Руби Айлен Скотт

Руби не до конца понимает, как ее жизнь пришла к этому. Если бы кто-нибудь попросил Руби охарактеризовать свою жизнь в последнее время, Руби бы непременно сказала, что похожа она на кофе. Такая же горькая и кислая, однако в чем-то прелестная. Зависимость от нее сильна, избавляться от которой сложно, да и не хочется, если честно. Она вроде бы дает какую-то энергию, добавляет какой-то радости, вроде бы облегчает ее, но и усложняет одновременно. Появляется какая-то ужасная жажда, утолить которую получается с трудом. Не даром в хороших кофейнях настоящий кофе подают с водой. Вот и Руби в последнее время кажется, что ее жить, подобно кофе, утоляет одну потребность, но в тоже время создает вторую, которая ощущается сильнее. И самое страшное, что Руби, в общем-то, и не против. Наверное, впервые за долгое время она чувствует себя по-настоящему вампиром, по-настоящему живым вампиром. Руби живет. Она все так же ходит по улицам, ссутулится, моргает, чтобы не выделяться. Одевается по погоде, жалуется на пасмурное небо и предстоящие дожди, потому что всегда так делала, всегда ненавидела плохую погоду. А вернее боялась, но об этом говорить не любила. И гуляет. Гуляет Руби много. Ей кажется непозволительно даже. Она сбегает по ночам, потому что все равно не спит, а ночью Нью-Йорк, в отличие от Форкса, открывает много интересных возможностей: клубы, театры, ночные выступления уличных музыкантов, обычные прогулки по Центральному парку. Руби это нравится несмотря на то, что за последний год она от такого активного образа жизни отвыкла. Для нее ночь была заполнена маслянистым запахом краски, неаккуратными и резкими движениями кисточек, жженой и испорченной бумагой, мягким светом от лампы, наполовину поломанной.  — Рубидия, — Руби вздрагивает, улыбается искреннее и поворачивает голову. Недалеко от столика, расположенного в самом углу. Алек стоит, натянув на голову капюшон. На улице сегодня солнечно, однако он все равно надевает черную одежду с этим странным кулоном, который Руби что-то смутно напоминает, — не ожидал, что встречу тебя здесь. Руби смеется. На самом деле она тоже не ожидала, что они встретятся еще раз. Однако каждый день ходила примерно в одно и тоже время в эту кофейню, садилась за тот же самый столик и смотрела в окно, иногда доставала книгу, перелистывала ее, даже не стараясь вникать в слова. Читать Руби никогда не любила и даже вечность не смогла привить ей это качество. Руби надеялась, сама не понимая почему, встретить Алека вновь. Его глаза, красные и довольно пугающие, запали в душу. Руби по ночам смотрела в зеркало и в своих таких же алых, видела его взгляд, вспоминала его голос. И пусть сказал Алек ей не так много, Руби запомнила каждую строчку, каждый его вдох и выдох, каждую букву, каждое движение. Алек явно был старше ее, потому что держался куда увереннее, теребил пальцы, моргал, не сидел идеально ровно, чем грешила Рубидия. И даже его мимолетные, вампирские движения, не мешали ему. Руби это восхищало. Сама она так не умела и не думала, но была уверена, что когда-нибудь научится.  — Алек? — Руби привыкла выходить из дома, обратившись в человека, из-за чего сейчас даже расстраивается. Было бы проще, если бы Алек понял, что Рубидия — такая же и ее можно не опасаться. Быть может, тогда он бы стал раскованнее. Тогда они могли бы встречаться чаще, не случайным образом? — Я не ожидала, что встречу тебя… — Руби закусывает губу и отводит взгляд. Господи, он только что сказал тоже самое, прозвучало глупо. Глаза Руби бегают из стороны в сторону. Она готова смотреть куда угодно, только не на Алека. Потому что стыдно, неловко, Руби чувствует себя какой-то чокнутой фанаткой медийной личности, которая ходит по пятам по его любимым, как она думает, местам, лишь бы попросить автограф.  — Да, конечно, — Руби хочется думать, что Алек, как и она сама, лукавит. Что он тоже места себе не находил, надеялся вновь встретиться. Они говорят одну и ту же фразу, да и к тому же Руби готова поклясться, что видела его в отражении окна. Он не собирался идти в эту сторону, однако все рано зашел. Это говорило о многом. Алек снимает пальто, вешает его и садится напротив Руби, даже не спрашивая, свободен ли столик. Словно ответ знает заранее. Руби думает, что это в чем-то отвратительно и мило. С одной стороны, он мог сорвать ей какую-нибудь встречу, потому что никому бы не понравилось, если бы ты пошёл, а твой друг или партнер сидит с кем-то другим, а с другой стороны. Руби по-прежнему была уверена, что Алек видел ее, значит, понимал, что она одна. Да и Руби не выглядит как девушка, которая не смогла бы осадить человека в случае нарушения границ. «Пусть будет», — думает Рубидия и улыбается Алеку. Разговор начать не решается никто. Руби из-за неловкости, Алек просто потому, что не знает, как с людьми взаимодействовать. Он видит Руби, хрупкую и такую живую, и не понимает, почему кажется, что сердце в груди вновь бьется. Это неправильно, такого с ним никогда не было, Алек не привык, что эмоции могут брать вверх. Раньше всегда был клан и сестра, задания и поручения, и то, что в этом порочном кругу за последнюю неделю появилась еще одна деталь: редкие мысли о девчонке, с которой он всего однажды встретился в кафе, ему не нравилось. Было похоже на наваждение.  — Ты не будешь брать кофе? — Руби понимает, что Алек — вампир, однако вряд ли он осознает, что и она тоже. И для нее удивительно, что он даже не пытается играть в человека. К тому же, если сейчас он скажет, что нет, то выдаст себя, что не собирался заходить внутрь и единственная причина — отражение Руби в окне. Алек смотрит на стаканчик в руках Рубидии, на сидящих вокруг них людей, у всех из которых в руках похожие, и мысленно ударяет себя по лбу. Конечно, чертово кофе. Он лишь пожимает плечами, молчит и смотрит на Руби, потому что сказать ему нечего. С людьми слишком сложно, непривычно. Они — еда, а не объект желания.  — Алек? — Руби чувствует, что ему неловко и от этого неловко становится уже ей. Она отводит взгляд и уже думает о том, как бы лучше ему сказать, что скрываться смысла нет. Они одного вида. Однако Алек молча встает, подходит к парню бариста и быстро делает заказ. Простой американо, без сахара и молока, а после садится обратно. Руби хмурит брови, пытаясь понять, что с ним не так. Неужели настолько не привык находиться в обществе? Один из тех кочевников, о которых она слышала от Калленов? Спросить Руби хочет многое. У нее в голове мыслей целый вагон и маленькая тележка, однако она прикусывает щеку, отводит взгляд и тянет руку к стаканчику с лавандовым рафом. Соленая карамель отдает небольшой горечью, Руби, если быть честной, вкусов не чувствует, однако хорошо их помнит. Лучше необходимого, быть может, с этим связано человеческое тело, а может и сила привычки. Хотя насчет последнего Руби не уверена. Прошла уже неделя с тех пор, как на поселилась в Нью-Йорк, а Белле она так и не позвонила. Так что говорить что-то о силе привычки Руби сложно. Хотя, с другой стороны, она все равно продолжает чистить зубы и мыться, хотя ни пота, ни уж тем более кариеса у нее нет уже как год.  — Не выспался, — наконец говорит он, разрывая неловкую тишину между ними. Голос его немного с хрипотцой, слышно, что он тоже волнуется, хотя старается не выдавать этого. Он кладет руки на стол, как бы невзначай касается Руби, и ждет, чтобы она сказала хоть что-то. Потому что в прошлый раз она была разговорчивей.  — Дай угадаю, — Руби чувствует, как постепенно расслабляется. Вряд ли он рассматривает ее как жертву, скорее всего он старше ее и поэтому не представляет, как взаимодействовать с современными людьми. Ведь даже Калленам, которые притворяются людьми, взаимодействовать с другими сложно, — решает Руби, — готовился к зачету или что-то такое? Хотя ты выглядишь молодо… Сколько тебе, около семнадцати? — Руби понимает, что реальной цифры не услышит, однако все равно интересно, кем притворяется Алек.  — Девятнадцать, — почти машинально говорит он. Руби удивленно вскидывает брови, осматривает его, оценивающе. Обратили его явно раньше, девятнадцать кажется ей совсем много. Алек ее мысли словно понимает, но не говорит ничего. Он давно заметил, что некоторые люди выглядят старше или младше своего возраста, ничего страшного в этом нет. — И я не студент. Иначе был бы на учебе, как и, наверное, ты.  — Мне семнадцать, — объясняет Руби, — и я сбежала, — конечно, это слово не совсем применимо к ее ситуации, однако объяснять Алеку все произошедшее сложно, да и не хочется, если честно. — Последний год, выпускной класс, а после уже колледж, учеба и все такое, — Руби говорить тяжело, слова застревают в горле, и она делает уж слишком большие глотки кофе, чтобы хотя бы немного успокоиться. Взгляд у Алека тяжелый, оценивающий. Он словно не понимает, что таким взглядом любого человека напугать можно, да даже Руби хочет сбежать.  — Уже задумывалась над профессией? — Алеку по большей части плевать. Однако заполнить тишину хочется. Он ожидает, что Руби сейчас оживет, начнет говорить о чем-то незначительном. Время для него не существует, но о наполеоновских планах какой-то человеческой девчонки, Алек уже давно понял, что у людей других планов не бывает, которые точно будут завязаны на ближайшем будущем, он бы послушал. Быть может, даже с удовольствием. Он поворачивает голову, видит, как парень-бариста ставит стаканчик с кофе и, натянув на себя фальшивую улыбку, выкрикивает его, Алека, имя. После чего парень встает, давая Руби время подумать. Ведь о карьере она не думала серьезно, основательно. Знала, что хочет поехать в колледж, в основном за эмоциями, нежели за знаниями. Но говорить такое Алеку не хотелось. Вдруг посчитает ее дурочкой.  — Так что? — он садится обратно, делает глоток кофе, Руби видит, как напрягается горло, и смотрит ей в глаза. Рубидия знает, что желудок вампиров к такому не приспособлен и после Алеку придется избавляться от жидкости не самым приятным способом, однако сейчас он делает вид, что напитком наслаждается, и Руби вновь хочется объяснить ему все, чтобы он не страдал.  — Я не думала основательно, — все же признается она, — меня медицина привлекает чем-то, но быть врачом? — Руби поднимает взгляд к потолку и вспоминает доктора Каллена. — К нам в город, я из Форкса сама, — добавляет девушка, — недавно приехала семья, Каллены, — конкретизирует Руби. Брови Алека опускаются, рука сжимается слишком сильно, едва ли не ломая стол, а глаза его горят огнем. Руби на секунду даже чувствует исходящую от него опасность. И такой злости она не понимает. Неужели из-за их диеты? Эдвард ведь говорил, что их другие не принимают. — И глава их семьи, Карлайл, он врач. И мне кажется, что человек он удивительный. Я бы хотела быть на него похожей.  — Каллены, — повторяет Алек, ухмыляясь, — конечно…  — Ты их знаешь? — Руби прикидывается дурочкой. Алек только кивает молча. — Вот как… Кстати, — набираясь смелости, Руби тянется в карман, чтобы достать листочек — она носит их с собой уже неделю, — и отдать его Алеку. — Мы можем обменяться почтами? Мне бы хотелось познакомиться с тобой… — Алек удивленно смотрит на листочек, на Руби, которая отводит взгляд, смущаясь собственных действий, и кивает замедленно. Все же технологии ему не чужды. Быстрыми движениями он пишет свою почту, после чего отдает листочек Рубидии. Она вряд ли напишет, — размышляет Алек. Руби кажется ему легкомысленной.  — Погода солнечная сегодня, — Руби бросает взгляд на улицу и даже жалеет, что не может позвать Алека прогуляться. Светящуюся кожу сейчас он точно не скроет. — Однако идти так никуда не хочется… Вроде бы светло, а хандра, как от дождя. У тебя бывает такое?  — Нет, не думаю, — Алек говорит медленно, подбирает слова, чтобы звучало все так, словно он обычный подросток, а не кровожадный вампир. Руби это даже умиляет. — Почему ты сейчас здесь, а не в Форксе?  — К семье приехала… — Руби говорит неуверенно. На самом деле она и сама ответа не знает. К семье она могла вернуться в любой момент, ее ждали, она была желанной гостье, так что звучит это все неубедительно, и Алек, поднимая брови, дает понять, что услышать он желает правду. — Вернее, я так оправдываю все. Я сбежала… Сбежала от правды, от себя, от всего. С приездом Калленов в наш город так много изменилось… Все изменилось, — зачем-то добавляет Руби. — Раньше было спокойно, раньше было «обычно», — Руби показывает пальцами кавычки и усмехается, едва не плача. «Обычно» в ее жизни не было никогда. — А после… После — нет. Алек слабо понимает, о чем она говорит, к чему ведет. Поэтому молчит, просто смотрит на улицу, радуясь тому, что Руби выбрала такой столик. Иначе пришлось бы убить всех этих людей, устроив очередную резню, которая точно бы привлекла внимания и за которую Аро по головке бы его не погладил. Но простил бы. Иначе и быть не могло.  — Я тоже не местный, — говорит Алек, — из Италии, Вольтерры, — поясняет он. Руби как током ударяет.  — Ты один из Вольтури? — Руби помнит, что Каллены говорили о них. Монстры, в которых нет и грамма человечности, правящий клан, у которых закон — а вернее нужные его интерпретации — стоят на первом месте, клан, глава которого сумасшедший коллекционер, охотящийся за дарами Элис и Эдварда. Алек поднимает глаза и с прищуром смотрит на Руби. Он втягивает воздух, принюхиваясь, но ничего. Он уверен: Руби — человек, иначе и быт не может, иначе он бы почувствовал, услышал, понял. Однако перед ним сидит человек, который со страхом говорить о Вольтури так, словно знает, кто они такие и чего от них ожидать. Алек оглядывает помещение взглядом, поднимает руку, чтобы схватить Рубидию за шею и заставить говорить, но вовремя останавливается. Причинять боль ей не хочется.  — С чего ты?..  — Прости, — Руби поднимает руки, понимая, что сказал лишнего. Сейчас был бы идеальный вариант рассказать ему все, однако его жест, не заметить который Руби не могла, ее напугал. Лучше побыть человеком. По крайней мере в случае чего у нее будет в запасе несколько минут, выигранных на неожиданности. — Просто ты под описание подходишь… Красивый, с красными глазами, из Вольтерры. Мне Розали — одна из Калленов, — Руби надеяться, что сама Розали не против, что она прикрывается ее именем, — говорила, чтобы я держалась подальше от Вольтури, если когда-нибудь решусь посетить Италию. Мол, сектанты, а еще лучше не ходить на экскурсию в замок в обеденное время. Лучше утром или вечером, как он сказала, так группы меньше и больше шансов посмотреть все, что захочется.  — Она сказала тебе это? — Алек выглядит удивленным, однако версия Руби звучит убедительно. Не верить причин нет. В конце концов, если бы Руби знала всю правду, так просто с ним она бы не сидела. Руби кивает, подносит к губам трубочку и делает очередной глоток. Кофе остается мало, катастрофически. Взгляд Алека тяжелым, под ним Руби чувствует себя маленькой нашкодившей девочкой, которую вот-вот да отчитают.  — Да, случайно, когда я уезжала. Просто предупредила держаться подальше от Вольтури. Они много путешествовали, так что я ей верю. Вряд ли бы она стала говорить мне что-то такое просто так… К тому же конкретное название этой секты, — Руби демонстративно громко фыркает, привлекая внимания сидящих за соседними столиками, — просто ты под описание подошел, — вновь оправдывается Руби. Алек ухмыляется, отодвигает стаканчик с кофе и, наклонившись к Руби, спрашивает шепотом.  — Считаешь меня красивым? — Руби смущается, вспыхивает огнем и сливается со своими волосами. «Чертово человеческое тело», — думает она. Алек лишь смеется, и Руби кажется, что улыбка искренняя ему к лицу. — Я тебя тоже, — Руби смущенно кивает. Дальше говорить проще. Они притираются друг к другу и ближе к вечеру уже свободно говорят обо всем. Руби рассказывает про Беллу, про тетушку Меган, которая уже ждет встречи с загадочным мальчиком из кафе, про своих друзей из Форкса, про цветные линзы и краску для волос. Алек, что удивительно, слушает все. Он иногда кивает, вставляет свои реплики, но в основном молчи, наслаждаясь голосом Руби. Алек чувствует исходящий от Руби запах кофе, и думает, что это довольно иронично. Потому что за время их недолгой, относительно вампирской жизни беседы, Руби успевает выпить 3 стаканчика и подбить Алека сделать несколько глотков, задумавшись, а не убьет ли он ее потом, когда узнает, что она вампиров была все это время. И на душе тепло оттого, что в голове больше нет мыслей, а встретятся ли они вообще. Потому что Руби уверена — да, встретятся. Алек, к собственному удивлению, думает о том же.