Аромат лаванды

Теперь Клод отчётливо вспомнил странную интонацию, с которой архиепископ ранее сказал «Я знаю: вы не допустите, чтобы эта женщина умерла, и сделаете всё, чтобы спасти её» и догадался, что тому стало что-то известно. Оставалось лишь понять, насколько глубоко старик проник в тщательно хранимую тайну и к чему ведёт эти расспросы. - Почему же вы молчите? – продолжал архиепископ. - Потому что ответ очень прост, - Клод решил сделать вид, что первого вопроса вовсе не заметил, и с недоумевающим выражением лица произнёс: - Я действительно обжёгся. В его голосе не было ни малейшего признака взволнованности, но на щеках появился лёгкий румянец, выдававший смятение. - Чем же? Только не рассказывайте мне, что случайно уронили в камин дорогую вашему сердцу вещь и не задумываясь бросились вытаскивать её из пламени! – архиепископ внезапно поднялся из своего кресла и почти закричал: - Вы, должно быть, думаете, если я стар, то слеп, глух и к тому же глуп? Я заподозрил истинную причину этих ожогов ещё в зале суда, а выслушав ваш рассказ, только убедился, что мои подозрения справедливы. Вам причиняет боль ваше собственное оружие против магии – лаванда, а это говорит о том, что вы причастны к колдовству. - Почему же вы не заявили о своих подозрениях во Дворце правосудия? – архидьякон также поднялся, ожидая, что из-за двери появятся стражники и он будет в ту же минуту арестован. Архиепископ чуть вздохнул и проговорил гораздо более спокойно: - Я ведь вас не осуждаю, друг мой. Вы использовали магию во благо, а не для злодеяний. Господь милосерден, Божественный свет любви излечит ваши ожоги, так же как возвратил несправедливо оклеветанной её жизнь, здоровье и очарование. Успокойтесь, сядьте и выслушайте меня. Мне известно, по какой причине вы столь самоотверженно помогаете мадам Бовен. Вы её любите, не отрицайте это. - Отрицать, по-видимому, бессмысленно, - архидьякон Жозасский с угасшим взором опустился в кресло, понимая, что спорить бесполезно. – Ваше высокопреосвященство, как вы догадались об этом и почему вас тоже обеспокоила её судьба? - Догадаться было нетрудно, - архиепископ чуть заметно улыбнулся. – Вы напомнили мне меня самого много лет назад. Я тоже когда-то был пламенно влюблён, не удивляйтесь. А что касается Беатриче Бовен, то я не мог не вмешаться, узнав, какая страшная участь уготована дочери женщины, которую я любил больше жизни. Двадцать четыре года назад моё сердце билось лишь ради прелестной Лауретты, матери Беатриче. Сейчас мало кто об этом помнит, но по происхождению я наполовину француз, наполовину итальянец - я часто бывал в Италии, у меня там много родственников и друзей. Когда я впервые увидел Лауретту, то моя жизнь изменилась в корне. Мне было уже больше сорока лет, я ждал старости и думал, что огонь страстей меня больше никогда не коснётся. Казалось, жизнь уже прожита, и страсти исчезли вместе с молодостью, унеслись в далёкие края, как перелётные птицы. Как я ошибался… Внезапная любовь к Лауретте оказалась сильнее, чем все чувства, которые возникали прежде в моей душе. Всю жизнь я восхищался бессмертными стихами Петрарки, воспевавшего любовь к прекрасной Лауре, и то, что моя возлюбленная носила похожее имя, показалось мне знаком судьбы, предзнаменованием высшего счастья. Увы, девушка, не по своей воле ставшая монахиней, ненавидела меня уже за то, что я носил сутану, и говорила, что скорее поверила бы в любовь дьявола, чем в мою. Она видела только капитана де Гондолорье – молодого, красивого офицера, расточавшего сладостные похвалы её красоте и дававшего лживые клятвы в любви и верности. Клод узнавал в этой истории черты, поразительно похожие на его безответную страсть к Эсмеральде, влюблённой в блестящего офицера Феба де Шатопера. Это удивило его и заставило с ещё большим вниманием слушать дальше, в то время как Тристан Пустынник в волчьем обличье мчался по направлению к призывавшей его Эстер. Оборотень уничтожил всех, сопровождавших ведьму до места суда и казни, а затем яростно набросился на прутья клетки и сломал их. Колдунья выбралась наружу и рассмеялась коротким злым смехом. Она произнесла какое-то заклинание, и в тот же миг Тристан был умерщвлён. Его труп принял человеческий облик. Эстер усмехнулась и стала ждать рассвета, чтобы завладеть тем, кому желала отомстить. Она ненавидела архидьякона Жозасского за то, что он осмелился противостоять ей, и поэтому его бессмертная душа была для злой колдуньи самой желанной на свете добычей. Теперь ведьме казалось недостаточной карой убить его – она хотела превратить его жизнь в вечный ад, из которого нет пути обратно, сделать из него служителя преисподней. - Златокудрый и светлоокий капитан был красив, словно Аполлон, и силён в сражении, как сам Арес. Во мне красавица Лауретта видела, скорее всего, Аида – зловещего и страшного, как смерть. Она любила только капитана, а я в это время терзался от ревности, чувствовал себя униженным, отвергнутым, оскорблённым в своих честных и искренних намерениях, - продолжал рассказывать архиепископ. - Я намеревался отречься от сана, если Лауретта согласится быть моей женой, хотел дать ей всё, о чём она могла мечтать. Даже когда стало известно о её беременности, то я ждал появления младенца на свет больше, чем она: я простил Лауретте ребёнка от другого и мечтал воспитывать его как своего! Это я помог ей сбежать из монастыря и тайно повёз в Париж. Я надеялся, что, увидев своего неверного возлюбленного женатым, девушка отвернётся от него и наконец-то увидит меня; ждал, что она поймёт и оценит мою любовь, боль и тоску, утешит меня и излечит мои душевные раны нежным взглядом и ласковой речью. Я желал всего лишь нескольких слов, которые дали бы мне надежду, но вновь ошибся. То, что произошло, было ужасно. Вместо благодарности я получил лишь ненависть… 1458 год По одной из пустынных улиц окраины Парижа торопливо шагали мужчина зрелых лет и молодая женщина со спящим младенцем на руках. - Лауретта, капитан де Гондолорье тебя не любит и никогда не любил, - говорил мужчина. – Он женат, я это точно знаю. - Все ваши речи лживы, так же как сущий ад ваших монастырей, провозглашённый путём к раю, - проговорила она и с издёвкой добавила: – Я не верю вам, святой отец, потому что святости в вас нет ни на грош. - Тише, умоляю тебя! Никто не должен это слышать, - торопливо прошептал мужчина. – Ты себя погубишь. - Мне нечего бояться, - женщина ускорила шаг, пытаясь избавиться от преследователя. – Оставьте меня, уйдите прочь. - Я докажу тебе, что говорю правду! Идём со мной, ты увидишь своего капитана! Читатели, разумеется, уже узнали в этой паре мать Беатриче и будущего архиепископа. Он потащил женщину к дому де Гондолорье, крепко держа её под локоть. Постепенно на улицах стало многолюдно, в этот день был праздник. Придя на площадь, они смешались с толпой. В это мгновение молодая женщина увидела на балконе одного из домов своего возлюбленного, который так недавно обещал вернуться и клялся ей в любви. Она рванулась к нему, но внезапно побледнела и замерла, как сражённая насмерть. Крик радости от долгожданной встречи застыл на её приоткрытых губах. Лауретта отчётливо видела рядом с красавцем капитаном беременную женщину, которая явно не могла быть его сестрой. Когда капитан поцеловал жену, то все сомнения исчезли. Узнав, как жестоко её обманули, беглая монахиня приглушённо застонала и выронила ребёнка. Только надёжные руки её спутника сумели подхватить малышку, прежде чем она ударилась бы о камни. - Нет, нет, только не это… - глаза Лауретты были уже полны слёз. – Я поверила ему! Она выхватила дочь и побежала, не разбирая дороги, а будущий архиепископ устремился за ней. В убежище, приготовленном для неё, он умолял беглянку выйти за него замуж, готовый смириться со всеобщим презрением и осуждением, лишь бы обрести счастье - быть любимым. - Я верила в любовь, а что получила? – выкрикнула женщина. – Нет на свете любви! Зачем вы помогли мне бежать, лучше бы я умерла! - Я люблю тебя, Лауретта, - повторял ей мужчина. – Поверь мне! - Уходи! – она отвернулась от него. – Ты такой же, как все, кто носит сутану. - Твоя семья дурно поступила, отдав тебя в монахини против воли, - он взял женщину за плечи. – Но я тебе ничего плохого не сделал, я не обманывал тебя, не лишал невинности! Она посмотрела ему в глаза и тихо, но с явственно выраженной неприязнью сказала: - Вам, святой отец, я бы её никогда не отдала по доброй воле. Я вас ненавижу. Он разгневанно толкнул её на пол и ушёл, хлопнув дверью с такой силой, что ваза с цветами, стоявшая на столе, упала и разбилась, а висевшее на одной из стен распятие с грохотом рухнуло вниз.