ты растешь навстречу мне Ксения Букша
Все, что может провалиться, проваливается. Наша идея была провалом. Самое большое простое число
Дядя отпил глоток и скривился. — Зуко, — сказал он с мягкой скорбью. — Этот чай… — Причем здесь я? — ощетинился Зуко. — Катара его заварила! Катара чуть не уронила ложку, которой мешала в котелке. — Бессовестный, — прошипела она. — А кто мне сказал, что надо просто вскипятить листья, и всё? — Вскипятить листья, — слабым голосом повторил дядя. — Просто вскипятить листья… У него стало такое лицо, будто Катара призналась, что ради забавы пинает детенышей тюленя. Он сделал несколько глубоких и медленных вдохов, положил руку на сердце и сказал: — Дети! Видят духи, я люблю вас больше жизни… Зуко с Катарой затаили дыхание. — …Но ради сияния Агни, признайтесь, что вам сделал несчастный чай, с которым вы так немилосердно обходитесь?! Судя по тому, как дядя усердно на них ворчал, его выздоровление шло полным ходом. Катара будто вернулась домой. Уютные и необидные перебранки были знаком возвращения к прежней жизни, какой она была в их странствии до Омашу. И вместе с тем она чувствовала, что происходит что-то другое. Что-то новое, чего не было раньше. Зуко изменился, она это чувствовала. И теперь они разговаривали. Зуко рассказал ей о своем путешествии. Наверно, с этого ему было проще начать. Он рассказал о разговорах с Юи и о детях из той деревни. Сердце у Катары упало при мысли о девочке, которую могли возненавидеть только за ее существование. Судьба ребенка была далека от ее собственной, но что-то болезненно отзывалось. Она тоже знала, что такое быть маленькой и одинокой. — Наши дети могли быть похожи на нее, — вдруг сказал Зуко. Неожиданно! Он взглянул на нее испуганно и тут же начал объяснять. — То есть не наши! А если бы у кого-то из племени Воды… и из народа Огня… если бы у них были дети, они выглядели бы так. — Понятно, — Катара потупилась. — Я не имел в виду наших детей! У нас их нет. И… я не хотел сказать… э-э… Он окончательно смутился и намертво замолчал, краснея. Она слегка толкнула его плечом, побуждая продолжить. — Она ни в чем не виновата. Всё из-за войны. Зуко говорил медленно, подбирая слова и запинаясь, она слушала. — Война — это полное дерьмо. Меня учили, война нужна, чтобы распространить всюду нашу великую культуру. Я всю жизнь это слышал! Но это ложь. Война не может принести ничего хорошего. Никому. И это так тупо. Тупо, что в мире становится больше ненависти и страха, когда могло бы становиться больше... не знаю, любви? Они снова сидели у того самого колодца. Возможно, это был особенный колодец, рядом с которым следовало вести серьезные разговоры. Катара впервые слышала, как он говорит о войне, которую развязали люди Огня. Он не называл имени своего отца, но невозможно было говорить об одном без другого. Она давно знала, что Озай — жестокий правитель, деспотичный тиран, но никогда прежде не думала о его действиях как о тупых. Но ведь… Зуко был прав. То, что делал Озай, было и жестоким, и тупым. Как же Зуко смог это понять? Он, так долго боготворивший отца, не разрешавший себе ни в чем сомневаться… изгнанный, отвергнутый ребенок, что хватался за любую соломинку, чтобы не утонуть в отчаянии. Зуко покрутил рукой в воздухе перед собой, будто сомневаясь в том, что собирался сказать. — Аватар тоже не виноват, что он… ну, Аватар. Я раньше ни разу не думал, что будет с ним, когда я его захвачу — только о том, что смогу вернуться. А он под огнем Азулы спрашивал меня, сможем ли мы подружиться! — он будто и возмущался такой беспечностью, и невольно восхищался ею. — Да, в этом весь Аанг, — согласилась Катара. — Я не буду его захватывать. Я знаю, что никогда не вернусь домой. И мне плевать. Ему не было плевать. Они оба это понимали, но Катара не стала спорить. Были пределы, до которых мог дойти сейчас этот разговор, и она пока не собиралась их испытывать. — Что ты собираешься делать дальше? Зуко вздохнул и помолчал. — Я не знаю. Надо закончить войну. Если я пойму, что для этого нужно... Катара распахнула глаза. Как он мог все еще не понимать! — Ты можешь научить Аанга покорению огня! — Я? Я не смогу! — Откуда ты знаешь? — Из меня плохой покоритель, как я могу кого-то учить, тем более Аватара? К тому же ему сначала надо освоить покорение земли, а это наверняка долго… Катара успела пообщаться с Тоф лишь немного, но была уверена, что маленькая самоуверенная покорительница наверняка добьется своей цели за короткое время. — Бьюсь об заклад, с Тоф Аангу придется освоить всё очень быстро!***
— Аанг! — рявкнула Тоф. — Покорение воздуха запрещено! — Я не покорял! — запротестовал Аанг. — Я просто… э-э… уклонился! Он слегка покривил душой, но сифу про это знать было необязательно. — Уклоняться запрещено! Ох. Тоф была так строга. Под запретом было покорение воздуха в любых формах, уклонение, прыжки, кувырки в воздухе. И бегство. Бегство было особенно строго запрещено. Воздушные кочевники не очень любят запреты, а тут их было слишком много! Маленькая покорительница земли без предупреждения швырнула в него огромный камень, и Аанг в буквальном смысле нырнул под землю. У него вдруг вышло то, что не получалось так долго! В мгновение ока он создал под собой яму, рухнул туда и скрылся от летящего в голову снаряда. Аанг был очень доволен собой. А вот Тоф пришла в ярость. — Почему ты злишься? Я не покорял воздух, не подпрыгивал и не кувыркался! — Болван! — бушевала она. — Ты опять делаешь это! — Делаю что? — Бежишь от проблем, вместо того, чтобы встретиться с ними лицом к лицу! Она топнула ногой, и Аанга вышвырнуло из ямы наверх, к ее ногам. Тоф уставилась на него своими невидящими глазами. Будучи ниже ростом, она как-то умудрялась смотреть сверху вниз. — Ты убегаешь от проблем, убегаешь от конфликтов, убегаешь от всего сложного! Когда мы ссорились с Умником, ты пытался нас помирить, а мог бы сказать, чтобы я прекратила вести себя так отстойно! — А разве ты прислушалась бы ко мне? — удивился Аанг. — Нет! Но ты бы сделал хоть что-то другое! Хоть раз в жизни ты бы не убегал и не отворачивался! Ее недружелюбный тон кое-что напомнил Аангу. Точнее, кое-кого… Тоф была не права. По крайней мере однажды он не убежал! Зуко велел ему бежать, а Аанг остался. И они вместе сдерживали напор Азулы. Она могла, пожалуй, даже убить своего брата, если бы Аанг сбежал. Сифу Тоф старалась быть справедливой. Она проворчала: — Ладно. Признаю, один раз это было. И это значит, — она хищно оскалилась и подняла руки, — что ты сможешь снова! И в Аанга вновь полетели камни. Он, как мог, старался их отбивать. Ему даже удалось швырнуть кусок гранита в сторону Тоф, совершенно без помощи воздуха! Она легко раздробила камень в полете и воскликнула: — Жалкая попытка, Легконожка! Но голос у нее уже был куда более довольный. Их тренировку некстати прервал Сокка. У Аанга только начало хоть что-то получаться! Сокка был неумолим. Он притащил с собой незнакомца — тот, по его словам, знал, как добраться до библиотеки Ван Ши Тонга. — Всего-то крюк на пару часов! — приговаривал Сокка с нехорошим блеском в глазах. Тоф и Аанг удивились. Сокка собирался всего лишь разведать местность и, возможно, поохотиться, дав им время для короткой — он подчеркнул, короткой — тренировки. У них вообще-то было срочное дело в Ба Синг Се, Сокка не забыл? Сокка, ломая руки, сказал, что не забыл. Но он не может устоять перед этой невероятной библиотекой, по преданиям, хранилищем десяти тысяч вещей. — Вы хоть представляете себе это? — восклицал их друг, размахивая руками как ветряная мельница. — Библиотека! Книги! Десять тысяч! — С каких пор ты фанат библиотек, Умник? — спросила Тоф, главный скептик их маленькой компании. — Сколько их там у вас на Южном полюсе? Лицо у Сокки стало трагическое. — Ни одной! В том-то и дело. Аангу было непонятно, как можно настолько сильно стремиться в библиотеку, если ты до сих пор не посетил ни одной. Сокка в ответ обвинил его в невежестве и пренебрежении наукой. Ему было непонятно, как можно не стремиться в библиотеку, если поблизости есть хотя бы одна. Сокка их уговорил. Понадобилось всего полчаса стенаний, восклицаний и обвинений. В конце концов, они же всегда верили его инстинктам. Инстинкты Сокки их не подводили. Они летели в сторону пустыни, и Аанг, сидя между рогов Аппы, продолжал думать о библиотеках. Сокка погрузился в ученый разговор с незнакомцем, который оказался профессором в университете. Тоф, казалось, дремала, полуприкрыв глаза. Момо, усевшись рядом, перебирал ее волосы. У воздушных кочевников были собрания свитков, были священные тексты. В детстве монах Гиацо часто читал Аангу жизнеописание аватара Янгчен, что была из их народа. Аанг помнил, как водил пальцем по знакам в свитке, по ярким картинкам. Совсем малыш, он тогда обдумывал, какой краской можно нарисовать полосатые штаны, ему было невдомек, что надо взять два разных цвета и рисовать полосу за полосой отдельно. Странно, что он помнил такие вещи! Это же было так давно. Больше ста лет назад. Но еще лучше он помнил теплые руки Гиацо, его ласковый голос, когда он читал за разных героев… «Янгчен подняла руку, и на горе воздвигся храм, что соединил землю и небо…» Ему стало нестерпимо грустно. Он давно не вспоминал Гиацо так ясно. У воздушных кочевников не было большого трепета перед письменным словом. Они любили истории, что передавались из уст в уста, ценили дар рассказчика, радовались, как дети, когда слышали новую сказку, или легенду, или песню. Может, они бы не поняли преклонения Сокки перед библиотеками. А может, Гиацо бы понял. Он же учил Аанга уважать культуру. На ум Аангу пришел странный образ — его библиотекой, к которой он мог бы стремиться со всей страстью, был его народ, его люди. Люди-книги, каждый и каждая со своими историями внутри, со своими словами, событиями и сюжетами. Книги, которые он никогда не прочтет. И никто не прочтет. Его невозможная, потерянная библиотека… Из горьких раздумий его вырвал голос Тоф. — Сахарная Королева, — сказала она. — Что? — Я придумала прозвище для сестрицы Умника. Она такая идеальная, что заслуживает называться королевой. — А почему Сахарная? — Аанг еще не понял, как он относится к такому прозвищу. Но это точно лучше, чем Легконожка! — Потому что у нее сла-адкий голос! — И вовсе у нее не такой голос! — Такой, такой. Но в этом нет ничего плохого. Я люблю сладкое, — сказала Тоф. — Так что это отличное прозвище. А вот для ее парня пока ничего подходящего не нашлось. — Для кого?! — он чуть поводья не уронил от возмущения. Ухмылка Тоф была широкой и самодовольной. — Я хотела сказать — для нового родственника Умника! Эй, Умник! Сокка! Скажи, твой новый родственник такой же поклонник библиотек, как и ты? Уфф. Аанг пытался не показать Тоф своего раздражения, но наверняка в этом не преуспел.***
Почему-то мысли Катары всё возвращались к словам Зуко, которые тот обронил будто случайно, а после долго и неловко объяснял, что ничего не имел в виду. О том, на кого могли быть похожи их дети. Их будущие дети. Будущие невозможные и совершенно не планирующиеся дети. Какого Коха она про это думала?! Ей представлялись дети — младенцы и постарше. С темной кожей и золотыми глазами. Со светлой кожей и глазами синими или голубыми. Красивые, веселые дети. В образах, что появлялись перед ее внутренним взором, присутствовали и заботливые взрослые, что держали детей на руках, кормили, укладывали спать. Одним из взрослых, несомненно, была она сама — только старше. Другим же… да что ж это такое?! Катаре всегда нравились дети. Дома, на полюсе, она проводила немало времени в заботе о малышах. Но свои собственные? Думать об этом было странно. Она привыкла считать, что если ты думаешь о ком-то и представляешь будущих детей, это может значить только одно — ты любишь этого человека. Или, по крайней мере, он тебе сильно нравится. Джет ей нравился. На очень короткое время, но все же нравился, и сильно. Но в связи с ним она не подумала про детей ни секунды. Думать про Зуко и неких детей было невероятно глупо. Он ей даже не нравился! … Ну, нет. Нравился. Но не в этом смысле. Или не совсем в этом. Кох побери, как глупо. Она украдкой покосилась на предмет своих размышлений. Зуко с дядей сидели у стены дома поодаль и что-то обсуждали. Она сегодня разрешила дяде встать и выйти на улицу. Дядя что-то рассказывал, делая широкие жесты руками, племянник слушал его, сосредоточенно хмурясь. За все это время ей ни разу не пришло в голову подумать, нравится ли ей Зуко. Сначала для этого не было повода, потом… Потом над ними постоянно нависал призрак скорого расставания, и эти мысли точно были бы лишними. Зуко просто… был. Он стал ее другом, она ему доверяла, и он был рядом. Его присутствие было чем-то таким же привычным, как и то, что солнце встает по утрам. Она украдкой всмотрелась в его лицо, изучая. Очертания острого носа, недоверчивая кривая ухмылка, единственная бровь приподнята… Она знала все эти черты. Но вдруг ей показалось, что в его лице проглянуло что-то новое, чего она раньше не замечала. Было ли это связано с линией нижней челюсти? Или с тем, как он распахнул глаза и подался вперед, к дяде? Почему она стала думать о пещере с зелеными кристаллами и о барельефе Омы и Шу?.. О Юи, Ома и Шу целовались на том барельефе! Зуко взъерошил свои волосы (они торчали в разные стороны), опять нахмурился — и в тот же миг стал прежним собой. Ее совершенно обычным Зуко. Ничего такого особенного не трепетало внутри, никаких бабочек в животе, о которых с замиранием рассказывали девчонки на острове Киоши. При взгляде на Джета (конечно, до того, как он решил затопить город) что-то внутри в самом деле трепетало и подрагивало. При взгляде на бывшего принца ей было просто спокойно и тепло. Катара немного расслабилась, но решила присоединиться к разговору двух покорителей, чтобы окончательно отвлечься. Все же эти непрошенные мысли были какими-то… опасными. Как только она услышала, о чем шла речь, то мигом отвлеклась. Дядя говорил о перенаправлении молний! Он собирался научить этому своего племянника. Племянник был в восторге. Разумеется, ведь Зуко всегда влекло к опасности. И «влекло» — это мягко сказано. Опасность для Зуко была как огромный, развернутый в воздухе свиток, гласящий «Добро пожаловать! Мы ждем именно тебя!» Так что Катара не удивилась, что он так хочет освоить редкую и смертельно опасную при ошибке технику покорения. Но дядя! Как он мог заниматься такими вещами, едва воспрянув от ранения! Она строго отчитала обоих. Дядя в ответ произнес речь об иллюзии разделения всех четырех стихий. Он спросил их, слышали ли они уже о том, что мудрые черпают из разных источников? Зуко кивнул, наверняка сдерживаясь, чтобы не сказать дяде, сколько раз он уже это слышал. — Я сам изобрел этот способ, — сказал дядя скромно, показав движение. Он явно был горд собой. — Мне помогли наблюдения за покорителями воды… Что? Они с Зуко переглянулись. — Дядя, — осторожно спросила Катара. — Где ты наблюдал за покорителями воды? Дядя взглянул на нее внимательно. — Я несколько раз видел в сражении тебя. — Меня?.. Невероятно. Катаре просто не верилось, что дядя Айро, Дракон Запада, один из самых могущественных в мире покорителей, мог чему-то научиться, наблюдая за ней! За последней покорительницей воды с Южного полюса, до недавнего времени — неумехой без учителя. Впервые пытаясь сражаться, она приморозила Сокку к палубе, вместо того, чтобы поразить врага. Не смогла справиться с жалкой кучкой пиратов. Она долгое время считала себя бесталанной, а оказывается, сама того не зная, приложила руку к изобретению перенаправления молнии… Тем временем дядя продолжил: — Ну, еще я в переписке с некоторыми покорителями обсуждал интересующие меня вопросы. Что сегодня был за день! Дядя не переставал удивлять. — У тебя есть друзья по переписке? — спросил Зуко в лоб. — И они покорители воды? — Вы, молодежь, пренебрегаете перепиской, а тем временем письма развивают благородный дух, помогают оттачивать стиль, и… — Ты что-то от нас скрываешь, — сказал его племянник. И Катара была с ним абсолютно согласна. Дядя не в первый раз как бы мимоходом говорил про очень странные вещи. Неужели он в самом деле переписывался с Пакку или же с кем-то еще? И ему каждый раз удавалось ничего им не рассказать! Как и сейчас. Он стал вновь показывать то движение и требовать от Зуко точного повторения, а Катару привлек в советчики. Она внимательно наблюдала, комментировала и предлагала что-то улучшить. Дядино изобретение в самом деле опиралось на принципы покорения воды — использование против противника его же собственной силы. Это было умно. Катара задумалась, а могла бы она что-то придумать, наблюдая за покорением огня? Если дядя прав и стихии в самом деле не так различны… После немалого числа повторений дядя сказал, что теперь он доволен — когда понадобится, Зуко сможет перенаправить молнию. Тот запротестовал. — Мне нужно убедиться, — сказал он настойчиво. — Ты должен швырнуть в меня молнией, чтобы я мог ее перенаправить! Дядя аж закашлялся. Катара уставилась на бывшего принца. Что он такое несет? — Ну пожалуйста, дядя, — настаивал Зуко. — Это нужно! — И ничего подобного, — она разозлилась. — Ты можешь погибнуть! Хвала Туи и Ла, дядя был согласен с ней. Теперь юный покоритель огня был зол на них обоих. — Я и так могу погибнуть! — рявкнул он. — Ты не понимаешь! Азула ни перед чем не остановится. Несмотря на все предыдущие встречи с Азулой, Катаре было сложно в это поверить. — Но все же… все же она твоя сестра. Может, спустя время она… Он посмотрел на нее тяжелым взглядом. — Ты помнишь, что твой брат сказал тебе на прощание? Разумеется, она помнила. Глупый вопрос. — Сказал, что любит меня. — А что ты ответила? — Что я его тоже люблю. Он отвел глаза. — Я не помню, когда в последний раз говорил ей такое, или когда она мне это говорила. Может, этого вообще никогда не было. Азула не изменится.***
(3 года назад) Девочка стоит перед завесой огня. Пламя скрывает отца. Большая честь — быть допущенной в тронный зал, но зачем он ее позвал? Она ни за что не признается, но ей страшновато. — Ты получила письмо, — раздается голос из пламени. — Да. Он знает. Всегда знает. Девочка вытаскивает из кармана небольшой свиток. — Что ответишь? Голос добродушен и слегка насмешлив. Но она гордится своим умением понимать. Она понимает, что тут нет простых вопросов. Она уже думала об ответе. Письмо от брата взволновало ее (в этом она тоже не признается). Слабак написал целый ворох всяких глупостей — но это было письмо от него. С тех пор как его не было рядом, девочке иногда становилось не по себе. Она привыкла, что могла его дразнить, насмехаться, чувствовать себя особенной — а его глупым и неудачливым. Он всегда так смешно злился в ответ! Он написал, что скучает. Болван! Что ответить отцу? Что она не собирается жалеть брата и знает, что наказание было заслуженным? Что она напишет ему лишь об этом? Пауза затягивается немного дольше, чем это уместно. Голос отца раздается вновь: — Ты ведь знаешь, что его задание требует абсолютно всех сил, и внимания, и времени? — Да. — А вместе этого он занимается тем, что пишет письма. Как ты думаешь, почему? — голос у него доверительный, будто он решил обсудить с ней одну небольшую проблему. Теперь она знает ответ. Отец будет доволен. — Потому что он проявляет слабость, отец. Он усмехается. — Зуко разочаровал меня. Надеюсь, с тобой этого не случится. Ей хочется заверить отца, что она его не подведет, но она знает, что многословие здесь лишнее. Поэтому она кланяется с достоинством. Вытягивает ладонь вперед и поджигает свиток. Он осыпается пеплом. Стена пламени колеблется — аудиенция окончена. Оказавшись за стенами тронного зала, девочка бежит, бежит и бежит, сжав руки в кулаки. Она прячется в стенной нише, где ее случайно находит одна из горничных. Горничная беспокоится, что с юной принцессой. Девочка бежит от нее в парк. Она позаботится, чтобы эту нахалку уволили! Она прячется в кустах, где ее точно никто не найдет. Ей видно пруд. В воде плавают уткочерепашки. Тупые животные! Она не пойдет к пруду. Ее глупый брат любил торчать на берегу, там всё будет напоминать о его глупости. Будет напоминать о нем — и о ней. Она тоже часто там сидела. Зачем он вообще открыл рот на той встрече? Если бы этого не случилось, то всё было бы по-прежнему. Он сидел бы с унылым лицом у пруда, а она могла бы пойти и подразнить его. Он написал, чтобы она не падала больше в пруд — кто же ее оттуда вытащит, если его не будет рядом? Идиот! Это было два года назад! Сколько можно вспоминать? Она сидит, подтянув колени к груди, не беспокоясь, что рукав разодран о колючие ветви, а на локте капли крови. Она поднимает кулак к глазам и медленно, медленно его разжимает. Там зажат крохотный обрывок письма — он был скрыт между пальцев. Она знает, как хороша в покорении, как идеально может контролировать свое пламя (Зуко никогда так не мог), для нее нет ничего сложного в том, чтобы сжечь весь свиток, кроме этого обрывка. Ей хотелось, чтобы у нее что-то осталось. Хоть кусочек. Когда брат вернется, она могла бы высмеивать его за сентиментальность. Она надеется, что на клочке осталось слово «скучаю». Но на самом деле что угодно подойдет. Слова «привет», «море», «тупой чай», «вернусь». Бумага почернела, она рассыпается пеплом в ее ладони. Порыв ветра уносит хрупкие чешуйки прочь. Девочка еще несколько часов сидит в кустах, глядя прямо перед собой, затем вылезает, возвращается во дворец и ведет себя как обычно. Но в течение дня то и дело незаметно бросает взгляд на свою руку. Будто на коже могли остаться, отпечататься какие-то слова. Их там, конечно же, нет. В следующие полгода она получит еще несколько писем. И сожжет, не читая. Потом письма перестанут приходить. К тому моменту это ее уже не тронет.***
Библиотека Ван Ши Тонга поражала! Сокка не представлял, какими огромными могут быть библиотеки, сколько потрясающего могут хранить. Профессор Зей рассказал ему, что в университете Ба Син Се есть библиотека. Счастливчик профессор, он мог торчать там сколько влезет. А вместо этого отважно отправился вместе с ними в это место, почти полностью погребенное в песке. Сокке, конечно, куда больше понравилось бы, если бы тут не были замешаны духи. Обычная, свободная от духов, библиотека вполне бы ему подошла. А тут духи просто кишели, так что он мог понять Тоф, что осталась ждать снаружи. Страшновато было иметь дело с этой огромной совой. Дух в обличии совы был стремным. Он разрешил им пользоваться библиотекой, после платы за проход, но с условием: они не будут использовать знания во вред другим. Зачем дурацкий совиный дух это сказал? Сокка тут же стал об этом думать. Он не хотел причинять вред — но он хотел закончить войну. А для этого надо победить страну Огня, верно? Так что Ван Ши Тонг сам был виноват в том, что Сокка стал искать что-то о стране Огня. О стране Огня не было никаких сведений даже у профессора Зея — тот объездил весь мир, но туда был закрыт путь и ему. Профессор бродил между полками с зачарованным видом. Аанг бездумно заглядывал в книги и свитки, потом откладывал их в сторону. Одна книга, большая, с яркими цветными картинками, заинтересовала его. Сокка заглянул ему через плечо — на страницах парили драконы, плыли светящиеся киты… Рядом был изображен какой-то странный зверь, с телом черепахи и головой льва. — Аанг, пойдем! Это книга о несуществующих животных, зачем она тебе? — Ну, некоторые из них существуют — мы же с тобой сами видели этих китов. А вдруг и драконы где-то есть? — Ага, конечно. И эта черепаха тоже? — Сокка давно не верил в сказки. — Лев-черепаха! Здесь написано, что они… — Пойдем! Нам нужно узнать, как победить в войне. Глаза Аватара расширились. — Но ведь Ван Ши Тонг сказал… — Ой, хватит, — шикнул на друга Сокка. — Подумаешь, сова сказала. Я завязал веревочку узлом и отдал как плату за проход в библиотеку, а дух поверил, будто это редкий узор. Я уверен, что смогу что-то здесь найти без его ведома. Духи-помощники (в обличии лис, а не сов, что было как минимум нелогично) укоризненно на него поглядели. Аанг, бормоча, что с духами шутить нельзя, все же отложил книгу и пошел следом. И Аанг оказался прав! Кох побери, его юный друг, всегда такой наивный, оказался прав! Ван Ши Тонг совсем не шутил, когда сказал о своем условии. Виноват во всем был этот мудак Джао. Он умудрился нагадить им даже после своей гибели — потому что именно здесь он узнал, как убить Луну. Тогда дух-сова и решил, что такого больше не повторится. Глупая сова! Они ведь не были такими, как Джао. Их целью был мир, и лишь ради этого Сокка вызнал всё о затмении. Но Ван Ши Тонг им не поверил, и его библиотека, чудесная, восхитительная библиотека, со всеми хранимыми здесь десятью тысячами сокровищ, стала уходить в песок. Они едва спаслись. Профессор Зей отказался спасаться. Сказал, что всегда стремился именно сюда и готов провести здесь вечность, потому что для него нет места прекраснее. Ну уж нет. Сокка был готов восхититься такой храбростью, но все же это было немного чересчур. В жизни есть кое-что поважнее библиотек. Например, добраться до Ба Синг Се, спасти город от захвата, договориться с царем Земли о военном союзе, а затем победить страну Огня в день солнечного затмения, когда все их покорители потеряют силу. План был хорош. Они не зря побывали в библиотеке духов и поругались с этой стремной совой. План казался Сокке отличным до того момента, пока они не выбрались на поверхность и не обнаружили рыдающую Тоф. Аппа, огромный бизон, последний из своего рода, их друг… Он был украден.***
Молнии били в скалы слева и справа, раздирали небо на части. Ливень хлестал тяжелыми струями, от раскатов грома, казалось, дрожала земля. Ни одна молния не ударила в него. Гребаный ад, ни одна проклятая молния! Они будто специально его избегали. Разумеется. Как только он попытался взять судьбу в свои руки, духи должны были вмешаться. Потому что он неудачник. Потому что ему никогда не везет. Потому что молниям плевать. Они будут бить куда хотят. Им плевать — совершенно так же, как на самом деле было плевать отцу, все эти годы. А он так долго, с такой силой верил в обратное. Смешно! Духам определенно было над чем повеселиться, наблюдая за его попытками восстановить честь. Струи ледяного дождя заливали лицо, внутри всё кипело от ярости и стыда. Гром так оглушал, что он расслышал слова Катары, только когда она подошла почти вплотную. — Ты что, решил пойти и пооскорблять молнии, чтобы они в тебя ударили? Впору было закатить глаза. Катара сурово смотрела на него, задрав нос, чтобы казаться выше. Она была мокрая насквозь. Сделав шаг вперед, она создала водяной купол, закрывший от дождя их обоих. Он все еще злился на нее. Недоумевал, зачем она пошла его разыскивать. Еще он был рад, что она это сделала. — Вроде того. Но ни одной молнии нет до меня дела настолько, чтобы ударить. Он вытер мокрое лицо мокрым рукавом. — Молнии такие же, как мой отец. Им все равно, что со мной. Ему тоже. Я ничего не могу сделать. Я не могу заставить молнию ударить в нужное место — и с ним я ничего сделать не могу. Так стыдно. — Почему? Вряд ли она поймет. Но она, по крайней мере, спрашивала. — Потому что я никак не мог этого понять. Всё пытался разобраться, что со мной не так. Всё надеялся, что если захвачу Аватара, все будет как раньше. Но ему всегда было плевать. Даже если каким-то чудом я бы захватил Аватара, уверен, это бы ничего не исправило! Она нахмурилась. — Помнишь, как ты однажды мне сказал, что стыдиться надо было не мне? — Да? Ну да. Он ей это сказал. Тогда, в пещере. Еще практически ничего о ней не зная, он ее пожалел. Да кто бы не сказал этого на его месте? — Я вспоминала о твоих словах. Постепенно я решила, что ты прав. Мне не стыдно. Я не была виновата. И знаешь что? Ты тоже не виноват. Молнии били реже, громовые раскаты стихали. Гроза начала отходить к югу. Зуко наконец-то посмотрел на нее. Наверно, она уже устала держать над ними этот купол, но не сдавалась. Такая упрямая. — Ты другая. — Почему? Почему? Она это серьезно? С ней всё в порядке. А он как сломанная вещь, которую не починить. Слишком много злости, слишком много ярости, слишком… — Просто ты, — Зуко щелкнул пальцами, ища слово, — нормальная. И твой брат тоже. И ваш Аватар, хоть он и странный. Хочет дружить даже после того, как провел сто лет в айсберге! Я не такой. Почему-то Катара вдруг рассмеялась. Коротко и невесело. — Вот как ты думаешь? Как еще он мог думать? Она резко опустила руки, купол стек вниз потоками воды, на них вновь обрушился ливень. — Тебе это только кажется! Сокка и Аанг тоже думают, что я добрая, и терпеливая, и заботливая, и всем хочу помочь… Зуко чуть было не брякнул, что все так и есть, но хвала Агни, удержался. Потому что она продолжила, тяжело и напряженно: — Иногда мне кажется, что я состою только из ненависти. Из ярости. Из желания отомстить! Если бы тот, кто убил маму, оказался рядом, я бы смогла отомстить. Я бы нашла способ! Я ненавижу его. Я ненавижу Хана. Ненавижу Джао! И твоего гребаного отца тоже! — она уже не говорила, а выкрикивала. — Иногда я ненавижу себя за эту ярость, а иногда — за то, что хочу о ней забыть. Он только и мог, что смотреть на нее, не отводя глаз. Он знал, о чем она говорила. Кох побери, уж он-то знал. — Пусть меня тоже поразит эта гребаная молния! Будь она проклята! — прокричала она в небо. — Ненавижу вас, молнии! Он присоединился к ней и тоже начал кричать. Их заливало потоками дождя, а они выкрикивали в небо ругательства и оскорбления, какие только приходили в голову. Они ненавидели духов и судьбу. Ненавидели убийц матерей и жестоких отцов. Ненавидели войну, что причиняла столько страданий. Ненавидели весь мир за равнодушие к этим страданиям. Ненавидели тупые молнии, что продолжали бить мимо. Они ненавидели всё на свете, и они не были виноваты. Может, впервые в жизни не были. Гроза закончилась, дождь прекратился, и они замолчали, ошарашенно глядя друг на друга и пытаясь отдышаться. Оба промокли насквозь. Катара, вздрагивая от холода, покорением высушила их одежду. Он взял ее ледяные руки в свои, пытаясь согреть, но она внезапно повернулась спиной. Снова схватила его за руки и прижала к себе. Будто пыталась завернуться в его руки, как в одеяло. Обнимая ее, он чувствовал, как она перестает дрожать. На западе разошлись тяжелые тучи. Солнце утонуло за краем горизонта, но закатный свет еще не погас. Они молча смотрели, как медленно меркнет небо. — Надо вернуться к дяде, — пробормотал Зуко в ее макушку. Голос звучал надтреснуто после всех этих криков. — Ага, — ответила она. Оба не двинулись с места. Потом Катара спросила: — Знаешь, что хорошего в том, если ты промерз до костей? — Ничего? Промерзнуть до костей — это отстойно. Зуко ненавидел холод. — Не-а. Хорошее — это если ты можешь потом согреться.***
— Как ты могла, Тоф? Как ты могла?! Тоф пыталась что-то объяснить, но Аанг уже не слушал. Горе и ярость застилали глаза. Он прыгнул в воздух, раскрывая глайдер на ходу, и помчался туда, где могли скрыться похитители Аппы. Сокка что-то прокричал ему вслед, но Аанг не остановился. Он просто не мог. Он настиг похитителей, покорителей песка, эту кучку оборванцев. Они уверяли, что успели продать бизона перекупщику, и тот наверняка уже был на пути в Ба Синг Се. Они должны были поплатиться. Кипящая ярость переполняла его. Как они посмели? Он стал подниматься в воздух, закручивая вокруг себя вихрь. Его татуировки начали светиться. Он сотрет в порошок это место! На карте вместо пустыни Ши Вонг будет дыра, и пусть туда всё провалится! Он не помнил себя в этот миг, он ничего не помнил, кроме желания отомстить. Непонятно, как он сумел расслышать в шуме вихря чей-то тонкий плач. Но он услышал. Всмотрелся в людей перед собой. Среди покорителей песка был мальчишка, едва ли старше самого Аанга. Он поскуливал от ужаса, уставясь перед собой неподвижными глазами. Воздушный кочевник, растерявшись, опустился и успокоил вихрь. А покорители песка воспользовались моментом и удрали у него из-под носа, поднимая ветер и скользя по поверхности земли, как по воде. Никого вокруг. Аппы нет. Всё, что у него осталось от прежней, счастливой жизни — это Аппа. Они были вместе с раннего детства, делили горе и радость… Они провели вместе ледяное столетие в айсберге и расстались посреди пустыни. Аанг уже потерял свой народ, почему теперь он должен потерять и друга? Зачем тогда все это было? Зачем он очнулся на полюсе спустя сто лет? Зачем странствовал так долго? Зачем учился покорять воду и землю, зачем надеялся остановить войну? Как вообще можно на что-то надеяться в этой жизни? Аангу хотелось свернуться на песке. Пусть его испепелит безжалостное солнце. Сердце его уже было сожжено дотла. Он лег ничком, но тут же поднялся — горячий песок обжигал лицо и ладони. Тогда он сел, уткнувшись головой в колени, и застыл. Ничего не происходило, лишь ветер свистел по верхушкам барханов. Он хотел, чтобы всё исчезло — пустыня, ветер, он сам. Может, если не открывать глаз, не шевелиться… Его отвлекали чьи-то тихие голоса, звучавшие будто в отдалении. Это раздражало. Кохова задница, пусть они убираются! Секундой спустя он понял, кому эти голоса принадлежали. «Помни, что мы всегда с тобой», сказала Киоши. Аанг аж застонал от злости. Почему его не оставят в покое?! — Вставай, — мягко сказал один из голосов. — Уходи, Киоши, — буркнул он, не открывая глаз. — Я не буду с тобой говорить. Ты скажешь, что я Аватар, что я должен… Я это знаю! — Я не Киоши, — сказал голос. — Я Янгчен. Что? Что?! Аанг распахнул глаза, озираясь. Он по-прежнему был один. Но Янгчен, героиня его детских историй, говорила с ним! — И хотела я сказать тебе о другом. — О чем? — Ты, конечно, Аватар. Но ты еще и друг. — Друг? Да при чем здесь это?! Он снова зажмурился, загоняя обратно подступившие слезы. Друг… Какой же он друг? Не смог уберечь Аппу. Не вернул Катару… И теперь он был совсем один. Его прошиб пот, холодный, несмотря на весь жар пустыни. Аппу украли, и Катара была далеко, но где-то были еще двое его друзей. А он их бросил! Он бросал их уже не в первый раз, понял он со стыдом. Он спрятал карту отца своих друзей, предав их доверие. Он улетел от Катары перед тем штормом. А еще перекладывал тяжелые решения на других, надеясь, что те разберутся. Он… он уже столько раз был неправ, но этот раз был едва ли не хуже всех предыдущих! Вдруг он не найдет Сокку и Тоф? Вдруг те заблудятся и погибнут в пустыне? Перед его внутренним взором мелькнуло незнакомое лицо. Большие, серые, как у него самого, глаза, смотревшие внимательно, бритая голова, татуировки мастера воздуха… У аватара Янгчен оказались смешные торчащие уши (тоже как у него!) и щербинка между передними зубами. Аанг заметил это, потому что Янгчен улыбнулась ему — и мимолетное видение исчезло. Он пробежал несколько шагов по песку, раскрыл глайдер и полетел искать друзей. Аанг описывал широкие круги над пространством, где был один лишь песок. Затем спускался, когда ему казалось, будто он что-то увидел, но каждый раз это был обман зрения. Подниматься в воздух становилось всё труднее. Во рту пересохло, глаза слезились и болели от солнца. Но когда солнце стало клониться к западу и его свет стал менее резким, сердце Аанга сжалось от страха — в темноте он точно никого не найдет. Он от души вознес хвалу всем духам, когда заметил тех, кого искал, в тени одного бархана. Сокка помогал Тоф идти, закинув одну ее руку себе на плечо. Ноги у девочки заплетались. Заплетался и язык. — О, Л-легконожка, — с трудом выговорила она. — Почти ни… н-нич-чего не чувствую через этот гре… гребаный п-песок! Но это ты, да? — Да! Он ринулся было к ним, но его остановил мрачный взгляд Сокки. — Что с ней? Сокка промолчал. Ноги у Тоф подогнулись, и он закинул маленькую покорительницу земли себе на плечо. Та пробубнила неразборчиво, уткнувшись в Соккину спину: — Со мной н-нич-чего! Н-ничего пл… п-плохого! Не глядя на друга, Сокка сказал резко: — Она съела какой-то кактус. Похоже, опьянела. Надеюсь, скоро пройдет. С Тоф на плече и все такой же мрачный, Сокка пошел вдаль. Аанг торопливо зашагал следом. — Я кактусовый покоритель! — поделилась Тоф доверительно. И захихикала. — Покоряю кактусы! Р-раз — и нету… этих… кактусов… Кстати, где они? Где мои кактусы, Умник? — Нету, — безжалостно ответил Сокка. — Я их у тебя отобрал и выкинул. Тоф разочарованно взвыла, затем разразилась ругательствами и даже пару раз лягнула воздух, пытаясь пнуть Сокку. Потом, наверно, силы ее оставили, потому что она обмякла, ее руки и ноги расслабленно повисли. Она прикрыла глаза и начала похрапывать. Сокка продолжал молча шагать вперед. — Как она могла это съесть? — Аанг недоумевал. Тоф же умная, в конце концов. Она должна была знать, что нельзя в пустыне есть всё подряд. Сокка остановился и смерил его взглядом. — Как? — о, каким ядовитым был его голос! Не хуже тех кактусов. — Ты спрашиваешь меня? Может, она была ужас до чего расстроена, вот и натворила глупостей? Она изо всех сил пыталась удержать эту проклятую библиотеку, что проваливалась в проклятый песок! Она не смогла спасти Аппу, но спасла нас! А что ты сказал ей вместо «спасибо», не помнишь? Ой. Аанг прижал ладони к щекам. — Я не… — Я с тобой не разговариваю! — припечатал Сокка яростно и двинулся прочь. Постояв немного на месте в нерешительности, Аанг пошел за ним, держась чуть поодаль. Аанг не знал, сколько часов прошло. Наверняка целая вечность. Они шли и шли, на плечи давил жар пустыни, между ними висело тяжелое, как камень, молчание. Аанг больше не пытался заговорить с другом. Но когда он заметил, что шаги Сокки становятся всё медленнее, то предложил понести Тоф. И Сокка неохотно согласился. Еще через некоторое время Сокка стал отвечать, короткими фразами. Даже поблагодарил, когда после заката Аанг поднялся на глайдере повыше и сумел добыть из маленького облачка немного воды. Они остановились на ночлег, когда стемнело. Сокка набрал засохших кактусовых ветвей и разжег костер. Хорошо, что его кремни были в кармане, а не среди вещей, что пропали вместе с бизоном. Тоф спала. — Сокка, прости меня, — набрался наконец смелости Аанг. — Я так ужасно поступил… Сокка хмыкнул и стал крутить в руках свой бумеранг. — Ну, я тоже виноват. Потащил всех к этой сове… Услышал про десять тысяч вещей и не смог устоять, — признался он. Они помолчали. Раньше Аанг, растроганный, повис бы у Сокки на шее и начал радостно говорить, не замолкая. Ему бы сейчас радоваться, что они вместе, что они помирились. Но Аанг не радовался. Он был будто всё еще придавлен огромной тяжестью. Сокка заглянул ему в лицо. — Ну всё, мир, да? — спросил он с искренним беспокойством. — Всё в порядке? Аанг слабо кивнул и вымученно улыбнулся. Ничего не было в порядке. На душе у него было черным-черно. Прим. авт. 1. Есть множество, мне кажется, хедканонов о том, где Айро довелось понаблюдать за покорением воды. Некоторые очень мрачные! (покорители воды в плену в стране Огня и т.п.) Причем именно мрачные мне самой кажутся убедительными. Но в этой истории я выбрала другой путь, решив не перегружать сюжет. 2. Мне всегда было любопытно, как Сокка умудрился вырасти фанатом библиотек. Такая загадка! 3. В пустыне роли у всех поменялись — такой паззл сложился у меня. Думаю, после влияния всех canon divergent отличий герои могли себя повести несколько иначе.