Я шел по чужим дорогам, сидел у чужого огня Я видел многих и многие Тоже видали меня Борис Смоляк
Сны, где тьма и огонь, тьма и огонь ©
***
— Вылезай! Хватит уже! Опять это повторялось. Сердитый больше-не-принц стоял на берегу и кричал на нее. Примерно так кричала когда-то на Катару Пра-Пра в сильный мороз, веля немедленно вернуться домой. Пра-Пра тоже умела быть по-королевски повелительной. — Еще немного! — крикнула в ответ Катара. Она как раз почувствовала движение в глубине, двинула руками и подняла вверх шар воды, в которой металась рыба — средних размеров налим. Катара аккуратно переступила ногами по речному дну (ноги начинало сводить — невдалеке в реку впадал горный ручей, принося с собой ледниковые воды). Швырнула свой водяной снаряд в сторону берега. Оттуда тут же раздался возмущенный вопль. Она метила не-принцу под ноги и, конечно, не промахнулась. Катара выбралась на берег и покорно выслушала обвинения и упреки. Они ее не очень трогали, на второй месяц совместных странствий. — Это обязательно, чтобы ты каждый раз меня обливала ледяной водой? — продолжал ворчать на нее Зуко, начиная чистить последнюю рыбину. Полторы дюжины уже были выпотрошены и насажены на тонкий прут. — Извини, — сказала Катара без тени раскаяния. — Это случайно. Усевшись рядом на траве, она вытянула воду из его одежды, а заодно из подола своей туники, который тоже успела намочить. Штаны она оставила на берегу заранее. Для такого рода рыбалки туника, доходящая ей почти до колен, была в самый раз. На самом деле обливания, конечно, были обязательны. Либо они, либо пинки в щиколотку, что еще оставалось делать? Пинки были сложнее в исполнении. Больше-не-принц, когда не находился на пороге смерти, был на редкость увертлив. Он был молчалив, пока не разражался ворчанием по мелким поводам вроде нескольких капель воды, а также заботлив по отношению к ней и к дяде. Но вместе с тем Зуко вел себя так, будто собственное будущее его абсолютно не интересовало. Это было тревожно. Зуко, отложив рыбу и кинжал, протянул руку и схватил Катару за щиколотку. От его руки стало распространяться приятное тепло… — У тебя руки в рыбе! — взвизгнула, сообразив, она. — Извини, — повисший в воздухе намек можно было резать ножом. — Это случайно. — Опускаться до мести — это жалко и мелочно! — укорила его Катара. Зуко, пожав плечами, обхватил ладонью ее вторую щиколотку. Теперь она могла наконец согреться. В самом деле, стоило вылезти раньше. Тем временем Зуко сполоснул в реке руки и кинжал и теперь держал в руках ее штаны, разглядывая. — Хочешь, обрежу их покороче? Они тебе слишком длинны. А то так и будешь спотыкаться. Катара кивнула. — Давай. Вот, пожалуйста. Внимательность к мелочам, попытки взять на себя как можно больше, нести самые тяжелые вещи… Это злило. Это была та самая закрытая дверь. С того дня, как они смогли спастись бегством от Азулы и ее солдат, Зуко ни слова об этом не сказал. Ни о сестре, ни об отце, ни о будущем, ближайшем или отдаленном. Ни о чем. Закрытая дверь была заперта на замок. Там, за дверью, явно что-то происходило. Похоже, что ему стали время от времени сниться кошмары. Разумеется, он отказывался про это говорить. Старался как можно тише встать и приняться за утренние дела. Даже если это не было утро. Однажды она проснулась очень рано, и Зуко нигде не было. Она нашла его на берегу реки и, уже не пытаясь ни о чем спросить, молча сидела рядом, пока не наступил рассвет. Катара не собиралась сдаваться. Укороченные, штаны в самом деле стали удобнее. Многое в путешествии стало удобнее. Огонь, который разводит не она. Еда, которую по крайней мере в половине случаев готовит не она. Роскошь просыпаться к завтраку и уже кипящей воде. Дядя продолжал страдать из-за нехватки чая — они многое могли найти в лесу, но, конечно, не чай. Но даже просто горячая вода утром — это было уже много после холода ночей в горах. Впрочем, вспоминая об удобствах, даже ночи были не настолько холодными, как могли бы, если бы Катара шла в сторону Омашу одна. Случались и невероятно неловкие моменты. Наступление ее лунных дней было, например, одной огромной сплошной неловкостью. В конце концов, они были мужчины! Им полагалось ничего не заметить. По крайней мере, они могли бы сделать вид, что ничего не заметили. Вместо этого дядя объявил привал на целый день и с деловитым видом удалился в лес, откуда вернулся с охапкой белого мха. Впитывает, объявил довольный дядя. А на придушенный вопль Катары о том, что он должен немедленно это прекратить, а то она умрет от стыда, сообщил, что он вдовец, он много лет прожил со своей женой и не может делать вид, что чего-то не знает, когда он уже знает. Он знает, что ей нужна помощь, и будет помогать. Его проклятый племянник вел себя не лучше. В итоге Катара весь день пролежала, свернувшись в клубок под дядиным плащом и отбиваясь от предложений помочь. Зуко уговорил ее держать у живота мех с нагретой водой, как грелку, а потом бесцеремонно то и дело засовывал руку под плащ, проверяя, не остыл ли мех. Катара сказала им обоим, что в жизни не будет с ними разговаривать. Ни одного слова не скажет. Умрет от неловкости прямо на этом месте. Но втайне она думала, что было бы здорово каждый месяц проводить лунные дни так. Это было бы лучше, чем страдать от боли и неудобств, при этом делая перед мальчишками вид, что не происходит абсолютно ничего, и справляться самой. Вот в чем было дело. Ей не было больше нужно справляться со всем самой. Ее место самой ответственной здесь было занято. Не нужно было отвечать за всех. Она продолжала волноваться о том, что сейчас с Соккой и Аангом, она старалась оставлять для них на лесных прогалинах ледяные знаки, которые можно заметить с высоты полета бизона… Но больше она сделать ничего не могла, только идти вперед и надеяться, что встретит их в Омашу. Катара стала признаваться себе, что ощущает раздвоенность. Странное чувство, посетившее ее на берегу северной колонии, что она перестала быть прежней собой, не отпускало. Кем она становилась теперь? Она так сильно ждала встречи с родными — и знала, что эта встреча будет означать и расставание. Расставание с теми, с кем расставаться она не хотела. Пра-Пра однажды коротко, как будто нехотя, упомянула о тропе между мирами. Миром людей и миром духов. Этой тропой должны были идти заблудившиеся души. Ты не окажешься там, говорила Пра-Пра, пока знаешь свое место в мире. Катаре часто казалось, что от самого берега океана они шли по этой тропе. — Дай кинжал, — попросила она. — У тебя волосы на макушке отросли длиннее, надо подровнять. Зуко буркнул, что это всё глупости, но кинжал отдал. Она встала рядом с ним, по-прежнему сидящим на траве, на колени, так что могла, пользуясь редкой возможностью, смотреть сверху вниз. Преимущество в высоте было незначительным, но все же. Отрезая первую прядь, Катара успокоительно сказала: — Не ворчи. Увидишь, будет лучше… — Ничего не будет лучше! — вдруг яростно выпалил он. Катара опустила кинжал. Закрытая дверь приоткрылась, чтобы плюнуть оттуда предупредительным залпом. — Подожди, — начала она. — Успокойся… — Хватит, Катара, — замок на двери снова защелкнулся. — Перестань это делать. — Что делать? — Я не тупой! Я знаю, что ты планируешь. Ты пыталась это уже столько раз! Ты сейчас скажешь, что мы должны поговорить, я должен тебе рассказать, что я думаю о том, что моя сестра пыталась меня убить, о том, что я никогда не вернусь домой, что отец… — Ладно! — крикнула она наперерез этому мучительному потоку слов. — Я не буду! Слова про это не скажу, если ты не хочешь. Но перестань тогда повторять, что ты не тупой! Больше-не-принц удивился, слегка обиделся и заявил, что у него есть право говорить все, что он считает нужным, и никто не может ему ничего указывать. — Просто это звучит так, будто ты всё время споришь. Как будто я считаю тебя тупым, а ты мне доказываешь, что это не так. Он сердито сверкнул на нее глазами, но промолчал. Дверь приоткрылась снова?.. Откуда он вообще это взял? Кто повторял ему это так долго? — И это не так! Ясно? — ей давно хотелось всё это сказать. — Ты столько знаешь, ты побывал почти в каждом уголке мира, но обо всем, что ты умеешь, ты говоришь, что это слишком просто или же что ты не очень в этом хорош. Я уже просто устала слушать эту чушь!.. Зуко издал смешок. — Ну что, по-твоему, я такого знаю? Катара на миг задумалась. — Математику! Он сам рассказал ей об этом во время плавания. Математика была нужна для навигации. Навигация была нужна для того, чтобы прокладывать курс корабля. Немудрено, что пока он охотился за Аватаром, то освоил это очень хорошо. Если бы для поимки Аватара нужно было знать стихосложение, он наверняка уже написал бы как минимум пару поэм. Теперь он фыркнул и пожал плечами. — В математике нет ничего сложного. — Ты опять! — она сердито взмахнула рукой. Зуко перехватил ее запястье. — Математика на самом деле несложная. Ты бы легко научилась, если бы захотела. И перестань махать руками, когда у тебя кинжал, ты мне шею случайно перережешь! Катара невольно хихикнула. И вновь начала срезать прядь за прядью. — Я пообещала и я помню об этом, — сказала она тихо, когда закончила. — Просто… ты же знаешь, что у тебя есть дядя? Он кивнул. Катара протянула ему кинжал обратно и, смущаясь, договорила: — И… и я. Зуко взглянул на нее с непонятным выражением. Отвернулся, вставая, и пробормотал что-то себе под нос. Что он сказал? «Пока не доберемся до Омашу»? Остаток дня мог бы пройти мирно и спокойно, с горячей похлебкой (часть рыбы Катара, гордясь возможностью тоже побыть полезной, закоптила в дыму костра). Если бы дядя, будь проклята его одержимость чаем, не попытался заварить растение, подозрительно похожее на крайне ядовитый белый нефрит. До сих пор его попытки включали в себя шалфей, полынь, разные виды мха, корневища солодки, сосновую хвою и еще пару растений, которые Катара не смогла опознать, но не успела запретить использовать. Те опыты были в основном омерзительны на вкус, но, хвала милосердию Туи, безвредны. Катара просто глазам не верила. Как дядя мог повести себя настолько безответственно, как? То растение, к несчастью, действительно оказалось белым нефритом. Тревожные красные пятна, расползавшиеся по дядиному лицу и рукам, говорили сами за себя. Что было хуже всего, они практически не поддавались исцелению с помощью покорения воды. Катара смогла остановить распространение пораженных областей, но на этом было всё. Почему она не провела с Югодой так много времени, как могла? Хотя, быть может, Югода бы здесь тоже оказалась бессильна — на Северном полюсе ядовитые растения попросту не росли.***
— Ну вот, — сказала молодая веселая целительница по имени Сонг. — Эта мазь должна помочь. Сейчас я заварю смесь трав, чтобы снять отек, и всё будет хорошо. Катара рассыпалась в благодарностях, а он мрачно взглянул на дядю. Тот ответил виноватым взглядом. Зуко надеялся, что дядя понял, как заставил их волноваться, и с чайной одержимостью теперь покончено. Красные пятна на дядином лице и руках бледнели на глазах. Зуко с тревогой думал, что им нечем заплатить целительнице (не будет же дядя флиртовать с ней? Сонг едва ли сильно старше их с Катарой!). Может быть, он мог бы что-то сделать вместо оплаты, какую-нибудь работу… может быть, она приняла бы оплату копченой рыбой? Задумавшись, он пропустил вопрос Сонг. — Я просто спросила, как вас зовут, — улыбаясь, повторила она. — И кем вы друг другу приходитесь. Мое имя вы уже знаете, — и она выжидательно посмотрела на дядю. Проклятье! Они так волновались за дядю, когда тот начал с трудом дышать, и так обрадовались, когда нашли эту маленькую лечебницу в ближайшем городке, что совсем не подумали, что они будут говорить о себе людям. Они так давно ни с кем не говорили, кроме друг друга… — Это мой дядя, — сказал Зуко первое, что пришло ему в голову. Кроме того, это была правда, чуть ли не единственная, что они могли кому-то сказать. — И… и мой, — сообщила Катара тонким голосом. Зуко воззрился на покорительницу воды. На что она рассчитывала, говоря такое, когда даже сусликоежу понятно с первого взгляда, что они не родственники? Они настолько не похожи друг на друга, насколько это вообще возможно! — Это мой племянник, Ли, — дядя попытался спасти положение. — И, э-э, моя воспитанница, Лу. — Лу? — пробормотала Катара с недоумением. Зуко быстро наступил ей на ногу, и она понятливо замолчала. Он ей потом объяснит. Он сам понял сразу, почему дядя выбрал для нее это короткое имя. На самом деле полу-имя. Намек. А вот почему старик назвал его Ли, Зуко не понимал. Это было самое тупое из всех возможных имен царства Земли. В каждом портовом городе, куда они заходили во время преследования Аватара, Ли звался каждый второй. — А нашего дядю зовут Муши, — мстительно сказал он в сторону Сонг, игнорируя дядин недовольный взгляд. В царстве Земли еще хватало тупых имен, и имя Муши, несомненно, вошло бы в верхнюю часть списка. Зуко все еще злился на дядю за эту выходку с белым нефритом. Сонг сияла доброжелательной улыбкой и не унималась с расспросами. Она была еще любопытней Катары, но к постоянным вопросам Катары он уже успел привыкнуть. К этой бесцеремонной Сонг он и привыкать не хотел. К тому же теперь она выспрашивала, как вышло, что они путешествуют вместе. Гребаный ад! Что ей ответить? Они были врагами и сражались при каждой встрече, а потом он споткнулся о нее в сугробе и, так уж вышло, спас от мудаков с дремучими представлениями о брачных отношениях? Они пытались прощаться и расставаться, но каждый раз что-то проходило не так? Катара, нервно хихикнув, сказала во всеуслышание: — Они… э-э, они спасли меня от пиратов! Зуко застыл на месте, чувствуя, как злые красные пятна расползаются по щекам. Просто не верится! Она специально? Ему хотелось выругаться, впечататься лбом в свою ладонь со всей силы, хотелось убраться отсюда как можно скорее (забрав, конечно, этих двоих, постоянно делающих глупые вещи специально). Мазь еще не подействовала. Настой трав еще не заварился. Ему пришлось ограничиться сердитым взглядом и намекающим легким пинком, пока Катара, в ответ на новые вопросы, вдохновенно повествовала об истории спасения и всяких дорожных приключениях. Зуко выслушал и это. — …И потом я жила в монастыре, куда устроил меня дядя. И, э-э, Ли меня там иногда, э-э, навещал… Навещал. Все подробности последнего визита встали у него перед глазами. Он практически превратил в руины то место. Зуко начал старательно вдыхать на четыре и выдыхать на восемь. Дядя, не к месту развеселившись, издал смешок. Он решил игнорировать дядю. — А потом люди страны Огня сожгли монастырь. Дядя узнал об этом и забрал меня, и с тех пор мы путешествуем вместе. Рассказ закончился, а вместе с ним и всё это унижение. Но Сонг оказалась не только настырной, но и легковерной — растрогавшись от катариных россказней, она теперь зазывала странников на обед к себе домой. Ее мать, видите ли, готовила сегодня утку! Едва Зуко открыл рот, чтобы отказаться, как дядя, расплывшись в счастливой улыбке, согласился. Тупое имя не было достаточной местью. Обязательно надо было придумать что-то еще. …Еда, которую готовила мама Сонг, была вкусной. На самом деле очень. Просто благословение. Мама Сонг была милой. Она даже, к восторгу дяди, заварила настоящий чай. Но, к сожалению, она была не менее любопытна, чем ее дочь (настырность передается по наследству, верно?). Зуко пришлось выслушать историю о пиратах по второму кругу. Катара зачем-то рассказала еще и о том, как они пересекли океан. По ее словам выходило, что он оказался героем и всех спас после шторма. Сонг со своей мамой посмотрели на него с восхищением. Это было отвратительно. К сожалению, мама Сонг оказалась еще и такой милой доброжелательной дамой, которые всегда нравились дяде. По довольным движениям дядиных бровей и ухмылкам было ясно, что грядет ФЛИРТ. Зуко не удивился, услышав приглашение переночевать. Дядя пнул его ногой под столом и поспешил согласиться. Да. Отвратительно. Зуко, пробормотав какие-то слова извинения, убрался на веранду. Он не выдержит новых обвинений в героизме. Пусть Катара рассказывает что хочет, но без него. Ему самому представлялись совсем другие картины — и они были правдой, в отличие от рассказов о спасении. Духи издевались, подкидывая ему поводы вспомнить всё, что он совершил. Тогда ему казалось это правильным. Единственно возможным. Теперь, когда его прежняя цель рухнула, испепеленная молнией Азулы, все представлялось совсем иным… Он все еще мрачно думал об этом, когда спустя несколько минут Катара присоединилась к нему на веранде. — Уже обо всем успела им рассказать? Я думал, это займет куда больше времени. Катара смущенно улыбнулась. — Ну, не злись. Я сказала про пиратов не для того, чтобы тебя позлить! Просто ничего в голову больше не пришло, Сонг ждала ответа, а вы молчали… — Слушать всё это было ужасно, — сказал он честно. — Догадываюсь, — она вздохнула, села рядом и взяла его за руку. Он вел себя тогда как последний мудак. Привязал ее к дереву. А теперь она была рядом. И почему-то снова хихикнула. — Тогда я тебя, конечно, просто ненавидела! Но сейчас ведь всё по-другому, и вспоминать про это уже смешно. Тогда я думала, что ты правда такой злодей, каким пытался казаться, а сейчас знаю, какой ты на самом деле… А теперь она рассказывала всем небылицы о спасении и героизме. Лучше бы она перестала. Лучше бы они сейчас снова были в лесу, у костра, говорили бы о чем угодно другом, или просто молчали, укладываясь спать. Он хотел бы сейчас побыть с ней, он вдруг понял, как устал от чужих людей рядом. Зуко перевел взгляд на их все еще соединенные руки — ее маленькая ладонь, как всегда, утопала в огромной его. Рукава туники тоже были ей слишком длинны. — Я могу укоротить и рукава, хочешь? — Еще это был хороший повод перестать говорить о том, какой он на самом деле. — Давай, — Катара втянула кисть поглубже в рукав, движением краба-отшельника, прячущегося в свой панцирь. И он быстро и аккуратно отрезал лишнюю ткань. — Ловко! Я найду тебе иголку с ниткой, Лу, сможешь потом обметать края, будет еще лучше, — послышался бодрый голос Сонг. Она стояла в двери, прижимая к груди объемный сверток. Вот бесцеремонная особа! Сонг, будто ей было мало того, что она подслушивала, подошла и села рядом. Наверно, она была милой. Наверно, она вела себя по-дружески. Это было ужасно. Он был как в ловушке. Все стало еще хуже, когда Сонг начала говорить про его шрам. Что она понимает, каково ему пришлось. Она не понимала. Она даже не знала, до какой степени она не понимает. Зуко был близок к недостойному бегству, когда та протянула руку, будто собираясь коснуться его лица. Это было нельзя ДАЖЕ Катаре. А потом она потянула вверх ткань одной из своих штанин и показала шрам на ноге. Огромный шрам. Красные отметины по всей голени. У Зуко перехватило дыхание — он почти физически мог почувствовать ту боль, которую чувствовала она, когда… Он промолчал, что наверняка было невероятно грубо, но он не мог найти слов. Катара говорила что-то утешающее и даже взяла Сонг за руку. Катара и врать умела гораздо лучше него, и утешать тоже. Сонг смерила его непонятным взглядом и встала. — Пойдем, Лу. Переночуешь у меня в комнате. А ты, Ли, можешь лечь на кухне или прямо здесь, кажется, ночь не будет холодной, — с этими словами она кинула ему на колени свой сверток, оказавшийся толстым одеялом. Катара попыталась сопротивляться, говоря, что она совершенно не хочет стеснять Сонг и прекрасно переночует на веранде с «Ли». Сонг лишь пожала плечами: — Извини. У мамы есть представления о приличиях. Вероятно, у мамы Сонг действительно были представления о приличиях. Вероятно, они включали в себя флирт с дядей до позднего вечера. С кухни до сих пор доносились их голоса и смех. Дядя принялся за те свои пословицы, что звучали на редкость двусмысленно. Отвратительно. Зуко не хотел идти на кухню. Он решил остаться на ночь на веранде и подыскивал себе место подальше от дяди и от этой пожилой любительницы двойных стандартов. Так вышло, что это место оказалось рядом с окном комнаты Сонг. Возможно, было бы вежливо переместиться оттуда и не подслушивать, но они говорили про него. Кто бы устоял на его месте? — Я одолжу тебе расческу, Лу, — сказала Сонг. — У тебя красивые волосы, жаль, что короткие… Впрочем, стрижка тебе идет, такая аккуратная. — Да, — послышался смущенный голос Катары. — Спасибо. Это, э-э, Ли отрезал мне волосы кинжалом, поэтому вышло так ровно. Он это здорово умеет. Во имя Агни, почему Катара постоянно вот так легко и беспечно всё выбалтывала? Ее нельзя никуда отпускать без присмотра, она наверняка сведет знакомство с кем попало и будет рассказывать всем про Аватара. Зуко вспомнил, как несколько дней назад они забрали выше в горы, чтобы оказаться подальше от крепости Похуай (странная насмешка судьбы, которая вела их почти теми же дорогами, что и несколько месяцев назад, только в обратном направлении). И Катара вдруг выложила дяде все, что знала сама, о злоключениях его племянника в этой проклятой крепости. Дядя, от которого Зуко умудрялся так долго скрывать всю эту историю, потом не унимался с нотациями еще целый день. И вот сейчас опять. Непонятно почему, но простое упоминание стрижки посредством кинжала звучало для Зуко как разглашение чего-то очень личного. Такого, о чем он не хотел бы сообщать первому встречному. — Вот как? — отозвалась Сонг, и ее голос, ему показалось, прозвучал несколько суше обычного. — Похоже, у него много талантов. — Это не было похоже на комплимент. — Но он кажется колючим. Не сложно тебе с таким названым братом? Давай, Сонг, продолжай в том же духе, подумал Зуко мрачно, в конце концов, ты мне тоже не очень нравишься. Катара помолчала. Сейчас, конечно, она скажет, что… — На самом деле нет, — сказала она уверенно. — Не сложно. С ним легко, когда привыкнешь. И он не такой, как ты говоришь. Нам было тяжело друг с другом вначале, но потом, когда мы друг друга узнали, стало легко. На Зуко будто повеяло теплым ветром его тайной страны. Он почувствовал, что улыбается. Сонг хмыкнула недоверчиво. — Сядь. Шуршание ткани, скрип — похоже, Катара присела на край кровати. — Послушай меня, дорогая, — начала Сонг каким-то напряженным голосом. — Мне ты можешь сказать правду. Если эти люди удерживают тебя против воли, если заставляют тебя что-то делать, скажи мне! Скажи, и я найду безопасное убежище, я тебе помогу!.. Катара негодующе фыркнула. — Что ты несешь? Никто меня не удерживает. Они заботятся обо мне! Как семья заботилась бы! Сонг вздохнула. — Ну, если ты так говоришь… — Как ты могла такое подумать? — сердилась Катара. — Что мне еще оставалось думать? — парировала Сонг резко. — Ты, такая юная, странствуешь с ними двумя. Они тебе не родственники. На тебе явно чужая одежда. Вы запинаетесь, когда я спрашиваю ваши имена. И ты хорошая рассказчица, но прости, история о пиратах не очень правдоподобна. А этот Ли все время следит за тобой взглядом, будто боится, что ты сбежишь. Он старше тебя и гораздо сильнее, он мог бы принудить тебя к чему угодно! Да ты сама только что сказала, что он обрезал тебе волосы кинжалом. Знаешь, это звучит довольно пугающе. Любой бы на моем месте забеспокоился! Зуко чуть не застонал. Если бы Сонг знала Катару чуть дольше, она бы поняла, как смехотворна мысль, что ее можно к чему-то принудить. Ему не удавалось даже заставить девчонку вовремя вылезти из ледяной реки, что уж говорить обо всем остальном. — Но ты… ты же сама сказала, что понимаешь его, и потом показала свой шрам… — Одно другому не мешает, — Сонг вдруг вздохнула так тяжело, будто несла на плечах большой груз. — Люди, пострадавшие от войны, становятся жестокими. И потом заставляют страдать других. Мне пришлось это узнать, и я бы не хотела, чтобы это узнала ты. Поздно, подумал Зуко. Она уже знает. Хотя Кох разберет, отчего стал жестоким Хан… — Ли не такой, — шепнула Катара. — Он не стал жестоким. Ему стало неловко, что он все это слышит. Он бы даже попробовал перебраться на другую часть веранды, подальше от этого окна, но боялся спугнуть их шумом. Он осторожно завернулся поглубже в одеяло, слушая доносившийся до него тихий голос Катары — она шептала Сонг слова утешения. Не имеющие большого смысла слова, но люди повторяют их друг другу от начала времен. Наверно, это как-то помогает. Потом наступила тишина, потом он услышал шорохи, всхлипывания, еще какие-то звуки, и ему показалось, что эти двое обнялись, сидя на кровати. — Ну всё, всё, тише, — донесся голос Сонг, почти столь же бодрый, как и всегда. — Хватит. Пора спать, вы завтра, наверно, выйдете рано… Звуки за окном стихли быстро, а Зуко еще некоторое время не спал и думал о деревенской целительнице, что, оказывается, была совсем другой по ту сторону своей жизнерадостной улыбки. Проклятье, он никогда не умел понимать людей. Во сне пришел огонь. На какое-то время эти сны оставили его, но теперь приходили и приходили снова. Как ты можешь их предать, снова и снова спрашивал он, а может быть, ему только казалось, что спрашивал, потому что дым застилал глаза, забивал рот. Снова и снова погибала Сорок первая дивизия, и он ничего не мог сделать. Не убивай их, пытался он сказать. Может быть, если бы он не был таким трусом и попытался — хотя бы попытался — сражаться, они бы изменили решение. Но он был трус и слабак, и люди гибли в огне. Во сне люди Сорок первой дивизии представлялись ему крохотными деревянными солдатиками, как игрушки из его детства, с которыми он никогда не играл, потому что терпеть их не мог. Фигурки вспыхивали одна за одной. Вокруг него сжималось кольцо огня, и он сам становился всего лишь языком пламени, одним из многих вокруг. Это было невыносимо больно, но он уже знал, что боль, дойдя до предела, оборачивается тьмой, а во тьме боли не будет, надо только пережить эти мгновения и этот холодный, жестокий смех, раздающийся откуда-то сверху… Еще немного. Во тьме не будет ничего. Он переживет, он сумеет выжить, трусы и слабаки умеют выживать. Приходи, тьма. …Тьмы не было. Огонь исчез, и его окутало сияние синего. Вокруг переливались разные оттенки синего — цвета неба, цвета моря, цвета синих теней на снегу, цвета мягкой прохлады, которому не было названия. Сияние позвало его по имени, и он проснулся. Или всего лишь попал в другой сон. Он же не мог на самом деле, в реальности, обнимать Катару, и чтобы она в ответ обнимала его? Зуко поморгал, осознавая. Он вывернулся из ее рук и сел, встряхнув головой. Катара тут же обняла его снова, так настойчиво, что он вновь сомкнул руки на ее спине. Под руками была мягкая, тонкая ткань — похоже, Сонг поделилась с ней своей длинной ночной рубашкой. Катара была вся по-домашнему теплая, только что из кровати. — Разбудил тебя. Извини, — пробормотал он в ее растрепанные спросонья волосы. — Плохой сон? — Неважно. Сейчас, этим едва начинающимся утром, это действительно показалось ему неважным. Как будто с этим теплым объятием всё могло начаться заново, как будто никогда и не было никаких снов. Как не было и того, что случилось до них. — Ты сказал «Как ты можешь их предать». О чем ты говорил? Она проснулась от его дурацкого бормотания, вылезла в окно и попыталась отогнать кошмар. Катара как она есть. — Неважно. Вдруг раздался знакомый смех. — О-о, вы такие милые! Сонг, облокотившись о подоконник, смотрела на них сверху и улыбалась самой невинной улыбкой. Она оставалась все такой же настырной бесцеремонной особой, какой была вчера. Еще она была бестактной разрушительницей моментов и явно этим наслаждалась. Но Зуко уже знал, что ту сторону беспечной улыбки у Сонг тлел свой огонь. Поэтому он ничего ей не сказал. Лишь поздоровался. Сонг и ее мама вручили им на дорогу: одеяло, иголку с ниткой, расческу для Катары, кое-что из старой одежды целительницы — опять же для Катары, немного риса, коробочку чая, железный чайник с чуть продавленным боком и маленькую сковородку. Персонально дяде мама Сонг вручила сверток из промасленной бумаги с остатками вчерашней утки. Немаленький сверток. Дядя в ответ засиял улыбкой, как будто припомнил очередную двусмысленную пословицу. Зуко приготовился быстро заткнуть Катаре уши, на случай, если старик действительно это сделает. Она же, в отличие от него, не провела три года на корабле, слушая матросскую брань и неприличные истории. В общем, они подарили им достаточно, и Сонг могла бы обойтись без напоминания про возвращение Аватара и про надежду. Оно было явно лишним. Зуко выругался про себя и, наскоро попрощавшись, потащил Катару прочь от этого гостеприимства. Правда, дядю им пришлось еще долго ждать за воротами. Флирт — дело небыстрое. — Что ты так разглядываешь эту страусовую лошадь, Зуко? — укоряюще спросила Катара, пока они томились в ожидании. — Нам уже столько всего подарили, не могут ведь они отдать нам еще и лошадь! Вечером, когда они, прошагав целый день, устроились на ночлег, Катара вдруг прошептала: — Сонг ведь права. Про Аватара и надежду. Ты мог бы присоединиться к нам… Он притворился спящим и не ответил. Катара вчера сказала, что теперь знает, какой он на самом деле. Знал ли он это сам? Что она вообще имела в виду, когда сказала, что они с дядей ей как семья?***
— Как ты думаешь, Сокка, у нас не будет потом проблем с генералом Фонгом? — с тревогой спросил Аанг. Аппа летел над низкими холмами, стремительно удаляясь от крепости. Ночной воздух прогонял остатки сонливости. Сокка протяжно вздохнул. Вонючка Фонг оказался мудаком. Непонятно, почему Пакку так советовал искать его помощи. Но некоторые просто неисправимы. После всего этого думать, будут ли у них какие-то проблемы? Нет ли случайно у них дел поважнее, чем думать о проблемах с Фонгом? — Ты Аватар, Аанг! — рявкнул он на своего друга. — Фонг ясно дал понять, что всеми способами сделает из тебя супер-оружие и использует для войны. Он нас запер! Сокка был просто в ярости, когда понял, что дверь заперта снаружи. Немного поорав в подушку для успокоения, он беззвучно вскрыл замок вилкой, и они потихоньку сбежали. Вилку Сокка прихватил на торжественном обеде, где Фонг и озвучил, не стесняясь, все свои планы. Прихватил, еще не зная, для чего она понадобится. Мораль — доверяйте инстинктам Сокки! — Тебе пора перестать волноваться об этом, — сумрачно продолжил Сокка. — Я лично надеюсь, что у него будут какие-нибудь проблемы. Хотя бы расстройство желудка. Как он мог вообще думать о том, чтобы насильно вызвать у тебя состояние Аватара! Аанг хмуро кивнул. Там, на берегу северной колонии, Сокке пришлось рассказать покорителю воздуха правду о том, как закончилась осада полюса. Он не смог бы соврать в ответ на требовательный взгляд этих огромных серых глаз. Он постарался обойтись самым минимумом деталей, но и этого оказалось достаточно. Аанг был в ужасе от того, что он — или дух океана с его помощью — сотворил. Сокка сказал ему, что иначе бы люди огня стерли с лица земли все северное племя Воды. Он повторил это раз десять. Бесполезно — его друг, казалось, его не слышал. Если бы с ними была Катара, она бы обязательно нашла, что сказать. Кажется, он слишком во многом привык полагаться на свою младшую сестру… — Фонг не знал, — тихо проговорил Аанг. — Я ведь больше никогда не войду в состояние Аватара. Я не могу допустить, чтобы это повторилось снова. О Туи и Ла. — Аанг, послушай меня! Это же не обязательно всегда должно быть так. Конечно, Аватар из нас двоих ты, и тебе виднее, но, может быть, с этим состоянием можно обойтись по-другому? Как с моим бумерангом, — Сокка выхватил свое оружие из-за пояса для наглядности. — Я могу случайно съездить им кому-то по голове, могу раскроить башку себе, если не буду осторожен, а можно с его помощью просто охотиться, или сражаться с врагами!.. Аанг довольно кисло взглянул в ответ. Кохова задница, он опять забыл, что все воздушные кочевники — вегетарианцы. И пацифисты. Сокка вздохнул. — Глупо прятать оружие на дне сундука, когда идет война. А она идет, и я уверен, чтобы восстановить мир, состояние Аватара тебе еще понадобится. Его друг лишь отвел взгляд, полный боли, и отвернулся, натягивая поводья бизона. Всё шло скверно. Сокка любил поговорить о доверии своим инстинктам, но похоже, в поисках Катары они его подвели. Размышляя обо всем, что они узнали на побережье, Сокка пришел к выводу, что его сестра с двумя покорителями огня, все трое в розыске, скорее всего, постараются как можно скорее уйти с территории колонии. А значит, они будут продвигаться вглубь континента. Сокка решил, что они выбрали для этого западный берег реки — более пологий, лесистый. Восточный, если верить карте, покрывали горы, ландшафт был куда менее приветливым, идти там было бы сложнее. Кроме того, там торчала злополучная крепость Похуай. Если у них есть мозги, они туда не сунутся. Сокка с Аангом прочесали западный берег реки, от побережья океана до лесов вблизи затопленного Гайпаня. Никаких следов Катары. Тогда они, в отчаянии, решили последовать советам Пакку и встретиться с Фонгом. И вот к чему это привело. Мораль — не доверяйте инстинктам Сокки! Правда, какой-то внятной альтернативы, кому в таком случае доверять, у них не было. Инстинктам Пакку веры теперь тоже не было никакой. Принц страны Огня, судя по всему, совершенно не охотился больше на Аватара, а ведь они старались делать свое перемещение сколько-то заметным. Что случилось с этим придурком? Раньше иметь с ним дело было куда проще! Сокка предложил лететь обратно к побережью и на всякий случай обследовать восточный берег реки. Аанг согласился, и Сокка, обращаясь к тонкому серпу луны над горизонтом, отчаянно просил Юи им помочь. На вторую ночь движения в том направлении, на прогалине среди деревьев что-то блеснуло. Спустившись ниже, они заметили большую глыбу льда в форме стрелы. Стрела указывала на юго-восток, в сторону Омашу. Невероятно! Только покоритель воды мог бы это сделать. Катара оставила им знак! Они скоро встретятся! Их радостные крики наверняка были слышны на много миль вокруг, даже в лесах Гайпаня, что были под властью народа Огня, но Сокке было просто плевать. Стрела была подтаявшей, явно сделанной некоторое время назад. Никаких следов лагеря вблизи они не обнаружили. Но все-таки это была надежда. Они будут двигаться в сторону Омашу. Сокка гордился сестрой — если она выбрала это направление, она молодец. Логично было пойти в Омашу, чтобы Аанг мог учиться у царя Буми. Как она убедила покорителей огня следовать за собой? Или… может быть, она смогла от них избавиться? Сокка бы не удивился, ведь Катара такая умная. Впервые за долгое время он смог надолго уснуть и выспаться. Вместо кошмаров о страданиях сестры он увидел во сне Юи. Она улыбнулась ему и поцеловала его — в точности как тогда.***
— Если ты до сих пор справлялся с тем, чтобы вымыть котелок, то и тарелки вымыть сможешь, — уверенно сказала Катара. Больше-не-принц фыркнул с возмущением. — Его же не надо было отмывать дочиста! Тут она тоже возмутилась. — Что? Так вот почему дядины отвары все время пахли рыбой! Зуко пробормотал, что наглядные доказательства дядиной чайной одержимости испортить ничего не могло. Там было нечего портить. — И вообще я всё это просто ненавижу! — выговорил он с большим чувством, продолжая изображать мытье одной тарелки за другой в большом тазу. Катара покорением отправила нужное количество воды из бочки в углу в соседний таз, перебрала стопку тарелок, якобы вымытых. Переместила несколько в чистую воду для ополаскивания. Остальные вернула в первый таз и намекающе посмотрела на своего напарника. Тот ответил ей тяжелым взглядом, но погрузил свою руку в прохладную воду, согревая, потом начал перемывать забракованную Катарой посуду. — Ненавидишь? Ну конечно, ты же принц, тебе не нужно было всего этого делать, — проворчала Катара. — Был. Дня не проходило, чтобы он не находил повода об этом напомнить. — Я ненавижу не мытье посуды, хотя ты могла бы не придираться… — Потом еще спасибо мне скажешь! — Могла бы не придираться, — повторил он с небольшим нажимом, затем резко повысил голос. — Я ненавижу, что мы должны жить как жалкие бродяги и полагаться на милость всяких случайных людей. Я ненавижу, что я не могу это изменить! У меня даже нормального оружия нет! Катара вздохнула. Зуко верно понял ее намек. — Что? Тот чувак пялился! Он вел себя подозрительно! «Чувак», пожилой трактирщик из ближайшей деревни, встретил их на дороге несколько часов назад. Поливал холодный дождь, и сердобольный человек закономерно пожалел путников, что жались под негустую крону дерева на обочине. Больше-не-принц, раздосадованный этим вниманием, был готов объяснить всю неуместность таких сердечных жестов, используя для убедительности кинжал. Нормальное оружие, хм? Катара задумалась, учат ли наследников престола страны Огня каким-нибудь социальным навыкам. Или же просто Зуко прогулял все эти уроки? За время странствий с Соккой и Аангом она постоянно полагалась на милость случайных людей, которых они встречали. По ее опыту, люди были щедры на помощь, они делились с ними едой и кровом, советами и утешением. Очевидно, у больше-не-принца опыт был совсем другой. — Он нас пожалел, болван! — И заставил мыть эту тупую посуду в своем тупом трактире!.. — Он дал нам за это еды и обещал заплатить немного денег! — …В то время как дядя благоденствует, играя в пай шо с этими простолюдинами! Это было куда лучше, чем просить милостыню — такой план дядя обдумывал ранее утром. Но в самом деле немного — самую чуточку — раздражало, с каким удовольствием дядя спихнул мытье посуду им. И ушел к столу игроков, сообщив напоследок, что послушание юности — отрада старости. Сейчас, судя по оживленным возгласам, доносившимся из-за двери, дядя выигрывал раунд за раундом. Кажется, завсегдатаи даже начали делать ставки. Может быть, это принесет им еще немного монет… — Ты тоже мог бы, если бы не считал пай шо тупой игрой, — поддразнивать Зуко было сплошным удовольствием. Он реагировал почти всегда. Вот и теперь. Он взорвался и сообщил, во многих цветистых выражениях, какая пай шо в самом деле тупая игра и как он сыт ей по горло. Потому что у дяди после чайной одержимости на втором месте шла одержимость пай шо. Возможно, они обе делили первое место. Оказывается, дядя был способен из-за пропавшей игровой кости изменить курс корабля и сделать остановку в ближайшем порту. Он часами ходил по местным рынкам и покупал кучу ненужных вещей, вроде десяти запасных наборов пай шо и рога цунги. Он регулярно это делал. Это был неописуемо тупо и очень мешало Зуко преследовать Аватара. Гм. Зуко оборвал себя на полуслове и неловко замолчал. Всегда, если речь заходила про охоту на Аватара, всё в разговоре делалось каким-то неловким. Катара это ненавидела. Она хотела бы оставить все это так далеко в прошлом, чтобы никогда больше не вспоминать. Она хотела быть уверенной, что об этом речь никогда не зайдет вновь. Но она сомневалась, что одного ее желания достаточно. Поэтому она сделала самое простое, что могла. Плеснула своему напарнику в лицо мыльной водой. Тот на миг остолбенел, затем ответил ей таким же мыльным залпом. На самом деле он просто взял и вылил на нее всю воду из большой тарелки, которую в это время, предполагалось, мыл. И быстро нырнул под стол. Негодяй! Дальше последовали попытки мести, бег с препятствиями, попытки ответной мести, неуверенное торжество справедливости (когда Катаре удалось приморозить к стене одну его руку), которое быстро сменилось новым несправедливым реваншем. Со вкусом мыла! Потому что этот проклятый, этот увертливый, бесчестный, хитрый бывший принц молниеносно дотянулся свободной рукой до мыльницы, а потом впечатал свою тупую ладонь ей в лицо! И… и… и захохотал! Несомненно, теперь была очередь Катары остолбенеть. В следующий миг она бы обязательно собралась, дотянулась до мыльницы сама и заставила бы Зуко пожалеть о своей злонамеренности. Но тут дверь приоткрылась и впустила дядю. Дядя удивленно — но благосклонно — на них уставился. — Дети? Что вы тут делаете? — осведомился он. — Ничего! — нагло заявил юный покоритель огня. Дядя пристально взглянул на руку племянника, все еще примороженную к стене. Возможно, это зрелище побудило его о чем-то задуматься. Катара смущенно сделала шаг в сторону. — Ничего! — рявкнул Зуко. Струйки пара вырвались из-под ледяной поверхности, оковы быстро стекли на пол, и он спрятал за спину освобожденную руку. Катара не отважилась ничего добавить — любое движение языка или губ усиливало мерзкий вкус мыла во рту. Пришлось так и стоять — с глупым видом, открытым ртом и молча. — В любом случае, чем бы вы тут ни занимались, заканчивайте это делать, — тут Зуко прожег дядю предупредительным взглядом, — или заканчивайте это не делать, и собирайтесь. Мы отправляемся в имение вдовы Хань. Она живет неподалеку отсюда, и она пригласила меня, — он сделал паузу, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, — на партию в пай шо! Дверь за дядей закрылась. Зуко негромко застонал и хлопнул себя ладонью по лицу. Той самой, все еще в мыле. И тут же зашипел — мыло было едким и наверняка щипало глаза. Ах. Идеальная месть. Парные мечи, висевшие на стене в гостиной у вдовы Хань, были причиной того, что Зуко не сбежал в первые же пять минут. Так считала Катара. Вдова Хань была гостеприимна и любила поговорить. Она обращалась к ним «мой мальчик» (к юному покорителю огня), «милый юноша» (к пожилому) и «дорогое дитя» (к Катаре). При этом она заглядывала в глаза и похлопывала собеседника по плечу. В общем, делала всё то, что обычно вызывало у Зуко желание сбежать. При этом она много говорила о войне. Ее можно было понять — на войне сейчас был ее сын. Вдова Хань предположила, что отец «мальчика» тоже на войне, и «мальчик», может быть, не подумав, односложно это подтвердил. Озай действительно был на войне — но совсем не на той ее стороне, о которой думала достойная женщина. Теперь Зуко сидел очень прямо и не отрывал взгляда от двух мечей на стене. Дядя с их гостеприимной хозяйкой, сидя чуть поодаль за столом с разложенной игрой, начали собирать в коробку кости пай шо и обмениваться комплиментами. По поводу стратегий игры друг друга. Или же по каким-то другим поводам? Катара прислушалась, когда до нее донеслось что-то про гибкую иву, цветок лотоса, нефритовый стержень, яшмовый павильон и… Тут Зуко зажал ей уши своими руками. Гребаный лед! Какого Коха! Она распахнула глаза в немом возмущении и дернула головой, чтобы освободиться. Щеки его покраснели, но он ее упорно не выпускал. Дядя положил конец глупым выходкам своего племянника, когда обернулся к ним и, сияя, указал на оного племянника рукой. Ли играет на роге цунги, сообщил дядя гордо. А, так значит, та странная металлическая штука на стене, рядом с мечами — это рог цунги? Может быть, это на него Зуко таращился все это время. Они явно что-то пропустили в разговоре старших, потому что теперь и дядя, и вдова Хань уставились на Зуко и начали делать всякие намекающие и приглашающие жесты. Тот притворился глухим. Возможно, также слепым. Пока дядя не вышел из себя и не рявкнул: — Сыграй для нас, Ли! Побледневший «Ли» был непреклонен. — Я не играю на цунги! Я тебе говорил! После поединка взглядов дядя сменил тактику. — Такой талант! Но слишком скромный, — сообщил он вдове, склонясь ближе. Руки Зуко сжались в кулаки, и Катара почувствовала, что он близок к выдыханию огня. Она ткнула его локтем и, повинуясь какому-то наитию, беззвучно прошептала: — Если сыграешь, попроси подарить мечи. Он ответил ей затравленным взглядом. Но встал. …У рога цунги был удивительный звук. Катара никогда раньше такого не слышала. На стенном крюке инструмент выглядел большим и немного нелепым и наводил на мысли о чем-то громком и гулком. Но в человеческих руках он становился совсем другим, как если бы прикосновения дарили ему жизнь, как дыхание — звук. Звук и был похож на дыхание — глубокий и естественный, колеблющийся в высоте и громкости, но ни на миг не теряющий верности и чистоты ноты… Мелодия подхватывала и вела, как поток, как большая река. Катара мельком подумала, что это странная мысль — что музыка покорителя огня может быть похожа на реку, а потом она думать об этом перестала, потому что течение повлекло ее дальше. Ей казалось, что она плывет — или летит — и она предчувствовала впереди удивительные земли, где она никогда раньше не бывала, где ее ждали истории, чудеса и встречи — но вместе с тем и печаль. Печаль была частью этой реки, самой сердцевиной ее течения. Когда наступила тишина, Катара будто вынырнула из-под воды. Уход музыки был как уход живого существа, которое она уже успела полюбить и о котором будет теперь тосковать. Она мельком глянула в сторону дяди — у него в глазах стояли слезы. Вдова Хань, не стесняясь, вытирала щеки платком. Зуко постоял столбом, делая вид, что он тут не причем, потом сунул рог цунги вдове в руки. Вдова Хань не слышала звучания цунги с тех пор, как ее сын ушел сражаться. Она была так счастлива услышать его вновь. Она спросила, как она могла бы отблагодарить «мальчика». Катара замерла в предвкушении. Зуко промолчал. Катара ткнула его локтем. Молчание. Слегка пнула в щиколотку. Ничего. Катара поймала взгляд дяди. «Мечи», сказала она одними губами, выразительно артикулируя. …Мрачная спина больше-не-принца маячила шагах в десяти впереди. Над его плечом виднелись рукояти мечей в ножнах. Катара с дядей плелись по мокрой раскисшей дороге следом. Зуко отказывался с ними разговаривать. Но говорить друг с другом он им запретить не мог. — Дядя, скажи мне, — сказала Катара, подражая светскому тону вдовы Хань, — откуда он взялся в нашей семье? Он на нас вообще не похож! Зуко бросил через плечо оскорбленный взгляд. Дядя Айро не был бы собой, если бы не подхватил игру мгновенно. — А он приемный, дорогая! — откликнулся сердечно дядя, повысив голос, чтобы строптивый племянник точно услышал. — Его подкинули к моему порогу. — Ну надо же! Что-то такое я и подозревала. — Я не мог бросить его в беде. Он, конечно, довольно угрюм… — …Никогда не улыбается… — Предпочитает разговаривать с оружием, а не с людьми… — Кстати, дядя, может быть, не стоило давать ему в руки такие острые предметы? Воздух над взъерошенной головой больше-не-принца задымился. — Ничего, ничего, надо же когда-то начинать… — Ну раз ты так считаешь. А еще он не умеет мыть посуду. — Прискорбное упущение. — Не понимает наши семейные шутки! — Чудовищно. — Но?.. — Но мы его всё равно любим? — Разумеется! Зуко остановился. Обернулся. Смерил их обоих глазами. Выдохнул в изнеможении. — Вы… Катара с дядей с восторгом замерли в ожидании вердикта. — Самая отстойная семейка в мире!.. Больше Зуко не уходил вперед и не поворачивался спиной. Даже терпеливо дождался окончания катариного победного танца. На сей раз у нее был партнер — дядя Айро двигался с изяществом и грацией, которых она не заподозрила бы в пожилом человеке с таким уютным округлым животом. Они даже не старались совпасть в движениях друг с другом, им и так было хорошо. Зуко старался сохранять отстраненный, гордый и возмущенный вид. Довольно тщетно. …Дядя шел чуть впереди, высматривая подходящее место для ночлега. Время двигалось к ночи, уже темнело. Катара и Зуко шли сзади. — Ну это же того стоило, правда? — Нет. — Зато у тебя теперь есть мечи! — Жалкое старье, — сказал он быстро и неубедительно. — Покрыты ржавчиной, абсолютно тупые, и рукояти надо перемотать. … — Ты рад? … — Да. Над темными деревьями уже всходила луна. Больше-не-принц, ругаясь вполголоса, отмывал котелок. Катара просто сидела на берегу и, не особенно задумываясь о том, что она делает, закручивала водяные вихри в спирали, поднимала над поверхностью и затем отпускала. Она могла бы отмыть котелок сама, с помощью покорения, гораздо быстрее, но… не делала этого. — Зуко. — Что? — Почему ты пытался заткнуть мне уши, когда дядя с вдовой Хань рассыпались в комплиментах? … — Это были не комплименты. … — А что?.. … … — А! Они говорили… это были намеки… на секс, да? … … … — Тебе не нужно было этого делать. Я вообще-то знаю про секс. … — Просто я не сразу поняла эти намеки. Потому что на Южном полюсе не растут ивы, и лотосы тоже, и я вообще не представляю, как выглядит яшмовый павильон… … — У нас там другие… намеки. … … — Какие? … — Ну, про ледяной иглу и вход в него… Про нетронутый снег. Про лед и прорубь… … — Ясно. … — Про айсберг, что прячется под водой. Айсберг тоже изо льда. — Ясно. … Проклятье, как ей остановиться! … — В общем, в основном там про снег. И про лед. Больше про лед. Но снег тоже. У нас там мало что есть еще, кроме снега и льда, вот люди и придумывают, а снег такой мягкий… в основном… а лед твердый и… … — Кох побери! Хватит! Я понял! … … — …Но я до сих пор не понимаю, к чему там было нанизывание жемчуга… — ВО ИМЯ МИЛОСТИ АГНИ ПРЕКРАТИ***
На самом деле сыграть на цунги, спустя столько лет, было хорошо. Он не играл с тех пор, как исчезла мама. Он решил тогда бросить музыку — потому что она любила цунги и любила слушать, как он играет, а когда она ушла? оставила его их его пропала исчезла умерла? Ее не было больше рядом. Отказ взять цунги в руки был странным обетом верности ей — потому что ему казалось предательством забрать с собой музыку, ее музыку, туда, где больше не было ее. Но теперь… почему-то теперь это было иначе. Как будто кто-то освободил его от того обещания. Как будто музыка снова где-то находила себе место. Отстойная семейка — он в самом деле им это сказал?***
— Итак, Аанг, что мы узнали? — Сокка расхаживал взад и вперед перед бизоном в глубокой задумчивости. Покоритель воздуха, привалившись к огромной мохнатой лапе, чесал Момо за ухом. С тех пор как они нашли первый знак от Катары, они решили больше идти пешком, чтобы ничего не пропустить. Они нашли еще несколько знаков. Они по очереди заглядывали в придорожные деревни, послушать сплетни и слухи и по возможности разузнать что-то о троих путешественниках. К сожалению, все еще о троих. К разочарованию Сокки, осторожные расспросы быстро подтвердили, что невозможная троица так и держится вместе. Катара не избавилась от покорителей огня. Может быть, в чем-то это было хорошо — не надо было думать о том, где сейчас злобный принц Конский Хвост и когда он снова на них нападет. Было странно, что теперь преследуемые и преследователи поменялись местами. Аанг начал послушно загибать пальцы. — Они ведут себя мирно и ни на кого не нападают… — Еще бы они нападали! — Дядя принца не знает местных ядовитых растений и чуть не отравился насмерть белым нефритом… — Старый болван! — Принц Зуко играет на роге цунги. Сокка простонал: — Важное, Аанг! К Коху цунги! Что важного мы узнали? — Но это ведь хорошая новость, Сокка, — защищаясь, сказал юный кочевник. — Цунги звучит очень красиво! А это важно. Сокка хлопнул себя ладонью по лицу. Если так пойдет и дальше, он будет вечность ходить с красным пятном на лбу, потому что его глупый друг не может отличить важное от неважного. Хотя, конечно, Аанг был не при чем. Сокка злился на себя, потому что не понимал, что происходит, а он ненавидел, когда он чего-то не понимал. Покорители огня были врагами, так? Почему они не вели себя как враги? Насколько Сокка смог разузнать, те до сих пор не сделали ничего огненно-отвратительного, изощренно-подлого. Просто шли дальше и дальше, и Катара была с ними, и он не слышал ни одного свидетельства, что с ней обращались плохо. Это и успокаивало его, и тревожило — потому что было абсолютно непонятно, что за этим стоит. Почему Катара до сих пор была с ними? — Аанг, мы что-то упускаем. Что еще мы узнали? — А объятия у нас по-прежнему за скобками? — уточнил Аанг. — Разумеется! — Тогда больше ничего. А, нет! Та целительница, Сонг, сказала, что если они собирались в Омашу, то наверняка пойдут через пещеру Двух влюбленных. Точно. Она про это сказала. Но Кох побери, почему? Сонг только рассмеялась в ответ на прямой вопрос, пожала плечами и сказала, что это очевидно. — Значит, мы тоже двинемся этим путем. Тем более что другой путь лежал через перевал, где, по слухам, торчали солдаты страны Огня. Аппа терпеть не может пещеры, но, кажется, иного выхода у них не было… — О, и еще вдова Хань подарила Зуко два меча. — Парные мечи, Аанг, они называются парные мечи! Сокку расстроила эта новость. Сердитому придурку нужно было преследовать Аватара, а не красоваться с парными мечами. Он что, вообще забыл о своей миссии? Неужели обязательно добавлять себе крутизны таким способом? Сокка ни за что не признался бы в этом, но он завидовал. Он бы сам не отказался от парных мечей и от того, чтобы уметь ими владеть. И проклятье, в чем же состоял этот злобный план, который Сокка до сих пор не в силах был распознать?