Горе выпил до дна Завтра будет война Отпевая весну, Сын ушел на войну «Аукцыон»
…Любите, как будто никто не смотрит Любите с преданностью отчаянных Любите, как будто ошибок нет… Сергей Седов
Сокку распирало от счастья. Хотелось подпрыгивать, кричать, размахивать руками — все одновременно. Он сдерживался из последних сил, потому что был мужчиной и воином и окружен был мужчинами и воинами. Он был среди мужчин Южного племени воды, наконец-то! И занят был очень мужскими делами — обсуждением стратегий и планов вторжения в день затмения. Он чувствовал себя на равных. Он по ним так скучал! Отец так ласково смотрел на Сокку, словно тот все еще был малышом, то и дело обнимал его, трепал по голове и не переставая расспрашивал обо всем, что случилось за то время, пока они не видели друг друга. Сокка старался отвечать степенно и неторопливо, как подобает мужчине и, Кох побери, взрослому человеку. Три года прошло, Сокка вырос! Отец не заметил, что он уже ростом почти с Бато? — Ну, расскажи о Катаре. Как она? — наконец отец отвлекся от соккиной персоны и переключился на что-то другое. Сейчас он расскажет, как был для нее хорошим старшим братом, защищал и всегда был рядом… стоп. Рядом Сокка последние несколько месяцев не был. — Ну-у, — Сокка прочистил горло, пытаясь сообразить, как рассказать отцу о некоторых изменениях в жизни сестры. В ответ на вопрос отца он первым делом подумал о них. — Я волнуюсь за нее! — признался отец. — Конечно, я тревожился за вас обоих, но особенно за нее, ведь она младшая, и девочка. Как жаль, что она не смогла добраться сюда с тобой. Бато, когда вернулся, рассказал о том злодее из страны Огня! Я чувствовал себя так ужасно, что не мог защитить вас! Надеюсь, это уже позади? — Э-э… Да, — Сокка почесал затылок. — Определенно, позади. Он почувствовал укол совести. Словно что-то скрывал. Отец не будет рад услышать, с кем в родстве новый парень его дочери. Малодушно было не рассказывать отцу, оставляя Катару саму выпутываться. Но и выкладывать всё вместо нее тоже вряд ли было достойно. И кто только придумал младших сестер и их сложную личную жизнь! — Моя маленькая девочка! Скоро я ее увижу, — отец, кажется, совсем расчувствовался. — Ну, она уже не такая маленькая, пап, — сказал Сокка со значением. Вдруг это наведёт отца на какие-то размышления?***
Время тянулось мучительно медленно. После падения Зуко, должно быть, потерял сознание — но совсем ненадолго, потому что двинуть рукой или ногой ему сразу не удалось. Он вообще словно не чувствовал своего тела. — К… Катара? — выговорить это Зуко удалось с трудом. — Я здесь. Послышался шорох, он почувствовал, как в спину ему ткнулось что-то. Он сообразил, что Катаре удалось перекатиться ближе. — Ты здесь. — Надо… подождать, — выдохнула она. — Это пройдет. Спину согревало живое тепло ее тела. Зуко казалось, что это тепло помогало ему вновь присвоить себе руки и ноги, восстановить связь.***
Лучше бы она разделила их сразу, думала Азула. Своего брата и эту глупую простолюдинку. Ими было бы легче управлять. Стоило бы лишь намекнуть, как страдает там другой — и дело сделано, пленник готов пойти на всё. Она поторопилась. И теперь они заперты в подземельях вдвоем. Они вместе и могут строить планы по спасению, могут поддерживать друг друга, или чем там еще занимаются слабаки в безвыходном положении. Неидеальность собственных действий раздражала. Впрочем, она знает, как обратить неудачный расклад в свою пользу. Всего лишь сделать следующий ход. Пусть они действительно побудут вдвоем. Она не будет пачкать руки, врываться в темницу и разделять их. Не сейчас. Позже. Потеря ударит куда больнее, когда есть что терять. Потеря надежды сражает даже самых стойких. А пока… Не помешает узнать что-нибудь полезное от этих болванов. Особенно от того, кто пока зовется ее братом. Это их третья встреча. В старинных историях, особенно в пьесах, третий раз решает всё. Азула направилась в маленькую комнату позади царского престола. Надо отдать должное Лонг Фенгу — отличная была идея провести слуховую трубу сюда из темницы. Она приложила к уху холодную железную трубку. — …И зачем я тебя в это втянул! О, Зузу как он есть. Сплошные восклицания. Что ж, придется потратить время, чтобы услышать что-то более интересное. Например, где сейчас Аватар и как скоро он явится сюда.***
— И зачем я тебя в это втянул! Зуко тяжело перевел дух. Они были заперты в пещере. Неровные каменные стены. Зеленоватые кристаллы под высоким сводом. Это смутно напомнило Катаре о пещере Двух влюбленных — но если там зеленое свечение было связано с надеждой и показывало дорогу наружу, к свободе, то здесь оно казалось мертвенным, наводящим уныние. Ее мех с водой уцелел, но глупо было бы рассчитывать пробить водой камень. Зуко, впрочем, осыпал стены градом огненных выстрелов — насколько яростных, настолько же и бесполезных. Стены, разумеется, даже не дрогнули, а Зуко с тем же напором начал обвинять во всем себя. С его стиснутых кулаков срывались искры. — Ты бы могла сейчас быть со своим отцом, в безопасности! А вместо этого… — Не говори глупостей! Ты что, хотел бы оказаться в плену один? — Конечно! Так было бы лучше. Тогда тебе бы ничего не угрожало. — Тогда я бы с ума сходила, не зная, где ты и как тебе помочь! Он бросил на нее взгляд, отвернулся и сердито пнул стену. — Это было бы… как тогда. Она не собиралась плакать, но горло словно стиснула когтистая рука. Он услышал ее. Тут же перестал метаться по пещере. Подошёл, взял за руки. — Как… когда? — Когда убили маму. Она слышала свой голос как со стороны. Слабый и тихий, она звучал так по-детски. Девочке восемь лет, мама сказала — беги к папе, я разберусь. Девочка поверила и побежала. Чужак с закрытым лицом, что остался позади, был страшным. Она поверила маме — мама никогда ей не врала. Мама сказала, что разберется. Но девочка бежала к отцу слишком долго. Она не привела помощь вовремя. И мамы больше не было. — Она хотела тебя защитить, — прошептал Зуко. — Она хотела, чтобы ты жила. — Я никогда про это не рассказывала. Она могла бы в любой момент поговорить с отцом, с Пра-Пра или с братом — но она не решалась. Их не было там. Не было в то самое мгновение. Они не слышали «беги, я разберусь», не оставляли маму с тем чужаком. Они не были теми, ради кого мама отдала жизнь. Этим человеком была Катара. Последняя покорительница воды Южного полюса. То, что случилось, оставляло ее в полном одиночестве. Об этом некому было рассказать. Но вот она рассказала. Катара встряхнула головой. Утерла слезы, что, оказывается, незаметно текли по щекам. Было больно сказать об этом — но теперь боль изменилась. Она уже не была прежней, глухой и давящей, что заставляла онеметь и всякий раз терзала заново безнадежностью. Теперь ей было больно, но боль была живой. Как если бы лед таял и становился водой. Вода текла, обещая надежду. Может быть, когда-нибудь это будет болеть не так нестерпимо. — Я выросла, — сказала Катара больше самой себе. Он обнял ее, прижав к себе так крепко, что весь лед внутри должен был точно растаять. — Она гордилась бы тобой, точно. Ты похожа на нее — такая же храбрая.***
Азула отбросила слуховую трубку. Эти сантименты! Ее сейчас стошнит. Вместо того, чтобы пытаться спастись (и выболтать что-то полезное), эти двое обсуждают свои старые раны. Один другого стоят. Эй, крикнула она бы им, если б могла, никому не интересно! Ей так точно п-л-е-в-а-ть. Зуко мог бы поговорить с ней, со своей сестрой. Она тоже вроде как потеряла мать, не так ли? Но нет, когда это случилось, он лип к их старому толстяку-дяде (трусу и лентяю, выжившему из ума), пытаясь заменить тому сына. А до нее ему не было никакого дела! Он ни разу не сказал, что их мать ей бы гордилась! Азуле было бы все равно, разумеется. Куда важнее, что отец ей доволен. Но Зуко все равно мог бы сказать. Сказать ей. Вместо того, чтобы распинаться перед этой грязной простолюдинкой. Как же низко он пал. Стоп. Она начинает… злиться? Это может помешать действовать. Вдох. Выдох. Пауза. Вдох. Выдох в два раза длиннее. Азула снова взяла трубку. И не удержалась от восклицания. Невнятный шепот, обрывки слов, какая-то возня… Они там что, целуются? Нет, ее брат точно издевался над ней!***
Зуко изо всех сил старался мыслить хладнокровно. — Мы должны придумать, как выбраться отсюда. Наверняка нам придется сразиться с Азулой. Его вдруг осенило. Вот о чем важно подумать сейчас! — Давай попробуем представить. Что бы сделала А… И тут Катара накрыла его рот своими тонкими прохладными пальцами. Что это ещё такое? Зуко мотнул головой, пытаясь высвободиться, но она держала крепко. Другой рукой она обхватила его за шею и прошептала: — Она бы подслушивала. Зуко остолбенел. Как она догадалась? Это ведь и правда могло быть так! Подслушивать их — это было бы настолько в духе его сестры. Катара подтащила его к стене, села, поджав ноги, он устроился рядом. Она взяла его ладонь в свою, стала пальцем чертить на ней. «Что. Она. Будет. Делать?» Глубоко вздохнув, он помолчал. Сжал пальцы Катары. Поднял перед собой левую руку и призвал огонь. Тонкие линии пламени складывались в знак. Катара смотрела с восхищением, и это было приятно, хотя важно сейчас было не это. «Она. Хочет. Победить». «Верит. Отцу». Катара, хмурясь, кивнула. «Ищет. Слабое. Место». «В этом. Мастер». Катара хмыкнула с вызовом. Показала рукой на них обоих, потом потянула его руку к себе, на миг прижалась губами, сухими и горячими, к его костяшкам. Зуко понял, что она хотела сказать. «Мы вместе». Да. Они вместе. И Азула постарается это использовать. Он снова начал писать огнем в воздухе. «Обещай. Мне». Катара вопросительно подняла брови. «Ты. Непременно. Выберешься. Отсюда». «Ты. Спасешься». Она нахмурилась. Сжала его руку крепче. Ясно — «только с тобой». Она не росла вместе с Азулой. Она не понимала. «Ты». «Обещай. Пожалуйста». Она прижала их соединённые руки к своей груди, покачала головой. «Пожалуйста». Катара, яростно блестя глазами, схватила его за обе руки, зашептала: — Даже думать не смей! Мы вместе сюда попали, вместе и выберемся! Что же с ней делать? Она не понимала! Пытаясь подобрать слова, он молча смотрел на нее. Катара, похоже, решила, что переспорила. Улыбнулась ему и обняла так, что Зуко очень захотелось согласиться с ней. Он обнял ее в ответ. Вдох. Выдох. Катара всегда так легко читала по лицу. Хорошо, что сейчас она уткнулась лицом ему в шею и он мог не встречаться с ней взглядом. Вдох. Выдох. — Ладно, — сказал он вслух. — Я расскажу тебе о любимых приемах Азулы и ее приспешниц. Если нам предстоит сражаться с ними, тебе нужно это знать. Катара округлила глаза вопросительно. Он быстро начертил огнем в воздухе: «Пусть. Слышит». Пусть позлится, что противница что-то про нее узнает. Азуле все равно неизвестно, чем может ответить Катара. — Огненный хлыст, — начал он вспоминать. — Обычно высокий, с широким размахом. Катара секунду подумала, кивнула. Вскочила на ноги, начала двигаться, обозначая движением свой возможный ответ. Ага! Он узнал. Низкая широкая волна. Годится — противник должен будет нарушить стойку или вовсе потеряет равновесие. Зуко одобрительно ей улыбнулся. — Купол огня. Ледяной кинжал? Нет, лучше метнуть веером ледяные диски. Или же сдержать натиск ответным куполом воды, а затем перейти в наступление. Катара раскраснелась, ее глаза сияли. У нее был готов ответ на каждый новый прием. Вдох. Выдох. Они и в самом деле были хорошей командой. Они научились действовать слаженно, как один человек. Это преимущество, которого у Азулы нет. Вдруг они правда смогут выбраться отсюда вместе?***
— …Ну что там, Тай Ли? — спросила Мэй. Азула так поспешно велела им явиться сюда и подслушивать разговоры пленников вместо нее. Конечно, у нее самой были более срочные и более важные дела. Как всегда. Если бы она дала им время собраться, Мэй хотя бы свиток с романом с собой захватила. Какая скука. Тай Ли, держа трубку, обернулась с сияющим лицом. — Он говорит про меня, представляешь? Что я опасная противница! — она аж раскраснелась от удовольствия. — Что? — Рассказывает своей девушке, как я умею блокировать покорение! И что я такая талантливая, сама это придумала. И еще я такая ловкая, что даже покорителям меня победить не просто. Мэй, как приятно! — Тай Ли растроганно вздохнула. — Что тебе приятно? Тай Ли как-то слишком легко сочла ту простолюдинку девушкой Зуко, совершенно не думая, насколько это неравные отношения. Он, в конце концов, еще недавно был принцем. В изгнании, но все же. — Зуко меня помнит и считает, что я талантливая, это ужас до чего приятно, — пояснила Тай Ли, хлопая ресницами. — О, а сейчас он говорит про тебя! Мэй забрала у нее трубку. — …зовут Мэй. Да, высокая, обычно в черном… — Что там, что он говорит, Мэй? — засуетилась Тай Ли. — Ничего интересного. Она отвернулась, продолжая слушать. — …кидает ножи. Сюрикены. В общем, владеет всеми видами метательного оружия. Не поворачивайся к ней спиной… Пауза, затем непонятный шум, обрывки фраз. «Да, так». «Это подойдет». Затем голос простолюдинки произнес: — Откуда ты их знаешь? Снова голос Зуко: — Они были подругами моей сестры. Всегда, сколько я себя помню. — Подругами? Они дружат? С твоей сестрой можно дружить? Он коротко рассмеялся. — По ее правилам — можно. — Это значит, что она командует, а они слушаются и не задают лишних вопросов? — Вроде того… — Странная же это дружба! Мэй сжала зубы. — На, — сунула она трубку в руки Тай Ли, — с меня довольно. Дальше ты. Все это подслушивание — страшная скука. Подруга, косясь краем глаза на нее, послушно взяла трубку. Мэй встала с кресла и прошлась взад и вперед, насколько позволяла теснота тайной комнаты. Глупая простолюдинка. Ничего не понимает, а берется судить о таких вещах!***
В Восточном храме воздуха Аанг бывал раньше, но совсем маленьким и плохо его помнил. Вокруг, куда ни взгляни, высились горы. Весь храм был расположен высоко в горах, а для обучения гуру Патик предложил подняться еще выше. Сказал, что чем ближе к небу, тем легче будет учиться. Какой сегодня ответственный день! Аанг скосил глаза вниз, в пропасть у себя под ногами, где неспешно ползли облака — вот как высоко они забрались. Сегодня он научится управлять состоянием Аватара. Так обещал гуру, и Аанг ему верил. В животе было холодно от волнения, но теплый взгляд гуру и его добрый голос успокаивали. Гуру уже знал о том, что случилось на Северном полюсе, как Аанг вместе с духом океана уничтожил флот страны Огня — и как потом поклялся больше никогда не входить в состояние Аватара. Гуру сказал, что поможет ему преодолеть чувство вины, и когда Аанг научится, то уже он будет управлять состоянием Аватара, а не оно — им. Гуру сумел расположить к себе своего ученика. Аанг готов был попробовать. — Что ты знаешь о чувствах, Аанг? — спросил гуру. Аанг расплылся в улыбке. Пожалуй, ему понравится учиться у Патика! Про чувства он знал много. Монахи считали, что чувства — это важно. Их нужно различать, проживать, относиться к ним с уважением и не игнорировать… Аанг следовал их учению и очень старался, пытаясь по мере сил доносить его до своих близких. Он начал рассказывать гуру об этом, припомнив историю, как Тоф пыталась отрицать важность чувств. — Что ты сам знаешь о страхе, Аанг? — с мягкой улыбкой прервал его старик. Аанг заерзал на месте. Он бы с куда большим удовольствием поговорил о радости, о восторге, о вдохновении… Они куда важнее! Но он пообещал себе и друзьям, что будет учиться, а значит, ему надо стараться. Гуру сказал, что для управления состоянием Аватара важно открыть чакры. Все семь. Похоже, этого не сделать без таких вот неприятных разговоров. И он старался отвечать на вопросы гуру, а они были как на подбор, сплошь о том, о чем Аангу в обычной жизни думать совсем не хотелось. Вопросы были как маленькие кусачие мошки, что жалят и заставляют ужаленное место чесаться. Это было неприятно, но он все равно старался. Думал, как велел гуру, про страх. Медитировал, представлял образ, пробовал им управлять… Дальше следовало чувство вины. Потом — горе. Думать про горе оказалось труднее всего. Он попытался, по указанию гуру, очистить разум и подождать, пока к нему не придет мысленный образ. Образ пришел. Аанг увидел лицо монаха Гиацо. Улыбающееся, живое, веселое — но таким он увидел своего опекуна лишь на мгновение, а после плоть мгновенно помертвела, высохла и осыпалась, оставив лишь желтые кости. На полу комнаты Южного храма воздуха лежал скелет в полуистлевших обрывках одеяний. Аанг, задыхаясь, открыл глаза, мысленно отбрасывая от себя эту картину, запихивая в самый дальний угол сознания. Он не будет об этом думать! Зачем гуру его мучает? Но Патик лишь понимающе взглянул на Аанга и вздохнул. — Это нелегко, друг мой. Но попробуй продолжить. Для Аватара это очень важно. Аанг стиснул зубы, кивнул и снова закрыл глаза. Теперь он увидел, как тени людей из его народа, один за другим, шагают в звездную пустоту, уходят от него все дальше и дальше… Нет! Его душа рванулась следом, но теплая ладонь гуру на плече удержала его. — Нет, — прошептал старик. — Ты не можешь идти за своим горем, ты нужен здесь. Отпусти его. Аанг чувствовал, как по лицу текут слезы. Горе было таким сокрушительным. Ради чего ему стоило бы остаться? — Любовь — это энергия, что связывает воедино всех людей, — продолжал гуру. — Многие живут в иллюзии, что мы отделены друг от друга. Но на самом деле любовь делает нас единым народом. Горе не может забрать у тебя любовь. Аанга поразили эти слова. Внутренним взором он увидел, как уходящие тени людей его народа заслонило лицо. Сияющее, прекрасное. Огромные голубые глаза, улыбка, прекраснее которой нет, легкий румянец на щеках. Это была она. Та, кого он увидел, проснувшись из ледяного плена. Катара. Его народ уходил, Аанг понимал, что это невозвратимо, и сердце его терзала боль. Но он старался удерживать перед собой образ Катары, и боль становилась тише, слабее. — Ну как? — спросил мягко гуру Патик. — Кажется, получается, — шепнул Аанг. — Я могу… могу отпустить.***
Айро проводил детей и еще два часа не волновался. Дипломатические встречи могут длиться долго, ему ли не знать. Спустя три часа он все еще старался оставаться спокойным. На всякий случай он решил уточнить у горничных, явившихся для уборки гостевых покоев, как обычно проходят царские советы. — О, наверняка встреча уже закончилась, — сказала старшая из служанок. — Государь Куэй не потерпит, чтобы совет шел дольше часа, — хихикнула та, что помладше. — Говорит, что его медведь не может столько выдержать, а без него царь отказывается участвовать. Так. Опять это. Он же ясно сказал — больше никаких свиданий! Что ж, он спокойно дождется молодежь, чтобы, опять же, спокойно (но убедительно) их отчитать. Или же не стоит их отчитывать… детям наверняка и так непросто. Столько нового произошло, столько сложного… Он погрузился в непростые раздумья — ему было очевидно, как изменились отношения между его детьми. Такое может сбить с толку самых спокойных и ответственных! В такой момент взрослый не должен мешать, но при этом важно быть рядом, готовым предложить помощь… поддержку… разговор. Да, разговор. Возможно, стоило бы поговорить с мальчиком. О… способах проявлять ответственность в близких отношениях. Не исключено, что и с девочкой он тоже должен поговорить. Хотя лучше бы, конечно, чтобы с ней поговорила мудрая женщина… где бы еще такую найти. Айро мужественно провел еще час в обдумывании особенной стратегии в пай шо, под названием «изгиб лепестка полевой лилии», чтобы отвлечься. Дети не появлялись. Кох побери, прошло уже четыре часа! Мысль, которую он гнал от себя, наконец прозвучала открыто — могло что-то случиться. Пора связаться с местным звеном Белого Лотоса. Дела ордена окружала строгая секретность, связаны были лишь два-три ближайших агента, чтобы в случае провала не пострадала вся сеть. Айро, проклиная собственные же правила (он еще не знал никого из ордена в Верхнем кольце), отправился искать ближайшее место, где собирались игроки в пай шо. — У примулы, выросшей в тени, изысканный оттенок, — обронил он словно бы невзначай, ни к кому конкретно не обращаясь. Игроки ответили ему недоуменными взглядами, и он поспешил уйти. У следующего стола ему повезло не больше. И лишь после нескольких следующих попыток, когда он сообщил о непростом пути вьющегося плюща, с места встал средних лет человек и, едва взглянув на Айро, прошел вглубь помещения. Айро аккуратно проследовал за ним. Через четверть часа агент связал его с главой звена. Через три четверти часа Айро узнал, что во дворце что-то происходит. Информаторы пока не знали, что именно. Лонг Фенг оставался в темнице, но вся гвардия Дай Ли, распущенных незадолго до этого, была вновь призвана. Они не вернулись домой вовремя вовсе не из-за свидания, с упавшим сердцем заключил Айро. Он поспешил ко дворцу. Удачно, что начинало темнеть. Зуко был не единственным в их семье, кто обладал талантом тайно проникать в хорошо укрепленные и весьма охраняемые строения. Сейчас это могло пригодиться.***
— Последняя чакра, Аанг, — голос гуру звучал слегка торжественно. Кажется, он был доволен. Еще бы! Аанг неплохо справлялся. Столько продумал и пережил в последние несколько часов! Он усиленно думал и про горе, и про страх, и про чувство вины, и про честность с самим собой (фу, это было самое противное), и Кох знает про что еще. Он ужасно устал, но вряд ли его сейчас что-то смутит или собьет с толку. Аанг уже готов ко всему… — Чтобы открыть последнюю чакру, тебе нужно отпустить свои привязанности. Что это еще такое? — То, что привязывает нас лишь к земному существованию и не дает познать полноты духовной жизни. То, что может поселять в нас зависть… Аанг незаметно скривился. Не мог бы гуру выражаться как-то покороче и попрямее? — …Ревность… Ух! Желудок скрутило прежним тошнотворным чувством — как тем утром, когда Катара, привстав на носки, что-то шептала на ухо Зуко. Когда они без слов говорили на своем языке. Они оба были его друзьями, откуда же бралось такое ужасное ощущение? К тому же вскоре Катара станет его возлюбленной, зачем же вообще ревновать. Но хвала Янгчен, сейчас гуру расскажет, как от этого избавиться. — Надо это отпустить, — объявил гуру. Похоже, он всерьез считал, что этот метод подходит для решения всех проблем. — Я пытаюсь! — объяснил Аанг. — Пытаюсь отпустить… это. Наверное, это ревность, — тихо признался он. — Тебе надо отпустить не ревность, — поднял брови Патик. — А привязанность. Ревность — всего лишь следствие. Отпусти то, без чего, тебе кажется, ты не сможешь быть счастлив. Отпусти свои притязания. Что он такое говорит? Как Аанг может это сделать? Но гуру продолжал смотреть со спокойной добротой, ожидая, что его ученик сможет открыть последнюю чакру, как и все остальные. И Аанг, следуя направляющим словам, попробовал. Закрыв глаза, представил себе то, к чему он привязан сильнее всего на свете. Лицо Катары. Ее улыбку, способную осветить весь мир… — Отпусти, — тихо напомнил гуру. Из-под сжатых век скатилась слеза. Образ Катары перед его мысленным взором стал бледнеть, таять, словно уносимый ветром… — Да. Продолжай, — подбодрил Патик. Вдруг образ резко сменился другим. Аанг подпрыгнул, распахивая глаза. Катара была в опасности! Он видел ее, закованную в цепи! Она звала на помощь, звала его, и он должен был ее спасти! Аанг попытался рассказать гуру про это, но тот вовсе его не понял. — Это иллюзия, Аанг. Ты не хочешь расставаться с привязанностью, и твой ум находит этому оправдание! Какая чушь! — Я Аватар! — выкрикнул он учителю. — Это видение, а не иллюзия. Я знаю, что делаю! Он схватил глайдер и прямо со скалы прыгнул в воздух. — Куда ты, Аанг? Вернись! — закричал гуру ему вслед. — Если ты уйдешь сейчас, то никогда не сможешь войти в состояние Аватара! И плевать! Аангу было все равно. Если он потеряет Катару, ему ничего больше не нужно. — Аанг, вернись! Пойми, отказаться от привязанности — это не значит отказаться от любви! Вернись, я объясню тебе, ты поймешь!.. Не отвечая на продолжавшие доноситься до него призывы Патика, Аанг решительно направил глайдер в поток восходящего воздуха. Только вперёд, как можно быстрее!***
Тянулись часы, и ничего не происходило. Они сидели у стены и все, что они могли — это ждать. Катара прижала ладонь к груди, чтобы успокоить неровно бьющееся сердце. И нащупала рукой что-то небольшое и твердое, с острыми гранями… Сосуд с водой из Оазиса духов! С тех пор как Сокка передал ей подарок от учителя, Катара редко о нем вспоминала. Просто носила на цепочке под одеждой. «Это вода обладает особыми свойствами, используй ее с умом…» Особые свойства для особых случаев. Возможно, сейчас как раз тот момент, когда она может понадобиться. Они в смертельной опасности, но если с Зуко что-то случится, она сможет его спасти! С этой мыслью она сразу почувствовала себя гораздо лучше. Она придвинулась к Зуко еще ближе и положила голову ему на плечо. — Поспи, — предложил он. — Я посторожу. — Еще чего! — она фыркнула. Он обнял ее одной рукой, притягивая ближе к себе. Сложно было сопротивляться и не начать устраиваться еще удобнее. Нечестно, что он такой теплый, а прижиматься к нему — так уютно. Даже в этой пещере-ловушке. — Помнишь, ты сама сказала, что когда есть возможность поспать, надо спать, потому что силы потом пригодятся. Катара закатила глаза. — Сколько можно! Я сказала это так давно! — Как сказал бы дядя, жемчужина мудрости не тускнеет от времени, — назидательно сообщил Зуко. — Дядя этого не говорил. — Говорил. — Я говорила тебе столько мудрых вещей, ты мог бы запомнить и побольше! — проворчала она. — Ну прости, я запомнил только это, — Зуко поцеловал ее в висок. — Кто знает, сколько нам еще ждать? Отдохни пока. Катара сдалась. Она повозилась еще немного, пока не нашла самое удобное положение. — Ладно. Она закрыла глаза. Вокруг стояла такая тишина, что она слышала их дыхание. — Я люблю тебя. — И я.