Руби Айлен Скотт

       Руби кажется, что все, что произошло в Форксе во время ее отсуствие — какой-то сюр. Дешевая комедия, созданная даже не для того, чтобы рассмешить зрителя, а так, просто, без причины. Шутки настолько банальные и неестественные, что ты даже смеяться не можешь. Только хмуриться и надеяться, что закончится это быстрее, чем ты умрешь то ли от стыда, то ли от скуки. Конечно, выключить можно, переключить канал, но все же что-то в этой несмешной комедии есть такое, что заставляет смотреть, не отрываясь.        И Руби считает, что она стала героиней как раз одной из таких комедий. По крайней мере Каллены точно пытаются сделать ее жизнь похожей на это. Потому что когда из аэропорта, на минуточку, о своем приезде она не предупреждала, ее забирает Эдвард, явно напряженный и взволнованный, страшно становится. Эдвард засовывает руки в кожанку, и откуда она у него только взялась? , и челку сдувает с лица.        — Привет, — говорит он, открывая дверь своего вольво. Руби щурится, щеку прикусывает, однако заботу принимает. Что же… Если ему нужно поговорить, пусть говорит, она не против. Особенно сейчас, когда настроение после поездки такое хорошее. Себя она, как вампира, не приняла. Да и о каком принятии речь может идти, если большую часть под своим даром ходила? Даже парню, который, вроде как, тоже вампир признаться не смогла. А стоило. Проблем было бы меньше… Может, стоило похоронить себя?        — Да, привет, Эдвард, — Руби говорит на выдохе. Голос ее немного сиплый, да и вид помятый. Она все же вампир, который слишком в человека заигрался. По-другому и быть не может. Нет, для людей она все еще привлекательна, однако взглядов на нее бросают куда меньше, чем на того же Эдварда, что уж говорить про Розали. — Не ожидала тебя встретить так рано, — не укол, не упрек, а действительность. Руби не подозревала, что Каллены о ее существовании-то помнят, а здесь такое… Забрать.        Дожили.        — Элис увидела, что ты возвращаешься в субботу, — Эдвард не оправдывается, а просто говорит, как есть. Руби это нравится. Она кивается удовлетворено и ждет, постукивая по ноге. — Но я не об этом поговорить хотел, — сдается. — Вернее, я правда хотел с тобой поговорить, как только ты вернешься, но не ожидал, что решусь встретить. Не потому, что мне в тягость или я не хотел бы, а потому, что Белла ведь есть. Я думал, ты ее попросишь, — в словах Эдварда смысл есть. Руби кивает самой себе и думает, даже не пытаясь скрыть этого. Эдвард все равно все знает, так зачем время на всякую чепуху тратить? А еще Руби молчит, потому что ждет.        Ждет слов Эдварда. Он хотел поговорить не об этом, а о чем? Что успело произойти такого, что сам Эдвард Каллен, хотя применять «сам» к нему — достаточно глупо, в конце коцнов, не настолько важная шишка, особенно для Руби, решился на разговор? Даже приехал в аэропорт… Хотя последнее списать на волнение можно было. Руби ведь одна… Одна в этом городе, да и в жизни, наверное, тоже. Кто у нее? Смертная семья и Белла? Парень, который даже не знает о том, что она вампир? Странная семейка Калленов, которые вроде бы заботятся, но что если решат нож в спину воткнуть?        У Руби голова от этих мыслей кругом идет. Впервые за год вечности напиться хочется так сильно. Хотя нет, второй раз. Первый был, когда она только узнала все, когда поняла, что с ней произошло. Тогда даже хотелось эйфории какой-то, чего-нибудь тяжелого, чтобы на языке неприятно ощущалось, но приносило кайф. Вот только знакомых, которые кололись, у нее не было, да и Руби сомневалась, что подействует.        — Не подействовало бы, — подтверждает ее мысли Эдвард. Он вжимает педаль газа, ускоряясь до 200. Руби откидывается на спинку кресла, глаза прикрывает. Она почти сразу понимает, что едут они не к ней домой, а к Калленам. Видимо, все куда серьезнее, чем она думала. С квилетами что ль что-то случилось? — Нет, — вновь подает голос Эдвард. Он выглядит уж слишком сосредоточенным на дороге для человека, который может эту машину повести с закрытыми глазами. Да даже если в аварию попадут, что с того? Интересно, а вампир в аварии умереть может? — Давай мы не будем проверять.        Руби усмехается. Что же. Не будем, так не будем. В принципе, она не многое потеряет. К тому же умирать в семнадцать в ее планы все равно не входило. В конце концов она ведь сама сказала Алеку «должно быть, здорово смотреть за тем, как мир меняется». И зачем такой шанс упускать? К тому же так глупо… Авария… Нет, Руби бы предпочла умереть более экстравагантно, чтобы в СМИ еще несколько дней трубили, а люди думали о ней. Было бы здорово. Внимание Руби всегда любила.        — А если бы я решила телепортироваться, а не выйти, то что тогда? Ну, просто, я ведь могла зайти в туалет и не выйти… — неожиданно произносит Руби, приподнимаясь с кресла и заглядывая на Эдварда. Он только усмехается.        — Конечно, в Нью-Йорке бы такое еще прокатило, — слово из уст Эдварда звучит настолько неправильно, что Руби даже ежится. Сленг — явно не его, — так что выбора у тебя особо не было. Да и Элис видела, что мы вместе приезжаем.        — Ее способность меня чем-то пугает, — признается Руби, обращаясь в вампира. Она кричит, все так же, как всегда. Эдвард внимания не обращает, хотя краем глаза Руби видит, что он руль сжимает чуть крепче. Представляет на ее месте Беллу?        Если он обратит ее, то тогда Белла тоже будет так кричать. Несколько дней агонии, сущего ада… Выдержит ли она? Сумеет ли понять? Эдвард причинять ей боль, даже такую необходимую, не хочет. Ему кажется, что вампиризм — проклятье, которое убьет Беллу, уничтожит ее душу, ее сущность. Превратит в кого-то другого.        — Я привыкла, — как только эта пытка заканчивается, говорит Руби. Ее голос уже не хриплый, а звонкий, даже немного задорный. Все же в вампиризме плюсов куда больше, чем кажется, — хотя, наверное, было бы лучше, если бы боли не было. Но с другой стороны… Может плата такая? — Эдвард в непонимании поворачивает голову и выгибает бровь. — Ну сам посуди. Я вроде как и вампир, но могу и под солнцем гулять, и есть вполне спокойно. У людей вообще нет ни одного шанса заподозрить меня, да даже правящий клан убедить можно будет, что они ошиблись, стоит только под солнце выйти. Все. Красота. Но за это и платить надо. Болью. Ужасной болью, — Руби вздрагивает, сердце бешено колотится только от одного воспоминания «отдыха». Ежедневные мучения — не самое лучшее, что с ней случалось. Хотя без этого сложно было. Как наркотик какой-то.        Руби на человечность подсела.        — Тебе прекращать надо, — Эдвард, конечно, не осуждает, но что-то похожее на это в его голосе скользит. Руби только выдыхает тяжело. Сама понимает. Об Алеке она старается не думать, потому что знает. Эдвард услышит и осудит, не поймет. Начнет говорить о нем всякое, а Руби этого ой как не хочется.        Ее бешенное за алековым поспевает еле. Хочется прямо сейчас сесть на ближайший самолет до Италии, ворваться в этот треклятый замок, о котором так много рассказывали ей. И признаться. Во всем признаться. В чувствах, возникнувших так резко, неожиданно, как вспышка какая-то. Сердце его, небьющееся уже несколько веков, неожиданно зашлось бешенным ритмом, потому что с Руби по другому и быть не могло. Потому что Руби, слегка уставшая, взволнованная и живущая в каком-то чужом мире, так похожем на реальный, только так и может. Резко, неожиданно, неправильно в чем-то даже.        И пока Эдвард все гадает, правильно ли он поступает, правильный ли шаг он совершил в тот или иной момент своей жизни, Руби просто делает. Руби жалеет, конечно, о многом, однако размышлять о том, как по другому быть могло, не любит. Зачем гадать о несбыточном? Зачем думать, как могло бы быть, поступи она так, а не иначе, если изменить все равно ничего не сможет? Руби экстрим любит, неожиданность.        И, как бы глупо это не звучало, стабильность.        Стабильную вакханалию в своей жизни или тишину. Главное, чтобы понятную, однородную, очевидную.        — Да, надо, — соглашается Руби. Она замечает знакомый дом и выдыхает как-то… Странно все это, но Руби почему-то себя здесь чувствует на своем месте. Словно ее ждали. Эдвард фыркает, и Руби понимает. Без «словно». Ее ждали. Эдвард кивает, и Руби смеется.        Забавно это… И приятно. Знать, что тебя ждали.        Здорово.        — Я на наркомана похожа, — после недолгой тишины выдает Руби, — с этим обращением. Раньше использовала не так часто, а сейчас… Уже представить сложно, что боли не будет, что не будет этой эйфории после того, как вновь вампиром стала. Эта сила, мощь, какая-то свобода что ли… Тебе, наверное, сложно это вспоминать все… Ну, каково быть смертным, а так… Действительно прекратить надо. Вот Белла школу закончит и я, думаю, прекращу. Просто не для кого будет. Она ведь вампиром не станет, — Руби говорит все спокойно, в шутливой манере, однако Эдвард ведет бровью и глаза прикрывает. — Или нет…        У Руби в голое мыслей ворох проносится. Неужели…        — Она человек, — тут же говорит Эдвард, даже не дав шальной мысли в голове Руби промелькнуть, — человек… Но… — продолжить не решается. Рубидия девочка не глупая, понимает многое. И сейчас тоже.        — Но о вампирах знает. — Тот момент, когда Руби и не знает. Смеяться ей или плакать? Злиться или наоборот от облегчения выдыхать? Все же тайна эта ее душила во многом, а сейчас… Да и сейчас тоже. Молчала почти год. Белла, должно быть, в ярости. — О тебе — нет, — произносит Эдвард, — я хотел сказать, но Розали она… Она не позволила мне. Сказала что-то вроде, что это не моя тайна и я не вправе решать, когда Белле узнавать об этом.        — Но у нее должны были вопросы возникнуть, почему вы ко мне так привязались. Почему звали, почему возились… Что сказали? Что вы придумали?        — Полуправду, — они подъезжают к дому, и Руби краем уха улавливает голос Элис. Она из машины выпрыгивает быстро, подбегает к Розали, которая тоже стоит недалеко, и обнимает крепко, сжимая со всей силы. Руби не хочет признаваться, но очень скучала по ней. Больше всех, наверное. Из этой семьи, конечно.        — Я тоже тебя рада видеть, — усмехается Розали, — потом расскажешь, как Нью-Йорк. — Розали — ужасно проницательная девица, так что Руби даже и глазам не ведет, когда осознает, что Розали поняла все. И Руби обязательно расскажет ей, возможно, даже немного больше, чем рассказала бы Белле. Потому что Розали поймет все про Алека, Белла — нет.        — Что значит полуправда? — Руби отходит от Розали и встает немного поодаль остальных членов семьи. Они переглядываются, однако Эсми предлагает в дом зайти, прежде чем начать разговор. Все согласно кивают.        Они рассаживаются на диваны. По правую сторону от Руби садится Розали и Эммет, по левую у нее подлокотник белого дивана. Напротив садится Элис и Джаспер, еще рядом с ними должен сесть Эдвард, однако его нет, повез отвозить вещи Руби домой, но девушка думает, что он просто сбежал. Вероятнее, все из-за него. Руби даже не удивится. Эсми садится в кресло и выжидающе смотрит на всех.        — Карлайл на работе, — зачем-то поясняет Элис. Рубидия только фыркает, не дура, поняла. — И вообщем… Полуправда… Как бы сказать…        — Как есть, — жестко отрезает Рубидия, — юлить не надо. Я не маленькая, пойму все.        — Белла про вампиров узнала, — голос Джаспера гипнотизирует, Руби даже на секунду из реальности выпадает.        Он сказал что?        — Что? — выкрикивает Рубидия, подскакивая с места. — Вы шутите? — однако она видит, что нет. Головы многих опущены, Розали ладошку в кулак сжала. Стыдно? — Как… Как?! Я год жила она ни слухом ни духом про вампиров, а вы! Меньше пяти месяцев, меньше пяти месяцев! Я ночевала с ней в одном доме, она не знала, я в одну школу с ней ходила, она не знала! Как?! Как вы…        — Это Эдвард, — берет слово Элис, — он просто спас ее. Авария была, ну, Белла погибнуть могла, и Эдвард…        — Объяснить! Можно было как-нибудь объяснить, не раскрывать же ей правду! Не вести себя, как подозрительный чувак из подростковых фильмов! — выкрикивает Руби. — Я уверена, что именно это Эдвард и делала, — смягчается. Она садится обратно, буквально плюхаясь на диван, и смеется звонко, до боли в животе. — Господи, как вы…        — Он пытался объяснить, — встает на защиту Эдварда Эсми, — но Белла…        — Настойчивая, да, конечно… Рассказывайте мне больше. Я знаю Беллу, я знаю, что ее можно легко в заблуждение ввести. Вы не захотели… Ладно, ладно. Это полбеды, что вы про меня сказали?        — Ну, — Розали как-то хитро улыбается и ногу на ногу закидывает. Явно ее идея. — Просто объяснили, что ты тоже, как и она, разгадала наш секрет. Случайно, конечно, но так вышло и мы взяли на себя ответственность за это. Но ты не смогла таить секрет от подруги и уехала, потому что нужно было многое обдумать… Как тебе?        — Неплохо, — честно признается Руби, пихая Розали в бок, — ты молодец, — Розали только кивает. Сама знает об этом. — И Белла поверила? — Элис кивает.        — С трудом, но это смысл имело… Она не знает, что ты вампир. И не нам об этом рассказывать… Выбор за тобой, но теперь ты можешь обсуждать с ней чуть больше.        — Спасибо говорить за это не буду, — Руби зла на них на самом деле. Она не хотела, чтобы Белла была погружена во все эти тайны, в эти секреты, в потустороннее. Она ребенок, как и сама Руби, еще надумает себе чего… — А об оборотнях?..        — Нет, это не нашла тайна, — отвечает Джаспер.        — Ладно, я тогда пойду? — Руби с дивана встает. Оглядывает всех присутствующих еще раз и улыбается. Домой на самом деле совсем не хочется. Там она будет один на один со своими мыслями, с не самыми хорошими причем. А здесь… Здесь такие же вечные, застывшие во времени. С ними поговорить можно.        — Ты можешь остаться, — предлагает Эсми, — если хочешь, конечно. Мы не прогоняем тебя, Руби.        Розали согласно кивает и добавляет.        — К тому же ты не рассказала, как провела время в Нью-Йорке.        Руби плечи расслабляет. Садиться обратно на диван и, прикрыв глаза, начинает о семье говорить.        Об Алеке она пока умолчит, но когда остается наедине с Розали расскажет ей все. Та, конечно, удивится, но лишь плечами пожмет. Руби Алек подходит. Есть между ними что-то общее.        И Руби Розали за эти слова благодарна будет.        А потом она отправится в школу, удивив своим появлением всех, кроме Беллы, к которой зайдет рано утром.        И этим же утром Руби, увидев взгляд Беллы, поймет.        Как прежде уже никогда не будет.        Точка невозврата пройдена.