в лесу и том, что замышляла настоящая ведьма Эстер, умолчав при этом о собственных магических ритуалах и постепенном превращении. - Примите мою благодарность за всё, что вы сделали. Я не ошибся, выбрав для этого дела именно вас, - проговорил архиепископ. – Но теперь я хотел бы побеседовать о том, почему вы проявляете настолько повышенный интерес к судьбе мадам Бовен и почему ваши руки выглядят, словно обожжённые пламенем.